Текст книги "Великий Шёлковый путь. В тисках империи"

Автор книги: Роман Владыкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава 5
Эхо восстания семи уделов

Чанъань, столица империи Хань

1

Солдаты в блестящих доспехах громят грязных, одетых в лохмотья кочевников, пытающихся отстреливаться из маленьких луков. Музыканты трубят победу. Публика весело рукоплещет, лишь император мрачен.

Императору опять снился один и тот же сон. Ему хочется рассказать о нем, но он уже твердо усвоил: даже если ты моложе подданного, все равно ты старше. А старшему нельзя выглядеть встревоженным, неуверенным, испуганным. Отец может порой отдавать неверные, ошибочные повеления. Но он не имеет права позволить детям понять, что не знает, как жить дальше.

Сон таков. По невысокой замшелой стене небольшой пограничной крепостицы, напряженно вглядываясь в сумерки, туда-сюда ходит китайский солдат, совсем мальчишка. Ему холодно и неуютно от завывающего северного ветра. Ему тревожно и тоскливо. На мгновение он отвлекается и смотрит в сторону города, освещенного огнями торговых лавок. Солдат улыбается: совсем недалеко обыденный, безмятежный мир, занятый делами жизни. Мирный мир. Начинает моросить дождь. Молодой солдат поднимает голову, присматриваясь, куда и откуда идут тучи, сулят они ливень или нет. Но, обгоняя падающие капли, с неба неожиданно прилетает со змеиным свистом стрела и вонзается в стену рядом. У основания наконечника тлеет промасленная пакля. Солдат всполошенно кидается к стреле и торопливо тушит зловещий огонек. Вокруг слышатся крики. Солдат видит: мир непоправимо изменился. На город рушится огненный дождь стрел, словно кара Неба, посланная невесть за что; тут и там вспыхивают пожары, мечутся растерянные люди. От теряющегося в мороси горизонта с диким гиканьем несутся сотни лучников на приземистых степных лошадях. На глаза испуганного мальчишки наворачиваются слезы, и в этот миг император понимает, что мальчишка – это он сам, это на своем собственном лице он видит слезы…

И, просыпаясь на мокрой подушке, владыка понимает, что действительно плакал во сне. Как такое расскажешь? Кому?

Прошедшие годы изменили Уди. Теперь это не рефлексирующий подросток, десять лет назад отправивший Чжан Цяня на поиски неведомых союзников, а уверенный в себе владыка Срединной империи. Несколько лет назад ушла в мир иной неугомонная бабушка Доу. Честолюбивая императрица-мать присмирела и уже не смеет навязывать ему свои советы. «Внешний» двор разгромлен, самые ярые оппозиционеры казнены, остальные тщательно скрывают свои истинные мысли. Все больше главные посты в администрации занимают молодые выдвиженцы императора. Вот совсем недалеко от Уди сидит Мю Цзы – по буфану с журавлями на форменном халате и рубиновому шарику на шапочке – теперь крупный чиновник в Приказе церемоний. А ведь когда-то всемогущий Ван Куй собирался предать его позорной казни. Да и где теперь сам генерал? Старается лишний раз не попадаться владыке на глаза. Вот и на театральном представлении его нет, сказался больным.

Император задумчиво оглядывает придворных.

– Ксу, – обращается он к верному слуге, словно тень, застывшему за его спиной, – почему им так весело, ты понимаешь?

– Это же театр, мой император. Людям нравятся смешные сцены из жизни…

Уди вспыхивает.

– Ты сказал «смешные»? Смешные! – он вскакивает с места и забирается на сцену, расталкивая испуганных актеров. Император хватает одного из «грязных» за волосы и, пока тот корчится от боли, показывает его опешившим министрам. – Это хунну. Я верно понял задумку? – публика неопределенно гудит. Чиновники еще не определились, что хочет владыка и как реагировать им – хвалить или порицать.

– Если это так, – продолжает император, – как вы смеете потешаться? Над кем? Над собственным бессилием?

