355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Руслан Мельников » Магиер Лебиус » Текст книги (страница 2)
Магиер Лебиус
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 11:30

Текст книги "Магиер Лебиус"


Автор книги: Руслан Мельников



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Проклятье! Дипольд скрипнул зубами. Ему помешали. Испортили блистательную торжественность момента.

Кто?!

Почему?!

Как посмели?!

ГЛАВА 4

В этот раз точно трубили не герольды. Это не бодро, весело и звонко играла начищенная медь. Это был иной звук – звук боевого рога. Гулкий, тяжелый звук.

«Хр-р-р-у-у-ухр-р-р-у-у-у!»

Любопытствующие оборачивались, тянули шеи.

«У-у-у!»

Видели.

Узнавали.

Ужасались.

– Чернокнижник! Маркграф-колдун! Змеиный граф! – взволновалась толпа простолюдинов.

– Альфред! Альфред Оберландский! – сдержанно зашептались на крытых трибунах.

На ристалище больше никто не смотрел. И знать, и чернь смотрели за пределы ристалища. На старую заросшую, давно неезженную дорогу, уходившую к хребтам и перевалам Верхней Марки. На синий штандарт с серебряной змеей, поднявшейся на кончике хвоста. На тот самый герб, которого не хватало в геральдическом ряду нидербургского турнира.

Рудольф Нидербургский хмурился. Бургграф тоже не отводил глаз от старой дороги. И от приближающихся гостей. Незваных, нежданных, не радующих своим визитом.

А маркграф ехал открыто и совершенно безбоязненно. Слишком уж открыто и слишком смело он ехал. По нидербургским землям, как по собственным. Еще издали предупреждая о своем появлении ревом боевого рога. Несвойственное, вообще-то, Альфреду Чернокнижнику безрассудство!

Альфред Оберландский следовал в сопровождении небольшого – какая-то сотня всадников – отряда вооруженной свиты. И с обозом в виде одной-единственной высокобортной повозки, крытой тяжелой не то просмоленной, не то промасленной рогожей. Правда, повозка эта была… Повозище, в общем, а не повозка! Огромная, трехосная, шестиколесная, сбитая из толстых крепких досок, укрепленная металлическими полосами и опутанная прочными цепями.

Странную телегу тянула шестиконная упряжка массивных толстоногих и густогривых тяжеловозов. Лошадьми управлял невысокий щуплый возница в темном запыленном балахоне и большом капюшоне с прорезями для глаз, наброшенном на голову так, что и лица не видать. Похож на палача, но кто его знает!

Высокие колеса с железными ободами крутились нехотя, с натугой, со скрипом. Повозка была чем-то основательно нагружена. Чем? Что спрятано там, под грубой грязной тканью? Бомбарда? Стенобитная машина? При любых других обстоятельствах у Рудольфа и сомнения в том не возникло бы. Но один воз и отряд в сотню человек…

Маловато вообще-то, чтобы штурмовать Нидербургские стены или устраивать осаду. Даже чтобы с ходу пробиться мимо ристалищного поля к открытым воротам – недостаточно. Или главные силы и основной обоз маркграфа на подходе? Или уже укрылись где-то поблизости? Да нет же! Равнина просматривается великолепно, спрятаться на подступах к городу негде. Вот разве что магия… Какое-нибудь заклинание, оберегающее оберландское войско от чужих взоров. Говорят же… Чернокнижник… И Лебиус Прагсбургский этот, скрывшийся в Верхних Землях… По слухам – весьма могущественный магиер.

Но вряд ли существует магия, способная при свете дня, без призванных колдовством тумана и мрака, укрыть целую армию. А если бы и существовала, почему ею не воспользовался Альфред? Почему сам змеиный граф едет вот так – впереди, неосторожно, не таясь, с жалкой горсткой всадников? Подставляясь.

Нет, магия – вряд ли. Да и что ею укрывать-то? Было бы у властителя Верхней Марки достаточно сил – давно бы, небось, стер Нидербург с лица земли. А коли до сих пор не покушался Чернокнижник на главную крепость бургграфства – значит, не хватает силенок-то. Не было их раньше, и нынче взяться неоткуда. Захватить Нидербург – это не пограничные горные перевалы защищать, на что пока лишь и годилась невеликая маркграфская дружина. Так что – руки коротки. Так что тут что-то другое…

Что?

Что?!

