Текст книги "Кольцо Харона"

Автор книги: Роджер Аллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

И, конечно, себя. Себя в первую очередь.

Все эти годы он был брошен на произвол судьбы, ему разрешались лишь редкие, очень короткие поездки домой, его держали в этой гнусной ледяной ловушке, и чертово Кольцо смотрело на него сверху вниз, а внутри Кольца, как темный слепой зрачок невидящего глаза, висел спутник Харон и гипнотическим взглядом пригвождал доктора к Станции, непрестанно напоминая о провале.

Проект, Станция, Кольцо не справились с задачей, ради которой он поставил на карту свою научную и человеческую репутацию. Управлять силой тяжести невозможно, в этом он убежден. Он дорого заплатил за свою убежденность. Заплатил погубленной жизнью.

Усилием воли Рафаэль заставил себя успокоиться и посмотрел на сидящих за столом людей. Он знал, что должен думать о них, как о «своих» людях; долгое время он и пытался так думать. Но он, Рафаэль, их подвел. Они стали ему живым укором, и он их за это ненавидел. В погоне за искусственной гравитацией он исковеркал их судьбы вместе со своей и тем заслужил их ненависть.

Последний транспортный корабль навестил Станцию пять месяцев назад, доставив на Плутон новичков и увезя домой нескольких счастливчиков. Рафаэль вместе со всеми провожал корабль и поразился выражению лиц своих сотрудников. Тоска, страшная тоска и беспомощность были на этих лицах. В небо, где на орбите стояла «Ненья», устремлялись их взгляды.

Теперь домой поедут все.

Они уедут домой, зная, что они неудачники, и четырехмесячный полет на Землю будет очень невеселым путешествием.

Новая волна гнева ослепила доктора.

– Дамы и господа, позвольте мне начать, – заговорил он сильным, хорошо поставленным голосом.

Люди за столом выпрямились, шепот затих.

Сондра Бергхофф, откинувшись на спинку кресла, смотрела, как Рафаэль приступает к работе. Наблюдение за ним давно уже стало для нее своеобразным хобби, она научилась заранее угадывать его слова и даже жесты. И сейчас Сондра примерно догадывалась, о чем пойдет речь; ее занимало лишь, насколько искусно сыграет Рафаэль сегодняшнюю роль. Старик – непревзойденный мастер эмоционального шантажа, умелый манипулятор, этого у него не отнять.

– Если вы не против, сегодня я нарушу заведенный порядок, – сказал Рафаэль и, помолчав немного меньше, чем было нужно, чтобы дать кому-либо возразить, продолжал: – Я должен сделать одно объявление, имеющее для нас первостепенное значение. Согласно полученной мною сегодня утром с Земли лазерограмме, я приказываю закончить работу на данном объекте.

Мгновение люди за столом ошеломленно молчали, затем раздались протестующие возгласы. Сондра вздохнула. Она знала почти наверняка, чем все закончится, но радости это знание не прибавило. Доктор Рафаэль властно прервал обсуждение неожиданной новости.

– Могу ли я продолжать, – с угрозой в голосе спросил он. – Все вы знаете, что закрытие грозило Станции уже довольно давно, и я всеми средствами пытался его предотвратить. Но экономика Земли на пороге хаоса, а определенные политические движения в системе Земля – Луна, представители которых дали бы богатый материал для психиатрической науки, приобретают, к сожалению, огромное влияние. Мы не в силах противостоять им. Финансовый комитет считает, что расходы на Станцию не окупаются количеством и качеством вашей работы. Нашей работы. – Он великодушно поправился, лицо его выражало огорчение. Сондра прекрасно понимала, что означало это выражение. «Как ваш руководитель, я, конечно, вынужден называть вашу работу „нашей“, несмотря на всю ее неудовлетворительность. Таков крест руководителя». Не только Сондре, но и всем присутствующим был очевиден иезуитский подтекст. – Надо признать, что люди на Земле ожидали от нас слишком многого. Им были даны невыполнимые обещания.