Чиновники молча и удивительно синхронно кивают головами. Надо порицать! Уди пинает «грязного» и спускается в зал, обходя вытянувшихся по струнке министров.

– Значит, вот какие победы вас радуют? Да? Ответьте мне на вопрос, мудрейшие! Каждый год мы платим варварам десять тысяч даней рисового вина, пять тысяч ху проса, десять тысяч кусков ткани! Но зачем, если хунну все равно у границ? Где Ван Куй?

Эхо от голоса императора еще не затихло, а в зал уже вбегает запыхавшийся генерал.

– Тот, у подножия трона которого я нахожусь, – в поклоне начинает Ван Куй, – конечно знает, что это хэцинь – договор о мире и родстве. Если не будем платить, плотину прорвет…

– И это смеет говорить генерал императорской армии? Вы все с ума посходили? Нас больше! Почему мы терпим унижение?

– Смею напомнить историю первого императора великой династии Хань, когда Гаоцзу оказался окружен у деревни Байдэн…

Уди перебивает генерала:

– Я знаю эту историю! Но с тех пор прошло больше семи десятилетий!

– Прикажете идти в степи?

Уди вынимает игрушечный меч из рук одного из распластавшихся ниц дрожащих актеров.

– Десять лет назад я послал в степи хорошо тебе знакомого Чжан Цяня. В отличие от тебя у него была цель – добраться до народа «лунных котов» и заключить с ними союз, – Уди приставляет меч к горлу военачальника. – А какая цель у тебя, Ван Куй? Устроить очередной смотр на место новой жены или еще один конкурс пьянства? Тебе не кажется, что пора прекратить жить прошлым и стоит подумать о будущем, включая будущее своей страны?

Лицо Ван Куя становится белым, как некрашеное шелковое полотно.

– Да, мой император. Какие будут приказы?

Уди вкладывает игрушку в руку Ван Куя. Тот покорно ее берет.

– Ты старше меня в два раза, а ведешь себя как юнец, дорвавшийся до власти. Вот тебе оружие – оно как раз подходит твоей манере вести войну. И пошел вон! Все вон!

На выходе из дворца Ван Куй больно впивается в запястье Ксу и тихо шипит:

– Ты ведь не забыл восстание семи уделов, евнух?

– Это угроза?

– Император предает позору верных соратников своего отца. С кем он останется? Если что, пойдут за мной, а не за ним.

Ксу приближает подслеповатые глаза к лицу Ван Куя и качает головой:

– Нет, Ван Куй. Мы с тобой – прошлое и не можем быть вечными, как бы ни молодились. А император умен и прозорлив!

Ван Куй нервно смеется.

– Да. В точку! Поэтому он поверил в Чжан Цяня? Поэтому понадеялся на каких-то «лунных котов», которые спят и видят, как бы помочь Хань?

Ксу мягко разжимает пальцы генерала и освобождает руку.

– Так и не простил его?

– Никогда! Я каждый день молюсь Небу, чтобы он остался жив. Знаешь зачем? – Ван Куй делает страшную гримасу. – Чтобы сломать ему хребет лично, вот этими руками!

2

Император стоит перед строем стражников: они, как истуканы, замерли по периметру тронного зала.

– А что ты будешь делать, если на твоего императора нападут? Палкой забьешь?

Стражник не отвечает. Уди достает из его ножен меч, который оказывается изящно сделанной бамбуковой обманкой. Охранник стоит, не шелохнувшись, глядя в стену напротив. Император проводит рукой перед глазами воина – тот даже не моргает, император хлопает – ноль эмоций.

– Никак не привыкну к новой охране.

– Их с четырех лет готовят служить Сыну Неба. Молчать, не двигаться, тренировать мочевой пузырь и пользоваться деревом вместо железа…

– Да… Они сами как деревья… Ты говорил про двадцать четыре головы, что это значит, Ксу?

