Текст книги "Переговорщик"

Автор книги: Роман Дингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

С Богом.

Помоги мне, скала, прошу тебя…

Веревка натянулась до предела, но выдержала. Если не делать рывков, то она должна спокойно нас двоих выдержать.

– Положи мне голову на плечо, Тань, я не вижу стену…

Она послушно положила голову, стараясь держать больную руку на отлете, но я все равно умудрялся как-то задевать. Таня молча терпела. Руки горели от напряжения. Удержать двойной вес было очень сложно, но выбора не было, кроме как свободного спуска. А я ещё, к сожалению, забыл свои перчатки внизу. И совсем некстати несколько капель дождя упали на лицо. Черт…

– Мишка?

Почему-то мы вдруг застряли…

– Миш, я, кажется, зацепилась обвязкой, – подняла Таня голову.

– Чувствую.

И я растерялся. Уперся ногой в скалу и попытался подтянуться. Не вышло, стена была уже мокрой. Нога съехала, но я успел выставить колено, притормозив удар об скалу и содрав кожу. Но не помогло. Таня чуть слышно застонала и откинула голову, безвольно повиснув на мне…

– Блин… Таня! Слышишь? Тань, я не удержу нас, очнись!

Я поцеловал ее. Я целовал ее глаза, губы, разбитые в кровь, целовал неистово, как в последний раз… Нет, не ради удовольствия. В безвыходной ситуации это иногда равносильно легким пощечинам.

Она очнулась. Слабо пошевелилась:

– Больно, Миш…

– Знаю, знаю. Потерпи, только не бросай меня, я не удержусь. Давай, попробуем подтянуться, Танюшка. Ты ногами за моей спиной, я – за твоей.

– Осторожно! – снова зашипела рация на плече.

– Пошел нахрен, – зарычал я. – Раньше надо было думать…

– Не ругайся, – напряжённо сказала Таня. – На раз-два-три?

– Да. Раз… – я напрягся. – …Два… – выручи, скала, не подведи… – Три!

Я дернулся наверх в бешеном рывке. Таня тоже дернулась, вцепившись зубами от боли в мою страховочную обвязку. У нас получилось – обвязка слетела с каменного зуба. Но это только ухудшило все. Мы не удержались. И клинья, не выдержавшие двойной вес, тоже нам не помогли.

Я еще пытался судорожно схватиться за что-нибудь, расставив руки, но не вышло ничего.

– Мишка…

Я успел заметить побелевшие губы Тани и улыбнулся:

– Все будет хо…

Удар был сильным. Но я не вырубился. Помню, что обхватил голову Тани, стараясь защитить от удара о камни, выворачиваясь в полете так, чтобы она упала на меня. И почувствовал, как хрустнули кости на моей левой руке, когда мы ударились об землю, пробивая всё плечо тонким синим лучом боли. Вот тогда я почему-то подумал, что сейчас готов отдать все на свете, чтобы этого не произошло.

И пришла темнота.

Мне не было больно. Я даже удивился. Поднял голову, и зажмурился от света. Обвязки на мне не было. И Тани тоже…

Я сел, оглядываясь. Мы разве здесь были? Где горы? Совершенно ровная земля. Сухая, безжизненная пустыня. Без каких-либо намеков на холмы или горы, растительности… Завертел головой и увидел Таню, которая лежала неподалеку. И дышала. Что меня еще удивило, так это то, что на ее лице не было и намека на ушибы, которые она получила при падении.

– Танюшка…

Я подполз к ней и взял за руку. Она не отреагировала. Я осторожно тронул ладонью её щёку:

– Тань, ты слышишь меня? Таня!

Она открыла глаза, но не ответила. Потом долго смотрела на меня, протянула руку и погладила по лицу.

– Танюшка, родная… Ты жива!

Она покачала медленно головой и снова закрыла глаза.

– Ты бери её, а я его возьму.

Я резко обернулся и сунул руку за спину, туда, где у меня висел на поясе складной нож. И присел, когда увидел говорящих…

Высокие, гораздо выше меня. Какие-то одинаковые и нелепые. С большими крыльями за спиной. С белыми, без зрачков, безжизненными глазами. И с длинными, скрюченными когтями на пальцах.

– Вы… кто?! – Я все-таки вытащил нож и выставил перед собой. – Не подходи!

– Смотри-ка, – ухмыльнулся один. – Боевой. Давно такого не было.

Один из них подошел ближе и уставился на меня:

– Подошел. И что теперь?