Рог замолк. Улеглось эхо. Стих гомон в толпе. Напряженная тишина повисла над ристалищем. На затишье перед бурей похожая. В воздухе не ощущалось ни дуновения. Поникли и обвисли ристалищные стяги. Лошади и те не всхрапывали, не ржали навстречу оберландской коннице.

Рудольф Нидербургский медленно поднялся с кресла. Вроде бы старый недруг-соседушка сам шел к нему в руки. И казался сейчас со своей смешной сотней беззащитнее некуда. И всё же с Чернокнижником этим следовало держать ухо востро. Даже сейчас, даже здесь, у себя дома. Особенно здесь и сейчас, когда сокровенные планы бургграфа относительно Верхней Марки и ее властителя уже частично раскрыты перед гостями турнира.

– Я вынужден временно прервать состязание, – произнес бургграф, лишь констатируя то, что уже произошло. Голос Рудольфа предательски дрогнул. Впрочем, устроителя ристалищных боев сейчас не особо и слушали. По мере приближения к турнирному полю маркграфской дружины зрителей у ристалища становилось все меньше.

Будто ветром невиданной силы рассеивало толпу простонародья. Эти странные порывы, не ощущаемые полотнищами штандартов, но остро чувствуемые людскими душами, полнившимися тревогой и нехорошими предчувствиями, поддували к главным воротам Нидербурга. Незримый ветер вырывал из общей массы одиночек и целые группки и гнал, гнал зрителей за городские стены. Все больше народу вырывал, все быстрее гнал.

Вслед за чернью под прикрытие Нидербургских стен поспешили, опрокидывая лавки, члены городского совета, занимавшие места подле трибун знати. Почтенные бюргеры быстро семенили расторопными ножками, путаясь в длинных дорогих одеждах, придерживая кошели и пухлые животики, часто оглядываясь назад. Никто из них даже не пытался теперь сохранять былое напускное достоинство.

Начали спускаться с трибун и отходить к городу благородные дамы, большая часть которых вдруг решила, что наблюдать за дальнейшим развитием событий будет удобнее со стен и башен крепости. Бледная как снег Герда-без-Изъяна была одной из немногих, кто оставался. И хотя бургграф знаками (приказать в открытую означало бы продемонстрировать собственный страх и неуверенность) велел дочери удалиться, королева турнира продолжала неподвижно восседать на своем месте. Смотрела Герда при этом не на отца, а на доблестного рыцаря, все еще не покинувшего ристалища. На Дипольда Славного смотрела прекрасная семнадцатилетняя дева с мольбой и надеждой. Пфальцграф же угрюмо взирал на подъезжающих оберландцев. И думал о своем.

До чего же не вовремя все, а! Ну до чего не вовремя!

Проклятый Чернокнижник явился в самую неподходящую минуту. Маркграф не дал Дипольду обрести заслуженную… почти заслуженную славу победителя нидербургского турнира.

Хотя с другой стороны… Если поразмыслить…

Лицо пфальцграфа прояснилось. По губам Дипольда Славного скользнула хищная улыбка.

Возможно, за неожиданный визит Альфреда Оберландского, наоборот, следует возблагодарить провидение. Возможно, сегодня достойнейшему из рыцарей суждено обрести еще большую славу. Ведь если дойдет до драки… А кончится, судя по всему, именно этим. И тут уж дело не ограничится сбитым тарчем. Едва ли нидербургский бургграф, вскользь, мимоходом высказывавший уже некоторые туманные намеки по поводу Альфреда, захочет упускать такой шанс.

Сказать по правде, от намеков тех Дипольда Славного где-то в душе малость коробило. Как ни крути, но рыцарский турнир – не самое подходящее место для тайных интриг. Для подобных переговоров можно было бы найти иное время и место, но все же… Все же теперь Рудольф Нидербургский приложит все силы, чтобы не дать Чернокнижнику вернуться в Верхние Земли.

Обратного пути неосторожному маркграфу, что бы его сюда ни привело, нет. Бегущие к городским укреплениям трусы просто еще не осознают этого. Трусы слишком напуганы россказнями о могуществе змеиного графа. Что ж, чем сильнее страх перед Чернокнижником, тем громче будет слава его победителя.

