Текст книги "Советская дипломатия на четырехсторонних переговорах по Западному Берлину (26 марта 1970-3 сентября 1971)"
Автор книги: Ростислав Долгилевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Во-первых, следовало добиться улучшения внутреннего положения Берлина. «Это подразумевает, – уточнил Раш, – более свободное передвижение между Восточным Берлином и западными секторами и между западными секторами Берлина и Восточной Германией. Это должно включать восстановление телефонной связи между западными секторами Берлина и Восточным Берлином и улучшение почтовых и торговых связей между восточным и западными секторами Берлина».[50]50
Там же, л. 68.
[Закрыть]Теоретически советская сторона могла пойти на обсуждение некоторых аспектов этого тезиса, но только не вопроса о свободном посещении гражданами ГДР Западного Берлина. Берлинская стена в 1961 г. возводилась не для того, чтобы через 9-10 лет стать прозрачной для восточных немцев.
Во-вторых, продолжал Раш, «должны быть установлены порядок и практические меры, обеспечивающие свободное сообщение германских гражданских лиц и грузов между Берлином и Федеративной Республикой Германии». Принципиальное значение имели слова американского дипломата, согласно которым «повторяющиеся помехи свободному доступу» в Западный Берлин являются «прямой причиной напряженности и трудностей вокруг Берлина. Ликвидация их посредством практических взаимных решений должна быть одной из главных целей наших переговоров здесь».[51]51
Там же, л. 69.
[Закрыть] Такая постановка вопроса была категорически неприемлемой для советской стороны, так как из нее следовало, что главной причиной вспышек напряженности вокруг Западного Берлина были мероприятия СССР и ГДР на путях доступа в этот город, а не демонстративные акции в нем ФРГ.
Третьей областью, в которой нужно было добиться улучшений, являлось, по словам Раша, «прекращение дискриминационных ограничений, касающихся экономики и жителей западных секторов Берлина в их связях со странами Восточной Европы и самого Советского Союза. Передвижение таких лиц и грузов должно быть облегчено нормальной консульской защитой и включением в соответствующие соглашения».[52]52
Там же.
[Закрыть]Представляется, что СССР мог бы обсуждать с тремя державами эту проблематику, но не в такой постановке вопроса.
Вместе с тем советская сторона могла позитивно оценить заявление Раша о том, что США «готовы проявить гибкость в наших переговорах, чтобы достичь практических результатов. Каждый участник должен чувствовать себя свободным в выборе тем и вопросов, которые его беспокоят. Мы не будем настаивать на каком-либо твердо определенном порядке обсуждаемых вопросов на наших переговорах».[53]53
Там же, л.70.
[Закрыть] Это высказывание Раша имело важное значение, потому что советская и западная стороны имели разные представления о приоритетах на четырехсторонних переговорах. Американский дипломат предложил также «согласиться с минимальным освещением» хода этих переговоров.
В заключение Раш подчеркнул, что встречи четырех послов в Берлине «вписываются в общую линию переговоров. Они могут явиться важным фактором в укреплении мира и безопасности не только в Центральной Европе, но и во всей Европе, для всего комплекса отношений между Востоком и Западом. Соединенные Штаты намерены сделать возможно больший вклад в это дело».[54]54
Там же, л. 71.
[Закрыть] В целом речь Раша была выдержана в осторожных тонах и не содержала резких антисоветских высказываний.
Посол Англии в ФРГ Р. Джеклинг поддержал высказывания К. Раша о необходимости «практических улучшений» внутреннего положения Берлина, «свободного доступа германских гражданских лиц и грузов» из ФРГ в Западный Берлин и в обратном направлении, а также связей экономики и жителей западных секторов со странами Восточной Европы.
Повторив, что четыре державы по-прежнему несут ответственность за Берлин и Германию в целом, английский дипломат в трагических тонах обрисовал ситуацию в бывшей императорской столице. Он сказал: «Берлин является ярким свидетельством напряженности, которая разделяет Европу. Жителям Берлина ежедневно напоминает стена, которая их разделяет, о конфронтации между Востоком и Западом… Они постоянно видят, что их восточные соседи пытаются изолировать их от внешнего мира. Их город разделен, их свобода передвижения в пределах города, на Запад и обратно, сопровождается помехами и ограничениями. Эта угроза изоляции, однако, не подавила неистощимого духа берлинцев. Это не обескуражило правительство Федеративной Республики Германии в его усилиях по поддержанию тесных связей с городом, необходимых для поддержания его жизнеспособности. Перед лицом этой угрозы три союзные державы также предпринимали меры для обеспечения безопасности и процветания населения в секторах, за которые они несут ответственность. Это делалось на основе нашей верховной власти, которая не подлежит сомнению или ослаблению».[55]55
Там же, л. 73.
