Текст книги "Сын змеи (СИ)"

Автор книги: Рони Ротэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Астид поднялся и вышел на середину дороги, рассматривая их. Да, они, те самые. Всадники остановились.

– Отойди с дороги, – равнодушно сказал ехавший впереди эльф с остроскулым хищным лицом, скользяпо Астиду огромными голубыми глазами. Золотистые волосы, собранные в хвост на затылке, качнулись в такт движению его головы. Его лошадь была белой. Двое других всадников были такие же голубоглазые и бесстрастные. Астид почувствовал, как закипает в нем гнев.

– Один из вас вчера ударил девушку в гостиничной купальне. Сегодня утром она умерла. Я хочу знать, кто из вас это сделал. Его я убью. Остальные могут уехать.

На надменных лицах отразилась тень недоумения. Пегая и серая лошади сделали шаг по направлению к полукровке, эльфы опустили рукина рукояти мечей. Но предводитель предупреждающе поднял ладонь, и его спутники, переглянувшись, придержали поводья. Разомкнув презрительно выгнувшиеся губы, эльф произнес:

– Ты имеешь в виду ту маленькую наглую полукровку? Кабацкую подстилку? Это сделал я. В целях воспитания и в острастку другим. Потому что она была нестерпимо строптива и невежлива. Как я понимаю, ты собрался за неё мстить?

– Именно. Слезай с коня.

– Для тебя, вымесок, разумнее уйти с моей дороги.

– Слезай, – глаза Астида потемнели на оскорбление.

– Ты думаешь, тебе под силу тягаться со мной? Ты излишне дерзок и самоуверен. В точности, как твоя подружка-потаскушка. Знай свое место, выродок, и уйди с дороги. Вернись к своей дряхлой мамаше, пусть она поучит тебя уважать тех, кто выше по рождению. Она в свое время, видимо, уважила немало моих братьев, но манерам у них научиться не сподобилась.

– Ошибаешься. Моя мать была эльфийкой. Высокородной, благовоспитанной, развратной и беспринципной потаскухой. И я ненавижу её, как и все ваше племя. Попадись онамне, я бы вырвал голыми руками её похотливое лоно. А тебе я поменяю язык и причиндалы местами, ибо одно другого стоит. Слышишь? Я оскорбил тебя. Если ты такой благородный, выйди один на один.

Эльф пожал плечами, досадуя на задержку, и спрыгнул на землю. Его спутники остались в седлах, наблюдая за разворачивающимися событиями с легким интересом.

Астид, выдернув клинок из ножен, бросился на противника первым. Эльф играючи отразил его выпад, и стал наступать, тесня соперника к реке. Вскоре их сапоги заплескали по кромке воды. Умом Астид понимал, что не ему равняться с многоопытным, прожившим не одну человечью жизнь, эльфом. Но ярость затмила разум, придав полукровке сил.

Бросок, выпад, удар. Вязкий речной песок мешал Астиду двигаться. А эльф словно бы и не замечал этого, наступая легко и стремительно. Клинок рассекал воздух, вспыхивая закатными сполохами. Зарыв носок сапога глубже в береговую вязь, Астид выметнул в лицо эльфуком песка. Мокрый песок налип на точеное лицо, резанул глаза, ослепляя. В этот момент Астид кинулся ему под колени и свалил в прибрежную волну.

– Гаденыш, – зишипел-забулькал эльф, и саданул полукровку рукоятью меча по голове. В реку с черных волос потекло алое. Второй удар, нанесенный лезвием, глубоко располосовал правое плечо Астида, заставив выронить клинок.Но тот, презрев боль, вцепился в противника, перехватил его руку в новом замахе и впился зубами в жилистое запястье.Эльф вскрикнул и выпустил оружие. Тесно обнявшись, вцепившись друг в друга, они катались на мелководье, почти неразличимые в окружавшем их облаке из песка, ила и воды. Эльф шипел, словно раскаленный кусок железа, то и дело окуная Астида в воду, вбивая его голову в дно и стараясь утопить. Астид отплевывался, сопротивлялся, яростно рыча, и пытался дотянуться до шеи противника.

