Текст книги "Мост (СИ)"

Автор книги: Ростислав Самбук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Согласно вашему приказу, герр обер–лейтенант!

Проснулись все разведчики. Встали, сосредоточенно смотрели на пленного, пытаясь понять ситуацию.

Дорош подошел к солдату.

– Опустить руки! – приказал он. – И повернуться…

Тот повернулся четко, как на учении, стукнув каблуками. Испуганно моргал.

– Ваши документы! – протянул руку Дорош.

Солдат дрожащими пальцами расстегнул мундир, подал документ.

– Рядовой Курт Блумберг, – доложил он. – Мы остановились тут неподалеку, местные жители сказали, что в лесу есть сено, и наш унтер–офицер послал меня проверить, так ли это…

– Какая часть? – поинтересовался Дорош.

– Обоз… обоз тридцать восьмой дивизии.

Дорош все еще не решил, как ему поступить. Ясно было одно: отпустить солдата нельзя, небось догадывается о чем–то – пальцы дрожат и взгляд все еще испуганный.

Спросил:

– Где расположился ваш обоз?

Солдат ткнул пальцем на юг:

– Там… В трех километрах есть село…

Дорош сверился с картой – не лжет. Следовало немедленно уходить отсюда. Хотел уже отдать приказ. Однако солдат понял, что сейчас решается его судьба, и быстро сказал:

– Герр обер–лейтенант, я должен доложить вам, что по дороге сюда встретил отряд эсэсовцев…

Дорош спросил с деланным безразличием:

– Ну и что же?

– Мне казалось, это заинтересует вас.

– Ошибаетесь! – отрубил Дорош, убедившись, что солдат все же заметил его ошибку и знает, кто они на самом деле. Зачем же играть с ним в жмурки? Приблизился к нему: – Где вы видели их?

– На опушке. Эсэсовцы углубились в лес…

– В каком направлении?

– Кажется, на восток.

– Сколько их было?

– Человек десять – двенадцать. Я хотел еще сказать…

– Довольно! – оборвал его Дорош. Шепотом сказал что–то разведчикам, и те исчезли в кустах. Задержал Сугубчика, приказал так, чтобы солдат не услышал: – Отведи его в лес и… не мешкай… Догоняй нас.

Дорош подхватил свою сумку и направился вслед за разведчиками. Сугубчик показал солдату автоматом на кусты. Тот понял все, опустил голову, пошел, но вдруг остановился и сказал:

– Я знаю, что вы русские. Я сразу это понял. Сейчас вы убьете меня. Но поверьте, я не хочу вам зла, я простой рабочий…

– Вы гитлеровский солдат и наш враг! – сердито крикнул Сугубчик. – Все говорят, когда им конец, что они рабочие, а мы не звали вас сюда! Ну идите быстрее…

Солдат пожал плечами. Видно, хотел что–то возразить, но только махнул рукой и пошел.

– Ваша правда… – сказал он с горечью.

Он шел ссутулившись, а Сугубчик думал: сейчас ему придется прикончить…

И неожиданно Сугубчик осознал, что не сможет этого сделать – вот так спокойно всадить кинжал в спину безоружного пожилого человека.

Сугубчик остановился и хотел позвать Дороша, но никого поблизости не было, товарищи ушли вперед…

Как же ему поступить?

В бою не задумываясь и колол бы, и стрелял – там все ясно, все понятно, в горячке боя человек с голыми руками бросается на вооруженного врага и побеждает его, а тут враг безоружен, а ты – наоборот…

Спросил:

– А откуда вы?

Немец остановился, сутулый, с безвольно опущенными руками, потом медленно обернулся и поднял на Сугубчика пустые и уже мертвые глаза:

– Зачем это вам?

И действительно: зачем? Сугубчик не мог ответить на этот вопрос. Сказал решительно:

– Идите!

– Так стреляйте же! – Немец закрыл глаза.

– Вы – рабочий! – вдруг горячо заговорил Сугубчик. – Я отпущу вас, если дадите честное слово, что никому не скажете о нашей встрече.