[Закрыть]
Джеклинг также выразил мнение, что обсуждать вопрос о четырехстороннем статусе Берлина нет смысла. Юридическая позиция трех держав в этом вопросе остается прежней и не изменится. «Сейчас мы, – подчеркнул английский дипломат, – ожидаем практических улучшений в жизни берлинских жителей, находящихся под нашим управлением. Мы хотим обсудить конкретные проблемы и существующие ограничения, которые вызывают напряженность и затрудняют жизнь города, и выработать по ним конструктивные решения».[56]56
Там же, л. 74.
[Закрыть]
Английский посол в Бонне в более жестких тонах, чем Раш, охарактеризовал политику СССР в берлинских делах. Джеклинг обвинил Советский Союз в том, что он «по-прежнему создает… кризисные ситуации на путях доступа. Они несовместимы с разделяемой Советским Союзом четырехсторонней ответственностью за свободный доступ в Берлин. Эти кризисы, создающие напряженность в центре Европы, когда повсюду предпринимаются усилия по улучшению отношений между Востоком и Западом, видимо, идут вразрез и с собственными интересами Советского правительства. Три западные державы предложили начать эти переговоры именно в целях предотвращения подобных помех доступу».[57]57
Там же, л. 75.
[Закрыть] Английский дипломат упрекнул Советское правительство в том, что вместо того, чтобы воспользоваться возможностью обсуждения этой проблемы за столом переговоров, оно «прибегло сначала к сильному давлению на Федеративную Республику, а затем позволило правительству Восточной Германии создать помехи.[58]58
Имелись в виду трудности и помехи на коммуникациях с Западным Берлином в январе 1970 г.
[Закрыть] Эти действия, несомненно, повлияли на атмосферу, в которой мы начинаем переговоры».[59]59
АВП РФ, ф. 742, оп. 15, п. 49, д. 22, л. 76.
[Закрыть]
В более спокойном и уравновешенном тоне было выдержано выступление посла Франции в ФРГ Ф. Сейду. Он отметил, что в условиях начавшейся оттепели в отношениях между Запалом и Восток Западный Берлин не может оставаться «островом холодной войны».[60]60
Там же, л. 80–81.
[Закрыть] Но изложенная им позиция правительства Франции почти не отличалась от позиций США и Англии, хотя Сейду и воздержался от прямых обвинений в адрес СССР и резких антисоветских высказываний.
Цель переговоров Сейду сформулировал так: «Мы считаем, что наши усилия в первую очередь должны быть направлены на смягчение суровых условий, которые возникли для берлинцев в результате раскола города». Описывая «страдания разделенных семей и родственников», он не жалел красок. Затем французский дипломат заявил: «Нельзя понять, какую пользу из этого факта (углубления раскола города. – Р. Д.) извлекают восточноберлинские власти. Скорее виден ущерб, наносимый за границей власти, которая хотела бы видеть признанным свое международное достоинство. Три западные державы готовы также и в дальнейшем вносить справедливые и конкретные предложения в более подробном виде в отношении сообщения и коммуникаций внутри Берлина».[61]61
Там же, л. 81.
[Закрыть] В этих словах явно прослеживалось стремление «сделать стену более прозрачной и проходимой».
Второй важной целью переговоров, по мнению Сейду, должно было стать принятие решений, обеспечивающих «свободный доступ» в Западный Берлин. «Свобода въезда в город, – заявил он, – оставляет… желать лучшего. Четыре державы, которые в 1944 г. взяли на себя верховную власть в Берлине, несут ответственность за свободу доступа в город и ни одна из них не имеет компетенции односторонне отменить, что было установлено в четырехстороннем порядке… Однако на коммуникациях неоднократно возникали произвольные и неоправданные помехи, а власти, которые обладали компетенцией на территории вокруг Берлина, не колебались злоупотреблять своим преимуществом в ущерб безвинному населению. Мое правительство считает, что в этом состоит вызывающий сожаление источник напряженности и что было бы необходимо объединить наши усилия для нормализации обстановки».[62]62
Там же, л. 81–82.
