Текст книги "Девушка и Большой Красный Дракон"

Автор книги: Руслан Ушаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Анкетирование #2

Если бы пришлось выбирать: ты бы предпочла быть насильником или жертвой?

Ты когда-нибудь кого-нибудь била?

Как бы ты описала эти чувства?

Вспышки

Tractor Bowling – Устала

Я продолжаю вести его. Всего-то метров десять-двадцать по запруженной людьми платформе.

Почему он повелся на меня во второй раз?

Нет, мы не сговорились.

Ну во первых, потому что я изменила внешность до неузнаваемости.

Во вторых…

Потому что он по прежнему знал, что это я.

Я иду через всю платформу. Люди словно замедленные вокруг.

Когда ты не торопишься и можешь их всех разглядеть – они словно под стеклом.

Ты это не твои глаза.

Когда на платформе воцаряется странная тишина.

Когда нет грохота составов.

О чем я думала в тот момент?

Мое дело дойти до середины станции. Точнее сказать: довести его до середины станции. Туда, откуда ему будет сложнее всего взлететь.

Мы покончим с этим.

Я просто хотела, чтобы девочки могли гулять, не боясь, что взрослая жизнь растреплет их, как бульдог резиновую игрушку.

Мелкие чешуйки кожи, запахи, испарение пота – все, что оставляет шлейф от каждого из нас. Я физичкески спиной ощущаю как его ноздри ловят все это. Пусть пока и в очень малой мере, но меня уже тоненькой струйкой засасывает в него…

Я знаю, что он чует мой страх, я знаю, что он уже понял, зачем я здесь.

Вот-вот начнется. Я привела его куда надо.

Мне дадут сахарок? Меня погладят по головке? Меня оставят в живых? В этот момент так хочется награды.

Момент, когда ловушка захлопывается.

Для всех нас.

Страшная тишина, в которой ты наконец-то осознаёшь.

Что все эти десятки людей на станции молчат.

Раз.

И звук жестяных банок по вечному мрамору летит со всех сторон.

Дымовые гранаты.

Маленький фейерверк.

Два.

И оглушительная сирена наполняет вестибюль.

Станция растворяется в дыму войны.

Три.

И пространство вокруг сжимается от автоматных очередей.

Выстрелы.

Гранитная крошка во все стороны.

Крики гражданских.

У нас ведь нет смертной казни.

«Уничтожен при выполнении спецоперации» вместо «расстрелян на месте».

Хотя думаю, что люди, встревоженные дымом, разлетающиеся в разные стороны, предпочли бы вторую формулировку. Поверьте: слабые люди так же жестоки, как и сильные.

Сутулясь от грохота, я взбегаю по ступенькам в центре зала и оборачиваюсь, чтобы сквозь сощуренные веки разглядеть с возвышения, как это будет. Это тот страшный момент на станции, когда оба поезда уже уехали.

Я чувствую, как мои ноги каменеют.

Я оборачиваюсь, чтоб взглянуть.

Мне нужно это.

Я хочу насладиться.

Как он чувствует себя?

Что-то среднее между волком и бабушкой.

Честно? Я думаю, что он уже мертв.

В момент, когда я оборачиваюсь.

В момент, когда решаюсь посмотреть, как загнанного хищника валят на землю.

Наводчица.

Я едва ли что-нибудь вижу от пыли моментально заполнившей станцию.

Я открываю глаза прямо в тот момент, когда они должны были прекратить стрелять, потому что его изрешеченный труп перестанет подавать признаки жизни.

Прямо в тот момент, когда лидер группы должен был начать докладывать по рации, что миссия выполнена.

Прямо в тот момент, когда из тумана войны его могучий хвост выбрасывает бойцов спецназа в полном обмундировании.

Веером разбрызгивает по плоскости платформы.

Человеческие брызги.

Шмяк. Шмяк.

Их тела сбивают других с ног. Как в кегельбане.

Автоматные очереди становятся чаще и плотнее.

Но по полу проскальзывает, словно вычерчивает окружность драконий хвост.

Мы догадывались, что…

Но видеть океан своими глазами и видеть его на ютубе это разные вещи.

