Текст книги "Охота"

Автор книги: Роман Глушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Помалкивал только я. Во-первых, командиру следовало проигрывать с достоинством. А, во-вторых, раз уж наглец явился сюда не убивать нас, значит, нам так и так не уйти от разговора. Надо лишь немного подождать и успокоить нервы. Куда бы мы ни вляпались, мои люди должны видеть, что я по-прежнему невозмутим и способен рассуждать трезво. А как еще мне поддерживать среди них свой авторитет?

– Должен извиниться перед вами персонально, полковник, – обратился ко мне человек-из-тени, усаживаясь рядом на корточки. Я отметил, что он нисколько не запыхался. Впечатляющая подготовка. Даже в свои лучшие годы я не был в такой отменной физической форме, а этот тип, судя по голосу, явно немолод. – Обычно мои коллеги используют другие способы общения с игроками. Всякие там, знаете, дежурные спецэффекты с пространством, временем и все такое. Я же, в отличие от них, всегда предпочитаю только честный живой разговор. Ну а если он вдруг не склеивается, не упускаю случая попрактиковаться в искусстве боя фенг-чуй, которому меня обучили монахи малоизвестного китайского монастыря, что был основан задолго до пресловутого Шаолиня. Мое хобби иногда так приятно совместить со службой, знаете ли… Один момент!

Любитель утонченного восточного мордобоя коснулся каких-то точек у меня на лице и шее, после чего я сразу же ощутил облегчение. Правда, неполное. Голова и язык завращались как положено, но ниже все оставалось парализованным. Пришлось понадеяться, что потом незнакомец вернет моему телу полную подвижность. И что до той поры мне повезет не обмочиться и не нагадить в штаны. В данный же момент я не мог контролировать эти физиологические процессы.

– Кто ты такой и чего тебе от нас понадобилось? – стараясь сохранять достоинство, осведомился я у гостя сразу, как только прокашлялся и понял, что снова обрел дар речи.

– Человек, известный вам и вашему покровителю, шейху аль-Наджибу как Безликий, называет меня Инструктором или «серым», – ответил мастер фенг-чуй, беря стул и усаживаясь напротив меня. – Не стану возражать, если во избежание путаницы вы тоже запомните меня под этими прозвищами. А к вам я наведался лишь потому, что вы смогли добыть вот это.

Он нагнулся и поднял с пола пакаль, который я выронил из рук, когда схватился за пистолет.

– И кто из вас на кого работает: ты на Безликого или он на тебя? – вновь спросил я, почти не удивившись тому, что у нас с Кальтером отыскался общий знакомый.

– Ни то ни другое, – мотнул головой «серый», вертя в пальцах пакаль. – Разве фигуры на игровой доске работают на игрока?

– Понятно, – кивнул я. – Стало быть, все еще хуже? Безликий – твоя фигура? Марионетка, чьи ниточки ты держишь в руках? И под чью музыку ты дергаешь за эти ниточки?

– Слишком много вопросов, полковник, для фигуры, которая едва сделала первый ход, да и тот не безупречный, – покачал головой гость. – Я, вообще-то, пришел сюда не на вопросы отвечать, а ознакомить вас с текущим положением дел… Поэтому просто сидите и слушайте, если не хотите опять онеметь.

– О’кей, давай, говори все, что должен, – не стал я ерепениться, поскольку крыть мне было нечем. – Но, может, для начала снимешь маску? А то ведь я решу, будто ты нас и впрямь боишься.

– Но я действительно вас боюсь, полковник, – признался Инструктор. – И вас, и Безликого, и… много кого еще. В этом городе собралось столько хищников, что миролюбивого человека вроде меня всегда пробирает дрожь, когда приходится встречаться с вами. Зачем далеко ходить за примерами? Замешкайся я сегодня хотя бы на долю секунды, вы без раздумий перерезали бы мне глотку!

– Это верно, – согласился я. – А на что ты надеялся, подбегая с криками к стае зверей, когда она вдобавок обедает? Прямо экстремальный спорт какой-то… Ладно, хрен с тобой, не хочешь снимать маску и не надо. Выкладывай, какое у тебя к нам дело, не тяни волынку.