Несколько человек беспокойно заерзали в креслах, на Рафаэля смотрели сердитые лица. Сондра с трудом подавила искушение размахнуться и через стол заехать по этой физиономии кулаком. «Похоже, ты забыл, дружок, кто из присутствующих раздавал эти обещания?» – подумала она с возмущением.

Рафаэль со значением оглядел лица сотрудников и продолжал:

– Разумеется, со стороны Комитета, это несправедливое и близорукое решение. Мы сделали великие открытия, и Кольцо навсегда останется выдающимся достижением в истории нашего столетия.

«Для отвода глаз – неплохо, – решила Сондра. – Обвиняй Финансовый комитет, обвиняй сотрудников, только себя не обвиняй, Раффи».

Рафаэль явно хотел уйти от обсуждения по существу, превратить дискуссию, требуемую правилами приличий, и само собрание в пустую формальность.

– Все мы можем по праву гордиться тем, что мы здесь делали. – Сондре пришло в голову, что Рафаэль уже говорит о Станции в прошедшем времени. – Некоторые из нас мечтали о победе над силой тяжести, о том, чтобы, подобно многим другим, уже обузданным человеком, силам природы, покорить ее нашей воле и поставить на службу человечеству. Но этому не суждено было сбыться.

«А кто выдавал мечту за действительность? Не ты, ну конечно, не ты!» – Сондре наскучил этот фарс. Несомненно, вешать людям лапшу на уши в последнее время стало для Рафаэля основным занятием, но все-таки в глубине души он не мог не понимать, что, перекладывая ответственность на других, играет нечестно.

Сондра оглядела комнату. Мужчины и женщины, способные управлять ускорителем частиц размером с малую планету, должны, по крайней мере, догадываться, что их дурачат. Рафаэль знал, что они знают об этом, а большинство сотрудников знали, что он знает, что они знают… и так далее.

Но Рафаэля все это совершенно не беспокоило. Сотрудники всегда оставались в дураках, всегда позволяли ему обманывать их. Доктор Саймон Рафаэль был большим знатоком определенных методов руководства, и они неизменно срабатывали. Без сомнения, он так же эффективно применял их и в других коллективах – за плечами у него была многолетняя практика одурачивания и запугивания подчиненных.

Но вопрос все-таки остается: почему люди с этим мирятся? Возможно, некоторые считают, что худой мир лучше доброй ссоры. Другие на горьком опыте убедились, что легче соглашаться, чем сопротивляться, даже если шеф – самодур из самодуров.

Остальные же, скорее всего, с готовностью исполняли в этой игре именно ту роль, которую и предназначал им Рафаэль, – испытывали чувство вины. Как маленькие дети, когда родители обвиняют их в тайных грехах. В человеческой природе заложена тоска по безгрешному авторитету; проще находить воображаемые недостатки у себя, чем реальные изъяны у людей, на которых хочется положиться и которым хочется доверять. Сколько детей винят себя в разводе родителей! Но лишь немногие родители намеренно стараются свалить на детей свою вину, чтобы держать их под каблуком, как это делает Рафаэль.

– Мы должны признать, что зашли в тупик, – продолжал Рафаэль. – Значит, пришло время осторожно отступить и заняться другими делами.

И тут все услышали звонкий голос:

– Может быть, не стоит, сэр. Я, кажется, нашел новый подход.

Сондра в изумлении осмотрелась и обнаружила новенького, Ларри Чао, сидевшего за столом в дальнем конце. Головы присутствующих дружно повернулись к нарушителю правил сегодняшней игры. Глаза доктора Рафаэля сузились, лицо побледнело от гнева.

– Ну, то есть я не все решил окончательно, но сегодня ночью я провел опыт и, возможно… – бедняга оказался в центре внимания и был ужасно смущен. – Я просто подумал: может быть, результаты этого опыта произведут впечатление на Комитет, и нам позволят продолжать исследования…

Ларри совсем потерялся и с беззащитным видом уставился на Рафаэля.

