Текст книги "Хроники Маджипура"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– А жизнь ваших людей? Они ведь тоже погибнут?

– Здесь только те, кто выбрал сам. Они остаются по доброй воле, их предупреждали. Трон ушли на побережье, остальные остались, чем не доставили мне никакой радости. Но здесь наш дом. Еще бокал, капитан?

Эремайл отказался, но потом вдруг передумал и протянул бокал. Наливая, Каттикаун заметил:

– Значит, поговорить с Лордом Стиамотом нет никакой возможности?

– Ни малейшей.

– Как я понимаю, Коронал находится в нашем районе?

– Да, но до его ставки полдня пути. И, насколько я знаю, он недосягаем для такого рода прошений.

– Понимаю, – улыбнулся Каттикаун. – Как по-вашему, капитан, он не безумен?

– Коронал? Нет, конечно.

– Огонь – отчаянная, идиотская мера. Возмещение, которое ему придется выплачивать, составит миллионы ройялов, это будет стоить больше, чем пятьдесят таких замков, который он возводит на вершине Горы. А зачем? Года два-три, и мы договоримся с Изменяющими Форму.

– А может, пять, десять или двадцать, – отозвался Эремайл. – Войну нужно заканчивать как можно скорее. Это страшное потрясение, это позор для нас всех, пятно, этот долгий кошмар…

– Значит, вы считаете войну ошибочной?

Эремайл быстро покачал головой:

– Основную ошибку сделали давным-давно, когда наши предки избрали для переселения мир, который уже был обитаем. Но сейчас у нас нет выбора: или мы одолеем метаморфов, или нам придется вообще уйти с Маджипура. Но разве мы в силах это сделать?

– Да, – кивнул Каттикаун, – как же, бросить дом, которым владеешь так давно!

Эремайл не обратил внимания на его иронию.

– И мы вырвем планету у несговорчивых метаморфов. Тысячи лет мы старались жить с ними в мире, пока не убедились, что такое сосуществование невозможно, и теперь нам силой приходится утверждать свое будущее. Это никому не нравится, но ведь есть альтернатива и похуже.

– И что будет делать Лорд Стиамот с метаморфами, когда загонит их в лагеря для интернированных? Пустит на удобрения для сожженных полей?

– Они получат огромную резервацию на Цимроеле, – ответил Эремайл, половину континента. По-моему, это совсем не жестоко. Алханроель останется нам, да еще океан между нами. Уже закладываются города под это решение, и лишь в вашем краю бушует война. Лорд Стиамот взвалил на себя всю ответственность за этот жестокий, но необходимый акт, за что будущие поколения воздадут ему почести.

– Я могу воздать и сейчас, – буркнул Каттикаун. – О, мудрейший и справедливейший Коронал, в своей бесконечной мудрости уничтоживший землю, поскольку тебя тревожат таящиеся на ней аборигены! Для меня было бы гораздо лучше, капитан, имей ваш герой-правитель поменьше благородства духа. Или, возможно, наоборот – побольше. Он казался бы мне гораздо привлекательнее, выбрав более медленный способ покорения нашей провинции.

Тридцать лет войны – что значит еще год-два?

– Но он уже выбрал, и пока мы болтаем, огонь приближается к этому месту.

– Пусть приходит. Я буду здесь и буду оборонять свой дом.

– Вы, очевидно, еще не видели зону огня, – заметил Эремайл. – Вы не продержитесь и десяти секунд, огонь поглотит вас.

– Вполне возможно.

– Я прошу вас…

– Вы просите? Значит, вы проситель? А если прошу я? Значит… Я прошу вас, капитан, пощадите мое имущество.

– Это невозможно. И я искренне прошу вас: уходите, сохраните свою жизнь и жизнь своих людей!

– И что мне тогда делать? Доползти до побережья и прозябать в каком-нибудь убогом уголке Алайсора или Вайлемона? Подавать на стол в гостинице или подметать улицы, а может, ухаживать за маунтами в конюшне?

Мое место здесь. Лучше я завтра погибну тут за десять секунд, чем буду тысячи лет прозябать в трусливой ссылке. – Каттикаун подошел к окну. – Темнеет, капитан. Пообедаете со мной?

