Текст книги "Вниз, в землю"
Автор книги: Роберт Сильверберг
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
– А что с твоим мужем?
– Целыми неделями я не вижу ни единой души, – повторила Сина.
– Ты здесь одна? Ты и роботы?
– Совсем одна.
– Но здесь, наверное, довольно часто бывают другие люди из Компании?
– Некоторые – да. Впрочем, нас немного осталось, – сказала Сина. Думаю, не больше сотни. Человек шесть на Море Песка, Ван Бенекер в отеле, четверо или пятеро на станции у старого ущелья и так далее – маленькие группки землян, разбросанные далеко друг от друга. Конечно, бывают дружеские встречи, но довольно редко.
– Ты именно этого хотела, когда решила здесь остаться? – спросил Гандерсен.
– Я не знала, чего я хотела, кроме того, что хотела остаться. Я поступила бы так же еще раз, даже зная все то, что знаю сейчас. Я поступила бы так же.
– На станции к югу отсюда, – сказал он, – я видел Гарольда Дикстру…
– Его зовут Генри Дикстра.
– Генри. И женщину, которую я не знаю.
– Полин Мэйзор. Во времена Компании она работала на таможне. Генри и Полин – мои ближайшие соседи. Но я уже несколько лет их не видела. Я никогда не путешествовала к югу от водопадов, а они сюда тоже не приезжают.
– Их нет в живых, Сина.
– Вот как?
– Это был кошмар. Меня отвел к ним один сулидор. Станция была в руинах: везде слизняки и плесень, а в их телах что-то развивалось, личинки какой-то губчатой твари в форме корзинки… которая прилепилась к стене, и из нее текла черная, жирная жидкость…
– Такое случается, – спокойно заметила Сина. – Рано или поздно эта планета овладевает каждым, хотя каждым по-разному.
– Дикстра был без сознания, а женщина умоляла положить конец ее мучениям, и…
– Ты сказал, что они были мертвы.
– Не тогда, когда я пришел. Я сказал сулидору, чтобы он их убил. Не было никакой надежды на то, чтобы их спасти. Он прикончил их, а я сжег.
– Нам пришлось сделать то же самое с Джо Саламоне, – сказала Сина. Он жил в Файр-Пойнт. Как-то раз он отправился в Море Песка, поранился, и в рану попал какой-то кристаллический паразит. Когда Курц и Сед Каллен нашли его, он весь состоял из великолепных кубических и пирамидальных радужных кристаллов, которые прорезались сквозь его кожу. И он был все еще жив. Но уже недолго. Хочешь еще выпить?
– Да, пожалуйста.
Она вызвала робота. Было совсем темно, взошла третья луна.
– Я так счастлива, что ты сегодня пришел, Эдмунд, – сказала тихим, низким голосом Сина. – Чудесный сюрприз.
– Курца нет дома?
– Нет, – ответила она. – Его нет, и я не знаю, когда он вернется.
– Как он себя чувствует?
– Думаю, он вполне счастлив. Это, конечно, весьма странный человек.
– Да, странный, – согласился Гандерсен.
– Мне кажется, что-то в нем есть от святого.
– Это был бы холодный и темный святой, Сина.
– Некоторые святые именно таковы. Не всем дано быть святыми Францисками Ассизскими.
– Разве жестокость – признак святости?
– Курц видел в жестокости силу. Он превзошел в этом всех.
– Таким был и маркиз де Сад, но никто его не канонизировал.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – возразила Сина. – Когда-то мы говорили о Курце, и ты назвал его падшим ангелом. Это очень точное определение. Я видела его среди нилдоров, как он с ними танцевал. Они подходили к нему и буквально поклонялись ему, а он разговаривал с ними и ласкал их. А вместе с тем он делал то, что было для них гибельно, но они это просто обожали.
– Что было для них гибельно?
– Неважно. Не думаю, чтобы тебе это понравилось. Он давал им… иногда… наркотики.
– Змеиный яд?
– Иногда.
– Где он сейчас? Снова забавляется с нилдорами?
– В последнее время он нездоров.
Вошел робот и принес ужин. Гандерсен поморщился при виде странных овощей на тарелке.
