355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Ирвин Говард » Повелитель Самарканда » Текст книги (страница 17)
Повелитель Самарканда
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 21:31

Текст книги "Повелитель Самарканда"


Автор книги: Роберт Ирвин Говард



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Тимур кивнул. Казалось, его глаза смотрели сквозь шотландца. Что значил умирающий на носилках для эмира, столько раз видевшего смерть? Его мысли были уже где-то на дороге в Китай. Дротик наконец разбился вдребезги, но последний его удар открыл Тимуру дорогу в новые земли. Темные глаза эмира странно засверкали. Знакомый огонь пробежал по его жилам. Новая война! Снаружи завывал ветер, словно гремели трубы, гудели кимвалы. Они пели песнь победы.

– Пришлите ко мне Зулейку, – прошептал умирающий.

Тимур не ответил. Он едва ли слышал слова Дональда, погрузившись в собственные видения. Давно уже забыл эмир и о Зулейке, и о ее судьбе. Что значила еще одна смерть в устрашающем и ужасающем плане становления империи?

– Зулейка, где Зулейка? – повторял гаэл, беспокойно задвигавшись на носилках.

Тимур слегка вздрогнул и поднял голову, что-то вспоминая.

– Я приговорил ее к смерти, – спокойно ответил он. – Это было необходимо.

– Необходимо?! – Глаза Дональда округлились. Он попытался приподняться, но, обессилев, упал на носилки и закашлялся кровью. – Безумный пес, она была моей!

– Твоя или чья-нибудь еще, какая разница, – рассеянно возразил Тимур. – Что значит женщина, когда решается судьба империи?

В ответ Дональд выхватил из одежды пистолет и выстрелил в Тимура. Эмир вздрогнул и покачнулся на троне. Закричали придворные.

Сквозь дым они увидели, что Дональд, лежащий на носилках, мертв. На губах гаэла застыла жестокая улыбка. Тимур, согнувшись, сидел на троне, одной рукой сжав грудь. Сквозь пальцы эмира сочилась кровь. Свободной рукой он махнул знати, прося людей отступить.

– Довольно, все кончено. Каждому когда-то приходит конец. Пусть вместо меня правит Пир Мухаммед. Пусть он усилит границы империи, которую я воздвиг.

Мучительная агония исказила черты эмира.

– Аллах, это – конец империи!

Яростный крик страдания вырвался из его горла.

– Я – тот, кто топтал королевства и уничтожал султанов. Я умираю из-за раболепной проститутки и франка!

Военачальники беспомощно смотрели на могучие руки Тимура, сжатые, словно железные клещи. Лишь несгибаемая воля эмира не позволяла Смерти забрать его душу. Фатализм ислама никогда не находил отклика в языческой душе Тимура. Он боролся со смертью до последней капли крови.

– Пусть народ мой не узнает, что я умер от руки франка, – с трудом проговорил он. – Пусть летописи не прославляют имя волка, убившего императора. О Аллах, горсть пыли, маленький кусочек свинца уничтожил Завоевателя Мира! Пиши, писец, что в этот день не от руки человека, а по воле Аллаха умер Тимур, слуга Аллаха.

Военачальники застыли вокруг в изумлении и молчании, пока побледневший писец доставал пергамент и писал дрожащей рукой. Мрачный взгляд Тимура застыл на умиротворенном лице Дональда, который, казалось, тоже смотрел на эмира. Лицо мертвого человека на носилках было повернуто к умирающему на троне. И прежде чем скрип пера замер, львиная голова Тимура упала на могучую грудь. Вслед за поющим панихиду ветром, заметающим снегом все выше и выше стены Отрара, пески забвения стали засыпать империю Тимура – последнего завоевателя и повелителя мира, – сокрушенную одним выстрелом.

Врата Империи (Перевод с англ. К. Плешкова)


Пировавшие в подвале замка Годфрея де Куртенэ не слышали ни бряцания оружия угрюмых часовых на башнях, ни порывов весеннего ветра. Также и наверху никто не слыхал шума пирушки.

Трещавшая свеча освещала неровные стены, сырые и негостеприимные, вдоль которых стояли покрытые паутиной плетеные бутылки и бочки. Из одной бочки выбили затычку, и кожаные кружки в ослабевших от выпитого вина руках снова и снова погружались в пенистую глубину.