Солдат открыл глаза. Сперва смотрел непонимающе, потом какая–то тень прошла по его лицу.

– Конечно, – уверил он, – я даю вам слово чести.

– Так идите…

Немец переступил с ноги на ногу.

– Я хотел сказать… но ваш офицер не дослушал меня… Эсэсовцы расспрашивали, не видел ли я четверых солдат и обер–лейтенанта… Из их разговора я понял, что вас выдал местный полицай…

У Сугубчика вытянулось лицо, следовало быстрее предупредить Дороша.

– Спасибо!

Повернулся и побежал, не дожидаясь, пока немец уйдет.

Солдат что–то крикнул ему вслед. Но Сугубчик уже не слышал – обогнул шалаш и бежал вдогонку за своими.

Они заметили, точнее, услышали его издалека, остановились, ожидая.

Задыхаясь, Сугубчик рассказал о только что услышанном от немца.

Дорош подергал мочку уха, спросил:

– Ты что?..

– Ты отпустил его!.. – оборвал лейтенанта Дубинский. – Вы понимаете, он отпустил этого паршивого фрица, и тот наврал ему бог знает что! Ты нарушил приказ, и пойдешь под трибунал, Сугубчик!

Все молчали, а Сугубчик стоял опустив голову.

– Чего ж вы молчите? – крикнул Дубинский. – Он, – ткнул пальцем чуть ли не в лицо Сугубчику, – он отпустил врага и не выполнил приказа!

Дорош положил ладонь на протянутую Пашкину руку, и Дубинский опустил ее.

– А кто тебе сказал, что Волков не выполнил приказ? – спросил лейтенант.

– Но ведь он не отрицает!..

– Я не приказывал убивать солдата! – твердо сказал Дорош. Посмотрел в глаза Сугубчику – внимательно и спокойно. – Я приказал отвести этого обозника за кусты, чтобы он не увидел, куда мы ушли.

– Ты?.. Ты приказал такое? – не поверил Пашка.

– Ефрейтор Дубинский! – сурово оборвал лейтенант. – Вы много себе позволяете!

Пашка опустил голову, что–то пробормотал себе под нос, но Дорош уже не слушал его. Переспросил Сугубчика:

– Сказал, что эсэсовцы разыскивают пятерых?..

Вмешался Цимбалюк:

– Не соврал… Откуда ему знать о полицае? Хороший, оказывается, фриц, а ты бы его, – толкнул локтем Дубинского в бок, – обязательно кокнул.

– Значит, так… – сказал Дорош. – Будем обходить все населенные пункты… Постараемся никому не попадаться на глаза.

– Вот гад! – выругался Дубинский.

– Ты о ком? – не понял Котлубай.

– Полицейская морда… Я б его сейчас! – Дубинский поправил на груди автомат.

Цимбалюк улыбнулся. Восклицание Дубинского как–то сгладило неприятное впечатление от его агрессивности. Рассудительно сказал:

– А ты думал, что полицай будет целоваться с тобой? Мы ушли, а он доложил куда следует: остановились пятеро, двое почему–то промокли до нитки… Через несколько часов после взрыва на переправе… Дошло до начальства… Теперь жандармы и эсэсовцы знают даже наши приметы…

– Хватит! – Дорош переложил парабеллум в наружный карман плаща. – Вперед! Чуть рассредоточьтесь, ребята, и внимательно смотрите вокруг!

Когда они двинулись, Котлубай догнал лейтенанта и одобрительно прошептал:

– Молодец, Микола! Правильно решил.

Дорош скосил на него хитрые глаза. Сделал вид, будто не понял:

– Ты о чем?

– Оставь, Коля… О Сугубчике.

– А что мне оставалось? К тому же видишь, этот обозник оказался порядочным. Формально – Сугубчику идти под трибунал, но ведь мы же не формалисты, Володя…

Теперь они шли редкой цепочкой. Цимбалюк – немного впереди. Лес начал редеть, и блеснуло озеро. За ним лежал проселок – тот самый, которым прошли танки фон Зальца и который мог бы вывести их к Трубничам. Кратчайший путь теперь был не для них.

