Текст книги "Несусветный багаж"

Автор книги: Роберт Льюис Стивенсон

Соавторы: Ллойд Осборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– В таком случае попрошу заплатить по счету.

– Пожалуйста, – воскликнул мистер Джозеф, швыряя хозяину чек.

– Это в данном случае не является платежным средством, – отвечал мистер Уоттс. – Прошу вас немедленно покинуть мой дом.

– Вы не можете себе представить всю степень презрения, ощущаемую мной по отношению к вам, – заявил Джозеф, подчиняясь обстоятельствам. – Но в какой-то мере я все же дам вам это почувствовать: я не заплачу по счету!

– Да черт с ним, со счетом, – махнул рукой хозяин. – Главное, чтобы вы отсюда исчезли.

– Что ж, пусть будет по-вашему, – ответил Джозеф. – Но, надеюсь, у вас хватит все же вежливости, чтобы сообщить мне, когда отходит ближайший поезд в Лондон?

– Через три четверти часа, – последовал мгновенный ответ хозяина заведения.

Джозеф оказался в трудной ситуации. С одной стороны, ему следовало бы избегать передвижения по железной дороге, поскольку именно там с наибольшей вероятностью могли караулить его племяннички, с другой же стороны, было весьма желательно, даже необходимо как можно скорее предъявить чек в банк, пока Моррис не заявил о том, чтобы денег дяде по нему не выдавали. Поэтому он решил двинуть в Лондон первым же поездом. Оставалось решить только одну проблему: чем заплатить за билет?

Нельзя сказать, что у дяди Джозефа всегда были безупречно чистые ногти, за обедом он предпочитал есть пищу с ножа. В целом он вряд ли в глазах читателя мог заслужить звание истинного джентльмена, но была у него одна положительная черта, перевешивающая все указанные недостатки, – несокрушимое чувство собственного достоинства. То ли пребывание на Ближнем Востоке было тому причиной, то ли сказалась чья-то примесь крови в роду Финсбюри, что иногда приходило в голову некоторым его клиентам. Так или иначе, когда он явился к начальнику станции, то приветствовал его поистине с восточным пышным многословием. В тесной конторке повеяло самумом, расцвели пальмы и запели перские соловьи – дальнейшее описание антуража предоставляю читателям, лучше знакомым с восточной экзотикой. Кроме того, в его пользу свидетельствовала его внешность. Униформа сэра Фарадея, хотя и неудобная и обращающая на себя внимание, во всяком случае не была нарядом, который нацепил бы на себя мошенник, а дорогие карманные часы и чек на восемьсот фунтов дополняли общее благоприятное впечатление. Через пятнадцать минут, когда подошел поезд, мистер Финсбюри был усажен в купе первого класса лично улыбающимся начальником и поручен заботам кондуктора, который полностью взял на себя ответственность за пассажира.

Ожидая минуты отправления, мистер Джозеф стал свидетелем странного происшествия, связанного, как впоследствии оказалось, с судьбами его семьи. Несколько сгибающихся под тяжестью груза носильщиков тащили по перрону ящик, вмещающий какой-то циклопических размеров предмет, и к радости многочисленных зевак с шумом и грохотом загрузили его в багажный вагон. Историку часто выпадает приятная миссия обращать внимание на планы и (говорим это со всем надлежащим уважением) прихоти Провидения. В багажном вагоне, который увозил Джозефа с Восточного вокзала Саутгемптона в Лондон, уже находилось еще не проросшее (выразимся так) зерно его будущих приключений. Надпись на громадном ящике гласила, что он должен «Храниться на станции Ватерлоо, пока не будет востребован получателем», адресована же посылка была некоему Уильяму Денту Питману. В углу того же самого багажного вагона находилась также бочка, ее адресатом значился «М. Финсбюри, 16 Джон-стрит, Блумсбери. Доставка оплачена». Оба багажа и образовывали тот мощный пороховой заряд, который только и ждал, когда предназначенная для того рука поднесет к нему огонь.