Его рык громче плеяды выстрелов заполняет пространство, перекрывая сирены.

Как сигнал о том, что миссия провалена.

Мы все знаем, что будет дальше.

Зачистка.

Здесь закроют всех. Сквозь туман войны я вижу его глаза. Того, кто все это время не стрелял, а лишь наблюдал с противоположной моей лестнице. По гражданке.

Вижу как майор и остальная «группа поддержки»… Как те, кто шёл «вторым эшелоном», не переглядываясь, не сговариваясь, начинают валить всех, кто был в эпицентре.

Всех.

Теперь.

Спроси меня.

О чем я думаю больше?

О том, что он действительно оказался Драконом, или о том, что теперь я одна из мишеней?

Миссия провалена и теперь – чистый четверг.

Маски на головах.

Знаешь, что мне показалось странным? Радужные маски.

Как для подводного плавания. Ну в смысле стекло.

Забрало. Отражающее все вокруг радугой.

Они вообще что нибудь видят внутри?

Вскинутые дула. Напряженные, профессиональные руки в облаках тумана.

Иногда ты даже не видишь, откуда в тебя стреляют. Просто чувствуешь, как осыпаются на тебя мелкой крошкой стены.

Честно?

Запах ремонта.

Мелкая крошка гранита. Ошметки стен.

Все это летит в лицо. Попадает в глаза. Рикошеты.

Это так легко спутать с пулями. Мелкие камушки лупят так сильно

Их не надо долго ждать. Те, кто казались мирными жителями. Вскидывают винтовки.

Давай без глупостей, я не буду гуглить модели, чтобы произвести на тебя впечатление.

Они вскидывают эти штуки с дулами и рожками, и я вижу, как пули устремляются в меня.

Ты когда-нибудь запрокидывала голову вверх во время дождя?

Миллионы точек сыпятся в тебя. И ты не успеваешь понять: толи это точки, то ли это линии. То ли это реальность осыпается внутрь твоего естества.

Они стреляются в меня.

Зажмурившись, я принимаю смерть.

Сейчас я все чаще думаю.

Может быть я умерла и все, что было потом, мне только казалось?

Сплетение

Drawning Pool – Fear Away

Так было у каждого.

Когда ты еще не живешь, а скорее созерцаешь.

Тебя носят на руках твои родители. Они разговаривают с тобой уже, но ты еще не разговариваешь.

Я маленькая девочка. Почти бесполая в этом своем зимнем комбиниезончике. На руках у матери или у отца. Иногда они воспринимаются, как единое существо.

Главное слышать их голоса где-то рядом.

И ты чувствуешь защищенность и покой.

Легкое покачивание, крепкие объятия, удерживающие мое тело. Идеальная люлька для наблюдения за миром.

Для его созерцания.

Сквозь грохот пуль повсюду и вой сирены я слышу, как где-то очень близко глухо забарабанили пули по броне.

Я вся – свои ноги.

Я училась этому в интернете.

Чтобы медитировать правильно.

«Я вся – свои ноги».

Чтобы сосредоточиться на чувствах, а не на мыслях, не на словах, не на анализе. Не на воспоминаниях, и не на планировании будущего. Чтобы оказаться вдруг здесь и сейчас.

Попробуйте.

Если не страшно.

Перед смертью ваше естество сжимается до размеров горошины между языком и небом.

Я чувствую как напряжены мышцы. Даже мышцы языка. Я готова.

Я ничто. Я точка. Я последняя предсмертная мысль.

Язык его хвоста скользит по моим ногам. Снизу вверх.

Обвивает сантиметр за сантиметром.

Он сдавливает мое тело словно огромный кулак.

Пули подымаются выше. К бедрам. Но вот уже его хвост лентой обвивает и их.

Время останавливается.

Я вижу каждую пулю прилетающую ко мне.

Как они ударяются о черную блестящую кожу.

Каждая девочка мечтает о таких кожаных сапожках.

Как они рикошетят от меня словно я не убиваемая сучка.

Каждая девочка мечтает о такой сумочке.

