Текст книги "Круговой найм (СИ)"

Автор книги: Роман Струков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

  Круговой найм

  /из цикла «Туманы Авалона»

  В шуме и гаме таверн трудно услышать слова.

  Возможно именно поэтому сидевший в самом дальнем и тёмном углу человек решил что-то написать – вернее, даже не написать, а выскрести кинжалом – в толстой крышке из камнедерева.

  Будь владелец таверны родом откуда-нибудь из Прибрежья, он бы поспешил попенять посетителю и стребовать с вандала плату – но Лез-Эссар находилась у самого края огороженного мира, и Двалин Фитфур был прекрасно знаком с нравами всех местных крутых парней – или тех, кто себя таковыми считал, а опыт подсказывает, что со вторыми хлопот не в пример больше, чем с первыми.

  Дальний и не слишком освещённый угол определённо указывал на то, что человек ищет одиночества – но вовсе не скрывается от закона, потому что бывалые головники усаживаются поближе к окну или у самой двери – чтобы сподручнее было уходить в случае осложнений.

  Одиночество чужаку было гарантировано – дальние углы в замкнутых пространствах недолюбливали ещё и потому, что в случае драк или «круговых» наймов выбираться из него было некуда – только пересекая всю залу, что сохранности шкуры вовсе не способствует.

  И потому забивались туда либо неопытные «кислые яблоки»-новички, либо люди, уверенные в том, что выберутся из любой ситуации, обычно в этом углу и остающиеся... либо те, кому было наплевать на всё.

  Эти обычно и выбирались – под недобрые оскалы мертвецов, так и не сумевших зацепить заговорённого и настороженно прищуренный взгляд корчмаря, судорожно вцепившегося в арбалет-"миротворец".

  Однако новичком незнакомец явно не был – потому что для того, чтобы знать как правильно резать камнедерево, о которое тупятся лучшие ножи и топоры, на Границе нужно провести года три – да и в этом случае иметь стальное запястье и пальцы, прочные и жёсткие как корни деревьев.

  Или нужно ненавидеть дерево так, как ненавидят буйные пришельцы из-за Восточного моря, что заворачиваются в волчьи и медвежьи шкуры, те, которых, по старому поверью можно убить только камнями и дубинами.

  Или просто – ненавидеть.

  Никакого особого дела Двалину до незнакомца не было. Но когда полжизни проводишь, отгородившись от мира сложенной из брёвен барной стойкой и положением корчмаря, которого задирают меньше, чем прочих, то поневоле становишься жителем театрального представления по имени жизнь.

  И Двалин не раз ловил себя на мысли, что развитие многих ситуаций способен предугадать задолго до того, как события пустятся в танец как бы сами – помимо воли людей, втянутых в них стечением обстоятельств, характером и привычками. Иногда – особенно в тех случаях, когда они угрожали его заведению или ему лично – Фитфур переставал быть зрителем и превращался в деятельного участника, делающего всё для того, чтобы беда обошла его стороной. Но это случалось редко, и Двалин вовсе не собирался лезть незнакомцу в душу.

  Но за то, чтобы прочесть надпись, которую чужак вырезал – скорее от свидания с собственными мыслями, нежели от какой-нибудь иной причины – корчмарь отдал бы бочонок своего лучшего пива.

  Потому что знал – все неприятности, какие ни есть в мире идут от таких вот, себе на уме, тихонь – и ведать о том, что творится у этакого тихони на душе следует заранее – иначе бед не оберёшься.

  Она ведь и не к тебе, беда-то, пожалует. Да только крылом всё равно зацепит.

  Впрочем, чужак был угрозой скорее возможной, и ясно было что, дорезав надпись на столе – уйдёт, не слишком приятно ему будет эти строчки читать, а пересесть в заполнявшейся к вечеру людом таверне было уже некуда.

  На парня и без того посматривали косо – все столы давно были расписаны за старожилами, а чужак по виду был не из тех, кто любит напрашиваться на драку.

  Точно не из тех, решил Двалин, а что причёска явно длиннее положенной, скрывая уши и делая неясным происхождение – так в Пограничье у следопытов так принято, и «кислые яблоки», себя за таковых полагающие, быстро эту манеру подхватили.