– Не подходи… – растерянно повторил я, продолжая держать нож перед собой. – Кто ты?

Второй двинулся к Тане. Легко поднял ее и повернулся к нам:

– Брарро, скорее! Нам еще двоих надо забрать.

Тот, кого назвали Брарро, протянул ко мне лапу:

– Не дергайся. А то будет больно.

Я отскочил и одним движением пробил ему лапу ножом. Брарро сначала усмехнулся, но вдруг присел и звучно зашипел. Расправил крылья и отступил на шаг назад:

– Крумо длаа! Пра’ррта!

Я растерянно наблюдал, как его ладонь обуглилась на месте раны. Он взмахнул лапой, подул на нее и развернулся ко мне:

– Ты кто? Я убью тебя! Твое имя, человек!

– Я… я… меня зовут Танго, – ответил я. Почему именно Танго – и сам не знаю, просто вдруг пришло в голову.

И почему второе имя?

– Танго? Откуда у тебя этот нож, человек?

– Какая тебе разница? – спросил я. – Нашел его!

– Врешь! – Он с опаской косился на нож. – Тебе дал его Пустынник?

– Кто это? Отпусти ее! Или не ручаюсь за себя! – снова заорал я, когда увидел, как второй медленно отходил в сторону с телом Тани и склонился над ней, поднимая. Тот замер и неуверенно обернулся к первому.

– Давай поговорим, Танго? – Брарро подошел на безопасное расстояние и вытянул ко мне лапу. – Чего ты хочешь?

– Отпусти ее! Отпусти нас! – Я тоже выставил перед собой руку с ножом, готовый к драке.

– Но ваши имена внесены в списки Исхода. И вы должны уйти в предназначенное место. Хотя, до конца не уверен насчёт тебя. Но это неважно.

– Какие такие списки?! Отпусти ее, я сказал! Клянусь, и отсюда в тебя попаду! – прорычал я, подкинув нож в руке.

Второй медленно опустил Таню на землю и выпрямился, угрожающе шевельнув крыльями.

– Понимаешь… – Брарро не спускал глаз с ножа. – Судьба каждого из вас – уйти по окончании жизни в предназначенное для этого место.

– А мне что приготовлено? Ад, небось?

– Что это? – удивился Брарро. – Ад? Первый раз слышу.

Теперь удивился я:

– А вы откуда?

– Из Мира Тишины. И у каждого из вас есть предназначение. Кто-то вернется назад в новом обличье, кто-то останется навсегда в Мире.

– Так я в Мире Тишины? – спросил я.

– Нет. Есть еще одно место. Пустыня называется. Куда попадают те, чьи имена в Смутных строках. То есть, еще не ясно, уйдет ли он в Мир Тишины или вернется обратно. И, когда мы забираем его, по прибытии в Мир строки меняются.

– Вы его отпускаете?

– Зачем? – шевельнулся второй. – Оставляем в наказание, чтобы был умнее в другой раз, если не был осторожен со Смертью.

– То есть… – задохнулся я. – Вы его не отпускаете? Но его миссия ведь не закончена, вы же сами так сказали! Ты сам себе противоречишь! А где соблюдение баланса природы?

– А кого это волнует? – затрясся от смеха Брарро. – Ты думаешь, кому-то охота этим заниматься?

– Я займусь. Отпусти ее! – Я взмахнул ножом.

Второй присел, и зашипел, расправляя крылья. Брарро быстро поднял лапу, останавливая его:

– Тль’рэска! Погоди, Танго… Один вопрос. Ты знаком с Пустынником?

– Да нет же, говорю тебе!

– Лжёшь.

– Даже если и вру, тебе-то что?

– Ты с ним не знаком, но у тебя его нож… – задумчиво произнес Брарро. – Я должен посмотреть Списки.

– Тоже хочу! – совершенно неожиданно для самого себя брякнул я.

Второй захрюкал. До меня не сразу дошло, что это просто смех.

– Чего смешного? – угрожающе спросил я.

Сейчас меня распирало. Я готов был дать по морде этой безглазой твари, если он еще раз тронет Таню. Или хрюкнет. Страха не было, лишь какая-то непонятная злость на происходящее.

– Он пошутил, Танго. Просто Списки могут читать не все, тем более – люди. Это не для вас.

– А ты попробуй, может, смогу.

