Текст книги "Ужас пирамиды"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Задумайся, Хасим, хотя бы о том, когда и кем проложена через дикие джунгли тропа, которой мы следуем. А ведь чьи-то ноги ступали по ней еще прежде, чем на Восток пришли сельджуки, а на Запад – Рем и Ромул. Легенды гласят, что именно этим путем шествовал победоносный Сулейман, гоня творения Иблиса из Азии на запад, где вверг демонов в надежные узилища, которые запечатал могучим волшебством. Или, к примеру, знаешь ли...

Дикий вопль оборвал отповедь Юсуфа. Из темных джунглей, ломясь сквозь кусты, вылетел воин, мчавшийся так, словно за ним гнались демоны, о которых только что говорил седобородый мудрец. Негр, выпучив бельма глаз, отчаянно размахивал руками и разевал рот, тщетно пытаясь выдавить из себя хоть несколько слов. Его искаженное непередаваемым ужасом лицо могло напугать кого угодно.

Торговцы живым товаром вмиг оказались на ногах, судорожно сжимая в руках мушкеты, сабли и копья. Хасим грубо выругался.

– Это Али, которого я отправил добыть мяса. На льва, что ли, напоролся... – предположил шейх.

Однако джунгли хранили безмолвие, и никакого львиного рыка не последовало. Тем временем чернокожий воин добежал до Хасима и рухнул к его ногам. Негр трясся, что-то бормотал и показывал в сторону непроглядных зарослей. Сжимая в руках оружие, работорговцы напряженно вглядывались туда, ожидая появления неведомого врага или врагов, пока не спешивших проявить свое присутствие... Наконец Али успокоился настолько, чтобы что-то объяснить Хасиму.

– Он говорит, будто наткнулся там, в джунглях, на какой-то зловещий мавзолей, – мрачно объяснил шейх своим спутникам. – Но что именно его напугало, и сам понять не может. Говорит, будто ни с того ни с сего одолел его великий ужас и опомнился он, дескать, только здесь, в лагере.

Хасим злобно отпихнул жмущегося к его ногам дикаря.

– Пшел прочь, трусливый пес! Все ты врешь, скотина! – гаркнул он.

Однако собравшиеся вокруг него соплеменники-арабы, похоже, не очень-то разделяли уверенность шейха. А среди чернокожих магометан и вовсе поднялась самая настоящая паника.

– Как бы черномазые не разбежались со страху, – озабоченно проговорил коренастый бородатый араб, видимо помощник Хасима. Он с тревогой смотрел на сбившихся в кучу союзников, которые возбужденно переговаривались по-своему. Даже невооруженным глазом было видно, что негры перепуганы до смерти. – Шайтан нас попутал здесь остановиться... Хасим, надо уходить, – продолжил бородатый. – Тут и впрямь скверное место. Пускай Али и недоумок, испугавшийся собственной тени, но лучше нам пройти еще пару лиг, оно вернее будет...

– Вам, малодушным, вернее будет на ковре в гареме, – огрызнулся Хасим. – Но будь по-вашему! Я велю перенести лагерь, чтобы избавить вас от ваших страхов. Но прежде чем мы покинем эти места, я хочу посмотреть, что там находится. Живо берите бичи, поднимайте рабов. Сделаем крюк через джунгли, взглянем, что там еще за мавзолей. А вдруг там гробница какого-нибудь великого царя? Если там пока еще не побывали искатели сокровищ, нас ждет великая добыча. Приготовить мушкеты и сабли! – отдал Хасим команду чернокожему воинству. – Держаться поближе друг к другу, чтобы никому не было страшно!

Несчастные невольники, едва успевшие забыться тяжелым сном, осыпаемые безжалостными ударами, вынуждены были подняться на ноги и вновь тащиться куда-то в неизвестность. Участи их можно было только посочувствовать, так как перепуганные надсмотрщики вовсю орудовали кнутами, пытаясь свирепостью заглушить собственный страх. Чернокожие магометане весьма неохотно повиновались даже Хасиму, которого отчаянно боялись. На их лицах читалось огромное напряжение, и они старались держаться поближе к арабам.