[Закрыть] Следовательно, главной причиной периодических обострений обстановки вокруг Западного Берлина правительство Франции так же, как и правительства США и Англии, считало нарушения свободы доступа в этот город. Вина за это возлагалась на «восточную сторону».
В выступлении Сейду было высказано также пожелание, чтобы на четырехсторонних переговорах по Западному Берлину был обсужден вопрос о помехах, которые «препятствуют прогрессу экономических отношений города со странами Востока».[63]63
Там же, л. 82.
[Закрыть]
Таким образом, позиция Франции, несмотря на относительно «мягкий» тон выступления ее представителя на четырехсторонних переговорах, по основным аспектам западноберлинского вопроса совпадала с позициями США и Англии.
Советская дипломатия тщательно готовилась к первой встрече послов четырех держав. 24 марта 1970 г., за 2 дня до ее проведения, на имя А. А. Громыко был выслан текст, с которым П. А. Абрасимов должен был выступить на этой встрече.[64]64
Там же, л. 57–63.
[Закрыть] Он был выдержан в жестких тонах и содержал ряд резких формулировок, касавшихся политики ФРГ в отношении Западного Берлина. В частности, в нем говорилось, что в последние годы вокруг вопроса о статусе Западного Берлина действиями ФРГ создается «нездоровый, чреватый опасными последствиями накал». Именно ФРГ «является главным источником обострения обстановки. По твердому убеждению советской стороны, любая попытка пересмотра международно-правового положения Западного Берлина угрожает миру и безопасности не только в этом районе, но и в европейских масштабах». Подчеркивалось, что интересы мирного развития Западного Берлина требуют, «чтобы Западный Берлин перестал быть, наконец, предмостным укреплением холодной войны против Советского Союза, ГДР и других союзных им стран».[65]65
Там же, л. 59.
[Закрыть]
Однако в официальной советской стенограмме первой встречи четырех послов этих формулировок нет, а тон выступления П. А. Абрасимова[66]66
Там же, л. 84–88.
[Закрыть] значительно смягчен по сравнению с текстом от 24 марта 1970 г.
По мнению советского посла в ГДР, принципиальной базой для рассмотрения всех вопросов, касавшихся Западного Берлина, могли быть только Потсдамское соглашение и другие соответствующие четырехсторонние постановления. Абрасимов подчеркнул, что «нет ни юридических, ни фактических оснований пытаться распространить… обмен мнениями на вопросы, выходящие за рамки Западного Берлина».[67]67
Там же, л. 85.
[Закрыть]Это означало, что СССР категорически отказывался обсуждать вопрос о «статусе всего Берлина», который, с точки зрения западных держав, все еще продолжал существовать.
Из этого Абрасимов делал вывод, что задачей переговоров является «устранение в нынешней действительности Западного Берлина того, что противоречит четырехсторонним соглашениям, и выработка. новых соображений, учитывающих специфику сегодняшнего положения Западного Берлина».[68]68
Там же.
[Закрыть]
К этой специфике посол СССР в ГДР относил «политические демонстрации и другие незаконные акции, которые проводятся на территории Западного Берлина в ущерб ГДР, Советскому Союзу и другим социалистическим государствам». Они «не имеют ничего общего с безопасностью, поддержанием жизнеспособности этого города и сохранением за его населением права определять свой социальный строй».[69]69
Там же, л. 85–86.
[Закрыть]Абрасимов подчеркнул, что само положение Западного Берлина, находящегося внутри территории ГДР, и тот факт, что Западный Берлин может сообщаться с внешним миром только используя коммуникации этого суверенного государства, диктует необходимость строгого соблюдения законных прав и интересов ГДР. Что же касается правительства ГДР, то оно «неизменно проявляло готовность установить с Западным Берлином добрососедские отношения и способствовать урегулированию вопросов, связанных с Западным Берлином, на взаимоприемлемой основе».[70]70
Там же, л. 86.
