Текст книги "Манипулятор"
Автор книги: Ростислав Нестеров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Нечто подобное случилось в свое время на Воробьевых горах, когда юные Герцен и Огарев дали клятву бороться с самодержавием. При этом если Гуськов вполне годился на роль Герцена, то второй участник событий – Лебедев, должный изображать Огарева, мирно спал на лавке, нарушая историческое подобие.
Однако зададимся вопросом:
«А был ли кто-то из нынешних историков свидетелем той встречи, чтобы с определенностью утверждать, что Огарев ни на минуту не вздремнул за время выступления товарища?»
Что же касается темного двора, то это, конечно, не Воробьевы горы с их потрясающим видом на Москву, но согласитесь и темы несравнимые: полеты индюков и свержение самодержавия!
С тех пор стихийная любовь Гуськова к индюкам приобрела четкую направленность и смысл. Да, он хотел овладеть мыслями и чувствами людей, заставить их смеяться и плакать по своему желанию, но это составляло, так сказать, его работу, а для души была мечта научить индюков летать…
Именно поэтому любил Гуськов маленькую подмосковную деревеньку в три десятка домов. Называлась она Федосьино и ехать до нее было не больше получаса от Киевского вокзала. Гуськов наткнулся на нее совершенно случайно, с полгода назад, и с тех пор стала она его тайным местом, где можно было предаться тайному пороку, попутно отдохнув душой и о делах подумав.
Все дело в том, что в крайнем доме, у самого косогора держали индюков – птицу для наших краев достаточно редкую. Правильно говорят: «Россия – не Америка!», это там индюки на каждом шагу попадаются, а у нас все больше ободранные суетливые куры, да утки с гусями.
Целый день благородные птицы проводили на вольных хлебах, прогуливаясь по чудесной зеленой полянке позади дома. Хозяйка индюков отставная колхозница Акимовна поначалу подозрительно отнеслась к странному городскому жителю, который регулярно появлялся на косогоре и наблюдал за индюками, справедливо предположив злоумышление на хищение.
«Подумаешь, что одет хорошо! – рассуждала она. – Жулики как раз так и одеваются. Вчера вон по телевизору показывали…»
Однако, увидев в глазах Гуськова восторг и умиление, убедившись, что индюков он не только не обижает, но даже потихоньку подкармливает, вполне успокоилась. А когда они, наконец, познакомились, даже пообещал угостить индюшатинкой, чем привела Гуськова в ужас.
«Да я скорей человечину есть буду!» – подумал Гуськов, содрогаясь всем телом.
Приехал он сюда и на этот раз. Завидев знакомую фигуру с булкой в руках, индюки, забавно переваливаясь и курлыкая, поспешили навстречу.
– Привет, привет! – счастливый улыбающийся Гуськов сел прямо на землю, помахал выглянувшей на шум Акимовне и стал угощать своих пернатых друзей.
Самым любимым из всех любимых был большой и мудрый индюк по имени Император. Именно с ним Гуськов обсуждал самые насущные вопросы.
– Ты пойми, чтобы сделать такое телевидение, которое я хочу нужно, как минимум, купить канал. А это такие деньги – подумать страшно! У меня их нет и быть не может. И сколько рекламой не занимайся, денег от этого не прибавится. Волабуев конечно правильно сказал и про опыт, и про связи, но насчет денег у него прокол получился. Да, деньги, деньги, деньги…
Император привалился к Гуськову теплым бочком и заурчал совсем как кот, всем своим видом выражая сочувствие режиссерскому безденежью
Размышляя о деньгах, Гуськов забирался все глубже и глубже в экономику телевидения пока не пришел к интересному выводу: деньги для покупки канал проще всего извлечь из него же! Парадокс? Ничего подобного – просто логика.