Дорош остановил группу. Решил обойти озеро с юга по мелколесью, где и сам черт не встретится им.

Так и поступили. Потом спустились в неглубокий буерак – хотели отдохнуть и позавтракать. И тут напоролись на эсэсовскую засаду. Слава богу, Цимбалюк первым заметил солдат. Упал за куст, махнув товарищам, чтобы те спрятались. Подполз к Дорошу. Начали советоваться.

Эсэсовцы заняли выгодную позицию – на крутых склонах оврага. Если бы сержант вовремя не заметил их, разведчики попали бы под перекрестный огонь, и вряд ли кто–нибудь остался в живых. И все же они должны продвигаться дальше только через овраг. Справа – болото, слева – луг с редкими кустами, туда только сунься – перестреляют, как куропаток. А дальше – поля и поля.

Дорош сразу понял, что их дела плохи. Было только два варианта: незаметно отступить от оврага и попробовать обойти село с другой стороны либо атаковать эсэсовцев и прорываться тут.

Лейтенант избрал второй вариант: к югу от села они тоже могли напороться на эсэсовскую засаду. Подумал и шепнул Цимбалюку:

– Следует вынудить эсэсовцев спуститься на дно буерака. Вы с Дубинским поползете слева по самому краю. Старайтесь быть все время над солдатами, непременно выше, а мы втроем – справа… И сгоним их огнем на дно. Понял?

Сержант сверкнул глазами:

– У меня давно руки чешутся по этой сволоте! Как не понять?

– Давай, Ваня!

Даже ветка не качнулась за Цимбалюком. Дорош посмотрел ему вслед и отполз к Котлубаю и Сугубчику.

Они добрались ползком к густым кустам, где эсэсовцы не могли увидеть их, и поднялись на самый край буерака. Теперь все зависело от их выдержки и осторожности – надо было как можно ближе подползти к вражеской засаде, потом вместе с Цимбалюком и Дубинским внезапно открыть огонь, загнать эсэсовцев на дно оврага и уничтожить их.

Лейтенант продвигался краем оврага, припадая к земле. Вчера вечером они с Цимбалюком допустили ошибку у генеральской виллы – не заметили второго караульного – и все же спаслись. Сегодня же, если эсэсовцы первыми увидят их, сразу накроют автоматным огнем. Небось и пулемет у них есть… Если выгонят на открытое место, то…

Притаившись за кустом, Дорош наконец заметил двух гитлеровцев. Они лежали навзничь метрах в семидесяти, курили и смеялись. Подбираться к ним ближе было рискованно, но Дорош все–таки отважился. С сорока метров они срежут этих двоих первой же очередью, и это даст им ощутимое преимущество в бою.

Лейтенант приказал Сугубчику остаться и прикрыть их, а сам с Котлубаем пополз дальше. Эти проклятые метры они преодолели минут за десять – черепаха и та движется быстрее…

Теперь Дорош хорошо видел эсэсовцев: один розовощекий, совсем еще молодой, второй постарше, с усиками, похожий на Гитлера.

Разведчики улеглись поудобнее, высунули вперед автоматы и притаились, ожидая сигнала Цимбалюка.

«Цвиринь… цвиринь…» – пропела где–то, совсем неподалеку, иволга. Дорош взял на мушку «гитлера», автомат его задрожал. Прошили вражеских солдат первыми же пулями и сразу прекратили огонь, пристально всматриваясь в кусты – остальные эсэсовцы должны обнаружить себя. Чуть ниже заколыхались ветки. Котлубай послал туда очередь. Кусты затрещали, тяжелое тело покатилось по крутому склону.

Теперь эсэсовцы увидели их и открыли огонь, стремясь прижать к земле. Пули срезали ветки над головой, и Дорошу с Котлубаем пришлось отползти назад. Но теперь в бой вступил Сугубчик. «Молодец парень, – подумал Дорош, – не обнаружил себя сразу и засек эсэсовские огневые точки».

