Текст книги "Тува"

Автор книги: Роман Сенчин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Роман Сенчин
«Тува»
Очерк

ThankYou.ru: Роман Сенчин «Тува» очерк

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Предисловие

Шестнадцатый год я живу в Москве. Наш дом не имеет двора: выходишь из подъезда и сразу попадаешь в суету города – буквально в нескольких шагах шумный проспект Андропова, магазинчики и киоски, станция метро. Каждую секунду нужно быть начеку, чтобы с кем-нибудь не столкнуться, не попасть под разворачивающуюся на узком пятачке перед мини-маркетом машину.

От того, чтобы не захлебнуться в городской круговерти, спасает близость Коломенского парка. Нельзя сказать, что я часто там бываю – то времени не хватает, то энергии дойти, погулять. Но когда выбираюсь, стремлюсь в овраг, разделяющий территории двух находившихся здесь когда-то сел – Коломенского и Дьяково. На дне оврага бежит ручей, из труб льется ледяная вода. Рядом с трубами поваленные столбики с табличками, предупреждающими, что пить эту воду опасно. Но люди набирают ее в бутылки, бидоны, канистры. Утверждают, что она целебная, чуть ли не чудодейственная. Частенько можно встретить омывающихся ею.

Есть в овраге два камня. По преданию, это голова и внутренности коня Георгия Победоносца. Если верить коломенским старожилам, часто дежурящим в овраге, бой Георгия со змеем произошел именно здесь, и змей, уже пронзенный копьем, сумел хвостом разрезать коня на куски. И вот эти куски окаменели, два из них частично выступают из земли.

На камень, действительно очень похожий на клубок кишок, садятся страдающие бесплодием женщины. Считается, что он помогает зачать ребенка. Деревца и кусты вокруг камня пестры от тряпичных ленточек. Эти красные, голубые, белые кусочки ткани напоминают мне тувинскую чаламу. В Туве тоже есть традиция украшать деревья и кусты вблизи священных мест цветными ленточками.

Это, говорят, языческая традиция, противная христианству, но я, если есть возможность, тоже привязываю на ветку или прут ленточку.

И вспоминаю Туву – землю, где родился и жил до двадцати двух лет.

В последнее время вспоминаю все чаще. Даже тоскую. То ли серьезно устал от Москвы, то ли тянет к себе малая родина. (Многих, как я знаю, родившихся в Туве или хотя бы раз там побывавших, она к себе тянет.) И будто тяжелые, вымывающие силы волны, накатывают воспоминания. Тогда я послушно ложусь на диван и вспоминаю, гуляя в воображении по улицам Кызыла, столицы Тувы, сижу на берегу Енисея, бегаю по степи, готовлю удочку для рыбалки, собираю то черемуху, то конские яблоки для удобрения нашей дачки; смотрю «Сыщика» в напоминающем сарай кинотеатре «Пионер»…

Много с чем связна для меня Тува, но память удерживает не все, и этот край, по которому вроде бы изрядно поездил, который неплохо узнал, постепенно затуманивается, заслоняется другими впечатлениями, событиями, а в основном же – хламом мелких проблем, потоком никчемных, но необходимых дел. И визиты на родину на пять, семь, десять дней раз в несколько лет не делают Туву реальней, не способны разогнать туман. Ведь наложились на нее Питер, армейская служба в Карелии, Минусинск и село Восточное под Минусинском, Абакан, тринадцать лет в Москве, Берлин, Париж, Франкфурт, десятка два городов в России…

Но Тува то и дело всплывает в разговорах с женой (мы познакомились в Москве, но она тоже из Кызыла родом), в памяти. Воображение рисует картинки то ли действительно бывшего, то ли придуманного, невольно нафантазированного мной.

И, чтобы попытаться отделить реальное от придуманного, я решил записать некоторые свои личные воспоминания, факты, вычитанные в книгах о Туве. Может быть, пригодится мне самому или окажется полезно тем, кто интересуется этим уголком на юге Сибири… Этот уголок – моя родина, от которой я отделен четырьмя тысячами километров, делами, обязанностями, так называемой ежедневной жизнью, которая держит крепче стальных клещей. А то ли мозгу, то ли душе не прикажешь – что-то там крутит и крутит некую пленку с неясными кадрами и требует навести резкость, замедлить скорость, нажать кое-где стоп-кадр и разглядеть детали.