– Смотри-ка, Император, какая штука может получиться. За рекламу платят деньги, очень хорошие, между прочим, деньги. Именно они наряду с бюджетом обеспечивают существование канала. – Гуськов задумчиво провел рукой по мягким перьям. – Но кто платит за рекламу? Правильно, заказчик. Теперь предположим, что я выхожу на заказчика и предлагаю свои услуги по изготовлению рекламы высочайшего качества и ее размещению на телевидение в лучшее время. Причем не так как сейчас – бессистемно, а со смыслом и толком. Ясное дело он предпочтет иметь дело со мной, а не с разношерстной прожорливой компанией псевдоспециалистов типа Гриши!
Император одобрительно посмотрел на Гуськова и заметил, что пока все звучит весьма убедительно.
– Слушай дальше. Встав между заказчиком и телевидением, я монополизирую рекламный рынок и получу возможность манипулировать финансовыми потоками! А это, брат, очень хорошие деньги.
Император похвалил Гуськова и высказал предположение, что уже через год или чуть больше можно будет вполне спокойно купить канал. Тем более что с уменьшением рекламных вливаний он неизбежно окажется в сложном финансовом положении.
– Молодец! Правильно рассуждаешь! Мы их сперва хорошенько разуем, а потом их же ботиночки им и покажем – не желаете, мол, обуться? Под нашим чутким руководством, разумеется!
Да, задачка-то оказалась вполне решаемая. Правда имелось еще и бюджетное финансирование, но ведь и оно шло через конкретных людей, с которыми можно будет договориться. Дело техники…
Гуськов поблагодарил Императора за помощь и поддержку, простился с остальными индюками и пошел в сторону станции, прислушиваясь к призывным гудкам электричек…
Вернувшись домой, Гуськов с отвращением включил телевизор – надо было выбрать тему для первой рекламы. И что вы думаете? Не зря говорят, что «фортуна покровительствует смелым», и что человек одержимый идеей всегда получает поддержку неведомых сил – надо просто очень хотеть и верить!
Так вот включив ненавистный телевизор, Гуськов увидел на экране знакомое лицо. Лицо, с вальяжным видом развалившись в кресле, о чем-то вещало, а корреспондент почтительно тряс гривой. Однако пока Гуськов пытался понять, откуда он может знать телеперсону, на экран вернулся привычный диктор:
– Это было интервью с господином Пемзуевым. Он представляет на российском рынке новый стиральный порошок известной европейской марки «Пим и Джек»…
– Борька! – Гуськов несмотря на возраст подпрыгнул на месте и кругами забегал по комнате. – Борька Пемзуев! Вот ведь поперло!
И это действительно был Борька Пемзуев – старый приятель, собутыльник, сокурсник и секретарь факультетского комсомольского бюро всегда и во всем поддерживавший знаменитый «Штопор». И не то чтобы он любил театр или был поклонником зарождающегося режиссерского таланта Гуськова, но водочки выпить в компании хорошеньких студенточек после спектакля очень уважал.
Он, конечно, мог и без театра сделать все то же самое, но по опыту знал: обязательно слухи пойдут, кто надо куда надо «просигналит», а в итоге нежелательные вопросы в райкоме и осуждение старших товарищей:
– Ты Пемзуев, хоть голым на столе пляши, но чтоб мы об этом не знали!
А театр все спишет: и стол накрытый, и девок голых, и поведение непотребное. Репетируем, мол, пьеску про моральное разложение прогнившего капитализма и все дела!
Впрочем, сейчас прошлое не имело ни малейшего значения – внимания, и самого пристального, стоил шанс получить живой, реальный заказ на рекламу. Одно дело придти с улицы и убеждать незнакомых людей, другое – завалиться к старому приятелю и обо всем договориться за рюмкой коньяка.
Так оно и получилось! Не теряя время на звонки и бесконечные телефонные «как вас представить» и «перезвоните завтра», Гуськов поехал прямо в офис господина Пемзуева и довольно быстро, – где нахрапом, где лаской, убедил многочисленных помощников, референтов и секретарей допустить его в высочайший кабинет.
Борька сразу вспомнил Ваську, похлопал по плечу и посадил в мягкое кожаное кресло. Утвердившись на плацкарте, Гуськов вытащил бутылочку дагестанского коньяка в три звездочки – надо же выпить за встречу! Пемзуев идею одобрил, но после первой рюмки как-то сморщился и предложил перейти на более привычный для него напиток, который по условному звонку притащила бойкая особа из приемной, и который оказался настоящим французским коньяком!
