Текст книги "Зло во благо (СИ)"

Автор книги: Роман Колымажнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Колымажнов Роман Николаевич
Зло во благо. Глава 1

АВТОР: РОМАН КОЛЫМАЖНОВ

РОМАН «ЗЛО ВО БЛАГО»

ГЛАВА 1

Над Степью стоял густой от испарений воздух. Из чудом сохранившегося «Патэ» скрипя и шипя вылетали:

"...Cause this is thriller, thriller night.

There ain"t no second chance against the thing with forty eyes.

You know it"s thriller, thriller night.

You"re fighting for your life inside of killer, thriller tonight".

Эхом забытого прошлого, слова с мелодией разносились средь песчаных дюн и сухих кустов. Песня то и дело прерывалась, начиналась с начала или перескакивала вперед. Солома, на которую «Патэ» заботливо был уложен, не всегда спасала от кочек и ям тракта. Сам аппарат работал исправно, а вот пластинка, установленная в него, повидала многое. Кое-где склеенная, по краям вовсе с недостающими частями, она всем видом показывала хрупкость мира.

Мчась вместе с повозкой, запряженной резвой двойкой кэмхорнов, мелодия умирающего мира стелилась по дороге, ведущей из Каавула в сторону Свистящих Скал. От приближающегося к зениту солнца, на серой складчатой коже животных начали проступать капельки пота, на которые тут же садилась пыль. Пока жилистые длинные ноги ловко перешагивали все неровности тракта, саму повозку изрядно трясло. На очередной кочке повозка вместе со всем содержимым подлетела чуть больше прежнего. "Патэ" покосился на бок, игла окончательно слетела с пластинки и аппарат противно зашипел.

– Вот же ж! Эол!? ЭэээОооооЛ!!!! Да выруби ты уже свою занудятину! – Хэм управляющий кэмхорнами, быстро обернулся назад и посмотрел на старика в повозке. Старик лежал в куче сена на противоположной от "Патэ" краю, задумчиво смотрел куда-то вдаль, совершенно не реагируя на мерзкий звук и крики напарника.

– Эол!

– Чего? – отозвался наконец старик.

– Через плечоооо... – съязвил Хэм.

– Сейчас! Сейчас! – Эол закряхтел и стараясь держать равновесие поднялся на корточки. Шатаясь, прополз к "Патэ". Что-то не спеша сделал с аппаратом. Раздражающее шипение тут же исчезло. От наступившей тишины в ушах стало немного больно. Сонно чавкающий хряк рядом с музыкальным механизмом даже взвизгнул от удивления. Кэмхорны дернулись, недовольно зафырчали и замотали кожистыми гривами, но быстро успокоились. Хряк, продолжил как ни в чем не бывало причмокивать соломой.

– Ну, тише! – Хэм легонько потянул вожжи успокаивая животных. – Ну... тише! Не обращайте внимания на старого дурака.

– Дурак дурака вздумал поучать. Отлично! Сам вон с животными разговаривает, а на старика всё скидывает. Это, между прочим, ИСКУССТВО, а не "занудятина". Мы – люди, когда-то именно искусством от животных и отличались.

– А сейчас ты, значит, от животных не отличаешься, старик? – пробурчал Хэм, глядя поверх кэмхорнов. – Хотя на тебя посмотришь, и верно в целом!

– Ты б лучше старика послушал. Я всё таки на свете больше твоего прожил. Кое-что знаю. Много чего своими глаза видел. Я хоть и мальчишкой совсем ещё был, а помню. Раньше много чего было: музыка была, картины, здания под самое небо, и ездили не на этих чудовищах "кожа да кости", а на машинах.

– Если энто всё было таким же как твой "Патэ"– перебил старика Хэм, – то я лучше к зверям ближе буду. По мне, так лучше скрип колес всю дорогу слушать, чем обрывки потуг неизвестного мне мужика! Может раньше и много чаво было, да только я об этом ничего не знаю. Твоё искусство, Эол – хлам и мусор, бесполезные вещи, котором место в помойной яме. Какой мне с твоих песен прок? Толку от них как от свиного говна.

– А тебе бы всё толк был да прок!? Это ж тебе не мотыга. От искусства удовольствие получать надо...

