Текст книги "Театр одного демона"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Роджер Желязны, Роберт Шекли
Театр одного демона
ЧАСТЬ 1
Глава 1
Илит порадовалась тому, что выбрала удачный денек для путешествия. Спустившись с небес, она очутилась на маленьком кладбище в старой Англии, графстве Йорк. Был конец мая. Солнце сияло так, как оно сияет только в безоблачный и тихий майский день, и все вокруг, казалось, впитывало его живительные лучи. Щедрость солнца славил разноголосый птичий гам: множество птиц, прыгавших, перелетавших с одной замшелой ветки на другую, возившихся в невысоких кустах, копошившихся на могилах, где пробивалась зеленая трава, трещали, стрекотали, щебетали, звенели и свистели, изо всех сил стараясь перекричать друг друга. Но что радовало Илит больше всего – больше пения птиц, больше этого весеннего праздника света и тепла – это примерное поведение двенадцати юных херувимчиков, находившихся под ее опекой. Небесные создания вели себя на редкость тихо. Даже для ангелов.
Детки мирно играли в сторонке – дружно, не ссорясь, никого не исключая из игры, – и Илит уже облегченно вздохнула, намереваясь немного отдохнуть после неблизкого перелета из Рая Небесного в рай земной, как вдруг прямо перед нею, в десяти шагах, сверкнул огонь и заклубился едкий адский дым. Когда облако дыма рассеялось, она увидела невысокого рыжего демона, чем-то напоминавшего Братца Лиса из известной сказки.
– Аззи! – воскликнула Илит. – Что ты здесь делаешь?
– Я взял отгул, – сказал Аззи. – Захотелось немного отдохнуть от гадких дел, прогуляться по святым местам. В конце концов, однообразие надоедает. Вот я и решил сменить обстановку.
– А свои убеждения ты, случайно, не решил сменить? – колко спросила Илит.
– Нет, не в пример некоторым, – ответил Аззи, намекая на темное прошлое Илит, начинавшей свою духовную карьеру в роли ведьмы. – Что за славные у тебя детки, – прибавил он, указывая на очаровательных малюток-ангелочков.
– Да, и к тому же, как видишь, они ведут себя ужасно хорошо, – не преминула заметить Илит.
– Что же в этом удивительного? Ангельское поведение для ангела – все равно что чертовщина для черта.
Тем временем юные херувимы, оставив тихие игры, затеяли шумную возню среди надгробий. В тишине кладбища их тоненькие, приторно-сладкие голоса были далеко слышны:
– Смотри, смотри, что я нашел! Это могила св. Ательстана Медоуста! {1}1
В оригинале – непереводимая игра слов: St. Athelstan the Mealymouthed (Св. Ательстан Медоуст). Слово mealymouthed имеет в английском языке два значения: 1. сладкоречивый; 2. боящийся высказаться прямо, откровенно.
[Закрыть]– Ну и что! А я нашла могилу святой Анны – Главы Покаянной. Это очень известная святая, гораздо более известная, чем твой Медоуст!
Златокудрые, белокожие, курносые ангелочки с пухлыми розовыми щеками, казалось, сошли с какой-нибудь глянцевой рождественской открытки. На первый взгляд они отличались друг от друга не более, чем горошины из одного стручка: широко раскрытые голубые глаза, крупные шелковистые локоны, падающие на плечи по моде того столетия. У каждого за спиной имелась пара крылышек, покрытых нежными перышками, еще не успевшими истрепаться под ветрами Неба и Земли. Однако крылья их сейчас были спрятаны под широкими белыми и розовыми ангельскими одеяниями и замаскированы отделкой из кружев. Не то чтобы вся эта милая компания путешествовала инкогнито – им нечего было таиться, ведь в 1324 году мало кто из людей удивился бы, увидев ангела. Однако у детей Эфира существовало неписаное правило прятать свои крылья, сходя с небес на землю.