Гуськов такие красивые бутылки раньше только в кино видел, но вкус оказался какой-то невнятный, особенно после привычного отечественного горлодера. Не коньяк, короче говоря, а профсоюзная путевка в Кисловодск.
После третьей рюмки и второго вежливого взгляда господина Пемзуева на часы Гуськов перешел к делу.
– Борь, а давай я тебе сделаю хорошую рекламу по телевизору! Прославим «Пим и Джек» на всю страну!
– Так ведь у меня телевизионная реклама уже есть. Ее по всем каналам регулярно показывают. Да ты видел, наверное!
– Разве это реклама? – Гуськов даже поморщился, как от неприятного запаха. – Борь, ты меня извини, но когда на экране появляется чистенькая кухня с милой домохозяйкой в изящном фартучке, лично мне сразу хочется переключить канал. И я это делаю!
– Да? Но мне такой ролик фирма прислала, – обиженно возразил Пемзуев. – Они, между прочим, по всей Европе эту рекламу крутят!
– Я не знаю как там в Европах на подобную чушь реагируют, но у нас никакого толку не будет. Кому интересна эта сытая тетка? Кому интересно ее мнение о стиральном порошке «Пим и Джек»? Да никому! А если нет интереса, то нет и результата. Так ведь?
– Ну, мы совсем недавно начали, так что трудно оценить. Но особых успехов пока действительно нет…
– И не будет! Нужна совершенно другая реклама. Хлесткая, яркая, четкая! Которую замечают, на которую реагируют, о которой помнят. Мы должны залезть зрителю в мозги и оставить там сияющую надпись «Пим и Джек»!
– Оно конечно так, но…
Пемзуев несколько растерялся от неожиданного напора со стороны гостя, но все что тот говорил, находил у него в голове самый живой отклик. Когда же прозвучала идея использовать для рекламы стирального порошка «Пим и Джек» запоминающийся и неожиданный образ киллера легко удаляющего с рабочего костюма многочисленные глубоко въевшиеся кровавые пятна, Пемзуев принял решение. Гуськов еще развивал подробности, а он уже сходил к столу, покопался в бумагах и сказал:
– Примерно через месяц у меня заканчивается контракт на рекламу с этой козой в фартуке. Если ты предоставишь не позже чем через пару недель нормальный материал, – новый контракт будет заключен с тобой!
– Борька, ты гений! Да я такую рекламу сделаю – закачаешься!
Гуськов не удержался и на радостях обнял товарища.
–Ладно, ладно, – Пемзуеву явно была приятна такая искренняя реакция, но он помнил и о деле. – Только имей в виду, что после подписания контракты мы перестанем быть старыми корешами Васькой и Борькой.
– А кем же мы станем? – растерялся режиссер.
– Нижеподписавшимися представителями сторон Пемзуевым и Гуськовым! – назидательно пояснил бизнесмен. – Дружба дружбой, а прибыль превыше всего!
– Все будет тип-топ! – уверенно ответил режиссер, а потом, набравшись смелости, или правильнее сказать наглости, добавил: – Слушай, Борь, а давай я возьму на себя всю рекламную цепочку от изготовления ролика до размещения на телевидение.
– А что это мне даст?
– Практически за те же деньги ты получишь грамотно сделанный, а главное правильно размещенный, рекламный продукт. Сейчас тебя втыкают безо всякой системы и неизвестно куда, а я обеспечу лучшее эфирное время!
– У тебя на телевидении есть хорошие связи?
– Стал бы я предлагать, если б не было! Как говорится, все схвачено, за все заплачено!
– Хорошо. Давай и такой вариант посмотрим. Но имей в виду, что это уже зона больших денег. Тут, Васька, совсем другие законы действуют!
– Борь, ты меня знаешь! Если я сказал, что сделаю, значит сделаю!