Агнесса, девушка-служанка, накануне украла с пояса управляющего массивный железный ключ от подвала, и теперь, пользуясь отсутствием хозяина, там веселилась небольшая, но далеко не избранная компания.

Сидя на колене слуги Питера, Агнесса отбивала кружкой рваный ритм в такт непристойной песне, которую оба горланили каждый на свой лад. Эль переливался через край качающейся кружки, стекая за воротник Питера, чего тот не замечал.

Другая служанка, толстая Мардж, раскачивалась на скамейке, хлопая себя по крутым широким бедрам и шумно комментируя пикантную историю, только что рассказанную Джайлсом Хобсоном. Судя по его манерам, он мог бы быть хозяином замка, а вовсе не бродягой-мошенником, мотавшимся по волнам житейского моря. Опершись спиной о бочку и положив ноги в сапогах на другую, он ослабил ремень, что стягивал его объемистое брюхо под поношенным кожаным камзолом, и вновь погрузил губы в пенящуюся кружку.

– Джайлс, клянусь бородой святого Витольда, – промолвила Мардж, – я еще никогда не слышала ничего подобного! Даже вороны, которые будут обгладывать твои кости на виселице, лопнут от смеха. За тебя – принца всех сквернословов и лжецов!

Она взмахнула громадной оловянной кружкой и осушила ее столь же решительно, как любой мужчина.

В этот момент появился еще один участник пирушки, который вернулся со свидания: в дверях наверху лестницы показался человек в обтягивающем бархатном костюме. На ногах он держался нетвердо. Через приоткрытую дверь донеслись звуки ночи – шелест портьер где-то в доме, шум ветра в ущельях, сердитый оклик часового на башне. Порыв ветра пронесся по лестнице, едва не погасив свечу.

Гильом, паж, закрыл дверь и, шатаясь, спустился по грубым каменным ступеням. Он не был столь пьян, как остальные, просто из-за юного возраста еще не привык к большим количествам подобных напитков.

– Который час, мальчик? – спросил Питер.

– Далеко за полночь, – ответил паж, неуверенно нашаривая открытую бутылку. – В замке все спят, кроме стражи. Однако я слышал стук копыт сквозь шум ветра и дождя: кажется, сэр Годфрей возвращается.

– Пусть возвращается, будь он проклят! – закричал Джайлс, звучно шлепая Мардж по жирному заду. – Может быть, он и хозяин замка, но сейчас мы – хозяева подвала! Еще эля! Агнесса, маленькая шлюха, еще песню!

– Да, еще эля! – шумно потребовала Мардж. – Брат нашей хозяйки, сэр Жискар де Шатильон, рассказывал невероятные истории про Святую Землю и неверных, но, клянусь святым Данстеном, вранье Джайлса затмевает правду рыцаря!

– Не клевещи на… ик!.. святого человека, побывавшего… ик… в паломничестве и крестовом походе, – икнул Питер. – Сэр Жискар видел Иерусалим и сражался рядом с королем Палестины… сколько лет тому назад?

– Десять лет – десять лет прошло с того майского дня, когда он отправился в плавание к Святой Земле, – сказала Агнесса. – С тех пор леди Элеонора не видела его, пока вчера утром он не подъехал к воротам. Ее муж, сэр Годфрей, вообще никогда его прежде не видел.

– И не знал его? – пробормотал Джайлс. – И сэр Жискар его не знал?

Он заморгал, проведя широкой ладонью по рыжим волосам. Он даже не осознавал, насколько пьян. Мир вокруг него завертелся, словно волчок, и голова, казалось, заплясала на плечах. В парах эля и перебродившего спирта родилась сумасбродная идея.

Джайлс внезапно расхохотался и выпрямился, пролив содержимое кружки на колени Мардж, что вызвало град ругательств с ее стороны. Задыхаясь от смеха, он ударил ладонью по крышке бочки.

– Ты что, рехнулся? – взвизгнула Агнесса.

– Сейчас будет потеха! – Крыша затряслась от его бычьего рева. – Ну и потеха, клянусь святым Витольдом! Сэр Жискар не знает мужа своей сестры, а сэр Годфрей сейчас у ворот. Слушайте!

