Текст книги "Собака, которая спасла мир"
Автор книги: Росс Уэлфорд
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Глава 12
«Дайте мне неделю», – сказала доктор Преториус. Это почти не выходило у меня из головы. Ещё одна неделя секретности.
Секреты легко хранить, пока никто о них не узнает.
Пока никто тебя не увидит. Кто-то, кто знает твоего брата, скажем. Кто-то, кто только начал работать в Испанском Городе и замечает, как ты выходишь из двери в задней части галереи.
Сестра Сасс Хеннесси, Анна, к примеру, которая учится в параллели с моим братом Клемом и которую её мама устроила работать по субботам в чайную Полли Данкин.
«Дайте мне неделю, дайте мне неделю». Эти слова вертелись у меня в голове, как какая-то прилипчивая песенка, когда я шла из Испанского Города по нашей аллее, размахивая школьной сумкой. Увидев, как Клем выходит из папиной мастерской, вытирая запачканные маслом руки полотенцем, я удивилась.
Мы живём в фермерском доме, только это больше не ферма как таковая. Почти все остальные фермы по соседству распродали под застройку. Если встать у маминого дерева на верхнем поле с коровами, кругом, кроме востока – там в отдалении поблёскивает море – можно увидеть дома, и подъёмные краны, и полупостроенные квартиры. (Коровы не наши, хоть мне этого и хотелось бы.)
Неподалёку от нашего дома находится папина мастерская, где он чинит старые машины, и амбар с моторами, выхлопными трубами, автомобильными дверями и прочими запчастями.
Судя по всему, Клем поджидал меня.
– Привет, Пирожок, – сказал он. Бодрый такой. Впервые за долгое время назвал меня прозвищем, которое сам придумал. Я что-то заподозрила, но улыбнулась.
– Делала что-то интересненькое? – спросил Клем.
По правде? Я была участником средневекового рыцарского турнира, нападая на Рамзи верхом на виртуальной лошади (сделанной из старого табурета для пианино и седла, которое я видела в первый день на погрузочной площадке).
– Я была в Сент-Вуфе, – соврала я. Врать я ненавидела, даже Клему. Я почувствовала, как краснеют мои щёки.
– И как он?
– Кто?
– Тот пёс, Бен?
– А, хорошо! Мы ходили на пляж. Как обычно. Он в норме. – Клем пристально наблюдал за мной, и мне это не понравилось.
Он молчал, казалось, целую вечность, а потом спросил:
– Мгновенное исцеление, значит?
Я посмотрела на него «озадаченным, но невинным» взглядом: полуулыбнулась и захлопала глазами.
Клем сказал:
– Мне звонил викарий. Он пытался до тебя дозвониться. Но у тебя телефон выключен.
Это было правдой: в павильоне доктора Преториус мы всегда отключали телефоны – это как-то связано с электромагнетизмом. Я забыла включить свой.
– Давай всё упростим, лады? – Клем начал загибать перепачканные пальцы, перечисляя: – Первое: пёс по имени Бен болен. Он на карантине. Это сказал викарий. Второе: Анна Хеннесси видела тебя в Испанском Городе с твоим дружком Рамзи Как-там-его и какой-то стрёмной старушенцией. Третье: ты врёшь мне, потому что ты краснеешь. И четвёртое: я хочу знать почему.
– А то что? – Хочу напомнить: он мой брат. Он должен быть на моей стороне.
– А то я расскажу папе.
Ладно, может, он больше не на моей стороне. Клем кивнул, измазанной маслом ладонью поправил очки на переносице и отправился назад в мастерскую, ожидая, что я последую за ним.
Был ли у меня выбор?
Глава 13
До сих пор я не видела Клема, кажется, целыми неделями. Он сдал экзамены, так что в школу ему не надо было до самого сентября. Он собирался ехать в Шотландию с друзьями, но всё сорвалось, когда один из них завёл девушку. Так что заняться ему до тех пор, пока чуть позднее летом мы не поедем в Испанию, больше нечем.