[Закрыть]
В выступлении Абрасимова ФРГ напрямую упоминалась только один раз. Причем речь шла не о федеральном правительстве, а о «реваншистских кругах» Западной Германии. Советский посол сказал: «Предпринимаются попытки представить практикуемую здесь противоправную деятельность внешних сил, организуемую и направляемую определенными реваншистскими кругами ФРГ, как чуть ли не составную часть современного статуса Западного Берлина. От четырех держав требует принять все это как должное и придать беззаконию видимость законности». Но, продолжал Абрасимов, если какое-либо нарушение не было случайно наказано, то это вовсе не дает нарушителю права продолжать свои неблаговидные дела. «Ни одно из нарушений международного статуса Западного Берлина, – подчеркнул посол, – не создавало какой-либо новой правовой нормы, заменившей собой прежнее решение. Нарушение права, сколько бы оно не повторялось, не создает нового права».[71]71
Там же.
[Закрыть]
Тем самым СССР категорически отверг тезисы о «возросшем статусе Западного Берлина» и о «взаимном уважении реальностей в Европе». С точки зрения советской стороны, и в том, и в другом случае предпринималась попытка представить дело так, что незаконная деятельность властей ФРГ и их поддержка западноберлинским сенатом будто бы стали неотъемлемой частью статуса Западного Берлина или реальностью, которую социалистические страны должны уважать в обмен за учет ФРГ действительно существующих реальностей в Европе.
Абрасимов подчеркнул, что советская сторона исходит из того, что начавшиеся обсуждения «должны были бы быть нацелены на улучшение положения в Западном Берлине и устранение здесь трений». Поэтому она сделала предложение «вынести на повестку… следующий вопрос: улучшение обстановки в Западном Берлине и устранение трений в этом районе».[72]72
Там же, л. 87.
[Закрыть] По мнению Абрасимова, такая достаточно общая постановка вопроса о теме переговоров учитывала ранее высказанное желание сторон обменяться мнениями о том, как избежать осложнений теперь и на будущее вокруг этого города. В рамках этой темы «все участники совещания могли бы в полном объеме изложить свои соответствующие точки зрения и предложения».[73]73
Там же, л. 87–88.
[Закрыть]
В заключение Абрасимов высказался за то, чтобы «отодвинуть в сторону надуманные искусственные препятствия и постараться выяснить, в чем заключаются области совпадения интересов и взглядов сторон, достаточны ли они, чтобы предпринять определенные практические шаги для улучшения обстановки».[74]74
Там же, л. 88.
[Закрыть]
Участники первой встречи согласились передать прессе сообщение, согласно которому первые заседания будут посвящены выяснению точек зрения сторон. Подтверждалась также договоренность о доверительном характере обсуждений.
Содержание выступлений послов западных держав и советского посла свидетельствовало о том, что переговорные позиции сторон были едва ли не противоположными. Они совпадали лишь в нескольких вопросах. Во-первых, в признании того обстоятельства, что Западный Берлин не входил в состав ни одного из двух существовавших германских государств. Во-вторых, в обоюдном желании «сейчас и в будущем» избегать обострений обстановки вокруг Западного Берлина. В-третьих, в согласии с тем, что в ходе переговоров стороны могут вносить в повестку дня те вопросы, которые они сочтут нужными.
Главным же вопросом, вызывавшим разногласия сторон, был вопрос о причинах периодических обострений напряженности вокруг Западного Берлина. С точки зрения западных держав, они вызывались нарушениями Советским Союзом и ГДР «свободы доступа» в Западный Берлин. С точки зрения СССР, основной причиной кризисных явлений в этом регионе была противоправная деятельность ФРГ в Западном Берлине, проводившаяся с согласия западных держав и при поддержке западноберлинского сената. Соответственно различались и взгляды сторон на то, какой вопрос должен был стать центральным в ходе переговоров. С точки зрения западных держав – вопрос о «свободном доступе» в Западный Берлин, с точки зрения СССР – о прекращении незаконных акций ФРГ в Западном Берлине и свертывании в этом городе деятельности, направленной против СССР, ГДР и других социалистических стран. Во главу угла советская дипломатия ставила фиксацию непринадлежности Западного Берлина к ФРГ и четырехстороннюю ответственность за него великих держав.[75]75
Беспалов В. А. Указ. соч., с. 279.
[Закрыть]
На последовавших в апреле – июне 1970 г. встречах послов четырех держав стороны не только излагали свои позиции по различным аспектам западноберлинского вопроса, но и часто вступали в острые дискуссии о статусе Западного Берлина, причинах и обстоятельствах возникновения этого статуса. Так, на встрече послов 9 июня 1970 г. Абрасимов заявил: «Мои коллеги развивали здесь… тезис о том, что весь Берлин должен находиться на “особом режиме”, что существуют четырехсторонние права т ответственность в отношении Берлина в целом, что их права здесь вытекают из того же источника, что и права Советского Союза».[76]76
АВП РФ, ф. 0742, оп. 15, п. 96, д. 23, л. 98.
