Текст книги "Камень на камне"

Автор книги: Рубен Аракелян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Часть 2

«Он был там, как мы и договаривались. Сразу бросилось в глаза то, что он не пытался прятаться, назначить встречу где-нибудь там, где его бы никто не сумел увидеть… Вот так вот, просто взял и пришел. Признаюсь, это подкупало, хотя и, конечно, с одной стороны могло свидетельствовать как о его храбрости и отчаянности, так с другой о глупости и недальновидности. На бумаге он был человеком, находящимся в жизненном тупике, рисковавшим абсолютно всем тем немногим, что у него осталось.

– Яков Манува? – спросила я, исключительно для формальности, так как даже никогда прежде не видев этого человека, его невозможно было не узнать.

Он оторвал свой взгляд от лежавшего на столе журнала и, прежде чем взглянуть на меня, молниеносным взглядом окинул все помещение, вероятно, выискивая людей, наблюдавшей за этой встречей.

– Да, это я, – ответил он, жестом приглашая меня присесть напротив, – а вы, стало быть…

– Катерина Кастро.

– CCastro007? Вы серьезно? – сказал он, ухмыляясь.

– Что именно?

– Я считал, что вы мужчина. Теперь вижу, как глубоко заблуждался, ведь плюс к тому, что вы женщина, вы еще и очень привлекательны.

– Спасибо за комплимент, – сказала я, видимо, чересчур смутившись, – но я ни то, и ни другое. Я журналист.

Он одобрительно склонил голову.

– Понимаю.

– Хочу сразу вас предупредить, что вы можете доверять мне…

– Не стоит, – прервал он, приподняв правую руку, – если Нэйт Монро говорит, что вам можно верить, значит, так оно и есть.

Он был постоянно настороже, раз за разом заглядывая мне за спину в поисках чего-то или кого-то подозрительного. Но при этом, он выглядел до предела расслабленно.

– Итак, – начала я, посчитав, что знакомство прошло достаточно успешно, – я готова выслушать вас и сделать все, что от меня зависит.

– Это хорошо, что вы считаете себя готовой. Только едва ли это действительно так. Давайте вернемся к этому вопросу в конце, когда я завершу рассказ.

– Хорошо, – ответила я, попав в легкое замешательство, – тогда с самого начала пожалуйста.

Нажав кнопку на записывающем устройстве, я установила его по центру стола и включила шумоподавление. Некоторое время Манува смотрел на диктофон, будто потеряв нить мысли и пытаясь вспомнить, что же было в том самом начале.

– Пожалуй, все началось тогда, когда я поступил в академию. Мне было шестнадцать лет. Тогда я не отличался особыми данными, не был сильнее и уж точно не был умнее сверстников. Но у меня было то, чего не хватало многим остальным – желание. Я всегда хотел быть тем, кого будут знать. И вот, судьба предоставила мне такой шанс, едва я закончил учебу. Армия набирала добровольцев для защиты нашей родной планеты. Что может быть почетнее? Я и мой сводный брат, Роджер Смит, мы записались в первый же день, но так как нам еще не исполнилось двадцать три года, то пришлось ждать целых десять месяцев, прежде чем мы получили наше направление. Мы оба были пехотинцами, а вы, должно быть, знаете, что это означает. Хотя, вам наверно еще нет и тридцати…

– Поясните, пожалуйста, – сказала я, – любые детали будут полезны.

Он вдохнул полной грудью, и сделал это как-то грустно.

– С первых дней все пошло не так. Той войны, к которой все готовились, не получилось. Вся наша авиация, и все наши ракеты оказались абсолютно бесполезны там. Из-за этого основной удар на себя приняла пехота. Это была настоящая мясорубка. Такому не учат в академии, не готовят в учебной части… Если и есть ад, то он должен был выглядеть именно так.

– Я представляю, – сказала я, в надежде хоть как-то втереться в доверие к собеседнику, продолжавшему сканировать все пространство за моей спиной.

– Нет, не представляете, поверьте мне. Представьте ночь на совершенно незнакомой планете, которую до этого дня вы изучали по атласам в учебной части. Тишина, которой здесь никогда не бывает. Слышен каждый шорох, каждое малейшее движение, слышен каждый ваш вздох. Вы затаились в надежде поспать, впервые за пару дней беготни и постоянного страха. Но заснуть не получается, даже не смотря на то, что организм отказывается функционировать от усталости. В конце концов, природа берет верх, и вы погружаетесь в беспокойный сон, который длится недолго. Вас будят крики сослуживцев. Земля под ногами содрогается. Вы хватаете оружие, от которого мало толку, и пытаетесь забраться повыше, чтобы было место для маневра, вы действуете автоматически. В этот момент из земли вылезает одна из этих тварей, очередная машина, огромная, величиной с бензиновую цистерну. Вы стреляете, как и все, но она будто и не реагирует на эти выстрелы, единственное, на что она обращает внимание, это электромагнитные импульсы, но они есть не на каждом автомате. Она даже не нападает, она просто ползет по земле, раздавливая нас, как мы давим муравьев, даже не замечая их. Вы видите, как те парни, с которыми вы прибыли несколько дней назад, корчатся от боли, бьются в предсмертных судорогах, как тут и там раздавленные тела. В этот момент вы, наконец, понимаете, что вся ваша сущность, все ваше естество, которое вы так ценили и хранили всю свою недолгую жизнь, теперь не стоят и гроша ломанного. Что вы здесь лишь с одной целью – выжить. И вы бежите. Бежите так быстро, как это возможно. В этот момент неважно куда именно, главное подальше. Но самое поганое во всем этом, что с планеты не убежишь. А раз убежать невозможно, то остается только одно – сдохнуть. И вы бы хотели умереть геройской смертью, вы мечтали о подвигах и тому подобной ерунде, но и это тут невозможно. Все, что вас ждет, это мучительный конец от сил врага, с которым вы даже не представляете, как нужно сражаться. Вы – пушечное мясо, вы – обычная затычка, которой заткнули образовавшийся проем в стене, и как только вы сдадитесь под напором с другой стороны, на ваше место тут же поставят новую затычку, а потом еще и еще. И даже после всего этого, вы все еще не понимаете.

– Хорошо, простите, – смущенно согласилась я, видя, какую боль доставляют эти воспоминания сидевшему напротив мужчине.

– О, бросьте, вам не за что просить прощения. Вы просто она из тех многих, кто живет по ту сторону благополучия. И вам следовало бы ценить такую вот свою жизнь.

– Я правильно понимаю, что мы с вами призваны убрать это самое деление на стороны? Ведь так?

– О да, мадам, оно определенно исчезнет, как только все всплывет наружу, – ответил он, улыбнувшись.

– Продолжайте, пожалуйста. Расскажите поподробнее о вашей службе, о войне в целом. Чем больше подробностей, тем лучше.

Он отпил из своего стакана и, наконец, откинулся на спинку стула, пожалуй, впервые с нашего знакомства, ослабив бдительность, как если бы он окончательно убедился в безопасности.

– Все шло своим чередом, люди гибли десятками тысяч, даже сотнями. Из всего моего призыва, в котором было тысячу молодых солдат, осталось полтора десятка человек. Пятнадцать благословенных. Вас задевает это слово?

– Нисколько, – ответила я, солгав.

– Врете, – сказал он, улыбнувшись, – вы ведь современная леди, все атрибуты успешной женщины… Я ни за что не поверю, что вы – сектантка.

– Действительно, я законная атеистка. Но это же не означает, что я слепа.

– Да уж, – выдохнул он, усмехнувшись так, будто вспомнив что-то забавное, – на войне многие прозрели. Только там, где ты не знаешь, чего ждать от следующего часа, ты открываешь свою истинную суть. Скажем так, гораздо проще думать, что за тобой кто-то следит, кто-то могущественный и заботливый. Так проще жить. А как еще объяснить то, что я жив? Я не могу найти научного объяснения этому.

– Везение? – предположила я.

– Один раз – да. Два раза – возможно. Но когда ты должен был сгинуть уже сотню-другую раз… В общем, ладно, каждый прозревает в свое время. Хотя сейчас это приходится делать по-тихому, чтобы никто не заметил. Прошел год. За это время наметились серьезные сдвижки. У нас появилось оружие, и теперь солдаты хотя бы могли защитить себя. Это становилось хотя бы похоже на войну, и переставало быть аннигиляцией одной стороной другой.

– Расскажите поподробнее о враге, – задала я наводящий вопрос, – о машинах, об искусственном интеллекте…

– Мы называли ее ИРМА. Искусственное разумное механизированное что-то там.

– Ее?

– Да, ее. Вы разве не слышали все эти байки? Многим нашим солдатам было стыдно из-за этого, но это была девочка, совсем еще маленькая. Я понятия не имею, почему, но это факт. Нам хотелось, чтобы врагом руководил какой-нибудь металлический гигант или что-то в этом духе, нечто устрашающее. Я видел ее дважды, и я никогда не забуду ее лицо. Позже, когда резня сходила на нет, мы складывали имеющиеся обрывки данных в единое целое, рисуя картину происходящего. Ее видели только в городах, видимо только там были какие-то проекторы или что-то в этом роде, которые проецировали ее изображение. Некоторые даже утверждали, что она осязаема, что она из плоти, что, мол, ее можно потрогать. Ну, вы же понимаете, обычные мужские разговоры. Я наслушался за эти годы очень много фантазий на ее счет.

– Она руководила машинами?

– Она и была этими машинами, – ответил он, приблизившись, – я не ученный и не гений. Более того, я даже не считаю себе шибко умным человеком, но я кое-что понимаю в войне. Она была мозгом, а машины были ее конечностями. Будто огромный голодный взбешенный спрут. Вместе с городами это было единое целое. Она была всем на этой планете, она и была этой планетой, была Орионом. Это еще одна стадия просветления. Любая электронная система в городах была подчинена ей, она открывала двери, активировала системы, самоуничтожалась, чтобы не дать добраться до каких-то данных. В тех условиях она была непобедима. Мы не могли справиться с одним ее пальцем в виде огромного железного исчадия ада, что уж говорить о самой голове.

– Что это за роботы? – спросила я, делая наброски в своем блокноте.

– Там были разные. Одни вылезали из-под земли, другие были неподвижны. Но все они были заводными игрушками в сравнении со стражами.

– Теми, что охраняли города?

– Именно. Представьте себе огромный, величиной с трехэтажный дом, бульдозер, вооруженный огнеметом, крушащий все на своем пути. При этом маневренный как небольшой велосипед. Все остальные машины были переделаны для ведения боевых действий из гражданских, видимо, когда-то выполнявших обычные мирные функции. Эта же тварь создавалась с одной целью – уничтожать. Долгие месяцы после встречи со стражем не выживал никто. Он просто выжигал целые дивизии, не оставляя от сотен и тысяч людей ровным счетом ничего. Если же позже и удавалось победить такую машину, то, как правило, она успевала включить самоуничтожение, чтобы не попасть в наши руки.

– Как же их тогда побеждали? – спросила я.

– Обычно все происходило очень быстро. Он появлялся из неоткуда и принимался жечь и топтать все на своем пути. При этом он не занимался никакой разведкой, он словно пренебрегал всеми нашими технологиями, многие из которых были для него не страшнее комариного укуса. Это сыграло нам на руку. Как оказалось, он даже не был снабжен щитом, который был у многих стационарных машин, и из-за которого мы были бессильны там. Один такой страж напал на лагерь новобранцев в пустоши между двумя городами. Там было две или три тысячи солдат. Пока он выжигал молодых парней, один из бойцов запрыгнул в танк и расстрелял его. Обычно такие фокусы не проходили, так как тяжелая техника охраняла лишь большие лагеря из-за своей низкой маневренности. Но, что бы вы поняли, перевернуть самый тяжелый танк для стража не составляло проблем. Здесь же все сложилось так, что он просто не обратил на технику внимания, увлекшись топтанием ненавистных людей.

– Вы так рассказываете о нем, будто он разумный живой человек, – прервала я.

– Живой человек – конечно нет, но то, что они были разумными, это абсолютно точно. Когда он был сосредоточен, когда он понимал, что ему грозит опасность, его действия нельзя было предугадать. Он обманывал самых умных командиров, меняя тактику и стратегию. Это сложно описать тому, кто его не видел. Но, в конце концов, он настолько разочаровался в нашей боеспособности, что сам предоставил нам шанс, и тот парень в танке сполна им воспользовался. Это был первый страж, останки которого удалось изучить. Машины были умны, но не настолько умны, как человек. Во всей их конструкции было лишь одно уязвимое место. Лишь одно! Это была панель, прикрывавшая нечто вроде электронного мозга, расположенная на самой макушке его башни-головы. Она была пористая из какого-то органического материала. Ученные предположили, что это было сделано для лучшего охлаждения его систем. Это открытие многое изменило. К тому времени мы уже научились побеждать других тварей, и только один страж заставлял многих новичков мочить штаны.

– Это был перелом в войне?

– Это был его предвестник, – ответил он, с задумчивым видом раскачиваясь на стуле, – теперь мы могли действовать. Это означало, что теперь не нужно посылать группу смертников, чтобы отвлечь стража от основных сил. Конец первобытной войне, в которой все наши разработки и научные достижения не значили ровным счетом ничего. Это означало свободу в выборе стратегии. Конечно только условно, потому что силы были по-прежнему не равны, и для того, чтобы совладать с одной такой машиной, нужна была целая дивизия бойцов. Но время шло, а мы лишь сумели снизить число жертв в наших рядах, речи о победе не было. Плюс, чем дальше, тем они становились умнее. Один приходил на помощь другому, прикрывая спину. То есть, если столкнулся с одним стражем, можно было быть уверенным, что где-то неподалеку бродит второй, а это уже безвыигрышный вариант. Благодаря этим локальным успехам мы развернули какую-никакую разведдеятельность. Беспилотники и роботы были все так же бесполезны, но зато люди теперь могли пробраться немного дальше. И вот однажды это принесло свои плоды. Разведка нашла центр управления. Поразительно, но мы даже не имели представления, что весь их щит сконцентрирован в паре генераторов, расположенных каждый в своем полушарии этой треклятой планеты.

– Я читала об этом в хрониках, – поддержала я, услышав знакомую информацию, – операция «Блицкриг».

Он улыбнулся, отпив из стакана какой-то мутной жижи и утерев рот рукавом куртки.

– Да, это была именно она. Малая часть событий той войны, нашедших отражение в хрониках. Еще бы, ведь это был тот самый перелом, которым можно было гордиться, которым можно было прикрываться. Я вместе с братом вошел в одну из тех двух групп, которые должны были синхронно атаковать центры управления за десятки тысяч километров друг от друга. Двадцать три человека. Все – заслуженные бойцы, герои войны, прошедшие всю ее на своих ногах. Двадцать три самых везучих парня во вселенной. Мы подобрались максимально близко к городу. Нас отделяло одно плато, примерно пять-шесть километров. Решено было выступать ночью. Уж не знаю, есть ли это в хрониках, но стратегия казалась идеальной. Идеально возможной. Первая из целей находилась в полушарии, где наша активность была очень низкой, поэтому было решено атаковать ее в первую очередь. В таком случае, враг, застигнутый врасплох, начал бы переброску сил, и тут мы смогли бы выполнить свою функцию. Так и произошло. Приблизительно в полночь мы получили сообщение, что первый центр взорван. Это был сигнал к наступлению. Мы побежали. Сначала строем, потом, когда под ногами почувствовался метал, рассредоточились. Где-то на полпути мы услышали его. Именно услышали, так как кромешная тьма не позволяла ничего разглядеть, а грохот ударов механических лап по металлическому полу города разносился на десятки километров в этой неестественной тишине. Вы слышали о том, как там тихо?

– Где? На Орионе? Нет, не слышала, – ответила я, увлеченно делая зарисовки в блокноте.

– О, это самое невыносимое. Здесь, на Земле люди уже позабыли, что такое тишина. Там так тихо, что слышно собственное сердцебиение. Поэтому любой шум разносится на огромные расстояния, не искажаемый ни ветром, ни любым другим способным на это явлением. Нам оставалось около километра, когда он показался впереди. Глупо было предполагать, что мы не встретим его у входа в город, однако я помню, как страх и отчаяние буквально сковали ноги. Я пытался тогда гнать от себя эти мысли, как наверно делали и все остальные. Но если один из стражей увидел нас на пути к городу, то эта девчонка должна была довольно быстро разгадать наш замысел. Наш командир, Клинт Доусон, скомандовал разделиться на две группы. Одна должна была отвлечь стража, пока другая пробиралась в город. Я с братом попал в первую группу, и мне было поручено командование. Маневр удался, и страж направился в нашу сторону. Но далеко мы отбежать не успели. Я только увидел краем глаза, как Доусон с остальными слились с поблескивавшими стенами где-то в стороне. Тактика борьбы со стражем была отработана до автоматизма. Он догнал нас через пару минут и уже на подходе начал жечь металл под ногами. Мы рассредоточились, стараясь запутать его. Иногда это получалось, и он мог впасть во временный ступор, видно из пробелов в программе, но чаще всего он моментально перестраивался и продолжал преследование кого-то одного. Так и произошло в тот раз. Он направился в сторону одного из бойцов. Это был Йоши, отличный солдат, пилот, такой же как и я, бесстрашный и чертовски гордый. Жаль, но все понимали, что ему конец. Он и сам это понимал и постарался выкроить для нас пару лишних секунд. Я помню это чувство, когда даешь команду разделиться, и несколько мгновений ждешь его вердикта, за кем он побежит. Мне было стыдно и стыдно сейчас, но когда он побежал за Йоши, я испытал своего рода облегчение. Парень пал спустя несколько долгих секунд, тварь не стала жечь его, она просто догнала и раздавила его своей многотонной ногой, как мы давим тараканов тапком. При этом треск его костей отозвался глубоко внутри моего черепа. Тех нескольких секунд, которые страж потратил на Йоши, нам хватило, чтобы перегруппироваться и подступить к нему сзади на расстояние удара. Он чуть было не опередил нас, попытался прорвать окружение, побежав прямиком в центр полукруга, но не успел. Мы выстрелили импульсом, десять залпов одновременно. Это обездвиживало его на несколько десятков секунд, так что можно было подобраться вплотную. Один из бойцов взобрался на спину и прилепил взрывчатку на уязвимый люк. Тот страж так и не пришел в себя после импульса, его разорвало на две части, и грохот от падения наверно был слышен за десятки километров.

– Ух ты, впечатляет, – вымолвила я, вдохновляясь услышанным.

– Нет, не впечатляет. Я бы описал это чувство, как сладость мести. Каждый раз, когда я участвовал в уничтожении одной из машин Ориона, я испытывал это чувство. Я чувствовал…, даже не знаю, благодарность тех, кто не дожил до этого момента, чувствовал облегчение, чувство исполненного долга, – он некоторое время молчал, глядя в практически опустевший стакан, будто завороженный.

– Расскажите, как вы сумели отключить щит.

– Мы сумели, – практически спросил у меня Манува, очнувшись от кратковременного забытья, – что тут рассказывать? Прорвались в город, нашли установку и взорвали ее ко всем чертям. В городе мы встретили еще одного стража, который раздавил всех. Остались только мы вдвоем с братом. На уничтожение потребовалась сотня-другая миллионов жизней, но это ведь пустяки, верно? Что это в сравнении с гармонией и процветанием, которое у нас есть сегодня? А безопасность? Да за нее можно все отдать! Я отдал за эту безопасность жизнь своего брата. Это был один из последних дней там, на этой проклятой планете. Все уже закончилось. Без щита мы поменялись местами, теперь уже машины прятались везде, где только можно, а мы лишь пытались удовлетворить свою жажду, желание мести, желание крови. Я видел, как моего брата сожрала тварь, вылезшая из-под земли. Это произошло у меня на глазах, после стольких месяцев везения. Скажите, как по-вашему, мне не плевать на гармонию? Верно, это риторический вопрос. Я вернулся на Землю героем, обо мне говорили, складывали легенды… до сих пор складывают. Здорово. Помню, как мы с Роджером мечтали о том, как станем знаменитыми, как будем в каком-нибудь миротворческом корпусе, как будем читать лекции молодежи. Я даже помню тот день, когда мы пришли записываться добровольцами в призывной пункт. Мы были счастливы. Мы были глупы.

Он осушил стакан и со звоном поставил его на крышку стола.

– Итак, продолжим, – сказал он, видимо, поборов нахлынувшие вместе с неприятными воспоминаниями эмоции, – первое время после возвращения все было отлично. Но, хоть вам этого и не понять, никто из нас не вернулся оттуда прежним. Даже те, кто не принял участия ни в одной стычке, даже на них война наложила отпечаток. Скажу вам по секрету, я до сих пор не могу нормально спать. Наверно это останется со мной навсегда, – тут он как-то странно осекся и с трудом сдержал истерический смешок, – и дело вовсе не в кошмарах. Я просто слишком привык ждать, когда наступает ночь. Ждать их, понимаете? Там, на Орионе это был единственный способ выжить – всегда ждать. С нами в отряде служил паренек, француз, Жиль Готье. Мы называли его «Туз». Вероятно, вы читали о нем в хрониках. Он вместе со мной прошел большую часть той войны. Молодой парень, ему не было еще и тридцати лет. Он сошел с ума уже дома, на Земле. Его заперли в психушку, и там закончил свой яркий путь. И таких примеров я могу привести сотни. Мне повезло чуть больше, хотя, признаюсь, я и сам частенько подумывал свести счеты с этой жизнью. Но для того, чтобы решиться, нужно иметь нечто большее, чем смелость. Я тоже не стал исключением из «сынов войны». Утешение нашлось очень скоро, на дне бутылки. И чем дальше, тем глубже находилось это дно. Все складывалось вполне гармонично и, главное, безопасно, верно? Но тут появился он, наш герой. Монро, черт его побери. Сколько раз этот парень менял мою жизнь?! Сначала я поступил в академию только потому, что туда поступил он. Потом я преисполнился решимости записаться добровольцем, потому что он струсил. Ну и, как итог, именно из-за него я не закончил жизнь, как рядовой бродяга с Сириуса. Нэйт Монро – мой ангел-хранитель. Апатичный ангел. Знаете, хоть он никогда бы мне об этом не сказал, но у него были серьезные проблемы с головой. В общем, у нас было много общего. Он наполнил мою жизнь смыслом, снова, как прежде. Я тогда и не догадывался, что именно произошло после возвращения на Землю. Позже я понял это. Просто война закончилась. Я часто думаю – зачем ему это было нужно? Зачем вся эта нескончаемая бойня с угрозой для жизни? Я пару раз спрашивал его, но, похоже, он не очень любил касаться этой темы. Я знаю, что он был гражданским пилотом, вполне неплохая должность. Он вроде даже был женат… ну и зачем было таскаться со мной, нянчиться, терпеть меня? Я не такой уж особенный, просто мне часто везло в жизни. Он же был совсем другой: умный, хитрый, талантливый, особенный. С самого детства я всегда завидовал ему, пытался подражать, пытался угнаться…

Тут он снова замолчал, доливая в стакан очередную порцию устрашающего на вид напитка.

– Чуть позже я встретил еще одну старую знакомую, Джину Гарсия. Она училась вместе с нами. Там, в академии, они с Нэйтом были довольно близки, а когда мы встретились вновь, они почему-то совсем не общались. Уж не знаю, что там у них произошло, но моя жизнь определенно стала лучше с этого дня, надеюсь, вы понимаете, о чем я. Она будто бы ждала меня все это время, хоть такими словами она это и не выражала, но все было понятно даже без всяких слов. Не отходила от меня ни на минуту, всегда ждала и… не могу сказать, что отвечал ей взаимностью, но, в конце концов, главное ведь, чтобы женщине было хорошо, верно? А свою способность любить или чувствовать что-то в этом роде я, очевидно, оставил на другом конце галактики. Понимаю, немного странно слышать это от такого типа как я, но тем не менее. Я снова жил, каждым новым днем, не заглядывая далеко вперед и не планируя. К тому моменту я твердо уверился в абсурдности любого планирования. Вот даже сейчас, казалось бы, я действую по оговоренному заранее плану, но все прекрасно понимали, что это лишь небольшая таблетка успокоительного, призванная утихомирить разум разгневанной толпы. Даже этот план – обычный миф. Так вот, моя жизнь стала налаживаться после встречи старых друзей. Монро же, как будто покатился по наклонной. Все новые и новые заказы, и он брался за них, не давая себе передышки. И этот взгляд… У него стал совершенно невменяемый взгляд. Как будто он был постоянно зол, хоть и не подавал виду в разговоре. У парня были очень серьезные проблемы с головой. Откровенно говоря, до нашего отлета на Сириус я каждое утро приходил к нему в комнату, ожидая увидеть его, подвешенного к балке за шею. Но стоило ему взяться за это дело, как он будто снова изменился. Как если бы он знал, куда это всех нас приведет, знал, что конец близок, что его уже видно.

В очередной раз Манува сделал паузу, приложился к стакану, а затем уставился внутрь него замерзшим взглядом.

– Это было как будто вчера. Мы прилетели на Сириус, прошел час, и мы уже ехали с мешками на голове в каком-то грузовике. Это все частности, важно лишь то, что я увидел потом, что услышал, и чему поверил. Эстебан Фероуз, тот самый опасный преступник, религиозный фанатик и пропагандист. Ради этой нашей встречи стоило выжить там, на Орионе. Знаете, а ведь он предсказывал все это, все, с самой первой минуты. И про вас он говорил, и про меня. Мы много говорили за эти несколько дней, я многое увидел. Вам не будут интересны подробности, но я видел, как этот человек оживляет мертвецов, как дает им второй шанс, шанс, которого не было у тех миллионов солдат, сожженных во имя нашей с вами гармонии. Он открыл мне глаза, сказал то, что я и так знал, но во что боялся поверить. Про правительство, про заговор, про миллионы смертей, про моего погибшего брата… Он сказал, что войну развязали мы, что все это было частью одного зловещего страшного плана, что наверху знали о том, чего это будет стоить, и знали, какую выгоду это принесет. С его словами весь пазл в моей голове сам собой сложился, как будто я ждал все это время именно этих вот слов. Если это фанатизм, то я, так же как и он, самый что ни на есть долбанный фанатик. А главное – он дал мне способность исправить человеческие ошибки. Информация, с помощью которой люди могли бы взглянуть на произошедшее слегка под другим углом. Доказательства, за которые Нэйт Монро, вероятно, отдал свою жизнь. Можно сколько угодно рассуждать на тему того, что он просто, наконец, нашел возможность сделать это, но факт остается фактом, человек пошел на неминуемую смерть ради того, что бы у нас с вами был шанс изменить мир. Чем ни заголовок для вашей статьи, верно?

Я только кивнула, а он расплылся в какой-то странной широкой улыбке.

– У нас с Фероузом было много общего, – продолжил Манува, чуть более оживленно, – разумеется, в плане ума нет никакого сходства. Но от него я услышал то, чего всегда хотел услышать от кого-то помимо моего внутреннего «я». Остальные боялись этого, или, зачастую просто не думали об этом, ведь так легче жить, верно? Он, так же как и я, стал жертвой этой проклятой планеты. Он оказался одним из тех сорока, полетевших туда с мирной миссией. Фероуз потерял там много близких людей. В общем, нам было легко найти взаимопонимание, не смотря на многие очевидные различия между нами.

– Постойте, – прервала его я, – вы хотите сказать, что Эстебан Фероуз, один из списка «врагов Конфедерации», один из самых опасных преступников в мире, на самом деле был в числе мирной экспедиции на Орион?

– Я не хочу, а именно так и говорю. Он был там, и он выжил. Один. Как и я при разрушении щита. Вот вам еще одно сходство. Всех тех людей послали туда, на Орион, заранее зная их участь, зная, что им нельзя туда лететь, что это будет их конец. Чем не повод?

– Этому у вас тоже есть доказательства? Потому что слишком уж сказочно это звучит. Каким образом его имя ускользнуло из хроник? Как так получилось, что мы не знаем о выжившем?

И снова эта странная улыбка, как будто он снисходительно улыбается беспомощному ребенку, или просто-напросто чувствует свое превосходство. Но в чем оно заключалось? Скорее всего, это просто выпитый алкоголь дает о себе знать.

– Хроники эти ваши… Неужели не ясно, как все устроено? Вы не должны задавать вопросов. Для вас, как и для подрастающих сейчас детей, война на Орионе – героическая победа Земли над инопланетными захватчиками. Именно та победа, к которой людей готовили несколько веков подряд. Подвиг, геройство, самопожертвование. Фу, меня сейчас стошнит. Стали бы вы со мной говорить, не будь у меня доказательств каждому моему слову? Думаю, что нет, ведь это весьма опасная затея. Он передал мне шкатулку, в которой есть все, чтобы разрушить мир, который вы знаете. До основания, до туда, где можно будет начать возводить новый. И на камне сем я создам церковь мою… Без обмана, без розовых очков, без песен о гармонии… Мы не знаем еще об очень многих вещах и событиях.

Он явно что-то не договаривал. Но слишком уж быстро менялось его настроение, чтобы попытаться поймать его на этом.

– Дальше случилась атака. Бункер, в котором мы прятались, был разрушен, а Фероуз, по всей видимости, остался под его завалами.

– Так значит, он погиб?

– Я не видел его смерти, – ответил Манува, – но я видел, что бункер взорвался, и я точно знаю, что он был внутри. Учитывая, что все последние месяцы он так и не вышел на связь ни с одним из своих приближенных, полагаю, что он мертв. Хотя, знаете, я совсем не удивлюсь, если это окажется не так. Теперь я не склонен к излишнему реализму, но, если говорить объективно, шансов у него было очень мало. Но мы спаслись. Я, Монро, Джина, несколько людей из личной охраны Фероуза, а так же его дочь. Да. Вы удивлены? У него есть дочь, которую зовут Эстель. Совсем еще юная, но с таким вот отцом она взрослая не по годам. По всей видимости, он посвятил ее в свои планы уже очень давно, и все это время готовил к подобному повороту. Да, он знал, что так будет. Он знал, что придет день, и его достанут. Силы были неравны. И знал, что она выживет, чтобы продолжить его дело. Именно поэтому она владеет всеми этими его штучками. Она лечит смертельно больных людей без каких-либо лекарств. Будьте уверены, когда придет время, люди пойдут за ней. Все те, кто шли за стариком Эстебаном, и даже больше.

– Про то, что вы будете в этот момент на Сириусе, он тоже знал?