Текст книги "Кладбище слонов"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

"Неужели он еще тогда замышлял убийство? – вяло подумал Мур. – Не случайно он хотел, чтобы я остался с ним. Боялся, что лопнет нарыв в подсознании..."

Мур понял, что никогда не узнает правды. Огонь из легких пробрался в череп и принялся пожирать мозг.

Придя в сознание, он не шевелился, измотанный до предела. Он лежал на койке под льняным покрывалом.

– ...Пусть это послужит вам уроком, – звучал голос в головных телефонах.

Мур открыл глаза. Судя по всему, он находился в клинике на одном из этажей Обители Сна. Возле койки сидел Франц Эндрюс, адвокат, посоветовавший ему не отпираться на суде.

Мур вяло помотал головой, стряхивая наушники.

– Как самочувствие? – спросил Эндрюс.

– Великолепное. Хотите предложить партию в теннис?

Адвокат улыбнулся одними глазами.

– Я вижу, символическая кара сняла бремя с вашей души.

– О! Эти слова объяснили мне все, – произнес Мур с кривой улыбкой. Но все-таки, я не понимаю, зачем вообще нужна была какая-то кара? Ведь этот рифмоплет убил мою жену.

– Он заплатит за это сполна, – пообещал Эндрюс.

Мур повернулся набок и вгляделся в невыразительное лицо собеседника. Коротко остриженные волосы Эндрюса были тронуты сединой, умные глаза смотрели не мигая.

– Что вы сказали? Нельзя ли повторить?

– Пожалуйста. За свое преступление Юнгер заплатит сполна.

– Так он жив?

– Жив-здоров и находится в двух этажах над вами. Но для казни он еще слабоват. Скоро он окончательно поправится, и тогда...

– Он жив! – повторил Мур. – Жив! Так за что же меня наказали, черт бы вас побрал?!

– Как это – за что? Вы же убили человека! – раздраженно ответил Эндрюс. – Тот факт, что врач успел его оживить, вовсе не снимает с вас вины. Убийство совершено. Именно для таких случаев и существует символическая кара. В следующий раз вы как следует подумаете, прежде чем хвататься за молоток.

Мур попытался подняться. Не получилось.

– Ну-ну, не торопитесь. Вам надо провести в постели еще несколько дней. Ведь вас только вчера оживили.

Мур хихикнул. Потом захохотал. Наконец, он всхлипнул и умолк.

– Теперь вам легче?

– Легче, – прохрипел Мур. – Какая кара ждет Юнгера?

– Газовая камера. То же, что перенесли вы, если будет доказана его невменяемость в момент...

– Тоже символически? Или совсем?

– Разумеется, символически.

Из того, что произошло потом, Мур запомнил только крик врача, чьего присутствия он прежде не замечал, щелчок безыгольного инъектора и резкую боль в плече.

Проснувшись, он почувствовал себя окрепшим. В стену перед ним упирался узкий солнечный луч. Возле койки в прежней позе сидел Эндрюс.

Мур молчал, выжидающе глядя на адвоката.

– Мне сообщили, что вы плохо ориентируетесь в ситуации, – заговорил адвокат. – Я думал, вы знаете, что такое символическая кара. Вынужден просить у вас прощения. Видите ли, подобные случаи крайне редки, в моей практике это первый. Я полагаю, вам известны обстоятельства неумышленного убийства вашей жены мистером Юнгером...

– Неумышленного?! О, черт! Это случилось на моих глазах! Он вбил кол ей в сердце! – У Мура сорвался голос.

– Все не так просто. Видите ли, этот случай не имеет прецедента. Вопрос стоял так: либо Юнгеру будет вынесен приговор сейчас, с учетом сегодняшних обстоятельств, либо он пролежит в "бункере" до операции, после которой причиненный им вред получит окончательную оценку. Мистер Юнгер дал добровольное согласие на второй вариант и, следовательно, вопрос снят. Он будет спать до тех пор, пока хирургическая техника не усовершенствуется настолько...

– Какая еще техника? – Впервые после Рождества мозг Мура пробудился полностью. Он понял, что сейчас услышит.

Эндрюс поерзал на стуле.