Да, на Земле в тот момент, когда Илит опустилась на дорожку старого английского кладбища, шел 1324 год. В те времена мир людской посещало множество гостей из потустороннего мира – как званых, так и незваных. Ангелы и демоны, сатиры и нимфы, обосновавшиеся здесь на правах старинных знакомых, божества давно забытых религий, Бог знает какими ветрами занесенные в чужие края, причудливые порождения фантазии – смешные и страшные, уродливые и красивые, разные бесплотные создания, происхождение которых было столь же туманно, как и принимаемые ими формы, наполняли земные города и села, леса и парки, реки и озера. В эту пеструю эпоху, названную впоследствии Возрождением, общество отличалось известной широтой взглядов и терпимостью.
– И что же ты делаешь здесь, Илит? – спросил Аззи.
Прелестная брюнетка объяснила ему, что она привела этих невинных отроков и отроковиц на экскурсию по известнейшим гробницам Англии. Экскурсия входила в план обучения Закону Божьему – лекции этим юным созданиям уже читали, зачеты почти все сданы, а практика должна была начаться только летом. Илит была ярой сторонницей воспитания молодежи в страхе божьем – возможно, здесь сказывалось ее бурное прошлое (ведьма, состоявшая на службе у Темных Сил, она перешла на сторону Добра, полюбив Ангела Гавриила). Дети должны получить блестящие знания, чтобы впоследствии самые сложные и каверзные людские вопросы не смогли смутить их или поставить в тупик.
То местечко на севере Англии, с которого небесные гости начали свою экскурсию, – Юдоль Страдания, не слишком широко известная в те времена – как раз подходило для таких целей. Здесь нельзя было найти клочка земли, в которой не лежал бы прах какого-нибудь святого или кости мученика, пострадавшего за веру. Юные ангелы и ангелицы погрузились в созерцание надгробных камней, сосредоточенно разбирая надписи на староанглийском языке и увлеченно обсуждая свои маленькие открытия.
– Так вот, оказывается, где похоронена Св. Цецилия Опрометчивая, – прозвенел тоненький голосок. – Я недавно говорила с нею – еще когда мы были там, на небесах. Она попросила меня помолиться у ее могилы.
Аззи повернулся к Илит:
– Похоже, дети не слишком нуждаются в твоем надзоре. Почему бы тебе не прогуляться вместе со мною? Пообедаем вместе…
Когда-то очень давно Илит и Аззи были близки – в те времена оба они были молоды и служили Темным Силам. Лукавый демон, подававший большие надежды, легко вскружил голову хорошенькой ведьмочке. Да, были когда-то времена…
Она сделала несколько шагов в направлении, указанном Аззи, – к дубу, широко раскинувшему свои мощные ветви, – и во мгновение ока перенеслась в совершенно другой мир. Теперь вместо дуба перед ней были пальмы, а вместо правильных рядов могильных камней, кое-где начавших зарастать мхом, до самого горизонта раскинулась морская гладь. Солнце – огромный оранжевый шар – висело над морем. На узком песчаном берегу не было ни души. У самой кромки воды стоял роскошный шатер. Полог у входа был откинут, и Илит могла видеть стол, накрытый с восточной пышностью. Каких только яств здесь не было! Столетние вина в серебряных узких кувшинах стояли на парчовой скатерти. Спелые плоды, казалось, вобрали в себя золотистые лучи, которыми щедро одарило их тропическое солнце. Чуть поодаль возвышалось широкое ложе. Пуховые подушки и шелковые одеяла лежали на нем горой. За занавеской хор сатиров исполнял куплеты любовного содержания.
– Приляг, – пригласил Аззи свою бывшую подружку, обняв ее за плечи и подведя к ложу. – Я угощу тебя вином, фруктами и охлажденным шербетом. Ты когда-нибудь пробовала охлажденный шербет с виноградом? Ну, а потом мы с тобой займемся тем, что, как мне кажется, когда-то доставляло тебе удовольствие… Я соскучился по тебе. Я так давно не был с тобой, Илит.
– Полегче, приятель! – воскликнула бывшая ведьма, отталкивая Аззи, охваченного любовным пылом. – Ты меня не за ту принимаешь! Ты что, забыл, что я ангел?
– Нет, моя крошка, – ухмыльнулся Аззи. – Ну как же я мог такое забыть! Я просто подумал, что ты хочешь немного расслабиться. Сделать паузу, так сказать.
– Но у нас есть строгие законы, которые не позволено нарушать.
– Вот как? А твоя маленькая интрижка с доктором Фаустом? Как на это смотрит ваша суровая мораль?