– Вон то-то я и думаю, что это тебя так перекосило? Знать буду теперь, так удовольствие выглядит. Хээээ. -

– Тьфу ты... Да чтоб тебя! – старик замотал свой аппарат в мешковину и перелез к напарнику на сидение. – Я же тебе сколько раз говорил. Нам – людям – это природой дано, создавать что-то не только для того, чтобы выживать. Что-то что остается в веках и рассказывает о нравах, о морали, о... – старика тяжело вздохнул, эта тема его явно беспокоила. – Вот, смотри! Эту пластинку я у Маркса выменял. Он уже её выкидывать собирался. А я её сохраню. Может всё же такие балбесы, как ты, поймут ценность искусства. Это ж какой клад! Ты ж сам видел какой там год на бумаге. 1982! А у меня старее 2000-х ничего нет!

– Говорю тебе! Это мусор... – упорствовал Хэм.

– Может и мусор, хрен с тобой. А я так думаю: раз раньше это всё было, значит в этом ТОЛК был. Мне кажется раньше не глупые люди жили, и если мы хотя бы чуть-чуть вернем из прежних времен, то может и жизнь наша наладится... – старик улетал в размышления и мечтания, как это часто бывало с ним. В последнее время, когда часто стала болеть спина, он всё вспоминал о двухъярусной кровати стоявшей в его с братом детской. – А ты Хэм, думай, как знаешь... – старик демонстративно отвернулся и молча уставился куда-то вдаль над серыми головами кэмхорнов.

Не было большой разницы в какую сторону смотреть. Во все четыре, восемь, да хоть шестнадцать сторон, до самого горизонта тянулось желто-оранжевые полотно песчаных дюн. Волнистое полотно изредка разорванное острыми скальными возвышениями. Вокруг тракта, который шёл по плоской каменной гряде, тут и там торчали потрескавшиеся столбы – стволы давно высохших деревьев. Давным давно, в воспоминаниях старика, они стояли утопая в зелени. У подъездов к ному и вокруг него таких столбов уже не осталось. Как не трудно догадаться, причина для их исчезновения лишь одна. Дерево – удобный и дешевый материал для строительства. Особенно хорошо оно подходит для бедняцких лачуг, которые постоянно заносит песчаными дюнами. Раз в несколько сезонов лачуги приходится выстраивать заново, доставая что-то из завалов если повезет.

Чем дальше от Каавула, местоположение которого теперь можно было определить лишь по еле заметной струйки дыма от крематория, тем больше столбов. В некоторых местах их скопления даже походили на лес. Здесь на тракте столбы остаются постоянными спутниками всех, кто едет в сторону Свистящих Скал или Аин-Восорского перехода. Молчаливые свидетели степных историй, один из тысячи надгробных памятников прежнему миру.

– Эол, постой-ка, – спохватился Хэм, – что значит выменял у Маркса? Ты случаем наши выручки не пустил на мусор?

– Ой... это... не пустил, не переживай... – старик, тяжело вздохнув, медленно опустил взгляд на колени. Он прожил долгую жизнь, но некоторые вещи для него продолжали быть загадкой. Все никак ему не давалось осознание меркантильности людей в, казалось бы, простых истинных вещах. Сохранить память о себе уже много лет ничего не значило для окружающих его людей. Выжить – вот единственная ценность. Но когда мир вроде, как ему казалось, снова встал на ноги, появились номы. Они подарили новые законы и частицу порядка. Но не смотря на это основная часть человечества застыла в невежестве. Не просто для него было понять. Всем на свете наплевать на то что было до и что будет после. Но не ему. Это доказывала его скромная коллекция пластинок, книг и других, якобы совершенно бесполезных вещей, включая разбитый планшет с яблоком на одной из сторон. Музей былого. Все эти вещи... Для всех они были лишь мусором! Для него – страницами истории, вещами, которые оставили лишь тень прекрасного мира. Зачем за это платить? А за что же нужно платить: за женщин, за выпивку, за новую телегу? Старик чувствовал себя сумасшедшим. Пусть так. И Хэм та мужик нормальный, не за что его винить, но от этого печалиться старик не переставал. Люди платили за всё, кроме памяти и попытки вернуться в лучшие времена.