Очереди Сугубчика оказались меткими, пули перестали свистеть над головой Дороша.

Лейтенант выглянул из своего укрытия и увидел эсэсовца совсем близко – тот вскочил и замахнулся на него как бы камнем. Дорош выпустил очередь, пули опрокинули эсэсовца на спину, и только тогда лейтенант понял, что сейчас где–то рядом должна взорваться граната.

– К земле! Прижмись к земле!.. – исступленно заорал он, закрыл руками голову и припал лицом к траве.

Взрыва не услышал, только что–то больно впилось в руку. Переждав, поднял голову. С противоположной стороны оврага бил один автомат, а из–за кустов отвечали ему длинными очередями. Дорош удивился, почему стреляют только из одного автомата, там же двое – Цимбалюк и Дубинский… Но почти сразу застрочили рядом и сзади. Он оглянулся и увидел, что Сугубчик стоит на одном колене и поливает кусты свинцом. Лейтенант тоже хотел открыть огонь по тем же кустам, но левая рука не слушалась. Пошевелил пальцами – стало больно. Заметил, что рукав мундира ниже локтя дырявый и мокрый.

Дорош с отвращением смотрел, как пропитывается кровью сукно. И все же приловчился – положил автомат на локоть левой руки и поискал мушкой, куда строчить, но никто уже не стрелял, и эта тишина удивила – не обрадовала, а именно удивила его: он был уверен, что бой только начался… Но Котлубай стоял рядом в полный рост, а с той стороны махал руками Дубинский, подавал какие–то непонятные знаки, потом опустился на колени и, подняв голову Цимбалюку, начал расстегивать на нем мундир.

Забыв про руку, лейтенант скатился по крутому склону оврага и продрался сквозь кусты на противоположную сторону. Дубинский перевязывал Цимбалюка – сержант закрыл глаза и тихо стонал.

– Две пули, – пояснил Пашка. Посмотрел на Дороша: – Да и тебя ранило!

– У меня все в порядке, – успокоил его лейтенант. Склонился над Цимбалюком: – Ваня, слышишь меня?

Рядом сел Котлубай. Положил сержанту руку на лоб.

– Ничего, – сказал он бодро, – еще поживем, друже!

Котлубай вынул нож и разрезал у лейтенанта рукав.

– Ого! – воскликнул он. – Осколок не малый, но, кажется, кость не задел.

– Какой осколок? – не сразу понял Дорош.

– Возле тебя взорвалась граната.

– А я и не услышал.

– Такое бывает, – подтвердил Котлубай. Он разорвал пакет и быстро забинтовал лейтенанту руку.

Глядя, как намокает кровью бинт, Дорош думал: как хорошо, что он прикрыл голову руками…

– Мы положили четверых! – Дубинский кончил перевязывать Цимбалюка, достал сигарету и закурил. – А вы скольких?

Дорош начал считать: сперва этих двоих – «гитлера» и розовощекого… Потом он сбил еще одного, покатившегося по склону…

– Пятерых! – сказал у него за спиной Сугубчик. – Лейтенант двоих, двоих старшина… И один пришелся на мою долю.

Дубинский бросил окурок.

– С чем и поздравляю! – Сказал так, что трудно было понять, иронизирует он или правда радуется успеху товарища. А может, это только показалось Дорошу, потому что Пашка, снова опустившись на колени перед Цимбалюком, вытер ему платком лицо. – Потерпи, Ваня, сейчас полегчает, – прошептал он. Обернулся к Дорошу: – Последний фриц… Он не давал мне пошевельнуться, вот Иван и вызвал огонь на себя. Пока я сбил немца, он успел попасть в Ваню.

Дорош вытащил пробку из фляги, приложил ее к губам Цимбалюка. Почему–то казалось, что Иван сразу начнет пить и придет в себя, но вода стекала по щекам, и лейтенант понял, как тяжело ранен Цимбалюк. Может быть, ему осталось жить считанные часы или даже минуты, и эта боязнь пробудила в Дороше его прежнюю энергию, напомнила, что он тут командир и от его приказов зависит дальнейшая судьба разведчиков. Стало стыдно за минутную растерянность, может быть, никто и не заметил, но достаточно того, что он сам ощутил ее.