По вечерам после работы и в выходные, отложив начатые повести о московских буднях московских людей, я сижу на кухне спиной к плите за маленьким письменным столом (подобие кабинета). На час-другой, а то и на день погружаюсь в свое детство, юность, в историю, которую когда-то отбросил, желая жить настоящим. Но без прошлого оказалось тяжело и пустовато – необходимо иногда оглядываться.

За Саяны

Въезжаешь в Туву по Усинскому тракту, и создается впечатление, что как раз после пересечения вполне условной границы между Тувой и Красноярским краем наступает настоящая Азия, и больше не будет тайги и вообще деревьев – почти сразу за стелой «Республика Тыва» начинается голая, до горизонта, степь. Лишь холмы, а может, огромные курганы разнообразят пейзаж, да вереницы до сих пор деревянных телеграфных столбов.

Степь открывается задолго до того, как в нее попадаешь. Автобусы, грузовики, легковушки долго спускаются с перевала Нолёвка, петляя по крутым склонам, огибая ущелья, и то и дело далеко внизу, но и словно бы уходя в небо, из-за торчащих по обочинам дороги хилых лиственниц появляется вечно желтоватая, в дрожащем мареве, степь. Зимой марево морозное, густое, летом раскаленное, как масло, весной парное, живительное, осенью – липкое… Видимо, какие-то потоки сталкиваются в этом месте, и потому воздух всегда подвижный.

Глядя в окна медленно сползающего вниз автомобиля, кто-нибудь обязательно выдохнет: «Ну вот и Тува». И даже если прожил в Туве всю жизнь и ездил за Саяны на пару дней, поежишься, будто приближаешься к неведомой, таинственной стране, которая неизвестно как встретит, у которой, по существу, и названия нет. Когда-то, в царское время, называлась она Урянхайским краем, и точного перевода этому слову, «Урянхай», так и не нашли, да и последующим – «Тува», «Тыва» – тоже.

Сложно сказать, к какой этнической группе относятся коренные жители – тувинцы. По языку вроде бы тюрки, а письменность имели старомонгольскую (в 1930 году была введена письменность, созданная советскими учеными на основе латиницы; в 1941 году латиницу сменила кириллица), по внешнему виду похожи на бурят и монголов, но есть среди них и те, кто напоминает финно-угров. Не исключено, что эти последние – потомки того огромного, полумифического народа, что населял в древней древности всю Сибирь, – чуди.

Старые названия тувинцев – «урянхи» («урянхайцы») и особенно «сойоты» – считаются оскорбительными. В сознании большинства людей это синонимы, но вот цитата из статьи «Сойоты» дореволюционного издания Словаря Брокгауза и Ефрона: «Имя С. присвоено главным образом двум племенам – сойотам и урянхам, или урянхайцам, к югу и зап. от которых живут более малочисленные племена – дархатов и сойонов. Присвоение названным племенам общей клички “С.”, вероятно, явилось следствием того, что в некоторых местностях отдельные племена или колена сойотов и урянхайцев живут смешанно между собой. С. представляют, по-видимому, помесь финской расы с тюркской и говорят частью на наречии, близко подходящем к наречию самоедов, частью по-монгольски; их насчитывается приблизительно 8000 душ. Более многочисленно племя урянхов, считаясь принадлежащим к тюркской расе, говорит преимущественно на тюркском наречии».

Вообще, тувинский народ – это потомки нескольких десятков племен: хертек, иргит, кужугет, ондар, салчак, дархат, оюн и т. д. (теперь это распространенные в Туве имена и фамилии), пришедших в центр Саян с разных сторон… И земля эта, окруженная хребтами гор, тоже неизвестно чья исторически. В древности совершались в нее походы, объявлялась она владением то хунну, то уйгуров, то кыргызов, то татаро-монголов, то китайцев, то русских, но владение ею было скорее обременительно, чем выгодно, и на многих картах территория нынешней Тувы закрашивалась серым цветом – цветом ничейности…