– Кажется, ваша фамилия Чао? – грозно спросил Рафаэль тоном школьного учителя, которого прервал непослушный мальчишка. – Я не знал, что на ночь был запланирован какой-то опыт.

– Он… он не был запланирован, сэр, – ответил Ларри. – Просто посреди ночи мне пришла в голову одна мысль. Я попробовал, и у меня получилось.

– Чао, вам известно, что написано в правилах о самовольном использовании оборудования Станции? Нет? Я так и думал. Вы представите мне полный список использованных вами материалов и оборудования с точным указанием продолжительности работы на этом оборудовании. Стоимость вашего опыта подсчитают, исходя из средних нормативов, и эту сумму вычтут из вашей очередной зарплаты. Если сумма превысит ваш заработок, а я этому не удивлюсь, на ваши деньги будет наложен арест до полной выплаты долга.

Лицо Ларри пылало, он сделал беспомощный жест.

– Но, сэр, опыт удался!

– Я очень сомневаюсь, что Финансовый комитет, решивший закрыть Станцию из соображений экономии, изменит свое мнение, поддавшись на доводы, пока еще очень сомнительные, младшего научного сотрудника, готового транжирить и без того скудные финансовые средства Земли. Того, что вы сделали, вполне достаточно, мистер Чао.

«Усек, в чем тут дело, Ларри? – подумала Сондра. – Ты еще просто „мистер“. Разве ты не знаешь, что глобально мыслить умеют только доктора наук?»

Рафаэль обвел комнату свирепым взглядом.

– Если больше ни у кого нет столь же важных сообщений, нам следует обдумать, в каком порядке провести закрытие Станции. Я собираюсь начать эвакуацию не позднее, чем через месяц. Через три дня прошу всех начальников отделов сдать отчеты и за это время определить очередность работ. Согласно указаниям Комитета, мы должны оставить Станцию, Кольцо и все оборудование в резервном режиме. Лазерограмма предписывает нам законсервировать Станцию, чтобы в будущем здесь можно было вновь поселиться и возобновить исследования. Дел очень много, а времени мало, поэтому я предлагаю на этом закончить совещание и приступить к составлению плана предстоящих мероприятий. – Рафаэль секунду помедлил, словно приглашая желающих высказаться. Но ответом было молчание. – Значит, договорились. Совещание начальников отделов в 9:00 через три дня, иметь при себе готовые предварительные графики работ.

Совещание закончилось, но Сондра Бергхофф продолжала сидеть и смотреть, как люди расходятся, осторожно двигаясь в условиях пониженной силы тяжести.

Никто не сказал ни слова.

Проект вот-вот полетит ко всем чертям у них на глазах, но ни один не возмутился. Чего они боятся? Что еще они боятся потерять, если самое ценное в их жизни – Станция – уже потеряно? Почему не заступились за этого Чао?

Возможно, его результаты не такие уж впечатляющие. Скорее всего ему удалось ненамного повысить силу тяжести – до двух или трех земных норм, или удержать поле чуть-чуть дольше теперешних десятых долей секунды. Но если даже так, это все равно достижение, и слава Ларри Чао! Этого недостаточно, чтобы изменить мнение тех, от кого реально зависит существование Станции, но почему человек не может высказаться, почему не имеет права на то, чтобы его выслушали?

Сондра забарабанила пальцами по столу. Впрочем, она-то ведь тоже промолчала…

2. Долги

Исчез. Яркий, сверкающий в темноте маяк исчез через мгновение. Наблюдатель напряженно ждал повторного сигнала, но его не было.

Как он мог пропасть, этот огонек? Чувство горечи и заброшенности охватило Наблюдателя. Снова один. Он постарался успокоиться и вернуть себя в тысячелетнюю спячку.

Но какая-то часть его существа по-прежнему не находила покоя. Он все еще продолжал наблюдать.

И надеяться.