Один из наблюдающих за схваткой эльфов вскинул лук, наложил стрелу и прицелился. Его товарищ отрицательно мотнул головой.

Внезапно круговерть утихла. Шипение прервалось хрипом. Осели водяные брызги, и эльфы увидели, как Астид, пошатываясь и кашляя, выволакивает на берег неподвижное тело. Глянув на спутников поверженного противника, он выдохнул:

– Вы можете ехать.

Ответом стала сорвавшаяся с тетивы стрела. Астид кинулся в воду, избежав её жала. Эльфы спрыгнули с коней, и бросились к реке. Один склонился над товарищем. Тот был жив, но странно неподвижен, лишь глаза сверкали бешенством. Второй, взяв лук наизготовку, вошел в реку по колено, выискивая полукровку во взбаламученной воде. Внезапно он вскрикнул и рухнул у берега. Вода окрасилась кровью из перерезанных сухожилий. Из речной мути поднялся Астид, сжимая в руке меч золотоволосого, ивонзил его в живот упавшего. От меча бросившегося на него третьего эльфа Астид уклонился, снова нырнув в реку. А эльф кинул меч в ножны, бросился к своей лошади, сорвал с седла лук и, натянув тетиву, обернулся, вглядываясь в густеющий над водой сумрак. Но речная гладь была тиха. Лишь на недвижные тела набегали волны, колыша светлые одежды, да посверкивали в свете восходящей луны пряжки ремней. Хруст послышался за его спиной, и лучник, развернувшись, выстрелил в лесную темь. Завизжала и захрапела подстреленная лошадь. На реке послышался всплеск, заглушаемый воплями животного. Свистнула вторая стрела, распарывая воздух, и канула в темной речной глубине. Серебристый рыбий бок мелькнул на поверхности воды. На спину стрелка пролились холодные капли. Он крутанулся, и, оказавшись лицом к лицу с Астидом, пошатнулся от удара. Острое лезвие выползло из его спины, распороводежду, алая струйка потекла по подбородку. Полукровка выдернул меч, и эльф сложился, как тряпичная кукла.

Светила ущербная луна. Астид, стоя по чресла в воде, полоскал свою одежду. Раненая рука, перехваченная обрывком эльфийского одеяния, кровоточила. Астид только сейчас ощутил, как ему больно. Золотоволосый эльф, которого Астид вытащил из воды и привалил спиной к дереву, следил за ним злыми глазами. Кое-как отжав отмытую от крови одежду, полукровка набросил её на ветвидеревьев над костром. На его нагом теле, отливающем синевой в свете луны, змеились багровые отсветы огня. Взглянул заплывшими глазами на эльфа.

– Тебя же не смущает, что я голый? Одежду снова пачкать уж очень не хочется. А мне предстоит еще много работы. Не отвечай, я и так вижу, что ты хочешь сказать. Ах, я и забыл, что говорить ты не можешь. Утомили вы меня, есть хочется. Но я потерплю. Как говорил один нехороший человек, тоже, кстати, мертвый – «Сначала работа, потом еда». Я много слышал о вашей исключительности, о том, какие вы особенные, не чета другим. Мне всегда было интересно, чем же вы от остальных отличаетесь? Думаю, это можно определить опытным путем. Давай-ка проведем эксперимент.

Астид склонился над телом одного из мертвых эльфов, выдернул из его ножен кинжал, подержал, примериваясь.

– А, зараза. Рука плохо слушается. Разрезы будут неровными. Ну да ничего, ему уже все равно. Сейчас подтащу поближе, чтобы ты ничего не упустил.

Временами морщась от боли, Астид потрошил мертвое тело на глазах парализованного, охваченного ужасом эльфа.

– Ты глаза-то не закрывай, не то щепки в них вставлю. Наблюдай, падла. Не темно тебе? Хорошо видно? О, гляди, печенка. В точности, как человечья. Кишок тоже равное количество. Ну-ка, ну-ка, – Астид запустил руку поглубже. – Вот оно, сердце. Хм, ничего особенного не вижу. Как видишь, все-то у вас, как у людей – те же кишки, дерьмо, вонь. Какой из этого делаем вывод? Ни черта вы не особенные. Разве что уши да лица ваши… Вы с таким презрительным выражением рождаетесь, что ли? Как же я ненавижу ваши высокомерные лица! Может, вот так с них немного сойдет спесь?

