Текст книги "Буба"

Автор книги: Роберто Боланьо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Кроме того, Буба никогда не внушал мне страха. Время от времени, когда мы вместе смотрели телевизор у себя дома, я, прежде чем отправиться спать, краешком глаза наблюдал за Бубой и раздумывал над тем, как странно все складывается. Но раздумывал я над этим недолго. Футбол – он вообще странный.

Короче, в тот год, начатый нами из рук вон плохо, мы стали чемпионами, и гуляли по Барселоне в окружении толпы разгоряченных болельщиков, и толкали речи с балкона муниципалитета, обращаясь уже к другой разгоряченной толпе, скандировавшей наши имена, а еще мы принесли наш титул в дар Деве из Монсеррата, из монастыря Монсеррат, Деве, черной, как Буба, – кажется, что такого не бывает, но это правда, и мы давали столько интервью, что у нас языки уже не ворочались. Каникулы я провел в Чили. Буба отправился в Африку. Эррера – на Карибы со своей девушкой.

Мы снова встретились незадолго до открытия сезона в спортивном центре на востоке Голландии, неподалеку от безобразного серого города, который посеял в моей душе самые дурные предчувствия.

Приехали все, кроме Бубы. Не знаю, что там с ним случилось на родине. Эррера выглядел каким-то измученным, хотя в то же время щеголял отличным загаром, как и положено спортсмену суперкласса. Мне он сообщил, что надумал жениться. Я описал ему свои каникулы в Чили, но, как вам известно, когда в Европе лето, в Чили зима, так что мои каникулы прошли не так уж блестяще. У моей семьи все было в порядке. Это главное. Опоздание Бубы нас беспокоило. Нам не хотелось в этом признаваться, но мы нервничали. Мы оба, Эррера и я, вдруг почувствовали, что без него ничего не получится, мы попали в отчаянное положение – нам конец. Тренер наш, напротив, как-то очень легко отнесся к недисциплинированности Бубы.

В одно прекрасное утро, совершив перелет с двумя посадками – в Риме и Франкфурте, – Буба присоединился к команде. Тренировочные матчи мы провели отвратительно. Нас обыграла даже команда голландской третьей лиги… Вничью мы сыграли с любительской сборной города, где пребывали. Ни Эррера, ни я не отважились намекнуть Бубе на то, что пора бы наконец провести кровавый ритуал, хотя бритвы и лежали наготове.

На самом деле – и лишь много позднее я понял это – мы словно боялись попросить у Бубы немного его колдовства. Разумеется, мы сохранили нашу дружбу и время от времени вместе ходили на голландскую дискотеку, но о крови речи не заводили, а обсуждали обычные для тренировочного периода новости: кто куда переходит, с кем заключили контракт, что творится в Лиге чемпионов, в которой нам предстояло играть в том году, насколько лучше будут условия при перезаключении контрактов с теми, у кого они истекают. А еще мы болтали про кино и про минувшие каникулы, а Эррера, и только Эррера, говорил еще и про книги, потому что он был единственный среди нас, кто что-то читал.

Потом мы вернулись в Барселону, и я снова поселился с Бубой в нашей прежней квартире рядом с тренировочным полем, и вскоре начались матчи Лиги, прошел первый матч, а накануне вечером к нам заявился Эррера и поставил вопрос ребром. Он спросил у Бубы: что, собственно, происходит? В этом году не будет никакой магии? А Буба улыбнулся и сказал, что это никакая не магия. А Эррера спросил, что же это, черт возьми, такое? А Буба пожал плечами и сказал: это то, что только он один понимает. А потом махнул рукой – словно показывая, что все это чушь собачья. А Эррера сказал, что он хочет, чтобы это продолжалось, что верит в Бубу, чем бы ни оказалось то, что тот делает. А Буба сказал, что он устал, и когда он это сказал, я взглянул на его лицо, и он уж точно не выглядел парнем девятнадцати или двадцати лет, а скорее человеком, которому перевалило за тридцать и который уже слишком многое успел потребовать от своего тела. И Эррера, к моему удивлению, не стал спорить с Бубой, а повел себя просто отлично. Он сказал: ладно, тогда мы больше об этом деле не вспоминаем, я приглашаю вас на ужин. Такой был Эррера. Хороший парень.