Его огромный горячий хвост вырастает вокруг меня.

Живот. Грудь. И вот уже лицо.

Я внутри него.

Здесь нет никаких звуков.

Знаешь, что-то вроде купе в вагоне поезда.

Закрылся.

И ты уже не со всеми.

Каждая девочка мечтает о Драконе.

Они пытались убить меня.

Он окутывает меня.

Чувство защищенности. Не об этом ли каждая девочка мечтает?

Верном защитнике.

Зачистка. Они убьют всех, кто есть на этой станции.

Такие мысли всегда приходят слишком поздно.

Это ловушка для всех нас.

Попробуй отними у пса его любимую косточку.

Значит ли это, что он её любит? Значит ли это, что он не разгрызёт её на осколочки?

Хвостом он притягивает меня к себе к краю платформы.

Где больше открытого пространства. Он укрывает меня крыльями, по которым барабанят пули. Они взрываются, где-то снаружи.

Словно я в палатке во время грозы.

Словно я в детском домике из простыней и подушек.

Он смотрит на меня ошеломительно огромной мордой.

Я слышу в наушнике. Сквозь хрип радиоволны. Голос майора:

– Узнай, как убить его.

Отвратительные рога, словно обугленные вековые деревья, омерзительные клыки, пугающие глаза.

Никогда не видела ничего прекраснее.

Он говорит:

– Вот видишь…

Я забыла, когда вдыхала последний раз.

И очень хочется.

Голос майора в ушах:

– Войди к нему в доверие… только…

Я мотаю головой. Толи, чтобы освободиться, толи, чтобы наушники наконец-то выпали из моих ушных раковин.

Дракон проникает в меня взглядом:

– Знаешь, что будет дальше?

Мои веки хлопают: «Да».

Мои губы хлопают: «Нет».

Он смотрит своей огромной дьявольской мордой мне прямо в лицо:

– Теперь тебе проще поверить.

Я молчу. Пули градом сыпятся по его спине и коже.

Я внутри кокона и со всех сторон – он.

Он смотрит внутрь меня через глаза.

Знала, что некоторые животные настолько хорошо видят в темноте, что могут разглядеть капилляры на вашем глазном дне?

Сказка о том, что глаза – зеркало души кончилась.

Он шипит мне в лицо. Дыхание такое горячее, что меня словно обдает конвективными волнами.

Его петли сжимаются туже. Мне уже не просто трудно дышать. Я задыхаюсь.

Честно?

В жизни каждой мышки наступает момент, когда она хочет, чтобы кошка её прикончила.

Хвост полный мышц сминает мои кости так, что я чувствую как натягиваются лески суставов.

Тот момент, когда ты молишь не о пощаде.

А о смерти.

Он упирается мордой мне в лицо.

Он вдыхает меня.

Пули ливнем барабанят снаружи.

Я шепчу с закрытыми глазами. Так, чтобы он услышал даже в гуле автоматных очередей наступающих на него солдат.

Я шепчу, потому что это мой последний выдох.

Я шепчу, потому что кто, если не он?

– Я хочу узнать, что такое любовь.

Из моих век творожной сывороткой выкатываются слезы.

Это, как наводнение.

Его голос как неотвратимый сход водозапасов.

– Пойдем со мной…

Его голос настолько низкий, что я чувствую каждую согласную нутром.

Знаешь, как, когда пробралась к колонке на концерте, или застряла с автолюбителем в тюнингованной сабвуферами тачке.

Я не знаю, как убить его.

И я знаю, что если останусь на платформе стану «случайной» жертвой «терракта».

Я думаю про себя:

Я узнаю, кто ты.

Он говорит:

– Так ты на моей стороне?

Я смотрю на него. Тяжелое дыхание, а в глазах омуты опыта.

Я найду возможность убить тебя, чего бы мне это не стоило.

Он спрашивает

– Летим?

Я говорю:

– Да.

Полёт

Сплин – Лабиринт

Он вцепляется мне в плечи.

Это больно.

Я не вру.

Это, как в детстве, когда на меня упал шкаф.