[Закрыть] Раскритиковав эти тезисы, Абрасимов напомнил, что Берлин был взят советскими войсками и что они понесли здесь большие потери.
В ответ Раш заявил, что за годы Второй мировой войны военно-воздушные силы США и Великобритании совершили 223 налета на Берлин, причем последний 20 апреля 1945 г. Всего в бомбардировках города участвовали 29 037 самолетов, при этом потери составили 1092 самолета с их экипажами.[77]77
Там же, л. 108.
[Закрыть] Подтекст этих высказываний сводился к тому, что не только советские войска участвовали в сражении за Берлин.
Более того, Раш сказал, что Берлин мог бы быть захвачен только войсками западных держав, причем без потерь, «если бы они приняли предложение немцев о капитуляции. К началу марта 1945 г., задолго до советского наступления на Берлин, предложения о капитуляции со стороны высшего германского военного командования приобретали настойчивый характер. Если бы мы приняли эти предложения, Германия была бы открыта для войск западных держав».[78]78
Там же, л. 108–109.
[Закрыть]
Раш активно оспаривал высказывание Абрасимова о том, что «три державы пришли сюда (в Берлин. – Р. Д.) в начале июля 1945 г. по соглашениям с СССР и для вполне определенных целей, нашедших наиболее полное отражение в Потсдамских решениях». Назвав это высказывание неточным, американский дипломат сказал: «Как Вы заметили, три державы вошли в Берлин в первых числах июля 1945 г. Как известно, Потсдамская конференция начала свою работу лишь 17 июля, а последний протокол не был подписан до 2 августа. Этот протокол не касается вопросов, имеющих отношение к Берлину, которые мы сейчас обсуждаем. Возникновение нашей позиции в Берлине предшествовало Потсдамской конференции».[79]79
Там же, л. 109.
[Закрыть]
Раш еще раз повторил известный тезис о том, что войска трех держав вошли в Берлин также и потому, что они были выведены с территории приблизительно в 50 тыс. квадратных километров, которая входила в советскую зону оккупации, но была занята весной 1945 г. англо-американскими войсками.
Подытожил Раш этот экскурс в историю вопроса и его международно – правовую плоскость словами: «Мое правительство считает…, что оно оккупирует свой сектор в Берлине по законному праву, вытекающему из поражения и капитуляции Германии и обретенному в официальных соглашениях между главными союзниками. Я суммирую: права США, Франции и Соединенного Королевства в отношении их пребывания в Берлине вытекают из того же источника, что и права Советского Союза».[80]80
Там же, л. 110.
[Закрыть]
Не вызывало сомнений, что достичь единства взглядов по вопросам происхождения прав четырех держав в Берлине и статуса города было невозможно. В сложившихся условиях лучший способ решения проблемы заключался в том, чтобы вынести эти вопросы за скобки переговоров.
Для СССР одним из важнейших на переговорах был вопрос о «противоправных действиях» ФРГ в Западном Берлине. На заседании 9 июня 1970 г. П. А. Абрасимов подробно изложил взгляды советской стороны на различные аспекты этого вопроса.
Основной причиной возникающих здесь осложнений, подчеркнул посол СССР в ГДР, является «несовместимая с особым статусом Западного Берлина деятельность известных кругов ФРГ. Она не могла бы иметь место, если бы эти круги не встречали терпимого отношения и покровительства со стороны военных властей трех западных держав».[81]81
Там же, л. 101.
[Закрыть]Абрасимов напомнил, что правительство ФРГ «десятки раз публично утверждало, что, с его точки зрения, Западный Берлин – это часть ФРГ, земля ФРГ. Представители Западного Берлина председательствуют в бундесрате как представители земли, входящей в состав ФРГ. Запад-
ногерманское власти и на практике ведут себя так, будто Западный Берлин принадлежит ФРГ. Заседания парламентских, правительственных, судебных органов ФРГ в Западном Берлине, выборы президента являются ничем иным, как попыткой осуществления актов государственного верховенства в отношении Западного Берлина».[82]82
Там же, л. 102–103.