Тем временем над деревьями появилась полная луна. Ночное светило казалось неестественно большим, мрачным, кроваво-красного оттенка. Зловещий резкий свет залил джунгли, разгоняя клубящиеся тени. Все еще вздрагивающий Али, в которого само присутствие Хасима вселяло уверенность, указывал путь. Что бы его ни напугало, оно было далеко, а могучий грозный хозяин – рядом.

Люди пробирались между деревьями, пока наконец перед ними не открылась большая, неестественно круглая поляна. Вековые деревья, вздымающие к небесам свои кроны окрест нее, стояли каким-то зловеще-симметричным строем, а их ветви, направленные к центру странной прогалины, были сухие и странно скрюченные. Больше всего Кейна поразило, что зловещая проплешина начисто была лишена растительности. Монотонность серой глины не нарушали ни травинка, ни кустик, ни цветок, ни мох, ни даже лишайник. Все живое здесь было истреблено, будто недавно здесь горел сильнейший огонь. А посередине этого заповедника смерти находилось то, что Али называл мавзолеем. С точки зрения англичанина, строение это больше напоминало пирамиду.

Это было чудовищное сооружение, сложенное из плотно пригнанных друг к другу исполинских каменных блоков, прямо-таки разившее первобытным злом. Кейну сразу же пришли на ум слышанные им от Н'Лонги истории о жутких вещах, будто бы по сию пору случающихся на таинственных просторах Черного Континента. И если пуританин раньше считал их страшилками для суеверных дикарей, сейчас он был готов без колебания в них поверить. Казалось, сама смерть правила этим местом вот уже множество столетий. И тем не менее Соломон шестым чувством уловил волны зла, расходящиеся от пирамиды словно бы в такт медленному биению сердца некоего гигантского чудовища, запертого внутри каменных стен.

Безучастные ко всему происходящему, до смерти уставшие рабы молча и терпеливо остановились под деревьями, едва их перестали подгонять удары бичей. Черные же магометане замерли на месте, сбившись в кучу и испуганно что-то лопоча. Зрелище черной пирамиды начисто лишило их мужества. Побуждаемые Хасимом арабы двинулись вперед, направляясь к каменному строению. Юсуф отобрал у стражника, приставленного к англичанину, веревку и сам повел Соломона. Так водят страшного зубастого мастифа: злобное создание чрезвычайно опасно, но в случае необходимости оно же и защитит.

Хасим был донельзя доволен.

– Я оказался прав, здесь покоится какой-нибудь могущественнейший султан! – постукивая ножнами по стенам пирамидального строения, заявил шейх.

– Странные это камни. Уж больно они черны и зловещи... – бормотал себе под нос Юсуф. – И откуда только они здесь могли взяться? Опять же, зачем возводить усыпальницу великого султана на расстоянии многих дней пути от ближайшего человеческого селения? Я понимаю еще, будь здесь, вокруг, развалины древнего города... Что-то тут не так...

Наклонившись, седобородый мудрец принялся изучать тяжелую, явно металлическую дверь, запертую на массивный замок. Стыки железного полотна с камнем были запечатаны, вернее сказать, заплавлены каким-то неведомым образом. На самой двери бледно светились какие-то символы, в которых пуританин с некоторым трудом опознал буквы древнееврейского алфавита. Несомненно их тоже узнавший араб, охваченный дурными предчувствиями, покачал головой.

– Я не могу прочитать, что здесь написано, – обратился он к Хасиму, кадык старика подергивался. – Только сдается мне, что оно и к лучшему. Ни к чему смертному отягощать себя подобными знаниями. Древние владыки, наделенные великим разумом и силой, пожелали наложить нерушимое заклятие на эти двери, что бы они ни скрывали. Внемли хоть раз доводам разума, Хасим ибн Сайд! Нужно поскорее уходить отсюда, пока нас не покарал гнев Аллаха. Древнее зло таится здесь, и до сих пор оно не обессилело и исполнено ненависти к сынам Адама...

Но охваченный золотым безумием шейх лишь отмахнулся от доводов старого книгочея.

– Кто бы ни лежал здесь, он не исповедовал истинную веру, – объявил он во всеуслышание. – Так почему бы нам не воспользоваться его богатствами, которыми, без всякого сомнения, изобилует усыпальница неверного? Вперед, неустрашимые тигры ислама, за этими дверями нас ждет великая добыча!

Кое-кто из магометан, больше доверявших мудрости Юсуфа, чем жадности своего шейха, с сомнением качал головой, но слово Хасима было законом. Шейх подозвал к себе одного из своих соплеменников. Подошедший к нему араб был совершенно лыс, а на его могучих руках и торсе бугрились огромные мышцы. В руках он сжимал самый большой боевой молот, какой когда-либо доводилось видеть Соломону.

Великан занес молот над головой, и... его остановил предостерегающий крик Кейна.

Пуританин мог поклясться, что в этот момент услышал нечто совершенно невозможное. Сомневаться в древности сего зловещего каменного сооружения не приходилось. Также было ясно, что запечатанный многие сотни или даже тысячи лет тому назад вход в пирамиду с тех пор ни разу не открывался. И тем не менее до ушей Соломона донесся явственный звук шагов за дверью! Туда и обратно, от стены к стене, нечто невообразимо отвратительное мерило шагами свою тюрьму.

Словно ледяные пальцы ужаса проникли внутрь черепа англичанина. Теперь он сам не мог бы сказать, прозвучал ли звук таинственных шагов, наполнивших жутью его душу, на самом деле или же в глубинах его мозга, как не раз бывало прежде, пробудились какие-то неведомые способности. Но только одно пуританин знал наверняка: само его существо содрогалось в такт ужасающей размеренной поступи некоего дьявольского создания. Создания, терпеливо ожидающего своего часа за черными стенами...

И настолько было ужасно это нескончаемое и монотонное движение, что пуританин не смог удержаться, предупреждая своих кровных врагов.

– Остановитесь! – выкрикнул он. – Хасим! Будь я проклят, но там внутри нас поджидает какая-то нечисть!

Хасим предостерегающе вскинул руку, повелевая здоровенному арабу остановиться. Шейх внимательно прислушался... Остальные арабы тоже напрягали слух. Над выжженной поляной повисла такая плотная тишина, что ее, казалось, можно было резать ножом.

– Клянусь колючим хвостом Иблиса, я ничего не слышу, – проворчал какой-то бородатый воин.

– Я тоже ничего не слышу! – отозвался его одноглазый сосед.

Все новые голоса присоединялись к ним:

– И я...

– Я тоже! Да проклятый франк спятил от страха!

– Может быть, ты что-нибудь слышал? – с обманчивой мягкостью поинтересовался Хасим у Юсуфа.

Старый мудрец в неуверенности сжимал и разжимал руки. Ему явно тоже было не по себе.

– Нет, Хасим, я ничего не слышал... – Он замолчал. – Но может быть, стоит прислушаться к словам Сулеймана? – выдавил он из себя наконец.

Кейн и сам спросил себя, не могли ли ему шаги померещиться. Но в глубине души он твердо сознавал, что его разум сейчас был ясен и тверд. Более того, пуританин вполне отдавал себе отчет в том, что своей сверхъестественной чувствительностью он обязан одной ужасающей ночи в безымянной деревне на побережье, куда его много лет назад занесли поиски Ле Лу, и долгим общением с посохом вуду, который сейчас сжимали дрожащие от страха тощие пальцы арабского мудреца.

Хасим пренебрежительно рассмеялся и опустил руку, давая команду великану продолжить свою работу. Молот с чудовищным грохотом обрушился на железную поверхность. В одно мгновение на двери потухло слабое мерцание литер, а мглистые джунгли наполнились странным эхом, напоминавшим, скорее, стон демона.

Раз за разом обрушивался на дверь тяжелый копер, направляемый всей мощью могучего тела. А в перерывах между ударами Кейн все так же ясно, как и в первый раз, слышал медленные глухие шаги, ритм которых не изменился ни на йоту. Предчувствие чего-то непоправимого крепло в душе пуританина. И в этот момент он, Соломон Кейн, ни разу в жизни не убоявшийся врага – ни адской твари, ни человека, ощутил, как когтистая лапа сверхъестественного ужаса сжимает его сердце...

Ужас этот не имел совершенно ничего общего с заурядным телесным страхом, так же, как не имела монотонная поступь смерти ничего общего с шагами любого, пускай и самого смертоносного, из известных Кейну хищников. Англичанин не мог сказать, что там скрывалось внутри, но живые существа так не ходят. Дверь в дьявольскую пирамиду уж слишком походила на вход в ад, и с той стороны нарушителей магического заклятия поджидала неведомая, безымянная тварь.

От грозного чернокаменного строения на пуританина повеяло гнилостным ледяным дыханием абсолютного Зла, вышедшего из мира Изначальной Тьмы, настолько древнего, что в человеческом языке не было для обозначения подобных отрезков времени соответствующего термина. Соломон почувствовал, как волосы его зашевелились, словно при грозе: слишком хорошо ему были знакомы подобные вещи. И хотя Соломон до сих пор не смог понять, слышит он шлепающие шаги ушами или же омерзительные звуки каким-то образом проецируются прямо в его мозгу, пуританин был абсолютно уверен в их реальности.

Дверь оказалась на удивление прочной и долго отказывалась подчиняться силачу арабу. Несколько раз он даже присаживался передохнуть. Но тем не менее тяжелые удары молотом сделали свое дело – старинный замок наконец поддался, петли с металлическим скрежетом лопнули. Дверь провалилась вовнутрь.

И тогда Юсуф закричал.

Нет, из разверзшегося черного провала не выскочил ни страшный хищник, ни материализовавшийся демон. Людей, стоящих у входа в пирамиду, накрыла волна непередаваемого зловония, смрада запредельного разложения. Арабы, находившиеся ближе к дверям, зашлись в безудержной рвоте. Казалось, невыносимая вонь расходилась осязаемыми волнами, будто из самого сердца тьмы тугими струями хлестала черная кровь. Этот запах, в полном смысле этого слова, можно было назвать запахом Зла. И тут из зловонных недр пирамиды изошел Ужас.

Хасим ибн Сайд, первым подошедший к дверям, стал и первой его жертвой. Надо сказать, что смертельно перепуганный араб все же попытался оказать Ужасу Пирамиды сопротивление. Когда на него обрушилось нечто невидимое, но ужасающее, шейх, в тщетных попытках освободиться, пустил в ход свой ятаган. Но острый клинок лишь со свистом рассекал что-то податливое, как воздух, и такое же бесплотное. Кейн сморгнул, не в силах поверить своим глазам: с телом работорговца происходили страшные метаморфозы. Казалось, магометанин угодил прямиком в объятия смерти. Его тело стремительно разлагалось, теряя форму и превращаясь в склизкую жижу. Это был хаос полного распада...

Старый Юсуф завопил, словно душа грешника на Страшном Суде. Обронив посох, седобородый книгочей помчался в джунгли, обгоняя собственный визг. Его соплеменники, обезумевшие от страха, сломя голову неслись за ним, наступая на пятки завывающим от нечеловеческого ужаса чернокожим. Лишь бритый гигант, оказавшийся не таким расторопным, как остальные, разделил судьбу своего шейха. Не бежали только скованные чернокожие невольники. Неподвижные, беспомощные и беззащитные, они могли только жалобно скулить.

Как зачарованный Соломон смотрел на Хасима. Шейх повис в нескольких футах над землей, его обволакивало пульсирующее багровое Нечто, бесформенное и нематериальное. На его искаженном немыслимым ужасом лице выделялись безумные глаза, смотревшие в глубины ада. Слуха пуританина достиг омерзительный хруст расплющиваемых костей, и тело шейха скрутилось узлом, словно белье в руках прачки. Понимание, что подобная смерть может постигнуть и его, наполнило мускулы Кейна невероятной силой. На лице пуританина вздулись от чудовищного напряжения жилы, и – о чудо! – веревки поддались и лопнули. Первым делом Соломон подхватил с земли брошенный Юсуфом посох.

Тем временем демоническое создание отбросило страшно исковерканные и выжатые словно лимон тела арабов прочь. Ужас Пирамиды обратил свое внимание на англичанина. Сопровождаемый миазмами тошнотворной вони, он направился в сторону Кейна. Демон постоянно перетекал из одной формы в другую и больше всего походил на парившее в воздухе облако крови. Но в то же время казалось, что жуткая тварь неумолимо двигается вперед, неуклюже переступая невидимыми ногами. И ни на секунду в голове Кейна не смолкала зловещая поступь!

Соломон ощутил, как в его позвоночник впиваются ледяные иглы ужаса. Но пуританин не побежал. Ни мгновения не сомневаясь в верности своего выбора, он, с именем Господа на устах, замахнулся древним посохом и погрузил черное острие прямо в центр кровавого облака. Кейн почувствовал, как под его ударом корчится и рвется нечто нематериальное, не имеющее даже права находиться в этом мире. В следующий миг на Соломона обрушилась волна невыносимой боли, а в мозг словно ударила черная молния. У него потемнело в глазах, он зашатался и рухнул на колени, сжимая обеими руками грозившую лопнуть от боли голову. На мгновение ему показалось, что он присутствует при гибели мира. Но какая-то загадочная часть его души знала, что это был всего лишь предсмертный вопль чудовищного порождения Изначальной Тьмы.

Не в силах пошевелить хотя бы пальцем, англичанин наблюдал, как корчится в воздухе немыслимая тварь. Багрянец угасал, сменяясь гнилостным блеском. И по мере того, как меркли цвета страшного облака, стихал в голове пуританина и беззвучный крик демона, изгнанного могуществом посоха за грань Бытия. Прямо на глазах человека могущественнейшее существо низвергалось в беспредельные бездны Несуществования, которым нет названия и в которые уходят мертвые боги.

Потрясенный до глубины души, Кейн ошеломленно глядел на бесформенные огромные углубления в мертвой земле у своих ног. Они да изуродованные человеческие останки – вот и все, что напоминало о полуматериальном невероятном демоне, чуть было не вырвавшемся в мир из тысячелетнего заточения в черной пирамиде. И это он, Соломон Кейн, отправил Разрушителя обратно в черные бездны, породившие его у начала времен, сделав в одиночку то, чего не смогли бы добиться все пушки флота Британии. По сути дела, мир спас лишь один-единственный удар его посоха. Того самого посоха, что некогда, в руках величайшего царя и волшебника древности – тоже Соломона, избавил мир от подобной нечисти. Видимо, легендарный правитель не без умысла заключил последнего демона Тьмы в узилище, где тот пребывал бы до конца времен, если бы руки невежд вновь не выпустили его во Вселенную.

В который уже раз Кейн убедился в правдивости древних легенд. Царь Соломон и в самом деле очистил от демонов благословенную Аравию. Но почему он уничтожил их не всех? Зачем ему понадобилось оставлять в нашем мире последнего из Разрушителей? Неужто существовали в мире и такие силы, для борьбы с которыми Соломон нуждался в столь страшном оружии? А может быть, просто у него не хватило сил, чтобы изгнать из нашего времени и пространства это создание?

Ответа на эти вопросы у пуританина не было. Да и было ли это теперь столь важно? Круг времен замкнулся, и он, Кейн, завершил сегодня то, что многие века назад начал его легендарный тезка.

Кейн содрогнулся, подумав, что только что победил нематериальное существо, которое нельзя было назвать ни живым, ни мертвым в привычном понимании этих слов.

И вновь на него снизошло откровение, как это уже с ним случалось и в заполненных пылью веков подземных коридорах Негари, Черного Города, возведенных атлантами; и среди изрытых пещерами магрудов Холмов Мертвых; и в уничтоженной акаана деревне Богонда. С необычайной остротой и ясностью пуританин осознал, что человек – это всего лишь одна из мириадов возможных форм жизни, а его мир – лишь один из бесконечной череды планов бытия и что многообразие уровней мироздания вовсе не ограничивается привычным нам материальным миром.

Люди, в непомерной гордыне своей, считают, что именно они – повелители планеты, названной ими Земля. Но на самом деле они всего лишь личинки, копошащиеся в куче гниющих отбросов. Человечество было лишь наиболее удачливым в данное время выводком таких личинок. Но сколько подобных червячков приходило на смену друг другу, на безостановочном пути этой планеты сквозь пространство и время?