И мы отправились ужинать в один из лучших ресторанов города, и там нас подловил некий фоторепортер и сфотографировал – вот она, фотография, висит у меня в гостиной: Эррера, Буба и я, улыбающиеся, хорошо одетые, за изысканно сервированным столом, если позволить себе такое выражение (другого просто не могу подыскать), готовые покорить весь мир, хотя в глубине души у нас таились немалые сомнения (особенно у нас с Эррерой) по поводу того, сможем ли мы впредь покорить хоть что-нибудь или кого-нибудь. И пока мы там сидели, не было произнесено ни слова про магию или про кровь: мы говорили про кино, путешествия, но не про деловые поездки, а про те, куда отправляешься ради удовольствия, и кое про что еще, хотя тем было немного. И когда мы вышли из ресторана, прежде, конечно же, дав кучу автографов – официантам, поварам и помощникам поваров, – мы решили пройтись по пустынным улицам города, такого красивого, города благоразумия и здравого смысла, как его с пафосом называют некоторые, но это был еще и сверкающий город, где ты примирялся с самим собой, и для меня он остался городом моей юности, да, юности. Итак, мы решили прогуляться по улицам Барселоны, ведь всякий спортсмен знает, что после обильного ужина стоит сразу размять ноги, и вот, когда мы уже достаточно прошлись, рассматривая подсвеченные здания (творения великих архитекторов, которых Эррера называл по именам, словно лично был с ними знаком), Буба вдруг сказал с какой-то грустной улыбкой, что, если мы хотим, можно повторить прошлогодний опыт.

Именно это слово он употребил. Опыт. Мы с Эррерой разом примолкли. Потом повернули к стоянке, сели в мою машину и двинулись в сторону нашего с Бубой дома, так и не проронив ни слова. Я сделал себе надрез собственной бритвой. Эррера воспользовался кухонным ножом. Когда Буба вышел из ванной, он посмотрел на нас и впервые, отправившись на кухню за тряпкой и ведром с водой, не позаботился запереть дверь ванной. Как помню, Эррера встал было, но тотчас снова сел. Потом Буба заперся в ванной, а когда вышел, все блистало прежней чистотой. Я предложил отпраздновать это событие, выпив по последнему стакану виски. Эррера согласился. Буба отказался, мотнув головой. Ни у кого из нас, по всей видимости, не было охоты говорить, во всяком случае, рот открыл один только Буба. Он сказал: это больше не нужно, мы уже богаты. Вот и все. После чего мы с Эррерой одним глотком допили виски, и все отправились спать.

На следующий день мы начали Лигу чемпионов, выиграв со счетом шесть – ноль. Буба забил три гола, Эррера – один, а я – два. Это был великолепный сезон, трудно поверить, но люди до сих пор его вспоминают, хотя прошло много времени, однако стоит мне поразмыслить, стоит напрячь память, и я начинаю считать логичным (простите за такое самомнение), что многие помнят второй, он же последний, сезон, который я отыграл с Бубой в Европе. Все вы видели те матчи по телевизору. А если бы жили в Барселоне, вообще свихнулись бы от восторга. Мы выиграли первенство, обойдя ближайших соперников на пятнадцать очков, и Лигу чемпионов, не проиграв ни одной встречи, только с Миланом сыграли вничью на «Сан-Сиро», и еще раз – с «Баварией» у них дома. Все остальное – чистые победы.

Буба тогда превратился в настоящую звезду, главного бомбардира первенства Испании и Лиги чемпионов, он стал одним из самых дорогих игроков, деньги ему платили бешеные. Где-то в середине чемпионата его агент попытался перезаключить контракт, чтобы ему платили в три раза больше, и тогда клуб был вынужден продать его «Юве» в начале следующего сезона. Эрреру тоже мечтали заполучить многие клубы, но так как он был, по сути дела, с пеленок воспитан нашим клубом, он не захотел его покидать, хотя, как мне помнится, получил предложение от «Манчестера», где зарабатывал бы куда больше. На меня тоже дождем сыпались предложения, но, расставшись с Бубой, клуб не мог позволить себе потерять еще и меня – со мной перезаключили контракт, и я остался.