Четыре неуверенно покачивавшиеся головы склонились к нему, словно грубые стены могли услышать его слова. Мгновение спустя тишина сменилась бурными взрывами хохота. Сейчас они готовы были последовать любой, самой безумной идее, которую бы им предложили. Лишь Гильома терзали смутные дурные предчувствия, но и его увлек пьяный пыл собутыльников.

– Чертовски будет весело! – воскликнула Мардж, пылко целуя Джайлса в багровую щеку. – Вперед, бродяги!

– Вперед! – проревел Джайлс, выхватывая меч и беспорядочно им размахивая, и пятеро, спотыкаясь и налетая друг на друга, устремились вверх по лестнице. Пинком распахнув дверь, они вбежали в широкий зал, завывая, словно стая охотничьих псов.

Замки двенадцатого века, напоминавшие скорее крепости, чем просто жилища, строились для защиты, а не для комфорта.

Просторный зал с высоким потолком, по которому разносились крики пьяной компании, был устелен тростником и освещался лишь едва тлеющими углями в большом камине. Грубые, напоминавшие паруса портьеры вдоль стен колыхались на сквозняке. Спавшие под большим столом собаки проснулись от топота ног и разом залаяли, внеся свой вклад во всеобщую суматоху.

Шум разбудил сэра Жискара де Шатильона. Во сне он видел иссушенные солнцем равнины Палестины и потому решил, что его окружили сарацинские разбойники. Он вскочил, хватаясь за меч, и тут только сообразил, где находится. Однако явно затевалось что-то недоброе. Из-за дверей доносились шум, лай и вопли, и на прочные дубовые панели обрушился град ударов – несомненно, кто-то намеревался вышибить дверь. Рыцарь услышал, как чей-то голос громко и настойчиво зовет его по имени.

Оттолкнув в сторону дрожащего от страха оруженосца, он подбежал к двери и распахнул ее настежь. Сэр Жискар был высок и сухопар, с большим ястребиным носом и холодными серыми глазами. Даже в ночной рубашке он выглядел весьма внушительно. Яростно моргая, он вглядывался в группу людей в противоположном конце зала. Только тусклое мерцание углей освещало их. Среди них рыцарь увидел женщин, детей и какого-то толстяка с мечом.

– На помощь, сэр Жискар! – взревел толстяк. – На помощь! Замок в осаде, и все мы погибли! Разбойники из Хоршемского леса уже в зале!

Сэр Жискар услышал топот закованных в броню ног, который ни с чем невозможно было спутать, и увидел туманные очертания входящих в зал фигур. На их латах поблескивал красноватый свет тлеющих углей. Еще не до конца проснувшись, рыцарь кинулся в яростную атаку.

Сэр Годфрей де Куртенэ, вернувшийся домой после многочасовой езды сквозь дождь и ветер, предвкушал лишь покой и уют собственного замка. Сорвав свое раздражение на сонных конюхах, которые едва переставляли ноги, он отпустил тяжеловооруженных всадников и направился в главную башню, в сопровождении оруженосцев и свиты. Не успел он войти в зал, как там начало твориться нечто неописуемое: топот ног, грохот переворачиваемых скамеек, лай собак, резкие выкрики и чей-то торжествующий рев.

Изумленно ругаясь, он вбежал в зал во главе своих рыцарей, и тут на него накинулся воинственный маньяк, на котором не было ничего, кроме ночной рубашки. Маньяк размахивал мечом и завывал словно оборотень.

Яростные удары безумца высекли искры из шлема сэра Годфрея, и хозяин замка едва не стал трупом еще до того, как успел вытащить меч. Он упал на спину, призывая на помощь своих воинов. Однако безумец орал значительно громче, к тому же со всех сторон к ним устремились другие сумасшедшие в ночных рубашках, с воем нападая на ошеломленную свиту сэра Годфрея.

В замке царила суматоха – вспыхивали огни, выли собаки, вопили женщины, ругались мужчины, и над всем этим раздавался лязг стали и топот закованных в латы ног.

Заговорщики, протрезвев при виде того, к чему привела их забава, разбежались в разные стороны, ища убежища, – за исключением Джайлса Хобсона.