И алюминиевые или жестяные… Черт их знает какие рейки разрезали мне икру и плечо.

Вот эти мышцы.

В тумане я слышу только топот ног. Его когти плотнее хватают меня.

Тушканчика в столичных пещерах.

Мощным взмахом он отрывается от земли, и меня уносит.

Вслед за ним.

В темный тунель.

Думаю ли я, что я умерла и все остальное – горячечный бред расстрелянной девочки?

Моя жизнь никогда еще не была такой реальной.

Но я пишу это, чтобы заставить себя верить, что именно так и было. Потому что с каждым годом мне все труднее.

Все, что он значит для меня – глубокий отпечаток на песке. Глубокий след, который все-таки со временем медленно расплывается. И этот дневник – моя попытка сохранить контуры его очертания. Моя попытка заставить себя верить через десятилетия, что эта ямка на песке – не случайность. Что это все еще его след.

И вот здесь и сейчас.

Он уводит меня в мир подземных ходов. В тьму, из-за которой я теряю сознание.

Какое твоё первое впечатление от жизни?

Какое первое впечатление произвела на тебя жизнь? Есть только один способ произвести это впечатление.

Какое оно было? Что ты запомнила из детства? Что есть твое первое воспоминание? Твой персональный реликт.

Я вижу, как цифры на табло метро остановились. Я чувствую, как теплый пыльный ветер дует нам в лицо из тоннеля.

Он уводит меня.

Я толи заложник.

Толи сокровище.

Мы летим по туннелю. Я летучая мышь. Слепая и воспринимающая все на слух.

Я парю в воздухе на скорости около 30 километров в час.

Я в ужасе. Я в восторге.

Он спрашивает меня, каким было мое первое впечатление от жизни.

Здесь под землей я вижу мир над нами.

Пирамида. Зиккурат. Муравейник.

Он сделал меня счастливой.

Он вырвал меня, как страницу из книги обыденной жизни.

Подытожим: я ненавижу его.

Митохондриальная Мадонна

Анкетирование #3

Тебе еще снится, что ты летаешь?

Снились ли тебе сны реальнее, чем реальность?

Где бы тебе больше хотелось провести жизнь: в одном из своих лучших снов или в реальной жизни?

Я пишу ответы на полях авторучкой. Как в школьной анкете. Чтобы потом встретить другую девочку с такой же анкетой и сравнить ответы.

Плавильный Котёл

Maruv – Drunk Groove

Следующие дни? Что было потом? Ах, я и сама хотела бы знать.

Я потом прочитаю в своем дневнике: «Плавильный котел».

Теперь у меня есть Дракон.

Я думала, я буду летать над городом на огромной бестии, мстить обидчикам и защищать слабых, но мы прятались и меняли квартиры. Его силуэт – простой человек в потертом плаще, который не превращается в Дракона без нужды.

Ты когда-нибудь думала о том, чтобы взломать чужую квартиру?

Как было бы здорово иметь ключи от чужих квартир.

Заходить в них. Сидеть. Рассматривать чужой быт.

Потом уходить, не оставляя следов. Оставшись незамеченной.

После инцидента в метро мы прятались.

Мы приезжали в новый спальный район. Каждый день.

Лифты с мигающими лампами. Разбросанные всюду бумажки рекламы. Дверь на этаже обклеена листовками доставки пиццы и суши. Нелюдимые соседи.

Он со скрипом открывал дверь и мы заходили. Хозяева всегда были в отъезде. Нет, мы не грабители. Просто были там, пока не приходило время отправляться дальше. Не спрашивай меня, откуда у него ключи.

Он идёт сквозь реальность, как нож сквозь масло, как лёд через ручьи.

Словно он знал всё на свете.

Наш мир теперь состоял из этих квартир. Чужих. Обжитых. Запущенных.

Сменяя одну за другой. Видя, то безразличие, с которым он это делает. Я все больше понимала, что вся наша ойкумена для него – лишь старая захламленная кем-то квартира…

Я задавала ему вопросы. Стараясь не быть слишком навязчивой. Чтобы он не был слишком зол на меня.

