Текст книги "В канун Рождества"

Автор книги: Розамунда Пилчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

4
ЛЮСИ

Фарнем-корт был построен в те времена, когда в семьях среднего достатка держали прислугу, живущую в доме. Поэтому в каждой квартире была предусмотрена маленькая неприметная комната для горничной или кухарки. Когда Люси после развода родителей переехала к бабушке, ей отвели такую каморку. Девочку мало заботило, что она узкая и темная, ведь это была ее собственная комната.

Окно выходило в мощеный двор-колодец, где стояло несколько кадок с нарциссами и тюльпанами. Считалось, что консьерж должен их поливать и содержать в порядке. В сущности, из окна не было никакого вида, и его задрапировали складками белого тюля. Стены комнаты были желтые, что создавало иллюзию солнечного света, шторы – тоже желтые в белую полоску. Там помещались кровать, заваленная мягкими игрушками, большой стол с выдвижными ящиками, за которым Люси готовила уроки, и множество полок с книгами. На столе стояли компьютер, настольная лампа и небольшой телевизор, на синем ковролине лежал маленький коврик из овечьей шкуры. Школьные друзья завидовали Люси: у нее была комната, которая принадлежала только ей, которую не приходилось делить с надоедливой младшей сестрой.

Комната поражала опрятностью, под стать самой Люси. Книги на полках стояли безукоризненно ровными рядами, на постели ни складочки, одежда тщательно сложена. Такой же аккуратной была и ее парта в школе: карандаши заточены, книги лежат аккуратной стопкой. Раз в неделю миссис Бургес, которая убирала квартиру Доди, проходилась с пылесосом и тряпкой по комнате Люси, оставляя сильный запах лавандовой полировки, но Люси любила сама мыть и чистить комнату, протирать зеркало на туалетном столике, полировать серебряную рамку с фотографией отца.

Люси отчаянно его не хватало, не только по-человечески, но и так, как, например, не хватает столу или стулу отломанной ножки, ибо с его уходом ее представление о семье пошатнулось и рухнуло, и Люси сознавала, что это непоправимо, что возврат к прежнему невозможен. Ей было девять лет, когда родители развелись. Плохой возраст, но разве для этого существует хороший возраст? Она была уже достаточно взрослой, чтобы понять, что произошло. Теперь они будут жить отдельно, их с мамой бросили, и им придется собирать обломки прошлого. Они переехали к бабушке, и Люси сначала думала, что это их временное пристанище, но постепенно поняла, что они поселились тут навсегда. По непонятной причине, несмотря на разлад и случающиеся время от времени скандалы, совместная жизнь, казалось, устраивала обеих женщин. Что до Люси, то никого не интересовало ее мнение, и она держала его при себе.

Иногда она виделась с отцом, но его новая жена, которую звали Мерилин, видимо, не питала никакого интереса ни к детям, – в частности, к падчерице, – ни вообще к чему бы то ни было, кроме своей работы; в противном случае она уже давно завела бы собственного ребенка. У них с Майлсом не было даже дома с садом; они жили в такой квартире, где можно было заказать по телефону немудрящую еду.

Мерилин, безусловно, была не из тех, кому поверяют тайны, и Люси чувствовала, что с отцом тоже больше не может поговорить по душам – это было бы нелояльно по отношению к матери.

Иногда ей казалось, что она больше не выдержит, если не найдет среди взрослых того, с кем можно поделиться. Мисс Максвелл-Браун, школьная директриса, подходила на эту роль и не раз даже намекала, что если Люси хочет высказаться, то она была бы счастлива ее выслушать. Но сдержанность и все та же гипертрофированная лояльность мешали Люси. Ее ужасала мысль, что она может вызывать жалость, как если бы была сиротой. Поэтому она упрямо отвечала: «У меня все в порядке». И мисс Максвелл-Браун неохотно отпускала ее.

Сегодня, в пятницу, без четверти двенадцать Люси кончила готовить уроки, за которые села сразу после завтрака, и теперь писала дневник. Переплетенный в кожу, толстый, как маленькая Библия, дневник запирался на замочек. Бумага плотная и гладкая, писать на ней одно удовольствие. Это был подарок из Корнуолла. «Счастливого Рождества, Люси, – написано на форзаце. – От дедушки, Серены, Эми и Бена».