Последние пару недель он развлекался тем, что переписывался с людьми, слушал музыку, помогал папе в мастерской и отращивал клочковатую бородку. Теперь он выглядит лет на двадцать.
Дело вот в чём: я по нему скучаю. Что-то произошло с Клемом примерно год назад. Брат, с которым я выросла – мальчик, игравший со мной, когда я была малышкой, катавший меня на спине, казалось, целыми часами, выгораживавший меня, хоть и не обязан был этого делать, когда я не выключила кран и ванную затопило, давший мне свой логин, чтобы я могла смотреть телик, когда папа не разрешал, как-то раз так смеявшийся над моей пародией на Нормана Два-ребёнка из магазина на углу, что свалился с кровати и ударился головой…
…этот мальчик от нас съехал.
На его месте появился мальчик, выглядящий точно так же, но ведущий себя совершенно иначе. Мальчик, и улыбающийся-то редко, не говоря уже о том, чтобы смеяться. Мальчик, не желающий есть такую, как у нас, еду, а когда папа отказывался готовить ему отдельно, начинающий вопить; мальчик, проводящий целые выходные (я не шучу) в своей комнате, выходя только в туалет; мальчик, отвечающий практически на всё закатыванием глаз, будто всё, что ему говорят, – это несусветная тупость.
Папа говорил, это «нормально».
Но… был один плюс в Клемовых изменениях, и заключался он вот в чём: думаю, мне удалось убедить его не рассказывать папе о докторе Преториус, и это всё благодаря его бороде. Позвольте мне объяснить.
У него было полно вопросов, и главным из них был:
– Почему она такая скрытная? Если бы я изобрёл что-то такое, я бы хотел, чтобы все об этом знали.
– Я не знаю, правда. Говорит, что скоро покажет нам что-то ещё лучше, но прямо сейчас, мне кажется, она боится, что кто-то может украсть её идею.
А потом я добавила кое-что – не то чтобы я хвастаюсь – совершенно и абсолютно гениальное, а я даже не планировала это. Я поглядела в пол, вся такая печальная, и сказала:
– Я знаю, что это неправильно, Клем. Ты правда должен сказать об этом кому-то из взрослых. Но… Наверное, ты теперь тоже считаешься за взрослого?
Клем снял очки и посмотрел через них на свет, проверяя, не заляпал ли их. Он постоянно так делает.
– Значит, требуется идеальное зрение, а? – сказал он, явно польщённый тем, что я назвала его взрослым, и я кивнула.
– Так она говорит. Поэтому она и не может тестировать всё сама.
– Придётся ей это как-то исправить, если она хочет заработать. Две трети людей носят очки, ты в курсе? – Он подобрал со скамьи гаечный ключ и повернулся к старому автодому, который они с папой чинили, – это означало, что наш разговор окончен.
– Ты не расскажешь папе?
– Пока что нет. Но будь осторожна. – Это прозвучало и правда по-взрослому.
Теперь я могла беспокоиться о других вещах. Викарий сказал, что Бен болен. Что это значило?
Как оказалось, всё.
Глава 14
Долго беспокоиться я не могла, потому что тем вечером у нас были поминки по маме.
Мама – мать, которой я никогда не знала.
«Поминки по маме» звучит как какое-то масштабное событие, но это просто небольшая дань памяти, которую мы устраиваем каждый год, в основном ради папы, я думаю.
Мама умерла, когда я была совсем маленькой. У нас осталась куча фоток и видеоклип, снятый на папин телефон, так что я знаю, как она выглядела. В клипе я лежу на игровом коврике, хихикаю и пытаюсь схватить игрушку, которой папа надо мной размахивает.
На фоне играет музыка: песня под названием «Вы двое» из фильма «Пиф-паф ой-ой-ой», и папа подпевает:
«Есть о ком заботиться; есть о ком подумать. У меня есть вы двое!»
