Текст книги "Первое правило диверсанта"
Автор книги: Роман Белоцерковец
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 8
Не могу сказать, сколько времени и сил я потратил на то, чтобы надежно захоронить тело несчастного, чья судьба переплелась с моей самым неожиданным образом. Несмотря на то что он ограбил меня и чуть не убил при этом, я его простил, зная, что на смертном одре не врут и его раскаяние искренне. Иначе и быть не может.
Я не мог оставить тело на растерзание диким зверям: даже мертвый, он заслуживал лучшей доли.
Вздохнув, я взялся за дело. Очистив небольшую площадку (много ли мертвецу нужно?), уложил на нее покойника. Прикрыл ему глаза и, сложив в почтении руки, прочел короткую молитву, более похожую на напутствие:
– Жизнь – это миг от восхода до заката. Смерть – прохладная тень. Я не знаю твоего имени, друг, но иди с миром и спокойным сердцем.
Я отсыпал ему немного табаку. Оружие и его личные вещи оставил при нем, взяв только свою сумку, и стал обкладывать тело обломками бетона, водружая надгробный курган. Приходилось часто прерывать работу из-за посторонних ночных шорохов. Я опасался, что тварь, убившая гнусавого и его компаньона, не одна в округе, и, помня, как молниеносно она напала, был чуток к любым, даже самым безобидным звукам. Чуть что-то достигало моего слуха, замирал с автоматом на изготовку, готовый превратить любого попавшего в зону поражения в кровавое решето. Но проходило определенное время и ничего не происходило, тогда я вновь принимался таскать камни и укладывать их над мертвецом.
Когда керн из камней и битого кирпича показался мне достаточно надежным, восточная сторона неба окрасилась багрянцем.
Скоро рассвет.
Со стороны ничто не выдавало, что здесь похоронен человек, я старался устроить все так, чтобы это больше походило на обвалившуюся стену. Следовало опасаться не только охочих до падали зверей, но и самых обычных мародеров: эти не погнушаются ничем и, не задумываясь, разграбят могилу.
Так, с этим я покончил, пора было подумать, что дальше.
Можно было бы продолжить путь, однако я сильно вымотался от непривычного для себя тяжелого физического труда. Ноги дрожали от напряжения: перетаскать пару тонн камней – дело нешуточное. Подхватив с земли сумку с документами, я с сомнением поглядел на нее (пломба сорвана), не испытывая при этом ни радости, ни удовлетворения, что она наконец-то опять оказалась при мне. Ради нее я готов был отдать жизнь, но она забрала две чужие. Стоило ли ее содержимое таких жертв? Это мне и предстояло выяснить. Только для начала нужно подыскать убежище, чтобы переждать до вечера, а заодно как следует обдумать, что предпринять дальше. И решил для себя, что лучшего места для этого, чем мое излюбленное убежище, мне не найти. Благо гнусавый и его почивший в чреве черной «кляксы» друг в своих неудачных ночных поисках двигались в нужном мне направлении, и пройти до знакомого двухэтажного дома нужно было всего пару километров.
Через час с небольшим подошел к знакомому подъезду. Как будто и не минуло полных двое суток, и я покинул это место всего несколько минут назад. Если бы не обилие происшествий, случившихся за это время, – сложившееся ощущение было бы полным.
Памятуя о том, как мой покой позапрошлым вечером был нарушен незваным визитером, я у входа в подъезд поставил на растяжку сигнальную ракету. Все-таки на мою жизнь гость не посягал, но и просыпаться в обществе чужака во второй раз не хотелось. Поэтому установил не гранату, а только свето-шумовую преграду. Такой сюрприз и меня оповестит, и чужака, если он опять заявится, отвадит.
Прямо на полу разложил конфорку, поджег на металлическом блюдечке таблетку сухого спирта и сперва подогрел вскрытую банку тушенки, а после поставил на огонь кипятиться кружку воды для чая. Съел мясо вместе с полученной в качестве подаяния кукурузной лепешкой. Пришлось добавить вторую таблетку сухого спирта, чтобы вода закипела, заварил чай и только тогда взялся за изучение злосчастной сумки.
Присев у окна, так, чтобы свет из щели между ставнями падал под нужным мне углом, и лишний раз, убедившись, что пломба сорвана, распустил тесемки и вывалил содержимое вализы у своих ног.