[Закрыть]
Абрасимов отметил также, что городская палата депутатов на каждой своей сессии «штампует решения о распространении на Западный Берлин законов, постановлений и международных соглашений ФРГ». Все это свидетельствует о том, что Федеративная Республика «хотела бы добиться максимально широкого включения Западного Берлина в свою государственную систему, аннексировать этот город».[83]83
Там же, л. 103–104.
[Закрыть]
Особенно недопустимыми советский посол назвал следующие действия ФРГ:
«– Попытки… не признавать особое положение Западного Берлина и распространять не него свою власть, в какую бы форму они не облекались;
– демонстрация политических притязаний ФРГ на Западный Берлин будь то сессии бундестага, бундесрата или иных органов, заседания кабинета, визиты официальных лиц ФРГ для отправления здесь государственных функций или иные действия аналогичного характера;
– присутствие в Западном Берлине филиалов министерств и других правительственных органов и ведомств ФРГ;
– действия западноберлинских властей, а также органов ФРГ, направленные на нарушение союзнических постановлений и решений о демилитаризации;
– деятельность в Западном Берлине неонацистских и реваншистских организаций в любой форме и под любой вывеской;
– враждебная пропаганда с территории Западного Берлина против Советского Союза и дружественных ему государств».[84]84
Там же, л. 105–106.
[Закрыть]
Абрасимов подчеркнул, что устранение этих явлений создавало бы необходимые условия, в контексте которых могли бы быть рассмотрены и другие вопросы. Оно не предполагало ломки существовавшего экономического и социального уклада жизни населения Западного Берлина и не наносило ущерба жизнеспособности города.
Принципиальное значение имели слова Абрасимова о том, что ГДР не выдвигает притязаний на Западный Берлин. Он особо подчеркнул, что в договоре 1964 г. между ГДР и СССР «содержится обязательство рассматривать Западный Берлин как самостоятельную политическую единицу». Это обстоятельств, по мнению Абрасимова, «в совокупности с признанием непринадлежности Западного Берлина к ФРГ и при соблюдении четырехсторонних соглашений и решений давало бы все необходимое для достижения взаимопонимания по обсуждаемым вопросам».[85]85
Там же, л. 106–107.
[Закрыть]
Показательно, что тезис о самостоятельной политической единице Западный Берлин здесь не акцентировался, а просто вписывался в контекст наряду с другими формулировками.
Раш, выступивший на встрече послов 9 июня 1970 г. сразу же после Абрасимова, выразил категорическое несогласование с его основными тезисами. Это прежде всего касалось деятельности ФРГ в Западном Берлине. Посол США в ФРГ сказал: «Я снова заявляю, что мое правительство, а также правительства Соединенного Королевства и Франции никогда не разрешали действий или деятельности в наших секторах, которые противоречили бы статусу города. Я подчеркиваю этот момент, поскольку советская сторона на настоящих переговорах сочла необходимым представить различные перечни видов деятельности Федеративной Республики в городе, которые она считает “недопустимыми” и рассматривает их как “причины, порождающие осложнения на коммуникациях”».[86]86
Там же, л. 113.
[Закрыть]
В то же время Раш заявил, что «на настоящих переговорах мы (т. е. западные державы. – Р. Д.) готовы рассмотреть некоторые из жалоб Советского правительства относительно деятельности ФРГ в Берлине».[87]87
Там же, л. 116
[Закрыть]В каких именно аспектах этого вопроса США могли бы пойти навстречу Советскому Союзу, Раш не уточнял, но подчеркнул, что «мы четверо не сможем прийти к какому-либо удовлетворительному решению по Берлину, пока участие ФРГ в обеспечении социальной и экономической жизнеспособности города не будет признано в качестве факта и полностью принято во внимание».[88]88
Там же.
[Закрыть]
Эти высказывания Раша активно поддержали Р. Джеклинг и Ж.-В. Сованьярг, сменивший Ф. Сейду на посту посла Франции в ФРГ и ее представителя на четырехсторонних переговорах.
Сованьярг, в частности, сказал: присутствие федеральных властей в Берлине «ни в коей мере не навязано извне и способствует устранению чувства изоляции у населения города. Никто не может серьезно усматривать в этом акт реваншистской провокации. Ничего из того, что сложилось (в отношениях. – Р. Д.)… между Берлином и Федеративной Республикой, не противоречит четырехсторонним соглашениям. Мы полагаем, что существующие связи между Федеративной Республикой и Берлином. соответствуют интересам существования города в условиях, в которые он поставлен в настоящее время».[89]89
Там же, л. 121–122.