На том и расстались…
Однако, вернувшись домой, Гуськов сильно призадумался. События развивались слишком стремительно: да, он получил уникальный шанс одним прыжком преодолеть сразу несколько ступенек, а то и лестничных пролетов. Но ведь пока кроме голой идеи ничего нет, а через месяц он должен представить полностью готовую рекламу! То есть надо подобрать персонажи, сделать декорации или присмотреть натуру, снять, смонтировать, озвучить…
Да, и с телевидением надо договориться, что само по себе большой вопрос – они ведь не дураки вот так запросто отказаться от прямых связей с рекламодателем в пользу никому неизвестного посредника. Опять же части денег при этом лишиться! И если относительно режиссуры Гуськов был в себе уверен, то все остальное пока представлялось весьма туманным. Легко наврать старому приятелю про несуществующие связи, но как потом выполнять обещанное?
– Да-а-а, – задумчиво заметил Гуськов, заваривая по третьему разу остатки чая, – это не просто сомнительное предприятие. Это настоящая авантюра! Причем весьма дорогая…
Тут до него дошло, что помимо всего прочего, нужны деньги. Которых у него нет вообще. Нет и реальных шансов их найти. Как-то они с Императором не предусмотрели, что прежде чем добраться до финансовых потоков, придется раскошелиться. Так уж жизнь устроена…
– И что теперь? – Гуськов хлебнул чайку и бодро захрустел окаменевшей еще в прошлом году баранкой. – Отказаться?
Ему неудержимо захотелось прямо сейчас поехать к Останкинскому пруду и посоветоваться с профессором Волабуевым, но он в самой решительной форме отказался от подобных проявлений слабости:
– Самому пора думать! Кто, в конце концов, собирается быть властелином мыслей: Гуськов или Волабуев? И вообще, на чужих ногах далеко не убежишь…
Однако, несмотря на всю свою решительность, что делать в сложившейся ситуации Гуськов не знал. Получалось какое-то чудовищное уравнение с множеством неизвестных. Гуськов пил чашку за чашкой, грыз баранки и думал, думал, думал, пока в голове не воцарился полный хаос…
– Все… Хватит… – Гуськов встал из-за стола, почесал отросшую за ночь щетину, рассеянно посмотрел в окно на ненавидимый новый дом напротив из-за которого невозможно стало любоваться восходом и сел обратно.
Проведя целую ночь в размышлениях и выпив невероятное количество чая, Гуськов безусловно опроверг старую поговорку: «Чай – не водка, много не выпьешь!», однако так ничего и не придумал.
– Сдаться? Бросить? Опять сочинять дешевые пьески, которые никто не ставит? Или режиссировать колхозную самодеятельность? – Гуськов был совершенно один и поэтому мог говорить откровенно. – А по ночам мечтать на этой кухне о великом будущем? Строить безумные планы, давать волю фантазии, а утром делать постное лицо и врать самому себе, что все еще будет и все еще получится! Бред… Полный бред…
Самое ужасное состояло в том, что именно сейчас судьба предоставила ему долгожданный шанс, редкий шанс, уникальный шанс. Но не дала ни малейшей возможности его реализовать. Непонятно на что вообще он рассчитывал, начиная все это дело, а тем более договариваясь с Борькой про рекламу.
– Стоп! Хватит паниковать! – последним, пожалуй, усилием умирающей воли Гуськов попытался взять себя в руки. – Все это лишь минутная слабость. Сейчас я встану, приведу себя в порядок и займусь делом! Первое – узнать, где и как можно снять мою рекламу.
Порывшись в телефонном справочнике, Гуськов ткнул пальцем в первую попавшуюся съемочную фирму со странным названием «П-студия», и опять же никуда не звоня тронулся в путь. И с удивлением почувствовал некоторое облегчение, ибо нет ничего хуже, чем в трудные минуты безысходности предаваться длительным размышлениям.
Особенно на трезвую голову…
«П-студия» размещалась в первом этаже старого жилого дома в одном из тихих переулков неподалеку от Пушкинской площади и имела отдельный вход, оформленный в каком-то космическом стиле: полированный, причудливо изогнутый металл и прозрачный козырек похожий на сдвинутую набекрень кепку. Четыре ступеньки, которые приходилось преодолевать посетителям, тоже были металлические и ужасно скользкие. Гуськов нажал сияющую как велосипедный звонок кнопку. Мрачный бесплотный голос долго выяснял кто, к кому и зачем пришел, а Гуськов терпеливо отвечал. Наконец, серебристая дверь медленно открылась, пропуская режиссера внутрь…
– Так вы хотите заказать нам изготовление рекламного ролика? – поинтересовалась принимающая девушка, подозрительно поглядывая на более чем скромный внешний вид посетителя.
– Именно так! – уверенно ответил Гуськов и слегка улыбнулся, – Разумеется, если вы можете обеспечить должное качество.
Покончив с размышлениями, сомнениями и томлениями, занявшись живым конкретным делом, Гуськов словно обрел второе дыхание. От мятущегося непризнанного режиссера почти ничего не осталось, – его сменил энергичный, уверенный в себе человек быстрых и правильных решений.
А может это была сила последней битвы? Когда абстрактный лозунг «победа или смерть!» наполняется реальным смыслом, и ты знаешь что с этой минуты у тебя нет больше права сказать: «Ничего, в следующий раз получится…», потому что следующего раза больше не будет. Потому что ты сам лишил себя этой возможности, сам загнал себя в угол, сам поставил себя в безвыходное положение, устав от бесконечных поражений и поиска оправданий собственного бессилия. И теперь тебе остается только победить…
Лучшего специалиста «П-студии» звали Сергей Кутузов, он носил очки, волосы собирал в хвост и смотрел на окружающий мир с флегматичным спокойствием профессионала. Для начала он устроил Гуськову маленькую экскурсию, показав и забитые оборудованием монтажные, и комнату за стеклом для записи звука, и небольшой павильон для съемок, после чего посадил в переговорной за большой круглый стол полированного дерева и спросил что именно желает снять с помощью «П-студии» уважаемый посетитель.
Гуськов рассказал про киллера и стиральный порошок, не называя на всякий случай названия. Кутузов кивнул:
– Нет проблем, снимем.
Гуськову даже немного обидно стало – так прозаично и равнодушно это прозвучало. Ему казалось, что такая замечательная идея должна была вызвать хоть какую-то реакцию. Но на нет и суда нет…
– А сколько это будет стоить? – Гуськов достал блокнотик и ручку.
– Все зависит от того, что вы хотите получить. Можно взять пару статистов и за полчаса отснять в нашем павильоне, а можно найти настоящего киллера, арендовать люкс в «Метрополе» и сделать все по высшему разряду. Цена, как вы сами понимаете, будет разной…
– Но вы можете назвать хотя бы порядок величин?
Кутузов равнодушно посмотрел на Гуськова сквозь очки и подумал:
«Денег у него нет, ни больших, ни маленьких. Это ясно. Но что-то есть в нем самом. И идея вполне свежая…»
Кутузов назвал примерные цены, объяснив в двух словах из чего они складываются, Гуськов все подробно записал. Цифры оказались более чем впечатляющими.
«Однако…» – только и смог подумать Гуськов, но виду не показал.
На том переговоры закончились: Гуськов обещал подумать, Кутузов пригласил заходить. И уже в дверях добавил:
– Да, чуть не забыл. У нашей фирмы в ближайшее время может появиться новый владелец, соответственно возможны и некоторые изменения в ценовой политике.
– А что случилось со старым? – с вежливым любопытством спросил Гуськов.
– Ничего, – так же равнодушно ответил Кутузов, – просто фирма выставлена на продажу.
То что случилось в следующее мгновенье поразило обоих, причем гораздо больше, как ни странно, самого Гуськова. Он резко повернулся к Кутузову и резко спросил:
– Сколько?
– Что сколько? – при всем своем равнодушно-профессиональном взгляде на мир Кутузов несколько растерялся.