Денег, конечно, не оказалось, но письма на месте. Все двенадцать. И все вскрыты. Большая сургучная печать на каждом взломана. При таком раскладе их возвращение не играло особой роли в моей дальнейшей судьбе: я отвечал головой не за бумагу, а за информацию. Так или иначе – виновен.
Теперь мне нечего терять.
Открыл первый конверт и, пробежав глазами текст, отбросил в сторону: обычная бухгалтерия. Второе и третье – туда же: переписка главного казначея ГГО с инспектором по сбору налогов. Ты – мне, я – тебе. Хотя даже за эту невинную переписку обоих можно было смело поставить к стенке. К счастью для них, должностные злоупотребления меня сейчас мало интересовали.
Четвертый извлеченный из сумки конверт оказался пуст. Я покрутил его в руках и отправил вслед предыдущим, подозревая, что, кроме наличности, там ничего раньше и не было. Об этом я догадался, прочитав имена отправителя и получателя. Вот так разрушаются привычные жизненные устои – стоило раньше прочитать хотя бы одно из писем, ради которых я рисковал своей задницей и… да ничего бы, наверное, не произошло. Смиренно выполнил бы свои обязанности, получил честно заработанное вознаграждение и благополучно забыл, решив, что не моего ума это дело.
Стыдно признаться, но я никогда особо не вникал в то, что делаю. Мне сказали нужно, я ответил «так точно».
Я выбросил несвоевременные мысли о своей роли в мироустройстве из головы и продолжил изучение бумаг, и лишь одно письмо из всех вызвало у меня интерес.
Вот его содержание:
«Уважаемый Анатолий Иванович!
Я полностью разделяю вашу обеспокоенность по поводу интересующего нас объекта, и, к сожалению, не могу сообщить ничего нового или сколько-нибудь существенного. По прошествии пяти лет со времени обнаружения, несмотря на первоначальный прогресс, никакой положительной динамики не наблюдается.
Следуя достигнутых между нами договоренностей и установок, объект перемещен в естественные условия, и в данный момент состоит на егерской службе ГГО. Объект полностью адаптировался и кроме обрывочных сведений о своем прошлом ничего вспомнить не может, видимо, сказываются последствия длительной (я подозреваю более пятидесяти лет) нарколепсии.
Во всяком случае, его куратор ручается, что улучшений нет, наши контакты происходят ежемесячно, и никаких свежих сведений от него не поступало.
Объект по-прежнему убежден в мысли, что родился и вырос в одной из общин, в которой он проживал некоторое время в период его адаптации до перемещения в егерское подразделение.
Очевидно полное замещение базовой памяти вымышленной.
В этой связи считаю целесообразным физическое устранение объекта, ввиду невозможности его дальнейшего использования и возможных в будущем непредвиденных осложнений. Решение дальнейшей судьбы объекта возлагаю на ваше личное усмотрение и готов согласиться с ним, каково бы оно ни было.
Что касается сведений о возможном обнаружении координат, могущих способствовать расшифровке маршрута графически изложенного объектом в первые дни контакта, то высылаю на ваш запрос новую, составленную на основе трех отдельных глубоких экспедиций карту. Аналитический отдел усмотрел в подобной комбинации наибольшие шансы на благополучный исход вылазки, оценивая их как 94,46 %.
Но прошу учесть возросшие в разы попытки некоторых отдельных групп самостоятельно обнаружить город, именуемый в простонародье „Легенда“, в чьем существовании уже нет ни малейших причин сомневаться.
На этом фоне прошу увеличить муссирование слухов о возникновении в заброшенных районах города новых, неизвестных ранее форм мутантов, для усиления панических настроений и настороженного отношения к пропаганде некоторых противопоставляющих себя действующему порядку личностей, среди которых особенно усердствуют егеря. Которых я считаю фанатиками и нисколько им не доверяю.
Работать с ними неудобно!!! (Дважды подчеркнуто.)
Не понимаю, почему вы до сих пор не прижали всю их свору к ногтю? Но думаю, что у вас есть на то разумные причины, в которые вы не считаете нужным меня посвятить.
В свою очередь для надежной подпитки распространяемых слухов удваиваю работу в лаборатории по основному направлению. Уже готов новый вид сыворотки, на основе изначальной субстанции, усиливающей агрессивное воздействие радиации на исходный материал.
Однако полученные образцы крайне нестабильны, излишне агрессивны, полностью не подчиняемы и не способны функционировать более 96 часов. Но полагаю что этого вполне достаточно для поддержания определенной угнетающей ауры в центральных районах, иначе пришлось бы их отстреливать на окраинах города, что, согласитесь, крайне неудобно (подчеркнуто один раз)!
С уважением Ф.Р.К.
P.S. Последняя поставка материала была задержана. Попрошу избегать подобных задержек впредь».
Любопытный документ, я даже про чай забыл.
Значит, город все-таки есть. В этом они уверены. Значит, и слухи о нечисти тоже они распускают. И вдобавок что-то там химичат в каких-то лабораториях. Я вспомнил напавшего на меня полуразложившегося гада, и тяжелая муть поднялась от желудка к горлу. Я невольно потянулся к кружке и сделал глоток остывшего безвкусного чая. Вспомнил, что на том, не то человеке, не то примате, были военного образца ботинки и обрывки амуниции. И от мысли, над каким они там материалом экспериментируют, меня замутило еще сильнее. Это же… это… Нет, в голове не укладывается, чтобы руководство ГГО было в курсе происходящего и уж тем более само в этом завязано по уши.
Но открывшаяся правда не столько потрясла меня, сколько обезоружила, лишила главного, что наполняло без остатка мои дни.
А что там было о егерях? Фанатики. Так было сказано в письме. Неудобные фанатики. Вот вся благодарность Главной Государственной Общины за пролитые ради нее кровь и пот. И главное, кого-то из егерей приготовили на заклание. Не знаю, кого именно, но меня все равно замутило от отвращения к самому себе, что я, пусть и не зная того, способствовал замыслам против своего товарища. Надо же быть таким ослом!
Только теперь, когда прочитанная переписка власть предержащих раскрыла мне глаза на реальное положение дел, понял, что уже ничего не удерживает меня на службе. Все, поишачил и хватит. С голоду не пропаду.
Как ни старался бодриться, на душе все равно будто кошки скребли. Такое ощущение, что отобрали что-то родное и очень любимое, к чему был привязан. Еще бы: когда вырывают сердце – отбирают жизнь. Вот и у меня, отобрав полжизни, отданной службе в клане егерей, украли половину сердца. Смысл жизни, все, ради чего я столько трудился и терпел лишения, обернулось обманом. Выдрав листок из книжки, присвоенной в архиве «комитета», свернул самокрутку и закурил. Делая короткие затяжки, улегся. К концу бумага загорелась, раздавил окурок между ладонями, обожгло – несильно.
Еще долго размышлял в клубах оседающего дыма о превратностях судьбы, строя планы на отмщение и грозя всей верхушке различными карами небесными. Незаметно для себя я погрузился в глубокий сон. Мне даже что-то привиделось: туманное будущее, в котором все злодеи будут наказаны по заслугам, а я, и еще множество честных, но забитых жизнью людей идем к светлому «завтра». Дорога эта была широка и длинна, а мы шли посредине под лучами солнца, почему-то вдруг ставшего другом, ярко освещающим путь. Затем мы спускались по бетонным ступенькам, круто уходящим вниз. Мы свободно вышагивали, не боясь никого и ничего, зная, что впереди ждет светлая и счастливая жизнь…
Проснулся я от странного шума; будто кто-то волок кусок ржавого листового железа по асфальту. Сначала я подумал, что это сработала моя ловушка, тем более что через щель в ставнях брызнул яркий свет. Намотав брезентовый ремень автомата на руку, я прицелился в дверь и приготовился к худшему.
Опять вспыхнуло.
И через несколько секунд ударило с такой силой, что в затихающем отзвуке я различил, как сыплются на землю остатки стекол из соседнего здания. Зашуршало по кровле и стенам, и вскоре влага просочилась внутрь моего убежища. Потекло и закапало.
Это шел сильный дождь.
С громом и молниями.
Редкое и долгожданное явление в наших краях. Видимо, утренняя молитва прихожан Солнцедарной Церкви принесла чаемые плоды; жаль, не было под рукой домашнего портвейна, чтобы принести достойную жертву.
Я не мог пропустить это.
Выскочив на улицу и подставив лицо под теплые истекающие с неба струи, наслаждался редким ощущением; когда воды много и не надо думать о ее экономии.
Хотя кое-кто и утверждал, что дождь таил в себе опасные вещества, мне сейчас не было до этого дела. Аккуратно затвором вниз положил автомат на ботинки и быстро скинул с себя промокшие насквозь куртку и майку. Я стоял, омываясь, словно под душем: благодатное чувство после длительной засухи. Казалось, что дождь не только смывал с тела грязь и пот, но и прочищал душу и мысли, закопченные и запыленные в бесконечных путешествиях по Древнему городу.
Вернувшись к ночлегу чистый и обновленный, вспомнил привидевшийся мне сон. Каменные ступени, вырубленные в монолите скалы, и шуршащие по ним бесчисленные ступни страждущих. Чувство «что это уже было», неожиданно захлестнуло меня с головой: вспомнил бомбоубежище в здании «комитета». Упоминание о некой карте в письме к Анатолию Ивановичу и самоубийственное стремление двух незнакомцев из заводской общины к центру города. Некие колесики и пружинки провернулись в моей голове, что-то щелкнуло, и… все сложилось в определенную картину: где-то существует гипотетический проход, ведущий куда-то. Стали понятны суетливые движения, замеченные в Древнем городе в последнее время: кто-то что-то усиленно искал. Ко всему этому можно было привязать повышенную активность мутантов и, если верить письму, квазимутантов. То, что за всем этим стояли власти ГГО, я уже не сомневался. Поэтому о возвращении на службу не могло быть и речи.
В письме шел разговор о карте. Двое несчастных, одного из которых я погреб под камнями керна, сколько я помню, тоже проверяли свой путь по какому-то листу бумаги, похожему на карту. В вализе карты не было, а значит, она либо внутри «кляксы», либо под камнями надгробия.
Шансы равны.
Пятьдесят на пятьдесят.
Тревожить мертвецов не к добру, это знают все. Даже полудикие отшельники, прежде чем осквернить могилу, трижды плюют на правый сапог. Но я сам наполовину мертвец. Без места, без имени, без цели.
Хотя цель есть. Найти карту и воспользоваться ею.
Этим я и решил заняться – незамедлительно. Терять, кроме головы, было уже нечего.
Я сел на подмокшее тряпье, набросанное у стены. Стряхнул с волос капли и понял, что жизнь не остановилась, она приобрела новый вкус. А какой вкус она приобретет, когда выгрызу из нее середину? Меня позабавил этот вопрос. Что ж, от старого нужно избавляться с легким сердцем, а что там будет – поглядим. Пустую сумку я кинул к остальному барахлу, а письма все до одного сжег. Может, это и глупо избавляться от улик, обличающих заговор ГГО, но только на первый взгляд. Во-первых: кому бы я предъявил эти улики? Тем, на кого они указывают? А во-вторых: попадись я с этими письмами, меня, скорее всего, пустили бы в расход, уже только потому, что они вскрыты, а то, что я ознакомился с содержанием, не оставляло вообще ни малейшего шанса даже на изгнание. Так что сожжение писем – это единственный мудрый поступок, который я совершил в последнее время.
Я собрал вещи и вышел на лестницу, спустился и тут заметил то, что проигнорировал, выбегая под дождь, перепрыгивая через натянутую через порог леску. Сигнальная ракета пропала! Вместо нее стояла прислоненная к стене пустая стеклянная бутылка, на ее горлышко была издевательски накинута петля, которую я привязывал к чеке. Я разозлился и пнул по бутылке. Расчет верный. Тот, кто меня караулил, знал, что я покинул убежище. Ракета, шипя, вылетела из-за створки двери, озарив ослепляющим светом улицу.
Я усмехнулся. Не рой яму другому – сам в нее попадешь. Сам попался в собственную ловушку.
Когда ракета погасла, я вышел.
Дождь лил как из ведра, но я не обращал на него внимания, надеясь только на то, что брезент, из которого был сделан рюкзак, достаточно крепок и не пропустит влагу. Не хотелось, чтобы отсыревшие продукты испортили мне последующие трапезы. Несмотря на то что все герметично упаковано, меня беспокоило состояние чая, шоколада и особенно табака.