– Можешь есть безбоязненно, – заверила его Сина. – Я сама выращиваю их на грядках. Из меня получился хороший садовник.
– Я не помню ни одного из этих овощей.
– Они с плоскогорья.
– Подумать только, какое отвращение вызывало у тебя плоскогорье, покачал головой Гандерсен, – каким странным и отталкивающим казалось оно тебе, когда нам пришлось совершить там вынужденную посадку…
– Тогда я была еще девчонкой. Когда это случилось – одиннадцать лет назад? Вскоре после того, как мы познакомились. Мне было всего двадцать лет. На Белзагоре нужно победить то, что приводит тебя в ужас, иначе сам будешь побежден. Я снова поехала на плоскогорье. И еще раз, и еще. Оно перестало быть для меня чужим и перестало меня пугать. А потом я его полюбила. Я привезла оттуда множество растений и животных, чтобы они жили здесь, со мной. Этот регион сильно отличается от остальной части планеты полностью отрезанный от всего, совершенно другой.
– Ты ездила туда с Курцем?
– Иногда. А иногда с Седом Калленом. Но чаще всего одна.
– Каллен, – сказал Гандерсен. – Ты часто с ним видишься?
– О, да. Он, Курц и я составляли нечто вроде «треугольника». Это почти мой второй муж, естественно, в духовном смысле. Физически иногда тоже, но это не имеет значения.
– Где сейчас Каллен? – спросил он, пристально глядя в ее строгие, блестящие глаза.
Она нахмурилась.
– На севере. В Стране Туманов.
– Что он там делает?
– Почему бы тебе не спросить его самого? – предложила Сина.
– Я просто хотел узнать, – Гандерсен старался говорить спокойно. Честно говоря, я сам еду в Страну Туманов, а здесь остановился по пути, из сентиментальных соображений. Я путешествую с пятью нилдорами, которые направляются на повторное рождение. Они расположились где-то в зарослях.
Она открыла бутылку серо-зеленого вина и налила ему.
– Зачем ты хочешь попасть в Страну Туманов? – спросила она с деланной улыбкой.
– Из любопытства. Думаю, что по той же причине туда отправился и Каллен.
– Не думаю, чтобы им руководило любопытство.
– А что? Может быть, ты объяснишь…
– Не стоит, – коротко отрезала Сина. Разговор прервался, и наступила тишина. Гандерсен подумал, что получить от нее какие-то сведения будет непросто. Ее нынешнее спокойствие могло довести до бешенства. Она говорила только то, что считала нужным. Она просто забавлялась с ним. Ему казалось, что ее радовало звучание собственного теплого контральто, раздававшегося в ночной тишине. Это была не та Сина, которую он знал. Девушка, которую он любил, была ласковой и сильной, а не хитрой и скрытной. Когда-то ее окружал ореол невинности, который теперь полностью рассеялся. Курц, вероятно, был не единственным падшим ангелом на этой планете.
– Взошла четвертая луна! – внезапно сказал Гандерсен.
– Да. Естественно. Разве это так странно?
– Редко приходилось видеть четыре луны, даже в этих широтах.
– Это бывает по крайней мере четыре раза в год. Подожди восхищаться, скоро появится пятая, и…
– Так сегодня та самая ночь? – у Гандерсена захватило дух.
– Да, Ночь Пяти Лун.
– Никто мне не говорил!
– Может быть, ты не спрашивал?
– Два раза я пропустил ее, так как был в Файр-Пойнт. В один год я плавал по морю, а в другой раз оказался в южной зоне туманов, когда разбился вертолет. И так как-то все время получалось… Я видел это только один раз, именно тут, Сина, десять лет назад, когда мы были вместе. Тогда казалось, что все складывается для нас самым лучшим образом. И именно сейчас я снова случайно очутился здесь!
– Я думала, что ты специально спланировал. Чтобы отметить ту годовщину.
– Нет, нет. Это чистая случайность.
– В таком случае счастливая случайность.
– Когда взойдет пятая луна?
– Примерно через час.
Он смотрел на четыре яркие точки, плывущие по небу. Он так долго здесь не был, что забыл, где именно должна появиться пятая луна. Она двигалась по своей орбите в обратном направлении – самая яркая из лун, с покрытой льдом, гладкой, как зеркало, поверхностью.
Сина снова наполнила его бокал. Они уже кончили есть.
– Извини, – сказала она. – Сейчас вернусь. Гандерсен остался один. Он смотрел на небо и пытался понять странно изменившуюся Сину, таинственную женщину, тело которой стало еще более привлекательным, а душа превратилась в камень. Теперь он знал, что этот камень был внутри нее все время: например, когда они расставались, он решил вернуться на Землю, а она вовсе не хотела покидать Мир Холмана. Я люблю тебя, говорила она, и всегда буду любить, но я остаюсь. Почему? Почему? Потому что хочу остаться, ответила она. И осталась. А он тоже был упрям, и уехал без нее. Они вместе спали на пляже возле отеля в ту последнюю ночь перед его отъездом. Он чувствовал тепло ее тела еще тогда, когда поднимался на борт корабля, который унес его в бездну космоса. Она любила его, и он ее любил, но они расстались, так как он не видел для себя будущего в этом мире, а она видела его только здесь. И вышла замуж за Курца. И исследовала все плоскогорье. И говорила теперь новым, глубоким голосом; она позволяла какой-то амебе обнимать ее бедра и лишь пожала плечами, узнав, что двое землян неподалеку погибли ужасной смертью. Неужели это все еще была Сина – или какая-то искусная подделка?
Сквозь темноту доносились голоса нилдоров. Гандерсен слышал невдалеке еще какой-то странный звук: сдавленное фырканье и хрюканье, напоминавшее чей-то болезненный плач, хотя наверняка это была лишь игра его воображения. Скорее всего, кто-то из животных Сины, привезенных с плоскогорья, рылся в огороде в поисках вкусных корешков. Странный звук раздался еще два раза.
Время шло, а Сина не возвращалась.
И вдруг он увидел, как восходит пятая луна – величиной с большую серебряную монету и такая яркая, что просто ослепляла. Четыре остальных луны, казалось, танцевали вокруг нее. Две из них были лишь яркими точками, две другие выглядели более представительно. Тени вокруг здания и в саду дрожали, изменялись, а с неба лились потоки холодного света. Гандерсен схватился за барьер веранды и безмолвно умолял луны, чтобы они оставались на месте, словно Фауст, страстно восклицавший: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Но луны двигались, влекомые неумолимыми законами ньютоновской механики, и он знал, что через час две из них зайдут, и очарование исчезнет. Где Сина?
– Эдмунд? – внезапно раздался сзади ее голос.
Она снова была обнажена, и снова оболочник обнимал ее тело, прикрывая бедра и вытягивая длинные, узкие щупальца, которые касались сосков ее прекрасных грудей. В свете пяти лун ее загорелая кожа блестела и сверкала. Теперь она не казалась ему ни бесстрастной, ни агрессивной. Она была совершенна в своей наготе, и момент был самым подходящим, так что он, не колеблясь, подошел к ней и быстро сбросил одежду. Он положил руки на ее бедра, касаясь оболочника, и странное создание поняло и послушно соскользнуло с ее тела, словно пояс целомудрия, оказавшийся не в силах выполнить свою задачу. Она наклонилась к нему, ее полные груди колыхались, как колокола; он поцеловал ее, целовал везде, и они опустились на пол веранды, на холодные гладкие камни.
Глаза ее были открыты, еще более холодные, чем пол, более холодные, чем свет лун – даже в то мгновение, когда он вошел в нее.
В ее объятиях, однако, не было холода. Тела их сплелись и ласкали друг друга. Ее кожа была шелковистой, а поцелуи голодными. Все прошедшие годы куда-то ушли, и снова вернулось то, счастливое время. В момент наивысшего возбуждения снова послышалось странное хрюканье. Он заключил ее в горячие объятия и закрыл глаза.
Потом они молча лежали рядом в блеске лунного света, пока бриллиантовая пятая луна не закончила свой путь по небу, и Ночь Пяти Лун не стала такой же, как любая другая ночь.
Глава десятая
Гандерсен спал один в комнате для гостей на верхнем этаже. Он проснулся неожиданно рано, посмотрел, как над ущельем встает солнце, а потом спустился в сад. На траве еще лежала роса. Он дошел до самого берега реки, оглядываясь по сторонам в поисках нилдоров, но их нигде не было видно. Он долго стоял, глядя, как река несет гигантскую массу воды. Интересно, подумал он, есть ли здесь рыба?
Потом он вернулся к дому.
В свете утренней зари сад Сины показался ему менее зловещим. Даже растения и животные с плоскогорья выглядели лишь странно, но не угрожающе: в каждой географической зоне этой планеты своя типичная фауна и флора, только и всего. Существа с плоскогорья вовсе не виноваты в том, что человеку среди них несколько не по себе.
На первой веранде его встретил робот и предложил завтрак.
– Я подожду женщину, – сообщил Гандерсен.
– Она придет позже.
– Странно. Она никогда так долго не спала.
– Она с мужчиной, – пояснил робот. – В это время она всегда с ним и утешает его.
– С каким мужчиной?
– С мужчиной Курцем. Ее мужем.
– Так Курц здесь, на этой станции? – удивился Гандерсен.
– Он лежит больной в своей комнате.
«А она говорила, что он где-то далеко, – подумал Гандерсен. – Что она не знает, когда он вернется».
– Он был в своей комнате вчера ночью? – спросил Гандерсен.
– Был.
– Когда он вернулся из своего последнего путешествия?
– Около года назад, – ответил робот. – Может быть, тебе стоит спросить об этом женщину. Она скоро будет с тобой. Принести завтрак?
– Да, – решил Гандерсен.
Сина, однако, долго не появлялась. Лишь минут через десять, когда он уже покончил с соками, овощами и жареной рыбой, она вышла на веранду, одетая в прозрачную белую накидку, сквозь которую видны были очертания ее тела. Она выглядела так, как будто хорошо выспалась, кожа ее была гладкой и блестящей, она шла быстрым шагом, а ее черные пышные волосы развевались на утреннем ветру. Однако строгое, непреклонное выражение ее глаз оставалось неизменным и совершенно не подходило общему настроению невинности нового дня.
– Робот сказал, – заговорил Гандерсен, – чтобы я не ждал тебя к завтраку. Он говорил, что ты так рано не спустишься.
– Правильно. Обычно я не спускаюсь в это время, это правда. Пойдем поплаваем?
– В реке?
– Нет, дурачок! – она сбросила накидку и сбежала по лестнице в сад. Гандерсен какое-то время сидел, зачарованный ритмичными движениями ее рук и покачиванием ягодиц, потом пошел за ней. На повороте тропинки, которого он до сих пор не замечал, она свернула влево и остановилась возле круглого водоема в углублении скалы. Когда он остановился рядом, она изящным движением скользнула в воду, и какое-то мгновение, казалось, висела неподвижно под самой поверхностью; ее груди округлились под действием силы тяжести. Когда она вынырнула, чтобы глотнуть воздуха, Гандерсен – уже обнаженный – прыгнул в бассейн. Вода, даже в этом теплом климате, оказалась страшно холодной.
– Здесь бьет подземный источник, – объяснила Сина. – Разве это не чудо? Как ритуальное очищение.
Из воды, тут же позади нее, высунулось длинное, серое щупальце, заканчивавшееся мощными когтями. Гандерсен не знал, как ее предостеречь он показал рукой и испуганно вскрикнул. Из глубины появилось второе щупальце и нависло над ней. Сина обернулась, и изумленному Гандерсену показалось, что она ласкает какое-то огромное животное; потом вода забурлила, и оба щупальца исчезли.
– Что это?
– Прудовое чудовище, – улыбнулась она. – Его подарил мне Сед Каллен на день рождения два года назад. Это медуза с плоскогорья. Они живут в озерах и жалят всякую мелочь.
– Какого она размера?
– О, как большой осьминог. Она очень чувствительная. Я хотела, чтобы Сед раздобыл для нее супруга, но он этого не сделал и поехал на север, так что мне, видимо, придется заняться этим самой – ей так одиноко.
Она вышла из воды и вытянулась на гладкой, черной скале, чтобы обсохнуть на солнце. Гандерсен поспешил следом. С берега он видел в воде, освещенной лучами солнца, огромную массу со множеством щупальцев. Подарок для Сины ко дню рождения.
– Ты не могла бы сказать, где сейчас можно найти Седа? – спросил он.
– В Стране Туманов.
– Это я уже знаю, но это огромная территория. Где именно?
Она перевернулась на спину и подогнула колени. Капельки воды на ее груди радужно переливались на солнце.
– Почему ты так хочешь его найти? – помолчав, спросила Сина.
– Я совершаю сентиментальное путешествие, чтобы увидеться со старыми друзьями. Мы с Седом когда-то жили почти рядом. Разве это недостаточный повод для того, чтобы его найти?
– Но это не повод для того, чтобы его предать. Он посмотрел на нее. Глаза ее были закрыты, холмики грудей ритмично и спокойно поднимались и опускались.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
– Случайно, не нилдоры ли отправили тебя за ним?
– Что за глупости ты говоришь?! – возмутился он, но это звучало неубедительно даже для него самого.
– Зачем ты притворяешься? Нилдоры хотят вытащить его оттуда, но положения договора запрещают им это. Сулидоры не очень хотят соглашаться на его выдачу, и наверняка ни один из живущих здесь землян его не выдаст. Ты, как чужой, должен иметь разрешение нилдоров на путешествие в Страну Туманов. А поскольку ты не из тех, кто нарушает правила, ты наверняка обратился за таким разрешением. Нилдоры же ничего не делают даром… Я права?
– Кто тебе все это сказал?
– Я сама поняла. Можешь мне верить.
Он протянул руку и коснулся ее бедра. Кожа ее была теперь теплой и сухой. Рука чуть сжала упругое тело. Сина не реагировала.
– Не поздно ли еще заключить договор? – мягко спросил он.
– Какого рода?
– Пакт о ненападении. Мы сражаемся друг с другом с той минуты, как я здесь оказался. Отбросим вражду. Я скрываю что-то от тебя, а ты от меня. К чему? Неужели мы не можем просто помочь друг другу? Мы – представители человечества в мире, который намного более чудовищен и опасен, чем кажется большинству людей. Если мы не сможем оказать друг другу помощь и поддержку, то чего вообще стоят нормальные человеческие отношения?
Она начала спокойно декламировать:
Пребудем же верны любви своей!
Ведь мир, что нам казался царством фей,
Исполненным прекрасной новизны,
Он въявь – угрюм, безрадостен, уныл,
В нем ни любви, ни жалости…
Слова старых стихов всплывали из глубин памяти… Он продолжил:
закончила Сина. – Да. Как это на тебя похоже, Эдмунд, в решающий момент ты забываешь самые важные слова.
– Значит, пакта о ненападении не будет?
– Извини. Я не должна была этого говорить, – она отвернулась, взяла его руку и, положив себе на грудь, коснулась ее губами. – Ты прав. Мы притворялись друг перед другом, но теперь с этим покончено. Теперь мы будем говорить только правду. Ты первый – это нилдоры поручили тебе доставить Седа Каллена из Страны Туманов?
– Да, – ответил Гандерсен. – Таково было условие моего путешествия.
– И ты согласился?
– Я поставил некоторые условия со своей стороны, Сина: если он не захочет пойти добровольно, я не обязан его принуждать. Но я должен его по крайней мере найти. Это я обещал. Поэтому еще раз прошу тебя, скажи мне, где его искать.
– Не знаю, – сказала она. – Понятия не имею. Он может быть где угодно.
– Это правда?
– К сожалению, правда, – сказала она, и на мгновение ее взгляд перестал быть холодным и жестким, а голос зазвучал, как голос женщины, а не как виолончель.
– Может, хотя бы скажешь, почему он скрывается, и почему они так заинтересованы в том, чтобы его найти?
– Около года назад, – помолчав, сказала Сина, – он отправился на центральное плоскогорье, как обычно, собирать разные образцы. Он хотел добыть для меня вторую медузу – так он мне обещал. Чаще всего я ездила вместе с ним, но в этот раз Курц был болен, и мне пришлось остаться. Сед забрался в ту часть плоскогорья, где до сих пор никогда не был, и встретил там группу нилдоров, участвовавших в какой-то религиозной церемонии. Он оказался среди них, и, видимо, совершил какое-то святотатство.
– Это был ритуал повторного рождения? – спросил Гандерсен.
– Нет, повторное рождение может происходить только в Стране Туманов. Это было что-то другое, но, видимо, столь же важное. Нилдоры были в бешенстве. Седу едва удалось уйти живым. Он вернулся сюда и сказал, что его жизнь в опасности, что нилдоры его преследуют, так как он совершил какое-то кощунство и теперь вынужден искать убежища. Он отправился на север, а нилдоры гнались за ним до самой границы. С тех пор я ничего о нем не слышала. У меня нет никаких контактов со Страной Туманов. Больше я ничего не могу сказать.
– Ты не сказала, какое святотатство он совершил, – заметил Гандерсен.
– Не знаю. Не знаю, что это был за обряд, и каким образом он ему помешал. Я повторила тебе то, что он сам мне рассказал. Ты мне веришь?
– Верю, – сказал Гандерсен и улыбнулся. – Теперь сыграем в другую игру, и на этот раз ведущим буду я. Вчера вечером ты сказала, что Курц путешествует, что ты давно его не видела и не знаешь, когда он вернется. Ты также говорила, что он болел, но быстро сменила тему. Сегодня утром робот, который принес мне завтрак, сообщил, что ты придешь позже, поскольку Курц болен и ты, как обычно, с ним, в его комнате. Ведь роботы не лгут.
– Этот робот тоже не лгал. Я была там.
– Почему?
– Чтобы скрыть его от тебя. Он в очень плохом состоянии, – сказала Сина, – и не хочет, чтобы его беспокоили. Я знала, что если бы я сказала тебе, что он дома, ты захотел бы его увидеть. У него недостаточно сил, чтобы принимать гостей. Это была невинная ложь, Эдмунд.
– Что с ним?
– Точно неизвестно. Видишь ли, на этой планете осталось не слишком много медицинской аппаратуры. У меня есть, конечно, диагностат, но на этот раз он не дал достаточной информации. Думаю, что могла бы описать его болезнь как разновидность рака. Только это не рак.
– Ты можешь описать симптомы этой болезни?
– Что это тебе даст? Его тело начало изменяться. Он превратился в нечто странное, отвратительное и жуткое. Подробности тебе ни к чему. Если ты считаешь, что с Дикстрой и Полин произошло нечто чудовищное, то ты был бы потрясен до глубины души, увидев Курца. Но этого я тебе не позволю. Я так же должна оберегать тебя от него, как и его от тебя. Для тебя будет лучше, если ты его не увидишь.
Сина присела на камень, скрестив ноги, и начала расчесывать мокрые спутанные волосы. Гандерсен подумал, что она никогда не была столь прекрасна, как в это мгновение, одетая лишь в лучи солнца. Эту картину омрачало лишь одно пятно – холод в ее глазах. Неужели из-за того, что она каждый день видит чудовище, в которое превратился Курц?
– Курц наказан за свои грехи, – после долгой паузы сказала Сина.
– Ты действительно в это веришь?
– Да, верю, – ответила она. – Верю, что существуют грехи, и существует расплата за грехи.
– И что где-то высоко на небе сидит старец с седой бородой и записывает дурные поступки каждого – тут прелюбодейство, там ложь, тут обжорство, а там тщеславие? Что он правит миром?
– Понятия не имею, кто правит миром, – сказала Сина. – И вообще, правит ли им кто-нибудь. Пойми, Эдмунд: я не пытаюсь переносить средневековое богословие на Белзагор. Я не буду клясться Отцом, Сыном и Святым Духом и утверждать, что до всей Вселенной действуют одни и те же фундаментальные законы. Я просто говорю, что здесь, на Белзагоре, мы живем в соответствии с некоторыми моральными принципами, свойственными для этой планеты, и если кто-то чужой появится на Белзагоре и эти принципы нарушит, он об этом пожалеет. Это не наш мир, он никогда им не был и никогда не будет. Мы живем здесь под постоянной угрозой, поскольку не понимаем царящих здесь законов.
– Какие грехи совершил Курц?
– Мне пришлось бы целый день их перечислять, – ответила она. Некоторые грехи он совершил в отношении нилдоров, а некоторые – в отношении собственной души.
– У нас у всех на совести грехи в отношении нилдоров, – заметил Гандерсен.
– В некотором смысле да. Мы гордые и глупые, R не хотим видеть их такими, какие они есть, и немилосердно их эксплуатируем. Это, конечно, грех. Грех, который наши предки совершали на всей Земле задолго до того, как мы завоевали Космос. У Курца, однако, было больше возможностей грешить, чем у всех прочих – ибо он был в большей степени человеком. Когда приходит грехопадение, ангелы падают с очень большой высоты.
– Что делал Курц с нилдорами? Убивал их? Резал на куски? Бил?
– Это грехи против их тела, – сказала Сина. – Он поступал хуже.
– Как же? Скажи.
– Ты знаешь, что происходило на биостанции, расположенной к югу от космопорта?
– Я работал там несколько недель с Курцем и Саламоне, – сказал Гандерсен. – Давно, когда я был еще новичком на этой планете, а ты – маленькой девочкой на Земле. Я видел, как они оба выманивали змей из джунглей, брали у них яд и давали пить нилдорам. И сами тоже пили.
– И что тогда происходило? Он покачал головой.
– Я никогда не мог этого понять. Когда я попробовал как-то раз вместе с ними, у меня возникло впечатление, что мы все трое превратились в нилдоров, а трое из них превратились в нас. У меня был хобот, четыре ноги, бивни и гребень. И все выглядело иначе, так как я смотрел глазами нилдора. Потом все кончилось, и я снова оказался в собственном теле, но меня преследовало страшное ощущение вины и стыда. У меня не было возможности выяснить, что это – действительно телесная метаморфоза, или только галлюцинация.
– Галлюцинация, – сказала Сина. – Благодаря яду ты открыл свой разум и душу и проник в сознание нилдора, а в то же самое время нилдор проник в твое сознание. Какое-то время нилдор считал себя Эдмундом Гандерсеном. Для нилдора это переживание, подобное экстазу.
– Значит, в этом заключался грех Курца? В том, что он приводил нилдоров в экстаз?
– Змеиный яд, – объясняла Сина, – используется также во время церемонии повторного рождения. То, чем занимались ты, Курц и Саламоне в джунглях – жалкая, крайне жалкая имитация повторного рождения. Нилдоры принимали в ней участие, но для них это было святотатством, причем по многим причинам. Во-первых – это происходило не в соответствующем месте. Во-вторых – не были исполнены соответствующие обряды. В-третьих церемонией руководили люди, а не сулидоры, и поэтому все происходящее превращалось в пародию на высшее священнодействие, какое только бывает на этой планете. Давая нилдорам яд, Курц заставлял их участвовать в чем-то дьявольском. Воистину дьявольском. Редкий нилдор устоит против подобного искушения. Курц находил удовольствие как в галлюцинациях, которые вызывал яд, так и в искушении нилдоров. Думаю, что это доставляло ему еще большее наслаждение, чем галлюцинации. Это самый тяжкий его грех – он склонял невинных нилдоров к тому, что на этой планете считается вечным проклятием. В течение двадцати лет на Белзагоре он хитростью заставил сотни, а может быть, тысячи нилдоров разделить с ним чашу с ядом. Наконец, его присутствие стало невыносимым, а страсть творить зло уничтожила его самого. Теперь он лежит наверху, не живой и не мертвый, но уже не угрожает кому-либо на Белзагоре.
– Ты хочешь сказать, что инсценировка местного аналога Черной Мессы довела Курца до такого состояния, что ты прячешь его даже от меня?
– Я в этом убеждена, – сказала Сина. Она встала, потянулась и кивнула Гандерсену. – Идем домой.
Они шли обнаженными через сад, рядом друг с другом, будто это был первый день творения, а тепло ее тела и тепло солнца возбуждали его страсть. Дважды у него возникала мысль о том, чтобы повалить ее на землю и утащить в экзотические заросли, и дважды он сдерживал себя, сам не зная почему. Когда до дома оставалось полтора десятка метров, он вновь ощутил растущее внутри него желание. Он повернулся и положил руку ей на грудь. Она не оттолкнула его.
– Скажи мне сначала еще одно, – попросила она.
– Если смогу.
– Почему ты вернулся на Белзагор? Но только правду. И что влечет тебя в Страну Туманов?
– Если ты веришь в грех, – ответил он, – ты должна верить и в возможность его искупления.
– Верю.
– Так вот, у меня на совести тоже есть грех. Может быть, не столь тяжкий, как грех Курца, но он не дает мне покоя, и я вернулся сюда, чтобы его искупить.
– В чем же ты согрешил?
– Я согрешил против нилдоров самым обычным образом: я содействовал их порабощению, ставил себя выше них, не признавал их разума и их внутреннего мира. А особенно я согрешил в том, что помешал семи нилдорам вовремя попасть на место повторного рождения. Помнишь, когда прорвало плотину Монро, и я заставил этих семерых паломников работать? Мне пришлось применить лучемет, чтобы они подчинились, и они пропустили повторное рождение. Я не знал, что если они опоздают на повторное рождение, то потеряют свою очередь. Но даже если бы и знал, мне бы не пришло в голову, что это имеет для них такое значение. Один грех влечет за собой второй. Я уехал отсюда с нечистой совестью. Семерка нилдоров преследовала меня во сне. Я понял, что мне придется вернуться и попытаться очистить свою душу.
– Какое искупление ты имеешь в виду? – спросила она.
Ему трудно было смотреть ей в глаза. Он опустил взгляд, но это было еще хуже, так как ее нагота все еще возбуждала его. Он заставил себя снова взглянуть ей в лицо.
– Я решил наконец узнать, – сказал он, – что такое повторное рождение, и принять в нем участие. Я хочу предложить себя сулидорам в качестве кандидата на возрождение.
– Нет! – вскрикнула она.
– Сина, что случилось? Ты…
Она вся дрожала. Щеки ее горели, шею и грудь залил румянец. Она прикусила губу и отодвинулась от него.
– Это безумие, – возбужденно сказала Сина. – Повторное рождение не для землян. Почему ты считаешь, что сможешь в чем-то покаяться, приняв чужую религию, пройдя обряд, о котором никто из нас ничего не знает…
– Я должен, Сина.
– Не будь идиотом.
– Ты первый человек, которому я это говорю. Нилдоры, с которыми я путешествую, этого не знают. Я не могу удержаться. Я в долгу перед этой планетой, и вернулся, чтобы исполнить свой долг. Я должен пройти через это, каковы бы ни были последствия.
– Идем со мной, – сказала она глухим, пустым, механическим голосом.
– Куда?
– Идем.
Он молча пошел за ней. Она повела его на средний этаж дома, в коридор, где стоял на страже один из роботов. Сина кивнула ему, и тот отодвинулся. В конце коридора она остановилась и приложила руку у дверному датчику. Дверь открылась. Сина жестом пригласила Гандерсена войти вместе с ней.
Он услышал хрюкающие и фыркающие звуки, которые уже слышал накануне вечером. Теперь не было никакого сомнения, что это сдавленный плач, полный неизмеримой боли.
– В этой комнате Курц проводит теперь свои дни, – сказала Сина и отодвинула штору, отгораживавшую внутренность помещения. – А так теперь выглядит Курц.
– Не может быть, – прошептал Гандерсен. – Как… как…
– Как это случилось?
– Да, как…
– С течением лет он начал сожалеть о своих не праведных делах. Он очень страдал из-за своей вины, и в прошлом году решил искупить грехи. Он отправился в Страну Туманов и прошел церемонию повторного рождения. И именно это принесли мне обратно. Вот так, Эдмунд, выглядит человек, прошедший обряд возрождения.