Они никогда не забывают про Рождество и ее день рождения. А ведь когда они поженились, Люси была совсем маленькая. Она даже не помнила Джеффри Саттона и, разумеется, никогда не видела ни Серену, ни Эми, ни Бена. Временами, когда жизнь казалась беспросветно унылой, Люси, лежа в постели, мечтала о том, чтобы они пригласили ее погостить и – что было еще менее вероятно – чтобы мама и бабушка отпустили ее. Она уже все продумала. Такси до Паддингтона, затем поезд. Ее встречают пальмы и голубое море, дом с замечательным садом, может быть, совсем рядом пляж, и морской ветерок влетает в открытые окна спальни. А Бен и Эми как ее родные брат и сестра.

Люси начала вести дневник с того самого дня, как получила его в подарок. Скорее это был даже не дневник, а записная книжка, потому что там не было дат, только чудесные чистые страницы. Иногда писать было почти нечего, а иногда, если Люси шла со своим классом в кино или в концерт, ей хотелось так много сохранить в памяти, что она исписывала по две-три страницы. Ей очень нравилось писать самой любимой авторучкой на этой замечательной плотной кремовой бумаге. У нее была страсть к записным книжкам, бумаге, ручкам, ей нравился запах чернил и письменных принадлежностей. Она обожала канцелярские магазины и редко выходила оттуда без коробочки цветных скрепок, набора почтовых открыток или новых красных чернил Биро.

Люси писала:

Утром, сразу после завтрака, мама ходила в туристическое бюро. Они с бабушкой разговаривают друг с другом сквозь зубы, и все из-за Рождества, Борнмута и Флориды. Хоть бы они поняли, как я ненавижу Флориду. Нельзя же целый день болтаться в бассейне. И вообще не люблю я ни этого Рэндала, ни мороженое, ни видео.

Конечно, дневник лучше, чем ничего, но это все-таки не живой человек. Люси отложила ручку и посмотрела в окно. За легкой белой шторой стояло унылое зимнее утро. Люси думала о Кэрри, маминой младшей сестре и своей любимой тетке. Кэрри умела говорить с ней как со взрослой и всегда придумывала что-то новое и интересное. Она была для Люси доброй феей, дарящей редкие удовольствия, пока не уехала в Австрию. Они ходили в Ковент-Гарден на «Беспризорную девчонку», а однажды в теплый весенний день ездили в оранжерею Кью. Даже походы в Музей естественной истории Кэрри умудрялась сделать забавными и увлекательными. А один раз они даже плавали на катере по реке, до самого Тауэрского моста, и завтракали на борту. С катера Лондон казался незнакомым иностранным городом с башнями и шпилями, купающимися в солнечном свете.

Люси снова взялась за ручку.

Я бы не прочь провести Рождество с папой и Мерилин, но они едут кататься на лыжах. Мерилин говорит, что поездка задумана давно. Папа, конечно, отменил бы ее, но Мерилин не позволит. Не понимаю, что такого особенного в Рождестве и почему вокруг него вечно устраивают такую шумиху. Сегодня после обеда мы с Эммой собираемся в кино, а потом придем к нам и будем пить чай.

Пока Люси сидела в своей комнате, готовила уроки и писала дневник, за закрытыми дверьми ее спальни бабушка жила своей привычной жизнью. Время от времени Люси слышала телефонные звонки и тихий голос. Приблизительно час назад позвонили в дверь, кто-то пришел. Люси заканчивала задание по французскому, когда услышала, как в конце коридора за дверью гостиной бабушка с кем-то тихо разговаривает. Люси не представляла, кто бы это мог быть, да ей, собственно, было все равно. Наверное, кто-нибудь из скучных бабушкиных приятельниц. Потом она услышала, как гудит поднимающийся лифт, лязгает ключ от американского замка парадной двери, и поняла, что это ее мать вернулась из туристической компании.

Несмотря на решительное нежелание лететь во Флориду, Люси не была уверена, что мать со своим безрассудством не закажет для нее билет. И это ужасно, потому что тогда волей-неволей придется ехать. В конце концов, что ты можешь в четырнадцать лет? Разве что дуться недели две, мечтая насолить всем и каждому.