– Видите ли, у мистера Юнгера... э-э... своеобразное, я бы сказал, поэтическое представление о том, где у человека сердце. Это чистая случайность, что он задел левый желудочек. Но врачи утверждают, что это поправимо. Плохо другое: будучи направлено под углом, острие колышка задело позвоночник. Два позвонка разбиты, еще несколько треснули, поврежден спинной мозг.

Мур снова впал в прострацию. Конечно же, Леота не умерла. Но она и не жива. Она спит "холодным сном". Искорка жизни будет теплиться в ней до самого пробуждения. Тогда, и только тогда она умрет. Если...

– ...осложняется ее беременностью и тем, что для разогрева тела до температуры, при которой возможна операция, необходимо время... – говорил Эндрюс.

– Когда ее будут оперировать?

– Сейчас этого нельзя сказать наверняка. Видите ли, методика еще не проверена на практике. Уже сейчас врачи способны устранить по одному все негативные факторы, но в совокупности и в предельно сжатый срок... Надо исцелить сердце, позвоночник, спасти ребенка, причем с помощью экспериментальной техники...

– Когда? – настаивал Мур.

Эндрюс пожал плечами.

– Врачи этого пока не говорят. Может, через месяц, а может, через несколько лет. Пока ваша жена в "бункере", ей ничего не грозит...

Мур не слишком вежливо попросил адвоката уйти.

На другой день он встал с кровати, несмотря на головокружение, и сказал врачу, что не ляжет, пока не повидает Юнгера.

– Но ведь он в тюрьме, – возразил врач.

– Неправда! Адвокат сказал, что он здесь.

Через полчаса Муру разрешили посетить Юнгера. Его сопровождали Эндрюс и два санитара.

– Боитесь, что символическое наказание не удержит меня от убийства? ухмыльнулся Мур.

Эндрюс промолчал.

– Не бойтесь. Я слишком слаб. К тому же, у меня нет молотка.

Эндрюс постучал в дверь, и они вошли.

Юнгер в белом тюрбане из бинтов восседал на подушках. На стеганом покрывале перед ним лежала закрытая книга. Он смотрел за окно, в сад.

– Доброе утро, сукин ты сын.

Юнгер обернулся.

– Прошу.

Мур вложил в приветствие всю злобу, накопившуюся в душе, и теперь не знал, что еще сказать. Он уселся на стул возле кровати, достал трубку и, вспомнив, что не захватил табак, принялся ковырять в чашечке ногтем. Эндрюс и санитары делали вид, будто не смотрят на него.

Мур сунул в рот пустую трубку и поднял глаза.

– Мне очень жаль, – сказал Юнгер. – Ты способен в это поверить?

– Нет.

– Она – это будущее. Я вбил в ее сердце кол, но все же она не мертва. Врачи говорят, она выздоровеет. Она будет красивей, чем прежде. – Он вздрогнул и потупился.

– Если для тебя это послужит утешением, знай, – продолжал он, – что я страдаю и буду страдать всю жизнь. Нет на свете гавани для моего "Летучего голландца". Я буду плыть на нем, пока не умру среди чужих людей. – Жалко улыбаясь, он посмотрел на Мура. – Ее спасут! Она будет спать, пока врачи не подготовятся к операции. Потом вы соединитесь навеки, а я... я буду скитаться. И уже никогда не окажусь на твоем пути. Желаю счастья. И не прошу прощенья.

Мур встал.

– Сейчас нам не о чем говорить друг с другом. Но когда-нибудь мы вернемся к этой теме.

Возвращаясь в свою палату, он подумал, что так ничего и не высказал Юнгеру.

– Перед Кругом стоит этический вопрос, и отвечать на него придется мне, – сказала Мэри Мод. – К сожалению, он поставлен правительственными юристами, поэтому, в отличие от многих других этических вопросов, от него нельзя уклониться.

– Он касается Мура и Юнгера? – спросил Эндрюс.

– Не только. Он касается всего Круга, хотя возник он в результате этого конфликта.

Она указала на журнал, лежащий перед ней на столе. Эндрюс кивнул.