– К сожалению, я не могу оставаться. Поверьте, я искренне сожалею…

– Можно поговорить и о другом.

Эремайл протянул руку.

– У меня есть свои обязанности. Конечно, для меня было бы незабываемым удовольствием воспользоваться вашим гостеприимством, я бы очень хотел этого.

– Мне больно видеть, что вы уходите, не отобедав. Торопитесь к Лорду Стиамоту?

Эремайл не ответил.

– Я прошу вас получить для меня аудиенцию у него, – сказал Каттикаун.

– Сделать это невозможно, да и не приведет это ни к чему хорошему. Я прошу вас, покиньте поместье нынче ночью. Давайте пообедаем вместе, а затем вы оставите свои владения.

– Здесь мой дом, и я останусь здесь, – сказал Каттикаун. – Я желаю вам, капитан, всего доброго и долгой, счастливой жизни. Спасибо за этот разговор.

Он на мгновение прикрыл глаза и склонил голову в еле заметном поклоне.

Эремайл направился к дверям огромного зала. Каттикаун сказал:

– А ваш офицер думал, будто сумеет выдворить меня силой. У вас больше здравого смысла, и я вам благодарен. Прощайте, капитан Эремайл.

Эремайл поискал подходящие слова и, не найдя ни одного, взмахнул рукой, прощаясь.

Люди Каттикауна проводили его обратно к входу в ущелье, где дожидались водитель и посыльный, играя в кости на борту флотера. Они поспешно вскочили, завидев Эремайла, но он знаком остановил их. Он смотрел на восток, на колоссальный горный кряж, вздымавшийся в дальнем конце ущелья.

Летней ночью в здешних широтах небо оставалось светлым, и тяжелая громада Зугнорского Пика тянулась через горизонт, подобно черной стене на бледно-сером небе. Южная его часть сдваивалась горой Хайемон, где устроил ставку Коронал.

Эремайл постоял немного, изучая оба могучих пика, столб огня и дыма, поднимавшийся с противоположной их стороны, и восходящие луны, затем покачал головой, повернулся и взглянул назад, на владения Айбила Каттикауна, на его поместье, исчезнувшее сейчас в сгустившихся тенях.

Поднимаясь обратно в гору и пересекая цепи вооруженных людей своего отряда, Эремайл подумал, что он, проведший много времени с самим Короналом и хорошо знавший круг его советников, тем не менее, никогда не встречал такого, как Каттикаун, который был либо самым благородным, либо самым заблуждающимся человеком в мире, а возможно, и тем, и другим.

– Едем, – бросил он внезапно водителю. – К Хайемону.

– К Хайемону, капитан?

– Да, к Короналу. Сможем добраться туда к полуночи?

– Не знаю.

– Постарайтесь.

Дорога к южному пику напоминала подъем к Зугнору, только была еще круче и не так хорошо вымощена. В темноте ее повороты и виражи были опасны на той скорости, с какой гнала машину водитель, женщина из Стоена, хотя полыхающая сфера огненной зоны слегка освещала ущелье и уменьшала риск.

Эремайл не произнес ни слова за всю длинную поездку, говорить было не о чем и нечего. Разве могли водитель или парень-посыльный понять сущность Айбила Каттикауна? Эремайл и сам, впервые услышав, что один из местных фермеров отказывается покидать свои земли, неверно истолковал его намерения, представив себе некоего спятившего старца, упрямого фанатика, ослепленного реальностью опасности. Конечно, подумал он, Каттикаун упрям, и его можно назвать фанатиком, но и только; он не безумец, какой бы сумасшедшей ни казалась его философия для таких, как Эремайл, живущих по иным законам. Он удивлялся, для чего едет к Короналу: не пересказывать же слова – толку не будет, они что есть, что нет. Постепенно Эремайл начал дремать, но сознание его оставалось ясным. Платформа легко и быстро скользила над дорогой, поднимаясь из ущелья в зубчатую страну. К полуночи они еще не добрались до ставки, но Эремайл не сомневался, что Коронал бодрствует – последние дни он часто вовсе не ложился.

