Текст книги "Имитация науки. Полемические заметки"

Автор книги: Рудольф Лившиц

Формы имитации науки[101]101
  Опубликовано в журнале «Интеллект. Инновации. Инвестиции» (2015. № 4. С. 80–86).


[Закрыть]

В последние несколько лет в отечественной науке, особенно в обществознании, приобрела значительную остроту проблема борьбы с плагиатом. Она существовала и раньше, до того как Россия «вернулась в лоно мировой цивилизации», но не имела характера бедствия, поразившего научное сообщество. В те достопамятные времена фоновый, так сказать, уровень плагиата был весьма невысоким, поскольку не существовало внешнего давления со стороны партийно-государственной элиты. Да и на советскую номенклатуру весьма отрезвляюще действовала угроза разоблачения и неизбежного в таком случае краха всей карьеры. Сейчас времена иные. В российском обществе, освобожденном от оков тоталитаризма, сформировалась небольшая, но очень влиятельная социальная группа, сосредоточившая в своих руках львиную долю национального богатства. Однако членам этой группы мало заработанных непосильным трудом «заводов, газет, пароходов». Им хочется иметь все блага мира – в том числе и ученые степени и звания. И вот мы видим, как депутаты, мэры, чиновники всех рангов, нувориши двинулись в поход за вожделенными дипломами. Появился, таким образом, платежеспособный спрос. Не замедлило возникнуть и предложение. Поскольку сказать новое слово в науке задача более сложная, чем купить товар в одном месте и продать его с выгодой в другом, постольку гораздо легче чужой текст приобрести по сходной цене или просто украсть. В фирмах, которые занимаются изготовлением диссертаций, трудятся кандидаты и доктора, обладающие отнюдь не сверхъестественными способностями. Их задача – реализовать свой товар. Заказчик же заведомо не имеет квалификации, необходимой для того, чтобы отличить подлинный продукт от суррогата. В результате в осиянной светом свободы России возник рынок услуг, на котором бойко идет торговля учеными степенями и званиями.

Этот уродливый нарост на теле науки не может не вызывать справедливого возмущения, и потому вполне понятно стремление честных ученых вывести на чистую воду мошенников. Так, группой энтузиастов создана целая структура Диссернет, которая занимается проверкой на плагиат диссертационных работ. О результатах этих проверок регулярно сообщается на страницах газеты «Троицкий вариант»; пройдясь по ссылке[102]102
  URL: http://wiki.dissernet.org/tools/ROSVUZ.html


[Закрыть], читатель может узнать имена докторов наук и профессоров, участвующих в изготовлении и продвижении липовых диссертаций. Энтузиастами Диссернета проверена лишь малая часть российских вузов, так что нас ждет еще немало интересных открытий. Прогресс информационной техники дал возможность найти противоядие от плагиата, и это позволяет оценивать перспективы борьбы с воровством в науке с обоснованным оптимизмом.

На наш взгляд, институт науки подвергается еще одной опасности, не менее серьезной, чем плагиат. Речь идет об имитации научного исследования. Здесь технические средства бессильны, требуется конкретный анализ конкретного текста. Этот анализ должен опираться на определенные теоретические предпосылки. Необходимо ответить на вопрос: в чем заключается сущность имитации в науке? Каковы формы этой имитации? Какие признаки научного текста позволяют предположить, что он носит имитационный характер? Попытаемся ответить на эти вопросы.

Изложение своей позиции мы начнем с примера, который, на первый взгляд, весьма далек от предмета нашего интереса. Процитируем три отрывка из поэтического сборника одного никому не известного поэта, изданного малым тиражом в далекой провинции (причем ни год издания, ни издательство в выходных данных не указаны)[103]103
  См.: Бочарников В. Вечное возвращение. Комсомольск-на-Амуре, [б. г.].


[Закрыть].

1

 
«Генералиссимусом станет не каждый,
Может им стать только отважный,
и если ты не будешь жалким трусом,
то можешь стать генералиссимусом»[104]104
  Там же. С. 45.


[Закрыть].
 

2

 
«Как я хотел бы женщину любить,
ее ужасной красотой до визга упиваться,
и ей одною только наслаждаться,
порыв и страсть к свободе задушить»[105]105
  Там же. С. 52.


[Закрыть].
 

3

 
«Несет меня железный конь судьбы,
плевать ему, что если упаду – не встану,
кровящуюся забрызгав грязью рану,
он вспашет поле жизни, не потеряв бразды.
И хоть кричи ты или смейся,
он не замедлит свой галоп до той поры,
пока вдруг не заметит свежевырытой норы
и, сбросив, скажет: “Не забудь, побрейся!”»[106]106
  Там же. С. 55.


[Закрыть].
 

Здесь все настолько очевидно, что избавляет нас от необходимости давать какие-либо комментарии.

А теперь цитаты из другого источника. На этот раз текст прозаический.

«Вместе с тем, способность к увеличению объемов поглощения товаров городом и поселением вела к увеличению охвата территории новыми товарно-продовольственными базами, которые снабжали город всем необходимым наряду с теми территориями, которые непосредственно примыкали к городскому пространству»[107]107
  Говорухин Г. Э. Власть политики. Власть пространства. Принципы формирования регионального управления на Дальнем Востоке. Комсомольск-на-Амуре: КнАГТУ, 2008. 478 с.


[Закрыть].

Это уже высказывание не из любительского сборника стихов никому не ведомого автора, а из научной монографии, на основе которой потом была защищена докторская диссертация. Так что эту монографию придется воспринимать всерьез.

Итак, приступим к чтению. Для начала отметим, что союз вместе с тем не нужно отделять запятой. Но это, конечно, мелкая пунктуационная ошибка. Не станем обращать на нее внимания. Лучше попытаемся понять, что же сказал автор. А сказал он, что способность к увеличению вела к увеличению. Теперь посмотрим на фигурирующее в процитированной фразе словосочетание «увеличение объемов поглощения товаров городом и поселением». Пять существительных подряд! И при этом им еще предшествует существительное «способность», а после соединительного союза и тоже идет существительное. Обратим внимание на вторую часть фразы: «…базами, которые снабжали город всем необходимым наряду с теми территориями, которые непосредственно примыкали к городскому пространству». Тут невозможно понять: базы снабжали город и примыкающие к нему территории или же базы вместе с примыкающими к городу территориями снабжали город. Фраза построена так, что открывает возможность как для одного, так и другого прочтения (эта ошибка называется амфиболией).

Процитируем текст, который непосредственно следует за только что приведенной нами фразой:

«Товарно-продовольственные базы и пункты коммуникативного взаимодействия составляют часть инфраструктуры поселения. С момента их появления начинает осуществляться расширение нового пространства вокруг поселения. Вместе с тем, концентрация жителей идет именно в местах первоначальных пунктов заселения территории, что приводит к тому, что территории вокруг этих пунктов не могут осваиваться в полной мере – не хватает рабочих рук. <…> Возникают, как упоминалось выше, почтовые посты, охотничьи угодья, и пр. – пункты, которые возникают путем “выплескивания” некоторой части населения за пределы поселения»[108]108
  Говорухин Г. Э. Указ. соч.


[Закрыть].

Опять-таки поставлена лишняя запятая после союза вместе с тем, но не станем заострять на этом незначительном факте внимания. Снова имеет место плеоназм, только более явный. Таково выражение «коммуникативное взаимодействие». Оно заставляет предполагать, что есть такое взаимодействие, которое не было бы одновременно и коммуникацией. Во втором предложении употреблено притяжательное местоимение третьего лица множественного числа «их». Но ведь в первой фразе говорится о двух типах объектов – товарно-продовольственных базах и пунктах «коммуникативного взаимодействия». Имеются в виду первые, вторые или и те, и другие? «Расширение нового пространства вокруг поселения» «начинает осуществляться» с момента появления баз, пунктов взаимодействия или тех и других вместе? Этого нельзя понять ни из текста, ни из контекста. Невозможно разобраться, откуда взялось новое пространство, которое вдруг «начало расширяться». Где оно было прежде, до момента, когда появилась та часть инфраструктуры поселения, о которой ведется речь? «Места пунктов» – еще один плеоназм, причем очень колоритный. В третьем предложении поставлена лишняя запятая перед соединительным союзом и. Имеется стилистический ляп: «возникают почтовые посты, которые возникают». Охотничьи угодья (обычно занимающие территорию в несколько тысяч или даже десятков тысяч гектаров – такова уж их специфика) причислены к пунктам.

Чтобы убедиться в том, что вода не годится для питья, нет необходимости выпивать целый стакан, достаточно чайной ложечки. Так и в случае поэзии мы оцениваем качество текста не в результате тщательного изучения, а непосредственно, по первому впечатлению. Иное дело – текст, претендующий на то, чтобы его считали научным. Тут требуется внимательное чтение. И тогда мы обнаруживаем и пунктуационные ошибки, и смысловые неувязки, и прочие нелепости. Обычный читатель, настроенный на серьезное восприятие текста и не имеющий практики редактирования, не сразу замечает весь этот мусор в тексте Г. Э. Говорухина, не сразу видит, что автор безграмотен, имеет скудное воображение, не понимает элементарных правил связного изложения мыслей. Одним словом, перед нами – явление того же рода, что и в случае со стихами В. Бочарникова, а именно имитация. В первом случае имитируется поэзия, во втором – наука.

Как мы уже отмечали[109]109
  См. с. 13.


[Закрыть], всякое явление культуры существует как в аутентичном (подлинном) виде, так и виде бездарного муляжа. Подлинное культурное творчество требует таланта или хотя бы соответствующих способностей. Так, сочинение стихов предполагает знание многих вещей, хотя само по себе это знание не гарантирует успеха. Во всяком случае, человек, который обладает минимальными предпосылками для стихотворчества, не сочинит «Как я хотел бы женщину любить,/ Ее ужасной красотой до визга упиваться». Тот, кто профессионально занимается наукой, должен иметь соответствующий культурный багаж. И умение грамотно писать – абсолютно необходимый (и, конечно, далеко не единственный) элемент этого багажа. Если не хватило способностей овладеть этим навыком, то откуда возьмется культурный потенциал, необходимый для научного творчества? Поэтому уделом безграмотного автора остается лишь воспроизведение внешних признаков научности.

Элементарная общекультурная подготовка – базовое условие творчества, в том числе и научного. Но существует и более высокий барьер, который должен преодолеть всякий желающий сказать свое слово в науке. Это барьер общепрофессиональной компетентности, требующий, в первую очередь, понимания мировоззренческих принципов научного мышления. Так что имитация не всегда (и даже далеко не всегда) связана с безграмотностью. Бывает и так, что текст написан вполне связно и даже гладко, но его все равно невозможно числить по ведомству науки.

Проиллюстрируем этот тезис на одном конкретном примере. Речь идет о статье А. Ю. Завалишина «Трансфания как аллегорическое истолкование трансцендентной реальности»[110]110
  Завалишин А. Ю. Трансфания как аллегорическое истолкование трансцендентной реальности // Когнитивная целостность человека: материалы Между-нар. науч. – практ. конф. (г. Комсомольск-на-Амуре, 24–26 сентября 2012 г.). Комсомольск-на-Амуре, 2012. С. 47–54.


[Закрыть]. Название несколько озадачивает, поскольку ни один словарь не содержит слова «трансфания». Этот термин – изобретение А. Ю. Завалишина. Образован он по модели «иерофании» – одного из центральных понятий крупного религиоведа М. Элиаде. Последний комментирует свое нововведение так:

«Для объяснения того, как проявляется священное, мы предлагаем термин иерофания (hierophanie), который удобен прежде всего тем, что не содержит никакого дополнительного значения, выражает лишь то, что заключено в нем этимологически, т. е. нечто священное, предстающее перед нами»[111]111
  Элиаде М. Священное и мирское. М.: Изд-во МГУ, 1994. C. 17.


[Закрыть].

А. Ю. Завалишин обосновывает свою инновацию следующим образом:

«Стремление выйти за пределы сугубо религиозного осмысления иерофаний, попытка их научно-философского толкования как раз и потребовали от меня введения нового специального термина – трансфания, под которой я понимаю все возможные рефлексии трансцендентной реальности, как религиозного, так и нерелигиозного толка, воспринимаемые человеческим сознанием в виде материальных “вещных” форм (образов, звуков, ощущений, запахов, температурных колебаний и пр.)»[112]112
  Завалишин А. Ю. Указ. соч. C. 50.


[Закрыть].

Текст, как видим, написан вполне грамотно, без ошибок. (Простим автору лишнюю запятую после слова «реальности», будем считать ее опиской). Если кратко выразить мысль, заключенную в этом определении, то под трансфанией понимается чувственное восприятие трансцендентной реальности. Читатель заинтригован: а что это за реальность такая? Неужели сверхъестественная? А. Ю. Завалишин, надо отдать ему должное, не уходит от вопроса. Он поясняет:

«<…> Речь идет, во-первых, о сакральной трансцендентной реальности как некоем “тонком мире”, который не отражается органами чувств “обычного” человека; во-вторых, о тех видениях и пр., которые не относятся к болезненным состояниям (галлюцинации, бред сумасшедшего), а являются результатом, в который входят по специальным методикам, например, шаманы и экстрасенсы, либо одновременно наблюдаются многими людьми (явления Богородицы, ангелов, святых и т. п.)»[113]113
  Там же.


[Закрыть].

Да, мы не ошиблись. Из пояснения совершенно определенно следует, что автор понимает под трансцендентной реальностью объекты религиозных видений, которые случаются у всякого рода духовидцев и здоровых шарлатанов. Аналогичного типа объекты, возникающие в видениях людей с больной психикой, А. Ю. Завалишин почему-то считать трансцендентной реальностью отказывается. По какой причине – не сказано. Таким образом, мы можем заключить, что трансфания – чувственное восприятие богородицы, ангелов, чертей, духов, демонов полулюдей-полуживотных и прочих представителей «тонкого мира». Надо полагать, и инопланетян тоже, ведь в том грубом мире, который доступен чувствам «обычного» человека (кстати, зачем автор поставил это слово в кавычки?), никаких таких существ не наблюдается. В общем, перед нами простодушная сказка о запредельном мире, наукообразное воспроизведение веры в существование сверхъестественного. Вот еще одно заявление А. Ю. Завалишина, которое недвусмысленно указывает на то, что наша оценка верна:

«Исходное утверждение состоит в том, что, по крайней мере, часть того, что принято относить к трансцендентной реальности (так называемый “тонкий мир” существует реально, т. е. объективно, так же как мир “вещей”, но рефлексируется людьми особым образом, существенно отличающимся от перцепции объективной реальности»[114]114
  Там же. С. 51.


[Закрыть].

И что это за «особый образ», коим люди «рефлексируют» обитателей потустороннего мира? Это, оказывается, аллегория. Следовательно, механизм восприятия по А. Ю. Завалишину таков: экстрасенсы, духовидцы и прочие мистики созерцают всю эту трансцендентную публику не непосредственно, во всей ее цветущей плоти, а опосредованно, в виде намеков. Остается только определить, чем архангел Гавриил в голове психически нездорового человека принципиально отличается от того же архангела, существовавшего в голове Марии в тот момент, когда он явился со своей деликатной миссией. Таких объяснений в статье А. Ю. Завалишина мы не нашли, что нас несколько разочаровало. Ну, а если говорить серьезно, то от автора, который не понимает, в чем состоит принципиальная разница между наукой и мистикой, который под видом науки преподносит публике поповские россказни, нельзя требовать много.

И хотя А. Ю. Завалишин, в отличие от Г. Э. Говорухина, пишет грамотно, перед нами – тот же случай. Труды Г. Э. Говорухина надежно защищены от прочтения их феноменальным косноязычием (и, добавим, объемом). Язык и стиль процитированной статьи А. Ю. Завалишина никаких препятствий для чтения не создают, поскольку и с орфографией, и с пунктуацией, и со стилистикой в ней дело обстоит достаточно благополучно. Но статью эту, конечно, тоже нельзя числить по ведомству науки. Здесь отступление от норм научности происходит на ином, концептуальном, уровне.

Каждое явление духовной жизни обладает какими-то внешними признаками, и они (с большим или меньшим трудом) поддаются имитации. Имитация может быть искусной или топорной, но она все равно остается имитацией, поскольку в ней претензия не совпадает с реальным результатом. Поэзия не сводится к рифме и размеру, поэзия есть особым образом организованная система образов, эстетически приподнимающая нас над обыденностью. Так же и наука. В науке требуется соблюдать определенные каноны изложения: формулировать тезис, приводить аргументы, делать ссылки и отсылки и т. д. Но это только внешний антураж. Сущность науки – в движении мысли к объективной истине, в поиске все более глубокой сущности. Дело, таким образом, не в канонах, а в характере той интеллектуальной деятельности, результаты которой оформляются в виде статей, докладов, монографий и т. п. Наука позволяет проникнуть под покров видимости, преодолев тем самым предрассудки обыденного сознания и избавившись от всякого рода мракобесия. Это можно рассматривать как аналог эстетического возвышения личности над миром обыденности, которое мы наблюдаем в искусстве.

Прецедент Г. Э. Говорухина есть проявление, так сказать, наивной, примитивной, безыскусной имитации, которая обусловлена тем, что у автора отсутствует минимальная культурная база для творчества. Случай А. Ю. Завалишина – иного рода. Здесь имитация обусловлена непониманием элементарных принципов научного мышления. В данном случае мы имеем дело с имитацией обыкновенной.

Обычно именно эта последняя под именем псевдонауки и является предметом научного анализа[115]115
  См.: Конопкин А. М. Псевдонаука как когнитивный феномен в контексте современной философии науки // Философия науки. 2014. № 1 (60). С. 3–15.


[Закрыть]. Такое видение вопроса обусловлено, вероятно, тем, что наивная имитация – явление редкое, почти экзотическое. Чтобы элементарно безграмотный автор получил трибуну в науке, необходимо сочетание трех условий: счастливая уверенность оного в глубине собственных познаний, безответственность редакторов, беспринципность рецензентов. Чаще всего безграмотный текст либо отвергается на стадии предварительного рассмотрения квалифицированными экспертами, либо «причесывается» (а фактически полностью перерабатывается) редакторами научных изданий.

Но наряду с этими двумя формами имитации науки существует и третья, которую не так просто диагностировать.

Что конкретно имеется в виду? Следуя принятому нами способу изложения, обратимся к реальному примеру.

Предоставим читателю возможность осмыслить и оценить по достоинству следующее высказывание:

«Жертва, дар и обмен – в такой и только такой последовательности может разворачиваться совместное человеческое бытие. В начале всего идет жертва, но обстоятельства начала почти всегда утрачены. Последующий принцип экзистенциально модифицирует, включает в себя, сминает предыдущий. Поскольку человек “перед лицом другого” обрел возможность символического выражения своего внутреннего опыта и тем самым приобрел свое собственное тело, то обратный путь к жертвенной сопринадлежности закрыт. Символический порядок жизни передается от одного человека к другому только в форме дара. В своей полной обыденности таким даром является простая беседа, а еще раньше – тот односторонний заботливый разговор, который ведет с ребенком мать. Если экзистенциальным планом жертвы является забота (в первую очередь забота о своем ближнем), то планом дара – приглашение к общему для нас (людей) смысловому миру, а это и есть мир общего языка, ритуала, символа и знака. Жертва есть жертва субстанцией жизни – временем. Время (жизнь) приносится в жертву или тратится во имя кого-то или чего-то. Но жертва не есть дар. Дар то, что покоится в “несущей ладони жизни”. Однако тот, кто несет дар, может забыть или не видеть, что он – несущий. Дарящий, как правило, не видит себя жертвующим»[116]116
  Ячин С. Е. Человек в последовательности событий жертвы, дара и обмена. Владивосток: Дальнаука, 2001. С. 72–73.


[Закрыть]