Текст книги "Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

От слабости у Бальта подгибались колени, когда он последовал за Конаном. А вот киммериец, похоже, не чувствовал ни малейшей усталости. Между ним и огромным поджарым псом, бежавшим рядом, имелось определенное сходство. Забияка больше не рычал, опустив морду к земле. Дорога перед ними была открыта. От реки по-прежнему доносились слабые вопли, но Бальт надеялся, что форт еще держится. Конан вдруг остановился и выругался.

Он показал Бальту тропу, что отклонялась от дороги и уходила на север. Тропа была старой и уже успела порасти травой, которая была примята совсем недавно. Бальт скорее ощутил это, нежели разглядел, а вот киммериец, похоже, видел в темноте как кошка. Конан показал ему следы тяжелых повозок в том месте, где они сворачивали с дороги и ясно отпечатались на жирной глине.

– Поселенцы отправились на солончаки за солью, – пояснил он. – Они находятся на краю болот, примерно в девяти милях отсюда. Дьявол! Их окружат и вырежут всех до единого! Слушай! Одного человека вполне достаточно, чтобы предупредить людей дальше по дороге. Ступай вперед, буди их и отправляй в Велитриум. Я пойду за людьми, которые отправились за солью. Они должны стать лагерем у солончаков. Но на дорогу мы не вернемся. Мы пойдем прямо через лес.

Без долгих напутствий Конан повернулся и зашагал по едва различимой тропе, а Бальт, поглядев ему вслед, двинулся по дороге. Пес остался с ним, неслышно скользя рядом. Пройдя несколько метров, юноша услышал, как Забияка зарычал. Оглянувшись, он заметил призрачное свечение, тающее в лесу в той стороне, куда направился Конан. Забияка глухо рычал, шерсть у него на загривке встала дыбом, а глаза полыхали зеленым пламенем. Бальт вспомнил угрюмое привидение, которое унесло голову купца Тиберия неподалеку, и заколебался. Тварь наверняка преследовала Конана. Но гигант-киммериец неоднократно демонстрировал, что вполне способен постоять за себя, и Бальт решил, что его долг – предупредить беспомощных поселенцев, мирно спавших и не подозревавших о готовом обрушиться на них кровавом урагане. Ужас, который вызывал в нем свирепый призрак, мерк перед отчаянием, с которым он смотрел на безжизненные изуродованные тела, лежащие рядом с горящей повозкой.

Он быстро шагал по дороге, пересек ручей Скальпов и подошел к первой из хижин поселенцев – длинному и невысокому сооружению из грубо отесанных бревен. В следующее мгновение юноша уже барабанил в дверь. Сонный голос изнутри осведомился, что ему нужно.

– Вставайте! Пикты перешли через реку!

Реакция последовала незамедлительно. Ответом ему послужил негромкий вскрик, и дверь распахнулась. На пороге стояла женщина в скудном одеянии. Волосы в беспорядке падали ей на плечи; в одной руке она держала свечу, а в другой – топор. В лице ее не было ни кровинки, а глаза расширились от ужаса.

– Входите! – взмолилась она. – Мы будем оборонять хижину.

– Нет. Мы должны спешить в Велитриум. Форт не сможет их задержать. Скорее всего, он уже пал. Не теряйте времени на то, чтобы одеться. Будите детей и выступайте.

– Но мой муж уехал вместе с остальными за солью! – запричитала женщина, заламывая руки. За ее спиной показались трое встрепанных детишек, растерянно моргающих спросонья.

– За ними отправился Конан. Он благополучно выведет их из окружения. А мы должны спешить, чтобы предупредить других поселенцев на дороге.

На лице женщины отразилось несказанное облегчение.

– Хвала Митре! – вскричала она. – Если за ними отправился киммериец, то они в безопасности, если только смертный может спасти их!

Начав действовать, она схватила младшего ребенка и поспешила к дверям, подталкивая остальных перед собой. Бальт взял свечу и затоптал ее каблуком. На мгновение он прислушался. С темной дороги не доносилось ни звука.