Где-то перед вершиной Горы Хайемон Эремайл вдруг заснул по-настоящему, и был удивлен и смущен, когда посыльный мягко потряс его за плечо и сказал:

– Ставка Лорда Стиамота, капитан.

Полусонный, ничего не соображающий, Эремайл обнаружил, что все еще сидит прямо, ноги его свело судорогой, спина одеревенела. Луны теперь высоко поднялись в небо, черноту ночи рассеивало только пламя, полыхающее на востоке. Эремайл встряхнулся и вылез из флотера. Даже сейчас, в полночь, в лагере Коронала царило оживление: спешили куда-то посыльные, в многочисленных палатках горели огни. Откуда-то появился адъютант, узнал Эремайла и чрезвычайно официально отсалютовал ему.

– Ваш визит полная неожиданность для нас, капитан.

– Для меня тоже. Стиамот в лагере?

– Коронал совещается с штабом. Он ждет вас, капитан?

– Нет, – ответил Эремайл, – но мне нужно поговорить с ним.

Адъютант спокойно выслушал его слова. Коронал в полночь совещается с штабом, а командир небольшого отряда просит о встрече – ну и что? Война есть война, и протокол нарушается каждый день.

Эремайл последовал за адъютантом через лагерь к восьмиугольной палатке со знаком звездного огня, которую окружало кольцо охранников, таких же жестких и хладнокровных, как и те, что охраняли вход в ущелье Каттикауна.

За последние восемнадцать месяцев на жизнь Коронала было совершено четыре покушения несговорчивыми метаморфами. Ни один Коронал за всю историю Маджипура не погиб насильственной смертью, но ни один и не вел такой войны.

Адъютант подошел к начальнику караула, а Эремайл вдруг обнаружил себя в центре группы вооруженных людей, светивших ему в глаза яркими факелами и больно вцепившихся в его руки.

– В чем дело? – спросил он. – Я капитан группы эвакуации Эремайл.

– Или Изменяющий Форму? – ответили ему.

– Вы считаете, что сумеете распознать это таким образом?

– Есть и такая возможность.

Эремайл засмеялся:

– Никто и никогда раньше не доказывал свою сущность. Ну хорошо, проверяйте меня, только поскорее. Я должен поговорить с Лордом Стиамотом.

И они действительно устроили проверку. Кто-то сунул ему полоску зеленой бумаги и велел коснуться ее языком. Он подчинился, и бумага сделалась оранжевой. Потом еще кто-то потребовал отрезать клок его волос и поднес их к огню.

Эремайл удивленно следил за происходящим. Прошел месяц с тех пор, как он последний раз был в ставке, и ничем подобным тогда не занимались; очевидно, произошло еще одно покушение, решил он, или объявился очередной ученый шарлатан с новыми техническими приемами. Насколько Эремайл помнил, по-настоящему невозможно отличить человека от метаморфа, когда последний принимает человеческий облик, разве что вскрытием. Но на такое он бы не согласился.

– Все в порядке, – сказали ему наконец. – Можете пройти.

Однако одного его не пустили, и охранники вошли вместе с ним. Глаза полуослепшего Эремайла с трудом приспосабливались к полумраку палатки, но вскоре он уже различил с полдесятка фигур в противоположном от себя углу и среди них – Лорда Стиамота.

Кажется, они молились, до него доносились обрывки древнего святого писания. Неужели именно для этого встретился Коронал со своим штабом?

Эремайл прошел вперед и остановился в нескольких шагах от группы молящихся. Он знал лишь одного из собравшихся – Дамланга из Бибируна, обычно считавшегося вторым или третьим лицом после самого Коронала; остальные даже не выглядели солдатами – старцы в гражданском платье с мягкими, городскими взглядами, может быть, поэты, толкователи снов, но явно не воины. Хотя… война почти кончилась.

Коронал взглянул на Эремайла, но, видимо, не узнал его.