Так как идти было недалеко, вскоре оказался в нужном месте: темное пятно мертвой «кляксы» я заметил еще на подходе.
Остановился. Дальше переть напролом было чревато: опустившаяся на город ночь и проливной дождь были идеальными условиями для хищников, привлеченных запахом разлагающейся плоти. Еще неизвестно, что они предпочтут больше – черную холодную тухлятину или живого и теплого человека. Поэтому я благоразумно спрятался в одной из уцелевших комнат дома напротив и затаился.
Я ожидал появления любых существ, но только не двуногих и вдобавок вооруженных под завязку.
Они неожиданно вынырнули из одного из темных и узеньких переулков, во множестве вливающихся в широкий простор центральной улицы. Трое или четверо, на егерей не похожие. В темноте, сквозь пелену дождя трудно было угадать их точное количество. Еще парочка могла скрываться за углом на подстраховке.
Трое, точно трое.
Я снова егерь.
Я вглядывался через прицел и был готов открыть огонь в любую секунду.
Между тем темная троица собралась вокруг мертвой кляксы, что-то обсуждая между собой. Я не мог слышать их разговора за шумом дождя, но по поведению и жестам догадался, что они не собираются просто пройти мимо. Я посчитал это плохой затеей, так как думал быть единственным обладателем информации, валявшейся под ногами, да и лежание на острых осколках кирпича не приносило особого удовольствия. Ждать, пока вооруженная троица забьется в какую-нибудь нору, не имело особого смысла (наверняка они выставят наружное охранение для наблюдения за объектом) и обыскать пространство вокруг будет не так-то просто. К тому же темнота и проливной дождь не способствовали поискам.
Скорей всего это наемники – охотники за головами. Грязные стервятники, готовые за полпайки продать самих себя.
Я их ненавидел. И знал, что это чувство взаимно. Вооруженные стычки между егерями и наемниками хоть и не были регулярными (чаще расходились миром, приглядывая друг за другом вполглаза), но и большой редкостью их назвать все же нельзя. Иногда хватало косого взгляда, чтобы начать стрелять друг в друга. Такой опыт у меня был, и я не хотел нарываться, тем более что численное превосходство на их стороне.
Немного повозившись у мертвой туши «кляксы», они скрылись в одном из зданий на противоположной стороне улицы, и только тогда я смог немного расслабиться. Но только немного. Предстояло очень медленно, практически не шевелясь, покинуть точку моего нынешнего местонахождения, подобно таракану забиться в щель, и ждать удобного момента, чтобы улизнуть незамеченным.
Поспешный уход наемников говорил о том, что они быстро разобрались в ситуации: черная тварь сдохла не собственной смертью, кто-то ей в этом сильно помог. Разорванное в клочья пулями тело бестии красноречиво иллюстрировало картину борьбы и яростной перестрелки. И теперь наемники будут выжидать, не появится ли тот, кто ее прикончил. Не в их правилах оставлять за спиной вооруженного человека, не убедившись в своей безопасности. Это было общим правилом поведения в разрушенном городе, я бы на их месте поступил точно так же.
Это сильно усложняло мне жизнь, но выбирать было не из чего, оставалось лишь прикинуться мышкой и тихо-тихо лежать в своей норке. Только бы не выдать себя случайным неосторожным движением. Шансов против троих боевиков у меня было не очень много, даже несмотря на непрошедшие зря годы обучения в егерской школе и отличную экипировку.
Я следил за улицей с одной стороны, конкуренты – с другой. У кого на дольше хватит терпения. Похоже на старую незатейливую игру «кто кого пересмотрит». Только в данном случае – кто дольше выдержит утомительное созерцание дождливой ночи. Я надеялся выйти из нее победителем, второе место меня не устраивало.
В то время, пока мы боролись друг с другом на невидимом фронте, жизнь брала свое. Глухое урчание послышалось в нескольких метрах от небольшой ниши в развалинах, где я укрывался. Я напрягся в ожидании новой напасти. Но падальщики не заинтересовались мной.
Несколько теней, прижатых к земле, устремились в сторону туши, лежащей посреди улицы, и начался пир. Решив, что это зрелище не стоит внимания, закрыл глаза, чтобы немного отдохнуть перед предстоящим противостоянием.
Днем навряд ли удастся вздремнуть хотя бы полчаса.