С этими словами Астид обвел ножом вокруг холодного лица, рывком сорвал с него кожу, и, смяв, швырнул на землю, к ногам золотоволосого.

– Да. Так намного лучше. Совсем, как человек. Понимаешь, ты, твое высокородие? Абсолютно такой же. Давай второго поверим, вдруг его иность глубже запрятана. Неплохой каламбурчик, получился, а?

Лошади храпели и фыркали на запах крови. Полукровка приволок второе тело.

– Нет. Ты погляди. И этот слеплен совершенно по тому же образу и подобию. Хотя… Я же проводил опыт на мертвых. Может быть, если из тебя вытряхнуть твои потроха, ты встанешь и спокойно пойдешь домой? Может, в этом ваша исключительность? Давай проверим! И чуть не забыл – я же обещал кое-что поменять в твоем облике.

Эльф распахнул рот в безмолвном крике, когда полукровка сделал первый надрез.

Астид вернулся в гостиницу к вечеру следующего дня. На чужой серой лошади, с разбитым лицом, синяками на теле и кое-как перевязанной, подвешенной на ремне правой рукой. По стальному блеску глаз Гилэстэл понял, что месть состоялась. Он ни о чем не спросил, только тепло обнял полукровку, а потом осмотрел его раны.

Астид, благодарный Гилэстэлу за заботу и понимание, не стал рассказывать о том, что он сделал с убийцей Наллаэн. Но вскоре по Златолесью и его округе поползли жуткие слухи о кровожадном оборотне, что сдирает кожу, вырывает внутренности и уродует до неузнаваемости лица путников, которых ночь застигла в дороге.

Стоя у могилы, в которую опустили тело Наллаэн, Астид мрачно косился в сторону склепа, где провел злополучную ночь. Раненая рука, перевязанная и подлеченная Гилэстэлом, почти не болела. А вот разорваннаяна части душа причиняла невыносимые страдания. Успокаивающие снадобья, которыми поил его князь, снимали лишьтелесную боль.

– У неё был кто-то из родных? – спросил Астид Вантада, стоявшего рядом. Тот пожал плечами. Лицо у трактирщика было неподдельно скорбное.

– Не знаю. Она иногда Лилит-паучиху поминала. Еду ей кое-какую, бывало, на кухне брала.

– Лилит? – переспросил Астид. – Кто такая?

– Эльфка полоумная. Но кружевница знатная. За красильной слободой живет. Её там все знают. Девки в Кострищев день гадать к ней ходят.

Покидая кладбище первым, Гилэстэл оглянулся на Астида.

– Тебе необходимо поспать. Её уже не вернуть. А тебе нужен отдых.

Астид потерянно кивнул. Потом пробормотал:

– Я хочу найти эту Лилит. Сказать ей, что Наллаэн… Что её нет.Вы не пойдете со мной?

– Я? – хмыкнул полуэльф. – Астид, у меня есть дела поважнее, чем наносить визитыполоумным гадалкам.

Проводив взглядом удаляющегося князя, Астид вынул из-за пазухи купленное накануне украшение. Наллаэн так и не увидела этой красоты. Он подумал, и, спрятав брошь, отправился в красильный ряд.

Астид пробирался по узкой улице, завешанной сохнущими мотками пряжи и холстами. Под навесами сохли вязанки трав, служащие сырьем для краски. Пахло влажной тканью, паренойтравой и кислятиной.

– Тронутая Лилит-паучиха? – почесал плешивую голову красильщик с изъеденными руками. – Да вон её дом, в конце улицы, с цветной дверью.

Астид поднялся по двум шатким, потрескавшимся ступенькам. Дощатая дверь, словно паутиной, была оплетена тонкой замысловатой сеткой из плотных цветных нитей. Кое-где в ячейках висели костяные шарики, постукивая о дерево под ветерком.