К тому времени я уже познакомился с одной каталонкой, которой предстояло вскоре стать моей женой, и, думаю, именно это повлияло на мое решение остаться в клубе. В чем я ни на миг не раскаиваюсь. В том сезоне мы снова стали чемпионами Испании, но в Лиге чемпионов в полуфинале пришлось играть с «Ювентусом», где уже играл Буба, и они нас вынесли. В Италии они разделали нас со счетом три – ноль, и один из голов забил Буба, один из самых красивых голов, виденных мною в жизни, гол со штрафного, почти с двадцати метров, то, что бразильцы называют сухим листом, когда мяч вроде бы должен лететь, а он вдруг падает, как сухой лист, – говорят, нечто подобное мог сотворить Диди, но у Бубы я такого удара никогда не видал и помню, как после этого гола Эррера метнул мне взгляд, я находился в стенке, а Эррера – сзади, держа итальянца, и когда наш вратарь пошел за мячом в ворота, Эррера посмотрел на меня и улыбнулся, словно говоря: ну вот, ну вот, и я тоже улыбнулся. Это был первый гол итальянцев, и затем Буба пропал. Его заменили на пятидесятой минуте. Покидая стадион, он обнял нас с Эррерой. После окончания матча мы встретились с ним в коридоре, ведущем в раздевалки.

В ответном матче итальянцы сыграли с нами вничью, ноль – ноль. Это был самый странный из сыгранных мной за всю жизнь матчей. Все происходило словно в замедленной съемке, и под конец итальянцы нас разгромили. Но в целом сезон был совершенно незабываемым. Мы опять выиграли первенство Испании, нас с Эррерой пригласили на чемпионат мира – каждого в состав своей сборной, и про Бубу до нас доходили отличные новости. Он тоже выиграл чемпионат Италии (знаменитый скудетто) и второй год подряд – Лигу чемпионов. Он был лучшим игроком того времени. Иногда мы звонили ему по телефону и болтали про всякую ерунду. Незадолго до каникул, которым предстояло стать короче обычных (в тот год мы, игроки сборных, должны были готовиться к Кубку мира, так что времени на отдых почти не оставалось), на первых полосах спортивных газет и журналов появилось сообщение: Буба погиб в автокатастрофе по пути из туринского аэропорта.

Нас словно громом поразило. Именно это выражение здесь больше всего подходит. Говорю как на духу: нас словно громом поразило. Именно так. Кубок мира прошел ужасно. Сборная Чили вылетела в одной восьмой, и мы не выиграли ни одного матча. Испания не прошла даже в одну восьмую, хотя одну игру они все-таки выиграли. Я, как вы помните, играл отвратительно. Лучше и не вспоминать. Бубина родина? Да они вылетели еще в отборочном цикле… то ли с Камеруном, то ли с Нигерией, не скажу точно. Так что Буба не попал бы на Кубок мира, даже если бы был жив. В роли участника, я хочу сказать.

Прошло время, были новые первенства лиг, и новые чемпионаты, и новые друзья. В Барселоне я прожил еще шесть лет. В Испании – десять. Разумеется, на мою долю выпало много побед, но ни одна не могла сравниться с прежними. Из футбола я ушел игроком «Коло-Коло», но уже не левым крайним, ведь жизнь левого крайнего коротка, а центральным нападающим. Потом я занялся своим магазином спортивных товаров. Мог бы стать и тренером, во всяком случае – специально учился, но, честно скажу, надоело. Эррера играл на пару лет дольше. Потом тоже ушел в лучах славы. Он более ста раз сыграл за сборную (я – сорок три раза) и, когда он оставил футбол, барселонские болельщики устроили ему такие проводы, какие другим и не снились. Теперь он владелец нескольких фирм, и дела у него, судя по всему, идут недурно.

Много лет мы не виделись. И вдруг совсем недавно на телевидении задумали сделать передачу – из таких, что называется, ностальгических, – про команду, которая первой выиграла Лигу чемпионов. Я получил приглашение и, хотя теперь не слишком охотно снимаюсь с места, ответил согласием, потому что это давало возможность встретиться со старыми друзьями. Город, тут ничего не скажешь, остался таким же красивым. Нас поселили в отличной гостинице, и моя жена сейчас же отправилась повидать родственников и подруг. А я предпочел лечь в постель и поспать немного, но честно скажу: через четверть часа понял, что заснуть не удастся.