– У хунну двадцать четыре темника, они называют их ваньци. Десять из «золотого рода», к которому принадлежит шаньюй, остальные – из четырех других родов…

– Чью голову мы ждем?

– Это сянь-ван из западного клана Сюйбу. Ван Куй разбил его отряд на границе.

– Значит, не все потеряно с этим пьяницей?

Действительно, отправившись на границу, Ван Куй неожиданно добился успеха. Неожиданно для себя и для бывшего хозяина Чжан Цяня, чья очередь настала пограбить южан, что он начал делать привычно и лениво, вовсе не ожидая засады и стремительной контратаки от взбешенного унизительной императорской выволочкой генерала.

– Ну что ж, посмотрим на подарок Ван Куя, – подводит итог осмотра стражи император.

3

Ко входу подъезжает кавалькада всадников, среди которых выделяется высокий для китайца сотник Фенг. Вооруженные солдаты спешиваются и идут к массивной двери, где их встречает начальник стражи и его люди.

– Оружие сложите вон туда! – повелительным жестом начальник стражи показывает на большую скамью рядом.

Фенг улыбается и снимает с себя меч, потом достает кинжал из правого сапога. Императорская охрана тщательно обыскивает каждого, изымая любые острые предметы, снимаются даже пряжки и броши.

Фенг весело скалится:

– Кругом враги?

– Где голова? – начальник стражи официален и не поддерживает его веселья.

Фенг кивает одному из своих провожатых, тот достает большой шелковый сверток, заскорузлый от пропитавшей его крови. Начальник стражи морщится, разглядывая отсеченную голову хунна.

– Выглядит как торговец рисовым вином!

– У них все аристократы вечно пьяные, – хмыкает сотник.

Начальник стражи вынимает из свертка отсеченную руку, на которой видны большая красочная татуировка в виде волка и несколько драгоценных перстней на пальцах.

– Это что такое? Перстни нельзя!

– Хочешь присвоить? Это подарок императору, очень дорогой подарок! – с вызовом отвечает Фенг.

Начальник стражи недовольно теребит жидкую бороду, скребет длинным ногтем мизинца по массивному перстню на указательном пальце и отдает руку Фенгу. Жестом показывает: пропустить.

4

Распластавшись у трона вместе с пятью сопровождающими, Фенг, не поднимая головы, обращается к владыке:

– О Сын Неба, у подножия трона которого недостойный Фенг ждет милости! Один из ваших врагов повержен.

Уди кивает:

– Я рад, сотник Фенг.

Из-за спины сотника один из солдат ставит к ногам императора голову на золотом подносе. Уди пристально смотрит на нее.

– Это и есть один из столпов хуннского народа?

– Да, повелитель! Сянь-ван Бяслаг. Его клан Сюйбу вместе с Цюлинь владеет западными землями территории хунну. Это большая потеря для народа «четырех рогов»!

– Как это случилось? – император показывает ладонью, что Фенг может встать.

– Удачная вылазка, – Фенг скромно пожимает плечами, – они ехали с курултая и решили поживиться напоследок. Мы окружили их: убито восемьдесят отборных воинов.

Уди довольно потирает руки.

– Кто руководил операцией? Лично Ван Куй?

– Да, мой император!

– А почему он сам не приехал?

– За Бяслага будут мстить, – поясняет Фенг. – Ван Куй нужен на границе! – Фенг берет с подноса руку. – Это скромный подарок. Здесь родовые украшения клана Сюйбу. Говорят, они приносят мужскую силу!

– Подай сюда, – заинтересованно кивает Уди.

Охранник протягивает руку, чтобы передать конечность императору, но Фенг отстраняет его – сам! Уди с интересом рассматривает татуировку.

– Дикарям не чуждо искусство! Это что-то значит?

– Да. Это смерть, – глухо отвечает сотник.

– Чья смерть? – еще не понимая, переспрашивает император.