– Да-да, разумеется… Так вот, все очень просто. Вам удалось пройти первый уровень игры, в связи с чем я должен снабдить вас стартовыми данными для следующего уровня. В действительности пакалей в Дубае три. Один – золотой, – теперь находится у вас. Второй – белый, – не так давно заполучил Безликий. Оставшийся пока не найден. Демир аль-Наджиб сообщил вам, что все пакали нужно искать вблизи черной аномалии, но это не так. Нет, он вас не обманул – просто у него имеются на сей счет неточные сведения. Здесь оставшуюся пластинку разыскивать бесполезно, даю гарантию.

Но я в курсе, где она находится и готов поделиться с вами этой информацией.

– И почему я должен поверить тебе, а не шейху?

– Правильное замечание. Наверное, потому, что я осведомлен в этом вопросе гораздо больше аль-Наджиба. И поскольку я не пытаюсь отобрать у вас пакаль, значит, вполне могу быть заинтересован в том, чтобы вы отыскали остальные, согласны?

– Мои люди неплохо подготовлены. Но если бы Безликий захотел, сегодня ночью он мог бы нас обнаружить и помешать нам выловить пакаль из Лагуны. Однако он этого не сделал. И, кажется, теперь я знаю, почему. Ты заикнулся о том, что у него тоже есть один пакаль. Следовательно, Безликий получил от тебя в награду координаты для поиска оставшегося артефакта и решил из двух зайцев убить того, за которым пока никто не охотится?

– В самую точку, полковник! – закивал Инструктор. – Безликий стремится не допустить, чтобы пакали покинули Дубай. Вы стремитесь к совершенно противоположному. Но в городе есть еще игрок, чьи цели вам обоим пока неизвестны. Так что поторопитесь. Все призы должны в итоге угодить к одному игроку, а иначе игра для вас никогда не закончится.

– Как это прикажешь понимать? Разве я не могу закончить ее прямо сейчас, взяв пакаль и покинув Дубай?

– Не можете. Но Безликий об этом не подозревает. Лишь тот игрок, который соберет все три пакаля, получит право выйти из города. Не советовал бы проверять – только зря потеряете время, а не исключено, и жизни. Лучше просто поверьте на слово. – Доверять на слово незнакомцу в маске? – усмехнулся я. – Многовато будет чести. Да и какой нам смысл гнаться за Безликим? У него была фора почти в сутки. За это время он мог отыскать все оставшиеся пакали и зарыться в такую глубокую нору, где мы его до конца жизни не достанем.

– Если бы все было так элементарно, зачем бы тогда я вмешивался в ход игры? – Кажется, «серый» под маской хитро подмигнул, хотя мне могло и почудиться. – Безликий понадеялся, что третий пакаль будет достать проще, чем второй, но это не так. Главный и неизменный принцип этой Вселенной – все движется от простого к сложному. И любая игра – не исключение. Даже если Безликий вас обогнал, это еще мало о чем говорит. Вам ли не знать, что в трудной битве победу чаще всего празднуют тот, кто бросается в мясорубку последним.

– Мясорубка? – переспросил я. – И с кем на сей раз предстоит столкнуться Безликому?

– Отправляйтесь и разведайте сами, – вновь увильнул от ответа Инструктор. – Впрочем, уверен, вам уже доводилось пересекаться с этим игроком. Ваш мир – мир хищников, – не настолько велик, чтобы самые зубастые его представители не знали друг о друге…

Глава 6

– Что за ерунда такая – штрафные баллы? – поинтересовался Кальтер, пытаясь уразуметь, о чем толкует Инструктор. – В нашем с вами договоре не шла речь ни о каких штрафных баллах. И вообще, прежде чем наказывать меня за нарушение каких-то правил, может, надо было эти самые правила сначала мне объяснить?