Глава четвертая
Мировой судья в багажном вагоне

Городок Винчестер известен своим кафедральным собором, епископом (к сожалению, он разбился насмерть во время конной поездки), частной школой, большим военным гарнизоном и тем, что через него следуют согласно расписанию несколько поездов лондонской и юго-западной веток. Все это могло бы породить в мозгу мистера Джозефа определенные ассоциации, но его дух в это время уже покинул пределы железнодорожного купе и витал где-то в небесах, наполненных лекционными залами, слушателями и бесконечно продолжающимися докладами. Тело же его, свернувшись калачиком, отдыхало на мягком диванчике купе. Фуражка было лихо сдвинута на затылок, руки прижимали к груди свежий номер «Ежедневной газеты Ллойда».

В купе, где безмятежно почивал мистер Джозеф, зашли двое путешественников, но только за тем, чтобы тут же выскочить обратно. Они успели на поезд в последнее мгновение. Этому предшествовала сумасшедшая парная гонка, затем налет на билетную кассу, напоминающий вооруженное ограбление, потом опять бег со всех ног, и в результате они оказались на перроне, когда паровоз издал последний прощальный пых. В пределах достижимости был только один вагон. Наконец, они оказались внутри. Старший (и одновременно главный) из них заглянул в купе и увидел мистера Финсбюри.

– Боже мой! – воскликнул он. – Дядя Джозеф! Это ужасно!

И тут же выскочил обратно в коридор, чуть не сбил с ног своего приятеля и осторожно прикрыл двери, явно не желая разбудить спящего патриарха. Через минуту они перебрались в багажный вагон.

– Чем тебя так напугал дядя Джозеф? – спросил тот, что помладше, вытирая со лба пот. – Не разрешает курить?

– Э-э, дорогой мой, да будет тебе известно, что дядя Джозеф – это фигура! Очень уважаемый старик, имеет свое дело в кожевенной отрасли, бывал на Ближнем Востоке; семьи у него нет, состояния нет, зато есть язык, дорогой Викхэм, причем язык этот опаснее змеиных зубов.

– Что, такой склочный старикашка?

– Ни в коей мере, попросту редкий зануда. Где-нибудь на необитаемом острове, может, и был бы забавен, но как сосед по купе – несносен. Ты бы только послушал, как он рассказывает про Тонти, того осла, который придумал тонтину. С ума можно сойти от того, как он эту историю рассказывает!

– Черт возьми! – воскликнул собеседник. – Та к ты один из этих тонтинских Финсбюри? Я и понятия не имел.

– Ха! А знаешь ли ты, что этот старичок имеет для меня цену в сто тысяч фунтов. И ведь спит себе там один, да и в вагоне больше никого, а? Но я его пощадил, поскольку в политике я консерватор.

Мистер Викхэм, страшно довольный тем, что оказался в багажном вагоне, метался по нему, как мотылек.

– Вот тебе на! – воскликнул он. – А тут тебе посылка! «М. Финсбюри, 16 Джон-стрит, Блумсбери, Лондон». М. – это значит, видимо, Майкл. Ну ты и ловкач! Две квартиры завел?

– Да нет, это для Морриса, – ответил Майкл с другого конца вагона, где удобно устроился на каких-то мешках. – Это мой кузен. Он мне очень нравится тем, что меня боится. Он один из столпов Блумсбери, и что-то там коллекционирует, птичьи яйца или что-то в этом роде. Ручаюсь, что моих клиентов это не заинтересует.

– Слушай, вот была бы отличная шутка, если бы мы позаменяли таблички с адресами, – захохотал мистер Викхэм. – Гляди, тут и молоток есть! Можем все эти посылки разослать по другим адресам!

В это время кондуктор, обеспокоенный голосами, доносившимися из багажного вагона, появился в дверях служебного купе.

– Будет лучше, если господа перейдут сюда, ко мне, – сказал он, выслушав их объяснения.