– Сколько стоит «П-студия»? – так же четко и резко повторил Гуськов. Внешне он был спокоен и собран, но внутри царил хаос. Он не понимал, откуда взялся в привычном теле совершенно новый человек, который грубо отодвинул в сторону режиссера со всем его проблемами и комплексами и теперь играл свою, одному ему понятную партию.
– В каком смысле?
– Вы сказали, что фирма выставлена на продажу, я спросил по какой цене!
Тут до Кутузова, наконец, дошло, что этот странный посетитель, у которого на съемку-то денег не было, собирается покупать «П-студию» целиком.
«Полный бред!» – подумал он, но вслух сказал, что это надо обсуждать с нынешним владельцем, в смысле с Татьяной Анатольевной, поскольку в его, Кутузова, компетенцию подобные вопросы не входят. Ведь он всего лишь оператор и монтажник.
«Что я делаю!? Зачем мне знать цену этой чертовой ё-п-р-с-т студии или как там ее!?» – Гуськову вдруг стало очень страшно, но он взял себя в руки и как с моста в воду, очертя голову и зажмурив глаза, шагнул в открытую дверь кабинета…
Глава 4
Примерно через два часа Гуськов – совершенно обессиленный и расслабленный как после раскаленной парной, бурной ночи или пятнадцатой кружки пива – полулежал на бульварной скамейке аккурат напротив «Макдоналдса». Того самого, первого, собиравшего огромные очереди в недавние совсем времена, когда пакетик жареной картошки и булка с котлетой считались символами новой жизни, а глоток холодной кока-колы из одноразового бумажного стаканчика приравнивался к глотку подлинной свободы.
Где-то наверху за плотной листвой палило солнце, вокруг прогуливался праздная дневная публика, а в нагрудном кармане прохладной серой в полоску рубашке с потертостями на манжетах и воротнике лежал свернутый в четыре раза протокол о намерениях. Согласно документу Гуськов Василий Иванович намеревался (на то и протокол о намерениях – у юристов в отличие от психологов все четко и ясно) приобрести «П-студию».
Далее следовала цена, на которую Гуськов старался не смотреть во избежание сильного нервного потрясения и психического шока. Правда дальше приводились некоторые смягчающие обстоятельстве об оплате в два этапа: аванс сразу, окончательный расчет в течение полугода, но это скорей усугубляло ситуацию, поскольку ставило Гуськова в крайне рискованное положение.
Гуськов, прикрыв глаза, смотрел внутрь, где все еще шли непростые переговоры:
– Только имейте в виду, Василий Иванович, – строго сказала более чем упитанная хозяйка фирмы, – что вы станете полноправным владельцем «П-студии» только после оплаты всей суммы.
– Разумеется, Татьяна Анатольевна, разумеется, – небрежно согласился Гуськов, лениво скользя взглядом по фотографиям знаменитостей имевших удовольствие посещать кабинет.
– И срок платежа не будет продлен ни при каких, даже самых уважительных обстоятельствах! – хозяйка постучала тяжелым от золота пальцем по столу.
Не нравился ей этот Гуськов, сразу не понравился, и денег у него скорей всего нет, судя по одежке. Однако покупатель есть покупатель. Опять же в ходе своей бурной жизни Татьяна Анатольевна видела и оборванных миллионеров, и лощеных жуликов.
– Среди джентльменов даже смерть не принято считать оправданием опоздания или нарушения слова!
– Ну, это, пожалуй, слишком, но прошу заметить, Василий Иванович, что в случае неплатежа аванс вам возвращен не будет, а фирма вернется ко мне.
– Это, дорогая моя Татьяна Анатольевна, я понял с первых минут нашего знакомства!
Сказав это, Гуськов, каким-то вязким взглядом посмотрел на хозяйку и та, проглотив фамильярное «дорогая моя», прекратила препирательства и подписала протокол о намерениях…
Вот говорят: Москва, столица, мегаполис! А что в ней такого особенного? Обычный город, только очень большой и плотноупакованный. Все здесь сжато, спрессовано, утрамбовано – как китайские пуховики в обмотанной скотчем полосатой сумке опытной челночницы. Таких городов на Земле ни мало и ничего, прямо скажем, особенного в них нет, не было и не будет. Асфальт под ногами, бетон вперемежку со стеклом по бокам, серое мглистое небо над головой и бегом, бегом, бегом – такая вот комфортная среда обитания. Кто не успел, тот опоздал! Причем не успел на пять минут, а опоздал навсегда…
Однако ломится сюда народ, точно намазано здесь медом, при любой власти ломится и при любой погоде. А что для человека главное в городе? Правильно, жилье! Это в лесу можно самому избушку срубить или, в крайнем случае, сделать национальное индейское жилище типа вигвам. В городе же надо обзаводиться квартирой. Кто связи имеет или заслуги какие-то особые – квартиру получает, кто попроще – покупает. Покупает, между прочим, за очень хорошие деньги потому как жилплощадь столичная…
Так что продал Гуськов свою квартирку в Хамовниках вместе со старой мебелью (пусть новые хозяева выбрасывают, если что мешает), пустым холодильником и ненавидимым новым домом напротив из-за которого невозможно стало любоваться восходом. Продал так, что как раз на аванс за «П-студию» хватило и кое-что на съемки рекламы осталось. А вот дальше как получится: найдет денег – его фирма, не найдет – ни фирмы, ни квартиры. Но про такой вариант новый решительный Гуськов даже не думал. Некогда было!
– Не возражаешь, если я поживу пару дней? – спросил Гуськов у Лебедева донельзя озадаченного диким и необъяснимым поступком товарища. – Пока документы оформляются…
– А потом? Что ты потом будешь делать? – Лебедев ходил по комнате, вскидывал руки и хватался за голову, как будто именно он учинил всю эту авантюру и именно ему светит встречать Новый Год в перевернутом мусорном баке.
– У меня там такой кабинет – побольше всей бывшей квартиры. Там и буду жить! – Гуськову было приятно беспокойство товарища, но все, о чем тот говорил, его мало трогало. Он, Гуськов, перешел на новый уровень и мыслил теперь совсем иными категориями.
– Да я не про то! Ты мне скажи, куда пойдешь через полгода?! Или ты всерьез веришь, что сможешь рассчитаться?
– Не верю, дружище, а знаю! Так насчет пожить что скажешь?
– Конечно, конечно! Никаких проблем!
Однако постой прошел не слишком гладко: писатель доставал вопросами, его жена поучениями, а старый диван больно стрелял пружинами и душераздирающе скрипел при каждом неосторожном движении, напоминая одновременно и писателя и его жену.
Вообще семейная жизнь товарища произвела на Гуськова несколько удручающее впечатление: писатель пребывал в подчиненном положении и редкие бунты только подчеркивали это. Впрочем, Лебедева такое положение вещей, судя по всему, вполне устраивало.
«А ведь какой гуляка был…» – с грустью подумал Гуськов, после чего выкинул чужую проблему из головы.
Кстати, писатель получил приглашение писать тексты и вообще участвовать в работе. Гуськов даже про деньги намекнул, но потом…
Вселение Гуськова в начальственный кабинет привело всех сотрудников «П-студии» в состояние полной растерянности, близкое к прострации.
– И кто он?!
– Какой-то Гуськов.
– А Татка (так за глаза называли весьма упитанную Татьяну Анатольевну) что?
– Да ничего! Продала и нас не спросила.
– Ну и не хрена ж себе…
И дело было вовсе не в факте продажи. Все об этом знали, все этого ждали, все к этому готовились. Однако процесс продажи представлялся чем-то отдаленным, абстрактным и, во всяком случае, длительным – пока покупатель все изучит, осмотрит, проанализирует, проверит бухгалтерию, с людьми познакомится… Здесь же все случилось стремительно и страшно. Особенно пугала загадочная фигура нового владельца.
– Кто-нибудь его видел хотя бы? Разговаривал?
– Помните приходил козе… то есть господин, рекламу хотел снимать? Кутузов еще водил его по студии, все показывал.
– Обтрепанный такой что ли?
– Тихо, тихо! Зачем обтрепанный? Можно сказать стильно одетый! Сейчас вообще очень модно не быть модным. Даже по ящику говорили!
– Во дела…
Теперь то все вспомнили – ходил по комнатам незнакомый тип, присматривался, вопросы задавал, но чтоб купить – это ни в какие ворота не лезло!
– А как зовут?
– Вроде Василий Иванович.
– Чапаев?
– Какой Чапаев – Гуськов!
– Чувствую устроит нам этот Гуськов переправу через Урал-реку…
Особым спросом в эти тяжелые часы пользовался Сергей Кутузов, – ведь именно он взялся разговаривать тогда с неизвестным, и именно он привел его потом к Татке в качестве покупателя. Но и он не мог толком ничего сказать, кроме того, что вел себя этот Гуськов довольно странно, ничего покупать не собирался, даже про рекламу без особой уверенности спрашивал, а потом вдруг раз и готово!
А что Гуськов? Гуськов сидел в глубоком кожаном кресле и набрасывал план первоочередных действий.
С бытом все решилось нормально: две сумки с личными вещами стояли в углу кабинета, большой и мягкий диван обещал спокойствие и комфорт, которых так не хватало последние два дня проведенные у писателя, а насчет поесть на «П-студии» имелась небольшая кухня оборудованная по последнему слову бытовой техники. Тут тебе и кофеварка, и микроволновка, и холодильник с пимпочкой для подачи охлажденных напитков и дырочкой из которой сам собой сыплется лед в кубиках. Гуськов привычный к незатейливому «Саратову» и газовой плите завода «Газоаппарат» с чугунным верхом вначале даже принял кухню за очередную монтажную, но Кутузов деликатно все ему объяснил и показал.
Да, быт сомнений не вызывал. Что же касается профессионального оборудования, то и здесь все было более чем в порядке: тот же Кутузов заверил нового владельца, что на «П-студии» можно быстро и качественно делать работы любой сложности. И все это великолепие безраздельно принадлежало лично Гуськову на целых полгода!
– Да за это время можно такого наворотить! – заверил себя Гуськов и задумался.
Дело в том, что когда вокруг никого не было, внутри поднимал голову тот самый сомневающийся режиссер так похожий на писателя Лебедева и начинал мутить воду предположениями:
«А что делать, если?» или «Вдруг не получится?»
Судя по всему, он никак не мог смириться с продажей квартиры, но сказать об этом прямо побаивался. Все это нытье сильно раздражало нового Гуськова, но он старался не вступать в бессмысленную полемику, а просто брался за дело.
Благо все необходимое для этого имелось: заказчик, идея, люди, помещение, техника и деньги. Проиграть с такими картами было бы последней глупостью!
– Итак, за дело! – Гуськов с сожалением вылез из кресла и выглянул в приемную.
При его появлении и без того растерянная и напуганная Машенька – офисная барышня доставшаяся вместе с прочим коллективом в нагрузку к «П-студии» – попыталась вскочить, но только зашибла коленку о выдвинутый ящик, рассыпала бумаги и совершенно не к месту сказала:
– Ой!
– К двенадцати соберите всех сотрудников на совещание, – Гуськов по-отечески улыбнулся, – а сейчас мне нужен Кутузов и чашка крепкого чая.
– Держись, Сергей… Мы с тобой… – толпящиеся в коридоре коллеги выражали Кутузову всяческое сочувствие, хлопали по плечу и обещали поддержку, однако в мыслях царила растерянность, поскольку пока было не ясно, кого они провожают: первую жертву или нового фаворита. Однако когда ровно в полдень Машенька распахнула дверь и пригласила всех в кабинет, Кутузов все еще был там. Более того, сидел у самого руководящего стола и что-то быстро писал, перебрасываясь короткими фразами с шефом.
Вид рассаживающихся вдоль длинного стола людей сперва немного испугал Гуськова, – как оно все получится? – но когда он представил себе, что это зрители, и сейчас ему предстоит начать представление, к нему вернулось не просто уверенность, но и вдохновение.