– Ну так я за тебя беспокоюсь, хрен ты старый – смягчился Хэм. – Я знаю, наши выручки в копилке, а ты тем временем все свои сбережения тратишь на... ИСТОРИИЮ.

– Вот ты, пожалуйста, и не лезь в МОИ сбережения. Всё что не поделили, то в копилке, как и положено. Ты вон на дорогу смотри лучше, трясет так, что жопа ещё до Пристани кирпичом выть будет.

– Оххх! Ну вы уж простите, господин, что жопу вашу не берегу! Простите... – Хэм старался сдержать смех, глядя на хмурящегося старика. – Может, вам светлейший Эол, сена под вашу светлейшую задницу подложить?

Каждый раз возвращаясь из Каавула, у мужиков происходил подобный разговор. И всё всегда сводилось к одному. Старик чувствовал горький вкус обиды. Как он мог донести до Хэма всю горечь потери? Что значит потерять мир? Не какой-то там философский "мир", потерять философское "себя". А потерять мир в буквальном смысле этого слова. В каком-то смысле Хэму даже повезло. Он жил жизнью, о других вариантах которой даже и не помышлял. Старику же оставалось хоть как-то применяться. Пусть хоть что-то греет сердце. Хэма в Свистящих Скалах ждали родители и невестка. Видимо поэтому он сейчас сам не замечая того, подгонял кэмхорнов. У старика же была только его хижина и его безделушки, как он нежно их называл.

– Смейся, смейся над стариком! Плохой это смех...

– Да ладно, ну.... разошёлся в самом деле! – Хэм хлестнул вожжами и кэмхорны прибавили ходу.

Нудный желто-серый пейзаж песка и высохших деревьев будет главным развлечением мужиков ещё на протяжение двух дней, и неспешное обсуждение последних слухов и историй из Каавула, станет единственным, чем можно скрасить такую дорогу. На степном тракте – это единственное развлечение, что Хэм и Эол не раз уже доказали себе. Их перебранки были маленькой игрой, которую они придумали скорее случайно, но каждый раз им приятно было в неё играть. Лучше так чем молча смотреть на безжизненный песок до самого горизонта. Старик непременно старался поделиться с Хэмом историями из детства, которые тот воспринимал скорее как байки, чем что-то реальное. И только из уважения соглашался, что раньше было небо голубее, трава зеленее, да и вообще всё было по другому. Но в глубине души он знал, что так как сейчас было всегда. Хэм верил лишь своему опыту и тому что видел собственными глазами. Потому споры всё же возникали.

Но по прибытию в пункт назначения разногласия забывались, они теряли всякий смысл, а иногда трепетно запоминались, чтобы вернуться к их отстаиванию в следующий конвой.

Монотонность дороги из года в год выжимает из кумаков все силы, и от скуки, как оказалось, всё же можно умереть. Работа их была не сложной, но утомительной. Четыре дня, именно столько времени занимает дорога от Свистящих Скал до Каавула и обратно, обычно обходились без приключений. На тракте всякое случалось, но частота этих случаев в отношение одного конвоя была ничтожно мала. Да и сами кумаки не охотно вмешивались в дела тракта. У каждого своя дорога и не очень приятно когда твоя дорога вдруг становится дорогой в могилу. Кстати, о могилах! В последние годы работа кумаков стала относительно спокойной. Меньше нападений на конвои, а если такие и случались, то заканчивались обычными побоями. Как говорится, не сильнее трактирной потасовки. Пару лет назад кумакам наконец удалось решить проблему безопасности выручек, которые они непременно везли из Каавула после продажи Каменного ила. Выручки долгое время становились главной наживой сэтов и другого отрепья, шатающегося в песках. И вот, по сути в одночасье, всё изменилось. Хотя и пришлось пожертвовать ещё парой конвоев – вынужденные жертвы перед окончанием смутных времен. Теперь каждый раз нападая на конвои, сэты ничего не находили. Выручки должны были быть с кумаками, но их не оказывалось и сэтов это сильно злило. Очень сильно. Но хоть Степь и бывает раскаленным блюдом, а сэты кровожадными, в итоге, получая лишь повозку с сеном, пару кемхорнов и два трупа, они остыли к кумакам основательно. Судьба кумаковских выручек стала для всех секретом. Дай кто-нибудь здоровья тому кто придумал выход из положения.