Капитан вздрогнул под этим торопливым яростным взглядом. Коронал сильно постарел за последние три года войны, однако сейчас этот процесс, казалось, пошел быстрее. Он выглядел каким-то бесцветным, одряхлевшим и болезненным, кожа высохла, глаза потускнели. Ему можно было дать лет сто, а ведь они с Эремайлом были ровесниками, и капитан, мужчина средних лет, хорошо помнил тот день, когда Лорд Стиамот взошел на трон и дал обещание покончить с безумием нескончаемой войны с метаморфами, подчинить трону древних уроженцев планеты и изгнать их с территории, где обосновались люди. Всего тридцать лет, а Коронал выглядел лет на пятьдесят старше, но ведь все свое царствование он провел в боях и походах, чего не делал до него ни один владыка Маджипура и, вероятно, ни один не сделает впредь. Он воевал в долине Глайда, на знойных землях юга, в непроходимых чащобах северо-востока, в плодородных саваннах Залива Стоен, год за годом окружая метаморфов своими двадцатью армиями и загоняя их в лагерь для интернированных. Теперь он почти завершил свой труд – свободными оставались лишь несколько отрядов Изменяющих Форму на северо-востоке.

Постоянная борьба, долгая неистовая война наложила на него отпечаток, и едва ли теперь, вернувшись в ласковую весну Замковой Горы, он мог в полной мере насладиться привилегиями, даруемыми троном. Время от времени Эремайл задумывался, как поступит Коронал, если во время войны умрет Понтифекс, и его призовут на вершину иного царствия, заставив занять место в Лабиринте, – откажется ли он и оставит себе венец Лорда, как остается в походах, или нет? Но Понтифекс, судя по сообщениям, находился в добром здравии, а перед Эремайлом стоял сейчас Лорд Стиамот, пусть постаревший и усталый. И Эремайл вдруг понял, что Айбилу Каттикауну не достает понимания, из-за чего Коронал стремится закончить войну, невзирая на цену.

– Кто? – спросил Коронал. – Финивэйн?

– Эремайл, господин, командующий зоной эвакуации.

– Эремайл?… Да, я помню. Подойдите, капитан. Мы возносим благодарность Дивин за окончание войны. Эти люди прибыли к нам от хранящей наши сны моей матери. Леди Острова Снов, и мы хотим провести ночь, восхваляя Дивин. К утру огненный круг будет замкнут. Подойдите, Эремайл, присоединяйтесь к нам. Вы ведь знаете песнопения Леди Острова, не так ли?

Эремайл ошеломленно слушал дребезжащий голос Коронала. Эта увядшая ниточка сухого голоса – все, что осталось от его величественного тона; герой-полубог иссох и угас в долгих походах; ничего не осталось от него, он стал тенью самого себя. Вглядываясь в него сейчас, Эремайл поражался и никак не мог вспомнить, был ли Лорд Стиамот в его памяти могущественной фигурой или это только миф…

Коронал кивнул, и Эремайл подошел ближе. По дороге сюда он думал, что, оказавшись в палатке, скажет:

«Господин, на линии огня стоят владения человека, который не двинется с места и не позволит увести себя силой. Он может уйти только мертвый, а он слишком хороший человек, чтобы погибнуть так. Я прошу вас, господин, остановите летателей. Может, можно выработать какую-нибудь иную стратегию, чтобы разгромить метаморфов, когда они начнут спасаться бегством из зоны огня, но нет нужды простирать разрушение дальше той точки, до которой мы уже добрались, потому что…» Но теперь он видел, что невозможно просить Коронала отложить окончание войны хоть на один час. Ни ради Каттикауна, ни ради Эремайла, ни ради священной Леди Острова не может он остановить летателей в эти последние часы – возможность окончания войны попирала все остальное. Эремайл мог своей властью попытаться задержать летателей, но ни просить Коронала, ни требовать он не мог.

Лорд Стиамот наклонился к нему:

– Что с вами, капитан? Что вас беспокоит? Подойдите. Станьте-ка рядом.

Помолитесь с нами, капитан, присоедините свой голос к благодарности Дивин.

Начался новый гимн. Такой мелодии Эремайл не знал и подпевал, импровизируя. Затем последовал второй гимн, третий – этот Эремайлу был знаком, и он запел, но без души и немелодично. До рассвета оставалось совсем немного. Он быстро отодвинулся в темный угол и выскочил из палатки.