Из детства я почерпнула одну вещь: общаясь со старшими, будь готова, что они будут тебя учить. Даже, если тебе это не нужно.

Все следующие дни…

Шлепками и пощечинами он лепил из моего мозга скульптуру. Идеальную совершенную и однозначную. Он учил меня. Он меня ваял.

Мечта домохозяйки.

День за днём. Квартира за квартирой. Мы продолжаем наш бесконечный диалог.

Я слушаю его голос, обвивающий меня, как питон лиану.

Я хочу знать только две вещи:

– Зачем ты совершал все эти убийства?… И что ты вообще такое?

Именно в таком порядке.

Потому что я профессионал.

Он хмурит свои косматые брови. Его лицо бесконечно красиво в этом набирающем силу осеннем рассвете.

Я пытаюсь подобрать слова… как-то расположить его…

Чему нас там учили в спецслужбах, чтобы разговорить собеседника…? Я вспоминаю заученную фразу:

– Ты напоминаешь мне одного человека из моего прошлого…

И моментально попадаюсь в силки.

Он хмурится. Закатывает глаза. И саркастирует:

– Мы не в романе Ремарка.

Абсолютно обнаженный, абсолютно прекрасный. Статуя из округлых лоснящихся мышц и тестостерона.

Мои руки в сознании прокручивают «хвать-хвать моё».

Он подходит к окну, ведущему на балкон и задёргивает шторы, задевая увядающие фикусы.

Один лист отламывается и картонкой падает ему под ноги.

В комнате становится темно. У нас тут что-то вроде спиритического сеанса. Я призвала дух.

– Что, если я скажу тебе, что никаких убийств не было. Было кое-что похожее… Рождение.

Мы молчим.

– Посмотри на меня. Кто я? Я Дракон. У меня огромное тело Дракона, в которого я превращаюсь время от времени, – ты же видела? В этом моя сущность. Мне приходится удовлетворять потребности моего тела. И даже я не в силах это остановить: еда, туалет, секс и… насилие. Мне приходилось это делать, потому что этому зверю это нужно. Но ты напрасно полагаешь меня чудовищем… Девяносто процентов изнасилований совершают знакомые, девяносто процентов убийств – бытовуха. Так кто же из нас чудовище?

– Это не оправдание.

– Я и не пытаюсь оправдываться. Ты спросила о причинах.

Я встаю и тянусь к нему.

Я кладу голову щекой ему на грудь.

Я глажу ладонью по его мраморным ключицам.

У тебя бывает такое, что ты сама себя не узнаёшь?

Больше всего на свете, я хочу дышать его запахом.

Чувствовать тепло его тела отовсюду.

Я говорю:

– Я хочу знать твой мотив.

Мы говорим об этом изо дня в день. Обрывками и урывками. Я собираю улику за уликой. Показание за показанием.

Он сжимает меня в своих объятиях сильней и продолжает пояснять мне за эволюцию:

– Люди едят всех вокруг себя. И для тебя нормально есть мясную котлету… Ты наверное думаешь, что я какой-то изверг? Чудовище?

Именно так я и думаю.

И мои трусики становятся мокрыми от этих мыслей.

– Что-то внутри меня переключается… Когда без какого-либо повода я нападаю. «Жертва» сходит с электрички, и я прижимаю её к земле. Когда жертва понимает, что я делаю это ни с целью изнасиловать, ни ограбить – человека охватывает настоящий ужас.

– И больше всего их пугает вопрос: «За что?»… Они так уверены, что в этом есть какая-то причина… Что на это можно как-то повлиять… Но коровы на скотобойнях ни в чем не виноваты. Голубь пойманный кошкой ни в чем не провинился. Я просто так устроен. Рост численности людей не мог не вызвать появление хищника.

Мы продолжаем эти странные диалоги. Он говорит, а я молчу и разглядываю его в ответ. Здесь. Посредине спального района. Под мерный стук капель о жестяной карниз.

Его зрачки…

Я пытаюсь фиксировать каждое их движение.

…Они разъезжаются. Он где-то далеко внутри себя.