Сондра стояла перед зеркалом. Вот она какая! Маленькая и толстая, лицо круглое, жесткие рыжие кудряшки торчат во все стороны. Она была одета как обычно: мятая блузка неопределенного цвета, бесформенные спортивные брюки и тапочки на липучках. Но сейчас она интересовалась не своей внешностью. Сейчас зеркало понадобилось для того, чтобы подвергнуть себя традиционному испытанию. Большинство людей понимают это испытание образно, но в ее семье всегда держались его буквального смысла. Она попыталась заглянуть в глаза своему отражению.

И отвела взгляд.

Сондра припомнила, как в пятилетнем возрасте соврала, что не лазила в банку с печеньем. Отец повел ее в ванную, поставил перед зеркалом и заставил, заглянув в него, повторить ложь. Тогда она не смогла, также, как и теперь. Хотя на этот раз она не лгала. Просто она поступила не по совести, и случилось то же самое.

Она повернулась и вышла из комнаты, твердо решив исправить дело.

Пять минут спустя Сондра, в немалом смущении и не вполне понимая, зачем это делает, стучала в дверь Ларри. Но ей с детства внушали, что следует исправлять свои ошибки, даже если это очень трудно, даже если нет никакой надежды на успех. Главное – не терзаться угрызениями совести, а что-то делать.

Она должна была выступить на совещании, но не выступила. Теперь нужно как-то все уладить. Правда, она пока не знала как.

– Войдите, – сказали за тонкой дверью.

Она распахнула ее и вошла в маленькую комнату. Ларри сидел на кровати, держа на коленях карманный компьютер. Он удивленно поднял глаза.

– Здравствуйте, доктор Бергхофф.

– Привет, Ларри.

Он поспешно отложил компьютерную записную книжку в сторону и встал в нерешительности, не зная, что делать дальше.

– Гм, позвольте, я вытащу для вас стул.

Он пошарил за спиной у Сондры, и из стены выскочил складной стул. Ларри снова уселся на узкую односпальную кровать, Сондра устроилась напротив него. Она всегда думала о нем, как о подростке, смотрящем на мир широко раскрытыми глазами. Возможно, в этом была доля истины. Сондре было двадцать шесть, а Ларри моложе ее на год, от силы на два. Нет, он не наивный мальчишка – те ерь она это ясно поняла.

На Станции работали высококвалифицированные исследователи. Физика высоких энергий – область, где полно вундеркиндов, но даже вундеркинд попадал на Плутон не раньше, чем ему исполнялось года двадцать четыре. Это в случае, если он признанный гений и в годы учебы перепрыгивал сразу через несколько ступеней. Когда Сондра приехала сюда два года назад, она была самой юной сотрудницей за всю историю Станции. Ларри сейчас примерно столько же, сколько ей было тогда.

Неужели она выглядела так же беззащитно?

Сондра повнимательнее рассмотрела Ларри. Просто у него такое лицо, что он кажется гораздо моложе своих лет. Большие серьезные глаза, черные как смоль волосы, подстриженные на Станции доморощенным парикмахером «под горшок», гладкая, без морщин, кожа, широкий, не по размеру комбинезон – вместе все это создавало образ ранней юности. Сондра готова была поспорить, что Ларри бреется не чаще раза в неделю.

Но дело не только в этом. Жизнь еще не наложила на его лицо отпечаток умудренности, не исказила наивного выражения, не изменила его глаз и не затронула души. Глаза его были чисты, а взгляд прям и ясен.

Сондра не имела понятия, откуда он приехал. Ей казалось, что у него сильный американский акцент, но что это значит? Может, он родился в Америке, а может, просто обучался английскому у преподавателя-американца. Она не знала.

А ведь он один из ста двадцати, всего лишь ста двадцати человек, заброшенных за миллиард километров от всего человечества! И один из двадцати, сидящих за столом на этих чертовых еженедельных совещаниях для научных сотрудников. Как она могла провести столько времени в таком маленьком коллективе и почти ничего не узнать об одном из живущих рядом людей? Тут Сондра подумала о других соседях по Станции и изумилась неожиданному открытию – она помнила многие лица, но напрочь забыла имена.