– Твоя! – с судорожным выдохом Фенг неожиданно выхватывает у императора кисть и извлекает из нее стилет, искусно замаскированный в кости. Фенг наносит удар, но Уди какими-то чудом успевает увернуться и лезвие лишь рассекает дракона на объемном шелковом халате с левой стороны груди. Всего несколько сантиметров, и клинок бы достал сердце Сына Неба, но сегодня Небо защищает своего сына!

В мгновение ока стражники бамбуковыми мечами сносят безоружных заговорщиков, плотным кольцом окруживших своего лидера и его жертву, на пол. Еще попытка, но молодой император проворен – он успевает вскочить на трон и отбивает удар ногой. Убийца понимает, что через миг доберутся и до него, и всю силу вкладывает в бросок. Но за мгновение до этого старый евнух швыряет в нападающего сумку с лечебными травами и зельями, которая спрятана за троном на случай недуга владыки. Содержимое сумки с грохотом разлетается и сбивает прицел сотника – смертельное жало впивается в спинку трона в считаных сантиметрах от императора.

Злоумышленник хладнокровно срывает один из перстней с мертвого пальца, твердым движением вскрывает себе яремную вену на шее и падает с кровавой улыбкой на губах у ног владыки одновременно с тем, как его хватают десятки рук. Схватка закончена. Все злодеи лежат на мраморном полу: у кого-то сломана шея, кто-то еще дышит. Уди, забыв о страхе, подбегает к Фенгу, истекающему кровью.

– Срочно остановите ему кровь! Он мне нужен живым! – Охранники суетятся, пытаясь пережать разорванную вену, но Фенг слабеет на глазах. – Кто тебя послал? Ван Куй? – кричит император.

Его голос слышится все тише и тише. Тело Фенга охватывает приятная истома, окружающее распадается на цветные яркие пятна, переливаясь пестрым калейдоскопом. Спать… спать… Собрав последние силы, он манит императора пальцем. Оттолкнув стражников, Уди опускается на колени и приближает свое ухо к лицу умирающего. Прерывистая речь сотника клокочет, забрызгивая лицо Единственного кровью.

– Восстание семи уделов… Тебя еще не было, но был твой отец и мой… Его звали Лю Суй… Будь ты проклят и все твое семя… – Фенг закрывает глаза и с улыбкой погружается в вечный сон.

Не сдержавшись, Уди бьет мертвеца по лицу.

– Кто такой Лю Суй?

Ксу с поклоном подает императору шелковый платок:

– Один из повстанцев. Князь Чжао. Закончил жизнь так же, как и этот пес…

В зал с грохотом врывается вооруженная охрана, императора окружает стена сверкающих мечей. Уди брезгливо утирает кровь с лица.

– Ваш отец жестоко покарал повстанцев, лишив жизни, а их детей – власти. Этот Фенг мстит за то, что рожден князем, а на деле лишь сотник…

– И все? Личная месть и Ван Куй ни при чем?

– Мы проведем следствие… – Ксу приближается к Уди и, склонившись в поклоне, шепчет так, чтобы не слышали стражники: – Я скажу, что при чем! Но еще скажу, что он окружил себя такими Фенгами, готовыми мстить. Мой совет: не ворошить сейчас осиное гнездо, если Тот, у подножия трона которого я нахожусь, не хочет, чтобы армия двинулась на столицу. Мы будем действовать как Ван Куй. На хитрость хитростью. Драконы боятся тигров, пока не копируют их повадки и не думают как тигры!

Беседу Уди и Ксу прерывает доклад начальника стражи: два – со сломанными шеями, двое вскрыли себе вены прямо зубами, один живой.

Избитого заговорщика швыряют к ногам владыки. Несчастный плачет и вытирает кровь из разбитого носа:

– Я не хочу умирать, не хочу… Молю пощадить…

– На что ты рассчитывал, поднимая руку на Единственного? – тихо спрашивает Уди. Он уже успокоился и опять контролирует свои эмоции.

– Это не я… Я не знал, что будет так… – рыдает солдат. – Пощадите… Это они из княжеских семей, а я просто слуга… Один из них заболел, и меня взяли вместо него. Я не виноват!

– Проверить, так ли это, – бросает император Ксу. – Пока в темницу его! Если скажет что-то действительно ценное, оставлю жить!

– Скажу! Скажу! Очень ценное! – солдатик в возбуждении даже пытается встать, но вновь утыкается разбитым носом в холодный мрамор, получив молниеносный удар по затылку. Уди кивает. – Я был там, когда поймали Бяслага! Хунн сказал, что у него долгие годы служил Чжан Цянь.

Уди меняется в лице.

– Ты сказал «Чжан Цянь»?

– Да, да! – почувствовав надежду, тараторит солдатик. – Ван Куй сильно удивился! А потом лично отрубил ему голову.

– Чтобы не наговорил лишнего, – тихо комментирует Ксу.

– Он жив? – в голосе Уди тоже слышится надежда.

– Его отправили в рабство на запад…

Глава 6
Ме-ло-да

Караванный путь в Паркану

1

От берегов великого северного моря Бэйхай до Семиречья и от Пурпурной границы до Луковых гор раскинулась степная держава шаньюя Цзюньчэня.

Семьдесят лет назад его дед, великий Модэ, подчинил своей железной воле свободолюбивых степняков: «Шаньюй Тумань имел двух сыновей от разных жен. Для того чтобы отдать престол любимому младшему сыну, он решил пожертвовать старшим, Модэ, и отдал его в заложники юэчжам, надеясь, что они убьют его сына. Но Модэ удалось бежать и вернуться к отцу, о предательстве которого он, конечно, знал. Тумань, искренне восхищенный удалью Модэ, не только не убил его, но и дал ему в управление один из уделов – десять тысяч семейств. Модэ немедленно начал обучать военному делу своих людей и научил их пользоваться стрелой, издававшей при полете свист.

– Куда пущу “поющую” стрелу – туда и вы должны выстрелить!

И послал стрелу в любимого коня. Замешкался кто-то из нукеров, и полетела голова с плеч. Снова предупредил о том Модэ и выстрелил в свою красавицу жену. И тем, у кого не поднялась рука стрелять в без-защитную женщину, тут же отрубили головы. Больше непонятливых не было. И когда Модэ, следуя за отцом на охоте, пустил стрелу в него – шаньюй тут же превратился в ежа от вонзившихся в его тело стрел.

Дунху, узнав о междоусобице, решили воспользоваться ею и потребовали в подарок “небесного коня” – сокровище хунну – и любимую жену Модэ. Возмутились старейшины, но Модэ сказал: “К чему жалеть для соседей одну лошадь и одну женщину?” – и отдал то и другое, казнив несогласных. Тогда дунху потребовали приграничную полосу пустыни, ни к чему не пригодную. “Зачем воевать из-за бросовой земли?” – сказали князья. Но Модэ заявил, что земля – это основание государства и ее нельзя отдавать. Он снова казнил несогласных, пошел в поход на дунху и уничтожил их.

Так Модэ превратил племя хунну в военную державу. Отныне хунн рождался воином, мог быть только им и никем иным!

Его сын, шаньюй Лаошань, получил в наследство великую державу и наказ отца: навсегда разбить заклятых врагов – юэчжей. Не забыл Модэ своего позорного плена в юности. И Лаошань сдержал слово, данное отцу. Правитель юэчжей Кидолу пал в битве, а из его черепа Лаошань сделал чашу для крови и вина. “Серебряные люди” покинули Семиречье и, к ужасу изнеженных роскошью потомков Александра Великого, уже под именем тохаров явились на берега Окса и без особого труда овладели Бактрией».

Но где эта Бактрия, раскинувшаяся в благодатной долине? Не ведает бывший императорский посол, а теперь раб собственного раба Чжан Цянь. Со связанными руками, в сопровождении угрюмого Ганя, он нагоняет великий караван, медленно бредущий в сторону Парканы.

Ждут в Паркане кочевников «небесные кони», потеющие кровавым потом, за которыми не угнаться ни одной самой резвой степной лошади во всей Великой степи. Ничего за такого коня отдать не жалко. Ни тончайший в знойный день холодящий тело шелк, ни изящный звонкий фарфор, ни бодрящий ароматный чай. Каких только изысков, получаемых от ханьцев по договору о мире и родстве – хэцынь, нет в караване. А чего не хватает, хунну берут сами, заодно уводя в рабство китайских жен и дочерей. Но сегодня не они, а западная красавица – жемчужина каравана. У нее золотистые, цвета осеннего ковыля волосы и большие глаза, в которых Тенгри растворил самые синие краски своего неба. За нее шаньюй получит от царя Парканы не одного, а целый табун «небесных коней».

Обжигающий северный ветер сменяется обжигающим южным. Теперь губы не лопаются от мороза, они становится сухими и сморщенными, как плохо выделанный пергамент. Чтобы ноги и кожа дорогой пленницы не пострадали, Млада едет в удобной корзине, расположенной на рослом верблюде. От палящего солнца ее защищает бамбуковый зонтик. От зноя и монотонного покачивания смежаются глаза.

2

Млада чувствует бьющий в лицо прохладный ветер и душистый цветочный запах, словно ее подхватывает дружная пчелиная семья и уносит в мир иной… Глаза открываются. Она дома! Млада понимает, что спит, но не хочет отпускать свое детство. Вот она, маленькая белокурая девчонка, вдруг бросается на седобородого старика и хватает его за рукав холщовой рубахи.

– Ну что ты, свербигузка, кого испугалась?

Старик говорит ласково, а в его глазах Млада видит два выцветших озера со множеством стеблей водорослей и снующих между ними точек-мальков. Млада завороженно смотрит в эти водянистые глаза и не может сказать ни слова. Старик улыбается девчушке и гладит ее по голове. Вот он поднимает с земли грубо отесанный наконечник копья, который будто покрылся морщинами от своей древности.

– Что это? Он старый?

Млада тянет свои ручки к незнакомой вещице, а когда прикасается к ней, испуганно убирает пальцы.

– Это громовая стрела Перуна, девочка моя… Когда-то давно он обронил ее, а может, и оставил для нас… Кто ж теперь разберет?

Старик достает кресало и с необычной для своего возраста удалью высекает сноп искр, которые начинают пожирать сухой мох. Млада завороженно следит за тем, как пламя расходится в своем стремительном танце и вдруг перекидывается на длинную лучину в жилистых старческих руках. Но настоящее чудо случается спустя мгновение: от лучины рождается огромный костер из поленьев в два человеческих роста. Вспыхивает он быстро, выхватывая из темноты множество людей, которые все это время, оказывается, стояли совсем рядом и молчали… Млада вскрикивает от неожиданности, но ее голосок заглушает треск сухой древесины.

– Разыдись темно, разгорись добро! Засверкай светло, яри ясное, Солнце красное! Стани-стань доли, яко Род вели. Стани-стань доли, с неба до земли!

Весь красный от нахлынувшей крови и отблесков Перунова огня, старик оглушает округу зычным кличем, от которого мурашки бегут по коже. Его голос подхватывают десятки, может, сотни глоток, оглушая и без того шальную ночь.

Млада видит, как через огонь летят люди – парами, держась за руки. Пламя не причиняет им боли, даже напротив – заставляет весело хохотать и скидывать на траву дымящуюся одежду. Мужчины и женщины обнажаются и вновь исчезают в темноте, убегая по мокрой от росы траве в сторону реки. Млада совсем рядом с исполинским костром: он посылает искры в небо, где они становятся звездами. Она делает шаг. Горячо, но не страшно… Еще один шаг. Жар усиливается. Но Млада почему-то не боится. Она собирается с силами и делает прыжок, оказываясь в пульсирующем сердце летней ночи. Темно. Почему-то очень темно и нестерпимо горячо…

Млада приходит в себя от того, что смуглая рабыня, чья морщинистая кожа похожа на громовую стрелу из детства, бьет ее по щекам. Сильно мутит, и кружится голова. Рабыня протягивает Младе плошку с вонючей водой. Млада делает глоток, и ее едва не выворачивает, но вода сейчас необходима… Это все жара, будь она проклята. Млада вытирает холодный пот со лба и вновь закрывает глаза. Где-то вдалеке слышны раскаты грома. Млада улыбается. В ее роду-племени всегда любили грозу…

3

Чжан Цянь и Гань неторопливо едут по степи – спешить некуда. Бежать тоже некуда. За этим зорко следят два воина, предусмотрительно посланные в помощь Ганю Ичиссом.

– Десять лет назад ты чуть не умер из-за своего языка. Неужели так трудно измениться?

Чжан Цянь с удивлением смотрит на бывшего слугу.

– Вот как? Не знаю, что ты думаешь обо мне, Гань.

– Разве это важно? Важно, что ты нашел свое место! Ты жил!

– Не слишком ты высокого мнения о моей жизни. Десять лет под страхом смерти? Десять лет переводить угрозы и оскорбления с хуннского бесконечной армии рабов из-за Стены? Это, по-твоему, жизнь?

Бывший слуга пожимает плечами:

– Это степь. Смерть здесь быстрее ветра. Но ты во второй раз ее обгоняешь. Я уважаю тебя за это!

Вдруг Гань замирает и к чему-то прислушивается. Затем дает знак остановиться и, развернувшись, внимательно вглядывается в сторону только что пройденной степи. И действительно, на горизонте появляются три точки, которые постепенно начинают расти и приближаться. Лицо Ганя остается бесстрастным, но по глазам, превратившимся в две узкие щелки, Цянь понимает: северянин сильно взволнован. И явно недоволен увиденным. Впрочем, вскоре ему самому становится не до физиогномики.

В одном из трех всадников, догонявших их, он узнает Дэ Мина, и ясно, что бывший чиновник его посольства находится здесь не в роли пленника.

– Ты?

– Я… Господин не рад видеть своего верного слугу? Прошу простить мою невоздержанность во время состязания, – Дэ Мин явно наслаждается впечатлением, которое его появление произвело на Чжан Цяня. И его напускное почтение никого не может ввести в заблуждение. – Получил свободу и вот решил, что можно неплохо заработать.

– На продаже своих земляков?

– Не совсем, – Дэ Мин с вызовом смотрит на Ганя. – Брат великого шаньюя просил присмотреть за тобой.

Гань окидывает Дэ Мина презрительным взглядом и вопросительно поднимает подбородок в сторону соплеменников. Те утвердительно кивают.

– Ты же не будешь перечить приказу великого лули-вана? А? Гань?

Гань ничего не отвечает. Он сжимает ногами бока лошади и посылает ее вперед. Дэ Мин шумно втягивает степной воздух ноздрями и расплывается в улыбке.

4

По мере того как караван приближается к южным границам хуннских земель, он все больше и больше разрастается. В него вливаются все новые и новые группы. Кроме предметов роскоши из Китая и северной пушнины, появились лошади и шкуры, которых пригнали данники – дунху, а также железо от тангутов. В движении он становится похож на гигантского дракона.

Гудухоу – такой титул носит у хунну главный караванщик по имени Мо. Он даже не обращает внимания, когда кавалькада с пленником настигает их на стоянке. Кивком головы Мо направляет Ганя к одному из помощников. Кажется, в этом царстве хаоса, состоящем из ревущих верблюдов, нагруженных тюками, фыркающих от усталости лошадей и стонущих пленников, небольшими группками сидящих в тени скал, невозможно сориентироваться. Но Чжан Цянь каким-то внутренним чутьем останавливается перед навесом, в тени которого отдыхает Млада.

– Мелода! – губы его складываются в трубочку, из которой, кажется, польется мелодия. И – о чудо! Она действительно здесь и она его слышит и с радостным возгласом выскакивает из палатки! Гань преграждает ей дорогу и дергает бывшего хозяина за путлище на руках.

– Даже не думай!

– Господин, зачем она тебе? – смеется Дэ Мин. – Зачем разочаровывать такую красотку? Слушай, а может, я отбил тебе достоинство тогда на поле?

Чжан Цянь с презрением смотрит на предателя и проходит мимо Млады, которая провожает его взглядом.

– Что, так и будешь нянчиться с ним до Эрши? – Дэ Мин панибратски кладет руку на плечо Ганю и тут же корчится от боли в вывернутом запястье.

– Еще раз тронешь меня – вырву глаз!

Помощник гудухоу, с интересом наблюдающий за сценой, одобрительно хмыкает.

– Вижу, вы сами позаботитесь о себе. Главное, держитесь подальше от этой рабыни, и у вас не будет проблем.

5

Вот уже который день караван вгрызается в горный хребет Памира, забираясь по узкому ущелью все выше и выше. Но вот, хвала Небу, перевал Алтынтага позади и дорога серпантином начинает спускаться в долину. Силы пленников на исходе, спотыкаясь и падая, они с трудом держатся на ногах. Конные стражники подгоняют их плетьми. Наконец река! Люди падают на четвереньки и, словно животные, с жадностью лакают бурлящую воду. Кочевники поят лошадей и верблюдов, наполняя живительной влагой опустевшие кожаные бурдюки.

Воспользовавшись общей расслабленностью, один из рабов пытается бежать. Ему удается достичь противоположного берега, вот-вот он скроется за большими валунами… Лучники невозмутимо пускают ему вслед несколько стрел, которые – все до единой – со зловещим свистом настигают жертву.

Шутить с хуннским луком не стоит. Это знают и друзья, и враги. Когда мальчик становится мужчиной, он берет в руки боевой лук и даже после смерти уносит его с собой в могилу. Колчан лука всегда связан с колчаном для стрел, словно корень и стебель. Убойность достигается за счет размаха в рост человека, а чтобы стрелять верхом на скачущей лошади было удобнее, нижнее плечо делается короче верхнего. Три зоны жесткости – в середине и на концах и две зоны упругости в изгибах плеч превращают тетиву в сжатую пружину, посылая стрелу в цель. И, как правило, у цели нет шанса.

Труп несчастного бросают перед остальными. Стрелы с чваканьем вырывают из агонизирующего тела – еще пригодятся… Утомленные пленники с тоской загнанного зверя смотрят на окровавленное тело, оскверняющее кристально чистую воду горной реки.

В суете Чжан Цянь все-таки оказывается рядом с Младой, поцелуй запечатывает почти беззвучно шепчущие уста:

– Я думала, тебя убили!

– Как сказал мой бывший слуга, я быстрее смерти. Обещаю тебе: мы дойдем до этой проклятой долины и я придумаю что-нибудь. Ты не достанешься…

Удар сзади прерывает его горячую речь. Ханец валится от неожиданности, теряя сознание. Хунн заносит над Цянем меч, но вдруг падает замертво. Над телом стоит, как всегда, невозмутимый Гань. Словно дрессированные, пленники синхронно падают на землю и закрывают головы руками. Чьи-то руки грубо хватают Младу и волокут в сторону от схватки. Чжан Цянь приходит в себя и подхватывает меч погибшего. Если умереть, то в бою!

Один жест Мо, и десятки стрел испещрят восставших, но вдруг раздается крик Дэ Мина:

– Стойте! Приказ великого лули-вана! – от волнения его голос срывается на фальцет. – Довезти их до Эрши!

Цянь с удивлением смотрит на Ганя, сжимающего окровавленный палаш:

– Их?

– Глупый раб! Как бы ты ни хлестал плеткой своего хозяина и ни плевал ему в лицо, собачьи глаза тебя выдают! Брат великого шаньюя не настолько глуп!