Главное, чтобы нидербургский бургграф не поспешил, чтобы не вздумал вдруг, ослепленный свалившимся на голову нежданным счастьем, убить Альфреда подло, исподтишка, покрыв несмываемым позором не только себя, но и всех присутствующих на ристалище благородных рыцарей. Чернокнижника нужно одолеть в честном бою. И сделать это следует ему, Дипольду Славному. Дабы стать еще более славным.

Пока взоры публики были обращены на оберландский отряд, Дипольд подозвал оруженосцев. Принял шлем от одного и новое копье – от другого. По-хорошему, стоило бы еще сменить турнирные доспехи на боевые, но это долго, слишком долго. Могут опередить…

Вон уже возвращается на ристалище и ставит своего коня подле жеребца пфальцграфа недавний соперник – Генрих-Медведь. В правой руке фон Швица тоже копье. В левой – щит. Не сбитый турнирный тарч, а обычный, боевой. Все с той же оскаленной медвежьей мордой. Оруженосцы у Генриха также оказались понятливыми и расторопными малыми. Приободрившийся барон явно жаждал взять реванш за поражение в реннене и с лихвой вернуть утраченную славу. С обоих сторон ристалища подтягивались и прочие рыцари в турнирных латах. Желающих побить ненавистного маркграфа сегодня будет много.

ГЛАВА 5

Отряд Чернокнижника ехал не спеша, не удаляясь от скрипучей повозки, и к тому времени, как Альфред достиг наконец турнирного поля, пара десятков знатнейших рыцарей Остланда уже выстроилась грозной стеной перед изрядно опустевшими трибунами.

Около сотни слуг и оруженосцев ждали в стороне, готовые в любой момент поддержать своих господ. Кроме того, у ристалищной ограды замерли в напряженном ожидании несколько десятков городских стражников, ландскнехтов и стрелков-арбалетчиков. И это не считая личных телохранителей бургграфа, прикрывших градоначальника и его дочь. А ведь были еще и знатные нидербуржцы, не принимавшие участия в турнире. Каждый – со своей небольшой свитой, без доспехов, но, как и положено дворянам, при оружии.

На ристалище и вокруг него хватало воинов, чтобы противостоять маркграфской конной сотне, если безумец Альфред задумал недоброе. К тому же из города вот-вот должна была выступить подмога: на стенах Нидербурга тревожно трубили дозорные, призывая гарнизон к оружию. Праздных зевак с боевых площадок и переходов гнали взашей. Возле больших и малых бомбардных стволов, часто торчащих меж каменными зубцами, поднялась суета и закурились дымки. Прислуга спешно заряжала пушки. Добротные, славившиеся по всей империи нидербургские орудия, большая часть которых достанет и до ристалища, и дальше.

Первый страх и растерянность, порожденные скорее неожиданностью появления змеиного графа, нежели реальной опасностью, миновали. Рудольф Нидербургский взял себя в руки. Что бы там ни было, но ему, как хозяину и устроителю турнира, надлежало сейчас хотя бы для порядка проявить учтивость по отношению к пусть незваному, но все же благородному гостю. А заодно не лишним было бы выгадать время и дать возможность оставшемуся в крепости гарнизону получше подготовиться к надлежащей встрече Альфреда.

Настроение бургграфа быстро улучшалось. Определенно, сегодня удача сама плыла в руки, и Рудольфу очень не хотелось ее спугнуть. Удача представала перед бургграфом в виде заклятого врага, неразумно явившегося под городские стены с непозволительно малыми силами. Невесть зачем явившегося и невесть на что надеявшегося.

Да, никакой ошибки! Закованный в латы всадник, что возглавлял оберландскую сотню, вне всякого сомнения, являлся властителем Верхних Земель. Прежде Рудольф Нидербургский неоднократно встречался с маркграфом на ничейной пограничной полосе, где вел с Чернокнижником бессмысленные, бесполезные, совершенно никчемные переговоры. И теперь бургграф с первого взгляда узнал ненавистного соседушку. Благо, тот почти не изменился.

Альфред Оберландский был крепко сбитым широкоплечим мужчиной среднего роста и средних лет. Под поднятым забралом виднелось бледное лицо. Резкие черты, прямой нос, плотно сжатые губы. Четко обозначенные темные круги под глазами свидетельствовали о ночных бдениях, причем – если судить по зловещему прозвищу маркграфа – проведенных отнюдь не в душеспасительных молитвах. Однако бессонные ночи, кажется, не особенно вредили здоровью Альфреда Чернокнижника. В седле он держался уверенно и тяжести доспехов, казалось, не ощущал вовсе.