Потом за мной явился парень с телевидения и повез в студию. В гримерной я столкнулся с Пепито Вилой. Он стал совершенно лысым, и я не без труда узнал его. Потом появился Делев – о нем лучше и вовсе не говорить. Какими мы все стали старыми. Настроение слегка поднялось, когда перед самым началом съемок я увидел Эрреру. Его-то я уж точно узнал бы, где бы ни встретил. Мы обнялись и успели перекинуться всего парой слов, но этого было достаточно, чтобы я понял: сегодня вечером, что бы там ни случилось, мы ужинаем вместе.

Передача получилась длинной и нудной. Мы говорили про кубок, про то, что он значил для клуба, про Бубу, про тот, самый первый, год Бубы в Европе, но мы говорили также про Буцатти и Делева, про Палау и Пепито Вилу, про меня и, конечно же, про Эрреру и его долгую спортивную карьеру – пример для молодых. В передаче участвовали семь футболистов, три журналиста и два болельщика, очень, добавлю, неуемных: один киношный актер и бразильская певица, которая в итоге оказалась самой фанатичной болельщицей из тех, кого я в жизни встречал. Звали ее Лиза До Элиза, но вряд ли это было ее настоящее имя, в любом случае, когда передача подошла к концу (я произнес несколько банальностей, и то с трудом – у меня ком стоял в горле), Лиза До Элиза отправилась с нами ужинать – со мной, Эррерой, Пепито Вилой и одним из журналистов, не знаю, может, она была приятельницей этого последнего, но в результате я увидел себя сидящим в полутемном ресторане со всеми этими людьми, а потом мы перебрались на дискотеку, в еще более темный зал, если не считать танцпола, где я танцевал то один, то с Лизой До Элизой, в конце концов, уже под утро, мы очутились в баре неподалеку от порта, и я пил карахильо[1]1
  Карахильо – испанский напиток, в который входят в равных пропорциях кофе и бренди или ром.


[Закрыть] за не слишком чистым столом, а рядом сидели только Эррера и бразильская певица.

Трудно припомнить, кто об этом заговорил. Возможно, Лиза До Элиза завела речь о магии, наверное, так оно и было, а может, Эррера хотел потолковать об этом и навел ее на эту тему. Черная магия и белая магия, говорила бразильянка, или так я ее понял, а потом она принялась рассказывать разные истории, реальные случаи, которые произошли с ней в детстве или в юности, когда ей приходилось пробивать себе путь в мире эстрады. Помню, что я глянул на нее и решил, что это отчаянная женщина; говорила она так же напористо и агрессивно, как и в телестудии. Она с большим трудом пробилась наверх и теперь вечно была настороже, словно на нее в любой момент могли напасть. Красивая женщина, лет эдак тридцати пяти, с хорошим бюстом. Сразу бросалось в глаза, что в жизни ей довелось испытать всякое. Но не это интересовало Эрреру, как я сразу смекнул. Эррера желал поговорить о магии, о вуду, о ритуалах кандомбле – и вообще о неграх. И Лиза До Элиза не заставила себя долго упрашивать.