– Идем, Викхэм? – спросил Майкл.

– И не подумаю. Мне нравится путешествовать среди багажа.

На том разговор и кончился. Остаток путешествия мистер Викхэм проделал по ту сторону дверей, забавляясь известным читателю способом, а по другую ее сторону Майкл с кондуктором вели дружескую беседу.

– Я могу найти для вас купе, – заметил кондуктор, когда поезд начал замедлять ход перед станцией Бишопсток. – Вы можете выйти вот в эти двери, а вашего приятеля я потом приведу.

Мистер Викхэм, которого мы покинули в минуту, когда он принялся за реализацию своей идеи, был очень состоятельным молодым человеком, приятной, но невыразительной наружности и с весьма ограниченным интеллектом. Пару месяцев назад ему довелось впутаться в неприятную историю, в результате чего его стали шантажировать родственники господаря Валахии, временно находящегося в эмиграции в Париже. Общий знакомый (с которым Викхэм поделился своими проблемами) посоветовал ему обратиться к Майклу, а наш адвокат, как только ознакомился с фактами, перешел в наступление, ударил по валашским флангам и по прошествии трех дней полностью разбил неприятеля, принудив его к отступлению за Дунай. Нам туда за ними следовать незачем, тем более что ретировались они под патронажем полиции. Мистер Викхэм, избавленный от того, что он называл валашскими зверствами, вернулся в Лондон, полный столь же глубокой, сколь и докучливой благодарности и восхищения к своему спасителю, который не только подобных чувств к мистеру Викхэму не испытывал, но и, более того, не считал, что ему очень уж повезло с новым клиентом. Потребовалось несколько раз повторять приглашение, чтобы Майкл, наконец, собрался посетить владения семейства Викхэмов. Оттуда они как раз и возвращались. Один глубокий мыслитель уже давно отметил, что Провидение всегда выбирает кого-то в качестве своего орудия, иногда это может быть личность совсем незначительная. И сейчас даже наименее смышленые из читателей ясно поймут, что мистер Викхэм и валашский господарь были материалом и формой в руках Провидения.

Горя желанием отличиться в глазах Майкла, показать, каким редким чувством юмора он обладает и какие номера способен откалывать, молодой лоботряс (который в своем родном графстве числился на каких-то должностях, но скорее символически), когда остался в багажном отделении один, занялся перевешиванием адресных табличек с энтузиазмом революционера. Во всяком случае, когда он, наконец, присоединился к адвокату на станции Бишопсток, лицо его раскраснелось от предпринятых физических усилий, а потухшая уже сигара была почти перекушена пополам.

– Ну, это будет хохма! Все адреса перемешал! Эти твои кузены получат ящик величиной с дом. Я уж так постарался, что если кому из потерпевших попадусь, то меня линчуют.

В обществе мистера Викхэма трудно было оставаться серьезным.

– Успокойся, – сказал ему все же Майкл. – Твои бесконечные приключения начинают мне надоедать. Хуже того, они плохо сказываются на моей репутации.

– От твоей репутации и следа не останется, пока от меня избавишься, – ответил тот с усмешкой. – Вставь это в счет, дорогой мой. «За полную утрату репутации: шесть шиллингов восемь пенсов». Но, – продолжил он уже серьезнее, – могу я через это потерять свою должность? Понимаю, что она невелика, но мне нравится быть мировым судьей. Скажи как специалист, может мне это грозить?

– Это не имеет значения: рано или поздно тебя все равно отстранят. На добропорядочного мирового судью ты нисколько не похож.

– Эх, был бы я адвокатом, – ответил мистер Викхэм, – а не скромным землевладельцем! Слушай, а может, организуем тонтину? Я внесу пятьсот фунтов, а твое участие будет заключаться в том, чтобы оберегать меня от всех несчастий, кроме болезни и женитьбы.