Мама тоже там: хорошенькая, с длинными собранными в конский хвост волосами и широкой улыбкой. Она смеётся над папиным хрипловатым пением, и он смеётся тоже. Потом в кадре появляется Клем – до чего же он был миленький в пять лет – особенно его пухленькие коленки – и тоже подпевает.
От этого маме становится ещё смешнее, камера показывает крупным планом её лицо с огромной улыбкой, а потом видео останавливается.
Так что, я думаю, это не настоящее воспоминание, не так ли? Это видеоклип, снятый на папин телефон. Я видела его целые сотни – а может, даже тысячи – раз.
Это называлось «коровий грипп»: то, от чего она умерла. Одиннадцать лет назад вирус разнёсся по миру на подошвах обуви, на ногтях и в желудках людей, в заражённом мясе, в продуктах и в молоке. Тысячи и тысячи людей погибли, большинство – в Южной Америке. Ещё больше тысяч скота пришлось забить, чтобы остановить распространение болезни. Молоко уничтожалось миллионами литров, пока доктора и учёные круглыми сутками работали над созданием вакцины: особой прививки, которая остановила бы заболевание.
Они нашли её, конечно. В конце концов. Но для мамы было слишком поздно. Она стала одной из двенадцати людей в Британии, умерших от коровьего гриппа.
(Также именно поэтому папа и встретил Джессику. Каждый год он собирает деньги для новой биоботической лаборатории по исследованию заболеваний. Там-то и работает Джессика, и папа говорит: «От добра нашёл добра…»)
А мамин прах захоронили под вишнёвым деревом в поле, где обычно пасутся коровы. Знаю, это звучит странновато – похоронить того, кто умер от коровьего гриппа, рядом с коровами, но папа настоял.
«Она обожала животных, прямо как ты, Джорджи, – сказал он как-то раз. – Она бы не стала винить коров за коровий грипп».
Мамино дерево видно из окна нашей кухни – оно стоит на фоне неба, прилетающие с моря ветра гнут и колышут его, а коровы – удобряют. Иногда я застаю папу сидящим за кухонным столом, пьющим свой любимый суперкрепкий кофе и глядящим на дерево. Оно цветёт каждую весну, превращаясь в прекрасное белое облако, напоминающее огромную сахарную вату, но никогда не плодоносит. Папа говорит, это потому что тут слишком холодно.
Каждый год на её день рождения мы – папа, Клем и я – собираемся под маминым деревом. Только в этом году с нами была папина девушка Джессика. Вы, наверное, догадываетесь, что я думала на этот счёт.
Был вечер, солнце садилось, и становилось прохладнее.
– Она хорошо выглядит, – сказал папа, когда мы вчетвером шагали по полю к дереву. Папа всегда зовёт дерево «она».
«Через неделю или около того она начнёт сбрасывать листья…»
«Она хорошо выстояла бурю…»
И всё в таком духе. Думаю, это из-за того, что ему нравится представлять, будто дерево – это и есть мама, но я осознала это лишь недавно. Как-то год назад я поделилась этим с Клемом, а он лишь закатил глаза, будто я сказала, что мёд, оказывается, сладкий.
Викарий из Сент-Вуфа уже стоял под деревом, когда мы к нему явились. Он пришёл другим путём.
Мы не то чтобы очень религиозны, но викарий – давний папин друг: взрослые иногда могут быть друзьями, даже если у них огромная разница в возрасте. Папа был одним из последних, кто ходил в церковь Святого Вулфрана, прежде чем она закрылась.
В тот вечер викарий был одет по-викарски – чёрная туника с белым воротничком – под курткой на молнии.
Мы собрались под кудрявой листвой, глядя вниз с холма на море, и сделали в точности то, что делаем каждый год.
1. Папа читает стихотворение. Всегда одно и то же: мамино любимое, говорит папа, какого-то древнего старикана по имени Альфред Теннисон. Начинается оно так:
Я не очень понимаю смысл, хоть папа мне и объяснял. Оно про смерть, по сути, что довольно печально, но у папы приятный голос, и мне нравится его слушать.