А ведь раньше она была так общительна… Плутон сделал ее угрюмой затворницей, ожесточил – и в этом она была похожа на Рафаэля. И совершенно не похожа на Ларри Чао – казалось, тот остался таким же, каким был на Земле. Сондра смотрела на него и не находила слов, чтобы начать разговор.

– Я как раз пытаюсь оценить свою работу с Кольцом, – проговорил Ларри, стараясь заполнить тишину. Голос у него был несчастный. – После утренней головомойки у меня такое ощущение, точно сегодня ночью я пустил на ветер все деньги Земли. Не знаю, что делать, черт возьми!

– Еще бы! Можно взглянуть на ваши расчеты? – спросила Сондра, благодарная за то, что он первым прервал затянувшуюся паузу.

Ларри пожал плечами.

– Конечно. Кажется, я довольно точно прикинул стоимость моего ночного эксперимента.

Сондра нахмурила брови.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, вас ведь послал директор. Проверить, чем я занимаюсь.

Сондра от удивления раскрыла рот, потом закрыла, потом опять раскрыла и только после этого обрела дар речи.

– Послал? Рафаэль меня послал? Он бы послал меня только на поверхность Плутона. Без обогревателя или скафандра.

Теперь пришла очередь удивляться Ларри.

– Я думал, вы среди его любимчиков. На совещаниях вы всегда сидите рядом, – сказал он.

Сондра озорно ухмыльнулась.

– Просто рядом с ним всегда свободные места. Кроме того, я сажусь поближе, чтобы следить за ним. У меня это вроде хобби: я наблюдаю, как он провертывает свои дела.

– Во всяком случае, со мной он это проделал очень ловко, – грустно заметил Ларри. – Теперь я не знаю, как быть. Я никогда не смогу отдать этот долг, потому что и за всю жизнь столько не заработаю. Черт, я еще не вернул даже то, что мне ссудил Массачусетский технологический институт.

– Дайте-ка я посмотрю, насколько это серьезно, – мягко сказала Сондра. Ларри передал ей записную книжку. Она взглянула на цифры и глаза ее полезли на лоб. – Пять миллионов британских фунтов! Откуда вы веяли эту величину? Это превышает месячный бюджет всей Станции.

Ларри с печальным видом кивнул.

– Я знаю. Тут все написано.

Сондра просмотрела его вычисления, и ей стало немного легче. Может быть, этот парень и гениальный физик, но в области бухгалтерии он явный невежда. Числа были астрономические, завышенные даже для честного финансового отчета, а Рафаэля незачем радовать честным финансовым отчетом.

– Здесь наверняка ошибка. Вы учли шесть полных часов работы с Кольцом.

– Так оно и было. Время работы с Кольцом – основная статья расходов. Я проверил бухгалтерские отчеты на большом компьютере. В них используется расценка по семьсот тысяч фунтов за час.

– Во-первых, это для внештатных исследователей. Сейчас я проверю стоимость для сотрудников Станции. – Сондра нажала на кнопку управления в записной книжке, запросила по радиосвязи стационарные компьютеры и записала ответ. – Ну, я так и думала. Для сотрудников час работы с Кольцом стоит пятьсот тысяч. И даже эти цифры искусственно завышены для отчетности. Они не имеют ничего общего с действительной стоимостью.

– Здорово! Миллион двести тысяч долой, – сказал Ларри. Он опять плюхнулся на кровать и вздохнул. – Остается наскрести четыре восемьсот. Всего-навсего. Ха-ха, очень смешно.

Сондра подняла глаза от табло и улыбнулась. Было вовсе не смешно, но сама попытка пошутить обнадеживала.

– Во-вторых, вы внесли в счет использование энергии и оборудования, а они учитываются в почасовом тарифе. Это не так уж много, но все-таки кое-что. В-третьих, вы проводили опыт с Кольцом не шесть часов; согласно показаниям регистрационных приборов, шесть часов вы находились в диспетчерской. Вы не могли все это время управлять Кольцом. Если бы это было так, вы бы израсходовали месячный запас энергии. Могу поспорить, что девяносто пять процентов времени вы считали на компьютере и размышляли, что делать дальше. Разве не так?