– Это была моя ошибка, – вздохнула Илит. – Я была так молода и неопытна в то время… я позволила своим чувствам взять верх над рассудком. Но впоследствии я раскаялась. Теперь со мной все в порядке. Я вновь стала самой собой, прежней Илит, и веду правильную жизнь.
– Да, конечно. Если не считать того, что из-за этой истории вы с Гавриилом расстались.
– Почему же? Мы до сих пор видимся… и довольно часто… Интересно, как тебе удалось пронюхать…
– Не огорчайся. Я не хотел тебя обидеть. Знаешь пословицу: «добрая слава лежит, а худая далеко бежит». Во всех трактирах Лимба только об этом и говорят! Вообще, если хочешь знать обо всем, что происходит между Землей и Небом, то лучшей информационной службы, чем заурядный кабачок где-нибудь на окраине Лимба, не найти.
– Мне кажется, ты лукавишь, дружок. Моя личная жизнь… Неужели сплетникам Лимба больше не о чем почесать языки?
– Должен вам сказать, что когда-то вы были порядочной чертовкой, мадам. И мы довольно весело проводили время. В те времена ты не чуралась моего общества, Илит. Помнишь, как нам было здорово вдвоем?
– Ах, Аззи, ты невыносим. Если ты хочешь соблазнить меня, тебе бы следовало говорить мне комплименты: как хорошо я выгляжу, насколько я привлекательна… и все такое прочее. А ты битый час расточаешь похвалы самому себе.
– А ты, между прочим, и вправду недурно выглядишь. Не знаю, как насчет «всего прочего», но вид у тебя, прямо скажем, весьма аппетитный, – и Аззи окинул бывшую ведьму взглядом, отдающим должное ее прелестям.
– А ты, между прочим, ничуть не изменился. Все так же остришь… – Илит, прищурившись, поглядела в морскую даль. – Что ж, Аззи, благодарю тебя за эту роскошную иллюзию. Ты не пожалел времени и сил, создавая ее. Но мне пора. Меня ждут дети.
И, повернувшись спиной к морскому берегу, солнцу и теплому песку, Илит сделала несколько шагов. Через мгновение она уже вновь стояла на посыпанной песком дорожке тихого английского кладбища. Она явилась как раз вовремя: отроковица Эрмита вцепилась в волосы отрока Димитрия, и если бы не вмешательство Илит, юная дева добралась бы и до ушей бедняги.
Вслед за Илит на кладбище объявился Аззи. Казалось, он был не слишком огорчен только что полученным отказом.
– И все-таки, Аззи… – нерешительно начала Илит. – Не думаю, чтобы только ради меня ты решил проделать такой длинный путь из Ада в подлунный мир. Но если ты явился сюда не за мной, то за чем же? Что ты вообще здесь делаешь, позволь узнать?
– Я просто наслаждаюсь покоем, – невесело усмехнулся Аззи в ответ. – Видишь ли, я оказался не у дел. Я явился сюда затем, чтобы составить план дальнейших действий.
– Сюда? В Англию?
– Да, в Средневековье. Это один из моих самых любимых периодов в истории человечества.
– Как же это ты оказался не у дел? Я думала, Силы Зла по заслугам оценили талант, с каким ты провел интригу в истории с доктором Фаустом.
– О! будь добра, не напоминай мне об этой ужасной истории!
– Ужасной? Но почему же?
– Как это часто случается, победу одержал один, а лавры достались другому. После того, как Мефистофель чуть было все не испортил… Эти тупоголовые болваны у нас в Аду ведут себя так, словно до конца света еще не один миллиард лет и впереди у них вечность. До них никак не доходит, что не так-то просто им будет удерживать власть над умами людей. Скоро они совсем выйдут из моды и в лучшем случае будут пылиться на полках музеев, а в худшем – попадут к старьевщику, как никому не нужная ветошь.
– Что ты говоришь, Аззи! Такого быть не может! Ведь Зло бессмертно. Если оно исчезнет, что же тогда случится с Добром?
– Добро постигнет та же участь.
– Но это же невозможно! – воскликнула Илит. – Человечество не сможет обойтись без Добра и Зла!