Полукровка стукнул, подождал ответа, от нечего делать разглядывая переплетения узелков. Ответом была тишина. Астид потянул дверь за массивную ручку, и она послушно открылась, впуская его внутрь.

Большая комната, в которую попал Астид, была пестра, как летний луг. Повсюду лежали и висели, шевелясь под сквозняком, плетеные из разноцветных нитей кружева, пояса, коврики разных размеров, нитяные талисманы всех форм и размеров с вплетенными в них перьями, камушками, ракушками и бусинами. На стены комнаты были нанесены многоцветные линии, складывающиеся в странные, неизвестные символы. От орнаментов – геометрических, растительных, астральных – рябило в глазах. Пестрые узоры туманили разум. Астид зажмурился, потряс головой.

– Есть кто?

Голос в заполненной комнате прозвучал глухо.

– Входи.

Он оглянулся туда, откуда шел звук. И в кресле у окна, занавешенного узорной салфеткой, увидел…. Наллаэн?

– Наллаэн?!

Изумлению Астида не было предела. Он шагнул к ней, приглядываясь. Те же волосы, овал лица, губы. Нет. Все же – нет. Сидевшая в кресле эльфийка – чистокровка, хоть и очень похожая на Наллаэн, выглядела намного старше. Не лицом, нет. Глазами. Синие, огромные, они были полны такой печали и страдания, что Астиду стало жутко. У ног женщины стояли несколько корзиночек. От них к белым рукамтянулись разноцветные нити, из которых она что-то плела. Набравшись смелости, Астид пробормотал:

– Простите. Я…

– Ты пришел сказать, что Наллаэн умерла, – ровным голосом произнесла мастерица.

– Вам уже сообщили? – смешался Астид.

– Мне никто не сообщал, – продолжая свою работу, ответила она. – Я знаю.

– А вы…

– Наллаэн моя дочь.

– Дочь? – смешался Астид. – Она никогда не говорила мне о вас.

– Ты говоришь так, словно пробыл рядом с ней вечность.

– Я бы пробыл с ней две вечности. Она была бы со мной счастлива.

– Счастлива? С тобой? С убийцей, одержимым жаждой крови? С извергом, который наслаждается чужим страхом и болью?

Руки эльфийки не выпускали нить ни мгновение. Она поддевала нити челноком, и, перекидывая их с пальца на палец, сноровисто плела новый талисман. Астида охватил суеверный ужас.

– С чего вы взяли, что я убийца?

– Запах смерти. Прошлой и будущей. Ты источаешь его. У тебя глаза душегуба.

Астид не знал, что ответить ей. А она вдруг сказала такое, от чего по его спине словно провели куском льда:

– Если умрет принц, умрут еще трое.

– А если он останется жить? – помедлив, спросил полукровка.

– Погибнут сотни сотен…

– Откуда вы знаете?

– Я знаю. Я вижу все твои возможные пути, и то, что случиться на каждом из них. С каждым из вас.

– Так вы знали, что случиться с Налллаэн?!

– Нет. Это был лишь один из возможных исходов. Когда кем-то делается выбор, меняется его судьба. Если бы Наллаэн не полюбила, она бы жила. Но она полюбила тебя, локо ондэ, сына змеи, беспощадного нага в облике человека. Я дарила ей покой. Забвение от того кошмара и грязи, в которые ей приходилось ежедневно окунаться.Она не захотела забывать тебя. Ты отнял у меня мою дочь.

– Она забывала все, что с ней было?! – поразился Астид.

– Только плохое. И то, в чем я видела её гибель.

– И… как давно?

– Ты хочешь знать, сколько ей было лет? Триста семьдесят восемь.

Астид в недоверчивом изумлении приоткрыл рот, вспомнив неосведомленность и наивность Наллаэн.

– Это жестоко, – наконец, выговорил он.

– Ты говоришь мне о жестокости? – усмехнулась эльфийка. – Ты, с чьи рук еще не смылся запах чужой крови? Наллаэн не смогла бы жить с тобой рядом, поверь мне. Она сплела бы себе маорурен. И, забыв тебя, чтобы не умереть от горя и отвращения, вернулась бы ко мне. Так уже случалось.