  И не ему, гному, выносить на люди давнюю неприязнь рас – тем более что к людям из родной Стены Рогов Фитфур перебрался для того, чтобы избежать участия в родовой вражде. Ибо кто, кому, когда и по какому именно поводу выпустил кишки по прошествии сотни лет совершенно неважно, а какой-нибудь эльф, подкарауливающий тебя за грехи (или подвиги, это уж с какой стороны посмотреть) твоего пра-в-энной-степени-прадеда может пустить ко дну хорошее предприятие.

  Гораздо больше – с точки зрения потенциальных неприятностей – Двалина волновал чудовищных размеров двуручный меч, что стоял аккурат в центре задней стены, напоминая распятие. Корчмарь не мог припомнить, как он там очутился, и, судя по недоумённым взглядам, которые бросали на клинок завсегдатаи, появление меча проворонил не он один.

  Посетитель в углу тут был совершенно ни при чём – Фитфур прекрасно помнил, как тот вошёл – но у него не было ничего кроме скрамасакса на поясе, бывшего в заводе у всех лесовиков.

  В таверне хватало чужаков – двое или трое лесорубов с соседней вырубки, настоящий морской гоблин из-за Восточного моря, пара торговцев-офень, да компания новичков с Прибрежья и Двалину оставалось только чертыхаться, поминая Хрунгнира и надеясь, что «тесак» припёр кто-нибудь из «кислых яблок», ныне благополучно уснувших под столом. Тогда задирать будет некого, а уж Двалин присмотрит, чтобы меч не спёрли.

  Корчмарь ещё раз взглянул на клинок, и Хрунгнир вновь попросился на язык.

  Нечего на Границе делать с таким мечом – просто нечего!

  Двуручное оружие – оно для битвы, для правильной войны – той, что ведут две армии, сойдясь для решающего сражения на поле боя, но никак не для многочасовых сидений в засаде, где лук противостоит арбалету, а выносливость людская – выносливости нечеловеческой; и не для тех скоротечных стычек под покровом леса, что больше похожи на банальную поножовщину, где нет размаха «правильному» оружию, вроде меча или рыцарского копья-лэнса; где в ходу топор, ухваченный под лезвие, рогатина да боевой нож.

  Но меч – широко раскинувшийся перекрестьем гарды, с кожаной полосой, небрежно намотанной на рикассо – был уроженцем других мест и других войн.

  В Пограничье такие зверюги были в ходу только у маршалов Ордена – и гном понял, что неприятностей сегодняшним вечером не избежать – потому что когда такие клинки мирно стоят, прислоненные чьей-то заботливой рукой к стеночке твоего трактира – можно поверить и в драконов, и Кольцо Всевластья, и в Вековечную Тьму, о которой любят толковать эльфийские чародеи-прорицатели.

  Неприятности вошли как обычно – широко распахнув двери пинком ноги и громогласно хохоча. Шериф Лез-Эссар Курт Хайден не принадлежал к числу тех, кого Двалин Фитфур хотел бы видеть в своём заведении. Несмотря на то, что Курт был избран для того, чтобы разрешать проблемы, по мнению корчмаря создавал их шериф гораздо больше.

  Да и те проблемы, которые он должен решать был должен, он решал плохо – окрест расчисток последний год пропадали девушки – иногда местные, иногда мимоезжих торговцев и поселенцев. И началось это вскорости после вступления Курта в должность, что, по мнению основательного гнома, характеризовало качества шерифа не лучшим образом.

  Да, Хайден был первым в любой драке и потасовки растаскивал лихо, но вот всякие странности – на Границе дело обычное – ему не давались совсем.

  Шериф принадлежал к племени лесорубов и был неплохим образчиком своей породы – шесть с лишком футов роста, триста фунтов веса – и ни один из этих фунтов не был жиром, сплошь сухие, увитые сухожилиями мышцы.

  Эти рослые и сильные детины на вырубках почитались за героев, и то сказать – ведь их в любой момент ожидала смерть от коварной стрелы «косоглазого»-эльфа, именно лесорубов и крестьян эльфы казнили безжалостно у Дерева Смерти – гворна.

  К лесорубам относились как к героям... часто забывая, что прежде лесоруба был лесовик-ухорез, отбросивший становища нелюди от границы проникновения людей в исконные эльфийские Пределы. Об этом хорошо помнили разве что сами следопыты, но их не так уж часто видели в человеческих поселениях, а относились немногим лучше, чем к эльфам – ибо головорез был признаком и напоминанием о том, что в любой момент хрупкая реальность человеческого существования окажется разрушенной внезапным набегом «косоглазых».

  Меч привлёк внимание Хайдена сразу же. Шериф резко оборвал смех и пристально оглядел трактирную залу в поисках владельца клинка.

  Двалин мысленно воззвал к Хрунгниру, нащупав закреплённый под крышкой барной стойки арбалет. Он не очень хорошо представлял, на чью сторону собирается становиться в назревающем конфликте, и собирается ли он вообще становиться на чью-либо сторону, но прикосновение стали к руке успокаивало.

  – Чей «тесак»? – грозно спросил Курт. – В тавернах нашего города запрещено носить оружие длиннее двух локтей.

  На слова шерифа никто не обратил внимания, и Курт Хайден сделал несколько шагов по направлению к двуручнику.

  – Я вынужден конфисковать оружие... – начал было он, но тут поднял голову чужак.

  – Я не думаю, что этот закон обнаружится в привилеях вашего городка, разве что вы сами его выдумали, – сказал незнакомец. Глаза его на секунду сверкнули из под капюшона характерным разрезом, замерев на секунду на маршальском жезле, заткнутым за пояс Хайдена, и с видимой неохотой он добавил. – Шериф.

  Курт тяжело посмотрел на чужака – явно принадлежавшего к головорезам и очень похожего на чистокровного эльфа.

  – Значит, это твой меч? – словно размышляя спросил он.

  – Мой, – в голосе незнакомца исчез вызов и он вновь уткнулся глазами в стол, потеряв интерес к происходящему.

  Шериф решил пока не напирать. Хайден отличался немалой жестокостью – но, вместе с тем, был весьма расчётлив в своих поступках. И если у такого хиляка, как тот, что выцарапывает что-то на крышке стола, хватает сил таскать за собой эту железяку, то он, Курт Хайден, спешить не будет.

  Присмотрится.

  Шериф махнул рукой корчмарю и Двалин отослал за стол, обычно занимаемый шерифом полдюжины кружек пива. Скорее всего, Эд опять не заплатит, но несколько кварт – не самая высокая цена за спокойствие.

  Затем Фитфур вновь взглянул на незнакомца.

  Не нравился ему этот тихоня, от которого неизвестно чего следовало ожидать. Корчмарь мигнул одной из служанок, указав на чужака.

  Разносчица кружек стрельнула глазами в сторону незнакомца и кивнула.

  К такому методу разрешения назревающих конфликтов гном прибегал не в первый раз, и это частенько помогало избежать больших неприятностей.

  Ну или хотя бы локализовать резню районом сеновала.

  Проводив глазами стройную фигурку Двалин мысленно воззвал к Великому Кузнецу, прося о благосклонности его супруги к служанке и незнакомцу.

  Потому что Курт Хайден при всех своих внешних свойствах к девушкам относился весьма холодно.

  Может из-за этого и не особенно охотно расследовал исчезновение нескольких из них в округе.

  "– Мне больно.

  – Значит, ты жив"

  Невысказанная мною жалоба и слова сочувствия, которые не от кого услышать. Взблеск клинка и силуэт волка, принуждённого фантазией гравировщика вечно бежать по чьему-то следу – в вечном безмолвии одиночества...

  Я так долго разговаривал сам с собой, что стал изъясняться как менестрель, намеревающийся соблазнить очередную красавицу, или эльф.

  Впрочем, второе верно – я действительно эльф.

  Подменыш – может слышали?

  Нам достаётся больше всех – мы отвергнуты эльфами и не приняты людьми. Может быть, именно поэтому мы так охотно берёмся за те занятия, которые зазорны людям. Судебные исполнители, мастера боли и палачи, ухорезы-лесовики.

  Или Серые – полубратья Ордена.

  Нас частенько кличут оборотнями – мы, как волколаки, часто сами не понимаем кому и зачем служим. Впрочем, почему я говорю – «мы»?

  Подменыши не чувствуют особой тяги друг к другу, и, хотя нас зовут волками, мы не сбиваемся в стаи.

  Не исключено, что друг другу мы рвём глотки охотнее, чем кому-нибудь другому.

  Я закончил вырезать рысье ухо, отложил в сторону кинжал и потянулся к кружке.

  Пиво Двалина Фитфура мне частенько хвалили в придорожных тавернах Авалона, но особого впечатления оно на меня не произвело – я не большой любитель пива и огненной воды-из-трубок, которой при необходимости можно травить сталь.

  А вина и уж, тем более, льдистого эля в местных тавернах не подают – дорого!

  Смешно – но в ситуации, когда хочется напиться, выпить нечего.

  Эльфы плохо переносят алкоголь, и если вы хотите выставить нелюдь на посмешище – дайте ему выпить.

  Эльф либо начнёт нести всякую чушь о противостоянии Света и Тьмы, которой его вдосталь накормили склонные к образному языку эльфийские провидцы, либо следы его несовместимости с алкоголем порядком подпортят вашу одежду и полы.

  Так что... Не стоит напиваться.

  В конце-концов, это тоже всего лишь жест, такой же, как и мой визит в башню Серого Ордена.

  До сих пор не знаю, влюбился ли я тогда – но самым простым выходом после нанесённого мне отказа показалось обратиться за наградой.

  Работа для мясника... но судебный исполнитель – всё же чуть лучше палача. Хотя двуручник мне всё же навязали – традиции в Ордене чтят. Одно хорошо – в трактир его доставили без моего участия. Потому что триста миль по приграничному лесу – отличное лекарство от любовного опьянения само по себе. Если же тащить на себе сквозь чёрный лес восьмифунтовую железяку, лечение выйдет слишком уж радикальным.

  На крышку стола легла тень, и я поспешил поставить кружку на стол.

  Давиться тёплым пивом мне не хотелось, а уж чтобы кто-то заметил рысью морду до времени – и того меньше.

  Баловство, конечно, Серые братья так не поступают, – зато в среде судебных исполнителей это уже традиция, нарушать которую не стоит.

  Да и нравится она мне, если честно.

  – Пьёшь один? – прозвучал женский голос.

  – Мне всё равно. Могу выпить с тобой, – равнодушно сказал я.

  – Сойдёт за приглашение, – рядом со мной на скамью села девица, разносившая кружки с пивом посетителям. – Диэль.

  Последнее, надо полагать, было её именем.

  Без особого интереса я посмотрел в лицо служанки – и окаменел.

  Судопроизводство на Границе – ускоренного образца. Все проблемы, возникающие между двумя вооружёнными людьми, решаются сразу же, на месте.

  Шерифу остаётся лишь позаботиться о теле мертвеца, а победителю – побыстрее убираться из городка, покуда не прибыл конный отряд сенюора.

  Иначе говоря, до сеньориального, тем паче церковного суда дело доходит редко.

  Другое дело – орденские братья.

  Серый Орден занимается всеми странностями, что творятся на границе; и хотя основная задача братьев – борьба с нелюдью (даром, что Орден три четверти состоит из полукровок и подменышей – чистокровных эльфов, воспитанных людьми); но там, где мир человеческий проникает в мир нечеловеческий, хватает и других опасностей.

  Вампиры, людоеды, демоны, оборотни...

  И просто таинственные исчезновения людей.

  В Лез-Эссар это были девушки – пять чем-то неуловимо похожих друг на друга поселянок, пропавших в здешних местах за последний год.

  Как витиевато выражался проповедник нашей церкви – «с похотью в глазах». Он ещё добавлял – «и чреслах», но я никогда не задавался вопросом, откуда ему это было известно.

  Эльфийские подростки и без того парии в человеческом обществе, чтобы ко всему задаваться вопросами человеческой сексуальности.

  Я видел рисунки орденского живописца – сидящая рядом со мной служанка вполне могла бы стать шестой в этом ряду.

  Что вкупе с эльфийским именем, нечеловеческой пластикой и двуручником у стены сложилось в определённую картинку.

  Потому что агент Ордена, который должен был найти мишень для моего меча, и которого я ждал, наконец-то появился.

  Девица смотрела на меня вполне серьёзно, и в её глазах я не заметил особого стремления отнести клиентам пару кружек с пивом, которые она примостила на углу стола.

  Затем её взгляд упал на вырезанную мной надпись. Рысья голова была спрятана под кружкой, но камнедерево располагает к монументализму – мелко по нему резать не получится.

  – Хороший девиз для флагеллянтов. И странный образ жизни.

  – Я его не искал, – я отвёл взгляд от лица агента.

  Угу, точно.

  Не искал – просто привык.

  Когда одиночество становится верным спутником, его просто не замечаешь.

  Пока вдруг не встретишь человека, который заставит почувствовать, что на самом деле тебе позарез кто-то нужен.

  И вот тогда вся броня наигранной маски одинокого волка сползает с тебя клочьями обгоревшей на солнце кожи.

  Правда, совершенно не обязательно, что тебе нужен именно этот человек.

  Вот в чём вся штука.

  Я взглянул на девушку, встретился с дерзким взглядом, и вновь посмотрел на крышку стола.

  Хотя хотелось взглянуть совсем в другую сторону.

  – Не искал – но привык, – резюмировал я невысказанные размышления.

  Диэль хмыкнула, словно нашла подтверждение каким-то собственным мыслям, и перешла в наступление.

  – Двалин велел мне отдаться.

  – Кому? – изобразил я непонимание.

  – Тебе, кому же ещё... – служанка хихикнула. – Так как?

  – Какая жалость, – я усмехнулся. – Я не умею и не хочу брать. А Двалин – всего лишь хозяин таверны, а вовсе не мой куратор.

  Девушка посмотрела на меня с любопытством.

  – Ну, давай, скажи, что это интересная мысль! – подначила она меня. – Приказ я, так и быть, достану.

  Я слабо улыбнулся.

  Суккуб Ордена – это вам не фунт изюма. От настоящего напора профессиональных соблазнительниц не спасался никто – даже фанатики-флагеллянты Псов Господних.

  За что были готовы отдельно изжарить их на кострах – дабы не впасть в искушение.

  – Тебя не существует. – Я потянулся к кружке с пивом, отпил тепловатой бурды и прямо взглянул на Диэль.

  Пиво, конечно, пил зря, чуть не подавился, но эффекта достиг – девушку я больше не боялся. Не до того просто было – истошно верещащий организм пытался справиться с очередной порцией яда.

  Я поперхнулся, но продолжил.

  – Ты мираж. Воплощенная мечта любого мужчины о постели. Иначе бы тебя сюда не послали.

  – Точно так, – подтвердила Диэль. – Любой мужик мечтает сбежать со мной жены, женится вот только на таких как эта твоя Мадлен.

  – Уже не моя, – возразил я. И впрямь ведь не моя уже.

  – В конце-концов, это что ж такое?! – продолжал я. – Я сижу тут весь день, дожидаясь одного-единственного человека. Который должен – всего-то-навсего! – сказать, кого мне нужно целиком или частями приволочь в Башню Серых.

  – Уже встретил, – плотоядно улыбнулась мне Диэль, но меня уже было не остановить.

  – Вместо этого я выясняю, что мою судьбу в Ордене читают все, кому ни попадя! Как всё это понимать?

  – А никак, – Диэль бросила на меня такой взгляд, что половина таверны должна была меня возненавидеть. – Об этом нетрудно догадаться и без досье, глаз у меня, сам понимаешь, намётанный. К тому же, я привыкла знать, с кем я работаю.

  Я хмыкнул – вот она, женская логика! Глаз намётанный, а досье-судьбу просмотрела всё же.

  Диэль устроилась на моих коленях, наклонив своё лицо к моим губам.

  – Я и не подозревала, что исполнитель Ордена окажется всего лишь закомплексованным мальчишкой.

  Я чуть отвернул голову – у эльфов, как у лучников, расстояние на котором собеседник не причиняет неудобств никак не меньше шести футов, и подменыши от них недалеко ушли.

  Впрочем, говорили мы тихо, да ещё не забывая соответствующе интонировать фразы, так что со стороны – ни дать ни взять парочка, готовая предаться греху где-нибудь в уединённом уголке.

  Диэль заговорила мне в ухо – быстро и чётко.

  – Цель – шериф. Курт Хайден. Одержимость на сексуальной почве. Последние пару дней я его, похоже, довела до ручки – так что ты очень вовремя появился.

  Я не стал выяснять, почему Диэль не устранила шерифа иным методом – отравив, например. У Ордена свои пути, и один из этих путей – визит судебного исполнителя.

  С шумом, грохотом и отсечением конечностей.

  Чтобы впредь неповадно другим... да и чтобы народ не забывал, кто на Границе главный.

  – И какого чёрта ты его провоцируешь? – сказал я, чувствуя что краснею. Движения Диэль были весьма откровенны.

  Суккуб работала профессионально – моя низшая физиология хлопот мне не доставляла, но я видел, как таращится на нас вся таверна. У Хайдена – если он действительно одержимый, а суккубу в этом верить можно, на маньяков у них чутьё поставлено – в голове должны были все барьеры рухнуть.

  А это значит, что шериф сейчас по стенам бегать сможет – уж это я знаю точно, как и любой подменыш.

  Потому что черпаю силу из того же источника, хотя и другим способом.

  – Сейчас мы пойдём на сеновал... – прошептала мне Диэль в ухо. – Там его и скрутим.

  – Ну-ну, – сказал я, подозревая, что из столь шикарного плана ничего не выйдет -Курт Хайден уже поднимался из-за своего стола, вытягивая из-за пояса шерифский жезл.

  Дальнейшее развитие событий если и было для кого-то неожиданностью, то только не для Двалина Фитфура.

  Норов шерифа ему известен был давно, так что он заметил и то, как перешёптывался Курт со своим помощником и правой рукой Малтри Муром, и как Малтри Мур выскользнул из таверны – чтобы вернуться с Томасом Таллохом, деревенским кузнецом, и Губертом Забиякой, полностью своей кличке соответствующим.

  Ну а Диэль, вместо того, чтобы вывести чужака на сеновал – там, случись чего, и от крови избавляться легче – похоже, решила, что до сеновала не дотерпит.

  И хотя Двалин Фитфур был готов поклясться, что между незнакомцем и разносчицей кружек оставался приличный слой одежды, выглядело это всё равно... непристойно.

  Влекуще.

  Дразняще.

  Гном какой-то частью успел отметить, что было бы неплохо нанять пару девушек вроде той же Диэль для того, чтобы они выделывали этакие же движения... ну, не с человеком конечно – Псы Господни не потерпят... но можно же приспособить шест какой-нибудь?...

  А потом события развернулись по наихудшему сценарию.

  Обхватив левой рукой Диэль за талию, я подошёл к стене, подхватил знакомую десятифунтовую тяжесть под крестовину, и в тот же момент моих ушей достиг звучный голос шерифа.

  – Властью, данной мне жителями Лез-Эссар я конфискую твой меч и арестовываю тебя самого!

  Я отпустил Диэль, тут же спрятавшуюся за барную стойку и почувствовал как мышцы напружиниваются, добавляя гибкости в суставах, а меч, который я продолжал удерживать как посох, привычно отгораживает меня от всего мира.

  – Меня не за что арестовывать, лесоруб, так что наши с тобой разногласия – наше личное с тобой дело. Хочешь поединка... со мной?!

  Судя по виду Хайден был на грани срыва – и сам это понимал.

  Что ж... Одержимый, свою одержимость знающий – опасный противник.

  Но шериф пока держался, хотя поперёк лба выступила наливающаяся кровью вена.

  – Поединок? С неизвестным бродягой? – хмыкнул он. – Много чести!

  – Меня зовут Ямар Эльф, – представился я. Как всегда, голос в таких случаях прозвучал не слишком внушительно... да и ладно, впрочем.

  Не первый год на Границе – имя известное.

  Хотя и не в ряду первых поножовщиков. Больше из разряда – забирался туда, откуда не все выбирались.

  Впечатление имя произвело – да жаль не то, которое хотелось бы.

  – Поединка не будет, ухорез, – это подал голос корчмарь из-за стойки, подкрепив слова громким щелчком взводимого арбалетного рычага. – Деритесь где угодно, только не в моём заведении. Отдай шерифу железку и валите оба на улицу!

  Я посмотрел на Двалина.

  Гном чувствовал себя хозяином положения, но тут вдруг поднял голову гоблин, большую часть времени дремавший за стойкой. В руке у него блеснул кинжал, оказавшийся упёртым в горло корчмаря раньше, чем он успел бы перенацелить арбалет.

  Впрочем, всё равно не успел бы – слишком близко к нему сидел гоблин.

  – Не то чтобы Трувор Моряк сильно любил эльфов, – извиняющееся сказал он. – Но хотелось бы добавить, что гномов варящих такое хреновое пиво я люблю ещё меньше.

  Случайный люд, сидевший за столами уже давно потянулся прочь – кто посмелее, к стенам, кто поумнее – к выходу.

  За спиной шерифа замаячило трое – кузнец с боевым молотом, но даже не успевший снять фартук, совершенно ничем не примечательный человек с крысиным лицом и двухлоктевым скрамасаксом и бугрящийся мускулами детина с топором.

  Этот, с топором, похоже был ума недалёкого – потому что сразу пошёл ко мне вдоль правой стены, не дожидаясь того, чем кончится разговор.

  – Меня зовут Губерт, и я всегда считал, что длинные железки с собой носит тот, у кого кое-что другое короткое, – деловито начал было он, но тут на его пути вырос один из упившихся «кислых яблок» – пьян-то он был пьян, но, по привычке всех новичков, сидел за столом в полном снаряжении – доспех, пусть и половинный, щит и меч.

  Так и встал – шатаясь, но с одного удара не срубишь, хотя бы и пьяного.

  – Й-йамар Элиф?! – воскликнул он мальчишечьим голосом. – Для меня будет честью сражаться бок о бок с прославленным героем Границы! В любое время и в любом месте! Я, Жиль Фламан, поклялся в этом ещё дома!

  М-да. Пафосно, но вовремя.

  На правом фланге тем временем человек со скрамасаксом встал рядом с гоблином.

  – Я Малтри Мур, – несколько церемонно представился он. – Могу смахнуть твою голову одним ударом. Тронешь корчмаря – мертвец.

  Я хмыкнул.

  Стрелу – даже эльфийского лука – я бы мог перехватить.

  Арбалетный болт штука поинтереснее... побыстрее. Посильнее. Порезче.

  Сколько я из него эльфийских умельцев от стрел уклоняться положил...

  Тем не менее я сместился за меч вправо – случайности бывают разные...

  – Ну, гнома-то я в любом случае убить успею, – рассудительно сказал гоблин, не отводя глаз от Двалина. – Эльф! Идеи есть?...

  – Есть одна, – я внимательно посмотрел за спину шерифа. – Лет пять назад, когда Финарфин Безмолвный Удар совершил набег на Штаренбург, один из эльфийских родов похитил несколько женщин и повёл в леса. Маркграфу Гленвилю было не до того, он гнал самого Финарфина, а вот следопытам делать было нечего – лесов близ Штаренбурга отродясь не было, а за конницей нам было не угнаться. Вот командир следопытов, Доналл Дон-Руад и взялся за эту работёнку. Ушли в лес пятеро, вернулся один. И одну женщину он привёл с собой.

  – Пайль Таллох, – бумкнул из-за спины шерифа кузнец, пристукнув молотом о пол. – Год назад умерла от лихорадки. Ты хочешь купить мой нейтралитет, Ямар Эльф?

  – Лучше бы добрый удар по голове шерифа, – честно признался я.

  – Хо-хо! – развеселился гоблин. – На кого же ты будешь работать, Малтри Мур?...

  Почуявший нехорошее Двалин скосил глаза на одного из офень, почти уже исчезнувшего в дверях.

  – Николас Тривет! – крикнул он. – Ты должен сто золотых моему клану в Стене Рогов! Если ты позаботишься о кузнеце, я скажу, чтобы твой долг был прощён!

  – Это если ты выживешь! – сказал офеня, но в дверях призадержался.

  Стоял он точно за кузнецом, что несколько меняло благоприятный, вроде бы, расклад.

  В этот момент подал голос шериф.

  – Двалин... Сколько я тебе должен?

  – Полсотни золотом, – даже в такой ситуации гном не забывал о ведении бухгалтерии.

  – А во сколько оцениваешь мой топор?

  – Клановый, боевой барук-казад?... Сотни полторы. Больше не дам – нету.

  – Моряк, ты слышал цифру? Это не твоя драка... Позволь гному выстрелить, и у тебя будет сотня золотых. Смотри какой...

  Курт Хайден вытянул из-за спины клановое лезвие – топор-переросток, в котором от топорища осталось не больше фута, а вот сам топор вытянулся полумесяцем и назад и вперёд, превратившись в диковинный не то меч, не то гигантский кастет, не то обломок бёрдыша.

  – Сотня золотых и мне бы не помешала... – заколебался Фламан, явно протрезвевший за нашими разговорами и уже жалевший, что впутался в это дело.

  – Ну давай, шериф – может ты что-то можешь хотя бы топором?! – раздался из-за спины гнома голос какой-то девушки.

  Не очень-то хотелось бы, чтобы это была Диэль – потому что так говорят уличные девки в портовых городах.

  В следующую секунду девушка изо всех сил опустила на голову гнома чугунную сковороду и время исчезло, превратившись в движение.

  Потому что шериф рванулся ко мне, будто пуля, выпущенная из пращи.

  Первое правило действия двуручным мечом в тесном помещении – забудьте, что у вас в руках длинный меч.

  В ваших руках шест, палка, короткое копьё – всё что угодно, но только не то, чем можно рубить.

  Меч перед тобой, острием вниз, яблоком вверх, правая рука держит его за рикассо под крестовиной.

  А время разделено на короткие секции, как приёмы, зарисованный чернилами – в манускриптах Ордена и движениями – его чуткими, но безжалостными наставниками.

  Левой ногой шаг направо – и, надёжно устроив левую на футовой рукояти, – навершием в затылок шлема колеблющегося Жиля.

  Первый пограничный урок – не сомневайся, раз выбрав сторону.

  Меч чуть проворачивается в руках, я перехватываю его за острие правой – благо, рука в перчатке, да и точен не остро – и прямо над плечом оглушённого Фламана бью яблоком меча в лицо Губерта.

  Тот отмахивается топором, а я уже орудуя мечом как коротким шестом и толкаю новичка на Губерта. Жиль рушится забияке в ноги, а я вновь бью острием в распахнутый рот Губерта.

  Мертвец. И вырубленный, но живой Жиль.

  Отбрасываю всё ещё стоящего на ногах Губерта ногой, отшагивая назад.

  Тем временем ТомасТаллох и офеня настороженно смотрят друг на друга – драться не хочется обоим, тем более что Двалин на некоторое время выбыл из нашего мира, и неизвестно, вернётся ли.

  Гоблин не колебался, на какую сторону встать – но защищаться из неудобного положения сложно, и скрамасакс распорол ему рукав гамбезона.

  Скрежетнув бессильно по кольчуге.

  У Мура появился новый нос в виде оперения арбалетного болта выпущенного Диэль, а второй арбалет – короткая потайная трубка гномьей работы на витой пружине на всякий случай была уставлена на Конхобара.

  Во избежание.

  Движение было безостановочным – просто мозг работал как камера-обскура, выхватывая короткие моменты боя.

  Мы с шерифом замерли друг напротив друга – я удерживая эспадон как короткое копьё перед собой, он с занесённым топором.

  Он нанёс удар, метя мне в голову, и, пожалуй, мог бы перерубить дерево с меня толщиной... если бы попал.

  Потому что я присел на колено и что было сил ударил Курта в живот, пробив его насквозь.

  Всё, что мне осталось потом – это проскользнуть вдоль пола вперёд, оставив меч в ране.

  Она была гарантированно смертельной, но Хайден по прежнему шёл вперёд, размахивая перед собой топором как одержимый. Остановила его только стена – он нанёс по ней два удара, оставивших на брёвнах глубокие зарубки крест-накрест, медленно обернулся и осел вдоль неё.