– Были времена, когда человечество прекрасно обходилось без них, моя дорогая, – философски заметил Аззи. – Припомни: ни древние греки, ни римляне не имели такого понятия, как Абсолют. И это отнюдь не мешало им жить. Многие мыслители считают античность Золотым веком человечества и черпают свою мудрость из этого неиссякаемого источника…
– Я в этом не уверена, – отвечала Илит. – Но даже если и так, я не думаю, чтобы подобный возврат к прошлому был возможен. Человечеству нужна мораль. Люди не смогут существовать в обществе, лишенном твердых нравственных устоев.
– Почему же? – парировал Аззи. – Ведь Добро и Зло – это не хлеб насущный, без которого смертным и вправду пришлось бы нелегко.
– Не хлебом единым… – начала было Илит торжественно, но умолкла под насмешливым взглядом Аззи. Подумав секунду, она тихо спросила: – Так значит, твоя цель – уничтожить Добро и Зло, Аззи? Построить свой мир, мир по ту сторону Добра и Зла?
– Конечно же, нет! Зло – это моя работа, Илит, моя профессия, и я считаю себя профессионалом высокого уровня. Я верю в силу Зла. Я редко делюсь своими мыслями с окружающими, но тебе, Илит, я могу раскрыть свою душу. Я действительно кое-что задумал. Я хочу совершить нечто выдающееся. В конце концов, я же демон. Я хочу учинить Великое Злодейство, чтобы снова вернуть человечество на старый путь Добра и Зла. Как говорится, время собирать камни и время разбрасывать камни.
– Пока мне ясно только одно: от скромности ты не умрешь, – сказала Илит.
– Ах, как бы мне хотелось, чтобы Ананке смотрела на вещи моими глазами, – продолжал Аззи, не обратив внимания на реплику Илит. – Но эта глупая старуха так упряма! Она и слышать не хочет ни о каких других теориях, кроме своей диалектики!
Аззи жаловался на воплощение Судьбы, которой подчинялись и боги, и смертные. Этот закон, оставшийся в силе с древнейших времен, в разные времена вызывал много споров и недоразумений. Возможно, Ананке была бы лучшей правительницей, если бы не непредсказуемость ее поступков – чисто женская черта.
– Что ж, Аззи, – сказала Илит, – желаю тебе успеха. Мне пора возвращаться к своим делам.
– Как тебе только не надоедает возиться с этой мелюзгой? – спросил ее Аззи.
– Тебе этого не понять. Путь на небеса предполагает долгое нравственное самосовершенствование, и мы умеем многое такое, что не по плечу Темным Силам. Тот секрет, о котором ты спрашиваешь, очень прост: мы заставляем себя полюбить то, что нам волей-неволей приходится делать. Однако это еще только полдела на пути превращения в ангела.
– Любопытно, какова же вторая половина?
– Нужно распрощаться со всеми своими старыми дружками. Особенно с теми, кто знается с нечистой силой. Или сам является воплощением этой силы. Прощай, Аззи. Желаю тебе всего самого наилучшего.
Глава 2
Переодетый торговцем, Аззи отправился в ближайший городок. На улицах, обычно тихих и сонных, сейчас было полно народу. Нарядно одетые горожане спешили в центр, на рыночную площадь. Аззи решил разузнать, что за праздник отмечают сегодня в городе, и, смешавшись с людскими толпами, оказался в самой гуще событий.
На рыночной площади шла подготовка к театральному представлению. На грубо сколоченных деревянных подмостках было устроено подобие сцены; пара дровяных козел и несколько скамеек заменяли декорации. Аззи решил посмотреть представление: до недавнего времени только избранная публика могла позволить себе наслаждаться театральным искусством. Пьесы для народа стали играть сравнительно недавно.
Поскольку театральная публика в те времена была крайне неприхотлива, театр сильно напоминал дешевый балаган. Для новичка это было весьма любопытное зрелище. Все было упрощено до крайности. Декорации отсутствовали, не говоря уже о костюмах. Перед началом пьесы актеры выходили на подмостки и объявляли зрителям, кого они будут изображать по ходу действия. Например, актриса, которая должна была играть королеву, взобравшись на подмостки, заявляла: «Я королева». Если же действие пьесы происходило, скажем, на берегу лесного озера, то зрителей просили представить себе и озеро, и лес, отражающийся в темном зеркале вод. Такая практика, несомненно, давала простор зрительскому воображению, а также позволяла уменьшить расходы на постановку спектакля.