Хэма и Эола новый порядок однозначно радовал, хоть они и до этого работали спокойно. Они были обычным конвоем, который ничем не отличался от других. Они начинали не в самые благоприятные времена, но напарникам всегда как-то особенно везло и приключениями их работа не отличалась. Другое дело, например, те же Ирон и Каст у которых на счету была целая обойма сэтов, которая устроила на них засаду. Эту историю знает каждый кумак, а Ирон и Каст – настоящая легенда воплоти. Чуть ли не в каждое начало смены можно услышать новые невероятные подробности о приключениях их конвоя на тракте. В последнее время таких историй становилось все больше и больше, небылицы разрастались как муравейник, а по итогу стало походить на то, что парни сами ищут себе приключения. Эолу нравилось больше быть слушателем этих историй нежели их героем, а Хэму и вовсе было наплевать. Для Хэма главным были выручки, вернее результат их накопления – собственный дом и свадьба с любимой Сарой. Приключения для многих – это риск и слава, для Хэма же славным было бы завести детей. Поэтому, пока остальные кумаки искали куда бы приложить, накопившуюся от постоянного страха злобу, Хэм и старик продолжали спокойно выполнять свою работу.

– Что нового в Каавуле узнал, Эол, а? – начал Хэм. Старик откашлялся и с видом "значит так... сейчас я всё расскажу", набрал воздуха в легкие.

– Ты же, Брифа знаешь? Конечно, знаешь. Чего я спрашиваю? Так вот! Этот старый могильный червяк, совсем у себя в крематории из ума выжил. Видимо испарения в голову ударили. За пару недель до нашего приезда, оставил подмастерье, жену и уехал. Куда, никому не сказал. Неделю не единой весточки. Жена уже думала старый того, ну понимаешь. Вещи собрала со шкафов, дела принимать у подмастерье начала. Смерть никто не отменял, крематорий должен работать. Всё получилось не так ладно, конечно, как при Брифе, но всё же справлялись. Хотя, видимо почувствовав слабинку, нашёлся один на место Брифа встать. Говорят за номом, в бедняцких районах, какой-то смельчак пробовал трупы так сжигать, на шару. Вроде своего бизнеса наладить. В итоге два квартала спалил. На том смельчаки и перевелись. Всё само собой продолжало идти. И тут Бриф вернулся. И не один. С ним молодая девка, хорошая собой такая, как народ говорит, складная. Сам я её так и не видел. Евой вроде звать. Сделал своей помощницей...

– Евой значит звать?...

– Вроде да. Средь люда, слухи быстро расползаются. Здесь подгонять не надо. Но с достоверностью бывает промах. Говорят, Бриф до этого письма какие-то всё получал да в ответ отправлял. Получается вроде он с этой самой Евой переписывался. Она ему голову что ли вскружила, или что-то вроде того. Вот только теперь, уже как неделю, Ева эта в крематории помогает. И ничего не понятно. А слухов до уймы. Жена молчит. Подмастерье и тот в рот песка набрал. Странная история, согласись? При живой жене в дом любовницу привести.

– Ой, Эол, скажешь тоже.

– А что? Девушка молодая, красивая. Старый червяк радость себе под старость устроил, а девка погодя все дела в наследство получит и дело с концом. И главное, что никто не чешется. Мужика спасать надо, эта хитрющая Ева ведь и травануть может всех разом. А все как будто так и надо. Языками чешут и всё тут. Говорят вроде к Брифу заходили шерифы, расспрашивали. Он сказал, что родственница из Аина.

– Так значит и нет ничего худого во всём этом?

– Как нету? Странная ведь история, а?

– Эол, не нагнетай. Ты прям всему что народ трындит веришь. Лишь бы какой гнилой замысел раскрыть. Эта Ева может племянница его или что-то вроде того. И Бриф по доброте душевной приютил бедняжку. Тем более говорят, что сейчас в тех краях не спокойно.

– Племянница говоришь? – старик махнул рукой. – Фигня. От чего тогда все не сказать как на самом деле всё обстоит?

– А может никто и не спрашивает? Правда – это же не интересно. Шерифы от того и не лезут больше к Брифу, что всю правду знают. Народ не разубеждают. Это и невозможно! Если люди чего себе в голову вбили, так того уже от туда и гвоздодером не вытащить. Тебя вот теперь, старого сплетника, тоже уже не переубедить. Любовница и всё тут. Так ведь и жить интересней, да?