– Вы пока не нарушали правил – пакаль не покидал Дубай, – ответил «серый». – Но были весьма близко к провалу. Противник, с которым вы столкнулись в Лагунах, сумел добраться до цели гораздо раньше, чем вы рассчитывали. Вы недооценили его, хотя имели возможность убедиться, на что способны эти люди. Допущенная вами оплошность весьма серьезна, учитывая, то, что они могли сразу же покинуть Дубай вместе с находкой.

– Не могли. Я установил множество ложных целей, чтобы искатели проторчали там еще как минимум двое суток. За это время я наверняка сумею добыть третий пакаль и вернуться за оставшимся.

– Тем не менее ваш прогноз не оправдался. Ваши враги заполучили пакаль, покинули глаз бури и движутся в неизвестном вам направлении. Вы поставили миссию под угрозу и, согласно протоколу, я вынужден применить штрафные санкции.

– Но тебе же известно, куда направляется эта группа искателей, я прав? Так дай мне их координаты и я исправлю то, что ты счел моей оплошностью.

– Исключено, – отрезал «серый». – Даже если бы они направлялись прочь из города – к счастью, это пока не так, – я не выдал бы вам их маршрут. Не имею таких полномочий. В нашей игре за ошибки спрашивают иначе.

– И как же? Снова сотрешь метки у меня на карте?

– Ну, для вас это было бы слишком мелкой неприятностью, ведь вы уже запомнили все нужные координаты. Нет, у меня припасено кое-что особенное. Одна встреча, которая вряд ли доставит вам удовольствие, но, надеюсь, многому вас научит.

Стоящий напротив Безликого Инструктор выбросил вперед правую руку, как будто хотел прихлопнуть на лице собеседника муху. Кальтер пока не жаловался на свою реакцию и попытался уклониться, но удар «серого» был воистину молниеносен. Однако не сокрушителен, как на ринге у боксера, а мягок, словно у играющей кошки. Безликий лишь ощутил, как кончики пальцев противника коснулись его шеи, после чего он сразу же потерял сознание…

… А когда очнулся, то находился уже не возле гольф-клуба в районе Эмиратс Хиллс, где они столкнулись с Инструктором. Куда вдруг занесло Кальтера, он с ходу не разобрался, зато мигом понял, что влип по-крупному. Два дюжих человека в форме частных охранников тащили его под мышки по длинному коридору. Сам он идти не мог, поскольку все его полноценные конечности были скованы тюремными кандалами, а наручник на правой руке был вдобавок пристегнут метровой цепью к ножным «браслетам». Протез у Безликого тоже отняли, а покалеченную руку надежно примотали к телу эластичным бинтом. Последнее говорило о том, что поймавшие Кальтера незнакомцы знали, насколько опасен этот инвалид. И подозревали, что ему под силу убить противника не только одной рукой, но даже культей.

Безликий не стал задавать конвоирам вопросы. Судя по обмундированию и серьезному подходу к делу, это не обычные мародеры, а профессионалы. Такие не отступают от инструкций, категорически запрещающих рядовым бойцам разговаривать с пленными.

Дергаться было бессмысленно, и Кальтер решил дождаться, когда все выяснится само собой. Раз уж его не прикончили сразу, значит, рано или поздно введут в курс дела, кому и зачем он опять понадобился. Лучше бы, конечно, узнать это пораньше, но здесь от его желаний ничего не зависело. Хотя таких пленников, как он, принято допрашивать и «раскалывать», что называется, с пылу, с жару. Чтобы они не успели продумать тактику своей защиты и легче попались в ловушки дознавателей.

Интересный фортель отчебучил Инструктор… Ну да ладно, Безликий начал привыкать к тому, что его нынешнее командование ведет слишком странную игру. Причем игру в буквальном смысле слова: игроки, призы, уровни сложности, штрафные баллы… В последнее время Кальтер начал ощущать себя персонажем старого фантастического телесериала, героев которого вынудили регулярно нажимать загадочную кнопку и якобы спасать таким образом мир от катастрофы. Чем дальше, тем больше эти герои укреплялись в мысли, что их жестоко обманывают и что вся эта история – лишь розыгрыш. Но как бы то ни было, слишком высоки были ставки. И потому никто долгое время не рисковал проверить, что будет, если однажды нарушить приказ и не нажать на злополучную кнопку.