Люси подняла голову и прислушалась. Вот кто-то прошел мимо ее двери и направился по коридору, ведущему в гостиную. Вот дверь отворилась, потом затворилась. Снова послышались голоса. Люси закрыла глаза. Жаль, что нельзя и уши тоже закрыть.

Короткое затишье, затем вспыхивает новая ссора, но третья собеседница – кто бы это мог быть? – предотвращает ее, во всяком случае на некоторое время. Люси ждала, что будет дальше. Минут пять ничего не происходило, но вот дверь гостиной снова скрипнула, потом послышались чьи-то приближающиеся шаги. Люси захлопнула дневник, накрыла его ладонью, повернулась, посмотрела на дверную ручку. Наверное, идет мама, чтобы сообщить последние новости о поездке во Флориду. Люси начало поташнивать от дурных предчувствий. Но раздался негромкий стук, и Люси поняла, что ошиблась. Мама никогда не стучит, просто врывается в комнату, и все, и ей наплевать, что бы ты там ни делала.

Мисс Максвелл-Браун, заслышав стук, всегда говорит: «Войдите». Но прежде чем Люси собралась сказать «войдите», дверь медленно отворилась.

– Помешала?

Это не мама, не бабушка и не какая-нибудь надоедливая бабушкина знакомая. Это Кэрри!

Кэрри. А ведь Люси только что о ней думала. Кэрри не в Австрии, где, как считала Люси, она ведет восхитительную жизнь – лыжные прогулки, шикарные отели. Обычно Кэрри носит длинные волосы, а сейчас у нее короткая стрижка. Она очень тоненькая и загорелая. И высокая.

Кэрри. Люси ошеломлена, у нее нет слов. Только вихрь разнообразных чувств. Изумление, недоверчивый восторг. Неужели такое чудесное, такое неожиданное событие и в самом деле произошло? Кэрри. Люси чувствует, как счастливый румянец теплой волной заливает ее щеки. Такое случается не часто, и Люси теряется. Ей хочется вскочить и броситься в объятия Кэрри, но вдруг та подумает, что это по-детски. Вдруг…

Кэрри говорит:

– Хватит таращить глаза. Это действительно я.

Люси медленно встает и говорит:

– О Господи.

Кэрри входит, затворяет за собой дверь.

– Удивлена?

– Да. Я и не знала… Ты здесь давно?

– Примерно час. Болтала с мамой.

– Нет. В смысле, в Лондоне.

– Неделю,

– Я не знала.

– Никто не знал. Ничего, зато теперь знаешь. – Кэрри поцеловала Люси в щеку, обдав восхитительным ароматом. – Ты выросла. Поразительно. Раньше мне приходилось складываться вдвое, чтобы тебя поцеловать. – Кэрри огляделась. – Какая миленькая комната. И совсем не мрачная. Как у тебя чистенько! Ты только что убрала?

– Сегодня еще нет. Это бабушка отремонтировала. И позволила мне самой подбирать цвета.

– Замечательно. И так весело.

У кровати стояло небольшое кресло с синей обивкой. Кэрри опустилась в него, вытянула длинные изящно обутые ноги, скрестила лодыжки.

– Ты занималась?

– Да, готовила уроки. – Люси взяла со стола дневник и незаметно спрятала его в ящик, потом снова села и повернулась на вращающемся стуле лицом к тетке. – Когда ты вернулась?

– Я же сказала. Неделю назад. Надо было сообщить вам, что я возвращаюсь, но все случилось так внезапно…

– Ты надолго приехала?

– Пока не знаю. Работу в туристической фирме я бросила. Сейчас у меня нет ни дома, ни работы, но это неважно. А как дела у тебя?

Люси пожала плечами:

– Нормально.

– Кажется, тут у вас назревает некий конфликт. Пожалуй, он даже уже возник. Бедная моя девочка! Ты, должно быть, хочешь знать, что еще, черт побери, может случиться.

Вот именно, с благодарностью подумала Люси. Кэрри всегда отличалась прямотой, не избегала щекотливых вопросов и решительно вникала в суть проблемы. Люси осмелела и спросила:

– Мама купила только один билет во Флориду?

Кэрри засмеялась:

– Не волнуйся, она летит одна. В этой схватке победила ты. Наверное, у вас тут разгорелось настоящее сражение.

– Должно быть, ты считаешь меня законченной дурой из-за того, что я отказываюсь с ней ехать?