А железа на змеином графе было навешано немало. Латы закрывали практически все тело властителя Верхней Марки. Боевые латы – не турнирные. Вытянутый яйцеобразный шлем с невысоким гребнем, подвижным, острым, как клюв, забралом и пышным султаном. Кираса с набрюшником и тассетой,[6]6
  Железная «юбка», состоящая из подвижных сегментов, прикрывающих бедра и обеспечивающих рыцарю посадку в седле.


[Закрыть]
из-под которой виднелась кольчуга двойного плетения. Створчатые наручи и поножи. Налокотники, наколенники, металлические сапоги с золочеными колесиками шпор и латные рукавицы. Высокие крылья наплечников были выкованы в виде извивающихся змеиных тел. Оберландская серебряная змея вилась и по нагрудной гербовой коте синего цвета. Такой же, помеченный ползучим гадом синий щит – небольшой, крепкий, прямоугольный – вез за маркграфом оруженосец. На левом бедре Альфреда висел меч. Длинный, тяжелый рыцарский клинок, каким удобно и рубить, и колоть с седла. И конного противника, и пешего.

– Чем обязан честью видеть в своих владениях его светлость господина маркграфа? – на этот раз голос Рудольфа Нидербургского не выдавал ни малой толики волнения. Бургграф говорил спокойно, холодно, уверенно.

Прежде чем ответить, маркграф осмотрел ристалищное и околористалищное воинство, настороженно разглядывавшее оберландцев. Окинул взглядом стены Нидербурга. Чуть заметно усмехнулся. Покосился на свою громадную повозку, отъехавшую в сторону, к краю турнирного поля – к восточному проходу-проезду.

Заговорил наконец.

– Рад приветствовать своего доброго соседа, мудрого и отважного управителя Нидербургских земель, – Альфред чуть склонил голову.

Нелюдимый Чернокнижник тоже знал этикет. Чернокнижник ведал, как и с чего следует начинать разговор в благородном обществе. И все же каков нахал! «Доброго соседа»! У Рудольфа дернулось правое веко. Добрыми соседями Нидербург и Верхняя Марка не были никогда. Из уст маркграфа «доброго соседа» иначе как насмешку расценивать нельзя. Пока насмешку эту, правда, трудно распознать в доброжелательном тоне Чернокнижника. Но ведь это пока-Каменное лицо Альфреда не выражало ничего. Но в глазах – эвон, бесенята так и пляшут.

– Я прибыл сюда, – торжественно продолжал незваный гость, – поскольку мне посчастливилось случайно… совершенно случайно узнать о турнире, собравшем под стенами Нидербурга цвет остландского рыцарства…

Случайно? Узнать? Совершенно случайно…

Бургграф стрельнул глазами вокруг. Кто? Кто мог сообщить Альфреду о турнире?

– …Видимо, по досадному недоразумению ваше, любезный бургграф, приглашение участвовать в столь славном и благородном собрании до меня не дошло. Лишь исходя из этих соображений я позволил себе пересечь границу и, не теряя времени, явиться к ристалищу без предварительного уведомления о своем участии. Думаю, вы не в обиде, ваша светлость?

О, в обиде! Еще в какой обиде! Рудольф Нидербургский скрипел зубами и кривил губы в обжигающе ледяной улыбке. Змеиный граф в ответ улыбался тоже – с явной, нарочитой, выставляемой напоказ любезностью, за которой, впрочем, не крылось ничего, кроме смертельно опасного яда.

– Раз уж древнее правило позволяет любому странствующему рыцарю принять участие в схватках, – как бы между прочим заметил Альфред после недолгой паузы, – то и своего соседа гнать с ристалища за несоблюдение необходимых формальностей вы, конечно же, не станете.

– Чего же вы хотите, господин маркграф? – нахмурился Рудольф.

Он еще не понимал замысла «доброго соседа» с коварной змеей на гербе и с невпечатляющей сотней всадников за спиной. И непонимание это настораживало и смущало бургграфа.

Чернокнижник изобразил на лице наивно-удивленное выражение:

– Чтобы Верхняя Марка была достойно представлена в Нидербургском турнире, разумеется.

– Это… – бургграф вновь растерялся и от растерянности совсем уж ни к месту начал запинаться, – это…

Это все?!