– Ладно. Только не говори, что тебя не предупреждали. И нож убери. Не бойся, не трону…

Я убрал нож в карман. Брарро легко подхватил меня и поднял наверх. Отбросил в сторону, да только я не упал, оставшись висеть в пустоте… Крылатый взмахнул лапами и нарисовал какой-то узор в воздухе. Стало светлеть, и вдруг у меня перед глазами вспыхнули ярко-синим строчки. Я закрыл глаза и вытянул руку, защищаясь от жара, от ледяного такого жара, если так можно было назвать это ощущение. И почувствовал под пальцами живое тепло. В следующую секунду я заорал, когда по пальцам полоснуло чем-то раскаленным. Но руку не отдернул – боль словно вцепилась в пальцы, притянув к себе. Открыл глаза и с удивлением уставился на свои пальцы, которые саднили и дымились. Заскрипев зубами от боли, снова тронул строчки и увидел, как они послушно сложились под пальцами, образовывая непонятные слова.

Ага… А если так?

Я быстро брал буквы, и складывал из них имя. Сначала свое, потом – имя Тани. Мое имя вспыхнуло серо-желтым светом. Потом переместилось в другой столбик с именами, ползущими наверх. А вот Танюшкино окрасилось оранжево-черным, и поползло куда-то вниз…

Стоять!

Я схватил строчки, живые, непослушные, связанные будто невидимой нитью, чувствуя, что сейчас отрублюсь от боли. Попытался вставить их в столбик негнущимися пальцами, где уже значилось мое имя, но не получилось. Буквы вспыхнули и растаяли в воздухе, но потом снова появились в другом ряду, окрасившись оранжево-чёрным.

Твою мать… Что я сейчас сделал?

Брарро с нескрываемым изумлением смотрел на мои дымящиеся пальцы, потом потрясенно произнес:

– А ты ведь и вправду умеешь читать Строки, Танго… Кто ты?

– Страшный и могучий Чингачгук, – криво усмехнулся я, стараясь унять растущую боль. – Бойся меня, ибо страшен я в гневе, как и мой томагавк, не знающий пощады к бледнолицым.

– Что?! – так же изумленно спросил второй. – Это Слова Пустынника?

– Сам ты… дурак… – ответил я, чувствуя, как почему-то слабею. – Опусти меня вниз.

Он послушно опустил меня на землю:

– Ты все видел сам, Танго. Твоё имя в Смутных списках. Ты ещё можешь вернуться. А ее забираем.

– Пожалуйста, нет… Меня возьми, – обессилено опустился я на землю. – У неё маленькая дочка, Брарро.

– Мне всё равно, – спокойно возразил он. – Мы выше этого. То, что осталось там, у вас, нам не интересно. Мы – Сопроводители. И наша задача – доставить вас в нужное место согласно Спискам. Ты не можешь ничего сделать.

Второй подхватил Таню и взмахнул крыльями. Я думал, что он сейчас неторопливо полетит, но он вдруг просто исчез.

– Отдай!!! – зарычал я. – Отдай ее!

– Нет. И теперь ты вообще не сможешь ее забрать. Никогда не думал, что так скажу, но я сожалею, человек. Из Мира Тишины никто не возвращается просто так…

– Сука ты. И он тоже, – кивнул я головой вслед второму. – А мне что делать? Или помнить ничего не буду?

– Не знаю. Возвращайся. Тебе еще есть что делать в твоем мире.

– Но… как? Шагнуть куда-то? Пальцами пощёлкать? Или посвистеть?

– На твоём ноже – дорога домой. Для этого он сделан. Надеюсь, мы больше не встретимся, Танго. Или не скоро. Живи.

И он исчез.

Я долго смотрел вслед, пытаясь хоть как-то мысленно заполнить пустоту внутри. Вот что мне делать? Ещё ощущалось присутствие Тани, ещё помнил её прикосновение, её дыхание, взгляд… Но пустота внутри начала медленно и неотвратимо забирать эти ощущения.