– Вроде так.

– Ну вот. И на сколько минут вы вывели Кольцо из резервного режима?

Ларри на мгновение задумался.

– Минут на семь-восемь. Мне надо проверить по кривым самописцев.

– Проверим, проверим, погодите. Итак, допустим, Кольцо работало восемь минут. Час работы для сотрудников Станции стоит пятьсот тысяч фунтов, получается шестьдесят шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть британских фунтов.

– Это моя зарплата за два года! – воскликнул Ларри.

– Значит, мы состряпаем план десятилетних выплат и представим его на рассмотрение Рафаэля, – сказала Сондра. – В первый месяц вы выплатите свой взнос, как хороший мальчик, а ко второму месяцу Институт закроется. Если Станция прекратит работу и вы перестанете получать жалованье, то каким образом с вас взыщут недоимку? А кроме того, мы укажем, что выплаты будут производиться в израильских шекелях. На сегодняшний день это конвертируемая валюта с самым высоким процентом инфляции. Через год ваш долг уменьшится вдвое.

Ларри немного подумал и насупился.

– Мне кажется, это не совсем честно.

Сондра тихо выругалась.

– А то, что Рафаэль хочет наказать вас за интересную идею и проявление инициативы – честно? Это, по-вашему, честно?

– Но он прав. Мне не поручали проводить опыт. Я не внес его в график.

«Людям надо, чтобы авторитет был всегда прав», – подумала Сондра.

– Три четверти опытов проводятся здесь вне плана. Эту практику даже негласно поощряют, чтобы помешать сотрудникам выполнять левую работу для коммерческих лабораторий. Мы должны трудиться в интересах общества, а наши данные – общественное достояние. Если бы халтуру не ограничили таким образом, частные компании стали бы нанимать исследователей для проведения секретных экспериментов. Формальный запрет не предусматривает наказание» за вдохновение, и Рафаэль не вправе применять его против вас. Но, поскольку подавать ему жалобу бесполезно, мы должны найти способы обойти запрет. Предоставьте это мне, и могу поспорить, я сделаю ваш долг еще меньше.

Ларри снова ненадолго задумался.

– Черт, у меня нет выхода: я никак не смогу его выплатить. Будь по-вашему.

– Вот и хорошо. Наконец-то слышу глас не мальчика, но мужа, – Сондра отложила в сторону карманный компьютер. – Теперь о главном. В действительности я пришла к вам сейчас затем, чтобы извиниться: мне надо было поддержать вас на совещании. Давайте я подгоню ваши цифры и хоть как-то заглажу свою вину.

– Почему это вам надо было сегодня меня поддерживать? – удивился Ларри. – Мы ведь едва знакомы.

– Да, но старожилы должны помогать новичкам, это для меня абсолютная истина. Поэтому и всем сидевшим за столом следовало сказать свое слово, но, увы, никто этого не сделал. Мы все слишком запуганы Рафаэлем.

Ларри снова выпрямился.

– Это, пожалуй, правда. Он напоминает мне моего дядю Таля, тот всегда находил повод показать, что я недостаточно благодарен своим родителям. Что бы я ни делал, все вызывало его недовольство. Тысячу раз я собирался высказать ему в глаза все, что о нем думаю, но мне всякий раз не хватало смелости. А доктор Рафаэль своими повадками похуже моего дяди.

Сондра почувствовала себя не в своей тарелке. Ей было стыдно признаться, но в глубине души она восхищалась непокладистостью Рафаэля и испытывала к нему симпатию.