– У вас есть лошадь?

– Да, в конюшне, – простонала женщина. – О, поспешите!

Он оттолкнул ее в сторону, когда она дрожащей рукой попыталась отодвинуть засов. Бальт вывел лошадь и подсадил детей ей на спину, посоветовав им держаться за гриву и друг за друга. Они смотрели на него серьезными глазенками, не плача и не протестуя. Женщина взяла лошадь за повод и повела ее по дороге. Она так и не выпустила из рук топор, и Бальт знал, что, загнанная в угол, она будет сражаться с отчаянием раненой пантеры.

Он приотстал, прислушиваясь. Бальт считал, что форт пал; мысль эта наполняла его гневом и тоской; он с отчаянием представил себе, как орды темнокожих туземцев текут по дороге к Велитриуму, разрушая все на своем пути, пьяные от крови и безнаказанности. Они будут двигаться с быстротой голодных волков.

Вскоре они увидели впереди еще одну хижину. Женщина собралась было крикнуть, но Бальт остановил ее. Он поспешил к двери и постучал. Ему ответил женский голос. Юноша повторил предупреждение. И вскоре хижина рассталась со своими обитателями – пожилой женщиной, двумя молодыми и четверыми детьми. Как и муж первой спутницы Бальта, все мужчины этого семейства вчера отправились за солью на солончаки, не подозревая о нависшей над ними опасности. Одна из молодых женщин выглядела какой-то заторможенной, а другая готова была удариться в истерику. Но пожилая дама, закаленный ветеран пограничья, быстро успокоила обеих; она помогла Бальту вывести двух лошадей из загона позади хижины и усадить на них детей. Бальт предложил ей самой тоже сесть на лошадь, но она лишь покачала головой и заставила одну из молодых женщин подняться в седло вместо себя.

– Она ждет ребенка, – пояснила старушка. – Я могу идти – и сражаться, если дело дойдет до этого.

Когда они выступили в путь, одна из молодых женщин сказала:

– Вечером по этой дороге проехала молодая пара; мы советовали им переночевать у нас, но они очень спешили до наступления ночи добраться до форта. Они… они…

– Они встретили пиктов, – коротко ответил Бальт, и женщина в ужасе всхлипнула.

Едва хижина скрылась из виду, как позади прозвучал пронзительный злобный вой.

– Волк! – вскричала одна из женщин.

– Размалеванный волк с топором в руке, – пробормотал Бальт. – Поезжайте! Поднимайте остальных поселенцев на дороге и уводите их с собой. А я посмотрю, что творится сзади.

Не сказав ни слова, пожилая дама погнала своих подопечных перед собой, словно стадо. Перед тем как они растаяли в темноте, Бальт увидел бледные овалы лиц – это дети оглянулись на него. Он вдруг вспомнил свою семью, оставшуюся в Тауране, и на него накатила такая тоска, что у юноши даже закружилась голова. Он застонал и сел прямо на дорогу. Его рука нашла массивную шею Забияки, и он почувствовал, как влажный собачий язык коснулся его щеки.

Бальт поднял голову и с трудом улыбнулся.

– Пойдем, приятель, – пробормотал он, поднимаясь на ноги. – Нас ждет работа.