Я глубоко вдохнул и закрыл глаза. Что делать-то? Чего там этот крылатый ляпнул? На ноже? Дорога домой? Я обессилено опустился на землю, тупо глядя на свой нож. На простую, тяжелую рукоять с деревянными накладками. На мощное, чуть изогнутое лезвие, покрытое вычурной резьбой… Этот нож я купил на барахолке совершенно случайно. Шел по рынку, задумчиво разглядывая всякую чепуху, которую вынесли на продажу. И наткнулся взглядом на потрепанный кожаный чехол, валявшийся вперемешку с какими-то заржавевшими ключами и проводками. Что меня толкнуло – не знаю, но я взял чехол, выудил из него складной нож. Да так и не смог вернуть его продавцу, суетливому старичку со слезящимися глазами. Купил за совершенно смешную цену. И никак не мог оторвать взгляд от гравировки на лезвии… Непонятные значки, переплетенные узорами и причудливыми цветами, вязью идущие по верхней части клинка, над спусками заточки. Очень тонкая и красивая работа. А потом нож стал постоянным спутником и в городе, и в горах. Удобный, тяжелый, постоянно острый – я в нем души не чаял. А он словно благодарил за то, что вытащил его из кучи мусора и забрал к себе, выполняя всю работу, которую я ему подсовывал… Потом кто-то из знакомых мне сообщил, что на лезвии выгравированы руны. Старые и непонятные.

Руны.

Руны?!

Медленно поднял руку, выставив лезвием вперед открытый нож. И начертил в воздухе один из знаков, первый, который уже просто знал наизусть. Что-то неуловимо изменилось, словно расколов воздух, как будто я разрезал его этим знаком. Я с недоумением посмотрел на блеснувший в воздухе почти прозрачный разрез, и сделал еще один, начертив другой знак, который был изображен следом за первым. Разрез стал шире. Так, кажется, понятно… Я быстро дорисовал руны и онемел.

Воздух прочертило яркое сияние. Потом на том месте, где я чертил знаки, замерцало темно-багровым цветом пятно. Осторожно сунул туда руку. И провалился внутрь, как будто меня что-то с силой втащило в пятно…

…Когда меня нашли, я сидел на камне совершенно голый и без единой царапины, сжимающий складной нож с почерневшим лезвием в скрюченных, обожженных пальцах. Так мне сказали, потому что совершенно ничего не помнил. Спасатель, который до меня добрался первым, никак потом не мог понять, как я выжил после падения с высоты в сорок с лишним метров. Причем на мне не обнаружили даже легкого синяка, кроме ожогов на пальцах. А тело Тани нашли в десятке метров от меня. Целой осталась только голова, которую я закрывал руками в попытке защитить ее. Все остальное было переломано…

Я не видел, как перекрестился один из спасателей, когда я опустился на колени и поцеловал Танюшку. А потом заплакал, прижав её к себе, и долго качал, словно убаюкивал…

…Мне тогда долго восстанавливали память. Она частично вернулась, с помощью специалистов-гипнотизеров.

Но я все вспомнил, когда отчистил черное лезвие ножа, который на целых двенадцать лет спрятал в шкаф.

*******

…Я сидел на лавочке, пытаясь раскурить сигарету на ветру. И увидел, как передо мной кто-то остановился.

– Простите…

Я поднял голову:

– Да?

– Мы знакомы?

Я его узнал. Это тот самый человек, с которым мы в последний раз чуть снова не сцепились с Брарро.

Странно, он что, помнит меня?

– Не думаю, – пожал плечами. – Вообще-то, я тихий человек, и у меня почти нет знакомых.

Человек вздохнул, продолжая пристально смотреть на меня. Потом присел рядом:

– Но все же у меня ощущение, что я вас знаю. Будто мы с вами встречались. Причем в таком месте, куда не каждому суждено попасть.

– Я не хожу по сомнительным местам. Думаю, вы просто ошиблись…

Он помолчал. И откинулся на скамейке, сунув руки в карманы:

– Вы знаете… Вам никогда не снились сны? Странные, пугающие? Мне приснился один раз. Будто я умер, и попал в странное место. И за мной пришли дьяволы. Или ангелы смерти, не знаю. Похожие на тех, что часто рисуют в разных книжках. И ощущение, что это конец, что уже все, не видать мне больше ничего этого… – обвел он рукой вокруг себя, – …не покидало меня. Я куда-то шел, вспоминая дорогу, но не мог найти. А потом пришли они, эти ангелы. Или как их там…

– Зачем? – Я с интересом уставился на него, ожидая его версию произошедшего.

– Не знаю, – пожал он плечами. – За мной? Может быть. И я понял, что это мой последний путь. Но тут появились вы… Вернее, не вы. Но он очень был похож на вас. Он даже говорит так же, с легкой хрипотцой, я это хорошо запомнил.

– И что я, вернее он, сделал?