– Не судите его строго, жизнь его была не слишком сладкой. Двадцать пять лет назад он защитил докторскую диссертацию, почему-то намного позже своих ровесников. Они за это время ушли вперед, а он так и не сумел наверстать упущенное и чувствовал себя всю жизнь стариком. Он жил, наблюдая, как вундеркинды вроде нас добиваются успехов. Представьте себе, каково ему было всегда хоть немного, но отставать, всегда быть лишь толковым ученым в области, где некоторые его сверстники считались гениями. Неудивительно, что у него испортился характер, – Сондра помолчала и пожала плечами. – Но в любом случае мы не должны страдать за его собственные неудачи. Мы-то тут при чем?

– Просто не следует спускать ему, – со странной твердостью в голосе произнес Ларри. – Если бы мы ему не потакали, он не смог бы нами помыкать.

– Я уже давно говорю себе это, – согласилась Сондра. – Но через месяц это заведение закроется, и поздно поднимать бунт.

На лице Ларри блуждала робкая, застенчивая улыбка.

– А мои результаты? Возможно, они чего-нибудь стоят.

Сондра снисходительно улыбнулась. Чтобы произвести впечатление, нужны фантастические, невозможные цифры. Мелкое усовершенствование, еще один крошечный шажок никого ни в чем не убедят. Но она не скажет этого Ларри. Зачем разбивать его надежды?

– Да, вы правы. Возможно, стоят.

– Хотите посмотреть? – с волнением спросил Ларри.

Не дожидаясь ответа, он сорвался с кровати, пролетел над головой Сондры и, к ее огромному удивлению, отскочил от потолка. Словно циркач, с удивительной точностью приземлился перед письменным столом и прижал ноги к ножкам стула. Очевидно, он долго тренировался, и теперь пониженная сила тяжести ему не мешала. Ларри порылся в прикрепленных к столу бумагах и вытащил из толстой пачки один листок.

– Вот резюме, – сказал он. – У меня есть подробный отчет, но компьютер еще жует некоторые данные.

Сондра взяла листок.

– Почему так долго? – спросила она.

Ларри пожал плечами.

– Я смог запустить их на доработку только после совещания, а это сложное дело, оно отнимает уйму времени. Слишком большой объем для дистанционного терминала. Я скармливал управляющему компьютеру Кольца результаты моего опыта мелкими порциями в перерывах между плановыми работами, чтобы не перегрузить счетно-аналитическую систему. Не хочу, чтобы Рафаэль пришил мне еще незаконное использование компьютера.

Он смущенно усмехнулся. Сондра рассмеялась.

– Вы понемногу набираетесь опыта, – сказала она и небрежно заглянула в резюме. Потом прищурилась и посмотрела снова, более внимательно. Ей пришлось прочитать текст еще дважды, прежде чем она убедилась, что правильно все поняла. Этого не может быть. Не может.

– Здесь наверняка ошибка, – сказала она. – Вы не могли получить такое поле тяготения. Даже знай мы, как это сделать, у нас не хватило бы мощности на меньшую в сто раз силу тяжести.

– Цифры верны, – ответил Ларри. – Я не генерировал это поле тяготения – я собрал в фокус и усилил уже существующее. Поле тяготения Харона.

Сондра посмотрела на него. Он говорил спокойно, в его голосе не было настороженности, он не прятал глаза. Он был совершенно убежден в правильности результатов. Сондра опять заглянула в листок, чтобы уточнить время проведения опыта. Все это случилось за несколько часов до того, как Рафаэль бросил свою «бомбу». Нет, Ларри не успел бы подтасовать данные в безумной попытке добиться отмены решения о закрытии Станции. А кроме того, эти цифры чересчур хороши для подделки. Никто бы не поверил. Они настоящие.

Сондра вдруг заметила, что тупо таращится на страничку резюме. Она отложила листок и пристально, в упор посмотрела на Ларри. Если бы он хотел ее обмануть, он бы краснел, заикался и отводил взгляд, потому что не имеет опыта лжеца, это ясно. Но Ларри был спокоен. Итак, или данные верны, или Ларри сделал очень эффектную ошибку.

Он-то верит. Но больше никто не поверит.

– Рафаэль видел ваши расчеты? – постучав пальцем по бумажке с резюме, спросила Сондра.