Он был слишком пьян, а потому его не обеспокоила столь обыденная сцена. Какое-то время он любовался творением своих рук, затем, обнаружив, что клинки мелькают в опасной близости от его головы, отступил и, следуя некоему инстинкту, направился в укрытие, известное ему с давних времен. Там он с приятным удивлением обнаружил, что все это время сжимал в руке плетеную бутыль. Он опустошил ее. Вино, смешавшись с тем, что уже попало в его глотку ранее, неожиданно быстро повергло Джайлса в бесчувствие. Он свалился и спокойно захрапел под соломой, в то время как над ним и вокруг него стремительно разворачивались события.

Там, в соломе, и нашел его брат Амброз, когда этот безумный день начал уже клониться к закату. Пузатый румяный монах встряхнул нераскаявшегося грешника, и тот с трудом открыл подернутые туманом глаза.

– Святые угодники! – сказал Амброз. – Опять ты за свои старые шуточки! Я так и думал, что найду тебя здесь. Тебя весь день ищут по всему замку, здесь, в конюшне, тоже искали. Хорошо, что ты спрятался в самой большой куче сена.

– Слишком большая честь для меня, – зевнул Джайлс. – Зачем им меня искать?

Монах воздел руки к небу в благочестивом ужасе.

– Да спасет меня святой Дионисий от Сатаны и дел его! Ты что, не помнишь, какую сумасбродную затею выдумал? Ты же натравил несчастного сэра Жискара на мужа его сестры!

– Святой Данстен! – простонал Джайлс, давясь сухим кашлем. – До чего же хочется пить! Кого-нибудь убили?

– Благодарение Господу, нет. Однако у многих разбиты макушки и поцарапаны ребра. Сэр Годфрей едва не погиб при первой же атаке, ибо сэр Жискар отменно владеет мечом. Однако наш хозяин, будучи в полном вооружении, вскоре нанес сэру Жискару сильный удар по голове, отчего потекла кровь и сэр Жискар начал ругаться так, что страшно было слушать.

Одному Богу известно, чем бы все закончилось, но леди Элеонора, разбуженная шумом, выбежала в одном белье в зал и, увидев сражающихся насмерть мужа и брата, встала между ними и обратилась к ним со словами, которые я не стану повторять. Воистину страшен язык нашей хозяйки во гневе.

В конце концов понимание было достигнуто, сэру Жискару и всем пострадавшим оказали необходимую помощь. Сэр Жискар указал на тебя как одного из тех, кто колотил в его дверь. Затем нашли прятавшегося Гильома, и он во всем признался, свалив главную вину на тебя. Ну и денек же был!

Несчастный Питер с утра сидит в колодках, и все слуги и крестьяне собрались вокруг, осыпая его насмешками и грязью, – они только что ушли, и он теперь представляет собой жалкое зрелище – с разбитым носом, ободранной рожей, заплывшим глазом и яичной скорлупой в волосах. Бедный Питер!

Что касается Агнессы, Мардж и Гильома, их выпороли так, что они запомнят это на всю жизнь. Трудно сказать, у кого из них больше болит задница. Но хозяева желают видеть тебя, Джайлс. Сэр Жискар клянется, что не успокоится, пока не лишит тебя жизни.

– Гм-м, – задумчиво пробормотал Джайлс. Он неуверенно поднялся, отряхнул солому с одежды, подтянул пояс и набекрень надел на голову шляпу.

Монах мрачно наблюдал за ним.

– Питер в колодках, Гильом выпорот, Мардж и Агнесса тоже – какое же наказание ожидает тебя?

– Думаю, я приму свою кару, добровольно отправившись в изгнание, – сказал Джайлс.

– Тебя не выпустят за ворота, – предупредил Амброз.

– Верно, – вздохнул Джайлс. – Монах может пройти свободно, в то время как честного человека останавливают из-за подозрений и предрассудков. Что ж, придется понести еще одно наказание. Одолжи мне твою мантию.

– Мою мантию? – воскликнул монах. – Да ты с ума сошел…

Тяжелый кулак врезался в пухлый подбородок, и монах с тихим вздохом осел на землю.

Несколько минут спустя скучающий стражник, забавлявшийся тем, что целился тухлым яйцом в неряшливую фигуру в колодках, увидел, как из конюшни появился человек в мантии и капюшоне и медленно двинулся через открытое пространство. Плечи его были устало опущены, голова склонена, лицо его было скрыто капюшоном.