Аззи, успевший побывать на своем веку во всех театрах от античных до современных, присутствовавший почти на всех премьерах лучших спектаклей, в том числе и на премьерах трагедий Софокла, и считавший себя знатоком театрального искусства, глядел на эту примитивную сцену с любопытством. Название пьесы и имя автора почти ничего ему не говорили. К тому же это была пьеса нового, только начинающего зарождаться жанра – реалистического, а Аззи давно взял за правило никогда не проходить мимо чего-нибудь нового. И он стал внимательно смотреть и слушать.
Двое актеров, изображавших супружескую пару, вели диалог.
– Ну как, Ной, что слышно новенького? – визгливым голосом недовольной домохозяйки спрашивала актриса, игравшая жену Ноя.
– Женщина, мне только что было дано Божественное Откровение.
– Ну, это не ново, – презрительно отозвалась жена Ноева. – Все, на что ты способен, Ной, – это с утра до ночи шататься по пустыне в ожидании очередного Божественного Откровения. Так, дети?
– Так, мама, – поддакнул Иафет.
– Точно! – сказал Хам.
– Абсолютно верно, – сказал Сим.
– Господь Бог говорил со мной, – продолжал Ной, не обращая внимания на реплики домочадцев. – Он велел мне взять ковчег, который я только что построил, и повести всех на борт этого ковчега, ибо Он намерен ниспослать на землю ужасающий ливень, так что будет настоящий потоп.
– Откуда ты об этом узнал? – недоверчиво спросила его жена.
– Я слышал глас Божий так же ясно, как слышу тебя сейчас.
– Опять эти таинственные голоса! Они слышатся тебе повсюду! – раздраженно начала жена Ноева. – Уж не думаешь ли ты, что я с детьми полезу в этот дурацкий ковчег? Сам ты можешь делать, что тебе вздумается, но нас с детьми в эту историю не впутывай!
– Твоя правда, там будет несколько тесновато. Особенно после того, как мы возьмем в ковчег всяких тварей. Но не стоит тревожиться. Господь в своей доброте позаботится о нас.
– Тварей? – госпожа Ной была несколько озадачена. – Каких еще тварей?
– Ну, животных… Зверей там… разных. Так велит Господь. Нужно спасти от Потопа не только людей, но и животных. Для под-дер-жания э-ко-ло-ги-че-ско-го равновесия.
– Каких еще животных? Домашних?
– Нет, Господь велит нам взять с собой не только ручных животных.
– А кого же?
– Ну… всех.
– Всех? И сколько же зверей ты собираешься взять?
– Каждой твари по паре. Самца и самку.
– По паре? Ты хочешь сказать, что возьмешь в ковчег по паре всех зверей, какие только существуют на свете?
– Да. Так мне было сказано.
– И крыс?
– Да, и крыс тоже. Одну пару.
– И носорогов тоже?
– Конечно. Я понимаю, что там будет немного тесновато. Ну, ничего… в тесноте, да не в обиде.
– А как насчет слонов?
– И слонов тоже придется взять. Слона и слониху. Как-нибудь поместятся…
– А… моржей?
– И моржей. Я же сказал, что Бог приказал мне! Его инструкции на сей счет были вполне ясными: возьми, говорит, каждой твари по паре…
На этот раз жена ничего не ответила Ною. Она только смерила его взглядом, который был красноречивее всяких слов. В нем можно было прочитать: «Ох уж этот старый Ной! Опять где-то напился, вот и несет Бог весть что».
Аззи перевел взгляд со сцены в зрительный зал. Похоже, публика принимала пьесу весьма благосклонно. В импровизированном театре собралось около сотни человек. Они сидели на скамейках, вольно развалясь, и внимательно следили за ходом действия. Реплики жены Ноя вызывали у них бурный восторг. Они хохотали, стучали кулаками по скамьям, топали ногами, выражая актрисе, игравшей роль жены Ноя, свое одобрение. Это были в основном простые люди – провинциалы, вчерашние крестьяне, перебравшиеся в город, – и многие из них в первый раз попали в театр. Возможно, именно отсутствие вкуса у зрителей помешало полному провалу этой пьесы, не вошедшей в классический репертуар.