– Нет, по-моему, ты совершенно права. Ты была бы там совсем не к месту. Третий лишний. Для Николы гораздо лучше поехать одной. Но, конечно, возникают проблемы.

– Ты имеешь в виду Рождество?

– Нет, не Рождество. Я имею в виду тебя. Что ты намерена делать? Готова поспорить, никто даже не спросил тебя об этом.

– И правда.

– Я думала, что ты могла бы поехать к своему отцу, но оказалось, они с Мерилин собираются большой компанией кататься на лыжах.

– А мне и не хотелось с ними ехать. Мерилин меня недолюбливает, и вообще я никогда не ходила на лыжах, так что, думаю, мне было бы не слишком весело.

– А может, у какой-нибудь из твоих подружек уютный дом и заботливая мама, и тебе понравилось бы у них?

Люси немного смутилась – таких подруг у нее не было. Нет, у нее, конечно, было множество приятельниц, но ни у кого из них не было заботливой мамаши. А у самой близкой подруги, Эммы Форбс, мама – редактор журнала, которая вечно мчится на какие-нибудь встречи. Люси с ней едва знакома. Эмма совершенно независима, ей предоставлена полная свобода действий, ключи от дома и помощь экономки-шведки. Они с Люси проводят вместе много времени, общаются, болтают, но Эмма ни разу не упомянула о Рождестве.

Кэрри ждала. Ее темные глаза были исполнены внимания и доброты. Люси сказала:

– Я бы поехала в Корнуолл. К дедушке. Правда, я никогда там не бывала, не помню дедушку, не знакома ни с Сереной, ни с Беном, ни с Эми. Бабушка всегда дурно о них отзывается и слышать не хочет их имен, но если у нее не будет выхода, то они с мамой отпустят меня туда. – Голос у Люси упал. – Хотя, может быть, они вообще не захотят, чтобы я к ним приезжала.

Кэрри сказала:

– Ну что ты! По-моему, это замечательная мысль и когда-нибудь ты обязательно к ним поедешь. Но только не на это Рождество. Я говорила с Джеффри, когда вернулась из Австрии. У них мало места, домик, в сущности, крошечный и будет набит гостями по самую крышу.

Надежда умерла.

– А-а… Ну ладно.

– Но ты как-нибудь непременно к ним поедешь. Например, весной. Они будут рады, и ты их всех полюбишь. А сейчас нам придется придумать что-то другое.

«Нам» – это очень существенно.

– Нам?

– Да. Нам с тобой. Сироты в бурю… Что будем делать?

– На Рождество?

– Конечно на Рождество.

– В Лондоне?

– По-моему, оставаться в Лондоне довольно глупо, как ты думаешь? Может быть, лучше уехать?

– Куда?

Казалось, ответа нет. Они посмотрели друг на друга. Кэрри встала, подошла к окну, подняла тюль, посмотрела вниз, в безрадостный двор.

– Есть у меня одна мысль. Только что пришла в голову. – Кэрри опустила занавеску, отошла от окна и присела на край письменного стола. – Ты когда-нибудь слышала об Элфриде Фиппс?

Люси помотала головой, с интересом ожидая продолжения.

– Это необыкновенная женщина. Кузина Джеффри. Твоя бабушка ее не выносит, считает безнравственной. Элфрида актриса, у нее всегда была куча возлюбленных и мужей. У них с Доди нет ничего общего. А я очень люблю Элфриду. Когда я училась в Оксфорде, мы с ней возобновили знакомство и стали большими друзьями.

– А сколько ей лет?

– За шестьдесят, совсем старушка. Но живая и веселая, такую редко встретишь.

– Где она живет?

– Раньше жила в Лондоне, но потом ее муж… впрочем, он не был ее мужем, но она его обожала… умер, и Элфрида переехала в деревню. Несколько лет назад ей сделали операцию, и я ухаживала за ней, пока она не поправилась. Мы с ней никогда не теряли связи. Сейчас она живет в небольшой деревне в Гэмпшире. Дом, как она говорит, крошечный, но для нас с тобой места наверняка хватит. А если нет, то она что-нибудь придумает. По-моему, мысль хорошая, как ты считаешь? Давай попробуем.

– Ты и я?

– И Элфрида.