Да, солнце вставало – первые зеленоватые проблески играли на склоне Хайемон; пройдет еще час или немного больше, пока лучи поднимутся по горной стене и осветят обреченное ущелье на юго-востоке. Эремайл почувствовал, что валится с ног, он уже неделю мечтал выспаться. Он высмотрел адъютанта и сказал ему:

– Отправите мое сообщение офицеру на Зугнорском Пике?

– Конечно, капитан.

– Передайте ему, пусть летатели действуют по плану. Я останусь здесь на день и вернусь вечером, когда немного отдохну.

– Хорошо, капитан.

Эремайл отвернулся и посмотрел на запад, все еще укутанный ночным мраком, исключая те места, куда падал отсвет ужасной огненной сферы.

Вероятно, Айбил Каттикаун всю ночь был занят тем, что поливал из шлангов и насосов свой дом и земли. Разумеется, это ничего не изменит: огонь такой величины пожрет все на своем пути и ничего не оставит. Айбил Каттикаун сгорит в своем доме, и нет никакой возможности помочь ему. Эремайл мог бы спасти его, рискнув отдать приказ действовать силой, рискнув жизнями неповинных солдат, но скорее всего и тогда не сумел бы. Спасти Каттикауна он мог бы лишь в одном случае: решившись, хоть ненадолго, игнорировать приказ Лорда Стиамота. Но он не посмел, и теперь Каттикаун погиб. После девяти лет, проведенных в походах, подумал Эремайл, я все-таки убил, убил одного из своих…

Он продолжал стоять. Усталость давила на плечи, но еще час или чуть больше он не мог уйти и стоял до тех пор, пока не увидел первые сполохи пламени в предгорье подле Визферна или, может быть, Домгроува и понял, что летатели отправились в утренний полет, начав прокладывать огненную линию.

Война скоро кончится, сказал он про себя. Последние из наших врагов бегут сейчас к побережью, где будут интернированы и отправлены за море. В мире вновь воцарится спокойствие.

Капитан почувствовал жар летнего солнца на спине и жар, вдруг прильнувший к щекам. В мире вновь воцарится спокойствие, подумал он еще раз и пошел искать место, где можно было бы спокойно поспать.

ПЯТЫЙ ГОД ПУТЕШЕСТВИЯ

Вторая запись сильно отличалась от первой, как и ее восприятие. Хиссуне теперь меньше расстраивался и меньше удивлялся; это был печальный и живой рассказ, но он не так глубоко тронул душу, как объятия женщины и Хайрога.

Тем не менее, Хиссуне почерпнул множество из известных ему ранее подробностей: об ответственности, о конфликтах, что возникали между разными людьми, никто из которых не признавал правоту другого. А еще он открыл для себя кое-что из создания мифов. Во всей истории Маджипура не было более богоподобной фигуры, чем Лорд Стиамот, воин-коронах, сломивший зловещих метаморфоз; восемь тысяч лет поклонения превратили его во внушающее благоговение существо колоссального величия и силы. И хотя миф о Лорде Стиамоте продолжал жить в сознании Хиссуне, теперь он смотрел на него глазами Эремайла – усталый, бледный, морщинистый, преждевременно постаревший, сжегший в сражениях душу. Герой? Конечно, для всех, кроме метаморфоз. Полубог? Нет, просто человек, обычный человек со всеми человеческими слабостями и недостатками. И это очень важно, об этом никогда не следует забывать, твердил себе Хиссуне, начиная сознавать, что именно минуты, проведенные в Счетчике Душ, дарят ему подлинное знание жизни.

Прошло довольно много времени, прежде чем он почувствовал себя готовым вернуться к летописи, тем более, что пыль налоговых архивов глубоко засосала его, и он страстно желал новых приключений.

На сей раз он хотел уточнить другую легенду: когда-то давно снаряженное судно вышло под парусами в кругосветное путешествие через Великое Море.

Безумие, конечно, если безумие можно замыслить и спланировать, и Хиссуне очень хотел узнать, что происходило с экипажем. Недолгие поиски открыли ему имя капитана – Синнабор Лавон, уроженец Замковой Горы. Хиссуне легонько коснулся пальцами пульта, набирая дату, место, имя, и устроился поудобнее, готовый выйти в море.