Дорош снял с себя плащ, расстелил рядом с Иваном. Котлубай сразу понял, чего хочет лейтенант. Они положили Цимбалюка на плащ, подняли все вчетвером и двинулись, ибо должны идти дальше, что бы ни случилось.

Теперь впереди шли Котлубай и Дубинский. Почти бежали – следовало как можно скорее добраться до леса, – в селе, наверное, услышали выстрелы и подняли тревогу.

Дорош уставился в мокрую спину Котлубая, смотрел, как в такт шагам шевелятся лопатки старшины, и это почему–то помогало ему терпеть боль в руке, которая все усиливалась и немного туманила голову. Но скоро Дорош понял, что боль в левой руке ничего не стоит по сравнению с усталостью правой; лейтенант все крепче стискивал уголок плаща, боясь выпустить. Ребята помогали себе левыми, он же не мог. Надо бы остановиться и дать отдохнуть правой руке, но это означало задержку, а Дорош знал, чего может стоить хотя бы пятиминутный отдых.

Когда терпеть стало совсем невмоготу, он начал смотреть на Цимбалюка. Ивану приходилось куда хуже, он еще не пришел в сознание – стонал, и голова его мертвенно покачивалась.

Видно, Котлубай, оглянувшись, что–то прочитал на лице лейтенанта, потому что скомандовал привал, сославшись на усталость. Дорош знал, что Котлубай не устал и не мог устать – невысокого роста, он был жилистый и крепкий, как никто из них.

Лейтенант не стал благодарить старшину, он попросил сделать из бинта лямку и привязать ее к плащу, надел эту лямку на плечо и теперь мог идти сколько угодно.

Их опасения оказались ненапрасными: только двинулись, как услышали далекий грохот и поняли, что по проселку, лежавшему впереди, приближаются мотоциклисты.

До дороги оставалось немного – она проходила почти по опушке, – разведчики прибавили шагу и успели проскочить проселок раньше гитлеровцев. Только они углубились в лес, как из–за поворота выскочил первый мотоцикл с коляской. Разведчики залегли в кустах, на всякий случай приготовились к бою, хотя и не сомневались, что немцы, проскочат мимо.

Неожиданно первый мотоцикл остановился, за ним еще четыре – на каждом по двое вооруженных эсэсовцев.

Солдат из передней машины, обернувшись к остальным, что–то сказал – расслышать слова за грохотом моторов было невозможно. Наверное, те, к кому он обращался, тоже ничего не слышали, потому что эсэсовец вылез из коляски и показал пальцем на песок.

Мотоцикл остановился именно там, где разведчики переходили дорогу, и они поняли, что гитлеровец заметил их следы. Но другие эсэсовцы не разделяли энтузиазма своего товарища. Один из них даже махнул рукой, чтобы ехали, но гитлеровец заупрямился. Низко нагнувшись к земле, будто вынюхивая следы, начал углубляться в лес – шел навстречу верной смерти, ибо Дубинский уже и автомат поднял. Но эсэсовцу было суждено еще пожить: то ли испугался леса, то ли убедился в тщетности своих поисков – постоял немного, осматриваясь, и повернул назад. Сев в коляску, все–таки выпустил длинную очередь по подлеску, и мотоцикл сразу двинулся, за ним – остальные. Когда мотоциклисты исчезли за поворотом, Дубинский заправил под пилотку белесые, будто обесцвеченные перекисью водорода, кудри, его веснушчатое лицо расплылось в улыбке.

– Этот эсэс – страшный нахал! – Взвесил автомат на ладони: – Еще бы два шага, и я бы точно не выдержал…

– Странно, как он не услышал стона Ивана? – поднялся с травы Дорош.