Стражник поправил поношенный шлем и неуклюже шагнул к монаху.

– Да пребудет с тобой Господь, брат, – сказал он.

– Pax vobiscum, сын мой, – донесся тихий приглушенный ответ из глубины капюшона.

Стражник сочувственно покачал головой, глядя вслед монаху, направлявшемуся к боковым воротам.

– Бедный брат Амброз, – пробормотал стражник. – Он слишком близко к сердцу принимает грехи мира, сгибаясь под грузом тяжких преступлений человечества.

Он вздохнул и снова прицелился в угрюмую физиономию над колодками.

* * *

По голубой глади Средиземного моря тяжело двигалась торговая галера, неуклюжая и широкая. Квадратный парус безвольно свисал с единственной толстой мачты. Гребцы, сидевшие на скамьях по обеим сторонам средней палубы, налегали на длинные весла, словно машины, одновременно наклоняясь вперед и откидываясь назад. Из глубины корпуса доносился шум голосов, жалобные крики животных и запах конюшни и хлева. На юге подобно расплавленному сапфиру простиралась голубая вода. На севере однообразную картину нарушал возвышавшийся впереди остров, белые скалы которого были увенчаны темной зеленью. Вокруг царили достоинство, чистота и безмятежность, если не считать вонючей неуклюжей лохани. Переваливаясь с борта на борт, она тащилась по пенящейся воде, издавая звуки и запахи, кои свидетельствовали о присутствии здесь человека.

Внизу пассажиры средней палубы, усевшись среди своих узлов, готовили пищу на небольших жаровнях. Дым смешивался с запахами пота и чеснока. Слышалось ржание несчастных лошадей, зажатых в узком пространстве. Овцы, свиньи и куры добавляли к здешним запахам свой аромат.

Вскоре к бормотанию множества голосов под палубой добавились новые – членов экипажа и более состоятельных пассажиров, имевших места в каютах. Затем послышался голос самого капитана, резкий и раздраженный. Ему ответили – громко и хрипло, с акцентом.

Капитан-венецианец, пробираясь среди тюков с товаром, обнаружил на борту безбилетного, к тому же пьяного пассажира – толстого рыжеволосого человека в поношенной кожаной одежде. Он храпел меж бочек и, наверное, храпел бы еще очень долго, если б не возмущенный вопль капитана.

Последовала пылкая тирада на итальянском языке, смысл которой в конце концов свелся к требованию, чтобы чужак заплатил за свой проезд.

– Заплатить? – эхом отозвался незнакомец, проводя толстыми пальцами по нечесаным волосам. – Чем мне заплатить? Где я? Что это за корабль? Куда мы плывем?

– Это «Сан-Стефано», и он идет на Кипр из Палермо.

– Ах да, – пробормотал безбилетник. – Помню. Я поднялся на борт в Палермо… и прилег возле винной бочки между…

Капитан поспешно осмотрел бочку и с утроенной яростью завопил:

– Собака! Ты всю ее выпил!

– Как давно мы в море? – зевнув, невозмутимо спросил незнакомец.

– Достаточно долго чтобы оказаться вдали от берега, – проворчал капитан. – Ах ты свинья как ты мог проваляться пьяным все это время…

– Неудивительно, что в брюхе у меня пусто, – вздохнул чужак. – Я лежал среди тюков, а когда проснулся, пил, пока не заснул снова. Хм-м!

– Деньги! – потребовал итальянец. – Плати золотом за проезд!

– Золотом! – фыркнул в ответ незнакомец. – У меня и медяка нет.

– Тогда отправишься за борт, – мрачно пообещал капитан. – Для нищих на «Сан-Стефано» нет места.

Чужак воинственно засопел и схватился за меч.

– Выбросить меня за борт? Тому не бывать, пока Джайлс Хобсон в состоянии держать оружие. Свободнорожденный англичанин ничем не хуже любого итальянца в бархатных штанах. Зови своих забияк и увидишь, как я пущу им кровь!

С палубы донесся громкий испуганный крик:

– Впереди по правому борту галеры! Сарацины!