Такого оборота он не ожидал. Ну никак! Неужели громадная повозка Альфреда Оберландского в самом деле забита турнирным снаряжением на все случаи жизни? Неужели появление маркграфа-затворника в нидербургских землях действительно вызвано лишь безобидным желанием поразвлечься и преломить копье на ристалище? Или не такое уж оно безобидное, это желание? Или стоит за ним нечто большее?

– Это… – Рудольф Нидербургский, по большому счету, не знал, что и сказать-то сейчас.

– Считайте, что это дело чести, любезный сосед.

Очень интересно! Выходит, Чернокнижник тоже имеет какие-то представления о чести… Что ж, тем хуже для него. Бургграф еще раз обвел изучающим взглядом выстроившихся на ристалище остландских рыцарей и сгрудившихся у трибун нидербургских солдат, немногочисленную свиту Альфреда, странную оберландскую повозку, остановившуюся у дальнего въезда на турнирное поле…

Возница в мешковатой одежде и капюшоне, скрывающем лицо, слез с козел и подозрительно копошился у левого борта. Поправлял полог? Или что-то доставал тайком из закрытого воза?

Рудольф оглянулся на крепость. Вздохнул с облегчением: из ворот, разгоняя толпившуюся у подъемного моста чернь, уже выезжала конница. Гарнизонная сотня рейтар, в любое время готовая к походу, к бою, к вылазке. Правильно выезжала – сразу за рвом свернула вправо и влево, стремясь по широкой дуге зайти в тыл, окружить ристалище и отряд маркграфа.

Альфред демонстративно не замечал опасности. Ну и дурак!

– Так, значит, вы намереваетесь принять участие в наших поединках, ваша светлость? – хищно протянул Рудольф Нидербургский.

Маркграф вновь улыбнулся. Ответил коротко и странно:

– И да, и нет, дорогой мой бургграф.

Два конных отряда городской стражи – по пол-сотне всадников в каждом – гнали галопом, не таясь уже, не скрывая своих намерений, смыкали клещи. И вот…

Вот и все! Попалась пташка!

Но почему все же Чернокнижник и его воины не озираются, почему не хватаются за оружие, почему ведут себя так, словно не происходит ничего непредвиденного? А может, в самом деле – ничего непредвиденного? Может, проклятый змеиный граф заранее все просчитал и… И что?

Все, хватит загадок и скрытых издевок! Долг вежливости отдан. Пришла пора говорить с врагом более подобающим случаю языком. Взгляд бургграфа посуровел, доселе негромкий голос обрел силу, зазвенел сталью:

– Я должен признаться вам, маркграф. Приглашение на турнир в ваши владения мною, как организатором празднеств, не было послано сознательно.

Альфред вздохнул и, будто актеришка в дурной пьесе дешевого заезжего балагана, печально закатил глаза под самое забрало.

– Честно сказать, где-то в глубине души меня мучил червь сомнения. Да и мои верные вассалы, – не оборачиваясь, оберландец махнул рукой назад, на своих хмурых всадников, – предостерегали меня.

Тяжкий, но вот едва ли искренний вздох…

– Однако я, по наивности своей, не хотел верить в подобную… подобную… – дерзкий гость укоризненно покачал головой, – в подобную низость, господин бургграф.

Проклятый паяц! Рудольф Нидербургский сжал кулаки.

На ристалище дрогнула неровная шеренга возмущенных рыцарей-поединщиков. Но впереди прочих, конечно же, оказался Дипольд Славный. Самый шустрый, самый горячий, самый удачливый в сегодняшних боях, он бросил коня чуть не на самую ристалищную ограду.

ГЛАВА 6

– Мерзавец! – глухо пророкотал гейнский пфальцграф из-под подбородника и турнирного шлема. – Как смеешь ты, явившийся сюда без приглашения, оскорблять достойного хозяина и устроителя благородного состязания! Я, Дипольд Гейнский, прозванный Славным, вызываю тебя, маркграф Оберландмарки Альфред по прозвищу Чернокнижник, и любого из твоих рыцарей-защитников! Немедленно! Бой до смерти! Пешим или конным! Любым оружием! На любых условиях!

Дело сделано. Вызов брошен. По всем правилам, по всей форме, при свидетелях. Дипольд успел сделать это первым.