– Конечно, интересней. Скажешь тоже. Если б не слухи и народная фантазия, мы б с тобой чего делали на тракте? Ты мне вот тогда скажи, раз тебе кажется что Ева – племянница, почему, когда мы с тобой из Каавула выезжали, за нами телега с женой Брифа ехала? С ней мешки, узелки с вещами. Лицо – жуть, от слез скукоженное, что те пальцы от воды.

– Врёшь!

– Своими собственными глазами видел. Ты с хряком в обнимку спал, а я видел. Прям с утра, пока народ ещё не проснулся, выехала из нома.

Хэм задумался. Старику он верил, но что-то в этой истории его смущало.

– Может чего у родственников случилось.

– А чего тогда она одна поехала?

– Ну дык ты сам сказал, что без Брифа в крематории всё с ног на голову встает. Поэтому решили, что ему лучше остаться. Оставлять только подмастерье и не обученную помошницу-племянницу – это верное самоубийство!

– Я может и сказал, да только мне это всё теперь покоя не дает...

– Так ты не мучайся, мы ещё не далеко отъехали, всего день пути, быстро дойдёшь!

– Очень смешно.... Ой, хрен с ним, с этим Брифом. Ему если он чего не доброго делает, вернётся. Шерифы свое дело знают. Вон подмастерью в СЛОМ заберут и дело с концом...

– С чего это они его заберут? – возмутился Хэм. – СЛОМ дело добровольно, к тому же вроде как прибыльное, по крайней мере Кай не жалуется.

– Кай? В СЛОМщики пошёл всё таки?! Наконец-то дело себе нашёл, а то так и утонул бы в спирте.

– Ты бы его видел. Новое снаряжение купил: куртка кожаная с ремнями, толстые сапоги. Причесанный. Бритый. Так сразу и не узнать без бороды до пупка, да сальной майке в блевотине.

– Что рассказывает? Что они там делают в этом СЛОМе теперь? – глаза старика заискрились любопытством.

– "Сила Людей Одолеет Монстров" – продекларировал Хэм. – Без изменений...

– Слышал! Это они всегда по пьяне в трактирах горлопанят.

– От аморфов теперь народ защищают.

– А что от них защищаться та? – удивился старик.

Ещё до Большого переселения, уже после всех событий, резко упала рождаемость. В семьях стали рождаться инвалиды с серьезными физическими и умственными отклонениями. Поэтому всё больше людей принимали решение жить без детей. Да, инвалиды рождались и до этого, но не в таких количествах. Каждый второй ребенок. Жили инвады не долго, мало кто доживал до семи лет. Семь лет страданий для родителей. Впрочем, единицы все же благополучно взрослели и даже заводили семьи. Если не совсем уж уродами были. После Большого переселения всё как рукой сняло. И население в номах стало потихоньку расти. Но хорошего много не бывает. Лет пятнадцать назад у совершенно обычных людей стали рождаться не пойми чего: то кожа как камень, то щупальца вместо рук и ног. Это крайние степени, но жутко было в целом. Таких детей стали называть аморфами. Вроде как "бесформенные люди". Каждый сам решал что с таким ребенком делать. Кто в семье оставлял, воспитывать пытался. Но они всё равно что звери по уму, поэтому от них всё же старались избавлялся. В Каавуле увозили подальше в Степь. Раньше единицы, но с годами рождалось аморфов всё больше.

– Ну кто его знает. Ээээ... Говорят нашли парочку совсем недавно в овраге в паре километров от Каавула, подростки вроде. Одного из них даже, вроде, до того видели в бедняцких районах. Помои жрал, на кого огрызнулся даже... Вот и все подробности....

– В Степи получается выжить смогли? – удивился Эол.

– Получается так... Толку с того. Всё равно звери...

– В смысле звери? Это люди! Если от них родители отказываются, это скорее не их зверем называть надо, а как раз родителей.

– Ой, Эол! Чё пристал... Хотел слухов? Я рассказал. Что ещё надо?

– То есть говоришь, СЛОМ теперь за аморфами охотится? – перевёл немного тему Эол, чтобы сгладить разговор.