Капитан взвыл, и лицо его приобрело пепельный оттенок. Тут же забыв о своем споре с безбилетником, он развернулся и кинулся на верхнюю палубу. Джайлс Хобсон последовал за ним, по пути обозревая встревоженные коричневые лица гребцов и перепуганные физиономии пассажиров – латинских священников, торговцев и паломников. Проследив за их взглядом, он увидел три длинные низкие галеры, которые стремительно мчались к ним по голубой глади. Люди на «Сан-Стефано» уже слышали звон цимбал и видели развевавшиеся на верхушках мачт флаги. Весла погружались в голубую воду и поднимались над ней, блестя серебром.

– Развернуть корабль к острову! – закричал капитан. – Если сумеем добраться до него, то сможем укрыться и спасти свои жизни. Корабль потерян, и весь груз тоже! Святые угодники, спасите меня! – Он со стоном воздел руки к небу – не столько от страха, сколько от жадности.

«Сан-Стефано» неуклюже накренился и вперевалку двинулся в сторону освещенных солнцем белых скал. Стройные галеры нагоняли его, мчась по волнам подобно водяным змеям. Пространство между «Сан-Стефано» и скалами сокращалось, но значительно быстрее сокращалось пространство между ним и преследователями. В воздух начали взмывать стрелы, со стуком падая на палубу. Одна из них вонзилась радом с сапогом Джайлса Хобсона, и он отдернул ногу, словно от ядовитого паука. Толстый англичанин вытер пот со лба. Во рту у него пересохло, в голове стучало, в животе все переворачивалось. Внезапно он ощутил жестокий приступ морской болезни.

Гребцы изо всех сил навалились на весла, тяжело дыша, казалось, почти выдергивая неуклюжий корабль из воды. Стрелы плотным дождем осыпали палубу. Кто-то взвыл, другой без слов осел рядом. Один из гребцов дернулся, когда в его плечо попала стрела, и выпустил весло. Охваченные паникой гребцы стали сбиваться с ритма. «Сан-Стефано» потерял скорость и начал раскачиваться еще сильнее, послышались крики пассажиров. Со стороны преследователей доносились торжествующие вопли. Они разделились, намереваясь взять в клещи обреченную галеру.

На палубе торговцев священники принялись отпускать грехи.

– Да хранят меня святые угодники… – выдохнул худой пизанец, опускаясь на колени на палубе. Внезапно он вскрикнул, схватился за оперенное древко вонзившейся в его грудь стрелы, опрокинулся набок и замер.

В борт, через который перегибался Джайлс Хобсон, воткнулась стрела, задрожав возле его локтя. Он не обратил на нее никакого внимания. Чья-то рука легла ему на плечо. Задыхаясь, он повернулся и поднял позеленевшее лицо. Прямо в глаза ему обеспокоенно смотрел священник.

– Сын мой, возможно, это наш смертный час; исповедайся в своих грехах, и я отпущу их тебе.

– Я знаю за собой один-единственный грех, – с несчастным видом простонал Джайлс – Я ударил монаха и похитил его мантию, чтобы бежать в ней из Англии.

– Увы, сын мой… – начал священник, затем с тихим стоном опустился на палубу. Из темного расплывающегося пятна на его боку торчала сарацинская стрела.

Джайлс огляделся по сторонам. Вдоль обоих бортов «Сан-Стефано» скользили длинные стройные галеры. Пока он смотрел на них, третья галера, находившаяся в середине треугольника, с оглушительным треском протаранила торговый корабль. Стальной нос пробил фальшборт, разнеся в щепки кормовую надстройку. Удар сбил людей с ног. Некоторые, раздавленные во время столкновения, с воем умирали страшной смертью.

Стальные носы двух других галер врубились в скамьи, на которых сидели гребцы, выбивая из их рук весла и ломая ребра.

В борта впились абордажные крючья, и на палубу хлынули смуглые обнаженные люди с горящими глазами и с саблями в руках. Их встретили отчаянно отбивавшиеся остатки ошеломленных пассажиров и команды.

Джайлс Хобсон нашарил свой меч и, пошатываясь, шагнул вперед. Перед ним мелькнула темная фигура. Он увидел пылающие глаза противника и услышал свист кривого клинка. Джайлс отразил удар своим мечом, едва при этом не упав. Затем он широко расставил ноги и вогнал меч пирату и брюхо. Кровь и внутренности хлынули на палубу, в агонии умирающий корсар увлек за собой своего убийцу.

