Текст книги "Бюджетно-сметная планета"

Автор книги: Роберт Шекли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Шекли Роберт
Бюджетно-сметная планета

Роберт ШЕКЛИ

Бюджетно-сметная планета

Перевел с английского Арам Оганян.

Ведущий американский прозаик Роберт Шекли (род. в 1928 г.) – яркий представитель сатирико-юмористического направления. Большая часть его произведений вошла в сборники "Обмен разумов. Билет на планету Трапай" (1968), "Миры Роберта Шекли" (1984), "Цивилизация статуса" (1990). Наши читатели имели возможность познакомиться с его творческой манерой на страницах журнала (см. например, "Наука и жизнь" No 6, 1962 г.; No 2, 2001 г. ). Предлагаем вашему вниманию еще один из его рассказов.

– Значит, это и есть ваша планета? – спросил Модсли.

– Да, сэр, она самая, – ответил Орин, стоявший слева от него, гордо улыбаясь. – Как она вам нравится?

Модсли не спеша обернулся и стал разглядывать луг, солнце, горы, реку, лес. Безо всякого выражения на лице он проговорил:

– Что вы о ней думаете, Бруксайд?

Бруксайд заговорил с дрожью в голосе:

– По-моему, мы с Орином поработали на славу. Нет, правда, если учесть, что это наша первая самостоятельная работа.

– А вы, Орин, согласны с его мнением? – спросил Модсли.

– Безусловно!

Модсли нагнулся, сорвал травинку, понюхал ее и бросил. Растер ногой глину, потом пристально посмотрел несколько секунд на яркое солнце и сказал, взвешивая каждое слово:

– Я поражен, просто поражен, но в самом что ни на есть отрицательном смысле. Я поручил вам создать планету для одного из моих заказчиков, а что вы мне подсовываете? Вы что, серьезно считаете себя инженерами?

Его помощники втянули плечи, словно мальчики в ожидании березовой розги.

– "Инженеры, – процитировал Модсли, – это творчески мыслящие, но практичные ученые, которые построят планету, где и когда вы этого пожелаете". Узнаете, откуда?

– Из типового рекламного проспекта, – ответил Орин.

– Правильно, – согласился Модсли. – И что же, вы считаете это достойным образчиком "творческой, практичной инженерной мысли"?

Помощники промолчали. А потом Бруксайд возьми да ляпни:

– Да, сэр. Я так считаю! Нам заказали планету "тип 34Вс4" с некоторыми модификациями. Что мы в точности и исполнили. Конечно, это всего лишь один из ее уголков, но все же...

– Я смотрю, что вы тут натворили, и оцениваю по заслугам, – перебил его Модсли. – Орин! Какой марки нагревательный элемент вы применили?

– Солнце "тип 05", – отчеканил Орин. – Оно полностью отвечает требованиям теплотехники.

– Еще бы. Но не забывайте, это бюджетная планета. Если мы не снизим себестоимость, нам не видать прибыли. А самая дорогостоящая статья расходов – нагревательный элемент.

– Нам это известно, сэр, – кивнул Бруксайд. – Нам совсем не хотелось использовать солнце "тип 05" в однопланетной системе. Но техническое задание по отоплению и радиации...

– Неужели вы так ничему и не научились у меня? – воскликнул Модсли. Звезда такого типа в данном случае – недопустимая роскошь. Эй, там, – позвал он рабочих, -снимите ее.

Рабочие со складной лестницей ринулись вперед. Один закрепил ее, а другой принялся раскладывать. Она вытянулась сначала в десять, в сто, потом в миллион раз. Двое рабочих карабкались по ней, едва поспевая за ее ростом.

– Обращайтесь с ним осторожно! – крикнул им вслед Модсли. – И рукавицы не забудьте надеть! Оно горячее как-никак!

На самой верхотуре рабочие сняли солнце с крюка, сложили и поместили в обитый изнутри ящик с надписью: "ОСТОРОЖНО – НАГРЕВАТЕЛЬНЫЙ ЭЛЕМЕНТ".

Захлопнулась крышка, и пала кромешная тьма.

– Рехнулись вы тут все, что ли? – полюбопытствовал Модсли. – Проклятье! Да будет свет или нет?

И стал свет.

– Все в порядке, – кивнул Модсли. – Для этого заказа сойдет и звезда "тип Г-13". А солнце "тип 05" вернуть на склад.

– Но, сэр, – нервно проговорил Орин. – Она недостаточно горяча.

– Знаю, – сказал Модсли. – Вот тут вам и пригодится смекалка. Если придвинуть звезду поближе, тепла хватит.

– Да, сэр, – вступил Бруксайд. – Но как быть с проникающей радиацией? Ей негде рассеиваться, не нанося вреда. Это убьет всех обитателей, собирающихся заселять планету.

– Вы пытаетесь втолковать мне, что звезды "тип Г-13" опасны? – очень медленно и с расстановкой произнес Модсли.

– Н-ну, нет, я имел в виду другое, – растерянно начал оправдываться Орин. – Я хотел сказать, что они могут быть опасны, как и все другое во вселенной, если забывать о предосторожностях.

– Вот это другой разговор, – одобрил его Модсли.

– Соответствующие меры предосторожности, – продолжал настаивать на своем Бруксайд, – подразумевают в данном случае свинцовые защитные костюмы весом в пятьдесят фунтов каждый. Что весьма непрактично, поскольку представители этой расы весят в среднем всего восемь фунтов.

– А это уж их забота, – нахмурился Модсли. – Не наше дело – учить их жизни. Не могу же я отвечать за каждую набитую ими шишку на планете? К тому же им вовсе не обязательно носить свинцовые костюмы. Они могут приобрести что-нибудь из моих дополнительных аксессуаров, например "солнечный экран", который будет отражать проникающее излучение.

У обоих инженеров на лицах появились нервические улыбки. Но Орин заметил почтительно:

– По-моему, эта раса не из преуспевающих, сэр. Вряд ли они смогут позволить себе "солнечный экран".

– Если не сейчас, так, может, как-нибудь потом, – ответил Модсли. – И вообще, проникающая радиация не вызывает мгновенной смерти. Даже при ее наличии средняя продолжительность жизни у них составит 9,3 года, что вполне достаточно для кого угодно.

– Да, сэр, – отозвались ассистенты без энтузиазма.

– Далее, – сказал Модсли. – Какова высота гор?

– В среднем шесть тысяч футов над уровнем моря, – ответил Бруксайд.

– По меньшей мере, лишних три тысячи футов, – сказал Модсли. – Вы что думаете, горы на деревьях растут? Урежьте. Излишки – на склад.

Бруксайд достал блокнот и записал, какие изменения внести. Модсли продолжал расхаживать, разглядывать и хмуриться.

– Сколько лет жизни отмерено деревьям?

– Восемьсот, сэр: новая усовершенствованная модель – дубо-яблоня. Дает плоды, тень, орехи, освежающие напитки, полезные ткани трех сортов, служит отличным строительным материалом, хорошо удерживает почву и...

– Вы что, разорить меня задумали?! – взревел Модсли. – Дереву вполне хватит и двухсот лет! Слить большую часть жизненной силы и перекачать в накопитель!

– Но тогда они не смогут выполнять все заложенные проектом функции, сказал Орин.

– Ну так сократите функции! Хватит с них орехов с тенью. Мы не обязаны превращать деревья в золотую жилу! Так, а кто понаставил там коров?

– Я, сэр, – шагнул вперед Бруксайд. – Надеялся, что местность станет более привлекательной...

– Ну и олух, – проговорил Модсли. – Местность должна выглядеть привлекательной до продажи, а не после! Планету продали без меблировки. Уберите коров в цистерну с протоплазмой.

– Будет исполнено, сэр, – сказал Орин. – Простите великодушно, еще какие-нибудь просчеты?

– Да! Наберется еще тысяч десять, – едко бросил Модсли. – Но надеюсь, вы сами в них разберетесь. Вот, например, это что такое? – он ткнул пальцем в Кармоди. – Статуя? Песни будет распевать или декламировать стихи по случаю прибытия новой расы?

– Сэр, – заговорил Кармоди, – я не имею к этому отношения. Меня прислал ваш друг Маликрон. Я пытаюсь добраться до своей планеты...

Модсли явно не расслышал слов Кармоди, потому что, пока тот пытался говорить, он продолжал:

– Кто бы это ни был, в проектной документации о нем ничего не сказано. Так что засуньте его обратно в цистерну с протоплазмой вместе с коровами.

– Эй! – завопил Кармоди, когда рабочие оторвали его от земли за руки. Эй, погодите минутку! Я не имею отношения к этой планете. Меня прислал Маликрон! Подождите, стойте, выслушайте меня!

– Стыдитесь, – продолжал Модсли, не обращая внимания на крики Кармоди. – Чья это задумка? Ваша очередная декоративная деталь интерьера, Орин?

– О нет, – сказал Орин. – Я не ставил его туда.

– Значит, это ваша работа, Бруксайд.

– В первый раз вижу, шеф.

– Гм-м, – промычал Модсли. – Вы оба дуралеи, но не лжецы. Эй! – крикнул он рабочим. – Тащите его сюда!

– Ладно, возьмите себя в руки, – приказал Модсли бедному Кармоди, которого колотила нервная дрожь. – Не раскисайте. Мне некогда ждать, пока у вас пройдет истерика! Полегчало? А теперь потрудитесь объяснить, что вы делали в моих частных владениях и почему я не должен превращать вас в протоплазму?

После того как Кармоди закончил свое повествование, Модсли протянул:

– Понятно. Занятная история, хотя вы наверняка сгущаете краски. Тем не менее вы здесь и разыскиваете планету, как ее... Земля?

– Именно, сэр, – сказал Кармоди.

– Земля, – пробормотал Модсли, почесывая голову. – Ну и повезло же вам. Кажется, я помню, где она.

– Неужели, мистер Модсли?

– Да, точно, помню, – продолжал Модсли. – Маленькая зеленая планета, на которой обитает мономорфная гуманоидная раса, вроде вас. Верно я говорю?

– Совершенно верно! – воскликнул Кармоди.

– У меня хорошая память на такие вещи, – сказал Модсли. – Тем более что Землю, вообще-то, построил я.

– Ну и ну! – изумился Кармоди.

– Помню как сейчас. Потому что в процессе постройки я также изобрел науку. Эта история вас позабавит. А вас, – обернулся он к своим помощникам, – надеюсь, чему-нибудь научит.

Никто не посмел перебить его. Кармоди с помощниками застыли, и Модсли начал свой рассказ.

ПОВЕСТЬ О СОТВОРЕНИИ ЗЕМЛИ

В те времена я был мелким подрядчиком. То здесь построю планету, то там или звезду-карлик сварганю по случаю. Но искать заказы всегда нелегко, клиенты попадаются капризные, въедливые и раскошеливаться не торопятся. В ту пору было трудно угодить заказчикам; они из-за каждого пустяка поднимали шум. Это им не так, то им не эдак, почему вода течет вниз, сила тяжести слишком тяжела, горячий воздух поднимается вверх, а ему положено опускаться . И все такое прочее.

Был я тогда довольно наивен и имел обыкновение объяснять эстетические и практические причины того, что делал. Вскоре на вопросы и объяснения стало уходить больше времени, чем на работу. Говорильня разрослась сверх всякой меры. Я знал: пора что-то предпринять, но не мог ничего придумать.

И вот, перед тем, как я взялся за проект "Земля", у меня в голове сложились новые подходы к взаимоотношениям с клиентами. Я ловил себя на том, что бормочу под нос: "Форма соответствует функции". Мне нравилось, как звучит фраза. Но потом я спросил себя: "А почему форма должна соответствовать функции?" И объяснил себе это следующим образом: форма соответствует содержанию потому, что это непреложный закон природы и одна из основополагающих аксиом прикладной науки. Мне опять понравилось звуковое оформление фразы, хоть смысла в ней не прибавилось.

Смысл не имел значения. А имело значение то, что я сделал новое открытие: сам того не ведая, наткнулся на искусство рекламы и показа товара лицом. Одним словом, придумал уловку, открывавшую бездну возможностей. А именно: доктрину научного детерминизма. Земля послужила мне первым пробным камнем, вот почему я никогда о ней не забываю.

Ко мне явился рослый бородатый старик с пронзительным взглядом и заказал планету. (Вот так начиналась ваша планета, Кармоди.) Ну, с работой я справился быстро, кажется, за шесть дней, и вообразил, что могу умыть руки. То была одна из бюджетных планет, так что я кое-где схалтурил. Но послушать претензии владельца, так можно было подумать, что я обобрал его до нитки.

– Почему так много смерчей? – вопрошал он.

– Это составная часть циркуляционной системы атмосферы, – сказал я.

На самом деле у меня вышла запарка и впопыхах я забыл установить перегрузочный клапан циркуляции воздуха.

– Планета на три четверти залита водой! – недоумевал он. – А в вашем задании совершенно недвусмысленно сказано, что соотношение воды к суше должно быть один к четырем.

– Видите ли, это было совершенно невозможно сделать! – сказал я.

Его дурацкие спецификации куда-то затерялись. Вечно эти однопланетные проекты у меня пропадают!

– Но и та небольшая часть суши, что мне досталась, забита пустынями, болотами, джунглями и горами.

– Зато как живописно, – парировал я.

– Мне не нужна живописность! – разбушевался старикан. – Одного океана, дюжины озер, пары рек, одного-двух горных хребтов вполне хватило бы. И тогда планета окажет благотворное влияние на ее обитателей. А вы мне что за пакость подсунули!

– На то есть свои причины, – я пожал плечами.

В действительности, чтобы не остаться внакладе, нам пришлось использовать бывшие в употреблении горы, а в придачу целый ворох рек и океанов, в качестве балласта, да пару пустынь, купленных по дешевке у планетного старьевщика Ури. Но в мои планы не входило посвящать его во все подробности.

– Ах, причины! – возопил он. – А что я скажу своему народу? Я заселяю планету целой расой, может, двумя или тремя. Это будут люди, созданные по моему образу и подобию, а люди, как и я, – ужасно привередливый народец. Что я им теперь скажу?

Вообще-то я знал, что им сказать, но мне не хотелось грубить. Тогда я сделал вид, что погружен в раздумья. И вот что странно: я и в самом деле думал. И придумал – всем трюкам трюк.

– А вы откройте им простую научную истину, – начал я. – Скажите им, что с точки зрения науки все сущее должно существовать.

– Что-что? – переспросил он.

– Это детерминизм, – продолжал я, на ходу придумывая слово. – Все очень просто, хотя и предназначено для посвященных. Начнем с того, что форма соответствует функции. Следовательно, ваша планета является как раз тем, чем и должна быть по той простой причине, что она существует . Далее, наука постоянна. Поэтому если нечто не является постоянным, то оно не есть наука. И наконец, все подчиняется определенным правилам. Правила эти не всегда понятны, но в их существовании сомневаться не приходится. Теперь ясно, что не следует задаваться вопросом: "почему это вместо того?" А следует спрашивать: "как оно действует ?"

Он назадавал мне кучу каверзных вопросов. Старик оказался сообразительным малым. Но в инженерном деле, правда, ни бельмеса не смыслил. Он подвизался на ниве этики, морали, религии и прочей зауми. Так что веских возражений он мне представить не мог. Один из тех, кто без ума от абстракций, и поэтому с воодушевлением принялся повторять:

– Сущее должно существовать. Гм-м. Очень заковыристая формула и не лишенная налета стоицизма. Я, пожалуй, включу кое-что из этих прозрений в учение, которое преподаю своему народу... Но скажите мне, как я могу примирить неопределенную фатальность науки со свободной волей, которой собираюсь наделить свой народ?

Тут старик чуть не загнал меня в угол. Но я улыбнулся, откашлялся, чтобы выиграть время на размышления, и продолжил:

– Ответ очевиден! – что всегда служит хорошим ответом.

– Наверняка, – сказал он. – Но я что-то его не улавливаю.

– Послушайте, – говорю я ему. – А разве свободная воля, которой вы намерены одарить своих людей, не есть, в свою очередь, тоже разновидность фатальности?

– Можно сказать и так. Но разница...

– К тому же, – поспешно добавил я, – с каких это пор свободная воля и фатальность несовместимы?

– Конечно, они кажутся несовместимыми, – кивнул он.

– Поскольку вы не понимаете, что из себя представляет наука, парировал я, исполнив старый трюк. – Видите ли, уважаемый, один из фундаментальных законов науки гласит: случайность во всем играет роль. Случайность, я уверен, вы знаете, является математическим эквивалентом свободной воли.

– Вы противоречите сами себе, – возразил он.

– Так и есть, – сказал я. – Противоречие – еще один основополагающий закон вселенной. Противоречие вызывает борьбу, без которой все сущее пришло бы к энтропии. Поэтому у нас не могло бы существовать ни планет, ни вселенных, если бы все сущее не находилось в состоянии, на первый взгляд, непримиримого противоречия.

– На первый взгляд? – быстро отреагировал он.

– Именно, – сказал я. – Противоречие, которое можно условно определить как наличие сдвоенных противоположностей, еще не все. Возьмем, к примеру, отдельную изолированную тенденцию. Что будет, если довести ее до предела?

– Не имею ни малейшего понятия, – признался старик. – Отсутствие конкретности в подобной дискуссии...

– А будет вот что, – сказал я. – Тенденция превратится в свою противоположность.

– Неужели! – воскликнул он, потрясенный.

Просто умора, когда эта религиозная публика пытается разбираться в науке.

– Именно, – заверил его я. – У меня в лаборатории есть доказательства, правда, их демонстрация несколько скучновата...

– Ну что вы, я верю вам на слово, – сказал старик. – Ведь мы заключили Договор.

Он всегда пользовался этим словом, когда речь шла о контракте. Смысл тот же, зато как звучит!

– "Сдвоенные противоположности", – бормотал он, – "детерменизм", "превращение в собственную противоположность". Как все хитро.

– И в то же время эстетично, – отметил я. – Но я еще не покончил с преобразованием крайностей.

– Продолжайте, будьте добры, – попросил он.

– Благодарю. Итак, энтропия – это когда предмет продолжает двигаться, если этому не мешает внешнее воздействие (и если мешает, тоже иногда – по своему опыту знаю). Вот энтропия и толкает предмет к своей противоположности. Если нечто доводится до собственной противоположности, то и все остальное доводится до противоположностей, ибо наука последовательна. Видите, какая картина? Все эти противоположности трансформируются и... превращаются в свои противоположности. На более высоком уровне организации мы имеем дело с группами противоположностей, которые проделывают то же самое. Потом выше и выше. Пока все понятно?

– Пожалуй, – кивнул он.

– Отлично. Теперь напрашивается естественный вопрос, ставить ли на этом точку? Я хочу сказать, заканчивается ли все тем, что все противоположности сначала выворачиваются шиворот-навыворот, а потом выворот-нашиворот? И вот что удивительно, оказывается, нет! Эти противоположности, которые знай себе кувыркаются, словно дрессированные тюлени, суть всего лишь одна сторона медали. Потому что... – и тут я заговорил низким голосом, – есть мудрость, которая видит дальше суеты и толкотни вещного мира. Эта мудрость, сэр, зрит сквозь воображаемые свойства реальных вещей и видит глубинные механизмы вселенной, пребывающие в состоянии как бы великой и возвышенной гармонии.

– Как могут существовать вещи одновременно и воображаемые и реальные? молниеносно отреагировал он.

– Мне не дано знать ответы на подобные вопросы, – признался я. – Ведь я всего лишь скромный научный сотрудник: вижу, что вижу, и поступаю соответственно. Но может, этому есть этическое объяснение?

Старик задумался. Видно было, что он испытывает внутренние борения. Он уловил логические неувязки, как и любой другой, а мои доводы так и кишели ими. Но, как и всех интеллектуалов, его заворожили противоречия, и он испытывал сильную потребность уложить их в свою систему.

Что же до выдвинутых мною положений... хм, здравый смысл подсказывал ему: дело не может быть настолько запутанным. А его эрудиция говорила, что может. Что в самом деле, наверное, все сложно, хотя есть, пожалуй, простой и красивый объединяющий принцип: прочная, добротная мораль.

И, наконец, он снова попался мне на крючок, когда я употребил слово "этика". Старик просто помешался на этой самой этике. Просто ни дать ни взять Мистер Этика. И совершенно случайно я подбросил ему идею о том, что вся наша треклятая вселенная ну просто нашпигована учениями и противоречиями, законами и несправедливостью, которые сводятся к самому изысканному и неуловимому этическому порядку.

– Во всем этом гораздо больше глубины, чем я предполагал, – сказал он спустя какое-то время. – Я собирался обучать своих людей одной лишь этике и намеревался обратить их внимание на насущные вопросы морали: как и почему должен жить человек, а не заострять внимание, из чего состоит живая материя. Я хотел, чтобы они испытали всю глубину радости, страха, добродетели, надежды, отчаяния, а не занимались науками, которые исследуют звезды и дождевые капли, не придумывали грандиозные и ненужные гипотезы на основе своих разысканий. Теперь же вы поправили меня.

– О, я вовсе не хотел причинить вам неудобство, – продолжал я дружеским тоном. – Просто счел необходимым обратить ваше внимание на подобные вещи...

Старик улыбнулся.

– Причинив мне это неудобство, вы уберегли меня от еще большего неудобства, – признался он. – Я могу творить по своему образу и подобию, но зачем создавать мир, населенный своими миниатюрными копиями? Для меня важна свобода воли. Мои создания будут ею наделены, на свою беду и на славу. Они возьмут эту сверкающую безделушку, которую вы называете "наукой", и возведут в необъявленное божество. Они будут зачарованы физическими противоречиями и сияющими абстракциями. Они будут гоняться за знаниями об этих вещах и забудут про изучение своей собственной души. Вы убедили меня в этом, и я благодарен вам за предупреждение.

Признаться, мне стало немного не по себе. Я хочу сказать, он ничего собой не представлял, у него не было никаких связей, но как он величественно держался! У меня возникло ощущение, что он мог бы причинить мне большие неприятности, причем ему хватило бы двух-трех оговорок, чтобы они застряли в моей голове, словно отравленный дротик. И, признаться, меня это немного напугало.

М-да, старый хрыч, наверное, читал мои мысли, потому что сказал:

– Не пугайтесь. Я принимаю построенный вами мир безоговорочно. Он сослужит мне хорошую службу и таким, какой есть. Что же касается дефектов и недоделок, заложенных в мою планету, я принимаю их не без благодарности и заплачу за них к тому же.

– Как? – спросил я. – Вы платите за просчеты?

– Да, тем, что принимаю их без возражений, – сказал он. – И ухожу от вас заниматься делами своего народа.

И старец удалился, не сказав более ни слова.

Я призадумался. Старик ушел, и последнее слово все равно осталось за ним. Я понимал, что он имел в виду. Он выполнил свои договорные обязательства и поставил на этом точку. И ушел, не укорив меня. С его точки зрения это было что-то вроде наказания.

Но это он так смотрел на вещи. Для чего мне нужно было его слово? Просто мне хотелось его услышать, это слово. И это так естественно. Я попросил его о встрече, но он не соизволил меня принять.

Вообще, это не имеет значения. Я неплохо подзаработал на планете, и даже если кое-где отошел от контракта, то я все же его не нарушил. Вот так-то. Хотите получить прибыль – все зависит от вас. Нельзя слишком переживать из-за последствий.

Но я пытаюсь извлечь из этого мораль и хочу, чтобы вы внимательно выслушали меня, ребята. В науке полно правил, потому что я ее такой изобрел. Почему именно такой? Потому что правила – замечательное подспорье для сообразительного дельца, так же, как множество законов – для законника. Правила, доктрины, аксиомы, законы и принципы науки – все они существуют для того, чтобы помогать вам, а не мешать. Они созданы для того, чтобы оправдать ваши действия. Большинство из них более или менее истинны, и это помогает.

Но никогда не забывайте: эти правила призваны в первую очередь помогать вам объяснять заказчикам свою работу после того, как вы ее сделали. А не до. Если вы работаете над проектом, исполняйте его так, как вам заблагорассудится. Потом уже подгоняйте факты к действительности. А не наоборот.

Помните, эти правила существуют в качестве словесного барьера против тех, кто задает слишком много вопросов. Но они не должны использоваться вами в качестве барьера. Если вы чему-нибудь у меня научились, то знайте: в нашей работе необъяснимость неизбежна. Мы просто выполняем ее. Иногда она получается, иногда – нет.

Но никогда не пытайтесь объяснить себе, почему одни вещи случаются, другие – нет. Не спрашивайте себя и не воображайте, будто объяснения существуют. Усекли?

Двое помощников усердно закивали головами. Они выглядели просвещенными, словно обрели новую веру. Кармоди готов был поспорить на что угодно, что эти молодые люди запомнили каждое слово строителя и теперь займутся возведением их в правило.