Тувинцы – один из немногих народов Сибири, который не был обращен в православную веру в XVII–XX веках. Традиционной верой считается шаманизм; в XVII веке утвердился ламаизм, и на протяжении более чем трех веков обе религии прекрасно уживались на одной земле, дополняя друг друга. Русские переселенцы – и православные, и древлеправославные (староверы) – тоже не испытывали притеснений из-за своей веры. Но в эпоху социализма шаманизм и ламаизм были практически уничтожены (староверы уцелели, и православные имели свою церквушку на окраине Кызыла). И если в 70-80-е годы прошлого века ходили слухи, что в отдаленных районах есть шаманы, а в степи встречались оваа (ритуальные насыпи из камней), то ламаизм, казалось, совершенно стерся из народной памяти. Я был поражен, когда, придя в один из сентябрьских дней 1992 года на центральную площадь Кызыла, где должен был появиться Далай-лама XIV, увидел в многотысячной толпе, как мне представлялось, таких же любопытствующих, как и я, сотни обритых наголо юношей в буддийских нарядах. С той поры ламаизм стал возрождаться в Туве очень бурно. По крайней мере внешне…

С 70-х годов позапрошлого века, вслед за казаками, совершавшими за Саяны короткие разведывательные походы, и купцами сюда стали просачиваться староверы. Были они разных толков и согласий, шли из Тверской, Нижегородской, Пермской, Омской губерний, с Алтая, и все с одной целью: подальше спрятаться от государства, зажить свободно, ни от кого не завися. Чтобы поддержать себя во время многомесячных тяжелейших, почти тайных путешествий, староверы рассказывали друг другу о Беловодье, что лежит за Китаем, в океане на семидесяти островах. Живет в Беловодье свой, древлеправославный патриарх, в церквах красоты необыкновенной служат свои священники… Мало кто добрался за Китай, Беловодья там не нашли, но и в Индонезии, и на Филиппинах до сих пор есть пусть крошечные, но все же общины староверов. А вот в Туве староверы сильны и многочисленны до сих пор. Целые поселки сохранились.

И когда спускаешься с перевала Нолёвка и видишь впереди и внизу колышущуюся в мареве бесконечную степь, представляешь, какими глазами смотрели первые переселенцы туда, в эту даль. Тогда не было асфальтовой ленточки, не тянулись ряды телеграфных столбов, а за степью не стоял город Кызыл с гостиницами и магазинами, через быстрый Енисей еще не перекинули мост. А были тогда неизвестность и надежда на свободу…

Сейчас от поселка Шивилиг, что находится на границе Тувы и Красноярского края, на кромке тайги и степи, до Кызыла легковая машина долетает за час с небольшим. Дорога по-своему, на любителя, живописна. Сначала – степь, холмистая, почти голая, лишь в низинках, где когда-то, наверное, текли речки, – крошечные тополевые рощицы; на горизонте – цепи разноцветных, как на картинах Рериха, гор…

Когда-то, лет двадцать назад, степь пахали, засевали пшеницей, овсом, которые, правда, не вызревали, шли на корм скоту; бывало, засевали подсолнухами, и в июле степь была очень красива от желтых огромных цветов. Теперь же – ковыль, колючки, перекати-поле…

Постепенно с северо-восточной стороны к дороге подступают Саяны, и вместе с ними возвращается тайга. Здесь находятся два села – Туран (правда, формально он город) и Уюк. Основали их русские переселенцы в конце XIX века, но теперь живут по большей части тувинцы. Дома скучноватые, беленые, огороды бедные, и трудно поверить цифрам, судя по которым население было богатое, земли давали тысячи пудов зерна, в степи паслись огромные стада быков. Сегодня Туран с Уюком захудалые населенные пункты. Но все равно они радуют глаз, как радуют в пустыне усталого путника несколько пальм…

Правда, не всегда, кажется, эта степь была пустыней. Летом 2000 года я случайно оказался в Туране как раз в тот момент, когда питерские археологи начали раскапывать неподалеку курган, позже получивший название Аржаан-2. Обнаружили осколок, видимо, огромной плиты с рисунками, неизвестными письменами. Гадали, откуда этот осколок попал сюда или, может быть, это след местной, почти бесследно исчезнувшей цивилизации?..

На следующий год археологи раскопали могилу, в которой лежали скелеты мужчины и женщины, усеянные золотыми изделиями (в общей сложности около двадцати килограммов). Время захоронения датировано VII веком до нашей эры, но кто именно был захоронен, к какому народу принадлежали «вождь» и его спутница в загробный мир – неизвестно.