Альфред, однако, даже не поворотил головы к вспыльчивому юноше и – неслыханное дело! – не ответил на вызов. Как ни в чем не бывало, словно ничего не произошло, маркграф продолжал, обращаясь к Рудольфу:

– Как-то совсем уж не по-соседски получается, ваша бургграфская светлость, вы не находите?

И дальше – сразу, не дожидаясь ответа, не интересуясь реакцией собеседника:

– А позволено ли мне будет узнать, отчего там, где собираются лучшие остландские рыцари, не нашлось места представителю Верхней Марки?

Рудольф Нидербургский нахмурился. Удивительный все-таки получается разговор. Вроде как приходится оправдываться перед негодяем. Что ж, ладно, можно и объяснить, раз уж маркграф столь непонятлив.

– Кодекс рыцарских турниров, – жестко отчеканил бургграф. – Он гласит, что за преступление перед верой должна следовать кара. И благородным рыцарям – добрым сынам матери нашей церкви – надлежит изгонять преступника из своего общества. Изгонять не только словом, но и – если потребуется – оружием. Изгонять или изничтожать, как богопротивного еретика.

– Ах вот оно что?! – Теперь маркграф изобразил на физиономии радостное просветление. – А я-то думал, неразумный! Я-то гадал!

Невероятно! Обреченный, обложенный со всех сторон, маркграф откровенно потешался над ним, Рудольфом Нидербургским! Над ними всеми! Хотя ничего смешного в словах бургграфа не было. Он лишь озвучил неписаные, но всякому благородному рыцарю известные правила.

– Так вот, значит, в чем меня подозревают? – Альфред Оберландский продолжал нагло скалиться в лицо бургграфу. – Преступление против веры, значит…

– Это не подозрение, маркграф! Это обвинение! – Рудольф терял терпение. – Вы – враг истинной веры и Господа нашего! Всему Остланду известно, что вы пытались практиковаться в запрещенных черных искусствах, а ныне укрываете в своих землях… всяких… прочих…

Бургграфа душил гнев. Альфред же…

– Укрываю?! Кого?! – Ну прямо не Чернокнижник, а сама невинность, сама оскорбленная добродетель! – У вас есть доказательства, дорогой мой бургграф?

Неопровержимых доказательств у Рудольфа не было. Зато в его руках находился сейчас сам змеиный граф. А в подобных обстоятельствах явных улик не особенно-то и требуется. В подобных обстоятельствах вполне достаточно улик косвенных.

– Лебиус Марагалиус – черный магиер, некромант, алхимик и механикус, сотворивший из глины голема-разрушителя и бежавший из Прагсбурга, – громко, чтоб слышали все, напомнил Рудольф. – Лебиус скрылся в землях Верхней Марки. Благородный барон Леопольд фон Нахтстлих, преследовавший магиера в ваших владениях, исчез без следа.

– Надо же! Какая жалость! Но с чего вы взяли, что я вообще причастен к этой истории? По-моему, упомянутый вами инцидент был исчерпан еще…

– Ошибаетесь, маркграф! В этой истории точка не поставлена.

– В самом деле? – насмешливая ухмылка не сходила с уст Альфреда Оберландского. – И кто же ее поставит, позвольте узнать? Вы? Вы настолько всеведущи и могущественны, ваша светлость?

Да что он о себе возомнил, этот Чернокнижник! Разгневанный Рудольф направил в ненавистного соседа дрожащий палец – будто и не палец то вовсе, а готовый выплюнуть смертельную порцию огня и свинца ствол ручной бомбарды.

– Вы укрываете Лебиуса, и вы же погубили доблестного Леопольда! – Обличающий голос бургграфа рокотал над ристалищем. – Это хорошо известно и вам, и мне, и всем присутствующим здесь. Вот причина, по которой вы не были приглашены на турнир! И вы совершили большую ошибку, заявившись сюда по своей воле, господин маркграф!

– А может быть, меня не хотели видеть здесь по иной причине? – Проклятый Чернокнижник все не выказывал ни малейшего волнения, голос его звучал ровно и спокойно. – А именно – по причине заговора против Верхней Марки, который замыслили вы, бургграф, а, замыслив, недостойно сокрыли под видом благородного состязания?

Слово «благородного» Альфред произнес, скривив тонкие губы. Будто кислую ягоду разжевал.