То же самое происходило с Безликим. Разум подсказывал ему, что мир не может рухнуть от того, что какие-то железные таблички с картинками вдруг переменят свое местоположение. Поэтому все чаще Кальтеру хотелось послать к чертям «серого» вместе с его речами о спасении мира. Особенно сейчас – когда его кровавые игры зашли непонятно куда. Но разум говорил Безликому и обратное. «Серый» слишком много знал, слишком много умел. И уже не раз демонстрировал ему свое могущество, чтобы считать его обычным богатым чудаком, одержимым сумасшедшей идеей. И та чертовщина, что творилась в этом мире – мире 2016 года, где Кальтер был гостем, – наглядно доказывала, что Конец Света, о котором толкует «серый», может быть и впрямь близко.

Совсем недавно – по летоисчислению Безликого, – жизнь повернулась так, что сегодня ему действительно было что терять. Именно это пугало его и заставляло раз за разом жать на «кнопку», какую ему доверили контролировать. Жать и гнать от себя мысли о том, что он не спасает мир, а участвует в безумном реалити-шоу на потеху многомиллионной публике…

Конвоиры доволокли Кальтера до двери в конце коридора. За нею оказалась комната для допросов. Самая настоящая, суровая, а не какой-нибудь рабочий кабинет или офис для задушевных бесед. Из мебели в ней были лишь пара стульев и стол, за который пленника и усадили. После чего отцепили его правую руку от цепи и прикрепили ту наручником за приделанную к столу скобу. В стене напротив Безликого имелось большое окно с тонированным стеклом. Через него находящиеся в соседнем помещении наблюдатели могли видеть допрашиваемого, а он их – нет. Других окон в комнате не было, а освещалась она вделанными в потолок яркими лампами.

Усадив пленника, конвоиры удалились, так и не сказав ему ни слова. Оставшийся в одиночестве Кальтер по-прежнему хранил молчание, понимая, что сейчас за ним ведется пристальное наблюдение. По всем, так сказать, правилам гуманного, цивилизованного допроса. Глупая и неуместная затея. Особенно в нынешнем Дубае, где закон и порядок остались лишь на бумаге, а на деле царила полная анархия.

С такими незваными гостями, как он – бывший оперативник-нелегал Ведомства, – не принято церемониться. Зачем терять понапрасну время? Вместо чистеньких, светлых кабинетов их сразу бросают в провонявшие мочой, кровью и потом темные подвалы. А там из них уже вырывают нужные сведения в лучшем случае при помощи сыворотки правды, в худшем – пыточными инструментами и электрическим током. Но эти люди, которым Инструктор выдал своего исполнителя, решили, что смогут разговорить его по-хорошему. И откуда, интересно, в них такая уверенность?

Кальтер был готов к любым, даже самым сногсшибательным сюрпризам, но только не к такому. В кои-то веки он снова испытал настоящее удивление, пускай при этом у него на лице не дрогнул ни один мускул и взгляд остался совершенно невозмутимым. Разве только видеокамеры под потолком могли рассмотреть, как расширились зрачки Безликого, а скрытые в столе датчики зафиксировали учащение его пульса.

Если бы здесь сидел кто-то другой, он заметил бы, что в комнату вошла невысокая привлекательная шатенка лет тридцати с короткой прической и в деловом костюме. Однако Кальтеру было известно о ней гораздо больше. Можно сказать, что он знал о ней все: ее точный возраст, как ее зовут, сколько у нее детей и как зовут их, где она работает, где живет, за кем замужем и даже то, что она предпочитает есть на завтрак. Но кое-что Кальтер все-таки не знал и не мог понять. Например то, что эта женщина забыла в две тысячи шестнадцатом году в Дубае. И почему она вошла в допросную комнату с видом хозяйки, а не посетительницы.

Женщину звали Верданди Самойлова, или просто Вера. И с некоторых пор она считала Кальтера, которого знала под его настоящим именем Константина Тимофеевича Куприянова, членом своей семьи. Фактически – ее приемным отцом и дедушкой двух ее дочерей.

Удивленный, но не поддавшийся на вероятную провокацию Кальтер и глазом не повел. Он смотрел на Веру с равнодушием – так, как смотрел бы на незнакомую ему сотрудницу, что могла работать в этом учреждении и командовать здешними оперативниками. Старые, впитавшиеся в кровь привычки не изживешь. Родственные чувства – это одно, но пока бывший майор Ведомства Куприянов считался при исполнении задания, он подавлял в себе любые эмоции и думал исключительно о работе. Даже в такой невероятной ситуации, в какую его угораздило вляпаться с подачи коварного Инструктора.

Верданди положила на стол тонкую папку, потом села напротив невозмутимого родственничка и, откинувшись на спинку стула, тоже уставилась ему в глаза спокойным, испытующим взором. Впрочем, в отличие от хладнокровия Кальтера, спокойствие Веры выглядело явно неискренним. Она то и дело поджимала губы и постукивала пальцами по столу. Так, будто не могла выбрать, какому из сдерживаемых ею чувств дать волю в первую очередь. Одно Кальтер знал наверняка: на радостные приветствия и объятия он сегодня может не рассчитывать.

Наконец хозяйка поняла, что ей не переиграть Кальтера в молчанку, и решилась наконец нарушить затянувшуюся паузу:

– Будь я все еще маленькой девочкой, какой ты спас меня из той украинской катастрофы, – заговорила она по-русски, продолжая глядеть Куприянову в глаза, – я сказала бы: как же тебе не стыдно, дядя Костя! Ты сказал, что поехал заниматься скалолазанием в Альпах, а сам улетел не только на пять тысяч километров юго-восточнее, но и на сто восемьдесят лет назад, в прошлое! И как только у тебя язык повернулся так жестоко обмануть меня и своих внучек!

– Не понимаю, о чем вы говорите, – ответил Кальтер на безупречном арабском, мотнув головой. Глядя на его обветренное, загорелое лицо и отросшую за два месяца бороду, его и впрямь можно было принять за араба. Вернее, за арабского военного или полицейского, если брать в расчет отнятое у него оружие и тщательно обысканное обмундирование.

– Хватит придуриваться, дядя Костя! – Верданди, сострожившись, стукнула ладошкой по столу. Что тоже было удивительно, поскольку раньше она никогда не грубила Кальтеру и вообще не повышала на него голос. – Впрочем, я ведь помню, кто ты такой. И подозревала, что ты станешь упираться, как осел, думая, что я – наркотическая галлюцинация! Или что тебе подсунули двойника. Или еще что-нибудь этакое…

Безликий знал, что здесь его не пичкали наркотиками. В Ведомстве он проходил регулярные курсы, пробуя под контролем врачей все новые наркотические препараты и отмечая свою реакцию на них. И если бы ему вкололи какую-нибудь галлюциногенную дурь, он бы сразу это определил по субъективным ощущениям. Нет, сейчас он был точно «чист».

Версия с двойником тоже отпадала. Он слишком хорошо знал Веру. И даже когда она гневалась, что было для Кальтера непривычно, это была все та же знакомая ему Вера, что не стеснялась называть себя его приемной дочерью. Конечно, хороший артист правдоподобно изобразит любой гнев – от простого раздражения до безумной ярости. Но дядю Костю он бы все равно не обманул. Потому что натренированный глаз дяди Кости примечал такие мелочи, какие артист уже при всем старании не сыграет: характерные движения мимических мышц Веры; рисунок морщинок на ее нахмуренном лбу; то, как Вера моргает, двигает головой, едва заметно подергивает указательным пальцем правой руки… Не говоря уже про сотни мельчайших отметинок на коже ее рук, лица и шеи, которые ни один гример не воссоздал бы на двойнике с такой феноменальной скрупулезностью.

– … Я помню, что ты доверяешь мне, почти как самому себе, дядя Костя, – продолжала Вера. – Но сейчас твое недоверие вполне объяснимо и простительно. Вот почему я сочла нужным захватить с собой это.

И она, раскрыв принесенную папку, разложила перед Кальтером ее содержимое.

Безликий взглянул на продемонстрированные ему материалы. Судя по титульному листу, это было его досье. А судя по бланкам, штампам и печатям – то самое досье, которое завел на него Институт Темпоральных Исследований (ИТИ) после того, как Верданди и ее муж Антон забрали тяжелораненого майора Куприянова из две тысячи тринадцатого года в свое светлое будущее…

А годом ранее, в том же смертельно опасном месте Кальтер слетел с катушек прямо во время боевого задания. Он проявил единственную слабость в своей жизни, но это полностью разрушило его карьеру в Ведомстве. Оперативник-интрудер провалил операцию: нарушил приказ и спас случайно встретившуюся ему на пути тринадцатилетнюю путешественницу во времени Верданди. Ее родители погибли, а таймбот, на котором они прибыли в эту эпоху, потерпел аварию. Кальтер помог осиротевшей Вере починить таймбот, защитил ее от всех опасностей, потеряв при этом левую руку, и в итоге отослал девочку назад, в ее родной две тысячи сто восьмидесятый год. К сожалению, сам дядя Костя, на тот момент уже объявленный Ведомством предателем и дезертиром, не смог отправиться в будущее вместе с Верданди. Но она поклялась, что непременно вернется за ним сразу, как только сможет.

И вернулась. Только не в 2013, а годом позже. И не ребенком, а взрослой двадцативосьмилетней женщиной, которая успела обзавестись мужем и двумя дочерьми. Для Кальтера, с момента их расставания, миновал всего год, а для Веры в ее реальности пролетело целых пятнадцать лет, прежде чем она получила шанс сдержать свою клятву. Ради чего ей даже пришлось выучиться в Институте Темпоральных Исследований, остаться там работать и, воспользовавшись служебным положением, спасти дядю Костю, который без нее попросту не выжил бы…

Финал этой истории и был отражен в предъявленном Безликому досье. Архаичном, бумажном досье, какие до сих пор создавались в ИТИ в качестве резервных копий. Перестраховка на случай, если вдруг нагрянут суровые времена, когда воспользоваться электронными носителями информации будет невозможно. Здесь, в две тысячи шестнадцатом, подобные папки с бумажными протоколами и фотографиями выглядели еще уместно. Но в конце двадцать второго века они были такой же экзотикой, как голубиная почта – в начале века двадцать первого.

Вся эта «экзотика» хранилась только в засекреченных архивах Института, доступ куда имели немногие. И пока Верданди не объявилась сегодня перед пойманным и закованным в кандалы Безликим, ему и в голову не приходило, что у нее есть пропуск даже в святая святых ИТИ. Хотя, принимая во внимание, как Вера уверенно себя ведет, кажется, Кальтер знает о своей приемной дочери далеко не всю правду…

Протоколы допросов майора Куприянова и Веры Самойловой… Фотографии, которые могли быть сделаны в стенах ИТИ исключительно для служебного пользования… Еще уйма каких-то документов, содержание которых Кальтеру неясно, поскольку они пестрят специфическими научными терминами… Смысла скрывать свою личность больше нет. Даже если кто-то пытался путем шантажа и угроз использовать Веру против Кальтера, этот негодяй знал о нем все. Кроме, пожалуй, подробностей засекреченных ведомственных операций, в каких он участвовал. И о каких не проболтался, когда его допрашивали в Институте после того, как Вера вытащила его из прошлого и медицина будущего поставила его на ноги.

– Что здесь происходит и какое отношение ты имеешь ко всему этому? – заговоривший наконец по-русски Кальтер оторвал взгляд от бумаг и обвел глазами помещение.

– Я должна задать тебе тот же самый вопрос, – ответила Верданди. – Поэтому давай заключим сделку: откровенность за откровенность. Не переживай, никто тебя здесь пытать не будет. Если не желаешь говорить начистоту, можешь объясняться намеками. Пойму, не дура. Так что давай, приоткрывай свои карты, дядя Костя. Потому что в противном случае я сделаю так, что ты крупно подведешь тех людей, на кого подрядился работать.

Кальтер криво ухмыльнулся, снова вспомнив ту наивную девочку с большими синими глазами, которая, рыдая, рассказывала ему о том, как погибли ее мама и папа. В тот день майор Куприянов тоже допрашивал ее. Допрашивал без малейшего сочувствия – настолько гуманно, насколько вообще мог это делать профессиональный ликвидатор, не привыкший оставлять за собой свидетелей. И вот теперь та же самая, только повзрослевшая Вера учиняет ему допрос по всем правилам, пытаясь торговаться и даже угрожать. Что выглядело бы довольно забавно, не будь на самом деле все так серьезно.

– Помнишь, тебя удивило, как быстро сдались ваши чиновники, которые запрещали мне остаться в твоем времени и настаивали на моей репатриации назад, в две тысячи тринадцатый? – спросил Кальтер. Вера кивнула. – Думаешь, они отступились и отказались от всех претензий только потому, что их до глубины души растрогала твоя история? Или из-за того, что ты пообещала обнародовать ее через СМИ и эти типы испугались, что туристы начнут привозить с собой из тайм-вояжей нуждающихся в помощи эмигрантов?

– Конечно, нет, дядя Костя, я же не настолько наивна. Думаю, ты пообещал им раскрыть какие-то секреты, до которых наши историки сроду не докопались бы, – предположила Верданди. – Правильно?

– Те секреты, Вера, в ваше время давным-давно быльем поросли. И ценности в них почти никакой. Ведь я был обычной пешкой и не участвовал даже в мало-мальски важных исторических событиях. Все гораздо прозаичней. Мне выписали вид на жительство после того, как я заключил договор, что окажу кое-кому помощь, как только в этом возникнет необходимость. Я слишком хороший специалист своего дела, чтобы на мои таланты иссяк спрос. Даже в ваш прогрессивный век. И я полностью согласен с тем, что за возможность жить в вашем мире мне придется дорого заплатить. Полагаю, это вполне справедливо. А вот это, – он подергал пристегнутой наручником к столу рукой, – а вот это – большая ошибка, потому что я и ИТИ наверняка воюем на одной стороне, разве не так?

– Понятия не имею, – пожала плечами Вера. – Меня взяли на работу в отдел Контроля Временного Континуума сразу после того, как ты попал к нам. Не могли не взять, поскольку у них был небольшой выбор: или с треском выгнать меня за мою выходку, или восхититься той кропотливой работой, какую я проделала, чтобы вытащить тебя из прошлого, и назначить меня на новую должность. Такую, где от моих смекалки и упорства будет куда больше пользы. Ну а поскольку в ИТИ работают одни прагматики, сам догадайся, как поступили они со мной. В общем, спасибо тебе, дядя Костя, за мое карьерное повышение, которое ты, сам того не желая, мне устроил…

– Стало быть, КВК – секретный отдел, раз ты скрывала от меня, куда тебя перевели?

– КВК – это главное подразделение службы безопасности Института. У нас есть доступ ко всем без исключения документам. Но вот в чем проблема – я ни разу не встречала упоминания о нашем внештатном сотруднике по имени Константин Куприянов. Поэтому ты и сидишь передо мной в наручниках. А мне остается лишь гадать, на кого ты в действительности работаешь.

– А разве то, каким образом я угодил в ваши кандалы, не дает ответ на эту загадку?

– Представь себе, нет. Час назад у стен нашей базы погремел взрыв. А когда мои оперативники выбежали проверить, что стряслось, то обнаружили тебя, лежащего без сознания неподалеку от взрывной воронки. К счастью, на тебе не было ни царапины. Сначала мы решили, будто ты – обычный мародер, что пытался пробить себе вход в это здание и был случайно оглушен собственной взрывчаткой. Но когда у тебя вдруг обнаружили протез, сделанный в две тысячи сто девяносто пятом году, стало ясно: здесь что-то нечисто. Ну а после того, как выяснилось, чей это протез, я, признаться, минут пять пребывала в шоке…

– Всего-навсего пять минут? А ты, гляжу, быстро привыкла к новой должности.