– Больше всего их пугает неизвестность. Пугает то, что они не могут понять мой мотив… И когда жертва понимает, что ни общество, ни родственники, ни связи, ни знакомства, ни лучший друг ему уже не помогут… Она остается наедине… С самой собой.

Я заглядываю в него через его большие темные глаза. На лестничной клетке хлопает дверью и шебуршит ключами кто-то из соседей.

– Это как полёт в открытый космос… Абсолютное одиночество. Пока я прижимаю его лапами к земле. Спиной к асфальту. Со светом фонарей прямо в глаза. Я вырываю его из привычной жизни. Радикальный метод.

Я сижу в комнате с убийцей. Никто не знает, где я и с кем. Наушники? Они выпали еще там на платформе.

Мобильный? – Дракон велел не пользоваться им, чтобы нас не выследили.

Монстр напротив меня исповедуется в полной ностальгической тишины квартире.

– Ты словно снимаешь с человека всю социальную оболочку, как кожуру от банана. И показываешь ему, кто он на самом деле.

Он сопит. Я слышу, как наливается воздухом его грудная клетка.

Как заполняются альвеолы.

– Кто-то ломается, но большинство становится чем-то большим, чем они были. Им открывается их собственная сила.

Он говорит ужасные вещи.

Он опускает глаза.

Это чистой воды экстремизм.

Это мизантропия чистой воды.

– И ты столько раз становился зверем?

– В первый раз – да. Я был просто животным. Но потом… Я просто понял, что это единственная возможность выйти на тебя.

События создают нас.

От окна почти нет света. В это время года. В этом городе. Почти нет рассвета. И тонкие лучи пробиваются между пластами утренних туч.

Голова тяжёлая и я молчу, пытаясь распрямить ссутуленные плечи. Сглатываю накопившуюся в брикетах слюну с привкусом завтрака.

Я слушаю комнату. Потрескивание за стеной. Пространство между незаправленной нами кроватью и стеллажами с фоторамками, символами китайских новых годов, монетами. Книги и желтеющие коробки из-под электронной техники.

Совершенство. Музей-квартира современного человека. Обои встык.

Всё, что я уяснила, работая в органах: никто не считает себя виновным.

Я продолжаю докапываться, а он продолжает вещать:

– Самое страшное для них… Они видят, что в моих глазах нет страха. Даже самые сильные из них никогда не сталкивались с соперниками, у которых нет сомнений в своем превосходстве.

Это не имеет никаких оправданий.

Я сохранила это для протокола:

«Люди так прекрасны, когда плачут».

«Так прекрасны, когда снимешь с них кожуру».

«Так прекрасны, когда они вдруг понимают. Что они есть».

Люди не могут осознать, что на Земле есть следующий вид. Вид, для которого мы – подножный корм.

Он сидит на кровати в очередной захламленной чужой квартире, упираясь ладонями в пересушенный временем плед.

Я уже сижу на нём сверху.

Я обвиваю его шею. Я прижимаюсь к нему всем телом.

Я уже давно перестала быть невинной.

Ангажированная судья.

Я целую его в губы.

Запутавшаяся девочка.

Мои веки самовольно смыкаются. Я млею от блаженства.

Опер-Уполномоченный коррумпированный до мозга костей.

По моим лучезапястным суставам бегут мурашки.

Незаметные волосики становятся дыбом.

Прямо сейчас.

Я хочу самоотвод.

Мои челюсти разваливаются, – не в силах больше соединяться.

Я сжимаю ладонями его затылок. Мой язык проникает между его губ.

Плавится мое дыхание.

Оборотень в погонах.

Я сама становлюсь зверем.

Он прошептал мне, глядя прямо в глаза.

– Я люблю тебя.

Никаких сносок, дополнений и звездочек.

– Обещай, что будешь помнить это.

Он смотрит мне в глаза не отрываясь. Кладет ладонь на губы. Аккуратно поддерживая меня, он поднимается и заваливает меня на спину.

Я киваю. Потому что сказать что-либо сквозь его руку я не могу.

Он говорит:

– …Потому что я буду ебать тебя так… словно нет.

И он держал слово.