Бургграф побледнел. Рыцари на ристалище вновь взволнованно зашевелились. Однако на этот раз никто не посмел бросить наглецу вызов. За правду на ристалищный поединок не вызывают. Но вот откуда она, правда эта, известна маркграфу?! Рудольф снова начинал нервничать. Все ведь проходило в тайне. В великой тайне. Благородные гости, съехавшиеся в Нидербург, узнали – и то лишь в самых общих чертах – о его планах относительно Верхней Марки незадолго до ристалищных боев.

Ничем, кроме магии, такую сверхъестественную осведомленность не объяснить. Но какого рода должна быть магия, чтобы… Или все же не магия?

Рудольф снова обвел взглядом ломаный строй остландских рыцарей. Предательство? Бред! Никому из гостей турнира не выгодно извещать Чернокнижника о намечающемся заговоре. Ибо никого из присутствующих нельзя отнести даже к потенциальным союзникам Альфреда. Но вот излишняя болтливость и бахвальство… Пожалуй, это возможно. Кто-то из благородных рыцарей не прикусил вовремя язык. Какой-то ушастый оруженосец подслушал и проболтался смазливой служанке. Та – подруге. И в итоге слушок вполне мог докатиться до какого-нибудь маркграфского шпиона. Но тогда и вовсе непонятно, зачем Чернокнижник явился на турнир собственной персоной. Зачем ТАК рискует головой? На что надеется?

Пока ясно было одно: оберландец знает о сокровенных замыслах Рудольфа. И теперь маркграфа точно отпускать нельзя. Живым – ни в коем случае. Рудольф вытер со лба противный липкий пот. Отпустишь такого живым – сам скоро станешь мертвым. Рано или поздно, но уж змеиный граф найдет способ… отыщет возможность для упреждающего удара.

– Отчего же вы молчите, любезный сосед? Почему молчат ваши благородные, – Альфред опять намеренно выделил это слово, – гости?

Ах вот оно что! Рудольф Нидербургский скрежетнул зубами. Кажется, он все же раскусил хитрость противника. Рискованный, отчаянный, дерзкий, но не лишенный логики, здравого смысла и знания человеческой натуры шаг! Проклятый маркграф бил устроителя рыцарского турнира и организатора тайной коалиции его же собственным оружием. Ведь в самом деле…

Явиться с небольшой охраной на турнир и напомнить, что смешивать древнюю традицию единоборств – когда один на один, и сокрытую интригу – когда все против одного, никак не годится. Явиться и при свидетелях задеть, разбудить струны благородства, почти уже успокоенные, убаюканные предварительными доверительными речами бургграфа. Явиться и дерзким словом, и всем своим вызывающим видом сказать: вот он я, берите, бейте, убивайте, если после запятнанная честь позволит вам спокойно жить дальше. Явиться и бросить в лицо неотразимую перчатку упрека и в лицо же усмехнуться усмешкой правого. И здесь же, на месте добиться…

Своего.

Что может быть умнее в действиях слабого, играющего страстями сильного?

Нет, Альфред вовсе не глупец. Отправляясь в опасный путь, он прекрасно знал, на что шел. И прекрасно все рассчитал. Чернокнижник хотел, чтобы пресловутое благородство остландского рыцарства взыграло в полной мере. В наиполнейшей. И в нужный момент. В нужный змеиному графу. Хотел, чтобы гости Нидербурга по доброй воле, на глазах друг у друга, открестились от дурно попахивающего турнирного заговора. Хотел внести в ряды пристыженных интриганов-неудачников раскол и смуту, которые долго еще не улягутся и не позволят остландцам выступить против Верхней Марки единой силой. Хотел возбудить неприязнь к инициатору постыдных заговорщицких деяний. К нему, к бургграфу Рудольфу Нидербургскому!

Нельзя! Ох, нельзя было давать слова хитрому мерзавцу со змеей на гербе. Но теперь-то поздно. Теперь – именно теперь – все должно быть по чести. Теперь бургграф вынуждал делать дело (убивать, давить, растаптывать Альфреда!) чистыми руками. Или отпускать негодяя. Иначе будет хуже.

Момент был критический. И…

– Неужели прославленным рыцарям, собравшимся на турнир для плетения подлых интриг, боязно выступить против Оберланда в открытую? – вопросил раззадорившийся Альфред.

…И сам же испортил все достигнутое ранее. Одним неосторожным словом испортил. Переиграл маркграф! Перегнул палку! Дал маху! Сказал «боязно». То бишь страшно…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю