Текст книги "Последний повелитель Марса (СИ)"

Автор книги: Роберт Рест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

ГЛАВА ШЕСТАЯ

      где всё оборачивается катастрофой

     К шлагбауму на въезде в карьер мы прибыли задолго после часу дня. Массу времени заняло перекладывание нашего скарба в таинственные ящики, занимавшие место в конторе, назначение которых мне теперь открылось с полной ясностью.

     Уэллс приписывал этим сборам большое значение. По его объяснению, в небесной машине вся свободная от приборов стена представляет собой этакий шкаф, в который эти ящики вставляются. Для того чтобы имущество экспедиции не загромождало кабину, оно помещается в них и любая вещь доступна одинаково непринуждённо.

     Я признал эту систему мудрой и, вне всяких сомнений, удобной. Долгие часы мы укладывали вещи в ящики, а Уэллс вёл их учёт в толстой тетради с обложкой из бычьей кожи. К концу погрузки я хорошо ориентировался в том, где что лежит, поскольку всё запоминал – а на память я не жалуюсь.

     После погрузки я запряг лошадь в фуру и мы тронулись к месту расположения небесной машины. Как уже упоминалось ранее, это был старый угольный карьер, открытые работы в котором почти что и не велись, поскольку весь поверхностный пласт был выбран и работы сместились в шахту, вход в которую был расположен в дальней стороне карьера. Однако сам карьер был охраняемым по причине того, что на его краю располагалась контора и склады с оборудованием для добычи угля. Владельцем шахты был некий виконт Харрингтон, вхожий в научное сообщество и очевидно считавший себя знатным учёным. Знакомство с ним дало Уэллсу возможность проводить свои опыты и строить машину в относительно защищённом и уединённом месте.

     Уэллс спрыгнул с козлов и с видом завсегдатая пошёл к конторе. Шагов через десять обернулся:

     – Мистер Дрейк, пойдёмте со мной. Будете представительствовать как мой ассистент.

     Я огляделся, решая, можно ли оставить наше имущество без опаски. Контора находилось довольно далеко от въезда – ярдах в пятистах или около того. К ней наискось вела тропинка, вытоптанная в чахлой траве. Рядом с будкой охранника сидел чумазый пацан лет двенадцати. Я кинул ему фартинг: “Следи за телегой в оба”, затем пошёл вслед за Уэллсом к конторе.

     Мы обошли здание конторы с единственным зарешёченным окном и остановились на крыльце. Уэллс выглядел несколько взволнованным.

     – Джозеф, послушайте меня внимательно. – он оправил несуществующую складку на пиджаке, – Сейчас мы войдём. Я убедительно прошу вас молчать и ничего не предпринимать, что бы вы там ни увидели.

     За недолгое время нашего знакомства я успел кое-как изучить характер Уэллса. В целом он был несколько чувствительнее обычных людей. Вот и сейчас его явно волновала предстоящая встреча. Решив поддержать и укрепить его, я понимающе кивнул:

     – Я буду спокоен как лев, мистер Уэллс.

     – Вот и хорошо, вот и замечательно... Что ж, пойдёмте тогда.

     Он взошёл на крыльцо, проследовал через небольшой пыльный тамбур к двери офиса. Поднял руку и после небольшой паузы робко постучал.

     – Войдите.

     Открыл дверь и мы вошли. За столом, обитым зелёным сукном (местами сопревшим и потемневшим) сидел пожилой дородный господин с седой шевелюрой. После того, как мы появились, он ещё какое-то время писал пером на гербовой бумаге. Затем установил перо в чернильницу, аккуратно прокатал по бумаге массивное пресс-папье, смахнул лист в ящик стола и только после того обратил на нас внимание.

     Пару секунд он рассматривал посетителей. Вдруг, лицо его потемнело, как небо перед грозой. Он оглушительно взревел:

     – УЭЛЛС!

     Как мне показалось, я оглох. Кажется, я понял, что хотел донести до меня мистер Уэллс у входа.