2. Викарий произносит молитву старомодными словами. Я слушаю её каждый год и помню почти наизусть: «Господь Всемогущий, мы молимся за Кассандру и за всех тех, кого больше нет с нами…» И моя любимая часть: «и свет вечный им да сияет». Я шевелю губами, молча произнося слова, если могу их вспомнить.
3. Потом папа достаёт свою ирландскую свистульку, а Клем – большую старую блокфлейту, которую ему как-то подарили в начальной школе. Вдвоём они играют древний гимн под названием «Amazing Grace». В любых других обстоятельствах это звучало бы ужасно: высокий свист и скрипучая не попадающая в ноты игра Клема. Но почему-то прохладным летним вечером мелодия становится идеальной, она взвивается над маминой вишней и улетает, подхваченная ветром, к океану.
И всё это время у Джессики такое лицо, словно она предпочла бы быть где угодно, только не здесь.
Пока викарий произносил молитву, я приоткрыла глаза и увидела её: глаза круглые, пялится кругом, вообще не молится. Потом наши взгляды встретились на мгновение, и она просто таращилась на меня. Мне жаль это говорить, но в тот момент я её ненавидела.
Когда музыка закончилась, я с удивлением обнаружила, что вокруг нас собрались коровы, образуя почти правильный полукруг. Их огромные глаза следили за нами, а хвосты хлестали по кремово-коричневым бокам.
Папа отнял свистульку ото рта. Он вытер глаза и улыбнулся.
– Привет, девочки, – сказал он коровам. – Пришли присоединиться?
Словно отвечая ему, одна из них тихонько замычала, а другая подняла хвост и громко, с брызгами, плюхнула на землю лепёшку. Мы все рассмеялись, кроме Джессики, которую передёрнуло от ужаса.
Была у нас ещё одна традиция. По очереди мы с Клемом встали спиной к дереву. Папа достал складной нож и вырезал на стволе отметины на уровне нашего роста, а потом мы сравнили их с прошлогодними. Клем за год вырос примерно на шесть сантиметров. А я? Почти ни насколько.
Папа улыбнулся, складывая ножик.
– А, не переживай, дружок: скоро и у тебя будет скачок роста. Время у тебя ещё есть!
Вот так они и проходят: поминки по маме.
Папа хлопнул в ладоши и повернулся к викарию.
– Ладненько, Морис. Зайдёшь к нам выпить?
Викарий удивился, хотя каждый год происходит одно и то же.
– Раз уж ты предлагаешь, Роб, я не против. – Но потом он достал телефон и что-то в нём прочёл. – Ох. Видимо, не получится.
– Что-то случилось? – спросил папа.
Викарий поджал губы и посмотрел на небо.
– Надеюсь, нет. Мне нужно встретиться с ветеринаром. В другой раз, а, Роб? Храни вас всех Господь. Обо мне не беспокойтесь – я пройдусь.
Он увидел выражение моего лица.
– Что-то с Беном? – спросила я, тут же вспомнив, что ещё не говорила с ним об этом. Потом добавила: – Или с мистером Мэшем? – Я боялась того, что он мог мне ответить.
– Уверен, ничего страшного не стряслось, Джорджи. И мистер Мэш в порядке. Пока что, – сказал он, а потом повернулся и целеустремлённо зашагал в направлении Сент-Вуфа, что-то бормоча себе под нос.
Пока что!
Позднее оказалось, что встреча викария с ветеринаром положила начало всему самому плохому, что только со мной случалось.
Глава 15
Ладно. Думаю, теперь вы в курсе почти всего, что вам нужно знать.
Сейчас последняя неделя четверти, и все – включая учителей – как будто немножко с ума посходили.