За деревьями вдруг показалось багровое зарево. Пикты подожгли последнюю хижину. Он улыбнулся. Как взбесился бы Зогар Заг, узнай он о том, что его воины не смогли обуздать свою кровожадную и склонную к разрушению натуру. Огонь станет предупреждением для остальных поселенцев, живущих дальше по дороге. Они уже проснутся и будут готовы действовать, когда первые беглецы доберутся до них. Но потом на лицо его легла тень. Женщины передвигались очень медленно, пешком или на тяжело навьюченных лошадях. Быстроногие пикты догонят их через милю, если только… Он занял позицию за грудой сваленных бревен на обочине дороги. С западной стороны тракт освещала горящая хижина, и, когда появились пикты, он увидел их первым – черные ловкие фигурки, четко вырисовывающиеся на фоне багрового зарева. Натянув тетиву, он спустил стрелу, и одна из фигурок покатилась по земле. Остальные растаяли в лесу по обеим сторонам дороги. Рядом с ним заскулил Забияка, которого тоже охватила жажда убийства. Внезапно на обочине тракта, под деревьями, появилась фигура, заскользившая к куче бревен. Щелкнула тетива Бальта, и пикт коротко вскрикнул, покачнулся и завалился в тень – стрела пробила ему бедро. Забияка одним прыжком перемахнул сваленные бревна и исчез в кустах. Они судорожно затряслись, а потом пес пробрался обратно к Бальту и улыбнулся ему, показывая окровавленные клыки.

На дороге больше никого не было видно; Бальт уже начал опасаться, что туземцы решили обойти его с боков по лесу, и, расслышав какой-то слабый звук слева, не целясь, выстрелил в ту сторону из лука. Юноша выругался, когда уловил щелчок, с которым стрела впилась в дерево, но Забияка устремился туда, неслышный, как призрак, и вскоре Бальт различил треск сучьев и невнятное бульканье, а потом из кустов вновь тенью выскользнул пес и потерся своей большой лохматой головой, заляпанной кровью, о руку Бальта. Кровь сочилась из пореза у собаки на плече, но звуки в лесу затихли навсегда.

Туземцы, затаившиеся на обочине дороги, явно догадались, какая судьба постигла их соплеменников, и решили, что атака в лоб все-таки предпочтительнее смерти в темноте от клыков твари, которую они не могли ни увидеть, ни расслышать. А может, они просто знали, что за кучей бревен залег один-единственный человек. И они бросились в атаку, сразу с обеих сторон. Трое упали, пронзенные стрелами, а оставшаяся пара заколебалась. Один повернулся и со всех ног побежал обратно, а второй перепрыгнул через бревна. Белки его глаз и оскаленные зубы сверкали в темноте, и в руке он держал занесенный топор. Вскакивая, Бальт поскользнулся, но это спасло ему жизнь. Опускающийся топор отхватил ему прядь волос с головы, а пикт кубарем покатился по земле, не устояв на ногах после провалившегося в пустоту удара. Прежде чем он успел подняться, Забияка разорвал ему горло.

Потянулось нескончаемое напряженное ожидание, и Бальт уже начал думать, что сбежавший туземец был единственным, кто уцелел изо всего отряда. Очевидно, банда была небольшой, и она или вышла из боя во время осады форта, или же вообще изначально состояла из лазутчиков, действовавших в отрыве от основных сил. С каждой минутой шансы женщин и детей благополучно добраться до Велитриума возрастали.

А потом безо всякого предупреждения над его укрытием засвистели стрелы. В лесу по обе стороны от тракта раздался дикий вой. Или уцелевший туземец привел с собой подмогу, или же к первому отряду присоединился еще один. Хижина еще тлела, давая слабый свет. Пикты пошли в атаку, перебегая от дерева к дереву вдоль обочины. Бальт выстрелил трижды и отшвырнул ставший бесполезным лук. Словно зная, в каком безвыходном положении он очутился, туземцы выскочили из-под прикрытия деревьев и бросились на него. Они бежали молча, и ночную тишину нарушал лишь топот множества босых ног. Юноша крепко обнял голову огромного пса, глухо рычавшего рядом с ним, и яростно крикнул:

– Ну, малыш, покажем им! – и вскочил на ноги, сжимая в руке топор.

Черные фигуры хлынули через баррикаду, и все смешалось в блеске топоров, ножей и клыков.

7. Дьявол в огне

Свернув с дороги на Велитриум, Конан прикинул, что ему придется покрыть около девяти миль, и пустился в путь. Но он не прошел и четырех, когда услышал, что впереди движется группа людей. Судя по производимому ими шуму, это были отнюдь не пикты. Он окликнул их.

– Кто здесь? – ответил ему хриплый голос. – Стой, где стоишь, и дай нам взглянуть на тебя, иначе получишь стрелу в сердце.

– В такой темноте ты не попадешь и в слона, – нетерпеливо отозвался Конан. – Прекращай валять дурака; это я, Конан. Пикты переправились через реку.

– Так мы и думали, – ответил старший, когда они подошли ближе – высокие, мускулистые мужчины с суровыми лицами и луками в руках. – Один из нас ранил антилопу и гнал ее почти до самой Черной реки. Он услышал, как они вопят ниже по течению, и прибежал к нам. Мы бросили повозки у солончаков, распрягли волов и пошли налегке, торопясь успеть. Если пикты осадили форт, то сейчас их передовые отряды лазутчиков уже шныряют по дороге, а там остались наши дома и семьи.

– Ваши семьи в безопасности, – проворчал Конан. – Мой спутник пошел вперед, чтобы предупредить их и проводить в Велитриум. Если мы вернемся на тракт, то можем нарваться на всю орду. Мы пойдем на юго-восток, напрямик через лес. Ступайте вперед. Я посмотрю, что творится сзади.

Через несколько мгновений группа поспешно двинулась на юго-восток. Конан чуть приотстал и пошел следом, держась на расстоянии слышимости. Они сильно шумели, и он выругался про себя; такое же количество пиктов или киммерийцев производили бы не больше шума, чем ветер, качающий толстые ветки.

Не успел он пересечь небольшую поляну, как остановился и резко развернулся, шестым чувством угадав, что за ним следят. Неподвижно затаившись в кустах, он слышал, как растаяли вдали звуки шагов удаляющихся поселенцев. А потом с обратной стороны до него долетел слабый голос:

– Конан! Конан! Подожди меня!

– Бальт! – Он в изумлении выругался и осторожно окликнул: – Я здесь!

– Подожди меня, Конан! – Теперь голос был слышен отчетливее.

Киммериец вышел из кустов и нахмурился.

– Какого дьявола ты здесь делаешь… Клянусь Кромом!

Он пригнулся, чувствуя, как по спине пробежал предательский холодок. Тот, кто появился на другой стороне поляны, не был Бальтом. За деревьями возникло зловещее свечение. Оно медленно поплыло к нему – зеленый колдовской огонь, движущийся весьма целеустремленно.

Оно остановилось в нескольких шагах от него, и Конан попытался разглядеть его черты, расплывающиеся в круге света. В трепетном пламени угадывался некий стержень; зеленое свечение было лишь своеобразным одеянием злобного живого существа, но Конану никак не удавалось разглядеть его лицо и тело. И вдруг изнутри колдовского пламени к нему вновь обратился голос:

– Отчего же застыл, как баран на бойне, Конан?

Голос принадлежал человеку, но в нем звучали нечеловеческие нотки.

– Баран? – Охвативший Конана гнев смыл остатки минутной растерянности. – Или ты решил, будто я боюсь вонючего болотного демона пиктов? Меня окликнул друг.

– Это я позвал тебя его голосом, – ответило существо. – Мужчины, за которыми ты идешь, принадлежат моему брату; я не стану отнимать у его ножа возможность напиться их кровью. Но ты – мой. Ах, глупец, ты пришел с далеких серых гор Киммерии, чтобы найти свою смерть в лесах Конайохары.

– У тебя был шанс убить меня, – презрительно фыркнул Конан. – Но ты им не воспользовался. Почему, хотел бы я знать?

– Мой брат не выкрасил твой череп в черный цвет и не швырнул его в костер, что горит вечным огнем на черном алтаре Гуллы. Он не шепнул твоего имени черным призракам, обитающим на высокогорье Темной Земли. Но летучая мышь перелетела через Горы Мертвых и кровью нарисовала твой лик на шкуре белого тигра, которая висит перед длинной хижиной, где спят Четверо Братьев Ночи. Огромные змеи свивают кольца у их ног, а звезды сверкают, подобно светлячкам, в их волосах.