– Я прихожу к выводу, – усмехнулся адвокат после некоторого раздумья и закурил сигару, – даже почти уверен, что ты – истинная кара божья для нашей бедной Англии.

– Ты действительно так думаешь? – спросил мировой судья, усаживаясь поудобней и радуясь комплименту. – Может я и вправду божье наказание для страны, но не забывай, мой дорогой, что я этой страной финансово ангажирован. Об этом, радость моя, не забывай!

Глава пятая
Мистер Гидеон Форсайт и гигантский короб

Мы уже упоминали, что мисс Хезелтайн случалось иногда в Борнмуте заводить приятные знакомства. Они, правда, длились недолго, ибо двери дома на Джон-стрит снова наглухо закрывались за своими узниками, но и эти краткие часы приносили радость, грусть же, наступавшая после разлуки, смягчалась надеждой. К числу знакомых, приобретенных именно в Борнмуте ровно год назад, принадлежал среди прочих и молодой адвокат мистер Гидеон Форсайт.

Около трех часов в тот самый день, когда мировой судья развлекался с адресами, мистер Форсайт, прогуливаясь в задумчивости и не в лучшем настроении, забрел на угол Джон-стрит; примерно в то же самое время двукратный, громкий, как раскат грома, стук призвал к дверям дома номер 16 на указанной улице мисс Хезелтайн.

Мистер Гидеон Форсайт был в определенной мере счастливым человеком. И был бы еще счастливее, имей он денег побольше, а зависимости от своего дяди – поменьше. Финансовые его возможности ограничивались ста двадцатью фунтами в год, но дядя, мистер Эдвард Хью Блумфилд, дополнял эту сумму неплохой прибавкой и еще большим количеством жизненных советов, облеченных в выражения, которые и на палубе пиратского судна звучали бы слишком крепко. Мистер Блумфилд был личностью весьма примечательной, если говорить об Англии времен Гладстона; за неимением подходящего термина назовем его «поместным радикалом». В зрелом возрасте (в смысле количества прожитых лет, а не жизненного опыта и ума) он привнес в политику радикалов ту шумную эксцентричность, которую мы привыкли связывать с самыми крайними проявлениями консервативного склероза. По сути дела, к интеллектуальному портрету небезызвестного сэра Брэдло[5]5
  Чарлз Брэдло (1883–91) – известный английский политический деятель и публицист радикального толка.


[Закрыть] он добавил черты характера и привычки вымирающего уже поколения истинных английских помещиков. Увлекался боксом, не расставался с массивной дубовой палкой, регулярно посещал церковь, и трудно было предугадать, из-за чего он может легче завестись – из-за неодобрительного отзыва в его присутствии в адрес официальной англиканской церкви или из-за того, что кто-то пренебрег его приглашением на семейное торжество. Было у него также несколько присказок, которыми он подгонял все под общий аршин и которые порой доводили до дрожи всю его многочисленную родню. Самым суровым неодобрением чьего-либо поведения в его устах была фраза «это недостойно англичанина», менее суровым (но не менее действенным) был отзыв «это непрактично». Именно этой оценки удостоился Гидеон в отношении своих методов изучения юриспруденции – до сей поры сугубо теоретических. Об этом дядя заявил ему громогласно, для убедительности постукивая в пол дубовой палкой: либо племянник займется адвокатской практикой всерьез и немедленно найдет себе какое-то реальное судебное дело, либо ему придется ограничить свой бюджет собственными доходами.

Та к что не стоит удивляться, что настроение Гидеона было не из лучших. Привычный образ жизни менять не хотелось, но столь же отчетливо было ясно, что без дядиной стипендии изменения таки произойдут, и куда более серьезные. Откровенно говоря, глубоко вникать в проблемы права у Гидеона не было никакого желания. Он как-то попытался проявить к этим проблемам повышенный интерес, но взаимности не встретил. Тем не менее, он готов был уступить пожеланиям своего дяди, более того, был не против согласиться вообще со всеми взглядами поместного радикала, но существовала одна проблема, которая решению пока не поддавалась: где взять клиента? И это еще не все: если даже предположить, что дело он получит, где уверенность, что он его выиграет?

Неожиданно дорогу Гидеону перегородила толпа. У края тротуара стоял ярко разукрашенный мебельный фургон, из которого торчал, частично опираясь на мостовую, частично покоясь на лоснящихся от пота плечах грузчиков, самый большой из виданных когда-либо во всем графстве Миддлсекс ящик. А на ступенях крыльца ближайшего дома возница вел спор со смуглолицей девушкой.

– Это не наш груз, – утверждала девушка. – Забирайте его отсюда. Даже если вам удастся снять его с повозки, в дом его занести все равно не получится.

– Тогда я оставлю его на тротуаре, и пусть мистер Финсбюри делает с ним, что хочет.

– Но я же не мистер Финсбюри, – возражала девушка.

– Кто вы такая, не имеет никакого значения, – настаивал возница.

– Мисс Хезелтайн, если вы позволите, я помогу, – вступил в разговор Гидеон, подавая девушке руку.

– О, мистер Форсайт! – радостно воскликнула Джулия. – Как я рада вас видеть! Этот ужасный предмет, попавший сюда явно по ошибке, нужно как-то занести в наш дом. Грузчики утверждают, что придется снимать двери или ломать стену, иначе почтовое ведомство или таможня выпишут нам штраф за то, что оставили груз на улице.

Грузчикам тем временем удалось снять груз с повозки, опустить его на землю, и теперь они стояли, устало опираясь на ящик и поглядывая на двери дома номер 16 с явной опаской. Как по мановению волшебной палочки во всех окнах близлежащих домов появились заинтересованные и весьма довольные зрелищем соседи.

С выражением крайней деловитости и обстоятельности на лице мистер Форсайт измерил с помощью своей трости ширину двери, Джулия же записывала результаты его наблюдений в блокнот. Затем он проделал аналогичные измерения с ящиком и, сравнив данные, убедился, что груз в двери проходит буквально тик в тик. После чего Гидеон сбросил пиджак и жилетку и помог грузчикам снять двери с петель. Наконец, общими усилиями всех присутствующих, включая столпившихся зрителей, удалось сдвинуть груз с места и затолкать его в холл, нанеся последнему непоправимый урон. Когда осела пыль, участники операции поглядели друг на друга с улыбками победителей. Что ж поделаешь, стену они поцарапали и бюст Аполлона разбили, но дело сделали, бесплатному зрелищу для ротозеев был положен конец.

– Уверяю вас, уважаемый мистер, что с такой работой я сталкиваюсь в первый раз в жизни, – сказал главный из грузчиков, он же возница фургона.

Гидеон правильно его понял и в знак согласия сунул в ладонь бригадира несколько соверенов.

– Если вы добавите еще один, я поставлю пиво всем присутствующим, – заявил тот. Когда его просьба была удовлетворена, импровизированная бригада грузчиков в полном составе с криками набилась в фургон, который двинулся в направлении ближайшего приличного кабачка. После того, как они скрылись из виду, Гидеон привел в порядок двери и подошел к Джулии. Их взгляды встретились. Неожиданно обоих разобрал безудержный смех, эхо которого разнеслось по всему дому. В Джулии проснулось любопытство, она подошла к ящику, чтобы внимательней его осмотреть, особенно табличку с адресом.

– Это самое удивительное происшествие, какое со мной случалось, – сказала мисс Джулия и снова засмеялась. – Адрес, несомненно, написан рукой Морриса, но не далее как сегодня утром я получила от него письмо, в котором он пишет, что я должна ждать прибытия какой-то бочки. Как вы думаете, еще и бочку привезут?

– «Осторожно. Скульптура», – громко прочитал Гидеон надпись, сделанную на ящике. – Та к стало быть, вы об этом ничего не знаете?

– Нет. Ах, мистер Форсайт, может, мы все-таки посмотрим, что там внутри?

– Разумеется! – воскликнул Гидеон. – У вас есть молоток?

– Идемте за мной, я покажу, где лежит. Для меня полка высоковата. – Джулия открыла двери на лестницу, ведущую в кухню и повела Гидеона за собой. Они нашли молоток и ножовку, а Гидеон с удивлением обратил внимание, что в доме отсутствует прислуга. Заодно выяснилось, что у мисс Хезелтайн очень стройная ножка. Это открытие привело мистера Форсайта в полное смятение, и он с радостью принялся за работу, что позволяло хотя бы отчасти скрыть написанные на физиономии чувства.

Трудился он старательно, нанося молотком удары с размахом, достойным хорошего кузнеца. Джулия же в это время стояла рядом и присматривалась больше к работнику, чем к результатам его действий. И сочла его внешне весьма привлекательным; никогда, например, она еще не видела таких красивых и мощных плеч. А Гидеон, как будто прочитав ее мысли, обернулся к ней и улыбнулся. Ответная улыбка вместе с зарумянившимися щечками, что было девушке очень к лицу, столь подействовали на молодого человека, что он забыл перевести взгляд, и лихо замахнувшись молотком, со всей силы опустил его себе на пальцы. Выдержка, достойная похвалы, позволила ему подавить напрашивающиеся, но не дозволительные в присутствии дамы слова, заменив их невинным возгласом «растяпа!». Но больно было по-настоящему. Гидеон занервничал, попытался продолжить работу, но после нескольких неудачных попыток вынужден был от этого отказаться.

Джулия тут же выскочила из комнаты, а через минуту вернулась, неся тазик с водой, и принялась губкой обмывать пораненную руку.

– Мне очень жаль, – пустился в объяснения Ги деон. – Будь я лучше воспитан, я сначала бы вскрыл ящик, а уж потом долбанул себе по руке. Мне уже лучше, – добавил он, – уверяю вас, мне значительно лучше.

– Я надеюсь, что вы достаточно окрепли, чтобы руководить операцией, – сказала мисс Джулия. – Говорите мне, что нужно делать, а я буду выполнять функции работника.

– Какой прелестный работник, – заметил вслух Гидеон, несколько забывшись. Джулия обернулась и посмотрела на него, как бы слегка нахмурив брови. Поставленный таким образом на место молодой человек был рад переключить внимание с себя на злополучный ящик. Цель была уже близка. Джулия преодолела последнее препятствие и в отверстии показался ворох соломы. Некоторое время они оба, встав на колени, занимались чем-то вроде уборки сена. Еще минута и под соломой обнаружилось что-то белое и гладкое. Вскоре уже не было никаких сомнений: перед ними была мраморная нога.

– Надо признать, что эта особа весьма атлетического телосложения, – заметила Джулия.

– В жизни ничего подобного не видел, – согласился Гидеон. – Мускулы что твои глыбы.

Постепенно открылась и вторая нога, а затем нечто, напоминающее третью, при ближайшем рассмотрении оказавшееся суковатой палкой, опирающейся на постамент.

– Геркулес! – воскликнул Гидеон. – Можно было уже по ступне догадаться. Я хоть и принадлежу к поклонникам скульптуры, но что касается Геркулеса, считаю, что обязана вмешаться полиция и запретить штампование подобных статуй. Скажу больше, – добавил он, глядя с неодобрением на гигантскую ножищу, – кажется, перед нами самый огромный и самый уродливый Геркулес во всей Европе. Каким чудом он здесь оказался?

– Наверно никто больше не прельстился этим подарком, – сказала Джулия. – Да и нам он зачем, ума не приложу.

– Не говорите так, – запротестовал Гидеон. – Для меня его появление – одно из приятнейших событий в жизни.

– Да, и не скоро его забудете, – добавила Джулия. – Раненая рука вам напомнит.

– Ну что ж, мне пора, – неохотно проговорил Гидеон.