– Да, ни кто ни за кем не охотится! Просто присматривают, чтобы лишний раз дикие аморфы панику в номе не наводили.

– Понятно...

Эол решил притормозить с темой аморфов, потому что для многих, в частности для его напарника Хэма, она была достаточно скользкой и нервозной. Люди в большинстве своем придерживались нейтральной позиции. Вроде как есть такие аморфы. У кого они рождаются и кто решает их оставить, пусть так оно и будет. Их ноша. Малая же, но нарастающая часть, считала что от аморфов нужно избавляться. Ошибка они природы и не нужно её поощрять. В общем, в Каавуле в аморфах особо дурного ничего не видели. Однако от тех, которых то и дела находили выжившими в Степи, в последнее время держались на расстоянии и испытывали к ним какой-то непонятный первобытных страх.

– Они, эти аморфы, вообще говорят стали какие-то злые, агрессивные прям. Стали ближе к людям подходить... – попытался продолжить Хэм.

– Ага... – ответил Эол. Разговор продолжить не получилось.

После нескольких часов дороги по песчаному лесу, кумаки въехали в Зубочистки. На всё том же желтом, раскаленном от солнца песке, до самого горизонта просматривались тонкие стволы высохших до трещин деревьев и низкий кустарник. Словно жесткая шерсть на брюхе свиньи... В этом месте дорога давала довольно большой крюк, приближаясь к месту, где когда-то проходило русло Лаоры. Смысла ехать по другой дороге не было, да и опасно, в песках точно сгинешь а гряда шла хоть и криво, но в нужном направление. Когда-то здесь зеленели густые заросли. Теперь осталась лишь Зубочистка, которая для Хэма была привычным видом, а для Эола напоминанием о тускнеющих детских воспоминаниях.

Смешно и горько, но жизнь старика всегда каким-то образом была связана с дорогой. Его отец был проводником. В первые годы Большого переселения водил людей по тракту. В поисках более лучшей жизни, люди уходили из Аин-Восорских болот дальше вглубь континента. Отец помогал им найти пригодное для жизни место. Маленький Эол частенько ездил с ним, а когда умерла мать и брат, так и вовсе стал постоянным его спутником. Старик уже с трудом вспоминал те времена. Тем более мало помнил почему всё вдруг изменилось. Отец часто говорил что-то про смену полюсов. Но это было так давно. Вряд ли это могло быть правдой. Лучше всего почему-то сохранились воспоминания о природе. Иногда если старику удавалось как следует сконцентрироваться, он вспоминал трели птиц и другие звуки, рождаемые живыми существами обитающими в зелени. Тех животных давно уже не было.

В ожидание хорошей идеи для продолжения разговора, кумаки дремали и медленно жевали табак. Кемхорны неспешно перебирали тонкими ногами.

– А это что ещё такое? – Хэм толкнул старика в бок и указал чуть левее дороги. В километре от них или около того, на одном из стволов громоздилась что-то живое и большое.

– Хэм, ты чего грифа не видел никогда что ли? – выбираясь из дремоты съязвил старик, хотя уже договаривая фразу понял, что мелет чушь. До него, как и до Хэма, стали доноситься отрывистые человеческие возгласы. Вопреки ожиданиям, мало похожие на крики о помощи. – Чего будем делать? – не давая возможности Хэму вставить свою язву, продолжил старик.

– А я почем знаю? – Хэм недолго думая ударил хлыстом по спине кэмхорнов, задев мелкие роговые наросты, от чего животные заревели и резко прибавили ход.

На стволе в метрах пяти от земли сидел мужик (или некрасивая баба) и глядя вниз постоянно что-то выкрикивал. Содержание выкриков и тех кому эти крики обращены, было пока не разобрать. Еще через пару сотен метров из-за песчаной дюны появится полная картина происходящего. Под стволом мог оказаться кто угодно, но мужики точно знали одно – проехать мимо не получится. Изгиб дороги проходил как раз в том месте, где на стволе сидел неизвестный. Как же это всё было не кстати, когда до первого привала оставалось рукой подать. Кумаки ничего друг другу не сказали, но в глубине души практически в один голос процедили "твою ж та мать".