– У меня до сих пор не хватает духу переслать эти данные на его терминал. Я собирался обнародовать их на совещании, но не решился, – невесело признался Ларри.

– Черт возьми! – Если бы Ларри послал их до совещания, сомнений в его честности было бы меньше. – Пошлите их прямо сейчас. И не только на его терминал, а сделайте по экземпляру для всех научных сотрудников Станции. Сейчас же. Не медля ни минуты.

– Но…

– Никаких «но», Ларри. Они увидят эти цифры после объявления о консервации Станции и решат, что вы подделали вычисления, чтобы предотвратить печальный финал. Если же мы распространим ваши данные немедленно, то подозрения легко будет опровергнуть – у вас просто не хватило бы времени для убедительной мистификации. Чем дольше вы будете тянуть, тем труднее будет что-либо доказать.

– Но эти данные верны, – возразил Ларри. – Я их не подтасовывал.

– Я это знаю, и вы это знаете, но кто нам поверит? Эти величины в пятьсот тысяч раз больше, чем можно было ожидать. Вспомним бритву Оккама. Что правдоподобнее: открытие, сделанное как на заказ, или подделка?

Ларри с минуту подумал, затем схватил компьютер и набрал ряд команд. Долгое время в маленькой комнатке слышалось только легкое постукивание клавиатуры. Сондра с волнением глядела на Ларри, сердце у нее часто билось, на лбу выступил пот.

«Мне страшно» – пронеслось в голове. Но почему?

И тут она поняла. Она боялась силы, которую обнаружил Ларри. Он сумел собрать ее в крошечном объеме и всего на несколько секунд. Но это было тяготение в тысячу раз мощнее солнечного. Сила, способная сокрушить Вселенную.

Да, она способна напугать кого угодно.

«Джесси, я возвращаюсь домой. Домой». Саймон Рафаэль отложил старомодную ручку, и взгляд его на секунду затуманился. Глупые стариковские слезы. Впрочем, стыдиться нечего – для того и существует дневник, чтобы втайне дать выход своим чувствам, излить душу единственной любимой женщине.

Временами, довольно часто, он спрашивал себя: может, это симптом безумия – вести дневник в форме писем к покойной жене? Но кто на Плутоне втайне не безумен? Лучше не расходовать запас благоразумия на мысли, о которых никто никогда не узнает. Лучше приберечь его для общения с другими.

«Вчера вечером поступила лазерограмма с извещением о закрытии Станции. Теперь уже скоро, совсем скоро я буду снова гулять под голубым небом Земли. Скоро я снова приду к тебе». Ее могила была в красивом уголке, прижималась к склону скромного холма; внизу лежали зеленые поля долины Шенандоа, а наверху высились холодные хребты Голубых гор. «Я брошу это проклятое место и вернусь домой – к тебе, дорогая».

Он снова отложил ручку, вздохнул и закрыл глаза. Рафаэль не мог понять тех, кто держался за мертвый Плутон, выдумывая причины для того, чтобы остаться здесь. Ненормальные! И если даже этот Чао серьезно считает, что сделал стоящее открытие, то это всего лишь непреднамеренное очковтирательство, прискорбное заблуждение. Хватит обманывать самих себя и друг друга!

Рафаэль знал, что Чао ошибается. Чао не мог ничего открыть, потому что и открывать нечего. Гравитационные исследования зашли в тупик, нужно найти мужество признаться себе в этом. Только поэтому после стольких слов и дел Рафаэль решил все бросить.

Он стянул губы в грустной улыбке и снова взялся за ручку. «Покидая эту планету, я не испытываю сожаления, – писал он. – Я сделал все, что мог, я всегда работал на пределе своих возможностей. Теперь остается лишь вспомнить слова Филдса[3]3
  Американский комический актер; снимался в амплуа мошенников.


[Закрыть] (Джесси всегда любила старинные кинокомедии, а Рафаэль был к ним равнодушен): «Если ты не преуспел сразу, попробуй второй раз. А потом бросай. Только дурак держится за гиблое дело».