Хорошая у него память, однако…

– Ничего. Вы просто забрали меня у них. Поспорив, что я не прожил свою жизнь сполна. Ангелы проиграли, насколько я понял. Потом мне стало больно. А потом ничего не помню…

Человек смолк. Долго смотрел куда-то вдаль, потом тихо произнес:

– А знаете, я и вправду не прошел до конца свою жизнь. Она только сейчас для меня начинается. Я ведь попал под машину, когда шел на очень важную встречу. И не был уверен в успехе, но теперь все выходит, как нельзя лучше.

Я опять закурил. Он тоже.

– Думаю, тот, который вытащил вас оттуда, был бы рад сейчас услышать ваши слова. И искренне надеюсь, что он не зря это сделал.

– Спасибо, – кивнул он головой. – Мне удалось убедить Министерство в том, что создание сети приютов для детей-бродяг – дело очень важное. И удалось добиться большего. В приютах будут школы.

Я повернулся к нему:

– Серьезно? Это очень хорошая новость! Теперь, я более чем уверен – тот человек очень бы обрадовался, узнав, что он тоже сделал доброе дело.

– Надеюсь… – Человек поднялся и протянул мне руку. – Спасибо, что поддержали беседу.

– Всегда рад, – пожал я руку в ответ.

– Всего доброго!

Человек пошел по аллее, но потом развернулся ко мне и тихо сказал:

– Очень вас прошу: если увидите его, того, кто меня вытащил оттуда, просто передайте ему мое искреннее спасибо.

Я не ответил ничего, только кивнул головой.

– Так ты готов? – спросил Боря и вздохнул.

– Да, всё, иду уже.

Я никак не мог найти маленькую записную книжку, в которой были записаны старые телефоны. И уже приехал Борька. И уже надо было выходить. Пришлось в темпе ворошить большой шкаф, в котором у меня хранилась всякая мелочь, разбросанная по коробкам. И выбросить бы половину, но жаль как-то… Перевернул две коробки, быстро пошарил в куче и стал запихивать обратно. Когда нащупал старый кожаный чехол, то сначала не поверил своим глазам.

Нож!

А я уже думал, что потерял его. Сунул его в карман, поднялся, оставив остатки барахла на полу. Черт с ней, с книжкой, потом найду. Снова затрезвонил мобильник.

– Да иду, иду… – проворчал я, подхватив рюкзак.

Взял связку удочек и выскочил из дома, тщательно захлопнув дверь…

– Чего так долго? – буркнул Боря, заводя машину. – Всю рыбалку проспим!

– Не проспим, не переживай, – примирительно сказал я, усаживаясь поудобнее. – Двинули?

– Двинули. Пристегнись!

Я пристегнулся.

– Знал бы, что ты такой копуша – не стал бы ждать, – незлобливо сказал Боря, выруливая на почти пустую трассу.

– Да что ты говоришь! И что бы ты там один делал?

Борька надавил на педали:

– Сходил бы в деревню, за самогоном. Потом напился бы в одиночку и начал бы танцевать голышом. Под луной!

– Почему под луной? – улыбнулся я.

– Ты ничего не понимаешь! – сказал Боря. – Это же романтично! Представь: ночь, костер, пустая бутыль из-под самогона… Река плещется, птицы ночные орут. И я! Один! Танцую под луной! – Он бросил на меня взгляд и звонко расхохотался: – Правда, после литра самогона я буду тот еще танцор. Комары засмеют…

Я подбросил в костерок пару сучьев потолще и, откинувшись на спальном мешке, закурил.

Вечерело. Облака медленно тянулись тонкими лепестками по небу, окрашенные заходящим солнцем в ярко-розовый цвет. В воздухе плясал табунок мелкой мошкары, перемещаясь с места на место. Носились стрижи, время от времени подныривая на скорости к воде, потом опять взмывали вверх, чуть не врезаясь друг в друга. И как они так умудряются разлетаться – ума не приложу…

– Хорошо-то как… – протянул Борька, почесав в затылке. И подпрыгнул: – Ешкин кот, клюет!

Он рванулся к спиннингу. Сделал резкую подсечку, и начал остервенело крутить катушку с леской. Спиннинг выгнулся дугой, затрещав на стыках. Крупный кто-то, однако.

Я вскочил, подхватил подсачек:

– Боря, держи его! Только не упускай!

– Не дождешься… – пропыхтел друг, воюя с катушкой. – Лишь бы этому гаду не вздумалось сорваться.

– А ты не давай!