Аззи сидел справа от сцены, в некоем подобии ложи, устроенном специально для благородной публики. Эти места, конечно, располагались ниже сцены, но ряды кресел «ложи» порядком возвышались над скамейками партера, чтобы благородная публика не чувствовала себя поставленной на одну доску с чернью. По правде сказать, Аззи больше занимала другая сцена: со своего места он мог прекрасно видеть, как актрисы, игравшие роли невесток Ноя, переодевались перед выходом на сцену. Публика, сидевшая в партере, хохотавшая над глупейшими ужимками актеров и ковырявшая в зубах грязными пальцами, слегка раздражала его, равно как и наивная пьеса «Ной», которую он смотрел. Воспитанный на высокой греческой трагедии, Аззи не любил пьес, в конце которых зрителю обязательно преподносилась мораль.
А действие на сцене разворачивалось. Ной все-таки затащил свою семью в ковчег. Начался ливень. Ввиду полного отсутствия сценической техники дождь изображал мальчик-прислужник, взобравшийся на высокую лестницу с большой лейкой и ливший из нее воду на сцену, крича при этом: «Потоп начался! Потоп начался!» Как и вся пьеса, этот сценический прием был жалкой пародией на Всемирный Потоп, когда сорок дней и сорок ночей бушевал свирепый ураган и волны носили Ковчег – маленький островок жизни – по бескрайней водной пустыне.
Во время короткой паузы Аззи обернулся к своему соседу по ложе – прилично одетому мужчине средних лет:
– Итак, мораль ясна: слушайся Бога, и все у тебя пойдет как по маслу. Что за банальность! И как все это непохоже на то, чему мы волей-неволей становимся свидетелями в обычной жизни! Ведь согласитесь, реальная жизнь намного сложнее, и события в ней переплетаются столь причудливо, что, казалось бы, великие начинания в итоге кончаются ничем, а самые незначительные происшествия приводят к драмам мирового масштаба. Короче, бытие и его тайна не укладываются в тесные рамки причин и следствий, как некогда сказал один мудрец.
– В том, что вы сказали, есть определенный смысл, – ответил сосед Аззи, – и сразу ясно, что вы человек неглупый и наблюдательный. Но заметьте, сударь, что пьесы подобного сорта и не претендуют на адекватное изображение действительности. Их цель – показать, как человеку следует вести себя в различных обстоятельствах.
– Разумеется, сударь, – сказал Аззи. – Но ведь это же просто открытая пропаганда. Согласитесь, сударь, что вам было бы куда приятнее посмотреть пьесу, менее щедро приправленную моралью. Ведь гораздо занятнее следить за событиями, когда не знаешь наверняка, чем кончится дело, нежели пребывать в твердой уверенности, что в конце Добро восторжествует и порок будет наказан.
– Что ж, если такая пьеса когда-нибудь пойдет в театре, то, я полагаю, это внесет свежую струю, – согласился собеседник рыжего демона. – Но сомневаюсь, чтобы наши клерикально настроенные писаки были способны создать такое философское произведение. Впрочем, если вы желаете поговорить о театре вообще и о пьесе в частности, не составите ли вы мне компанию за кружкой эля после того, как спектакль кончится?
– С удовольствием, – улыбнулся Аззи. – Я Аззи Эльбуб, джентльмен по роду занятий.
– А я Питер Вестфал, – представился новый знакомый Аззи. – Я торгую зерном. Держу лавку у церкви св. Георгия, в Филде. Но мне кажется, что актеры готовы продолжать…
Представление снова началось, и Аззи, зевая, едва досидел до его конца. Затем, как и было условлено, Аззи пошел вместе с Питером Вестфалом и несколькими его приятелями, тоже смотревшими пьесу, в трактир «Пестрая корова», расположенный на Холбек-лэйн, недалеко от центральной улицы города. Хозяин принес кружки с пенящимся элем, и Аззи заказал на всех жареную баранину с картофелем.
