Текст книги "Люди черного круга"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

По ним хлестнул порыв холодного ветра, прилетевшего с ледников, развевая обрывки их одежды. Нож Конана, ударяющий в массивную дверь, вызывал гремящее эхо. Киммериец бил раз за разом, пробивая металлические листы и тиковое дерево. Через минуту он осторожно заглянул сквозь пробитое отверстие внутрь. Конан увидел просторную комнату с голыми стенами из шлифованных камней и мозаичным каменным полом. Единственной мебелью здесь были столики из полированного эбенового дерева и каменное возвышение. Нигде не было ни души. В противоположном углу комнаты он заметил следующую дверь.

– Оставь стражника у дверей, – сказал он. – Идем внутрь.

Керим Шах приказал одному из воинов стать на страже. Тот с луком наготове вернулся на середину галереи. Конан вошел в замок, за ним шли туранец и три оставшихся иракзая. Страж у двери плюнул, пробормотал что-то себе под нос и вздрогнул, услышав тихий издевательский смех. Подняв голову, он увидел на втором этаже одетую в черное фигуру, презрительно поглядывающую на него и издевательски качающую головой. Иракзай быстро натянул тетиву и пустил стрелу. Стрела мелькнула и впилась в обтянутую черным одеянием грудь. Колдун, продолжая издевательски смеяться, вырвал стрелу из тела и небрежным жестом швырнул ее лучнику. Воин отпрыгнул, инстинктивно выставил руку. Его пальцы сомкнулись на кувыркающемся в воздухе древке.

В следующий миг иракзай пронзительно вскрикнул. Деревянная стрела в его руке стала извиваться. Прямая древесина вдруг стала гибкой, словно растаяла в руке. Он попробовал отшвырнуть это от себя, но было поздно. Холодные кольца обвились вокруг запястья, а мерзкая клиновидная головка поползла к мускулистому плечу. Воин еще раз крикнул, лицо его набрякло и покраснело, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. В страшных конвульсиях он сполз на землю и замер.

Мужчины, уже было вошедшие в замок, бросились назад. Конан быстро подошел к высаженным дверям и стал как вкопанный, ничего не понимая. Товарищам, смотревшим на это, казалось, что киммериец сражается с воздухом. Не видя перед собой никакой преграды, он все же ощутил под пальцами скользкую, гладкую поверхность и понял, что выход закрыт кристаллической плитой. Он видел сквозь нее неподвижно лежащего стражника с оперенной стрелой в плече.

Конан поднял кинжал и ударил, а глядевшие на него в остолбенении товарищи увидели, как острие отскакивает от невидимой преграды с громким звоном, словно сталь натыкается на твердое вещество. Конан прекратил дальнейшие попытки пробиться. Он знал, что даже легендарный меч Амир Курума не смог бы сокрушить эту невидимую преграду.

В нескольких словах он объяснил это Керим Шаху. Туранец пожал плечами:

– Что ж, если возвращение нам отрезано, мы должны искать другой путь. Значит, идем вперед, не так ли?

Кивнув головой, Конан повернулся и зашагал к двери по другую сторону комнаты, чувствуя, что идет навстречу неизбежной смерти. Он поднял кинжал, чтобы ударить в дверь, но она тихо отворилась, словно имела на то свою волю. Конан перешагнул через порог и оказался в огромном зале. Вдоль его стен тянулись блестящие колонны, а в ста футах от двери начинались широкие нефритовые ступени лестницы, сужающейся кверху, словно пирамида. Он не знал, что находится дальше, но чтобы взойти по ступеням, ему нужно было пройти мимо странного алтаря из черного как уголь камня. Четыре огромные золотые змеи вились вокруг по четырем углам, выставив клиновидные головы, обращенные к четырем сторонам света, как стражи легендарных сокровищ. Но на алтаре, который они стерегли, покоился только хрустальный шар, наполненный чем-то вроде дыма, в котором плавали четыре золотых плода граната.

Это зрелище пробудило что-то в памяти Конана, но он не стал вдумываться, что именно, потому что на нижних ступеньках лестницы увидел четырех, одетых в черное, людей. Он не заметил, как пришли Прорицатели, они просто возникли здесь, согласно кивая птичьими головами, высокие и худые, руки и ноги их были скрыты под фалдами многочисленных одеяний.

Один из них поднял руку, рукав тоги сполз, открывая ее… Это вовсе не была рука. Вопреки своей воле, Конан задержался на полушаге. Он встретил силу, не похожую на силу Хемсы, и не в силах был сделать ни шагу вперед, Хотя ощущал, что может отступить назад, если захочет. Его друзья тоже остановились, они выглядели еще более беспомощными, чем он, будучи не в состоянии сделать ни одного движения.

Чародей с поднятой рукой кивнул одному из иракзаев, и тот как в трансе двинулся к нему, уставившись куда-то вдаль, держа свой меч в бессильно опущенной руке. Когда воин проходил мимо Конана, тот, вытянув руку, загородил ему дорогу. Киммериец был намного сильнее иракзая, и в обычных условиях с легкостью смахнул бы его, как муху. Но сейчас воин оттолкнул его руку как стебелек травы, потом неровной механической походкой подошел к лестнице. Он дошел до ступеней и встал на колени, отдавая свой меч и наклоняя голову. Прорицатель взял у него оружие. Блеснуло острие на взмахе. Голова иракзая упала с плеч и с глухим стуком покатилась по черному мраморному паркету. Из рассеченной артерии хлынула кровь, потом тело осело и, широко раскинув руки, распростерлось на полу.

Нечеловеческая ладонь вновь поднялась и позвала следующего иракзая, который, шатаясь, двинулся навстречу смерти. Жуткая сцена повторилась, и второе обезглавленное тело распростерлось рядом с первым.

Когда и третий воин прошел мимо Конана, направляясь к своей гибели, киммериец, у которого даже вены на висках вздулись от напрасных усилий преодолеть удерживающий его невидимый барьер, вдруг ощутил, что вокруг пробуждаются неизвестные, но благо приятные для него силы. Это ощущение пришло без подсказки, без предупреждения, но с такой силой, что он ни на секунду не усомнился в том, что подсказывал ему инстинкт. Левая рука киммерийца невольно прикоснулась к стигийскому поясу, подарку Хемсы. Конан сжал его и мгновенно ощутил новый прилив сил. Кровь разогрела окостеневшие руки, воля к жизни вспыхнула, как костер, а гнев запламенел, как раскаленная добела сталь.

Третий иракзай упал без признаков жизни, а отвратительный палец уже качнулся снова, когда Конан почувствовал, что невидимый барьер рухнул. Из его горла вырвался дикий крик, и накопившаяся в нем злость нашла выход в молниеносной атаке. Как буря, ринулся он на Прорицателей, сжимая левой рукой пояс с той силой, с которой утопающий хватается за проплывающее рядом бревно. Длинное острие в его правой руке сверкало, как солнечный луч. Стоящие на ступеньке Прорицатели не шелохнулись. Если они и были удивлены, то виду не подали, смотрели равнодушно и хладнокровно. Конан не терял времени на напрасные раздумья, что сделать с ними, когда они окажутся в пределах досягаемости кинжала. Его охватила жажда убийства, он хотел только одного – вонзить лезвие в тело врагов, утопить его в их крови.

Он был уже в паре шагов от ступенек, на которых, издевательски усмехаясь, стояли Прорицатели. Он глубоко вдохнул, ярость росла в нем с каждой секундой. Он как раз пролетал мимо алтаря, обвитого золотыми змеями, когда, словно блеск молнии, его озарило воспоминание о таинственных словах Хемсы, и он услышал их снова, тихий, но явственный шепот: «Разбей хрустальный шар!»

Он отреагировал почти машинально. Между импульсом и действием не прошло и сотой доли секунды. Наивеличайшие из чародеев-чернокнижников не успели бы прочесть его мысли и помешать его поступку. Конан в прыжке изменил направление атаки и с силой опустил кинжал на хрустальный шар. Тотчас же он почувствовал почти осязаемое дыхание ужаса, плывущее от ступеней, от алтаря, и даже от самого хрусталя. Слух поразило пронзительное шипение золотых змей, которые вдруг ожили, и поднимая жуткие головы, попробовали, кусаясь, уберечь алтарь. Но разъяренный Конан был слишком быстр для них. Сверкающий клинок рассек извивающиеся тела одно за другим и ударил по хрустальному шару. С громовым раскатом кристалл взорвался, осыпаясь дождем огненных осколков на черный мрамор пола, а золотые плоды граната, словно освобожденные из пут, взмыли под высокие своды и исчезли.

Чудовищный, звериный вой сумасшедшим эхом прокатился по огромному залу. Четыре черные фигуры на ступенях извивались, корчились в конвульсиях, источая пену из посиневших губ. Внезапно нечеловеческий рев затих. Прорицатели не шевелились и Конан понял, что они мертвы. Он посмотрел на алтарь и хрустальные осколки. Безголовые тела золотых змей по-прежнему обвивали алтарь, но в металлических телах не осталось ни капли жизни.

Керим Шах, которого во время сражения Конана с Прорицателями невидимая мощь отбросила в сторону, медленно поднялся с пола. Он мотал головой, пытаясь избавиться от звона в ушах.

– Ты слышал странный звук, когда разбил шар? – спросил он. – Словно вместе с ним в замке разбились тысячи хрустальных зеркал. Похоже, в этих золотистых гранатовых плодах были заключены души Прорицателей, так ведь? Эй!

Конан резко обернулся, видя, как Керим Шах хватается за меч, показывая рукой за спину киммерийца.

На лестнице появился еще один Прорицатель. Он был одет в такую же черную тогу, как и Четверо, но из расшитого серебром бархата, а на голове у него была остроконечная шапка. На умном красивом лице было написано абсолютное, невозмутимое спокойствие.

– Кто ты, демоны тебя раздери? – мрачно спросил Конан, глядя на незнакомца.

– Я? Я – властелин Йимши и Химелианских гор, – спокойно ответил тот. Голос его был напоен жестокой радостью и звучал, как праздничный храмовый гонг.

– Где Жасмина? – спросил Керим Шах.

Властелин звонко расхохотался.

– Зачем тебе это знать, мертвый человек? Ты, наверное, слишком быстро забыл о моей мощи, маленькую частицу которой я уделил тебе? Ты прибыл сражаться со мной, бедный маленький глупый мертвый человек? Пожалуй, Керим Шах, мне следует вырвать у тебя сердце!

Он протянул руку раскрытой ладонью вперед, словно подставляя ее под что-то, что должно в нее упасть. Туранец пронзительно вскрикнул в предсмертной муке. Послышался треск ребер, звон лопающихся звеньев кольчуги, Керим Шах зашатался, как пьяный, и вдруг кожа на груди его лопнула, хлынул поток крови, и прорывая огромную дыру в мышцах и тканях, из тела туранца вылетел влажный алый комок – прямо в подставленную ладонь властелина, как притягиваемый сильным магнитом кусок железа. Керим Шах рухнул на пол и замер, а властелин Йимши со смехом бросил под ноги Конану еще бьющееся, живое сердце туранца.

Конан выругался и с рычанием бросился к лестнице. Из пояса Хемсы плыла струя силы и безграничной ненависти, помогающей преодолеть излучение чудовищной силы воли, с которой он столкнулся. В воздухе повисла отливающая металлическим блеском мгла, в которую он окунулся, словно пловец, опустив голову, прикрывая лицо согнутой левой рукой и крепко сжимая в правой руке кинжал. Напрягая слезящиеся глаза, чуть выше себя на ступеньках он различил фигуру ужасного чернокнижника – по этому изображению шли дрожащие волны, как будто Конан смотрел на него сквозь костер.

Его швыряли силы, трудно постижимые разумом, но он ощущал поддержку силы, струящейся из пояса, неудержимо несущей его вперед, в бой, против воли Прорицателя и его собственной слабости.

Он достиг вершины лестницы и сквозь серо-металлическую мглу увидал перед собой лицо Прорицателя. В его странно неуверенном взгляде вдруг мелькнул страх. Кона прорвался сквозь туман, как через волны прибоя, и кинжал в его мускулистой руке рванулся к противнику, как живущее отдельной, самостоятельной жизнью существо. Вдруг на глазах изумленного киммерийца чернокнижник исчез. Только мелькнула какая-то длинная, колеблющаяся тень.

Конан прыгнул за ней на узкую лестницу, ведущую еще выше. Он не смог бы сказать, что именно туда скользнуло, но бешеная ненависть приглушала охватившие его отвращение и страх.

Он пробежал по широким коридорам со стенами из полированного нефрита. Вот перед ним опять скользнула длинная тень и скрылась за плотной портьерой. Тотчас в глубине здания раздался испуганный женский крик. Этот крик заставил Конана поспешить, он помчался что было сил, и в следующий миг ворвался в комнату за портьерой.

Перед его глазами была ужасная картина. На краю покрытого бархатом возвышения сжалась Жасмина, крича от ужаса и отвращения, подняв руки, чтобы защититься от нависшей над нею головы змеи, медленно сворачивающей темные кольца, тускло поблескивающие чешуей. Со сдавленным криком Конан метнул в змею кинжал.

Гад молниеносно обернулся и бросился на него со скоростью ветра. Длинное лезвие вонзилось в его шею так, что рукоятка торчала с одной стороны, а лезвие – с другой, но это, казалось, только усилило ярость огромного гада. Он метнулся к человеку, осмелившемуся сопротивляться ему, и обнажив сочащиеся ядом клыки, попытался укусить его. Но в тот же миг Конан вырвал из-за пояса второй кинжал и изо всех сил ударил в отвратительную морду снизу вверх. Сталь пробила нижнюю челюсть гада и застряла в верхней, как гвоздем приколотив челюсти друг к другу. Тотчас огромное тело оплело киммерийца. Потеряв возможность пустить в ход ядовитые зубы, змея попробовала раздавить противника.

Левая рука Конана была прижата к туловищу змеиными кольцами, но правая еще была свободна. Крепко упираясь в пол широко расставленными для равновесия ногами, киммериец схватил торчащую из шей рукоятку первого кинжала и выдернул его из холодного тела. Угадывая нечеловеческим умом намерения врага, змея напряглась, извиваясь, пытаясь захватить и правую руку Конана своими кольцами. Но длинное лезвие поднялось и опустилось с быстротой молнии, почти перерезав надвое огромное тело.

Прежде чем киммериец смог ударить снова, гибкие кольца выпустили его из своих объятий и чудовище скользнуло по плитам в сторону, истекая кровью из страшных ран. Конан прыгнул вслед за ним, поднимая оружие для удара, но убийственный удар поразил только воздух, потому что извивающийся гад скользнул в сторону и ударил головой одну из перегородок сандалового дерева. Дерево поддалось, длинное окровавленное тело скользнуло в щель и исчезло. Конан тут же ударил по перегородке. Несколькими ударами он пробил в ней дыру и заглянул в темное помещение. Черного, жуткого гада нигде не было. Он увидел только лужу крови на мраморных плитах и кровавые следы, ведущие к замаскированной в стене двери. Это были следы босых ног.

– Конан!

Он резко обернулся – в самый раз, чтобы поймать в свои объятия Дэви, повелительницу Вендии, дрожащую от страха, благодарности и облегчения. Она пробежала через всю комнату и бросилась ему на шею.

От всех этих происшествий взыграла горячая кровь киммерийца. Он прижал девушку к груди с силой, которая в иных обстоятельствах вызвала бы на ее лице болезненную гримасу, и запечатлел на ее устах неожиданный поцелуй. Жасмина не сопротивлялась. Место Дэви заняла обычная женщина. Закрыв глаза, она утонула в его диких, горячих поцелуях, отдаваясь этой волне страсти. Он прервался, чтобы набрать воздуха, и взглянул на нее, тяжело дышащую, прижавшуюся к его могучему плечу.

– Я знала, что ты придешь за мной, – сказала она. – Ты не смог бы бросить меня одну в этом логове демонов.

Услышав эти слова, Конан пришел в себя и вспомнил, где они находятся. Он поднял голову и напряг слух. В замке на Йимше царила тишина, но эта тишина была напоена угрозой. Опасность подстерегала в каждом углу, издевательски ощеривалась из-за каждой портьеры.

– Лучше пойдем-ка отсюда, пока есть время, – сказал он. – От этих ран погибло бы любое существо, и даже человек, но не чернокнижник. Нанесешь ему удар, а он отползает, как раненая змея, чтобы из какого-то волшебного источника снова зачерпнуть яду.

Он поднял девушку на руки и понес, словно ребенка, по блестящему нефритовому коридору и лестнице, с напряженным вниманием ища вокруг новые признаки опасности.

– Я встретила властелина Йимша, – испуганно прошептала Жасмина, вновь переживая весь тот ужас и крепче обнимая спасителя. – Он насылал на меня чары, чтобы сломить волю. Самое страшное – это был гниющий труп, который хватал меня… потом я потеряла сознание и лежала как мертвая, не знаю, сколько времени. Когда я пришла в себя, услышала внизу шум и крики, а потом этот змей вполз в комнату и… ах! – она задрожала. – Каким-то образом я поняла, что это не видение, а настоящая змея, которая хочет меня убить.

– Да уж, это не было видение, – с уверенностью ответил Конан. – Он понял, что проиграл, и предпочитал убить тебя, лишь бы не отдать мне.

– О ком ты говоришь «он»? – спросила она неуверенно.

Она вдруг вскрикнула, прижимаясь к Конану, и забыла о своем вопросе, когда увидела лежащие у подножия лестницы трупы. Останки прорицателей представляли собой не самое приятное зрелище, они съежились и почернели, а распахнувшиеся одеяния обнажили их ноги и руки, не имеющие ничего общего с человеческими. Видя это, Жасмина побледнела и спрятала лицо на широкой груди Конана.

10. ЖАСМИНА И КОНАН

Конан довольно быстро пересек зал, прошел через внешнюю комнату и оказался у двери, ведущей на галерею. Тут он заметил, что пол усыпан мелкими сверкающими осколками. Хрустальный щит, закрывавший дверной проем, разбился вдребезги. Конан вспомнил грохот, который сопутствовал звуку разбивающегося хрустального шара. Он понял, что в этот миг в замке разбился каждый кусок хрусталя. Какой-то неясный инстинкт или воспоминание о тайных преданиях смутно подсказали ему чудовищную правду о связи между Лордами Черного Круга и золотыми плодами гранатов. Он почувствовал, как короткие волосы у него на загривке встали дыбом, и быстро выбросил подобные мысли из головы.

Когда он вышел на галерею из зеленого нефрита, он испустил глубокий вздох облегчения. Ему еще нужно было пересечь расщелину, но по крайней мере он теперь видел белые пики, блестящие на солнце, и огромные склоны, теряющиеся в синей дымке расстояния.

Иракзай лежал там, где упал – уродливое пятно на гладкой стеклянной поверхности. Спускаясь вниз вьющейся тропой, Конан с удивлением отметил положение солнца. Оно еще не прошло зенит, а ему казалось, что прошли часы с тех пор, как он вошел в замок Черных Прорицателей.

Он чувствовал настойчивую потребность торопиться – не слепую панику, а инстинктивное чувство опасности, собирающейся у него за спиной. Конан ничего не сказал Жасмине. Она, похоже, была рада спрятать темноволосую голову у него на груди и чувствовать себя в безопасности в его железных объятиях. Конан на мгновение замер на краю расщелины и, нахмурив брови, глянул вниз. Переливающийся туман в пропасти больше не был розовым и искрящимся. Он был мутным, серым и призрачным, как тень жизни, тлеющей в израненном человеке. Киммерийца посетила странная мысль, что колдовство чернокнижников связано с их личность больше, чем игра актеров есть отражение жизни живых людей.

Но далеко внизу равнина по-прежнему блестела, как матовое серебро, а золотая полоса сверкала неугасимым блеском. Конан перебросил Жасмину через плечо, против чего она не возражала, и стал спускаться вниз. Он быстро спустился по платформе и пробежал по отзывающемуся эхом дну расщелины. Он был уверен, что будет погоня, и что единственный шанс уцелеть – это как можно быстрее переправиться по этой ужасной полосе, прежде чем раненый властелин настолько обретет силу, что снова обречет их на какую-нибудь опасность.

Когда он взобрался на противоположную стену и встал на краю, Конан вздохнул с облегчением и поставил Жасмину на землю.

– Теперь можешь идти сама, – сказал он девушке. – Отсюда нам все время под гору.

Она украдкой бросила взгляд на сверкающую пирамиду по ту сторону расщелины. Замок вздымался вверх на фоне заснеженного склона, как цитадель молчания и невообразимого зла.

– Неужели ты маг, раз смог победить Черных Прорицателей Йимши, о Конан из Гхора? – спросила она, когда они спускались вниз по тропе. Его мощная рука поддерживала ее за тонкую талию.

– Это благодаря поясу, который мне дал Хемса перед смертью, – ответил Конан. – Да, я нашел его на тропе. Это необычный пояс, я покажу тебе его, когда будет время. Против некоторых чар он оказался слаб, но против других силен. А хороший нож – это всегда отличное заклинание.

– Но если пояс помог тебе победить властелина, – возразила Жасмина, – почему он не помог Хемсе?

Он покачал головой.

– Кто знает? Хемса был рабом властелина; быть может, это ослабило чары пояса. Властелин не имел надо мной такой власти, как над Хемсой. Однако я не могу сказать, что победил его. Он отступил, но я чувствую, что мы еще столкнемся с ним. Я хочу, чтобы между нами и его логовом оказалось как можно больше миль.

Он обрадовался, найдя стреноженных лошадей в роще тамариска, где он их оставил. Конан быстро отвязал их, вскочил на черного скакуна и посадил девушку перед собой. Остальные последовали за ними, освеженные отдыхом.

– Куда теперь? – спросила Жасмина. – В Афгулистан?

– Не сразу! – хмуро усмехнулся он. – Кто-то – возможно, губернатор – убил семерых моих вождей. Мои глупцы-воины считают, что я имею какое-то отношение к этому. Если я не сумею убедить их в обратном, они будут охотиться за мной, как за раненым шакалом.

– Что тогда будет со мной? Если вожди мертвы, я не нужна тебе в качестве заложницы. Ты убьешь меня, чтобы отомстить за них?

Конан глянул на нее сверху вниз, глаза его дико сверкали. Он засмеялся над ее предположением.

– Тогда давай поскачем к границе, – сказала она. – Там ты будешь в безопасности от афгулов…

– Конечно, я скроюсь от них – на вендийской виселице.

– Я королева Вендии, – напомнила она ему. В ее манерах мелькнула прежняя величественность. – Ты спас мне жизнь. Ты получишь награду.

Слова ее прозвучали не так, как она хотела, и лишь привели Конана в негодование.

– Прибереги сокровища для своих городских псов, принцесса. Если ты королева равнин, то я – горный вождь, и не сделаю ни шага к границе!

– Но ты будешь в безопасности… – озадаченно начала она.

– А ты снова станешь Дэви, – прервал он. – Нет, девочка, я предпочитаю тебя такой, какая ты сейчас: женщина из плоти и крови, скачущая со мной на коне.

– Но ты же не можешь задержать меня! – вскричала она. – Не можешь…

– Смотри и увидишь, – угрюмо посоветовал он.

– Я заплачу тебе большой выкуп…

– Дьявол забери твой выкуп, – грубо ответил он. Руки его сильнее обхватили ее хрупкую фигурку. – Королевство Вендия не в состоянии дать мне ничего, что я желал бы хоть вполовину так же сильно, как я желаю тебя. Я заполучил тебя, рискуя собственной шеей. Если твои придворные хотят получить тебя обратно, пусть явятся на Зхабар и сразятся за тебя.

– Но у тебя нет людей! – возразила она. – За тобой охотятся! Как ты собираешься сохранить свою жизнь, не говоря уж о моей?

– У меня все еще есть друзья в горах, – ответил он. – Ты будешь в безопасности у вождя куракзаев, пока я не разберусь с афгулами. Если я не договорюсь с ними, то, клянусь Кромом, мы с тобой поскачем на север, в степи, к козакам. Я был гетманом в Вольном Братстве, прежде чем отправиться на юг. Я сделаю тебя королевой на реке Запороска!

– Но это невозможно! – воспротивилась она. – Ты не должен задерживать меня…

– Если эта мысль внушает тебе такое отвращение, – поинтересовался он,

– почему ты так охотно подставляешь мне губы для поцелуя?

– Даже королева всего лишь человек, – ответила она, зардевшись. – Но поскольку я королева, я должна думать о моем королевстве. Не увози меня в чужую страну. Поедем в Вендию со мной!

– Ты сделаешь меня своим королем? – сардонически спросил он.

– Ну, существуют обычаи… – запнулась она. Он прервал ее жестким смехом.

– О да, цивилизованные обычаи, которые не позволят тебе поступить так, как ты желаешь. Ты выйдешь замуж за какого-нибудь старого, потрепанного короля с равнин, а я могу отправляться своей дорогой, унося воспоминание о нескольких поцелуях, сорванных украдкой с твоих губ. Ха!

– Но я должна вернуться в свое королевство! – беспомощно повторила она.

– Для чего? – сердито потребовал ответа Конан. – Уныло сидеть на золотых тронах и слушать лесть одетых в бархат глупцов? Что в этом хорошего? Слушай: я родился в горах Киммерии, где все люди варвары. Я был наемником, корсаром, козаком, и переменил еще сотню других занятий. Какой король странствовал по свету, сражался в битвах, любил женщин и собирал такую добычу, как я?

Я пришел в Гулистан, чтобы собрать орду и напасть на южные государства, в том числе и на твое. Я стал вождем афгулов, и это только начало. Если я смогу договориться с ними, в этом году за мной пойдет еще дюжина племен. Но если не смогу – что ж, я вернусь в степь и буду грабить туранское пограничье вместе с козаками. А ты поедешь со мной. К черту твое королевство. Они как-то справлялись сами до твоего рождения!

Жасмина лежала в его объятиях, глядя на него снизу верх, и почувствовала, как в душе ее пробуждается дикое, дерзкое желание, пробужденное желанием Конана и равное ему. Но традиции тысячи поколений королей лежали на ней тяжким бременем.

– Я не могу! Не могу! – беспомощно повторяла она.

– У тебя нет выбора, – заверил он ее. – Ты… что за черт?!

Они оставили Йимшу далеко позади, и теперь ехали по высокому гребню, разделяющему две долины. Они находились как раз на вершине скального гребня, откуда хорошо была видна долина по правую сторону. Сильный ветер дул от них, поэтому шум битвы был плохо слышен, но и так снизу доносился звон сабель и стук копыт.

Они увидели, как солнце блестит на остриях копий и остроконечных шлемах. Три тысячи всадников в кольчугах гнали перед собой оборванную банду наездников в тюрбанах, которые огрызались и отбивались на бегу, как волки.

– Туранцы! – пробормотал Конан. – Отряды из Секундерама. Какого черта они здесь делают?

– Кто эти люди, которых они преследуют? – спросила Жасмина. – И почему те так упрямо отбиваются? Им все равно не выстоять, силы слишком неравные.

– Пять сотен моих храбрецов-афгулов, – проворчал Конан, хмуро глядя вниз, в долину. – Они в ловушке, и знают это.

Долина и впрямь оканчивалась тупиком. Она сужалась, превращаясь в ущелье с высокими стенами, которое вело в круглую котловину. Ее окружали отвесные высокие скалы, по которым невозможно было взобраться.

Наездников в тюрбанах оттесняли в ущелье. Им некуда было свернуть, и они неохотно подчинялись, преследуемые градом стрел и ураганом клинков. Всадники в шлемах подгоняли их, но не слишком наседали. Они знали, что доведенные до отчаяния горцы способны на бешеную ярость, и знали также, что добыча в ловушке, откуда она уже все равно не уйдет. Они распознали в горцах афгулов, и собирались загнать их в тупик и вынудить сдаться. Им нужны были заложники для определенной цели.

Их эмир был человеком решительным и инициативным. Когда он добрался до долины Гураша и не нашел ни проводников, ни эмиссара, которые должны были его ждать, он стал продвигаться вперед, положившись на свое собственное знание местности. Весь путь от Секундерама его люди сражались, и теперь многие горцы зализывали свои раны в деревнях среди скал. Эмир знал, что, скорее всего, ни он, ни его люди не вернутся живыми в Секундерам, ибо со всех сторон их окружают враги, но он был преисполнен решимости выполнить приказ – любой ценой отнять у афгулов Жасмину Дэви и доставить ее королю Ездигерду в качестве невольницы. Если же это окажется невыполнимым – отрубить ей голову, прежде чем умереть самому.

Разумеется, обо всем это наблюдатели на гребне горы понятия не имели. Но Конан беспокойно зашевелился.

– Какого дьявола они угодили в ловушку? – вопросил он у окружающего мира. – Я знаю, что они здесь делали – охотились за мной, псы! Совали нос в каждую долину, и угодили в западню, прежде чем сообразили это. Несчастные глупцы! Они хорошо обороняются в ущелье, но долго не выстоят. Когда туранцы затолкают их в эту котловину, они запросто их перебьют!

Шум битвы, доносящийся снизу, стал громче. Яростно обороняющиеся афгулы в узком ущелье на короткий миг задержали одетых в кольчуги всадников, которые не могли бросить на них все свои силы.

Конан мрачно нахмурился, беспокойно зашевелился, положив руку на рукоять оружия, и наконец отрывисто сказал:

– Дэви, я должен спуститься к ним. Я найду место, где тебе спрятаться, пока я не вернусь. Ты говорила о своем королевстве… Ну, не стану утверждать, что эти волосатые дьяволы мне как родные дети, но каковы бы они ни были, это мои люди. Вождь никогда не должен предавать своих воинов, даже если они предали его первые. Они думают, что были правы, когда прогнали меня… А, дьявол, от меня не так-то просто избавиться! Я по-прежнему вождь афгулов, и я это докажу! Я спущусь пешим в это ущелье.

– А что со мной? – спросила Жасмина. – Ты силой увез меня от моих людей. Что же, теперь ты оставишь меня одну умирать в горах, а сам спустишься вниз и понапрасну отдашь свою жизнь?

У Конана даже вены вздулись от напряжения.

– Ты права, – беспомощно пробормотал он. – Один Кром знает, что мне делать.

Она немного повернула голову. Озадаченное выражение появилось на ее прекрасном лице. Затем:

– Слушай! – воскликнула она. – Слушай!

Их слуха достигли слабые звуки фанфар. Они устремили взоры в глубокую долину по левую руку от них, и уловили на ее противоположной стороне блеск стали. Длинная цепь пик и полированных шлемов двигалась вдоль по долине, блестя на солнце.

– Всадники Вендии! – вскричала Жасмина.

– Их тысячи, – пробормотал Конан. – Давно уже войско кшатриев не заходило так далеко в горы.

– Они ищут меня! – воскликнула она. – Дай мне твою лошадь! Я поскачу к моим воинам! Горный гребень слева не так крут, и я смогу спуститься в долину. Спускайся к своим людям и продержитесь еще немного. Я направлю свое войско на туранцев! Мы сокрушим их! Быстрее, Конан! Неужели ты пожертвуешь своими людьми ради собственной прихоти?

Она посмотрела ему в глаза и увидела там бушующую страсть, подобную неутолимому голоду степей и зимних лесов. И все же Конан покачал головой и одним могучим прыжком соскочил с коня, отдав ей поводья.

– Ты победила, – буркнул он. – Скажи же, скачи как дьявол!

Жасмина развернулась и направила коня вниз по левому склону, а Конан помчался вдоль гребня, пока не достиг высокого обрыва над ущельем, где шло сражение. Он спустился вниз по скалистой стене, как обезьяна, цепляясь за выступы и выемки, и наконец обрушился в свалку, которая кипела в устье ущелья. Вокруг него свистели и лязгали клинки, ржали и поднимались на дыбы кони, трепетали перья на шлемах в гуще окрашенных кровью тюрбанов.