– Она тоже была, как вы?

– Да, она владела даром аэн элле, ведающих. Огромным даром. Не гаси я его, она бы давно уже зачахла от безысходности. В тебе я тоже вижу талант, но несколько другого свойства. Я помню времена, когда эти, ныне такие редкие способности, были обыденностью у эльфов. Частью их бытия. Потом, века назад, все изменилось. Дар был утрачен. Им пренебрегли в угоду лжи, фальши, злу, золоту и тьме. Сегодняшние эльфы лишены этого дара.

– А как жеНаллаэн? И я?

– У тех, в ком течет смешанная кровь, это свойство просыпается вновь. Природа надеется, что они, став связующей ниточкой меж двух рас, воспользуются им на благо всех живущих. Вернут гармонию и любовь в жизнь. Когда-то мы, аэн элле, пытались объяснить это тем, кто покидал этот мир, пеняя на его несовершенство. Тем, кто бежал от своего же зла, от своей памяти. Дети смешанной крови, обладающие давно утраченными особенностями, должны были убедить их остаться. Остаться, чтобы стать одним народом с людьми. В то время на свет и появилась Наллаэн и подобные ей. Первые дети от смешения двух рас. Но яд обособления инетерпимости отравил разум с той и другой стороны. Изгнание стало нашей долей. Мы отринули рай, в который не было входа нашим детям. Я последняя из аэн элле. Остальных нет уже давно. Нет наставников, у которых вы, рожденные ныне, могли бы учиться. Что вы сами принесете в этот мир, с тем вам и жить.

Эльфийка перерезала ножичком последнюю нить, и протянула Астиду круглую плетенку размером с ладонь.

– Возьми, локо ондэ. Это твой маорурен – отражение твоего разума, где спрячешь свои воспоминания. Если ночи станутдля тебя невыносимы, а память переполниться горем, если захочешь забвения– он поможет.

Полукровка взял амулет, рассматривая странный узор: на пестром фоне – черная, свившаяся в знак бесконечности змея в погоне за своим хвостом. Ему почудилось, что цветные крапинки нитей меняются местами, а змея, шевеля чешуйками, сдвинулась.

– Как?

– Просто смотри. Думай о том, что хочешь забыть. Чем дольше смотришь – тем меньше помнишь.

Астид испуганно отвернулся от талисмана.

– Когда же и он перестанет облегчать твои страдания -воспользуйся более сильным средством. А теперь уходи.

Астид вынул из-за пазухи брошь, и, подержав её в руке, положил на широкий подлокотник.

– Я хотел подарить это Наллаэн. Отдаю её вам.

– Лучше отдай мне то, что носишь в своем медальоне.

Астид вздрогнул и впился взглядом в эльфийку. Она смотрела на него огромными мудрыми глазами. Медленно расстегнув цепочку, Астид положил медальон рядом с брошью.

– Как ваше имя? – спросил тихо.

– Лиилейт Флорнатейл аэн Шаал.

Когда Гилэстэл вечером вернулся в гостиницу, он застал Астида в своей комнате с кувшином вина.

– Я сказал, что тебе нужно поспать, а не напиваться, – недовольно сказал он.

– Её мать была аэн элле, – заплетающимся языком выговорил Астид, подняв глаза на князя.

– Что ты там бормочешь?

– Её мать. Лилит-паучиха. Наллаэн была дочерью аэн-элле, – усмехнулся полукровка.

Гилэстэл обомлел.

– Аэн-элле? Ты совсем пьян? Они исчезли сотни лет назад.

– А она не исчезла. Она сплела мне маорурен. И сказала, что я сын змеи.

И полукровка выложил на стол подарок эльфки. Гилэстэлопустился на стул, рассматриваяплетенку. Он читал о маоруренах в древних книгах. Узоры, запечатленные в них, могли затмить разум, стереть память, довести до сумасшествия и самоубийства, исцелить душевный недуг, внушитьдурные или благие мысли. Для каждого плелся свой собственный амулет. А какой – знали только те, кто владел этой тайной. У Гилэстэла перехватило дыхание.

– Ведунья! Этого не может быть! Эльфийская ведунья, Астид! Невероятно! Как?! Где она? Ты говорил с ней?

– Говорил, – качнул тот головой. – Я оставил ей яд.

– Что? Зачем?!

– Она сама попросила меня.

Князь рывком выдернул Астида из кресла.

– Веди меня к ней!

Они почти бежали по улицам, расталкивая горожан, путаясь в развешанном на ночь белье. Окно в доме Лилит не светилось. Гилэстэл без стука распахнул дверь, влетел внутрь. И, оглядев сумрачную комнату, увидел её.

Лиилейт Флорнатейл аэн Шаал неподвижно сидела в кресле, повернутом к стене. На стене висел круглый коврик с замысловатым орнаментом. Синие глаза эльфки были открыты, продолжая смотреть на пестрый маорурен. На губах навечно застыла мягкая нежная улыбка. Белые пальцы с посиневшими ногтями сжимали медальон Астида.

Гилэстэл, стиснув зубы, застонал в отчаянии. А потом, не в силах сдержаться, закричал, что было сил. Он в ярости метался по комнате, срывая и разбрасывая амулеты. Обессилев, опустился на пол, обхватив голову руками. Взгляд упал на смятый маорурен. Князь развернул его, расправляя и разглаживая, пробегая пальцами по цветной вязи ниток, всматриваясь в странный узор.

– Как… как она это делала? Что это? Что в них такого? О, Астид…. как я хотел говорить с ней…. Учиться у неё. Я так наказан за свою гордыню! Жёстко и сурово наказан.

-/-

На побережье Гилэстэл отправился один. Астида князь отправил в Вердэлэйн. Поводом была необходимость доставить туда книги – и те, что открыто позаимствовали в королевской библиотеке, и те, которые были похищены и спрятаны в склепе. Последние, тайком перетащив на гостиничный двор, упаковали в те же ящики, что и остальные. Бафарий, как и предсказал Гилэстэл, умер от сердечного приступа. Прямо у ног короля Менэлгила, который сообщил старому библиотекарю, что после долгих лет службы он может уйти на покой. Новый хранитель, не найдя в доверенной ему библиотеке реестра хранившихся там книг, принялся составлять новый.

Принц здравствовал, продолжая изводить своих нянек. После того, как Астид передал Гилэстэлу содержание беседы с Лилит, князь не отважился причинить вред наследнику. Справедливое предположение о том, что после смерти принца на плахе может покатиться его голова, удержало полуэльфа. К тому же, он прекрасно понимал, что Менэлгил, даже потеряв единственного сына, не сделает племянника своим наследником. Проще было бы сделать еще одного ребенка. Или не одного. А лишать жизни Менэлгила, без какой-либо поддержки извне, было делом совершенно бессмысленным. Князья-эльфы не допустили бы возведения на престол Маверранума полуэльфа, будь он сыном хоть самого солнца.

Истинной же причиной отправки Астида в поместье стало пошатнувшееся здоровье полукровки. И дело было не только в раненой руке. Астид почти перестал спать, бродил ночами по своей комнате и чудовищно много пил. Вантад жаловался князю, что его подопечный тайком таскает вино из погреба. На уговоры и ругань князя Астид лишь виновато опускал голову. Он стал заговариваться, часто смеялся невпопад. Мог часами сидеть, уставившись в одну точку. Гилэстэл всерьез начал опасаться за душевное состояние Астида. Дав слугам четкие указания по уходу за полукровкой, а Астиду – заданиеразобраться с книгами, князь отправил их в обратный путь.

В Вердэлэйне, среди зеленых холмов, спокойных озер и лесов, Астид понемногу пришел в себя. Он много времени проводил с книгами, безропотно принимал из рук слуг все предписанные Гилэстэлом настои и отвары. Рука зажила. Разум и душа успокоились.

Гилэстэл вернулся в Вердэлэйн лишь к началу осени. И, увидев Астида в добром здравии, несказанно обрадовался. Он возобновил свои прежние уроки, и жизнь вошла в привычную для Астида колею.

В середине зимы в Вердэлэйн зачастили гости. Люди и эльфы, из соседних поместий и дальних краев. Гилэстэл устраивал для них охоту, и полукровка вдоволь натешился любимым занятием. На удивленный вопрос Астида, что за небывалое гостеприимство одолело Гилэстэла, тот ответил:

– Я продаю Вердэлэйн.

Астид ужаснулся. Продать Вердэлэйн?! Поместье не было его истинным домом, но полукровка любил его. Любил его тишину и уединенность, изобильные леса, прозрачные озера. И гору Айканг, что в трех часах пути.

– Вы хотите переехать в столицу? – с замиранием спросил он у князя. Его напугала мысль о жизни в суетливом, многолюдном городе. В городе, где жила и умерла Наллаэн.

– Дальше, Астид. Гораздо дальше.

– А как же…. А что будет со мной?

Гилэстэл надолго задумался.

– А что бы ты хотел? Скажи, и я постараюсь это сделать для тебя.

Пришел черед Астида притихнуть, размышляя о том, чего бы ему хотелось. Наконец, он поднял глаза и несмело вымолвил.

– А я могу остаться с вами? Мне все равно, где. Мне все равно, как. Кроме вас, у меня никого нет. Вы – моя семья.

Гилэстэл отвернулся, чтобы Астид не увидел выражения его глаз. Ему захотелось крепко обнять полукровку, сказать, что за прошедшее время тот стал для него не просто учеником и воспитанником, а младшим братом. Сдержанность аристократа не позволила князю таких бурных эмоций.

– Конечно, ты можешь остаться со мной.

И, помедлив, все же добавил:

– Я буду этому очень рад.

Астид склонил голову, пряча счастливую улыбку.

Пролетела зима. Лицо Наллаэн постепенно забывалось. Может быть,этому способствовал маорурен, на который Астид изредка поглядывал. А может, прав оказался Гилэстэл, и чувство кгостиничной служанке вовсе и не было большой любовью. Но, как бы то ни было, Астид не хотел бы вновь пережить то, что ощутил в час её гибели.

На поместье нашелся покупатель. Гилэстэл стал готовить Вердэлэйн к приезду нового хозяина. Он не тронул ничего, кроме личных вещей и книг. Библиотеку он опустошил полностью. Обоз из двух десятков подвод покинул поместье в начале июня. Его сопровождали те, кто решил служить князю и дальше, в том числе и Оллай.

– Куда мы теперь? – спросил Астид, следя за тем, как последний воз скрывается за деревьями.

– Для начала – в столицу.

– А после?

– На побережье.

Гилэстэл покидал Вердэлэйн навсегда с тем же чувством, с каким некогда Астид расстался с «Златолесским вепрем». Со страхом перед будущим и надеждой на лучшее от грядущих перемен.

В столице они пробыли всего два дня. Но остановились на этот раз не в «Королевском виночерпии», а в самом дворце. Менэлгил, по всей видимости, был рад племяннику. А королева с радушной улыбкой приветствовала Астида. Принц, за прошедший год забывший свою «лошадку», дичился и предпочел полукровке своих нянек. Да и Астиду было не до него. Он повзрослел за этот год больше, чем за все предыдущее время, проведенное с князем. На заигрывания фрейлин, помнивших его возню с наследником, отвечал скупой вежливой полуулыбкой.

– Я слышал, ты продал своё поместье? Как же ты отважился расстаться с родовым гнездом?

Они прогуливались по саду, и король с неодобрением в черных глазах поглядывал на Гилэстэла.

– Оно мне слишком мало, – Гилэстэл с усмешкой пожал плечами. – К тому же, мне остро понадобились деньги.

– Разве того содержания, которое ты получаешь от меня, недостаточно?

– На жизнь хватает, – уклончиво ответил князь. – Я не привередлив – воспитание сказывается.

– И все-таки, зачем?

– Мне оно больше ни к чему. Я покидаю Маверранум, дядя.

Король недоуменно воззрился на племянника.

– Покидаешь? И куда ты намерен отправиться?

– Пока не знаю. Мир велик. Буду путешествовать.

– После путешествий надо куда-то возвращаться. А твой дом здесь.

– Я не уверен, – вздохнул Гилэстэл.

В последний день в столице Гилэстэл привел Астида в гробницу своих родителей. На крышке двойного саркофага из белого мрамора тонкими завитками эльфийских букв были выбиты имена.

– Их похоронили вместе, – проведя ладонью по холодному камню, сказал князь. – Мне сказали, что такая любовь достойна продолжения и после смерти. Что негоже разлучать любящие сердца даже в могиле. А с кем рядом похоронят нас, Астид?

Астид посмотрел на князя.

– Мы не умрем. Вы будете жить для своей цели. А я буду жить для вас.

Князь склонился и положил голову на твердый гранит, словно прислушиваясь.

– Ты знаешь мою цель, Астид?

– Маверранум. Я буду рядом с вами, когда вы войдете в тронный зал не изгоем, а повелителем. Я сделаю все ради этого. Клянусь тем, что имею – своей жизнью.

Распластавшись на камне, Гилэстэл прошептал:

– Ты слышишь? Ты слышишь его, мама? Он, безродный полукровка, лишенный материнской любви, брошенный на произвол судьбы, клянется своей жизнью, что приведет меня к трону Маверранума. А ты, королева Илфириенна Несгибаемая, что ты сделала ради сына? За что ты отдала свою жизнь?

На гранит саркофага сползла прозрачная капля. Гилэстэл рывком выпрямился, и взглянул на воспитанника.

– Я обещал тебе второе имя, Астид. На маорурене, что дала тебе аэн-элле, изображена змея – смертоносная, мудрая и неизменная. Согласишься ли назваться в её честь? И получить имя Астид Локйонд?

У полукровки задрожали губы. Он опустился на колени перед князем.

– Я согласен, Ваша светлость. Это лучшее имя для меня.

Они отбыли из столицы на рассвете. Промчались по просыпающимся улицам, заставляя жаться к стенам ранних прохожих. У городских ворот Гилэстэл кликнул стражу и для них подняли тяжелые решетки. Не оглядываясь на городские стены и дворцовый холм, два всадника устремились по дороге, а восходящее солнце светило им в спину.

В прибрежном городке Вестроге Гилэстэл отыскал постоялый двор, где ждал его обоз. Отдохнув с дороги, он и Астид отправилисьв порт. И полукровка впервые в жизни увидел море. Он смотрел на бесконечную морскую гладь с благоговением и некоторой долей сомнения – так ли уж безопасно оно вдали от берегов?

Гилэстэл тронул его за плечо, указав рукой направо. Там, возле одного из причалов, выдающихся в море, покачивался на волнах двухмачтовый корабль.

– Ух, ты, – сорвался с губ Астида восхищенный вздох. – Это ваш?

Гилэстэл кивнул, любуясь кораблем.

– Мой. Он стоит половину Вердэлэйна.

– И куда мы поплывем?

– Есть одно место… Я прочитал о нем…

– … в одной древней книге, – закончил за него Астид, и они рассмеялись.

– Так что это за место?

– Норхет, – Гилэстэл смотрел на горизонт. В голубых глазах отражалось море. – Безлюдный остров, со старыми заброшенными каменоломнями. Мы построим там наш дом. Огромный замок, со множеством комнат, жаркими очагами, обширной библиотекой и лабораторией. Разобьем прекрасный сад и будем там жить, Астид. Жить и постигать тайны вселенной. И никогда не умрем.

Корабль отплыл из Вестрога через два дня. Стоя на палубе возле Гилэстэла, Астид ловил лицом соленый ветер. Сердце пело в унисон с гудением натянутых канатов. Князь вынул из-за пазухи и подал Астиду свиток.

– Король пожаловал тебе титул. Это грамота, подписанная его рукой. Теперь ты – баронет Астид Локйонд.

Астид принял свиток, развернул его, прочел написанное, рассмотрел королевскую печать.

– Я приму титул только из ваших рук, князь, когда придет время, – усмехнулся полукровка тонкими губами, и обрывки грамоты полетели за борт. – А пока мне достаточно просто имени.

Гилэстэл положил руку на плечо Астида и улыбнулся. Они отправлялись домой.