Аззи пристально разглядывал своего нового знакомого, стараясь при этом казаться рассеянным и непринужденно болтать, переводя разговор с предмета на предмет (что свойственно как демонам, так и разведчикам всех времен). Кружка доброго эля как нельзя более располагает к тому, чтобы лучше узнать человека. Питер Вестфал был человеком средних лет, сангвинического темперамента; он успел обзавестись лысиной и солидным брюшком – внешними атрибутами преуспевающего коммерсанта, – но при всем при том оставался весьма бодрым и полным оптимизма. Манеры его были довольно приятными, а по походке Аззи безошибочно распознал в нем подагрика. Из слов, оброненных им в ходе беседы, выяснилось, что детские годы он провел в одном из монастырей в Бургундии, где получил довольно приличное образование. По тому, как Питер Вестфал отказался от мясной пищи, Аззи угадал в нем вегетарианца, члена тайного братства Сторонников Очищения Души посредством Очищения Желудка. (Эта ересь только начинала распространяться в Европе в те времена.) Аззи, конечно, менее всего заботила чистота души Питера Вестфала и его принадлежность к какому-либо из религиозных течений; он просто чисто автоматически отмечал про себя такие мелочи – привычка, выработавшаяся у него уже давно. Он собирал и хранил информацию, как скряга собирает и хранит серебряные и золотые монеты, с той только разницей, что Аззи надеялся пустить свои «капиталы» в оборот и ждал подходящего момента.
Разговор тем временем сам собой перешел на сегодняшнюю пьесу.
В ответ на реплику Аззи, нашедшего пьесу не слишком оригинальной, Вестфал изрек: – Но она и не претендует на оригинальность, поймите, сударь! Это просто нравоучительная история, рассказанная нам в назидание…
– Нравоучительная история? Рассказанная в назидание? – с иронией переспросил Аззи. – Что ж, давайте посмотрим, какого рода назидание в ней преподнесено, так сказать. Терпи – и все образуется само собой, так? Небеса наградят тебя за твое терпение. Но мы же знаем, – тут Аззи усмехнулся, – что скорее смажут то колесо, которое громче всех скрипит. Если ни на что не жаловаться, то вряд ли дождешься перемен в своей судьбе. Между прочим, в этой пьесе Бог, хоть он и не появляется на сцене ни разу, изображается жутким тираном. Будь я на месте героев пьесы, я бы боролся против такой тирании! В конце концов, кто сказал, что Бог всегда прав? Неужели у человека не может быть собственной воли? Ведь рассудок дан ему, чтобы он жил своим умом! Если бы я был драматургом, я придумал бы кое-что поинтереснее занудной морали…
Вестфал расценил эти слова Аззи как вызов и собирался было вступить с ним в жаркий спор, но, подумав немного, решил промолчать. От таких слов и впрямь веяло ересью, если не попахивало серой, однако благоразумнее всего в данной ситуации было не ввязываться в дискуссию. Приметив повелительные манеры этого заносчивого молодого джентльмена (по крайней мере, за джентльмена этот господин себя выдавал), Вестфал решил, что он, должно быть, переодетый агент Церкви, которому вменено в обязанность вызывать на откровенность доверчивых простаков. Тайные агенты Церкви совали свой нос повсюду, и чаще всего они выдавали себя именно за лиц дворянского происхождения – ведь благородные господа пользовались большей свободой по сравнению с простыми горожанами. Поэтому торговец зерном Питер Вестфал счел за лучшее перевести разговор на другую тему, а вскоре и откланялся, сославшись на поздний час и обилие дел, которые предстоит сделать завтра.
Питер Вестфал и его друзья отправились по домам, но Аззи еще долго сидел за столиком в «Пестрой корове», размышляя, что ему делать дальше.
Можно, конечно, немного поволочиться за Илит. Аззи показалось, что при определенном стечении обстоятельств он может рассчитывать на успех. Однако в конечном итоге Аззи решил осуществить свой первоначальный план – совершить путешествие на Континент. Идея разыграть пьесу самому, пришедшая Аззи в голову за кружкой эля, начинала ему все больше нравиться. Его пьеса не будет идти ни в какое сравнение с этими нравоучительными историями, навевающими смертную тоску на людей со вкусом. Эта пьеса будет самой безнравственной из всех когда-либо сочиненных в подлунном мире!