На пятый год плавания Синнабор Лавон заметил первые пряди морских водорослей, свивавшихся кольцами и кружившихся вдоль корпуса судна.

Конечно, он понятия не имел, что это такое – никто из людей Маджипура никогда прежде не видел морской травы: на такие расстояния Великое Море еще не исследовалось. Но каждое утро Синнабор Лавон аккуратно отмечал дату и координаты корабля, так что команда не теряла физического ощущения своего положения в этом бескрайнем и однообразном океане даже на пятый год путешествия. Синнабор Лавон знал, что сегодня двадцатый год Понтифекса Дизимейла в царствование Коронала Лорда Ариока и пятый год с тех пор, как «Спьюрифон» вышел из гавани Тил-Омона в кругосветное путешествие.

Сначала он принял морскую траву за массу морских змей, поскольку она, казалось, двигалась по своей воле, изгибаясь, скручиваясь, сжимаясь, распускаясь. Она мерцала на спокойной темной воде богатыми сияющими цветами, каждая прядь переливалась вспышками зелени, индиго и киновари.

Небольшие островки ее плыли по левому борту, зато справа покрывали море довольно широкой полосой.

Лавон взглянул поверх поручней на нижнюю палубу и увидел троицу лохматых четырехруких фигур. Скандары чинили сеть или делали вид, что чинят. Они встретили его пристальный взгляд раздраженно и угрюмо. Как и вся команда, они устали от долгого плавания.

– Эй, там! – крикнул Лавон. – Забросьте-ка ковш. Поймаем несколько этих змей!

– Змей, капитан? О каких змеях вы говорите?

– Вон там, неужели не видите?

Скандары долго всматривались в воду, потом один из них снисходительно ответил:

– Вы имеете в виду эту траву?

Лавон вгляделся получше. Трава? Судно уже миновало первые островки, но впереди было еще много обширных скоплений, и он долго пытался проследить одну прядь в спутанной массе. Да, это двигалось так, как обычно свиваются змеи, но Лавон не видел ни голов, ни глаз. Хорошо, пусть будет трава.

Он сделал нетерпеливый жест, и скандары неторопливо принялись вытягивать черпак, которым собирали биологические образцы.

К тому времени, как Лавон спустился на нижнюю палубу, небольшой кусок травы подняли из моря, и человек шесть команды столпились вокруг: первый помощник Вормеехт, первый штурман Калимойн, Джоахил Нур с парочкой своих ученых, Майкдал Хац, летописец. В воздухе резко пахло аммиаком. Трое скандаров стояли, отвернувшись, демонстративно зажав носы и что-то ворча.

Зато люди кивали, хохотали, тыкали руками в траву и выглядели более оживленными, нежели за все последние недели.

Лавон опустился на колени рядом с образцом. Несомненно, это была какая-то разновидность морских водорослей. Каждая мясистая прядь была длиной в рост человека, шириной с предплечье и толщиной с палец. Они судорожно скручивались и дергались, будто натянутые струны, но с каждой минутой их движения замедлялись, они высыхали на солнце, и яркие цвета быстро блекли.

– Забросьте-ка черпак еще раз, – бросила Джоахил Нур скандарам, только выгружайте в бадью с водой, чтобы трава не завяла.

Скандары не шелохнулись.

– Вонь, такая мерзкая вонь, – буркнул один.

Джоахил Нур шагнула к ним, невысокая неутомимая женщина выглядела ребенком рядом с гигантскими существами. Она резко взмахнула рукой, и скандары, пожав плечами, вновь принялись за работу.

– Что вы будете с ней делать? – осведомился у нее Синнабор Лавон.

– Разбираться. Это какой-то неизвестный вид морской водоросли, хотя тут, так далеко в море, все неизвестно. Интересно меняется цвет. Я не знаю, то ли потому, что изменяется количество пигмента, то ли это просто оптический обман, вроде игры света на пласте эпидермы.

– А движения? У морских водорослей нет мускулов.