В голове Кейна выкристаллизовалась простая и страшная в своей простоте мысль. Что дало человеку право самонадеянно полагать себя первой личинкой из созданных? Или самой удачной? Что дало ему право вообще полагать себя венцом мироздания?

Кейн покачал головой, с благоговением рассматривая подарок Н'Лонги. Его понимание мира поднялось на новую высоту, и пуританин наконец-то увидел в старинном жезле не дьявольский атрибут черной магии, но меч Добра и Света, коему до конца времен предназначено сдерживать натиск сил Зла и Тьмы, защищая от них жизнь любых разумных существ. “Воистину неисповедимы пути Господни!” – подумал Кейн, исполнившись благоговения.

Он подошел к изувеченным телам Хасима и араба-молотобойца. Человеческая плоть превратилось в нечто непередаваемое, оскверненное безымянным злом, чему не место было под солнцем. Подсунув под то, что осталось от работорговцев посох, Кейн зашвырнул останки в темное нутро пирамиды и затворил за собой дверь.

Пуританин погрузился в мысли о тщете всего сущего... но его окликнул тихий робкий голос. К стыду англичанина, у него начисто вылетела из головы судьба несчастных невольников. Едва живые от усталости и пережитого ужаса пленники стояли под деревьями на коленях и терпеливо ждали, не сводя с белого человека огромных тоскливых глаз. Что ему делать, Кейн не раздумывал ни секунды.

Стоило на всякий случай поторапливаться, хотя пуританин был уверен, что беглецы не вернутся. У него почему-то было такое предчувствие, что их бегство закончится гибелью. Лишь единицам суждено будет преодолеть опасные джунгли и добраться до побережья. Но вот уж чего точно им не придет в голову, так это вернуться к Пирамиде Ужаса.

Смерть была побеждена, теперь следовало воздать должное Жизни. Англичанин быстро собрал на поляне свое оружие, хоть ему и пришлось изрядно повозиться, оттирая пистолеты, кинжал и рапиру от омерзительной слизи, от которой даже превосходная сталь его клинков начала мгновенно покрываться пятнышками ржавчины. Собрал он также брошенные арабами в панике боеприпасы, изрядно пополнив свой запас пороха и пуль.

Особенно пригодился ему молот, которым вышибали дверь. Но и с ним англичанину пришлось потратить немало сил, чтобы разбить цепи и освободить несчастных рабов от ярма и кандалов.

Освобожденные невольники сбились в кучу, не решаясь отойти от пуританина.

– Соберите оружие, которое впопыхах побросали ваши недруги, – сказал Соломон беднягам. – И отправляйтесь с Богом по домам. Нехорошее это место, и человеку стоит держаться от него подальше! Ступайте в свои селенья и послушайтесь моего совета. Если вновь по вашу душу явятся арабы, лучше умрите, защищая свой дом, только не опускайте в отчаянии руки и не сдавайтесь на милость работорговцев. Главное у человека – это свобода! – Так напутствовал их пуританин.

Благодарность спасенных людей не знала границ. И мужчины и женщины попадали перед ним на колени, порываясь облобызать его сапоги. Кейн, не привыкший к таким излияниям чувств, с грубоватой настойчивостью погнал их прочь.

Не знавшие, как еще выразить свою благодарность, освобожденные невольники все ему кланялись, прежде чем пуститься в долгую дорогу домой. А Кейн, устроив на плече посох, бывший когда-то жезлом фараонов, посохом Моисея и скипетром Соломона, а прежде них талисманом атлантов, лемурийцев и вовсе уж неведомых существ, бросил последний взгляд на гробницу. Черная пирамида, столько лет ограждавшая мир от Разрушителя, мрачно высилась, заливаемая резким светом луны. Но Кейн знал, больше в этом месте не прозвучат шаги Зла и крики ужаса. Отныне и до скончания веков здесь будет жить лишь тишина.

Соломон решительно направился в сторону тропы.

– Куда ты идешь, господин? Возвращайся с нами! Стань нашим вождем! – кричали ему вслед негры.

Но Кейн, скупо улыбнувшись, покачал в ответ головой.

– Меня ждет иная дорога, – ответил он. – Суждено мне уйти за рассвет...

Больше он ни разу не оглянулся.