Вообще, в степи, вокруг поселочка Аржаан (с тувинского – «родник»), что километрах в тридцати от Турана, находится целое кладбище скифского времени (термин «скифское время» многие считают более чем условным) – некоторые курганы достигают ста метров в диаметре и двадцати метров в высоту. Раскопки этих курганов (правда, редкие) приносят открытия мирового значения. Но ответить на вопрос, существовали ли в этой степи поселения, где изготавливались золотые украшения, бронзовое оружие, тонкой работы статуэтки, высекались на каменных плитах замысловатые рисунки и писались нерасшифрованные тексты, или же все это откуда-то привозилось специально для похорон царей и вождей в этих безлюдных, непригодных для жизни местах (и откуда привозилось? где в то время могли делать столь искусные украшения, оружие?), ученые пока не могут. Главный аргумент в защиту того, что жить здесь нельзя – отсутствие пресной воды. Даже в артезианских скважинах вода соленая (нынче для небольшого населения Аржаана ее привозят), но не так давно обнаружили колодец, где, видимо, брали воду пресную… (Символично, что одно из сел в этой степи называется «Суш», хотя вряд ли оно названо в честь суши, царящей здесь.)

Но вернемся на Усинский тракт.

О дороге, которая бы связала Российскую империю и Урянхайский край, в Енисейском генерал-губернаторстве задумались в 1906 году. Строительство тракта началось в 1910-м, первые обозы прошли через четыре года, но лишь в 1937-м Усинский тракт стал более-менее проходимым для грузовиков.

С тех пор дорогу периодически изменяют – спрямляют петли, огибают крутые перевалы. Теперь почти не осталось дорожных станций, исчезли и поселки, заезжки, возникшие рядом с этими станциями. И лишь у старых шоферов приятно-тревожно ёкает в груди, когда они слышат названия: перевал Кулумыс, Оленья Речка, Буйба, Иджим, Пограничное, Тещин Язык, Тайга, перевал Веселый… Но мало кто жалеет об их исчезновении – трасса стала легче, удобнее.

Река Ус, которая и дала название тракту, – вдоль нее раньше тянулась внушительная часть дороги, мостов пятнадцать через Ус было построено, – теперь лишь в двух-трех местах посверкивает кипящей на перекатах водой за придорожными кустами и уходит в сторону. Точнее, в сторону уходит дорога – нет теперь надобности следовать извилистому руслу реки: современная техника может срыть какие угодно горы, сгладить перевалы…

Выезжающие часов в десять утра из Абакана легковушки к пяти вечера прибывают в Кызыл. А если гнать, и за четыре с небольшим часа поспеть возможно.

Километров за двадцать до Кызыла поднимаются последние, поросшие жидкими лиственницами гребни гор, а дальше спуск и снова – степь.

Кызыл виден издалека – расплывчатое пятно зданий и зеленые островки сквериков вдоль синей ленты Енисея. А вокруг желтоватое, выжаренное солнцем пространство, окруженное ободком гор. На юге горы далеко-далеко, и почти неотличимы от облаков, на востоке и западе (Усинский тракт подходит с севера) – ближе…

Летом пейзаж красив, небо огромно, глубоко, но зимой картина другая. Здесь, на последнем к городу перевале, как обычно бывает в горах, солнечно, ясно, внизу же – серый туман. Копоть там, в котловине, ядовитый смог.

Была копоть и тогда, когда Кызыл представлял собой несколько десятков домишек – климат такой: зимой в котловине затишье, и весь дым скапливается, висит в воздухе. Часто бывает хиус, от которого больно дышать, но копоть он никуда не уносит, лишь колеблет ее своими ледяными потоками.

Если расколоть слежавшийся сугроб в Кызыле, он окажется похожим на слоеный торт. Темно-серый, почти черный слой – насыпавшаяся сажа, затем слой белый – выпавший снег, потом опять темно-серый, потом – белый… Снега за зиму выпадает немного, зато морозы крепкие, минус сорок не редкость. И по утрам многие школьники замирают возле радио, ожидая услышать объявление диктора, что сегодня из-за мороза занятия в школах отменяются.