– Двигаться способны многие растения. Слабые электроимпульсы вызывают поток жидкостей внутренней структуры – помните, так называемые «чувственники» на северо-востоке Цимроеля? Прикрикните на них, и они кланяются. Морская вода великолепный проводник; эти же водоросли, должно быть, вбирают в себя все сорта электрических импульсов. Мы их внимательно изучим. – Джоахил Нур улыбнулась. – Для нас они просто дар небес. Еще неделя пустого моря, и я бы бросилась за борт.

Лавон кивнул. Он чувствовал то же самое, ту же страшную убийственную скуку, душившую ощущением, будто он приговорил себя к бесконечному плаванию в никуда. Даже его, отдавшего семь лет жизни на организацию этого путешествия, на пятый год парализовало оцепенением и апатией.

– Сегодня вечером, – попросил он, – расскажите нам о находке. Ну, там, единственная в своем роде разновидность морской травы и так далее…

Джоахил Нур махнула рукой, и скандары, подняв бадью с водорослями на свои плечи, понесли ее в лабораторию.

– Завидую, – вздохнул Вормеехт. – Будут изучать. – И вдруг вскрикнул: – Смотрите! Море впереди целиком заросло ими!

– Не слишком ли густо заросло? – пробормотал Майкдал.

Синнабор Лавон повернулся к летописцу, невысокому человеку с сухим голосом и бледными глазами, у которого одно плечо было выше другого.

– Что вы имеете в виду?

– Боюсь, как бы не опутало винты, капитан, если водоросли станут гуще.

Я читал рассказы Старой Земли об океанах, где росли непроходимые водоросли, и корабли безнадежно застревали в них. Экипажи жили крабами и рыбой и в конечном итоге погибали от жажды, а суда сотни лет дрейфовали со скелетами на борту.

Калимойн фыркнул:

– Сказки!

– Но если такое случится с нами? – поинтересовался Майкдал Хац.

– Это возможно? – ни к кому конкретно не обращаясь, осведомился Вормеехт.

До Лавона дошло, что все глядят на него. Он внимательно всмотрелся в море. Да, водоросли явно стали гуще. Они скапливались перед кораблем, а их судорожные подергивания заставляли пульсировать и распухать гладкую морскую поверхность. Однако между островками оставались широкие проходы.

Возможно ли, что водоросли остановят такой мощный корабль, как «Спьюрифон»? На палубе воцарилась тишина. Казалось смешным опасаться морской травы, но офицеры ждали решения капитана с таким видом, будто от этого зависела их жизнь.

Настоящую угрозу, подумал Лавон, таят не водоросли, а скука. Последние месяцы путешествие было настолько небогато событиями, а дни настолько пусты, что всех заполнило отчаяние; распухающее бронзово-зеленое солнце тропиков, поднимающееся со стороны Цимроеля, сменяло сиявшие в безоблачном небе луны, а после полудня огненный шар начинал постепенно опускаться к непостижимо далекому горизонту, и так день за днем. Несколько месяцев не было ни дождей, ни других изменений в погоде. Великое Море заполонило собой всю Вселенную. Они не встречали ни земли, ни островков, ни птиц, ни морских животных. При таком положении дел наличие морской травы стало очаровательной новизной. Дикое нетерпение сжигало души путешественников, этих преданных науке исследователей, в свое время разделивших точку зрения Лавона на этические вопросы, и сейчас мучительно переносящих скуку; осознавших теперь, чему посвятили свои жизни в минуту романтической глупости. Когда впервые в истории они отправились пересечь Великое Море, занимающее больше половины огромной планеты, никто не ожидал, что все сложится именно так. Они предвкушали ежедневные приключения, неведомых чудовищ, созданных фантазией природы, неизвестные острова, героическую борьбу со штормами, когда небеса раскалываются от молний и окрашивают облака необычными цветами. Но никто не ждал однообразной и бесконечной вереницы пустых дней. Лавон уже начал прикидывать опасность мятежа, поскольку могло миновать и десять, и одиннадцать лет, прежде чем они пристанут к берегу далекого Алханроеля. Человек десять команды уже мечтало повернуть корабль назад, к Цимроелю, и бывали минуты, когда он думал об этом сам. Поэтому нужна опасность, подумал Лавон. Можно даже самим придумать ее, а потом смело пойти ей навстречу. Возможность риска пробудит всех от летаргии.