– Нет, нет, – возразила Джулия, – прошу вас остаться и выпить чаю.

– Если бы я был уверен, что вы действительно хотите, чтобы я остался, – проговорил Гидеон, смущенно уставившись на свою шляпу, – я с удовольствием принял бы приглашение.

– Разве я похожа на столь неискреннюю особу? Конечно, я вас приглашаю; кроме того, мне к чаю хотелось бы пирожных, а послать, кроме вас, некого. Вот вам ключ.

Гидеон поспешно нахлобучил шляпу на голову, бросил взгляд сначала на мисс Джулию, потом на Геркулеса, широко распахнул дверь и отправился выполнять поручение.

Вернулся он с большой сумкой, доверху набитой самыми наилучшими и наивкуснейшими пирожными и печеньями, застав Джулию за накрыванием маленького столика в холле.

– В комнатах ужасный беспорядок, – пояснила она. – Я решила, что здесь нам будет удобней и уютней.

– Замечательно! – с энтузиазмом согласился Гидеон.

– Ах, какие чудесные пирожные с кремом. И эти тоже, с черешней. Ну вот, надо же, вся черешня высыпалась в крем.

– Да-а, – протянул Гидеон, стараясь скрыть смущение. – Я думал, это будет удачное сочетание. Так мне сказала продавщица.

– А теперь, – начала мисс Джулия, когда они наконец приступили к своему скромному чаепитию, – я покажу вам письмо Морриса. Прошу вас прочитать его вслух, может что-то ускользнуло от моего внимания.

Гидеон взял в руки письмо, разложил его на коленях и прочитал следующее:

«Дорогая Джулия!

Пишу тебе из Браундина, где нам пришлось задержаться на несколько дней. Дядя не может прийти в себя после этого ужасного происшествия, о котором ты уже, наверное, знаешь из газет. Завтра я оставлю его с Джоном и приеду в Лондон, но перед этим ты получишь бочку с образцами товара, предназначенными для одного моего приятеля. Ни в коем случае не открывай бочку, оставь ее в холле до моего приезда. Извини за поспешность, будь здорова.

М. Финсбюри

P.S. Очень тебя прошу, оставь бочку в холле.»

– Нет, – сказал Гидеон, – тут нет ни одного слова о статуе. Мисс Хезелтайн, вы позволите задать вам несколько вопросов?

– Да, пожалуйста. Если вы сможете объяснить мне, почему Моррис прислал статую Геркулеса вместо бочки с образцами для приятеля, буду благодарна вам по гроб жизни. И что это, собственно, значит, «образцы для приятеля»?

– Понятия не имею, – признался Гидеон. – Образцы товара, как правило, меньше размером, чем наша милая статуйка. Но я не об этом. Вы что, совсем одна в этом большом доме?

– Да. По крайней мере, пока. Я приехала первой, чтобы привести тут все в порядок и нанять новую прислугу. Но пока не нашла никого подходящего.

– Значит, вы тут совсем одна. – Гидеон был изумлен. – И вы не боитесь?

– Нет, – решительно ответила Джулия. – Не понимаю, почему я должна бояться быть одной больше чем, скажем, вы. Я, конечно, не столь сильна, но, когда поняла, что буду ночевать в одиночестве, купила револьвер и попросила продавца, чтобы научил меня, как им пользоваться.

– Ну, и как же вы будете им пользоваться? – поинтересовался Гидеон.

– Очень просто, – улыбнулась Джулия. – Нужно потянуть за маленький крючок сверху, потом целиться пониже, потому что револьвер подскакивает при выстреле, потом нажимаешь на маленький крючочек внизу, и револьвер стреляет точно так же, как и в руках мужчины.

– И часто вам приходилось стрелять?

– Пока еще не было случая, – честно призналась девушка, – но раз я знаю, как это делается, это сильно добавляет мне смелости. А если еще забаррикадировать двери комодом…

– Хорошо, что ваши опекуны скоро возвращаются. Мне эта ситуация кажется небезопасной. Если бы она продлилась дольше, я мог бы прислать вам мою тетку или экономку.

– Одолжить мне тетку! – воскликнула Джулия. – Великолепная мысль! Я начинаю подозревать, что это вы прислали мне Геркулеса.

– Но, мисс Джулия, – уверял ее Гидеон, – я столь восхищен вами, что не осмелился бы расстраивать вас посылкой такого кошмарного произведения искусства.

У Джулии уже был готов ответ, когда их обоих застал врасплох стук в дверь.

– Ах!

– Дорогая мисс Джулия, вам нечего бояться! – Гидеон положил руку ей на плечо.

– Это, наверно, полиция. Пришли из-за статуи.

Стук в дверь повторился, на этот раз громче и нетерпеливей, к тому же он сопровождался чьими-то недовольными криками.

– Моррис! – изумилась Джулия и побежала открывать.

Перед ними, действительно, предстал Моррис. Непохожий на себя, с бледным, исхудавшим лицом, двухдневной щетиной и диким, налитым кровью взглядом.

– Бочка! – вскричал он. – Где бочка, которая пришла сегодня утором? – вопил, озираясь кругом, а когда взгляд его остановился на ящике с Геркулесом, глаза чуть не вылезли из орбит. – Что это? – рявкнул Моррис. – Что это за гробина, ты, идиотка? Что это? Где моя бочка?

– Никакой бочки мы не получали, Моррис, – весьма холодно ответила Джулия. – Сегодня привезли именно эту штуку.

– Эту? – взвыл несчастный. – Я не имею понятия, что это такое.

– Адрес написан твоей собственной рукой. Мы чуть дом не развалили, пока ее затаскивали, и больше я тебе ничего сказать не могу.

Моррис глядел на Джулию, онемев от изумления. Он потер ладонью лоб, потом прислонился к стене, чуть не теряя сознание. А обретя все же дар речи, обрушил на Джулию поток столь грязной ругани, что никто из знающих Морриса и предположить бы не мог за ним таких способностей, настоящего джентльмена, безусловно, не украшающих.

– Я бы попросил вас не обращаться к мисс Хезелтайн подобным образом, – решительно заявил Гидеон. – Я этого не допущу.

– Я к ней буду обращаться так, как мне нравится, – заорал Моррис в новом приступе бешенства. – Я с этой паршивкой буду говорить так, как она заслуживает.

– Ни слова больше, предупреждаю вас! – воскликнул Гидеон. – Мисс Хезелтайн, – обратился он к Джулии, – вам не следует больше ни минуты оставаться под одной крышей с этим грубияном, не имеющим понятия о приличиях. Вот вам моя рука. Не возражаете, если я отвезу вас в такой дом, где вам не придется выслушивать подобные оскорбления.

– Мистер Форсайт, – ответила Джулия, – вы совершенно правы. Я не могу здесь больше оставаться. И я убеждена, что поступаю под защиту поистине благородного джентльмена.

Бледный, но решительный Гидеон взял ее под руку, после чего пара начала спускаться по ступенькам крыльца, а Моррис бросился вслед за ними, требуя ключи.

Едва Джулия успела отдать ему ключи, как к дому с форсом подкатил пустой кэб. Оба мужчины бросились чуть ли не под копыта, а когда кэбмен придержал своего лихого коня, к нему подскочил Моррис.

– Шесть пенсов сверх тарифа, – закричал он. – Вокзал Ватерлоо, во всю конскую прыть. Повторяю, шесть пенсов тебе лично.

– Шиллинг, барин хороший, – усмехнулся кэбмен. – Те все-таки были первыми.

– Черт с тобой, пусть будет шиллинг, – махнул рукой Моррис, и в эту самую минуту в мозгу у него сверкнула какая-то мысль, подумать над которой ему предстояло уже на вокзале. Кэбмен стегнул коня, и экипаж скрылся за углом.