     Мужчина продолжал сверлить нас – или, точнее, Уэллса – тяжёлым взглядом больших тёмных, слегка на выкате, глаз.

     – И ВЫ СМЕЕТЕ ЗДЕСЬ ПОЯВЛЯТЬСЯ?! – щёки его тряслись в приступе апоплексического негодования, – ВЗРЫВ БЫЛ СЛЫШЕН В ЛОНДОНЕ!

     Уэллс выглядел как школяр, пойманный за употреблением опиума. Смесь страха и искреннего раскаяния появилась на его лице, руки мяли шляпу, живя своей жизнью:

     – Но мистер Макфи, сэр…

     – НЕ СЭРКАЙТЕ МНЕ ТУТ! ПЭР ХАРРИНГТОН ЗАПРЕТИЛ! ПУСКАТЬ! ВАС! В КАРЬЕР! ОТНЫНЕ! И НАВЕКИ!!!

     – Но моя машина…

     – УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! СЕЙЧАС ЖЕ!

     Уэллс постоял несколько секунд, потерянно уставившись в пол. Затем с отчаянием поднял глаза, но увидев яростный взгляд управляющего, поспешно опустил их обратно. Молча повернулся и покинул помещение. Я вышел за ним.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

      в которой Джозеф Дрейк легкомысленно развеивает

      нависшую над экспедицией угрозу

     Кажется, Уэллс был на грани срыва. Глаза его покраснели, слёзы выступили на них. Стесняясь своей слабости, он отвернулся от меня и некоторое время мы так и стояли – он, спиной ко мне, борясь со своим угнетённым настроением, а я раздумывая, как быть дальше.

     Я решил нарушить тишину:

     – Чего это он так на вас взъелся, мистер Уэллс?

     – Неделю назад у меня взорвался резервуар со смесью для движителей. Взрыв был очень мощный. Никто не пострадал и я думал, обойдётся. Но, как видите, Джозеф, сэр Харрингтон, очевидно, не может поступиться престижем предприятия ради науки.

     Я присвистнул:

     – Это настолько опасно? Мы как будто на пороховой бочке?

     – Нет, не совсем так. Этот резервуар – из первых, изготовленных мной. Можно сказать, опытный экземпляр. Ныне они доведены до совершенства и едва ли могут взорваться без причины.

     В общем-то он и раньше предупреждал о том, что опасность для жизни существует.

     – Что же мы будем делать дальше, мистер Уэллс?

     – Я уже даже и не знаю… – он взглянул на меня очень грустно, – Едва ли мы сможем убедить сэра Харрингтона позволить нам отправление из его карьера. Будет хорошо, если нам позволят просто забрать машину без разбирательств и расследований…

     У меня появилась идея. Всё выглядело как шальное безумие, но...

     – А как быстро вы планировали отправиться?

     Он махнул рукой обречённо.

     – Что уж о том говорить, коли мы лишены машины.

     – Ну а всё-таки?

     – Она полностью готова к запуску! Абсолютно! Движители заправлены, резервуары заполнены водой, гелием и водородом. Прямо хоть сейчас и взлетай.

     Я внимательно оглядел здание. Массивная деревянная дверь, ведущая в тамбур, была открыта настежь. С внешней стороны на ней были скобы, в которые продевался толстый брус, когда дверь необходимо было запереть. Сам брус стоял неподалёку, прислонённый к стене. На петле болтался открытый навесной замок. Кодовый “Эврика”, американский. Серьёзная вещица с несметным количеством комбинаций.

     – А давайте и улетим прямо сейчас, мистер Уэллс, а? Как вам такое предложение?

     Он посмотрел на меня недоверчиво. Как ребёнок смотрит на старшего брата, рассказывающего о встрече со Святым Николаем.

     – Но… каким образом? Вы же сами были свидетелем моего… гм… отстранения…

     – Очень даже запросто!

     Я тихо прикрыл дверь. Взял брус, вставил в петли. Подёргал – держит крепко, наикрепчайше. Взял замок и защёлкнул в петле. Покрутил наборный диск, дабы спутать код.