В конце апреля – начале мая город обязательно продувают ветры, и не простые, а такие, что валят тополя, срывают шифер с крыш. А после них начинается жаркое, выжигающее все живое лето. Люди стараются поменьше бывать на солнце, некоренные в котловине растения нуждаются в частом поливе, даже елочки, сосны. Коренные здесь – ковыль да полынь, перекати-поле, акация, видимо, тополя и тальник на берегах Енисея…

С одной стороны, место, на котором решили строить Кызыл (первоначально – Белоцарск), удобно, живописно. Где еще быть городу, как не рядом со слиянием двух больших рек – Бий-Хема и Ка-Хема, которые образуют Улуг-Хем (Великая река), более известный как Энэсай (Мать-река) – Енисей. Но, с другой стороны, климат здесь суровый, что называется резкоконтинентальный. Недаром котловина, куда пришли в начале ХХ века русские чиновники, врачи, учителя, солдаты, была почти необитаемой. Лишь несколько юрт кочевников да торговая лавка купца Георгия Сафьянова, стоявшая на том самом месте, где в 1914-м стали строить первый за Саянами город.

Город был основан вскоре после того, как российские министры решили, что край этот выгоден России, и подготовили соответствующие документы, а император Николай Второй во время отдыха в ласковой Ливадии, черкнул на указе о протекторате России над неведомым Урянхайским краем слово «Согласен». Генерал-губернатор Восточной Сибири Князев, узнав о протекторате, схватился за голову: зачем?!

Тува и Россия

Русскую столицу Урянхая назвали красиво – Белоцарск. Правда, под таким названием городок просуществовал недолго – вслед за Россией и в Урянхайском крае разгорелась Гражданская война, побывали здесь и колчаковцы, и армия красных партизан; местные красногвардейцы боролись с феодалами и купцами; в ноябре 1921 года на территорию только что образованной Тувинской Народной Республики (ТНР) вторгалась из Монголии армия генерала Бакича (на деле, около четырех тысяч измотанных месяцами метаний по степям офицеров и казаков), которая почти вся полегла на берегу речки Эле-гест, неподалеку от Белоцарска.

Менялась власть в Урянхайском крае, менялось и название ее столицы. То становилась она Хем-Белдиром (Слияние рек), то Красным Городком. В итоге, в конце 1925 года утвердили название – Кызыл, что в переводе с тюркского означает «Красный».

Довольно долгое время неясен был статус Урянхайского края – ТНР. Одни высказывались за то, что земля эта должна стать частью России, другие за присоединение ее к Монголии и даже Китаю, третьи выступали за независимость, четвертые предлагали объединить Бурятию, Монголию и Туву и в будущем включить это образование в СССР на правах автономной республики. Тянулась неопределенность до конца 1927 года, когда в Китае произошел чанкайшистский переворот и над независимой Монголией нависла угроза китайской оккупации. СССР выступил за сохранение двух отдельных государств – Тувинской и Монгольской Народных Республик; их независимость контролировал Коминтерн.

Мне долго было непонятно юридическое положение русского населения Тувы с 1920-х до 1944 года. С одной стороны, это было суверенное государство, а с другой – русские являлись гражданами СССР, во время Великой Отечественной войны мужчин призывали на фронт (тувинцы же шли на фронт добровольно, и сейчас жива последняя из тех добровольцев – старуха-чабанка). В вышедшей в 1964 году «Истории Тувы» (издательство «Наука») о периоде ТНР было написано скуповато, а о русском населении ТНР и вовсе почти не упоминалось… Отчасти ответ я нашел в книге Нелли Москаленко «Этнополитическая история Тувы в ХХ веке» (то же издательство «Наука», 2004 год).

На учредительном хурале (съезде) 1921 года, где обсуждался вопрос о самоопределении тувинского народа, поднималась проблема статуса русского населения, которое в то время составляло около 12 тыс. человек. «Съезд признал право русского населения объединиться в Советскую автономную колонию, живущую по Конституции Советской России. На первом съезде жителей колонии (февраль 1922 г.) было разработано положение о местном самоуправлении. 13 июля 1922 г. советское правительство официально утвердило положение о самоуправлении русского населения. Русская самоуправляющаяся трудовая колония (РСТК) функционировала на основе Конституции Советской России и Конституции ТНР».

В последующие годы автономию колонии постепенно сокращали и тувинские, и советские власти. Не раз возникали конфликты между РСТК и правительством ТНР. «1927 г. стал переломным в истории РСТК, – пишет Нелли Москаленко. – В ведение государственных органов ТНР передавались торговые и промышленные предприятия, подконтрольные РСТК, а затем были ограничены и функции в области финансового управления, прежде всего сбор налогов, а также в сфере судопроизводства».

«24 мая 1932 г. между правительствами СССР и ТНР было подписано соглашение, по которому РСТК преобразовывалась в Комитеты советских граждан. В отличие от РСТК они получили право заниматься лишь культурнопросветительской работой среди русского населения, включая систему народного образования, клубную деятельность и т. п. <…> Русские школы в Туве находились в ведении Нарком-проса РСФСР, который посылал туда учебные пособия и программы. Они не отличались от программ и учебных пособий, использовавшихся в школах РСФСР».

В 1942 году Комитеты советских граждан были ликвидированы, «русских законодательно приравняли к тувинским гражданам, а культурно-просветительская работа подчинена соответствующим тувинским правительственным органам и их администрации на местах». А в октябре 1944 года ТНР стала автономной областью в составе СССР… Интересно было бы подробнее узнать, как жили русские в эти неполные три года, например, забирали ли парней, достигших в это время призывного возраста, на войну…

Впрочем, вернусь немного назад.

Да, формально Тува была независимой, на картах мира 1920-х – начала 1940-х годов крошечный Кызыл обозначался столь же большим кружком, как и Москва, Берлин, Париж, Рим. На деле же республика напрямую и почти во всем зависела от Советского Союза. СССР давал Туве солидные кредиты, а потом списывал их, держал в республике войска, решал вопросы Тувы на международной арене. Посольств в зарубежных странах Тува не имела, кроме представительств в Москве и Улан-Баторе. С Монголией, кстати сказать, отношения складывались непросто: между молодыми государствами шел перманентный спор о границе, их лидеры – монгольский Чойбалсан и тувинский Тока – даже обменивались прямыми оскорблениями и пощечинами при встречах. Георгий Жуков, будущий прославленный полководец, а в 1939–1940 годах комкор советских войск в Монголии, их разнимал.

В политической и экономической жизни ТНР происходили те же процессы, что и в СССР. И чистка партии в конце 1920-х, и коллективизация, и борьба с религией, и суды над врагами народа, и борьба с нацистской Германией, и борьба с космополитами… Космополитов, правда, искали и карали уже тогда, когда Тува вошла в состав СССР.

Произошло присоединение в дни, когда Красная Армия катилась к границам Германии и победа в Великой Отечественной была делом решенным. А на Востоке, вблизи границ СССР, в это время было тревожно: помимо того что Китай воевал с Японией и война эта в любой момент могла перехлестнуться на территорию советского Дальнего Востока, еще и между двумя социалистическими государствами росла напряженность – ТНР и МНР были готовы к открытому конфликту. И та и другая сторона просили помощи в разрешении вопроса о границе у «старшего брата». Глава Тувинской Республики Салчак Тока не раз ездил в Москву, встречался с Молотовым, Калининым, Кагановичем, Маленковым и предлагал официально присоединить его государство к Советскому Союзу. «У тувинского народа, – говорил он, – нет другой жизни, как в составе СССР».

В разгар войны вопрос этот откладывался, а осенью 1944-го, видимо, созрели условия.

Много позже, в перестройку, начались разговоры, что это присоединение устроил Сталин, чтобы расширить свою империю; что присоединение было оформлено с нарушением правовых норм; что от лица тувинского народа действовала группа людей… Может, все это справедливо. Но, к примеру, нужно посмотреть на то, как снизилась помощь Туве Советским Союзом во время войны, и, скорее всего, учитывая человеческие и экономические потери, помощь эта вряд ли вскоре после победы возобновилась бы на довоенном уровне. Роль именно Сталина в процессе присоединения в открытых документах вообще не просматривается, а Молотов с Калининым, судя по всему, не были в восторге от настойчивых предложений Салчака Токи. Калинин даже завуалированно предостерег: «Вступление в СССР должно привести к улучшению положения трудящихся, а не к ухудшению».

Неизвестно, как бы развивалась Тува, останься она независимой. Может, процветала бы, превратившись в один из мировых центров туризма (природа создала для этого все условия: на территории, равной Греции, есть и тундра с карликовыми березами и пихтами, и песчаные пустыни с барханами и верблюдами; в изобилии горные реки, соленые озера с целебными грязями, радоновые источники; водятся северные олени; имеется нечто, очень напоминающее джунгли; возвышаются горы, притягивающие альпинистов). А может быть, была бы Тува одним из тех государств, о которых ничего не слышно, где, кажется, ничего не происходит, где почти никто не бывает, – немало таких в Азии, Африке…

Но так или иначе, а Тува стала составной частью Советского Союза – была включена в РСФСР в ранге автономной области. В 1961 году ее «повысили» до автономной республики.

В 1970-1980-е она была довольно-таки благополучным регионом. Кызыл приобрел вид действительно города – чистый, благоустроенный, нарядный, зеленый, застроенный в основном пятиэтажными домами (в середине 1980-х начали возводить и девятиэтажки, несмотря на сейсмическую опасность), с парком культуры и отдыха, кинотеатрами, кафе, стадионами, универмагами… Остальные города Тувы – Туран, Ак-Довурак, Шагонар, Чадан – напоминали скорее поселки городского типа, но ощущения затхлости, скуки, какое часто производят российские райцентры, в них не возникало.

С конца 1940-х в Туве стала активно развиваться промышленность. Потребовались специалисты. Русские (а в разряд русских попадали представители многих национальностей – от собственно русских и украинцев до армян и грузин) охотно ехали в республику – здесь быстрее двигались по служебной лестнице, легче было получить квартиру, зарплата была выше, чем во многих других местах страны, да и романтиков среди переселенцев хватало, для которых Тува оказалась неизвестным, «молодым», а потому благодатным для приложения своих сил краем.

Через тридцать-сорок лет многие приезжие и их дети спешно стали выезжать обратно «в Россию». Трясло тогда весь разваливающийся Союз, но Туву, подобно Прибалтике, Молдавии, Северному Кавказу, особенно. До военных действий не дошло, но и нескольких убийств, угроз, высказываний тогдашнего лидера Народного фронта Тувы Бичелдея, что Тува не исключает выхода из СССР, а затем из Российской Федерации (что в октябре 1993 года было подтверждено в первой же статье Конституции Республики Тува), хватило, чтобы русские собрали вещи и поспешили прочь. Не все, но очень многие.

«Что нам, ждать, когда нас прихлопнут в этом мешке?» – говорили уезжающие. Опасения были небезосновательны: Тува связана с остальной Россией воздушным сообщением (нестабильным из-за финансовых проблем) и двумя узенькими автодорогами – Усинским трактом (Кызыл – Минусинск – Абакан) и Абазинским (Ак-Довурак – Абаза – Абакан), которые легко перерезать. Железной дороги в Туву нет. Сплав по Енисею в сторону Красноярска – дело из разряда фантастических…

В 1992-1993-м по мосту через Енисей в сторону Красноярского края ехали и ехали «КамАЗы», груженные коричневатыми контейнерами с имуществом, в газетах печатались длиннющие столбцы объявлений о продаже имущества, недвижимости.

Точных данных, сколько выехало из республики в 1990–1993 годах (период наибольшей напряженности), да и позже, нет. Может, и есть, но их не афишируют. Большее внимание в последние годы уделяют тому, что русские в Туву прибывают. Было, к примеру, в 2002-м 61,5 тыс., а в 2004-м уже около 100 тыс. (по данным из книги Сергея Маркуса «Тува: словарь культуры»).

Трудно поверить. Скорее всего, русское население убывает. Достаточно спросить нескольких человек, бывавших в Туве, скажем, в 1989-м, 1993-м и в 2003-м, когда, по их мнению, русских в республике было больше. Уверен, ответят, что в 1989-м было больше, чем в 1993-м, а в 1993-м больше, чем в 2003-м.

Точно знаю лишь об одной волне приехавших в Туву русских после 1990 года, и приехавших не откуда-нибудь, а из США и Южной Америки.

Это – несколько десятков семей староверов часовенного согласия. Поселились они возле озера Азас и в верховье Малого Енисея, где с 80-х годов XIX века находятся поселки их единоверцев (впрочем, есть и представители других толков) – Знаменка, Бояровка, Ильинка, Бельбей; позже, еще выше по течению, в труднодоступных местах возникли Сизим, Эржей, Ужеп, Шивей, а в окрестных горах скиты и монастыри…