– "Вот, агнец Божий", – прочитала она заголовок редакционной статьи, рассматривая фотографию члена Круга, распростертого на полу в церкви. Нас обвиняют, будто мы плодим психопатов всех мастей, вплоть до некрофилов. Тут есть еще один снимок. Мы до сих пор не выяснили, кто его сделал. Здесь, на третьей странице.

– Я видел.

– От нас требуют гарантий, что впредь член Круга, покидая стены

Обители навсегда, не утратит свойственной ему фривольности и не впадет в глупую патетику.

– Но ведь это случилось впервые.

– Разумеется. – Она улыбнулась. – Обычно нашим бывшим питомцам хватает такта потерпеть несколько недель, прежде чем их поведение становится антиобщественным. Все они отличаются полной неприспособляемостью к окружающему миру. На первых порах она не так дает себя знать благодаря их богатству. Но этот случай, – она снова показала на журнал, – позволил недоброжелателям упрекнуть нас, что мы либо выбираем не тех людей, либо недостаточно хорошо проверяем состояние их здоровья, прежде чем расстаться с ними. И то, и другое – нелепо. Первое – потому что собеседования провожу я, а второе – потому что нельзя ожидать от человека, сброшенного с небес на землю, что он сохранит свое обаяние и душевное равновесие. Это невозможно, как бы мы его ни натаскивали.

– Но Юнгер и Мур были вполне нормальны и никогда не сводили между собой тесного знакомства. Правда, после того, как их эпоха ушла в историю, они встречались немного чаще, и оба были очень чувствительны к переменам. Но это проблема всего Круга.

Эндрюс промолчал.

– Я пытаюсь подвести тебя к мысли, что этот инцидент – обычная ссора на почве ревности. Я не могла его предвидеть, поскольку любовь женщины непредсказуема. Переменчивый век тут ни при чем. Или я не права?

Эндрюс не ответил.

– Следовательно, проблемы как таковой не существует, – продолжала Дуэнья. – Мы не выгоняем за порог наших домочадцев. Мы просто переселяем в будущее здоровых, одаренных, обладающих вкусом людей нескольких поколений. Единственная наша ошибка в том, что мы не учли извечной проблемы любовного треугольника. Между двумя мужчинами, увлеченными красивой женщиной, всегда возникает антагонизм. Ты согласен?

– Он верил, что умирает на самом деле, – сказал Эндрюс. – У меня не выходит из головы, что он не имел никакого представления о Всемирном Кодексе.

– Это пустяки, – отмахнулась Мэри Мод. – Ведь он жив.

– Видели бы вы его лицо, когда его привезли в клинику.

– Лица меня не интересуют. Слишком уж много я их повидала на своем веку. Давай лучше подумаем, как бы нам решить эту проблему к вящему удовольствию правительства...

– Мир так быстро меняется, что мне скоро самому придется к нему приспосабливаться. Этот бедняга...

– Некоторые вещи остаются неизменными, – возразила Мэри Мод. – Но я догадываюсь, к чему ты клонишь. Очень умно. Мы наймем группу независимых психологов. Они проведут исследования, придут к выводу, что наши люди недостаточно приспособляемы, и порекомендуют нам один день в году отвести психотерапии. Никаких Балов: каждый отдыхает сам по себе. Днем – прогулки, легкие физические упражнения, общение с простыми людьми, необременительные для психики развлечения. Вечером – скромный ужин и танцы. Они полезны снимают напряжение. Я думаю, такой вариант устроит все заинтересованные стороны, – закончила она с улыбкой.

– Наверное, вы правы.

– Разумеется, права. Наши психологи напишут несколько тысяч страниц, ты добавишь к ним две-три сотни собственных, суммируешь данные исследований и, вместе со своей резолюцией, представишь отчет совету попечителей.

Он кивнул.

– В любое время. Это моя работа.

Когда он ушел, Мэри Мод натянула черную перчатку и положила в камин полено. Настоящие дрова с каждым годом дорожали, но она не доверяла современным отопительным устройствам.

За три дня Мур оправился настолько, что врач разрешил ему лечь в "бункер". "Боже, – подумал он, когда снотворное погасило его чувства, какие еще муки ждут меня после пробуждения?"

Впрочем, одно Мур знал наверняка: даже если он проснется в Судный День, его банковские счета будут в полном порядке.

Пока он спал, мир шел своей дорогой...