– Мы сумеем справиться с травой, – возвестил он. – Идем вперед.

Но не прошло и часа, как ему пришлось усомниться в своих словах. Стоя на капитанском мостике, он устало вглядывался во все более густеющие водоросли. Теперь они собирались в островки от пятидесяти до ста ярдов в поперечнике, и проходы между ними сужались. Вся поверхность моря находилась в движении, дрожащая и трепещущая, Под обжигающими лучами висящего над головой солнца водоросли становились все сочнее и переливались радужными тонами, будто впитывали солнечную энергию. Лавон углядел существа, двигающиеся между плотно спрессованными прядями. Одни довольно большие, похожие на крабов, многоногие и округлые, с шишковатыми зелеными панцирями и другие, извивающиеся, змеевидные, чем-то похожие на сигидов, и те и другие пожирали каких-то мелких тварей, слишком маленьких, чтобы можно было различить их невооруженным глазом.

Вормеехт нервно сказал:

– Может, изменим курс?

– Пожалуй, – согласился Лавон. – Впередсмотрящий скажет скоро, насколько далеко тянется эта дрянь.

Его совсем не привлекало изменять курс даже на несколько градусов, он боялся, что малейшее отклонение сведет на нет всю его решимость, но все-таки он не был маньяком, идущим вперед, невзирая на риск. С другой стороны, ему хотелось подбодрить команду «Спьюрифона», всех тех, кто посвятил себя такому колоссальному замыслу.

Это был золотой век Маджипура, время героев и великих свершений.

Исследования шли повсюду: в пустынном бесплодии Сувраеля, в чащах и болотах Цимроеля, в девственных землях Алханроеля, в Родамаунтском Архипелаге и островных группах, окружающих три материка. Население быстро росло, поселки превращались в города, становились неправдоподобно огромными мегаполисами, в поисках счастья с соседних миров потоком прибывали нечеловеческие переселенцы, все было оживленным, переменчивым, растущим.

А Синнабор Лавон решился на самое безумное предприятие из всех пересечь Великое Море на корабле. Никто никогда не отваживался на это.

Если смотреть из космоса, половину огромной планеты занимала вода; континенты, несмотря на всю свою величину, были сведены вместе в одном полушарии, а все остальное пространство Маджипура занимала пустота океана.

И хотя прошло несколько тысяч лет с того дня, когда началась колонизация планеты человеком, на земле оставалось работы с избытком, и Великое Море было предоставлено самому себе да армадам морских драконов, неторопливо пересекающим его с запада на восток в своих десятилетних миграциях.

Но Лавон был влюблен в Маджипур, рвался объять все.

Из Амблеморна, от подножия Замковой Горы, он добрался до Тил-Омона, города на противоположном берегу Великого Моря, а затем, испытывая необоримое желание замкнуть круг, вложил все свои средства и энергию в снаряжение этой экспедиции, судна, напоминающего скорее остров, и в подбор экипажа, включавшего таких же сумасшедших, как и он сам, решившихся на протяжении десятилетия исследовать неизвестный океан. Теперь и Лавон, и все остальные сознавали, что взялись за непосильную задачу. Но если им удастся задуманное и они приведут «Спьюрифон» к восточному побережью Алханроеля, куда еще не приставал ни один трансокеанский корабль, имена их восславят при жизни.

– Эй! – взревел вдруг впередсмотрящий. – Драконы!

– Драконы! – в один голос подхватили десяток матросов.

В начале путешествия «Спьюрифон» встретил два стада морских драконов одно через шесть месяцев после выхода в океан, среди островов, которые они назвали Архипелагом Стиамота, а второе два года спустя в той части Великого Моря, которую они титуловали Впадиной Ариока. Оба стада были большими, сотни огромных созданий, с многочисленными беременными самками, и проходили они далеко от судна. Сейчас, судя по внешним границам стада, их было не больше пятнадцати-двадцати; несколько гигантских пар, остальные – щенки, едва достигающие в длину сорока футов. На водоросли теперь никто не смотрел, внимание всех привлекли приближающиеся драконы. Вся команда высыпала на палубу, чуть не танцуя от возбуждения.