– Стараюсь, дядя Костя. – Вера наградила его скупой и безрадостной улыбкой. – Заметь: я даже не спрашиваю, как много людей ты успел здесь убить. Догадываюсь, что немало и что далеко не все они на самом деле заслуживали смерти.

– Возможно, и так, – ничуть не смутился Кальтер. – Но на этой работе мне хотя бы нет нужды убивать безоружных, и на том спасибо.

– Так на кого ты все-таки работаешь и какую задачу здесь выполняешь?..

Кальтер не припоминал, чтобы «серый» заикался о том, что их миссия в Дубае носит секретный характер и что ее детали не подлежат огласке. Люди, которые свели его с Инструктором, тоже ни разу не обмолвились о секретности. Занятное обстоятельство! Безликий всю жизнь участвовал в тайных операциях, знал, что другие ему и не поручат, но всякий раз ведомственное командование напоминало ему о секретности, заставляя подписывать целый ворох инструкций. Его договор с «серым» был чисто джентльменским. И тем не менее Инструктор даже на словах не предупредил его насчет неразглашения подробностей грядущей акции.

Кальтер без задней мысли счел это знаком доверия: дескать, ребята рассудили, что незачем напоминать хромому о трости – сам прекрасно знает, как ему ходить. Однако теперь, когда простая с виду работа превратилась в странную игру, где твой работодатель играл против тебя, Безликий счел, что не обязан хранить его секреты. Тем более что именно «серый» и выдал его Контролю Временного Континуума! Зачем, хотелось бы знать? Уж не затем ли, чтобы Куприянов поведал о своей нынешней работе приемной дочери?

Загнав его в ловушку и не оставив инструкций, «серый» доверил ему право самому решать, как быть дальше. Ну а поскольку молчание было сейчас менее выгодно, чем обмен стратегической информацией, то Кальтер, чуть поколебавшись, выбрал второе…

Через четверть часа Верданди знала все, что знал сам Безликий. И вертела в руках принесенный сюда по ее просьбе пакаль, внимательно осматривая его со всех сторон. Какую бы должность она ни занимала, притворщица из нее была пока так себе. Кальтер разглядел за ее напускным спокойствием легкое недоумение и понял, что прежде она никогда не слышала о пакалях.

Зато она знала кое о чем другом. Точнее, кое о ком, кого Кальтер окрестил Танатом. Об этом Вера и заговорила сразу, как только выслушала историю дяди Кости и задала ему уточняющие вопросы.

– В КВК не знают ни о каких «серых», – призналась она после того, как распорядилась освободить гостя от кандалов и «смирительной» повязки. – Но то, что они рассказали тебе насчет угрозы мирозданию, может отчасти являться правдой. То, что происходит сейчас и здесь, в эту эпоху, не отражено в нашей истории и является серьезным нарушением временного континуума. Помнишь, давным-давно… по крайней мере, для меня, я рассказывала тебе о том, что книга Времени уже написана? И что тебе не удастся вернуться в прошлое и убить Гитлера, поскольку история не допустит, чтобы ты до него добрался?.. Никому из людей не под силу переписать историю так же, как персонажам книги не под силу изменить ее сюжет. Но с тех пор, как согласно этому сюжету мы научились путешествовать в прошлое, кое-что изменилось…

– Да, я помню, об этом ты мне тоже как-то рассказывала, – подтвердил Кальтер, растирая затекшую под повязкой культю. – Наши путешествия в прошлое тоже заложены в сюжет книги Времени. Но вписаны в него так, что мы остаемся незаметными для обитателей эпох, какие посещаем. Когда же порой это происходит – как в случае с девочкой Верданди и ее родителями, – видевшие таймбот свидетели принимают его за летающую тарелку или иной аномальный объект. Так это потом и отражается в истории. И те летающие тарелки, какие мы наблюдаем в конце двадцать второго века, вполне могут являться таймботами из далекого будущего.