Я залез в воду, держа подсачек в руках. Боря продолжал выводить рыбину, бледный и напряженный. И чего так переживать, подумаешь, рыбу тащит… Наконец-то мелькнул тот, кого мы пытались вытащить. Не знаю, кто это, но немаленький. Огромный хвост на мгновение показался над водой, хлопнул по поверхности и снова исчез, заставив жалобно заскрипеть несчастный спиннинг.

– Ух, ты… – выдохнул Боря. – Не упущу…

Мы все-таки выволокли рыбу. Сома. Килограмм эдак на тридцать. Он лежал на берегу, огромный, головастый, и тяжело раскрывал пасть, в которую запросто уместились бы два моих кулака.

А мы сидели рядом, уставшие, измученные, но счастливые донельзя, и курили, неспешно обсуждая трофей.

– А знаешь, какие пельмени из него вкусные… – мечтательно говорил Борька, лениво трогая голой ногой хвост сома. Рыбина недовольно отзывалась, елозя хвостом по песку.

– Пельмени – это да… Но копченый – он просто во рту тает.

– А ты умеешь коптить? – спросил Борька.

– Конечно. Дед научил. И чего там уметь-то? Прямо здесь можно закоптить.

– Да ну? – подпрыгнул Борька. – И чего мы сидим?

– Не знаю, – зашвырнул я окурок в реку. – Копай яму.

– Какую?!

– Обыкновенную. В метр глубиной. Для коптильни. А я пока подготовлю все, что нужно для этого. Нож есть?

– Да, вон, в моем рюкзаке, в левом боковом кармане возьми.

Я перевернул его рюкзак, отстегнул клапан и вытащил нож. Столовый. С закругленным концом. Из какой-то дурацкой мягкой нержавейки.

– Это что?! – изумленно спросил, рассматривая нож.

– Как что? Не видишь, что ли? Нож! – гордо сказал мой друг.

Я покатился со смеху.

– И чего смешного? – обиделся Борька. – Он, между прочим, очень даже режет все! И мясо в том числе!

– Не сомневаюсь. А я вот свой нашел. Думал, что потерял его, подзабыл, что в шкаф просто убрал.

– И где он?

Я вытащил из кармана чехол:

– Со мной, конечно. Только немного лезвие бы почистить. Не помню, чем его запачкал… – Я щелкнул кнопочкой чехла, открывая. – Кстати, а сейчас и почищу. Ты пока яму в песке здесь копай. Примерно по пояс. Потом стружек настрогаю и сома разделаю.

Борька вздохнул и достал из багажника небольшую складную лопатку. Бросил на меня несчастный взгляд и принялся неторопливо копать.

Я открыл нож. Ну, здравствуй… Жалко, что ты не умеешь говорить, хоть рассказал бы мне, где я так тебе лезвие закоптил-то. Сейчас все исправлю, ладно? Присел у воды на небольшой камень, зачерпнул мелкого речного песка и осторожно прошелся им по лезвию. Потом еще, каждый раз аккуратно ополаскивая нож в воде. Я не боялся ржавчины. Почему-то помнил, что этот нож ни разу не ржавел, будто заколдованный. И улыбнулся, когда наконец-то из-под слоя черного нагара блеснуло лезвие. Ну вот и чудесно. Я тебя запачкал, я и почищу. Извини, что забыл о тебе.

– Ух, какой… – протянул Борька, подходя ко мне. Швырнул лопату, и устало опустился рядом. – Красивый нож. Купил? Или сделал сам?

– Не помню, – сказал я, внимательно рассматривая вычищенное лезвие. Интересно, что эти знаки означают? – Ты не поверишь, но я знаю только, что он со мной очень давно. Служит верой и правдой. Только вот почему я его в шкаф убрал? Ты не в курсе, случаем? Хороший ведь нож.

– Да ты вообще сплошная загадка, – улыбнулся Боря.

Я не ответил, продолжая рассматривать лезвие. Очень тонкая гравировка. Линии, изящные и гармоничные, переплетающиеся с какими-то значками. Что-то смутно зашевелилось в голове. Я прикоснулся к значкам и вздрогнул, когда они вдруг засветились. Слабо так, почти незаметно. Но я это увидел. Только я? Интересно, Борька заметил?

– Светится… – негромко сказал я, повернув лезвие на свет.

– Что? – спросил Боря. – Что светится? Нож?

– Ага. Видишь? – поднес к нему лезвие поближе. – Вот! Смотри!

– Да ничего там не светится, Миш… Закат отразился, а тебе уже и мерещится всякая ерун… Миш, а чего это?! – вдруг хрипло спросил друг и показал на мою руку.

Я недоуменно посмотрел на друга и поднял руку:

– Чего?

И в следующую секунду завыл от боли, когда на кончиках моих пальцев вспыхнул огонек. Небольшой, почти прозрачный, он начал менять цвет, на глазах превращаясь в ярко-синий. Я прыгнул к реке и сунул руку в воду. Но это не помогло. Огонек продолжал так же спокойно гореть и под водой, обжигая кожу… Что за черт?

– Мишка, что происходит? – спросил очень спокойно бледный, как мел, мой друг.

– Не знаю… – повернулся я к нему. – Мне больно, Борька…

Стало светло. В голове нарастал шум, сначала слабый, и потом на меня обрушился шквал боли. Перед глазами замелькали картинки, цветные, хаотичные, неясные. Кто это? Что это? Отпустите меня!

Упал на колени, упершись ладонями в песок, прокусив до крови губу. Я, кажется, вспомнил…

– Мишка! – уже заорал друг…

Нож снова засветился, но уже поярче. Да, я помню…

Я схватил его дрожащими пальцами и начал чертить в воздухе знаки, которые теперь четко светились на лезвии. Теперь помню, что делать. Вырезал в воздухе линию, похожую на ту, что сплетала между собой руны. Как будто поставил последний росчерк. Воздух словно лопнул, выплюнув темное пятно, расплывшееся туманом в воздухе. Борька качнулся и упал в обморок. А я провалился в пятно, закрыв глаза и выставив перед собой руки…

Что интересно, когда я подумал, что посреди этой безжизненной пустыни не мешало бы разбросать камни, то, когда повернулся, увидел за спиной каменную насыпь.

Опа! Откуда? Хм… А если я захочу, чтобы тут росли деревья? Попробуем? Я старательно зажмурился, потом быстро открыл глаза. Ничего… Снова. Нет, ничего не меняется. Резко развернулся. За спиной тоже ничего не появилось. И с этой стороны. Странно.

– И чего вертишься? – раздался хриплый голос за спиной.

Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Высокий, с белками глаз без зрачков, крылья… Он стоял, сложив когтистые лапы на груди, и с легкой усмешкой наблюдал за мной.

– Ты кто? – спросил я, выставив перед собой нож.

– Спокойно, Танго. Не делай резких движений. Особенно этим ножом.

– Боишься?

– Нет.

Я сложил нож и сунул в карман. Уселся на камень и уставился на него:

– Почему я не боюсь тебя?

– А чего тебе меня бояться? – чуть шевельнул он крыльями. – Ты меня помнишь?

– Нет. А почему ты меня назвал Танго?

– Это твое имя. Ты сам так представился.

Я долго смотрел на него, пытаясь разглядеть в неподвижных, мертвых глазах что-нибудь. Потом вздохнул:

– Я не помню. Вернее, помню совсем мало. Знаю про это место. Помню ощущение. Знаю немного о своем ноже. Я откуда-то знаю, что не все остаются здесь.

– Ты прав. Не все остаются.

– Я еще знаю, что откуда-то знаком с тобой. Кажется, ещё один с тобой был. Напомни мне – откуда я это знаю?? Пожалуйста… Я ничего не помню.

Крылатый вдруг хищно выгнул спину, расправляя крылья. Низко присел, зашипев, и выставил перед собой лапы. И медленно пошел на меня:

– Давно мечтал найти тебя, когда ты будешь слаб, Танго.

Он прыгнул и подмял меня под себя. Я ударился головой о землю и вскрикнул. Увернулся от удара лапой и резким движением сбросил Крылатого. Ударил его ногой и вскочил. Крылатый опять зашипел, гортанно так, зло. Встал, низко наклонив голову и дернул крыльями.

– Охренел что ли?! – выпалил я, переводя дыхание. – Что я тебе сделал?!

– Асмо’керо! Цриммо, Танго, ксима пль’ерра…

Он подпрыгнул и ударил меня в грудь так, что я отлетел метров на пять. От души хряснулся о землю, подняв невесомую желтую пыль. Закашлялся и кувырнулся вбок, уловив движение сверху. Крылатый грузно шлепнулся на то место, где я только что лежал, развернулся ко мне. Быстро схватил, приподнял одной лапой за шиворот и размахнулся, метя мне в лицо:

– Ты и вправду слаб, Танго. Лучше умри здесь, чем терпеть тебя еще несколько…

Он не договорил. Потому что я вспомнил всё, с самого начала. Дернулся и ударил его ногой в живот. Он выпустил меня, качнувшись. И тогда я ударил его еще раз. Кулаком, со сжатым в нем сложенным ножом. Крылатый свалился, но тут же взлетел, с земли, но не успел увернуться от моего следующего удара кулаком, прямо ему в грудь.

Он зашатался, выставив перед собой лапу:

– Погоди! Танго…

Я схватил его за скрюченные, когтистые пальцы, подтянул к себе, заставив опуститься на колени:

– Брарро.

– Но ты сказал, что не помнишь!

– Я вспомнил. И сейчас убью тебя, Брарро.

– Нет…

Одним движением я сломал ему скрюченные пальцы, дернув на себя. Ударил навстречу коленом в голову, резко развернул и отбросил в сторону. Он упал, беспомощно разбросав крылья, и глухо каркнул.

Я присел над ним и ухватил за крыло:

– Скажи мне, только честно, Брарро. Если я сейчас сломаю тебе оба крыла – что с тобой будет?

– Меня не станет.

– То есть – ты умрешь? Очень хорошо. Лучше умри здесь, чем терпеть тебя еще несколько лет. Так ты хотел сказать?

– Да. – Он с трудом поднял голову и посмотрел на меня. – Убьешь сейчас?

Я открыл зубами нож. Развернул крыло и пробил одним движением кожистую, жесткую перепонку крыла… Брарро зашипел.

– Это тебе на память, Сопроводитель. И еще один знак, чтобы не зарывался больше.

Я развернул его голову к себе и быстро взрезал ему на щеке серую кожу, оставив там знак. Сложил демонстративно нож и отошел. А он вдруг завыл. Тоненько так. Тихо и жалобно. Кожа на месте пореза задымилась. И вой постепенно перерос в визг, от которого заложило уши.

– Заткнись, Брарро. И убирайся.

Он замолк, медленно поднялся, и, шатаясь, побрел куда-то в сторону. Потом развернулся ко мне:

– Я все равно найду способ убить тебя. Ты пришел из Ниоткуда. Ты уходишь в Никуда. Ты решаешь за нас. Ты умеешь читать Списки. Но я не твой раб. Ты портишь нам жизнь своим существованием.

– А не было разговора, что ты раб, Сопроводитель. Я только говорю о соблюдении Законов Списков.

– Я помню, – остановился он. – Ты тоже помни, что только что сделал.

– Помню, помню. Исчезни.

Он тяжело подпрыгнул и стал таять в воздухе. Я проводил его глазами, и устало сел на землю. Что я только что сделал? Что я вообще делаю? Чувствуя, что сейчас сойду с ума, я закрыл глаза. Надо идти обратно… Нащупал нож рядом с собой, на земле, открыл его, вглядываясь в замерцавшие знаки на лезвии, и нарисовал их в воздухе. Протянул руку к появившемуся пятну, раздвинул его и оглянулся последний раз на пустыню.

Я еще вернусь.

Темнота жадно заглотнула меня, наглухо спрятав все звуки и ощущения.

– Танюшка… – Я открыл глаза и сел.

– Сам ты… Танюшка… – обиженно произнес Борька. – Ну и слава тебе, Господи, очнулся! Не пугай так больше, Миш…

Я поднялся, подошел к реке. Сел на корточки, долго умывался, потом развернулся к Борьке:

– Что я делал?

– В смысле?

– Я долго так валяюсь?

– Целую ночь.

– Чего?! – обомлел я, не замечая, как по груди скатываются капельки воды.

Борька вдруг сел и заплакал. Долго сопел, потом вытер рукавом лицо и произнес:

– Я не знаю, кто ты, Мишка. Ты упал, потом побледнел и застыл, будто мертвый. А потом начал что-то тихо говорить, будто спорил с кем-то. И говорил на каком-то непонятном языке… А потом… а потом – ты перестал дышать.

– Надолго?

– Почти на час. Я уже попробовал сделать искусственное дыхание, но не помогло. Сеть тут не берет, так что телефоном не было смысла пользоваться, – тарахтел Борька, нервно грызя грязный палец. – А что еще делать? Я ж не знаю. Так и сидел с тобой, думая, что буду всем говорить… И до города черт знает сколько ехать. И ты тяжеленный, как не знаю кто. Я уж было собрался, решился тебя дотащить до машины. А ты вдруг ожил. Дышал неровно, но потом все стало нормально. Ты где был? Кто ты?! – сорвался он на крик.