– На две недели?

– Конечно.

– А она не будет возражать?

– Готова держать пари на последний доллар, она будет вне себя от радости.

– Как мы ее спросим?

– Я ей позвоню. Телефон у меня есть.

– Сейчас позвонишь?

– Нет, не сейчас. Когда вернусь в Патни. Не хочется, чтобы о наших планах кто-то узнал, пока они не оформились окончательно. Потом мы представим их как свершившийся факт.

– А если Элфрида не примет нас на Рождество?

– Не будем пессимистами. Надо верить, что все устроится. А пока никому ни слова, договорились? Это будет наш секрет. – Кэрри посмотрела на часы. – О Господи, уже почти час. Я умираю с голоду, а ты? Твоя бабушка сказала, что приготовит суп и паштет, но я не уверена, что мне этого хватит. Почему нам не отправиться на ланч всем вместе? Есть тут какое-нибудь недорогое заведение с хорошей кухней?

– Да, «Розетти», в пяти минутах ходу.

– Итальянская кухня?

– Да. Спагетти и тому подобное.

– Моя любимая еда. Давай пойдем и объявим нашим мамам, что хотим их угостить.

Люси вспомнила об Эмме.

– Сегодня после ланча мы с подругой собирались пойти в кино. Я с ней встречаюсь в половине третьего.

– Как ты туда едешь?

– На метро.

– Нет проблем. Мы пообедаем, а потом я посажу тебя в такси. Ты не опоздаешь.

Все устраивалось просто замечательно. Ланч в ресторане, такси. Люси хотелось бы знать, богата ли Кэрри сейчас, когда вернулась из Австрии. Выглядела она, без сомнения, здорово – классная одежда, сияющие волосы, эффектная косметика… совсем как те изысканные модели, позирующие в коже и мехах, фотографии которых мелькают среди глянцевитых страниц любимого бабушкиного журнала «Vogue». Люси вдруг показалось, что из темного холодного угла она вышла на яркий и ласковый солнечный свет. Все ее существо будто освободилось, сбросило тревоги; Кэрри вернулась, и ее благотворное присутствие преобразило все вокруг. К своему ужасу, Люси почувствовала, как ее глаза затуманивают непрошеные слезы, а лицо морщится, как у ребенка.

– Ой, Кэрри…

– Эй, не плачь. Не о чем плакать. Мы прекрасно проведем время.

Кэрри распахнула объятия, и Люси приникла к ней, прижимаясь щекой к мягкому кашемировому свитеру, вдыхая его аромат. Кэрри и в самом деле здесь, с нею. Слава Богу, странные слезы не пролились, отступили. Люси нашла носовой платок и энергично высморкалась:

– Извини.

– Иди умойся и оденься. А я пойду к нашим мамам и порадую их хорошей вестью.

– Только о ланче?

– Конечно. Остальное – пока что наша с тобой тайна.

Доди была в маленькой кухне, где без всякого энтузиазма пыталась приготовить обещанную легкую закуску. Она уже накрыла на стол и сейчас держала в руках консервную банку с супом.

Кэрри сказала:

– Подожди, не открывай.

Доди обратила к дочери удивленный взгляд:

– Почему?

В кухне она казалась не на месте – в нарядном, изящном платье, причесанная волосок к волоску, даже без передника. Банку она держала на отлете, в вытянутой руке, будто боясь, что та ее укусит.

– Потому что мы идем в ресторан. Я угощаю. Мы с Люси решили, что надо немного себя побаловать. Она предложила пойти к «Розетти». Ты согласна?

– Да. – В голосе Доди слышалось сомнение. – Но я думала, мы удовольствуемся супом и паштетом.

– Да, но потом мы передумали.

– Уже почти час. Будет ли там свободный столик?

– Может быть, ты позвонишь туда? Знаешь номер?

– Кажется, да.

– Тогда позвони, пожалуйста. А суп оставь на ужин. Где Никола?

– В гостиной.

– Дуется?

– Нет. Очень собой довольна.

– Давай заключим договор. За ланчем ни слова о Флориде. С Люси довольно.

– С меня тоже.

Никола сидела в глубоком кресле и листала новый номер «Харперз Куин», который купила, когда возвращалась домой из туристического бюро.

– Обдумываешь гардероб для Флориды?

Никола захлопнула журнал и швырнула его на пол.

– Я знаю, что у тебя на уме, Кэрри, но мне на это наплевать.

– Понимаю… Почему бы тебе не поехать, если хочется.

– Ты действительно так думаешь?

– Все лучше, чем торчать здесь, ссориться с матерью и чувствовать себя обиженной.

– Чрезвычайно тебе признательна.

– Ох, Никола… – Кэрри присела на подлокотник дивана. – Давай заключим перемирие. Мы собираемся пойти на ланч. Это нас немного ободрит. И не будем говорить ни о Флориде, ни о Борнмуте, ни о Рождестве.

– Это Люси предложила?

– Нет, я… Никола, хочу тебя поздравить. Люси очень милая и у нее прекрасный характер, чего не скажешь о большинстве четырнадцатилетних девочек. Ты проделала колоссальную работу.

– Да. – Никола, у которой выбили из рук оружие, позволила себе криво улыбнуться. – Спасибо. Нелегко это было, – торопливо добавила она.

– Я никогда не считала воспитание детей легким делом. И на твоем месте, наверное, не справилась бы. А сейчас давайте собирайтесь. Ма звонит в ресторан, чтобы заказать нам столик. Мы с Люси намерены съесть горы спагетти «карбонара».

Над камином висело венецианское зеркало в золотой раме, в котором отражалась анфилада комнат с их великолепным убранством. Никола остановилась перед ним и принялась изучать свое отражение, коснулась волос, провела мизинцем по накрашенным губам. Встретив в зеркале взгляд Кэрри, она сказала:

– И все-таки проблема остается.

– Я попытаюсь ее решить.

– Кэрри, почему ты вернулась из Австрии?

– Видишь ли, – Кэрри пожала плечами, – это было внезапное решение.

– Что ж, какова бы ни была причина, я тебе благодарна, – сказала Никола и взяла свой меховой жакет. – По крайней мере, хоть частично избавишь меня от обузы, – добавила она ложку дегтя.

Ланч в ресторане оказался очень удачной затеей. И Доди, и Никола обожали ресторанную атмосферу, и за время короткого пути от Фарнем-корта до «Розетти» настроение у обеих заметно улучшилось. Холодный и хмурый декабрьский день послужил для Доди прекрасным поводом, чтобы укутаться в новое отороченное черным мехом пальто. И когда она вошла через стеклянные двери в теплое, напоенное восхитительными ароматами помещение и к ней бросились милые, улыбающиеся итальянцы, чтобы помочь раздеться, она почувствовала себя красивой знатной дамой. Небольшой ресторан был уже заполнен, но для них оставили столик в углу. Они уселись, и Кэрри, не теряя времени, заказала напитки: джин с тоником для Доди и Николы, кока-колу для Люси, сухой херес – для себя. Потом выбрала столовое вино. Алкоголь и приятная атмосфера действовали расслабляюще и успокоительно, постепенно напряженность исчезла и завязалась если не слишком оживленная, то вполне доброжелательная беседа.

Вот уже несколько лет они не собирались вместе, и у них возникало множество тем, которые можно было обсудить. Старые друзья, знакомые, дальние родственники. Доди поведала о круизах по Средиземному морю и об одном необыкновенном греческом острове, в который она буквально влюбилась: «Мечтаю построить там домик». А Кэрри рассказала об Обербейрене, о том, как волшебно прекрасны горы летом. Склоны, с которых зимой съезжают на лыжах, становятся зелеными пастбищами, где щиплют траву стада коров, и колокольчики у них на шеях оглашают звоном чистый, как хрусталь, воздух.

Доди и Никола сдержали слово и ни разу не упомянули Рождество, Флориду и Борнмут.

Они допили кофе, и Кэрри заплатила по счету. Люси уже пришло время уходить. Услужливый официант вышел на улицу, на холод, прямо в своем длинном белом фартуке, хлопающем на ветру, и стоял, пока не заметил огонек такси и не просигналил шоферу, чтобы тот остановился. Кэрри дала Люси денег, и взрослые дождались, пока девочка усядется.

– Кэрри, прости, я тебя не поблагодарила. Все было замечательно, – открыв окно, сказала Люси.

– Очень рада. Надеюсь, фильм тебе понравится. Я тебе позвоню.

– Позвони поскорее.

– Как только смогу. Ни минутой позже.

– Люси, когда ты вернешься? – деловито поинтересовалась Никола.

– Около семи.

– Будь осторожна.

– Хорошо.

Они подождали, пока такси не скрылось из виду, и медленно пошли к реке. На углу Фарнем-роуд остановились попрощаться.

– Ты доставила нам бесконечное удовольствие, – сказала Доди, расположенная к великодушию после превосходных блюд и напитков. – Как хорошо, что ты снова дома. Не пропадай. Сообщи о своих планах.

– Да, конечно. Пока, ма. – Кэрри чмокнула мать в щеку. – Пока, Никола. Мы ведь еще увидимся до твоего отъезда?

– Скорее всего, да. Спасибо за ланч.

– На всякий случай, если не увидимся, желаю хорошо провести время.

– Именно это я и собираюсь сделать.

Они расстались. Кэрри посмотрела матери и сестре вслед. Похожи до смешного, и обе по уши увязли – каждая в своих делах и проблемах. Совсем не изменились. Кэрри повернулась, медленно пошла к дому и, только пройдя полпути по мосту Патни, где холодный и влажный ветер дул ей прямо в лицо, вспомнила о том, что Сара просила купить овощей к ужину и упаковку чая «Лапсанг Соучон». В пакистанской бакалейной лавке Кэрри запаслась цветной капустой, луком-пореем и мелкой молодой картошкой. Купила чай, черный зерновой хлеб и две бутылки калифорнийского вина «Якобс Крик». Кассир, симпатичный молодой человек, уложил это все в сумку и получил деньги:

– Господи, – сказал он, – какой холодный день. Наверное, не чаете добраться домой.

Кэрри улыбнулась в знак согласия, поблагодарила и вышла на улицу. Хмурый зимний день клонился к сумеркам, автомобили ехали с включенными фарами, яркие квадраты света падали из окон магазинов на мокрый асфальт. Когда Кэрри подошла к дому, руки у нее так замерзли, что было больно стаскивать перчатки и управляться с американским замком. Она зажгла свет в холле, выключила сигнализацию и с благодарностью ощутила домашнее тепло. Потом прошла на кухню, поставила пакет на стол, не снимая пальто, наполнила водой электрический чайник и включила его. Задернув сине-белые клетчатые занавески, принялась выгружать овощи. Вода тем временем вскипела, и Кэрри приготовила кружку чая. Сняв, наконец, пальто, она бросила его на спинку стула, достала из сумочки записную книжку и села у телефона.

Элфрида Фиппс, Пултонс-роу, Дибтон. Кэрри сняла трубку и набрала номер. Услышав гудки, стала ждать. Ждала долго, но ответа не было. Элфрида, конечно, так и не собралась купить автоответчик. Может быть, она вышла. Кэрри положила трубку, допила чай и поднялась наверх повесить пальто и надеть другие туфли. Снова спустившись вниз, она задернула шторы в гостиной и включила камин. Потом вернулась в кухню и еще раз попыталась дозвониться Элфриде. Опять неудача. Кэрри почистила картошку к ужину, нарезала цветную капусту и приготовила маринад для куриного филе. После третьей попытки дозвониться она немного встревожилась. В конце концов, они так давно не виделись. Элфрида не любила писать писем, предпочитала телефон, но она всегда была на месте. А вдруг она умерла? Эта ужасная мысль поразила Кэрри как гром среди ясного неба, но здравый смысл взял верх. Кэрри понимала, что, если бы с Элфридой что-нибудь случилось, Джеффри непременно бы об этом сообщил.

Джеффри. Она позвонит отцу. Он, конечно, знает, где найти свою кузину Элфриду. Телефон Джеффри в Эмбло Кэрри помнила наизусть. Она сняла трубку и набрала номер. На этот раз ей повезло, отец ответил почти тотчас же.

– Джеффри Саттон.

– Джеффри, это я, Кэрри.

– Голубушка, как ты?

– Прекрасно. Только холодно.

– Ужасная погода. Нас буквально сдувает с обрыва.

– Как Серена, Бен, Эми?

– Хорошо. Серена поехала за детьми в школу, так что я сижу в одиночестве, выписываю чеки, разбираю счета. Чем могу тебе помочь?

– Я ищу Элфриду. Звонила в Дибтон, но никто не отвечает.

– Ее там нет.

– Нет?

– Она в Шотландии.

– Почему ты мне ничего не сказал, когда я звонила на прошлой неделе?

– Мне казалось, у нас с тобой были более существенные темы. Например, ты.

– Да, – Кэрри почувствовала себя пристыженной. – Да. Извини.

– Я не думал, что тебе так важно знать, где находится Элфрида.

– Сейчас очень важно. Зачем она поехала в Шотландию?

– Это длинная история, – сказал Джеффри и принялся рассказывать.

С сочувствием слушая грустную историю, Кэрри все больше и больше становилась в тупик. Она хорошо знала Элфриду. Ее доброе сердце и пылкий нрав, ее неспособность задуматься о завтрашнем дне. И тем не менее ее поступок казался слишком опрометчивым.

– Она любит этого человека? – спросила Кэрри.

– Не знаю, Кэрри. На самом деле, я не понимаю, что происходит. Она мне обо всем рассказала по телефону и, судя по голосу, была скорее в подавленном, чем в приподнятом настроении.

– В таком случае, она в него не влюблена. Скорее, просто о нем заботится.

– Он, по ее словам, сам ее попросил поехать с ним за компанию. И она согласилась, чтобы немного его утешить. Они отправились на автомобиле. Ехали с остановками, так как путешествие долгое.

– Где именно они живут?

– В Сазерленде. На дальнем севере. У меня где-то записан их адрес и телефон.

– Вы с Элфридой общались после ее отъезда?

– Нет. Мне кажется, сейчас ей не до меня.

Кэрри была разочарована.

– Досадно, – сказала она.

– Почему?

– Мне она страшно нужна. Необходимо срочно с ней поговорить.

– У тебя какие-то проблемы?

– Пожалуй.

– У тебя лично?

– Нет. Не у меня. У твоей внучки, Люси Уэсли.

– Объясни.

Кэрри попыталась в нескольких словах объяснить отцу, какое безвыходное положение сложилось в Фарнем-корте. Никола улетает, чтобы провести Рождество во Флориде со своим другом американцем. Люси отказывается ехать с матерью. Доди не хочет оставаться с Люси, потому что планирует провести Рождество в веселой светской компании в «Палас-отеле» в Борнмуте.

– В общем, ситуация тупиковая, – закончила Кэрри.

– А что отец Люси?

– Едет кататься на лыжах. Не хочет брать Люси. Это чудовищная несправедливость! Она такая хорошая девочка. Я не против того, чтобы взять ее на Рождество, но у меня сейчас ни дома, ни работы и вообще ничего, вот я и подумала об Элфриде.

– Вы должны приехать к нам. – Чувствовалось, что Джеффри изнемогает под бременем вины, и голос его выдавал.

Кэрри поспешила успокоить его:

– Джеффри, мы не можем приехать в Эмбло. Я знаю, у вас нет места.

– Тогда почему бы тебе не позвонить Элфриде в Шотландию? Она будет рада с тобой поболтать. Услышишь повесть о мистере Бланделле из ее собственных уст, получишь гораздо более полную картину, чем та, что нарисовал я.

Кэрри колебалась.

– Не будет ли это назойливо с моей стороны?

– Нет, не думаю.

– Мы с Элфридой так давно не виделись и не говорили.

– Тем больше оснований позвонить. Подожди, не вешай трубку, я поищу номер ее телефона и адрес. У меня где-то записано…

Кэрри ждала. В трубке слышались легкие шумы, выдвигались и захлопывались ящики, шуршала бумага. Дурацкая мысль, сказала себе Кэрри. Нельзя же ехать в такую даль, только чтобы провести Рождество. С другой стороны, почему бы и нет?

– Кэрри? Ты взяла бумагу и карандаш?

Кэрри нашла записку Сары и шариковую ручку, торчащую из сине-белой кружки.

– Вот номер телефона. А вот адрес. Старая усадьба, Криган, Сазерленд.

– Звучит интригующе. А как пишется «Криган»?

Он продиктовал по буквам.

– Может быть, лучше написать письмо? – нерешительно проговорила Кэрри.

– Нет, это не то. Письмо идет слишком долго. Так что звони. Прямо сейчас. И еще, Кэрри…