Котлубай пояснил:

– В таком грохоте и сам себя не услышишь. Начадили своими керосинками… Да уж недолго им ездить…

Сугубчик стряхнул с плаща воду:

– До реки десять километров, там блицдрап, а тут – будто век собираются сидеть…

Вдруг в ясных глазах юноши Котлубай увидел радость. Проследив направление его взгляда и встретившись глазами с Цимбалюком, торопливо опустился на землю возле сержанта.

– Ну, Ваня, – сказал он бодро, – вот ты и оклемался. Завтра доберемся до своих, отправим тебя в госпиталь, подлечишься…

Цимбалюк смотрел мимо него – слышал или нет, понять было трудно, – смотрел немигающим взглядом, словно заметил на сером, дождливом небе нечто страшно интересное. Потом улыбнулся и небрежно ответил, будто речь шла о какой–то мелочи:

– Умру я сейчас, ребята, и не надо мне зубы заговаривать… Чувствую, что умру, не хочется умирать, да что поделаешь… Тот фриц оказался проворнее… Ты, Володя, знаешь, кому написать… и что… – тихо вздохнул, закрыл глаза, словно и правда собрался умирать. Лицо его мгновенно приобрело скорбное выражение, по нему начала разливаться бледность.

Котлубай схватил Цимбалюка за руки:

– Брось, Иван, отходную петь…

– Мне уж не смеяться, Володя. – Цимбалюк открыл глаза и смотрел серьезно: понимал, что со смертью не шутят, и как бы призывал товарищей не делать этого. – Я вот что хотел сказать вам: была у меня такая мысль – вернуться в эти места лет через тридцать… – Веки его опустились, будто тяжело было смотреть на мир, и Котлубай понял, что Цимбалюк действительно умирает. Не болтает о смерти, а и правда ощутил и осознал ее. Старшина погладил его руку, и эта не свойственная мужчине нежность как бы прибавила сил Цимбалюку, и он закончил: – Взглянуть, что стало тут, ну, как время меняет землю… Так вы приезжайте ко мне через тридцать лет… В гости… – все же не удержался он от шутки.

Сержант снова закрыл глаза. Котлубай почувствовал, как стынет рука Ивана. Снял и бросил на землю немецкую пилотку…

На светлой зеленой поляне, сразу за придорожными деревьями, выкопали в песке неглубокую могилу и похоронили своего боевого побратима – Ивана Цимбалюка. И зашагали дальше на восток.

Перед вечером разведчики услышали пушечный гром. Он приближался к ним, или они приближались к нему – наверное, при ясной погоде увидели бы зарево в небе, но на полянах клубился туман, поднимаясь почти до неба.

Затемно они вышли к реке – значительно ниже взорванного моста – и долго блуждали в камышах, ища удобное место для переправы. Побросали все, кроме оружия и документов. Сначала переплыли Дубинский и Сугубчик, они обследовали камыши на левом берегу, подали сигнал, и Котлубай помог переправиться Дорошу.

Выбравшись из камышей, пересекли ивняк, заметили впереди какое–то движение и услышали голоса. Разговаривали по–русски, и Сугубчик, обрадовавшись, встал во весь рост и заорал:

– Свои!!!

Котлубай дернул его за ногу, парень упал лицом в песок.

– Пули захотел?! – сердито зашипел старшина.

И Сугубчик понял: для тех, кто сейчас пробирается через ивняк, он настоящий фриц в настоящем немецком мундире…

Их окружили, отобрали оружие и, приказав поднять руки, доставили в ближайший штаб. А уже через час за ними приехал на «виллисе» сам командир полка, и Сугубчику немножко полегчало, когда увидел искреннее удивление на лице своего ровесника – конвоира, который, ведя их сюда, отпускал саркастические реплики по его адресу. Но сразу же забыл о нем, как только «виллис», разбрызгивая песок, выскочил на ту самую дорогу, по которой они пробивались к переправе. Только теперь вокруг были свои…

«Виллис» прыгал на выбоинах, а они смеялись, курили, громко разговаривали – четверо живых, которым посчастливилось…

Авторизованный перевод Вадима Власова