День после поминок по маме был днём без формы: приносишь три фунта на благотворительность и можешь носить что угодно. Близнецы Ли оделись как Штучка Один и Штучка Два из «Кота в шляпе». Рамзи пришёл в форме. Сказал, что забыл, хотя это на него не похоже. А мистер Паркер, наш новый директор, на собрание явился в килте, и все очень смеялись, когда он исполнил небольшой танец.
У Рамзи чуть глаза не вылезли из орбит.
– Он в юбке! – прошептал он мне. Я попыталась ему объяснить, но это оказалось непросто.
Он прошипел:
– Так что, все мужчины в Шотландии их носят?
– Нет! Не всё время! Почти никогда, в смысле… – Я умолкла, потому что мистер Спрингэм громко прочистил горло и строго на меня посмотрел.
А значит, никто особо не слушал очередную лекцию мистера Паркера о Риске Передачи Заболеваний.
Всё, что я услышала, – про какую-то ЭПП – эболу чего-то-там какую-то – и неудивительно, что с таким-то названием я не провела параллели с Сент-Вуфом, а стоило бы.
После школы мне до смерти хотелось рассказать папе про килт мистера Паркера, так что домой я практически бежала. Над этим он точно посмеётся своим низким пахнущим кофе смехом, да ещё и добавит пару шуточек от себя. Вот только когда я вошла, за кухонным столом вместе с папой и Клемом сидела Джессика. Как правило, она так рано с работы не возвращается (чему я обычно рада), значит, что-то было не так…
– Джорджина, – сказала она, упираясь острыми локтями в стол. – Боюсь, у меня плохие новости. – Нужно отдать Джессике должное: она никогда не тянет кота за хвост. Наверное, это хорошо, но иногда мне хочется, чтобы она не была настолько прямой. Острая и прямая: в этом вся Джессика. Моё настроение, начавшее падать, стоило мне её увидеть, упало окончательно. Я почувствовала себя пустой, как взорвавшийся шарик.
Она сказала:
– Ты же знаешь, что в последнее время я много работаю?
Я кивнула. Как я уже говорила, Джессика работает в медицинской исследовательской лаборатории, прикреплённой к больнице, помогает разрабатывать вакцины. В последние несколько недель она задерживалась допоздна и работала по выходным.
– Все отпуска на следующий месяц отменили. Ситуация чрезвычайная – эта ЭПП выходит из-под контроля и, что ж… требуются все специалисты, какие только есть.
Я со стыдом признаю, что моей первой реакцией было не беспокойство из-за смертельного заболевания – таким нас и раньше пугали. И вот опять: ЭПП. Никогда об этом не слышал, а потом из каждого утюга только об этом и говорят…
Но я не знала, что означают эти буквы, или почему это плохо, или откуда оно взялось – вообще ничего.
Нет, моя первая реакция была полностью эгоистичной.
– Значит, в Испанию ты не поедешь?
В разговор вступил папа.
– Мы всё равно поедем в Испанию, солнышко. Просто Джессика с нами поехать не сможет.
Я скорчила разочарованную рожицу, но чувствовала совершенно противоположное. Это должна была быть наша первая заграничная поездка за много лет. Я уже купила два новых купальника, один – за свои деньги. Я твердила себе, что присутствие Джессики – невеликая плата.
А теперь платить вообще не придётся! Мои ноги под столом исполняли восторженную джигу.
– Всё будет хорошо, солнышко, – сказал папа, перегибаясь через стол, чтобы приобнять меня. – Обещаю, мы с Клемом не будем тебе надоедать своими мальчишескими штуками. – Он подмигнул Клему, который, вот молодец, подмигнул в ответ.
Я думала: «И где тут плохие новости? Пока что новости только хорошие…», и тут папа сказал:
– Есть ещё кое-что…
О-оу.
Он глубоко вдохнул и очень тихо пробормотал:
– Больше никакого Сент-Вуфа.
Я посмотрела сначала на папу, потом на Клема, потом на Джессику, потом на всех сразу. Лица у них были разные: брови папы практически встретились на переносице от беспокойства – он знает
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