Так что я допил свой карахильо и решил набраться терпения, а так как тема, честно признаться, нагоняла на меня легкую скуку, я заказал себе виски, потом еще виски, и когда уже в окна бара заглянули первые утренние лучи, Эррера сказал, что у него тоже есть история, похожая на рассказанные Лизой До Элизой, и что сейчас он ей эту историю расскажет, интересно, каково будет ее мнение. И тогда я опустил веки, словно бы задремал, но сна у меня не было ни в одном глазу, и выслушал историю, которую рассказал Эррера, историю Бубы, Эрреры и мою, хотя он и не признался, что Буба – это Буба, а мы с ним – это мы с ним, он повел речь о неких французских футболистах, с которыми познакомился в давние времена, и Лиза До Элиза молчала (кажется, она впервые за всю ночь замолчала), пока Эррера не дошел до конца, до гибели Бубы, и только тогда Лиза До Элиза открыла рот и сказала: да, такое вполне возможно, а Эррера спросил про кровь, которую трое футболистов собирали в стакан, и Лиза До Элиза ответила, что это – часть ритуала, и тогда Эррера спросил про музыку, которая доносилась из ванной, где запирался негр, и Лиза До Элиза ответила, что это – часть ритуала, и тогда Эррера спросил, а что происходило с кровью, которую негр уносил с собой в ванную, и про тряпку и ведро с водой, и еще он хотел знать, что, по мнению Лизы До Элизы, делал он в ванной, и на все вопросы певица отвечала: это – часть ритуала, и тут Эррера вышел из себя и сказал: разумеется, все это – часть ритуала, вот он и хочет понять, в чем состоял ритуал. И тогда Лиза До Элиза сказала, чтобы он не смел на нее кричать, особенно если собирается ее трахнуть (буквально так она и выразилась), на что Эррера ответил коротким хохотком, по которому я, расчувствовавшись, разом узнал Эрреру эпохи Лиги чемпионов и двух первенств, выигранных нами вместе, вернее сказать, тех двух, которые мы выиграли вместе с Бубой, а всего их было пять; так вот, он, посмеявшись, сказал, что у него и в мыслях не было обижать ее (просто Лиза До Элиза обижалась на любую мелочь), и повторил свой вопрос.

И тогда бразильянка изобразила задумчивость, потом посмотрела на Эрреру, потом – на меня (но на Эрреру посмотрела куда более пристально) и сказала, что точно не знает. Может, кровь выпивалась, а может, он выливал ее в унитаз, может, смешивал с мочой или калом, а может, не делал ничего подобного, может, он раздевался и натирался кровью, а потом вставал под душ, но все это – лишь догадки. Потом мы все трое примолкли и молчали, пока Лиза До Элиза снова не открыла рот, чтобы заявить: что бы там ни было, но тот тип наверняка сильно страдал и любил.

И тогда Эррера спросил ее, верит ли она, что колдовство того негра, игравшего во французской команде, приносило какие-то реальные результаты. Нет, сказала Лиза До Элиза. Он был сумасшедшим. Какие там могли быть результаты? Тогда Эррера спросил: а почему его друзья стали играть лучше? Потому что они были хорошими футболистами, ответила бразильянка. И тут я вмешался в разговор и спросил: что она имела в виду, сказав, что он сильно страдал? В каком смысле страдал? И она ответила: физически, всем телом, но гораздо больше душевно, чем физически.

Что ты хочешь сказать, Лиза? – спросил я.

Что он был психически больным, ответила бразильянка.

В баре уже опустили металлические жалюзи. На одной из стен я заметил несколько фотографий нашей команды. Бразильянка спросила нас (не только Эрреру, но и меня), не о Бубе ли шла речь. В лице у Эрреры не дрогнул ни один мускул. Я вроде бы кивнул. Лиза До Элиза перекрестилась. Я встал и подошел поближе к фотографиям. Вот она, наша команда: Эррера стоит, скрестив руки на груди, рядом с ним вратарь Мигель Серра и Палау, мы с Бубой сидим на корточках в первом ряду. Я улыбаюсь, словно не ведаю никаких забот, а Буба серьезен и смотрит прямо в объектив.

Я пошел в туалет, а когда вернулся, Эррера платил у стойки, бразильянка тоже поднялась и, стоя у стола, приглаживала платье – очень обтягивающее платье гранатового цвета. Мы уже собирались покинуть бар, когда администратор, а может, это был хозяин бара, который терпел наше присутствие до рассвета, попросил меня оставить автограф и на другой фотографии, украшавшей стену. На ней я был запечатлен один – фотография была из первых, сделанных после моего приезда в город. Я спросил его имя. Он ответил, что зовут его Нарцисс. Я оставил дружескую надпись.

Уже светало, когда мы вышли. Как в прежние времена, мы немного прошлись по улицам Барселоны. Нисколько не удивившись, я увидел, что Эррера идет, обняв бразильянку за талию. Потом мы сели в такси, и они довезли меня до гостиницы.