Обутые и босые ноги топтали пытавшегося подняться Джайлса Хобсона. Кривой клинок, зацепив кожаную куртку, распорол ее от края до воротника. Наконец он встал, сбросив с себя лохмотья. Смуглая рука вцепилась в его порванную рубашку, над головой взлетела дубинка. Отчаянно рванувшись, Джайлс отскочил назад оставив обрывки рубашки в руке противника. Дубинка опустилась и стукнулась о палубу; ее обладатель, не удержавшись, рухнул на колени. Джайлс побежал по залитой кровью палубе, приседая и уворачиваясь от клинков и кулаков.

Несколько оборонявшихся толпились в дверях на полубаке. Остальная часть галеры находилась в руках торжествующих сарацин – они толпой рванули на нижние палубы. Послышались жалобные вопли животных, которым перерезали горло, и крики женщин и детей, которых вытаскивали из укрытий среди груза.

В дверях полубака оставшиеся в живых отбивались зазубренными мечами от окруживших их пиратов. Те с издевательскими воплями то отступали, то вновь наседали, выставив вперед пики.

Джайлс бросился к борту – он намеревался прыгнуть в воду и поплыть к острову. В этот момент он услышал за спиной быстрые шаги и резко развернулся, уклоняясь от сабли в руке коренастого человека среднего роста, в сверкающих посеребренных доспехах и украшенном гравировкой шлеме с перьями цапли.

Пот заливал глаза толстого англичанина, ему не хватало дыхания, живот выворачивало наизнанку, ноги дрожали. Мусульманин замахнулся, метя в голову. Джайлс отбил удар. Клинок его с лязгом ударился о кольчугу предводителя разбойников.

Внезапно висок Джайлса обожгло, словно раскаленным железом, и поток крови ослепил его. Выронив меч, он кинулся головой вперед на противника, повалив его на палубу. Мусульманин извивался и ругался, но толстые руки Джайлса изо всех сил сжимали его.

Внезапно раздался дикий крик, послышался топот множества ног по палубе. Сарацины начали прыгать за борт, отцепляя абордажные крючья. Пленник Джайлса что-то хрипло прокричал, и к нему через палубу бросились другие. Джайлс отпустил его, пробежал словно кот вдоль фальшборта и вскарабкался на крышу разбитой кормовой надстройки. Никто не обращал на него внимания. Обнаженные люди в фесках подняли закованного в латы предводителя на ноги и поволокли его через палубу, в то время как тот яростно ругался и брыкался, явно желая продолжить схватку. Сарацины попрыгали в свои галеры и начали грести прочь. Джайлс, присевший на крыше разрушенной надстройки, наконец увидел причину их поспешного бегства.

Из-за западной оконечности острова, до которого они пытались добраться, вышла эскадра больших красных кораблей. На носу и корме их возвышались орудийные башни, на солнце блестели шлемы и наконечники копий, слышался громкий звук труб и грохот барабанов, на верхушке каждой мачты развевался длинный флаг с эмблемой Креста.

Из уст оставшихся в живых пассажиров и матросов «Сан-Стефано» вырвался радостный крик. Галеры быстро уходили на юг. Ближайший корабль-спаситель тяжело подошел к борту, стали видны смуглые лица под стальными шлемами.

– Эй, на судне! – прозвучала суровая команда. – Вы тонете, будьте готовы перейти к нам на борт.

Услышав этот голос, Джайлс Хобсон вздрогнул и уставился на орудийную башню, возвышавшуюся над «Сан-Стефано». Голова в шлеме наклонилась над фальшбортом, взгляд холодных серых глаз встретился с его взглядом. Он увидел большой нос и шрам, пересекавший лицо от уха до края челюсти.

Оба тут же узнали друг друга. Прошедшее время не притупило негодования сэра Жискара де Шатильона.

– Вот как! – достиг ушей Джайлса Хобсона его кровожадный вопль. – Наконец-то я нашел тебя, негодяй…

Джайлс развернулся, сбросил сапоги и подбежал к краю крыши. Сильно оттолкнувшись, он с чудовищным шумом врезался в голубую воду. Голова его вынырнула на поверхность, и он быстрыми взмахами поплыл к далеким скалам.