     Уэллс смотрел на мои действия с отвисшей челюстью. Я улыбнулся ему незамутнённой улыбкой озорника:

     – Готово, мистер Уэллс. Пойдёмте за нашими пожитками.

     – Но… он вызовет охрану и…

     – Увольте! Дверь я запер. На окнах конторы решётки. До шлагбаума четверть мили. Дверь он не откроет – слишком крепкая. Даже если выбьет окно, то всё равно ни до кого не докричится. У нас есть время по крайней мере до конца смены.

     Уэллс стоял оторопело и не мог решиться. Ох уж, сложные эти учёные.

     – Ну? Что же вам ещё не нравится?

     – Н-не знаю… Это, право, какое-то мальчишество и авантюра.

     – Вам что важнее? Лететь? Или чтобы всё было исключительно по-взрослому? И я уже навесил замок на дверь, так что обратной дороги нет. Давайте не будем терять времени, сэр.

     Уэллс предпринял последнюю попытку остаться в границах прежней реальности:

     – Ну а если нас поймают? Что тогда?

     – А и ничего! Скажем, ушли от мистера… этого, как его там? Макфи, ага. Решили забрать ценные научные приборы с машины, раз уж нельзя использовать её. А то что его кто-то запер – так мы и ведать не ведаем, мало ли кто это мог сделать после нас. Эвона, въезд даже не охраняется толком.

     Он кажется принял этот поворот судьбы. Плечи его расправились, безвольно сгорбленная спина стала прямой, выражение лица – твёрдым. Наши взгляды встретились.

     – Благодарю вас, Джозеф. Чем бы это ни обернулось – вы дали мне ещё один шанс.

     – Не стоит благодарности, мистер Уэллс. А теперь, давайте…

     И мы, постоянно озираясь, торопливо пошли к шлагбауму, где под охраной мальчика ожидала наша повозка.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

      где судьба кобылы и телеги устраивается наилучшим образом

     Незадолго до шлагбаума Уэллс очень кстати спросил меня, что мы будем делать с арендованной телегой.

     Да, я про это совсем не подумал. Лошадь и телегу нужно вернуть хозяину, или иначе по возвращении нас ждут неприятности. Если, конечно, мы вернёмся.

     Пока мы дошли, у меня созрел план; тут-то фунт в залоге и пригодится.

     У въезда ничего не изменилось. Пацан гладил лошадь и пытался засунуть ей пучок соломы, но то ли кобыла не успела проголодаться, то ли солома ей пришлась не по нраву – от угощения всячески отказывалась.

     Увидев нас, мальчишка уронил пучок и опасливо отошёл от лошади. Я подмигнул ему ободряюще и спросил:

     – А где привратник?

     – Отец спит нынче. – он махнул рукой куда-то неопределенно за спину, – Там, за колодцем.

     Я взглянул в ту сторону, узрел колодец, но разобрать, есть ли за ним кто и что он делает, не смог. Я повернулся обратно к пацану.

     – А хочешь ещё пять пенсов заработать?

     Глаза его вспыхнули:

     – Что надо делать, мистер?

     – Поди, разбуди отца и приведи сюда. И деньги твои.

     Я достал монету и бросил ему. Он сориентировался моментально, изловил её налету и убежал к колодцу. Я одолжил у Уэллса его тетрадь и ручку Waterman. Начал писать на чистом листе: “Подателю сего прошу вернуть один фунт, внесённый в качестве залога за…”

     От колодца появился мальчуган. Он толкал перед собой низенького невзрачного мужичка со всклокоченной, давно не видавшей ножниц цирюльника бородой – “Чисто, Карл Маркс”, пробормотал Уэллс – и в неопределенного цвета обносках, смутно напоминающих военную форму. Тот явно был нерешителен и, кажется, упирался, но сын что-то убедительно говорил ему в то место, где за волосами должно быть ухо и яростно жестикулировал.

     Наконец, они подошли к нам. Пацан в последний раз что-то сказал в ухо и тычком в бок повернул отца лицом ко мне. Тот вытянулся предо мной едва ли не в струнку и подобострастно произнёс:

     – Чем могу служить, милостивый государь?..

     Я почувствовал запах дешёвой выпивки, но решил не придавать тому значения.

     – Как тебя звать?

     – Томас, сэр!

     Я доверительно приобнял его за плечи:

     – Томас, окажи нам небольшую услугу, будь так добр. За это ты получишь фунт.

     Он посмотрел на меня с робким недоверием:

     – А… э.. мы с превеликой... то есть… сэр…

     Я указал рукой на телегу:

     – Мы с тобой сейчас поедем к машине мистера Уэллса – я сделал жест рукой в сторону Уэллса, который учтиво приподнял шляпу и приветливо улыбнулся, – Которая установлена на дне этого карьера. Там мы погрузим всё с телеги в машину. Твоё дело небольшое: вернуть телегу по адресу, который написан на этой бумаге и предъявить бумагу хозяину лошади. Он вернёт тебе фунт залога за лошадь и телегу. Это и будет твоим вознаграждением.

     Я вырвал лист из тетради и показал ему.

     – Умеешь читать, Томас?

     – Ну... э… – он явно испытывал затруднения.

     – Я умею, мистер. – пришёл на помощь отцу сын.

     – Молодец. Вот и поможешь отцу.

     Мужичок между тем нерешительно посмотрел на телегу, затем на меня, на Уэллса, снова на телегу.

     – Но… мистер Макфи… строго-настрого… не велено пускать профессора в карьер. Вот. – большие фразы явно давались ему с трудом. – Он меня… того… с работы… это…

     – А ты скажи, что не смог отказать, так как я угрожал тебе револьвером. – я для убедительности сдвинул борт пиджака и он увидел портупею с кобурой. – Ну же, Томас. Фунт!

     Глаза его округлились и, кажется, он совсем ушёл в пучину страха. Но всё-ж таки перспектива внезапного сказочного обогащения затмила чувство опасности и, снова вытянувшись предо мной, он сказал подобострастно:

     – Да… сэр! Будет... сделано.

     – Но только смотри, Томас. – предупредил я, нарочито медленно поправляя борт пиджака, – Если лошадка не вернётся к хозяину…

     На его лице, как в кинематографе, живой картинкой пробежала гамма самых разнообразных чувств.

     – Да чтоб мне!.. Да я… ни боже мой…

     – Вот и ладно. Поехали тогда. – я подумал и добавил, – И никому не говори, что получишь деньги. Если будут спрашивать – просто скажи, что знаешь хозяина кобылы. Да напросись отвести лошадь к нему.

     Мы выдвинулись по узкой каменистой тропе, спиралью спускающейся на дно карьера. Уэллс с мальчиком вели кобылу под уздцы, следя, чтобы на пути не было больших камней. Видимо, паренёк любил лошадей – охаживал кобылу, как мог. Томас прихрамывая шёл за телегой. Я замыкал шествие чуть поодаль.

     Сделав полукруг по серпантину на стене карьера, мы оказались на противоположной ко въезду стороне. Бросив взгляд на контору, я, кажется, различил какое-то смутное движение в зарешёченном окне. Как будто кто-то махал белой тряпицей в надежде привлечь внимание. Но не исключено, что мне просто привиделось и то был лишь солнечный блик на стекле.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

      где Джозеф Дрейк обеспечивает крепкое алиби Томасу

     Ящики мистера Уэллса и здесь оказались к месту. Мы очень торопились и если бы наш скарб был в своём первоначальном, как при покупке, виде – мы потратили бы на погрузку многие часы. Что, учитывая нынешние обстоятельства, было недопустимо.

     А так – мы справились за три четверти часа.

     – Глядите-ка, мистера Макфи выпустили! – мальчишка, будучи не занят никаким делом, сам избрал для себя роль дозорного. – Кажется, они идут сюда, мистер.

     Я взглянул в сторону склона, на котором стояла контора. Едва различимые фигурки в количестве четырёх или пяти сгрудились на краю, а одна уже направилась по дороге. Очевидно, у нас есть ещё минут пять или около того.

     Я подошёл к Томасу, который доверчиво смотрел на меня своими бледно-голубыми глазами, совершенно не ожидая, что я врежу ему по скуле. От удара он отлетел на пару ярдов, стукнулся спиной о борт телеги и сполз на землю. Позади себя я услышал испуганный вопль мальчишки.

     – Извини, приятель. Так надо. – я схватил его за плечо и поднял. Он был ошеломлён, но вполне в сознании; даже попытался заслониться руками от дальнейшего избиения, которое, впрочем, в мои планы совсем не входило.

     – Мистер! Не убивай отца! – пацан вцепился в мой пояс и попытался оттянуть меня. Я обернулся к нему и прижал его голову свободной рукой, не прекращая поддерживать Томаса в вертикальном положении. Мальчонка начал трепыхаться, но был куда слабее меня и потому вырваться не мог.

     Я прикрикнул:

     – Успокойся! Никто никого не убивает. – он продолжал свою возню и я добавил, – Твой отец покажет всем ссадину и ему поверят на слово, что он был под принуждением. А иначе его упекут в каталажку за пособничество в грабеже.

     Это возымело эффект. Парень перестал дёргаться. Я медленно отпустил его и он оттолкнулся от меня. Стоял и смотрел хмуро, но, кажется, понял, что к чему и драться уже не лез.

     Мистер Уэллс ни во что не вмешивался, но на лице его читалось неодобрение. Он изучающе – “каких ещё сюрпризов от вас нужно ожидать, Джозеф” – посмотрел на меня, затем, не произнеся ни единого слова, повернулся к трапу и поднялся в небесную машину.

     Я повернулся к Томасу:

     – Прости великодушно, старина. Я это не со зла, а для твоего же блага.

     Он потёр скулу, где разливалось краснотой большое пятно свежего синяка. На ладони осталась капля крови, он с удивлением посмотрел на неё и стёр рука об руку, затем взглянул на меня и робко улыбнулся:

     – Да я что, мистер… я не в обиде...

     – Ну и славно. Держи, вот. – я сунул ему пять пенсов, – Выпей за своё терпение, Томас.

     – И за ваше здоровьице выпью, мистер… не знаю, как вас…

     – А то неважно – меньше выболтаешь на допросе у бобби. Ну, будь здоров.

     – И вам всего хорошего, милостивые государи…

     Уэллс к этому времени уже нетерпеливо ожидал меня у входа.

     – Томас, берите телегу и уезжайте как можно дальше от этого места! При старте будет очень неприятно и жарко!

     Я добавил:

     – Томас, сделай вид, что ты сбежал от нас. Скачи из карьера, что есть мочи!

     Они погрузились на телегу, мальчишка взял вожжи, встряхнул ими. Выкрикнул что-то зычное тонким голоском. Кобыла махнула головой, словно ответив ему и пошла. Телега начала двигаться; сначала медленно, затем всё быстрее. Томас сидел боком в телеге и глядел в нашу сторону. Голова его покачивалась в такт движению. Я с удовлетворением рассмотрел на его щеке большущий синяк.

     Когда фура удалилась ярдов на сто, мальчишка повернулся и помахал рукой. Уэллс махнул ему в ответ и начал закрывать тяжёлую дверь; прижав её, крутил запорное колесо до тех пор, пока стык двери со стеной не превратился в линию не толще волоса.

     Уэллс посмотрел на меня серьёзно:

     – Ну что же, мистер Дрейк. В добрый путь.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

      в которой наши герои наконец совершают то,

      чего никто не делал до них

     Кабина небесной машины представляла собой цилиндрическое помещение диаметром ярдов семь или близко к тому. Восемь выпуклых тумб движителей выдавались из стены на полтора фута. Каждая имела дверцу с иллюминатором толстого огнеупорного стекла. Уэллс сказал, что это люк для загрузки резервуаров с топливом и для наблюдения за происходящим в движителе.

     Шесть стен между тумбами движителей целиком и полностью были заняты шкафами, в которые мы второпях повставляли ящики с имуществом экспедиции (Да и то – не все. Какая-то часть их загромождала пробковый пол в центре кабины).

     Седьмая стена имела входную дверь, или, скорее, люк с круглым иллюминатором и запорным колесом; именно через него мы погрузились в небесную машину. Перед восьмой стеной был установлен стол со множеством рычагов, ручек и кнопок. В центре его был расположен планшет и пара арифмометров.

     Перед столом располагалось кресло машиниста. Оно имело диковинную конструкцию – могло изменять свою форму таким образом, что сидящий на нём становился лежащим. Оно и понятно, зачем: многие дни нам придётся не только сидеть, но и спать в небесной машине.

     Позади кресла машиниста и немного левее его было установлено ещё одно, абсолютно такое же. Как сказал Уэллс, оно для помощника машиниста и кочегара в одном лице, которому придётся совершать много разных действий во время взлёта машины.

     Эти кресла также могли вращаться вокруг своей оси. Небольшой изящный столик, расположенный позади места машиниста и справа от кресла помощника, позволял превратить кабину в трапезную – для этого нужно было всего лишь развернуться лицом к нему. Я в очередной раз поразился хитроумию мистера Уэллса и тому, как он всё продумал.

     В потолке на высоте десяти футов был большой иллюминатор с толстым кварцевым стеклом, закрываемый специальной шторкой хитроумной конструкции.

     Стены были простёганы и обиты тканью цвета индиго; по моему впечатлению довольно прочная, она в то же время была мягкой и шелковистой на ощупь. Кажется, то была мануфактура из Нима, но не могу поручиться.

     Уэллс занял кресло машиниста и указал мне на место механика:

     – К сожалению, Джозеф, у меня не было возможности в спокойной обстановке передать вам ваши обязанности. По сему, вы просто будете выполнять мои команды до момента, пока не наступит свободное время для объяснений.

     – Как скажете, мистер Уэллс.

     Я занял место помощника. Уэллс крутил рукоятки и что-то бормотал, сверяясь со своей тетрадью. Затем он не поворачиваясь, обратился ко мне:

     – Во время взлёта, мистер Дрейк, может сильно трясти. Лучше держитесь за поручни на кресле. – я обратил внимание на дугообразные поручни, приделанные к ручкам кресла. Он продолжил:

     – Как только мы оторвёмся от земли и поднимемся на пару сотен ярдов, вы будете должны следить за тем, чтобы в движителях было топливо. Допустима кратковременная остановка одного или двух – но только на противоположных сторонах – иначе, я не смогу удержать равновесие, машина завалится и мы упадём. Я со своей стороны буду регулировать его с помощью заслонок. Но, всё равно, чем меньше движитель остаётся без топлива – тем лучше.

     Замена резервуара происходит очень просто. Вы, убедившись, что движитель отключился, обязательно нажимаете педаль сброса, затем открываете люк и осторожно помещаете туда новый резевуар с топливом.

     Помните! Нельзя допускать толчков и ударов по резервуару; это очень опасно. После загрузки вам нужно потянуть за шнур над корпусом движителя и я увижу на столе управления знак готовности движителя к включению. Кажется, это несложно, но, может быть, у вас есть вопросы?

     – Я всё понял, мистер Уэллс. Начинайте.

     Он медленно повернул большой ключ в центре стола. Это сопровождалась щелчками зубцов шестерни где-то внутри; как будто заводили часовой механизм.

     Ничего не происходило несколько секунд. “Зажигание… должна быть реакция…”, неразборчиво бубнил себе под нос Уэллс, посматривая на хронограф и листая свою тетрадь.

     Затем снизу раздался глухой удар. За ним ещё один. И ещё. Я крикнул Уэллсу: “Они пытаются выбить дверь!”, вскочил с кресла и одним прыжком оказался у входного люка, полон решимости держать оборону. Мой револьвер был наготове.

     Но странно – преследователи в иллюминаторе были ещё очень далеко, в нескольких сотнях ярдов от машины. И явно изменили своё решение приближаться. Один из них целился из ружья в нашу сторону, но я увидел как другой положил руку на ствол, пригибая его к земле и что-то убедительно говорил стрелку.

     – Джозеф, бога ради, спрячьте оружие и вернитесь в кресло! Всё происходит замечательно, с таким звуком работают движители. – он смотрел на меня из-за спинки своего кресла, – Держитесь лучше за что-нибудь. Сейчас начнёт трясти.

     Я добрался до кресла весьма своевременно. Относительно нечастые поначалу удары, учащались всё более, кабина сотрясалась мелкой вибрацией. Старинная гинея, бог весть зачем лежавшая на столике, с мелкой дрожью устремилась к одному из краёв стола, но не дойдя до него пары дюймов, плавно изменила направление своего движения и пошла обратно к середине.

     В какой-то момент грохот усилился неимоверно, вибрация сменилась весьма жёсткой тряской. Бросив случайный взгляд в дверной иллюминатор, я с удивлением заметил, как стена карьера плавно смещается вниз.

     Мы определенно поднимались! Из за адского шума и тряски я не уловил момент отрыва от земли, но увидев движение воочию, уже не мог не чувствовать его. Теперь же смотрел на уходящую вниз землю и меня захлёстывал ужас, изумление, восхищение, радость и множество других чувств, которые я не способен был описать в тот момент.

     – Джозеф, пора! – я еле расслышал эту фразу, но тут же спохватившись, вскочил и ринулся к ближайшему движителю.

     Глянув в окошко на его дверце, я увидел как в камере бьётся неистово бело-голубое с оранжевыми всполохами пламя. Корпус движителя подрагивал в такт ударам. По всей видимости, здесь топлива пока что достаточно. Я двинулся к следующей тумбе.

     Путешествие между тумбами чем-то напоминало перемещение по палубе корабля в шторм. Поскольку трясло изрядно, передвигаться приходилось держась за ручки на шкафах. Наверное, именно для этого они и были предназначены, но даже если нет – то послужили мне в тот момент неплохой опорой.

     Добравшись до следующего движителя, я заглянул в смотровое окно. Где-то на границе видимости, на дне камеры тлел уголёк. Приложив руку к движителю, я не почувствовал привычных ударов. Тогда я нажал на педаль носком своего ботинка. Нога ощутила слабый толчок и я отпустил педаль. Посмотрев в окошко, увидел темень. Очевидно, я справился с этой частью и осталось загрузить в движитель новый резервуар с топливом.

     Я достал из соседнего ящика резервуар – свёрток, напоминающий динамитную шашку. Открыл дверцу движителя, вытянул за трос кольцо держателя, нацепил на него свёрток и аккуратно вернул обратно. Закрыл дверцу, заглянул в окошко. Там всё так же была темень. Я, как было велено, потянул за шнур.

     – Джозеф, скорее! На четвёртом давно всё выгорело! – раздался окрик Уэллса. Я от неожиданности сначала растерялся, но потом вдруг увидел на каждом движителе выгравированную цифру с его номером. Удивительно, как я не заметил их раньше?..

     Четвёртым был как раз тот, к которому я подошёл вначале. Уже попривыкнув и обретя некоторую сноровку, я быстро переместился к нему и загрузил новой порцией топлива. Потянув шнур, стал гадать, куда направиться дальше. Очевидно, что четвёртый и пятый проработают какое-то время. Значит, остались прочие шесть, которые также должны израсходовать свою смесь в ближайшее время. Но к какому из них бежать в первую очередь?..

     Уэллс неотрывно следил за тем, чтобы машина выдерживала положение, строго перпендикулярное земной поверхности. Помогал ему в этом стеклянный шар с градуировкой, заполненный жидкостью и восемь верньеров вокруг него, регулирующих мощность каждого движителя. Пузырёк воздуха в шаре должен был занимать положение согласно расчётам Уэллса и показаниям хронометра. Всё это требовало высочайшей внимательности. Однако он всё же своими подсказками существенно облегчал мою задачу:

     – Джозеф, следите за шнурами. Те, что поднялись до максимальной отметки, указывают на то, что смеси осталось мало или не осталось вовсе. Следуйте в первую очередь к этим движителям, – прокричал он, не отрываясь от своего дела.

     С того момента я точно знал порядок их перезагрузки и дело пошло на лад. Я освоился со своей ролью и уже не метался, а двигался размеренно, всегда зная, куда идти в следующий момент времени. У меня были даже кратковременные перерывы, в один из которых я умудрился достать табак и сжевать порцию.

     Всё окончилось внезапно. Уэллс встал со своего места, на лице его в капельках пота была победоносная улыбка. Я собирался переместиться к следующему натянутому шнуру, но он остановил меня:

     – Довольно, Джозеф. Мы покинули Землю.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

      о тяготах далёкого путешествия сквозь эфир

     Я удивился.

     – Как? Уже? Быть того не может.

     – Взгляните наружу.

     В иллюминаторе была абсолютная чернота неба, заполненная мириадами звёзд. Некоторые были велики словно бусины, другие мизерны как уколы иглы. Всю нижнюю половину круглого стекла занимал огромный зелёно-голубой диск.

     И вдруг меня пронзило. Это же Земля! Та самая твердь, без которой я себя не представляю – вдруг стала чем-то отдельным; огромным блюдом, на котором посреди синевы водной глади зелёные континенты выглядели как брокколи, жёлтые пустыни были похожи на кукурузную кашу, которую варила моя матушка, а города и дороги были едва различимыми клубками серой нити с нанизанными на неё разноцветными бусинами… И вот уже я могу смотреть на Марс и Землю, как на родных брата и сестру.

     Я ощутил небывалое чувство. Мы – одни-одинёшеньки посреди огромного отсутствия чего бы то ни было. Наша планета уносится от нас и нет больше опоры для наших ног. А до звёзд не дотянуться и вовсе – такие они далёкие и чужие. Ведь если верить Уэллсу, каждая звезда размером с наше Солнце, но, как правило, даже больше во много крат. И если они, эти огромные шары, выглядят как маленькие точки, то сколько же моих жизней нужно, чтобы туда добраться?…

     Уэллс не разделял моего меланхолического настроя. Будучи практичным, и в то же время увлечённым учёным, он сразу же приступил к исследованию своего нового окружения. Нашёл в одном из наших бесчисленных ящиков какую-то трубу. Вооружившись тетрадью и своим прекрасным самописным пером вдруг начал перемещаться прямо по стене к верхнему иллюминатору.

     Я поразился. Как такое возможно? Этот вопрос я, наверное, задал себе вслух, потому что услыхал на него ответ тут же:

     – Мы ушли от Земли, которая является источником массы и потому притягивает всё сущее. Теперь для нас основной источник массы наша “Feature”. Осторожнее с прыжками, мистер Дрейк – упадёте на потолок.

     Но было поздно. Лишь я немного оттолкнулся от пола, как неведомая сила (или её отсутствие) подбросила меня к центру кабины. А оттуда я начал медленно падать прямиком к Уэллсу.

     На подлёте он схватил меня за руку и отодвинул в сторону, чтобы я не загораживал иллюминатор. Я был лёгок, словно мотылёк – и чувствовал себя им же. Или, может быть, как рыба в пучине морской. Вода сверху, снизу, по бокам, повсюду – и ты плывёшь в этой воде, куда тебе вздумается. Только нынче я был эфирной рыбой и воздух был моей водой.

     Впрочем, я очень быстро освоился с этим положением. Теперь прыжки через центр кабины были для меня явлением из разряда нормальных и даже несколько наскучили. Пришло время изучить, понять и осмыслить всё, упущенное в спешке последних часов. Уэллс, освободившийся от дел, немало способствовал тому. В следующие три дня я сносно освоил стол управления и постиг многие приёмы эфироплавания. Отныне я мог заменить своего нанимателя в некоторых вопросах управления небесной машиной, либо исправно выполнять его прямые команды, не теряясь в назначении того или иного рычага или кнопки.