Текст книги "Новые Миры Роберта Шекли. Том 2"

Автор книги: Роберт Шекли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Ему показалось – и позже эта догадка нашла экспериментальное подтверждение, – что он попал в комнату с серыми стенами и желто-коричневым полом. Несмотря на свои крупные габариты, комната не шла ни в какое сравнение с тропическим лесом. Ее низкий подвесной потолок коварно и ловко скрывал осветительные лампы.

Едва Джордж сделал шаг, чтобы осмотреть комнату, как на его плечо опустилась чья-то рука.

– Капитан! Я благодарю Бога, что вы вернулись!

В комнате больше никого не было, и, следовательно, владелец руки обращался именно к нему.

– Да и я чертовски рад вернуться сюда, – на всякий случай ответил Джордж.

А что он мог еще сказать при таких обстоятельствах?

– Входите, сэр, и присаживайтесь в это кресло. Я всегда считал, что они совершили большую ошибку, отправив вас в Грохочущий мир. Могу ли я предложить вам выпить?

– А где мы сейчас находимся? – спросил Джордж. – И я вас немного не понял. Вы сказали Грохочущий мир или Хохочущий мир?

Мужской голос засмеялся:

– Зачем же вы так, сэр, шутите со мной…

– Минуточку, – оборвал его Джордж. – Как ваше имя?

– Я – Элдрич, сэр. Неужели вы меня не помните? Мы бок о бок сражались с вами в кусках невежественного жаргона, а потом с боями прорывались в бредовую несвязанность.

Джордж даже представить себе не мог такую сложную трассу, и поэтому он наскоро состряпал вежливый ответ:

– Конечно, я помню вас, но не на самом деле – если вы только понимаете смысл этих слов. А смысл этих слов заключается в том, что, не имея ни малейшего желания показаться вам грубым человеком, я могу поклясться, что никогда вас прежде не видел.

– Я все понимаю, – ответил Элдрич. – Но не волнуйтесь, сэр. Вы не первый, у кого наблюдается частичная амнезия после прохождения через Глянцевый интерфейс. Небольшой отдых, и вы будете в полном порядке.

– Глянцевый интерфейс? Что это такое?

– Вполне обычный интерфейс, но в особой ситуации, – ответил Элдрич. – Назван так по имени Антона Глянца, изобретателя глянцевого эффекта. Надеюсь, вы не забыли об эффекте Глянца, сэр?

– Ну что вы! Как можно! – ответил Джордж, поскольку ему показалось, что он потеряет лицо, если признается в своем незнании эффекта Глянца.

Элдрич повел его в комнату. Усадив Джорджа в удобное кресло, он подошел к бару и смешал для них два коктейля. Желтая жидкость клубилась красными завитками в высоких зеленых бокалах. Джордж отхлебнул и нашел во вкусе приятную свежесть липы, смягченную какими-то другими компонентами, которых он не мог определить.

– Так уже лучше? – спросил Элдрич. – Расслабьтесь и насладитесь этой передышкой. Мне не хочется подгонять вас, Джордж, но я надеюсь, что вы вскоре сделаете свое нормальное перемещение.

– Да, думаю, мне это удастся, – ответил Джордж.

– Как скоро вы будете готовы? – спросил Элдрич. – Мне тоже не хочется никакой спешки, но, если у вас есть какая-нибудь идея, я мог бы внести изменения в инструктаж наших групп. Впрочем, вы и сами знаете, насколько это важно.

– Да, конечно, я знаю, – ответил Джордж. – Послушайте, а почему бы вам не поместить меня в следующий эпизод? Например, с постелью и подушкой.

– Что вы сказали?

– В следующий эпизод.

– А мне показалось, с постелью и подружкой.

– О нет! Нет!

– Да, наверное, это не то, что вас интересует. Я должен был догадаться.

Элдрич задумчиво потер ладонью лоб, сделал дюжину шагов по комнате и вдруг резко развернулся на каблуках, поворачиваясь к Джорджу. Прямо как танцор.

– Джордж! Неужели произошло что-то непредвиденное?

Джорджа встревожила эта беспричинная паника в голосе Элдрича. Вскинув руки, тот замер в нелепой позе. Его лицо выражало явные признаки дикого страха.

– Нет, Элдрич, – ответил Джордж. – Все в полном порядке.

Его уже начинала раздражать неправильная постановка сцены. Это он, а не Элдрич, нуждался в ответах и утешении. Это он, черт возьми, вернулся из Грохочущего мира и, несмотря на усталость, готовился выполнить еще одно перемещение. Но Элдрич совсем расклеился, и Джорджу было неловко оставлять этого симпатичного парня в таком нелицеприятном состоянии.

– Спокойно, Элдрич. Тревожиться не о чем.

– И вы не заметили ни одного проникновения? – спросил Элдрич.

– Ни кусочка, – ответил Джордж, хотя и не знал, о чем говорил его собеседник.

– И даже легкого перекрытия слоев?

– Вообще ничего.

– Вы в этом уверены?

– Послушай, приятель, – произнес Джордж. – Минуту назад я вернулся из Грохочущего мира. Но это еще не значит, что я, как какой-то отупевший идиот, не смыслю в делах, которые тут происходят. Не было никаких перекрытий, понимаешь? И уж тем более – проникновений!

– Надеюсь, вы правы. Но Хайнберген предсказывал…

– Забудь о Хайнбергене, – оборвал его Джордж. – Садись. Я сделаю тебе что-нибудь выпить. А потом ты расскажешь о моем новом задании.

Элдрич сел.

– Но что именно вы хотите узнать о вашем задании? – спросил он, и в его голосе появились нотки подозрительности.

– Ладно, забудь об этом, – сказал Джордж. – Я и так о нем все знаю. Просто мне хотелось поддержать беседу, пока ты не успокоишься и не поймешь, что у нас все в полном порядке.

– Так, значит, вот в чем дело? – спросил Элдрич.

– Ну конечно, – ответил Джордж.

– Как это мило с вашей стороны. Знаете, Джордж, вы всегда казались мне очень сильным и мужественным человеком. Вот почему, наверное, Цедулла так расстроился, когда понял, что вы ушли в Грохочущий мир. Я хотел сказать, что он полагался на вас, Джордж, хотя и скрывал от нас свои чувства. Да что там! Мы все полагались на вас.

– Ладно, хватит об этом, – произнес Джордж, немного смущаясь от признания своих заслуг и, как всегда, ничего не понимая. – Значит, Цедулла расстроился?

– Да, но ведь он расстраивается по любому поводу. Идемте, я покажу вам ваши апартаменты.

Он вывел Джорджа из комнаты с серыми стенами, и они вышли в длинный коридор, который занимал довольно долгий промежуток времени. Идеальную тишину нарушали только их шаги, приглушенные мягким ковровым покрытием.

– Мы решили разместить вас на прежнем месте, – сказал Элдрич. – Подготовка к полету еще не завершена, и вы можете немного вздремнуть и освежиться.

Элдрич остановился перед дверью, обозначенной буквами М и Ж. Он открыл ее, и Джордж увидел небольшую гостиную, за которой через открытую дверь просматривалась спальня. На стене имелось окно. Оно открывало вид на широкую зеленую лужайку с каймой деревьев по бокам. Чуть дальше начинались горы с синими полосками расщелин.

– Довольно мило, – сказал Джордж и, подойдя к окну, окинул взглядом панораму. – Что это за горы?

– Те, которые нарисовал для нас художник, – ответил Элдрич.

– Но какие именно? Он же, наверное, имел в виду вполне конкретную горную гряду?

Элдрич, немного подумав, пожал плечами.

– Для вас выделили небольшое космическое судно, – сказал он, прочистив горло. – Мы отправляем вашу ракетку через час. И, я думаю, воланчики тоже. Пока у нас тут действительно все спокойно, хотя на самом деле это только так кажется.

– Вы хотите сказать, что все это нереально?

– О какой реальности здесь вообще можно говорить? – ответил Элдрич. – Мы находимся в пространстве РБ2, и со всех сторон нас окружает мрак небытия.

А девочки были просто замечательные, подумал Джордж. Он знал, что в этой конфигурации, заново сплетенной пауком, ему не полагалось иметь такие мысли, но старая привычка брала свое. Впрочем, возводя бункер для негативных мыслей, мы тем самым лишь увековечиваем то, что нам хотелось бы спрятать и зарыть подальше в рассыпчатой почве благих намерений. Вот почему этот самонадеянный Паук, считающий себя единственным рассказчиком всех историй, осмелился присвоить теперь его голос и оплел липкой пряжей те коридоры, которые почти наверняка вели к фатальной аритмии. А как же женщины на берегу? Нет-нет, подумал Паук, мы покончим со всем этим! Мы просто прервем сейчас историю – гордую и отважную историю о прежней расе и людях, которые жили задолго до того, как пауки захватили власть над планетой. Джордж, соберись же, черт возьми! Своими мыслями об их кругленьких попках ты искажаешь всю величественность моих мыслей.

– Прошу прощения, – ответил Джордж, – но из-за энергетических проблем я не могу выйти на придуманный вами берег. И раз уж так получилось, то почему бы вам не взяться за это дело самому и не оставить меня в покое?

– Это невозможно, – сказал паук. – Они разрушаются от моих прикосновений – даже от намека на прикосновение. Они разрушаются еще до того, как мне удается приблизиться к ним и объяснить, что им нечего бояться. Вот почему старый банк мыслей не может позволять перенастройке унести тебя прочь, и вот почему у нас ничего не меняется.

Перевалив через вершину холма, Джордж увидел большой каркасный дом, окруженный цветочными клумбами. Среди ярких незнакомых цветов он узнал лишь черствые голубые незабулки и маленькие бутоны красноносой герняни. Этот дом, с белыми ситцевыми занавесками и могучими вязами, казался удивительно знакомым и близким. Джордж не помнил его, но продолжал идти по длинной тенистой аллее. Небо тонуло в глубокой и невероятной синеве, которая встречалась только в снах. В воздухе звенели птичьи песни. Солнечный свет отливал золотом в завитках колючей проволоки, прораставшей на зеленых кустах живой ограды. Рядом высились стройные решетчатые деревья, которые во многих областях вселенной назывались вышками.

Передняя дверь запиралась на простой крючок. Джордж приподнял его и вошел в дом. Он оказался в скромной гостиной, которая своей клейдсдельской софой 1717
  Подразумевается сравнение с очень известной клейдсдельской породой лошадей-тяжеловозов. (Примеч. пер.)


[Закрыть]и камином в стиле Эймса напоминала добрые времена предыдущей эры.

Джордж нерешительно остановился у окна. Он не знал, что ему делать дальше, а вокруг не было никого, с кем бы он мог поговорить. Пройдя по разлапистому ковру с яркими узорами змей и подков, Джордж подошел к лестнице, которая вела на второй этаж. Где-то вверху светился квадратик света. Он начал медленно подниматься по неосвещенным ступеням, стараясь наступать на каждую из них, а не перескакивать торопливо через две и не нестись как угорелый через три-четыре.

Когда ступени закончились на лестничной площадке, он зашагал по узкому коридору, который тоже показался ему чем-то знакомым. Но разве такое возможно? Он не мог знать коридор, в котором ни разу не был – это же понятно каждому, верно? Однако Джордж сомневался во всем. Вот почему он продолжал идти до тех пор, пока не дошел до конца коридора. Дверь слева от него оказалась открытой, и он заглянул в нее. В комнате стояла железная кровать, застеленная большим стеганым одеялом, на котором колосилась вышитая пшеница. Рядом виднелись два стула с прямыми спинками и старомодный комод на изогнутых ножках.

Пока он размышлял о том, что ему делать со всем этим, снизу послышался голос. И голос звал его:

– Джордж! Ты внутри?

– Да, я уже тут, – отозвался он.

– Ах ты, моя радость! Спускайся вниз и обними покрепче свою тетушку Тез.

Джордж торопливо вышел из комнаты и спустился по лестнице. Вернувшись в гостиную, он увидел там маленькую пожилую леди с седыми волосами, уложенными в пучок. По всей вероятности, это и была его тетушка Тез. Хотя еще минуту назад Джордж даже не подозревал, что у него имелась какая-то тетя.

– Что же ты так долго не возвращался? – с упреком сказала она. – Мы тут тебя заждались – я, дядя Терри и твои кузены Энди и Слим. Представляю, как они обрадуются, увидев тебя!

– А где они сейчас? – спросил Джордж.

– Пошли в сарай, повалять в грязи свиней, – ответила тетя Тез и весело засмеялась. – Ступай на кухню, Джордж. Тебе повезло, потому что я решила испечь персиковый пирог. Твой любимый, если ты не забыл.

Он сел за кухонный стол. В открытое окно влетал веселый легкий ветерок. Выглянув наружу, Джордж осмотрел ландшафт, который уже покрыли длинные вечерние тени. Не заметив сарая, он решил, что хозяйственные постройки, очевидно, находились с другой стороны дома.

Тетя Тез суетилась вокруг плиты, выпекая фруктовый пирог из иррациональных чисел и глухих фонем. И те и другие по виду напоминали куриц, причем первые все время озабоченно кудахтали, а вторые притворно прислушивались к ним. Они откладывали маленькие коричневые яйца с тонкими зелеными полосками, которые можно было рассмотреть только с очень близкого расстояния. Где-то за домом раздавалось тихое мычание свежескошенного сена. Подернутая дымкой летняя тишина нависала над миром, как плотная вуаль, лишь иногда приоткрывая уголок и пропуская жалобный крик козлодоя.

На Джорджа нахлынуло непередаваемое чувство целостности, и он ощутил себя куском огромного мироздания. Но вслед за этим пришло ощущение раздробленности, а затем и рассыпчатости, когда он тщательно прожевал тот ломтик пирога, который ему вручила тетушка Тез. Крошки фонем пищали и хихикали у него во рту, что казалось не совсем верным, но и не таким уж неправильным. Цветочный чай с фруктовым пирогом сменился одним из тех чудесных вечеров, которые время от времени опускались на эту и другие древние страны во время магнитных бурь. Тут и там за окном мелькали большие пернатые птицы.

– Это грязнокрылые лебеди, – ответила тетушка Тез в ответ на его вопрошающий взгляд, полуприподнятые брови и руку, повисшую в воздухе в вопросительном жесте. – Люди считают их предвестниками бед и правильно делают, можешь мне поверить. Но тебе незачем тревожиться, мой мальчик. Они тебя здесь не найдут.

Джордж почувствовал себя очень маленьким. Однако его тревога, источавшая запах чизбургера, вполне соответствовала размерам взрослого человека. Между тем он давно уже планировал выпустить одного из своих голубков, и вот теперь это время настало.

Внезапно на проем открытой двери упала тень, а следом за ней и небольшой угловатый мужчина, одетый во все ржаво-коричневое и серое. К его голове прижималась помятая шляпа; через плечо свисал истрепанный дорожный мешок.

– О-о! – воскликнул он. – Могу ли я спросить, мне тоже это надо слушать?

– Мне-то ведь надо, – ответила тетя Тез. Повернувшись к Джорджу, она представила ввалившегося мужчину:

– Это Пьер Дунчик, наш французский наемник. Он выполняет у нас всю грязную работу Разве ты не помнишь его, Джордж?

Джордж его не помнил, но он не хотел, чтобы об этом кто-то узнал.

– Привет, Пьер, – сказал он.

Французский наемник снял шляпу. Его засаленные серые волосы беспорядочно рассыпались по плечам, но затем, оценив расстояние до пола, быстро прилипли к воротничку костюма.

– А-а, кого я вижу! – произнес Пьер. – Молодой хозяин вернулся из Грохочущего мира, верно?

– Да, я был в отъезде, – ответил Джордж. – Мне пришлось поскитаться в далеких местах. И я многое повидал – не помню точно, раз или два. Но нет ничего лучше возвращения домой.

– Да, это, наверное, здорово, – сказал Пьер. – Я ведь помню, как часто ваш дядя говорил мне одно и то же: «Эй, Пук!» Это он так называет меня в кругу семьи. «Ну что, Пук, ты не знаешь, сколько майских жуков уже улетело с той поры, как с нашей шеи свалился Джордж?» А я ему: «Пару полных горстей, продувная бестия». Очень уж нравится вашему дядюшке, когда я называю его таким образом.

– Да, он действительно это любит, – подтвердила тетушка Тез. – Даже странно, что ты, полукровка, находишь для нас такие точные и полные определения.

– Так ведь это все не с куста падает, хозяюшка, – ответил Пьер. – А вы, Джордж, надолго к нам или как?

Джордж об этом еще не думал, поскольку всего лишь несколько минут назад у него и в мыслях не было заходить…

Его размышления часто велись автоматически, то есть независимо от воли Джорджа. Но он не желал становиться объектом каких-то опытов над простыми людьми. Неужели им не хватало для этого других беспомощных созданий? «Мы не гордимся нынешним положением дел, но так надо». Да, наверное, так надо, но будет ли этому конец?

И еще Джорджа интересовала цель, ради которой его подвергали таким мучениям. Он всегда размышлял об этом в те странные мгновения, когда пламя внутри угасало, когда звуки вызывали лишь раздражение и когда никто не появлялся, даже если включался свет.

В такие минуты тело изгибалось в поисках опоры и прочих удобств. Тоска, сжатая до критической массы, требовала выхода. Наступал кризис, и фразы теряли свой очевидный смысл. Они выплескивались наружу в свободном контексте, словно порванные клочья незавершенных сюжетов. Вот какую ясную и очевидную картину он видел теперь перед собой.

Потом появились экс-монарх Франции, комичный официант Эдди, Мартина с разбитым от горя сердцем и все остальные Они с трудом выбирались из чернового наброска, пытаясь создать какую-нибудь сцену Это было ужасное зрелище для чуткого и отзывчивого сердца мужчины. Вдали уже виднелись хорошие и плохие дни, но сама картина все больше превращалась во что-то ужасное и смятое.

Джордж резко выпрямился и осмотрелся по сторонам.

Его едва не уговорили взять то, что они раздавали как месть и награду в горных святилищах – в местах, куда метафоры удалялись для весеннего очищения; в местах за радугой, которые не желали раскрывать себя людям. И эти места не могли быть известными, потому что о них знал каждый. Вот какие там были места.

Джордж понимал, что это только начало, и здесь намечалось нечто большее, чем встреча идей. Что-то уже пробивалось вовне. «Эй, ты, не заслоняй меня, мать твою!» И оно порождало ужасное беспокойство.

Формы вещей скользили на коньках, перескакивая от одного образа к другому. «Джордж, ты нас слышишь?»

– Да, я вас слышу, – ответил Джордж. – И мне очень жаль, что все закончилось так плохо. Я же им говорил, чтобы они никогда не будили меня таким образом.

А вас, наверное, интересует, что будет впереди. Это то, что мы все сейчас увидим.

Сцена по-прежнему пыталась пробиться из наброска. Но потом она выдохлась окончательно и откинула копыта. Мертворожденный сюжет, незрелый плод воображения. Утрите слезы, господа. «Джордж, ты все еще там?»

Джордж захихикал. Он так здорово спрятался в куче простыней под кроватью, что они никак не могли его найти. Это было то самое место. И он знал, что здесь ему ничего не грозит.

– Я, конечно, извиняюсь, но, может быть, поиграем вдвоем? Джордж поднял голову. Он не ожидал услышать здесь другой голос. Они ему об этом ничего не говорили.

– Кто вы? – спросил Джордж.

– Зовите меня Коломбиной, – ответила она. – Я из балетной массовки и в настоящее время ожидаю роль. А вы, случайно, не актер?

– Я главный герой, – не без гордости ответил Джордж. Ему не хотелось использовать этот аргумент так рано – ну да и черт с ним. Если имеешь какой-то запас, лучше всего его когда-нибудь истратить.

Место, в котором они находились, обладало признаками чего-то необычного. Однако, несмотря на определенное своенравие, оно еще не стало очевидным. Никто из них не знал, какие последуют указания и что произойдет дальше. Последнее вообще держалось в полном секрете.

Джордж решил немного рискнуть на этой стадии дел и внести со своей стороны небольшое предложение. Как следует взвесив целесообразность такого поступка, он сказал себе: «Да, черт возьми! А почему бы и нет?»

Однако мысль уже путалась в лабиринтах гамбургера высокой степени защиты. Они искали способ вломиться в его схему. Они даже использовали длинноносые щипцы, которыми тыкали его, сопя и фыркая от презрения. Конструкция выгибалась и изворачивалась. Прозрачный желтый сок вытекал из множества порезов, нанесенных газонокосилкой. Но они не давали нам пути для дальнейшего самоунижения, и поэтому мы из последних сил боролись за свою свободу.

Тем вечером тетя Тез приготовила на ужин песочное печенье, булочки из гальки и отбивные из отбитых кусков скалы. Пьер устроился в конце стола – специально для того, чтобы подбрасывать Пятну то один кусочек, то другой. Пятно, появившееся под его стулом, все дальше вытягивало изогнутый желтый язычок.

– Знаешь, Джордж, – сказала тетушка Тез, – я хочу, чтобы ты завтра встретился с другом нашей семьи.

– А кто он? – спросил Джордж.

– Он доктор истерических наук, и мы называем его Инопланетным Историком.

– Хорошо, – сказал Джордж с едва заметным оттенком живости, хотя он еще не понял, как ему отнестись к намеченной встрече. – Так кто же он, этот Инопланетный Истерик?

– Ладно, Джордж, я не буду скрывать от тебя правды, – произнесла тетя Тез. – Мне не хотелось лишать тебя удовольствия, которое ты можешь получить от встречи с ним.

– А вы уверены, что я получу удовольствие? – спросил Джордж. – Пусть вас не удивляет мой вопрос. Мне просто хочется знать, что вы подразумеваете под этим термином.

Вот теперь все, как надо. Это, между прочим, моя реплика, а то, что вы прочитаете дальше, будет относиться уже к мыслям Джорджа и его настроению, которое менялось с каждым днем. Ему почему-то не хотелось думать о встрече с Инопланетным Историком, но он не мог не думать об этом. Мысли о предстоявшей встрече терзали его целый день и сбивали концентрацию внимания, которая требовалась для выполнения домашней работы – например, для выкапывания Анютиных глазок. Анюту обычно откапывал Пьер, и это была кропотливая работа, во время которой приходилось долбить землю ломом, копать ее лопатой и разрыхлять мотыгой. Длинная рукоятка мотыги из ценной породы полированного дуба имела два нароста, за которые ее обычно и держали. Иногда использовались мотыги с тремя наростами, но за отсутствием трехруких людей…

А потом день прошел. Кур загнали во двор; петух важно взлетел на крыльцо и поставил там свою именную печать, после чего их пастух устало поплелся домой. На землю легла тишина, облака закрыли солнце, и слабый ветерок, поднявшись, вновь опустился вниз. В тот день Джордж часто отмечал подобные нестыковки.

Однако в последующих сценах и эпизодах мы увидим Джорджа за работой в поле; в заботах о странно раскрашенной и рогатой скотине; в беседах с большой албанской свиньей. Он трудился до седьмого пота, который ему удалось смыть, нырнув в небольшой ручей, протекавший перед белым домом, построенным прямо посреди сельскохозяйственных угодий.

На закате все отправились к куче камней, которые благодаря своей любопытной форме считались религиозной святыней этих мест. Тени скручивались и сплетались среди древних развалин. Могучие дубы зевали черными дуплами, и между ними блуждали жуткие зеленые и розовые огоньки.

И тогда наступила ночь, и пришло время последний раз напиться, перед тем как принять неизбежный укол. А потом в постель, и живо!

Прилетели сны, помахивая крыльями противоречий. Но мы пока не будем исследовать их, поскольку они займут свое достойное место в следующем цикле лекций. Поэтому переходя непосредственно к рассвету, мы пропустим остаток ночи – тем более что в ней не было ничего интересного. Хотя знаете что? Давайте пропустим и рассвет. Все равно Джордж думал только об одном: о встрече с пришельцем.

На следующее утро, яркое и раннее, но не такое уж и раннее, чтобы там не хватило места для нескольких чашек кофе, в дом пришел Инопланетный Историк.

До нас дошло несколько описаний Инопланетных Историков. К сожалению, ни одно из них не является точным, потому что пришельцы имели текучую форму. Например, Историки меняли свои взгляды и остальные части тел почти с той же регулярностью, с какой мы трансформируем наше настроение. А надо сказать, что Инопланетный Историк тоже имел гамму чувств, и его форма часто отражала их состояние.

Тем утром он находился в слегка неуверенном настроении, и это отразилось на его формах соматотипа. Он долго не мог решить, в каком образе явить себя миру Выбрать что-нибудь античное, аскетическое, с вытянутым носом и поджатыми губами? Или, наоборот, что-то яркощекое, улыбчивое и общительное? А что, если попробовать какую-нибудь новинку? Допустим, взять две головы с разными на вид физиономиями. Или лучше вообще без физиономий. Пустые лица! Это всегда воспринималось как хорошая шутка и хороший тон.

Пока Инопланетный Историк примерялся к различным формам, тетя Тез представила гостя.

– Любезный друг, я хочу представить вам Джорджа, моего племянника и очень хорошего мальчика, хотя мне и самой в это часто не верится.

– Очень рад познакомиться, – ответил Джордж.

– Деге Ерат, – произнес Инопланетный Историк.

– Не понял?

– Это традиционное торжественное восклицание, которое используется склеротиками планеты Аделдис.

– А-а, – ответил Джордж. – Я этого не знал.

– У вас не было причин знать об этом.

– Да, думаю, не было.

– Вы тут поговорите друг с другом, а я займусь делами, – сказала тетя Тез.

Она вернулась в дом. Подходило время ставить ловушки на ячменные оладьи, которые грызли мебель и превращали все в муку.

– Вот такие дела, – произнес Джордж, когда они остались одни на заднем дворе за маленьким переносным столом для пикников – почти у самых кустов черной смородины, но относительно далеко от сливового дерева.

– Да, можно сказать и так, – ответил Инопланетный Историк.

В конце концов он решил превратить себя в очень высокого двучленного мужчину, с розовыми глазами и зеленоватым цветом кожи.

– Вы, как я понимаю, с Земли? – спросил он.

– Как вы догадались?

– По выражению недоумения. У вас, землян, это получается просто превосходно.

– Да, мы в этом часто практикуемся, – сказал Джордж. – А могу ли я спросить у вас, что здесь делает Инопланетный Историк?

– Историю, – ответил пришелец. – Жестокую владычицу наших судеб. В принципе мы знаем, каким образом должны складываться события. И универсальная история всего бытия написана давным-давно. К сожалению, жизнь не желает копировать ее в скромной и соответствующей манере. Вот почему мы, Инопланетные Историки, вынуждены вмешиваться в ход эволюции и расставлять все по своим местам.

– Неужели? – спросил Джордж.

– Да, – ответил Инопланетный Историк.

– Но почему вы тогда сидите здесь?

– Из-за вас, Джордж. Только из-за вас.

– Из-за меня? Неужели со мной что-то не так?

– Хорошо, что вы сами догадываетесь об этом, – ответил Инопланетный Историк. – Джордж, вы все время находитесь в самом себе и, вероятно, не понимаете, какое впечатление производите на окружающих. Скажите, вам не кажется, что вы все время блуждаете вокруг да около? Вам не кажется, что большую часть времени вы вообще ничего не делаете?

– А разве это плохо?

– Это было бы неплохо для незначительного и второстепенного персонажа. Но вы здесь главное действующее лицо!

– Я главное лицо? – с испугом спросил Джордж. – Вы в этом уверены?

– Конечно, уверен, – ответил Инопланетный Историк. – И все это время вы палец о палец не ударили.

– Что же нам теперь делать? Я полагаю, у вас есть какие-то соображения по этому поводу?

– Кое-какие идеи у меня действительно есть, – сказал Инопланетный Историк. – Но перед тем как приступать к решительным действиям, нам не мешало бы промочить горло.