С корабля послышался удивленный ропот, но сэр Жискар лишь мрачно улыбнулся.

– Подай мне лук, – приказал он оруженосцу. Он вложил в лук стрелу и подождал, когда голова Джайлса снова появится среди волн. Зазвенела тетива, стрела серебристым лучом сверкнула на солнце. Джайлс Хобсон вскинул руки и исчез. Сэр Жискар больше его не видел, но рыцари некоторое время еще наблюдали за водой.

* * *

К Шавару, визирю Египта, в его дворце в эль-Фустате, пришел евнух в ярких одеждах и униженным тоном – как и подобало обращаться к самому могущественному человеку калифата – объявил:

– Эмир Асад эд-дин Ширкух, повелитель Эмесы и Раббы, генерал армии Нур-эд-дина, султан Дамаска, вернулся с кораблей эль-Гази с назареянским пленником и желает аудиенции.

Визирь молча кивнул в знак согласия, но его тонкие бледные пальцы, лежавшие на украшенном драгоценными камнями белом поясе, судорожно дернулись, что было явным признаком душевного волнения.

Шавар был красивым стройным арабом, с присущими его народу проницательными темными глазами. Шелковые одежды и украшенный жемчугом тюрбан сидели на нем как влитые.

Эмир Ширкух ворвался подобно буре, шумно приветствуя его голосом, более подходящим для военного лагеря, чем для дворцовых палат. Его халат из муарового шелка искусные руки швеи вышили золотой нитью, но коренастой фигуре эмира больше подходили военные доспехи, чем мирные одежды. Это был крепко сложенный человек среднего роста, с лицом смуглым и суровым. Возраст не пригасил беспокойного огня в его темных глазах.

С ним пришел человек – рыжеволосый, краснолицый и толстый. Шавар не смотрел на него, однако успел заметить, что их национальные объемистые шаровары, шелковый халат и туфли с загнутыми носками выглядели на нем весьма нелепо.

– Надеюсь, Аллах даровал тебе в море удачу? – вежливо осведомился визирь.

– В некотором роде, – согласился Ширкух, опускаясь на подушки. – Одному Аллаху известно, сколь долог был наш путь, и сначала мне казалось, что все мои внутренности вывернутся наизнанку – ибо корабль наш раскачивался на волнах, словно хромой верблюд на сухом песке. Но затем Аллаху было угодно, чтобы болезнь миновала.

Мы потопили несколько жалких галер с паломниками, отправив в преисподнюю немало неверных, однако добыча оказалась мизерной. Но, визирь, посмотри – ты когда-нибудь видел кяфира, похожего на этого человека?

Визирь внимательно поглядел на незнакомца, в ответ тот простодушно вылупил на него свои большие голубые глаза.

– Я встречал таких среди франков в Иерусалиме, – решил Шавар.

Ширкух что-то проворчал и начал без особых церемоний жевать виноград, бросив гроздь своему пленнику.

– Возле одного острова мы заметили галеру, – сказал он, продолжая жевать, – напали на нее и вступили в бой с ее командой. Большинство из них оказались плохими воинами, но этому человеку удалось пробиться к борту, и он прыгнул бы в воду, если бы я его не перехватил. Аллах, он оказался силен как бык! У меня до сих пор болят ребра от его объятий.

В самой середине схватки нас окружил отряд кораблей с христианскими воинами. Они направлялись – как мы позднее узнали – в Аскалон. Просто франкские авантюристы, искавшие счастья в Палестине. Мы поспешно отступили на наши галеры. Оглянувшись, я увидел, как мой противник прыгнул за борт и поплыл к скалам. Какой-то рыцарь с назареянского корабля выпустил в него стрелу, и он, как мне показалось, утонул.

Наши бочки с водой были почти пусты. Как только франкские корабли скрылись за горизонтом, мы вернулись к острову за пресной водой. И там мы нашли на берегу лежавшего без сознания толстого рыжеволосого человека, в котором я узнал своего недавнего противника. Стрела не попала в него, он глубоко нырнул и далеко проплыл под водой. Но он потерял много крови из раны на голове – это я задел его своей саблей – и был близок к смерти.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю