Текст книги "Прерванный сеанс"

Автор книги: Роберт Прессли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Прессли Роберт
Прерванный сеанс

Роберт Прессли

Прерванный сеанс

Перевод с англ. А.Когана

Моя жена готовит, как ангел, а ее научный багаж позволяет ей уверенно найти переключатель телевизионных программ. Так оно и должно быть, конечно... Понятно, меня злит, что именно она изобрела способ путешествовать во времени...

Вечер. Я сижу у камина. Аннабел штопает носки. И вдруг она заявляет просто так, на ровном месте: "Завтра вечером я иду в гости".

Я что-то тихо бурчу в ответ. Это вовсе не значит, что я невежлив. Просто в этот момент я погружен в сложное уравнение из новой книги Сиберга по пси-электронике.

"Программа с Дэнни Динглфутом тоже завтра вечером", – объясняет она. По крайней мере она полагает, что это – объяснение. Убежден, можно прожить с женщиной сто лет и не научиться понимать ее логику, если таковая существует.

"Правильно, завтра, – соглашаюсь я, чувствуя, что ход уравнения начинает от меня ускользать, – ну, и что же?"

"О нет, ничего".

Теперь уже я не сомневаюсь – придется перелистать шесть страниц обратно. Когда женщина говорит "о, нет, ничего", она безусловно имеет в виду "очень даже чего" и лучше вам выслушать ее, а не то будет худо.

Я складываю книгу у себя на коленях и терпеливо говорю: "Ладно, послушаем, что у тебя на уме". Она оскорбляется: "Если ты так относишься..."

"Как я отношусь? – спрашиваю. – Я охотно готов выслушать все, что ты хочешь сказать".

"У тебя такая мина, будто тебя заставляют бросить все, что тебе дорого, чтобы несколько минут послушать собственную жену. Каждый раз, когда ты утыкаешься носом в книгу. И хоть бы в самом деле занимался чем-нибудь стоящим!"

Это уже задевает меня всерьез. "Милочка, – молю я, – пойми, что электроника – моя работа. Она платит за квартиру, за бекон, за кости для собаки. А эта книга Сиберга – новинка".

Она внимательно изучает штопку, точно я – пустое место. Прием проверенный. Кто-нибудь, верно, додумается: женщина – вот кто способен сломить волю упорнейшего из политзаключенных.

"Ну, – говорит она, когда снова начинает меня замечать, – ну, если ты так много знаешь из своих книжек, почему ты не придумаешь чего-нибудь для дома?"

Мне все-таки хочется сегодня еще вернуться к Сибергу, и потому я спрашиваю: "Например?"

"Я тебе уже говорила, но ты не слушал".

"Ты говорила только, что завтра вечером идешь в гости и программа с Дэнни Динглфутом передается по телевидению тоже завтра вечером. Очевидно, тебе придется ее пропустить, не так ли?"

"Сто часов прошло, как я тебе это сказала. Но ты же знаешь, я никогда не пропускаю Дэнни, и будь ты на самом деле такой умный, как тебе кажется, ты бы сделал так, чтобы я посмотрела завтрашнюю программу сегодня!"

Она не поставила в конце фразы восклицательного знака – его поставил я. Ей это не пришло в голову просто потому, что она совершенно не представляет себе, что именно говорит, что означают эти слова.

"Моя дорогая Аннабел, – говорю я. – Почему бы тебе не отправиться на кухню и не приготовить ужин. Я убежден, что ты сделаешь это божественно. И пока ты будешь готовить, чуточку поразмысли – как это можно увидеть сегодня программу, которую не начнут передавать раньше завтрашнего дня".

Когда она идет на кухню, носик ее выражает бесконечное пренебрежение. С порога она бросает замечание, ответ на которое я не побоялся бы потребовать у самого Сиберга.

"Я ведь могу узнать погоду на завтра, не так ли?" – говорит она.

По службе мне часто приходится выезжать из города. На этот раз я возвращаюсь лишь через неделю.

Жена берет у меня пальто, ведет меня прямо в кухню, где мы едим, когда нас только двое и не для кого устраивать помпу, и там ставит передо мной тарелку с одним из ее знаменитых суфле, которые я готов есть утром, днем и ночью. Ее суфле предельно воздушны – их необходимо придержать, чтобы не дать им улететь. И очень разнообразны. Розовое – самое легкое из всех. Она подкрашивает его капелькой кларета. Я ем молча – было бы святотатством разговаривать за этим блюдом. Кроме того, я помню спор, который однажды разгорелся у нас как раз по поводу розового суфле. Я как-то попытался ей объяснить, что розовое суфле легче всех остальных благодаря счастливому совпадению: точка кипения алкоголя, содержащегося в кларете, совпадает с температурой свертывания яичного белка. Она невероятно разозлилась. Сказала, что я понятия не имею о том, что говорю, мол, каждый может мне объяснить, что секрет приготовления суфле заключается в способе взбивания белка. В тот раз мы не разговаривали целых два дня.

Сейчас я молчу – с меня довольно знать, что я прав. Я все еще уверен (про себя), что алкоголь, вскипая как раз в тот момент, когда белки сворачиваются, образует как бы соты из пузырьков, что и делает суфле таким невесомым. Я знаю, что она неправа еще и потому, что она вообще не признает точных кулинарных рецептов. Моя жена предельно эмпирична. Чашка того, горсть сего, щепоть третьего – ничто не взвешивается, не измеряется, и все время она болтает и даже не смотрит на то, что делает. И тем не менее, ни одного промаха. Каждый раз совершенство.

...Мы переходим в гостиную, и она показывает на телевизор.

В первую минуту я не обращаю внимания на экран. Меня слишком поражает нагромождение предметов между ножками телевизионного столика. Боже мой, сколько приборов она вытащила из моей мастерской! Перевожу страдающий взор на экран. И у меня слабеют ноги.

Изображение немного не в фокусе и контрастность не совсем, но знакомые шуточки не оставляют сомнения – это ваш друг, и мой друг, и друг каждой семьи, тот, кто никогда не разочарует вас и др. и пр., словом, не кто иной, как Дэнни Динглфут. Но его шуточки и гнусавое похахатывание – единственное, что я узнаю. Он удивительно плохо выглядит сегодня. И сколько не верти ручку фокусировки, дело не меняется.

"Кто-то жег этот телевизор с обоих концов", – многозначительно говорю я. И получаю снисходительный ответ: "Меня удивит, если ты будешь выглядеть так же хорошо через двадцать лет".

Вот тут-то я и вспомнил о нашем споре недельной давности...

Аннабел злорадствует: "Это тысячная передача. Он уже побил все рекорды популярности".

Я мог бы ответить, что репертуар Дэнни за это время не стал новее, но молчу, потому что это 1) значило бы признать нечто невозможное существующим и 2) заставило бы мою драгоценную уклониться в сторону от темы.

Остаток вечера я провожу, пытаясь понять, что она сделала с телевизором. Это трудно, потому что она категорически запрещает что бы то ни было разъединять. И все мои нападки на ее сооружение она отражает, кротко замечая, мол, эта штука ведь работает – и как я это объясняю? Поскольку я имею привычку наклеивать этикетки на каждый свой прибор, понять ее выбор не трудно. Она выудила из моей мастерской блок синхронизатора – реликвию тех времен, когда я собирал наш первый телевизор, и соединила его с частотным модулятором, на шкале которого помечены "опережение" и "отставание". А третья, главная деталь – хотите верьте, хотите нет – часы-календарь, которые я сделал практически постоянными с помощью счетчика Гейгера и четверти грамма урана.

Я объясняю: "Синхронизатор ничего общего не имеет с Временем, милочка!"

Она явно считает меня дураком: "Хронос – время, не так ли? А может, ты цепляешь ярлыки, которые значат не то, что на них написано?"

Я еле воздерживаюсь от напоминания о ее кухне, где вы должны открыть банку для риса, чтобы обнаружить сахар, а верный способ найти рис заглянуть в сосуд, предназначенный для соли. И вместо этого показываю на частотный модулятор: "Это – штука для получения тока с различной частотой колебаний. Когда ток выходит вот из этих двух дырочек розетки, у него частота пятьдесят колебаний в секунду. Если я буду вертеть ручку "опережения" и "отставания", я могу снизить частоту до одного и поднять ее до пятидесяти тысяч колебаний в секунду. Но я мог бы вертеть ручку до второго пришествия, прежде чем ускорю или замедлю Время!"

"Удивительное дело, – саркастически замечает она. – А у меня он работает. Когда я кручу ручку, твои старые глупые часы почему-то идут или вперед или назад. Но ты не должен верить на слово мне. Включай – и смотри сам. Увидишь, что на циферблате половина восьмого, вечер субботы..."

"Естественно – сейчас именно половина восьмого, вечер субботы".

"Одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертого?" – спрашивает она (и ох, как мне хочется стереть с ее хорошенького лица эту ухмылочку).

Но, в конце концов, я вынужден признать, что она права. Со своим кухонным эмпиризмом она состряпала аппарат, способный принимать телевизионные передачи из будущего.

Когда я ложусь спать, уже занимается утро. Да, частотный модулятор действительно, по-видимому, регулирует опережение и отставание во времени, но один старый дефект мешает ему давать ток с частотой меньше двух тысяч колебаний. Это значит, что телевизор не может принимать программ, отодвинутых в будущее меньше чем на пять лет. И очень жаль, потому что сообразительному человеку без средств весьма бы пригодился список завтрашних победителей в рысистых бегах.

Зато я внимательно слежу за сообщениями о новинках в электронике. Вот бы "изобрести" какую-нибудь из них! Что касается вытекающих из такого поворота событий парадоксов, то я о них не тревожусь: все равно я не верю в открытие, сделанное Аннабел.

Но если есть что-нибудь – кроме юмора Дэнни, – что не меняется со временем, так это характер передач. Жалкие крохи фактов окутаны такими облаками мути, что возможность собрать урожай практически ничтожна. И к тому же, как раз, когда я начал уже приводить эти крохи в систему, надеясь по ним найти хотя бы новую молекулярную радиосхему, – меня снова послали за город.

Когда я вернулся, то, честное слово, направился прямо к телевизору, даже не заглянул на кухню, чтобы узнать, какое сегодня суфле. Позднее выяснилось, что я ничего не потерял, так как суфле было столь же плоским и бесцветным, как и моя бесценная, которую я застал съежившейся в кресле перед пустым экраном.

"Он сломан", – трагическим шепотом произносит она.

Я включаю телевизор, и на экране возникает картинка. Аннабел жестом, полным безнадежности, останавливает готовое сорваться у меня обвинение во лжи. "Это старое, – шепчет она, – тысяча девятьсот восемьдесят девятый год. И дальше он не показывает". А все программы с Дэнни Динглфутом на двадцать пять лет вперед она, конечно, уже посмотрела.

Ну, разумеется, замыкание в модуляторе. Уношу его в мастерскую и серьезно задумываюсь. Скоро день рождения Аннабел. Если я куплю новый модулятор, то расположение жены мне обеспечено: ведь она сможет тогда смотреть программы целого будущего столетия, в том числе и тех пяти ближайших лет, которых старый модулятор не дает. Они же весьма выгодны для человека, любящего заключать пари наверняка. Но... новый модулятор выставит меня на сотню, а сотни у меня нет. Одолжить? Но я уже заложил страховку, чтобы купить дом, и заложил дом, чтобы его обставить. А главное... Черт побери, неужели мне мириться с Дэнни до конца его дней?!

"Ничего не выйдет, – докладываю я, вернувшись в гостиную. – Больше, чем двадцать пять лет, он не берет".

"А ты все попробовал?" – спрашивает она. Я пожимаю плечами.

"А ты пробовал поменять местами эти провода?" – она показывает на концы, торчащие из испорченного модулятора.

"Я еще не свихнулся".

Она смотрит в сторону и вверх так, что мне видны только белки ее глаз, – взывает к невидимому собеседнику, всегда готовому с ней согласиться... Слава Богу, что хоть ее мама живет далеко.

"А по-моему, это надо было сделать прежде всего", – говорит она и приступает к делу. Снимает клеммы, перекрещивает провода, надевает клеммы снова. Я не успеваю выразить надежду, что она все же не включит прибор, как это уже сделано.

Теоретически мы должны были остаться при своих минус один телевизор. Но я всего лишь специалист. Ничего не произошло, кроме того, что, как вскоре выяснилось, те годы, что раньше были доступны, оказались вне пределов досягаемости, зато пустые периоды стали видны.

Конечно, моя профессиональная гордость страдает. Но есть два утешения: Аннабел скоро узнает, что и Дэнни не бессмертен, а я надеюсь сыграть-таки в тотализатор. Список завтрашних победителей передо мной. Но если я поставлю на номер с предлагаемой выдачей к одному, то я изменю соотношение – и оно уже не будет двадцать к одному... Трудно все-таки безнаказанно эксплуатировать парадоксы!

И как будто мне мало одной неприятности, я вдруг слышу вопль: "Симон, кричит жена и слезы, вызванные известием о смерти Дэнни, еще текут по ее щекам, – смотри!"

Судя по часам, прошло шесть месяцев после смерти незабвенного Дэнни Динглфута. На экране – объявление о первой передаче из новой серии. Серия называется "Динглфут-сын".

Как вы думаете, нет ли способа отправить эту штуку прогуляться в прошлое и отменить там одну свадьбу?