Вывалив из пасти темно фиолетовые языки, вокруг ствола на задних лапах метались кайоны. Вязкая слюна разлеталась в разные стороны, часть свисала пружинящими каплями в уголках пасти, мерзко пузырясь. Пытаясь достать мужика (теперь это было видно точно) кайоны прыгали на сильных задних лапах, клацали зубами. При каждой новой неудачной попытке хищники недовольно рычали, проскальзывая когтями передних лап по стволу дерева. И снова подпрыгивали. В некотором смысле, кумаки вздохнули с облегчением. Кайоны твари свирепые, но тупые и справиться с ними куда легче, чем с той же обоймой сэтов, но всё же нужно сохранять осторожность. Напоминать об этом себе каждый раз не требовалось. Быть осторожным – значит быть живым.

Ближний к дороге кайон глухо выдохнул и замертво упал под ликующий восклик Хэма, который уже закладывал следующий булыжник в пращу. Через несколько секунд еще один зверь упал рядом с тем же глухим выходом. Только после этого два оставшихся кайона остановили адскую пляску вокруг ствола и оскалили свои пасти на приближающихся кэмхорнов и телегу с кумаками.

– Помогли чем смогли, дружище. Не обессудь, – проорал сквозь весь гвалт Хэм сидящему на стволе. В это же секунду повозка резко подскочила на рытвине. Эол резко потянул за вожжи, но обезумевшие от страха и суеты кэмхорны понесли телегу по дороге не вписываясь в поворот. Ещё пару десятков метров и повозка вместе с пассажирами и собственно кэмхорнами угодит в кувет. Из последних сил старик натянул вожжи посильнее и дернул тормозной рычаг телеги. Повозку резко дернуло и Хэма, который до этого отлично ловил равновесие, бросило на землю. Он кубарем покатился по песчаной дюне, став новой интересной добычей для хищников. Всё решали доли секунды и руки старика не подвели. Точнее его арбалет. Два быстрых выстрела. Два арбалетных болта в две безмозглые башки. Убедившись, что выстрелы достигли цели, старик бросил арбалет и схватился за брошенные вожжи.

– Чтоооо? Чтооо вы наделали? Изверги! – послышалось сверху, со стороны ствола.

– Ты как там? – параллельно прокричал Эол.

– Нормально.... хоть что-то из твоего мусора, полезным оказалось. – Хэм пытался избавиться от залетевшего в глаза песка. Сквозь слезы его взгляд уперся в взъерошенную, покрытую каплями слюны голову кайона. Разинув пасть, зверь смотрел на Хэма четырьмя мертвенно побелевшими глазами. – Ох ты ж...

По лицу струями текли слезы, мужик вывернул толстовку и протер глаза и тут же посмотрел на ствол, где сидел спасаемый. Мужик с дерева продолжал орать:

– Чтооооо, чтоооо вы наделали? – он точно не был лучшим в ползание по деревьям. Совершенно непонятно как с такими умениями ему удалось залезть на дерево невредимым. Быстро сделать это самостоятельно, чтобы не стать добычей кайонов, у него точно бы не получилось, ведь сейчас слезть со своего насеста у него получалось крайне неуклюже, так как ему мешала его широкая мантия-накидка, которая то и дело цеплялась за сучья. – Нет, нет. Нет, не... НЕТ. Нет. Изверги... недотепы, – причитал мужик с дерева.

– Он умом тронулся что ли? – предположил Эол, медленно пошедший к Хэму.

– Чево? – недоумевал Хэм. – Кто тронулся? А? – Хэм сложил руки рупором, чтобы его было лучше слышно мужику, который кряхтел повиснув на очередном суку.

– Могли б и поблагодарить! – обращаясь к мужику на дерева прокричал Эол, также сложив руки рупором. – ...Хотя и случайная помощь вышла, – уже вполголоса закончил старик.

Мужик продолжал кряхтеть и неткать. Спуск ему давался явно тяжело. Уже у самой земли, комичности ситуации добавило его неуклюжее, как и всё до этого, падение на задницу. Эол и Хэм только из уважения перед незнакомцем не стали смеяться в полный голос, но от души поржали про себя. Со всем достоинством неизвестный подскочил на ноги и подбежал к кумака.

– Вы что ж гады такие наделали? Весь мой труд на смарку. Целый год... – не дожидаясь ответа, мужик наклонился к туше кайона, валявшегося под ногами Хэма. Неизвестный так был сосредоточен на своей проблеме, что ему видимо и вовсе не нужен был ответ. Он прощупал кайона, аккуратно провел рукой по загривку, где выступали чешуйчатые наросты, и принялся вытаскивать арбалетный болт из его черепа. Это было непросто, в итоге мужик оставил эту затею.

– Эт, дядя! – закипал Хэм. – Ты чаво здесь несёшь? Эээээээ... – мужик как будто совсем не реагировал. – Мужик!? Ты нормальный? – Хэм подхватил спасенного и начал трясти за грудки, матая в зад в перед.

– Хэм! Хэм, полегче, – Эол вклинился между напарником и неизвестным. – Оставь человека в покое. Ты видишь он в шоке...

Хэм и сам был в шоке, всё пытался понять что его смущает в данной ситуации больше всего. Может мужик, который сидел посередине тракта на дереве, в целом спокойно, в то время пока на него клацали зубами кайоны или его странная реакция на помощь? Может быть телега-клетка, которая стояла поодаль в кустарнике и от которой к дереву тянулась веревка? Клетку он приметил не сразу, но когда она попалась на глаза, всё стало ещё непонятней. Все становилось страньше и страньше...

– Смотри хрен какой, в шоке он. – Хэма от неожиданной активности одолела одышка, слова прерывались на глубокие вдохи и выдохи. Незнакомец явно задел его за живое. Для него в жизни всё предельно ясно и прозрачно. Тебе помогают – говори спасибо. Здесь цирк прям какой-то получался.

Незнакомец выпрямился, отряхнул своё широкое одеяние и глубоко выдохнув через нос представился.

– Александр Ди`Орлов! К вашим услугам!

Мужики от неожиданности озадаченно скривили лица. Эта реакция вполне могло сойти за вопрос: "Что здесь вообще происходит?". Незапланированная никаким образом спасательная операция явно затягивалась и кумакам это не нравилось. Могут быть не самые лучшие последствия. Чем быстрее продолжится конвой, тем лучше. Самое главное затемно успеть до первого привала. Видимо сам Александр понимая, что вся ситуация для кумаков выглядит крайне странно, перешёл незамедлительно к объяснениям.

– Прошу прощения, уважаемые, за мой вспыльчивый характер. Иногда я просто не могу сдержать эмоций и из-за этого, конечно, попадаю в неловкие ситуации. Вот как сейчас, например. Моё теперь редкое общение с людьми, дает о себе знать. – Александр немного задумался, пристально разглядывая кумаков, явно делая какую-то оценку, – Всё верно. Вы увидели как некто сидит на столбе под которым рычат и брызжут слюной голодные кайоны. Незамедлительно поспешили на помощь...

– Ну не то чтобы поспешили... – почти не слышно вставил Хэм.

– И вот, что вы получили в ответ. Яростную неоднозначную, полностью противоречащую обстоятельствам, реакцию незнакомца. – снова ненадолго задумавшись Ди`Орлов добавил – Простите...

– Ладно, бывает... – махнул Хэм.

– Всё из-за того, что наши с вами взгляды на ситуацию... – снова небольшая пауза, – сложились из наличия разной информации о начальной, так сказать, отправной точки к ней приведшей. – Ди`Орлов снова выдержал паузу. – Позвольте мне всё объяснить. Итак, как я и сказал, меня зовут Александр Ди`Орлов. – продолжил мужчина. – Я грахак. Исследователь и экспериментатор, познаватель природы и природных явлений. Долгое время моей Альма-матер... – еще одна пауза, – был Аинский Лекторат, где я изучал строение живых существ. Но после одного – пауза, Ди`Орлов хотел видимо подобрать какое-то едкое слово, но так ничего и не подобрал, – ...инцидента, о коем сейчас нет никакого смысла говорить, мне пришлось отправиться в скитания. Итогом которых стала моя ферма "Повиновение", в вашей всеми любимой Степи. – Александр Ди`Орлов постарался не выдавать своего глубокого искреннего отвращение к здешним местам. После благоухающих зеленью улиц его любимого Аина, Степь для грахака была воплощением наказания за все прегрешения ему приписанные. – И теперь под вашими ногами трупы, прошу прощения, ... труды моих научных изысканий.