[Закрыть]
Заслуживает внимания заявление Джеклинга о том, что вопрос о деятельности федерального правительства в Западном Берлине «явно представляет собой большую важность для советской стороны». От имени трех держав он выразил готовность подтвердить, что ситуация в западных секторах остается твердо основанной на принципе, согласно которому Берлин не может управляться федерацией. При этом английский дипломат добавил, что западной стороне «необходимо знать более точно характер беспокойства, испытываемого Советским Союзом».[90]90
Там же, л. 129–130.
[Закрыть]
Анализируя выступление П. А. Абрасимова на встрече послов 14 мая 1970 г., Р. Джеклинг 9 июня заявил: «Посол Абрасимов предложил две возможные модели соглашения. Он сказал, что первая модель представляет собой “широкую формальную договоренность, которая фиксировала бы статус Западного Берлина как самостоятельной политической единицы. для радикального оздоровления обстановки.” Идея о придании Западному Берлину нового статуса независимой политической единицы не кажется особо приемлемой моим американскому и французскому коллегам и мне». В качестве второй модели, продолжал английский дипломат, Абрасимов предложил «договоренность в более общей форме», которая способствовала бы «достижению взаимопонимания по некоторым существенным аспектам обсуждаемого вопроса». Такой подход, отметил Джеклинг, на первый взгляд «представляется более приемлемым».[91]91
Там же, л. 131.
[Закрыть]
Особенно глубокими казались противоречия между сторонами в вопросе о доступе в Западный Берлин. На встрече послов 9 июня 1970 г. Джеклинг заявил, что этот вопрос можно решить, приняв принцип, согласно которому «транзитные перевозки могут подвергаться процедурам контроля лишь в целях идентификации». Он также снова повторил предложение западной стороны о создании постоянного четырехстороннего механизма по контролю за доступом в Западный Берлин. «Это, – подчеркнул Джеклиннг, – не затронуло бы ничьих законных интересов».[92]92
Там же, л. 128.
[Закрыть] С этим предложением советская сторона не могла согласиться прежде всего потому, что оно серьезно задевало законные права и интересы ГДР.
Таким образом, если западные державы главную причину трудностей вокруг Западного Берлина видели в нарушениях «свободного доступа» в этот город, то Советский Союз видео ее в расширении «политического присутствия» ФРГ в Западном Берлине и в «подрывной деятельности», которая велась с его территории против СССР, ГДР и других социалистических стран. Казалось, будто ход дискуссии на переговорах в конце марта-июле 1970 г. подтверждал, что найти компромисс здесь невозможно. Не внушало оптимизма и то, что дискуссия время от времени уходила в сторону чисто юридических аспектов статуса Западного Берлина и даже вопроса о том, какой вклад те или иные державы внесли во взятие Берлина весной 1945 г. Но были и некоторые позитивные моменты, позволявшие надеяться на успех переговоров.
26 июля 1970 г. МИД направил в ЦК КПСС документ, подписанный А. А. Громыко и содержавший развернутую информацию о положении дел на переговорах четырех послов. В документе отмечалось, что представители трех держав в ходе переговоров выразили заинтересованность в известной нормализации обстановки в Западном Берлине и нежелательности трений и осложнений в этом районе. Они подтвердили, в частности, что исходят из непринадлежности Западного Берлина к ФРГ. Заслуживало внимания и их заявление о готовности рассматривать соответствующие четырехсторонние соглашения с учетом обстановки 70-х годов в качестве отправного пункта для возможной договоренности.[93]93
Там же, ф. 0742, оп. 15, п. 97, д. 34, л. 72.
[Закрыть]
МИД отмечал также, что ради обеспечения своих интересов три державы готовы несколько сократить возможности ФРГ организовывать в Западном Берлине демонстрации, ведущие к прямой конфронтации с СССР, и пойти на некоторое ограничение политического присутствия ФРГ в городе.[94]94
Там же, л. 73–74.
[Закрыть]
Эти позитивные моменты, несмотря на существенные разногласия по ряду принципиальных вопросов, давали некоторые шансы на достижение компромисса. Реализация этих шансов требовала от советской дипломатии сложной и напряженной работы. Прежде всего нужно было внести определенные коррективы в позицию СССР на четырехсторонних переговорах.