– И почему же боги тьмы приговорили меня к смерти? – прорычал Конан.

Нечто – рука, нога или коготь, он не разобрал, что именно, – высунулось из трепещущего пламени и быстро начертало что-то на земле. Символ вспыхнул пламенем, которое тут же поблекло, но не раньше, чем следопыт успел узнать его.

– Ты посмел изобразить вот этот знак. А делать это позволено только жрецу Джеббала Зага. Гром прокатился по черным Горам Мертвых, и ветер из Бездны Призраков повалил хижину с алтарем Гуллы. Гагара, посланница Четверых Братьев Ночи, прилетела ко мне и прошептала на ухо твое имя. Твой народ вымирает. Ты и сам уже мертвец. Твоя голова будет висеть в хижине с алтарем моего брата. А плоть твою пожрут Дети Джиллы с черными крыльями и острыми клювами.

– Кто, дьявол тебя забери, твой брат? – требовательно спросил Конан. В руке он уже сжимал обнаженный меч и готовился вырвать из-за пояса топор.

– Зогар Заг; дитя Джеббала Зага, который по-прежнему наведывается в свои мольбища [12]12
  Мольбище – место молитв и жертвоприношений язычников.


[Закрыть]. Женщина из Гвавелы спала в мольбище Джеббала Зага. Ее ребенком и стал Зогар Заг. Я тоже сын Джеббала Зага, рожденный от брака с огненным существом из далекой страны. Зогар Заг призвал меня из Земли Туманов. С помощью заклинаний, колдовства и собственной крови он материализовал меня во плоти собственного мира. Мы с ним стали одним целым, связанные невидимыми нитями. Его мысли – мои мысли; если его бьют, у меня остается синяк. Если я получаю рану, он истекает кровью. Но я говорю уже слишком долго. Скоро твой призрак будет общаться с духами Темной Земли, и они расскажут тебе о прежних богах, что не умерли, а всего лишь спят во внешних безднах, иногда пробуждаясь ото сна.

– Хотелось бы мне знать, как ты выглядишь, – проворчал Конан, вынимая из-за пояса топор, – ты, который оставляет птичьи следы, горит пламенем и разговаривает человеческим голосом.

– Увидишь, – ответил голос из пламени, – и унесешь это знание с собой в Темную Землю.

Пламя взметнулось и опало. В гаснущих отблесках проступили смутные очертания лица; поначалу Конан решил, что перед ним в зеленом пламени стоит сам Зогар Заг. Но призрак, покачивающийся перед ним, превосходил его ростом, и в чертах его было нечто демоническое – Конан подметил некоторые характерные отклонения и у Зогара Зага. Глаза были раскосыми, уши – заостренными, губы – по-волчьи тонкими. И глаза пылали, как раскаленные угли костра.

Стали видны и прочие детали: узкая грудь, покрытая чешуйками, но отчего-то кажущаяся вполне человеческой, человеческие же руки, а вот ниже талии длинные журавлиные ноги заканчивались вывернутыми наружу ступнями с тремя пальцами, похожими на лапы гигантской птицы. По длинным конечностям пробегали трепещущие языки зеленого пламени. Конан видел его словно сквозь светящуюся дымку.

А потом вдруг существо оказалось совсем рядом, хотя он даже не заметил, когда оно сдвинулось с места. Длинная рука, заканчивающаяся изогнутыми серповидными когтями, взлетела в воздух и обрушилась на его шею. С яростным криком Конан стряхнул с себя заклятье и отпрыгнул в сторону, замахиваясь топором. Демон уклонился от удара, с нечеловеческой ловкостью отдернув узкую голову, и вновь в шипении пламени атаковал его.

Но раньше ему помогал страх жертв, с которыми ему приходилось иметь дело, а Конан не испугался. Он знал, что любое существо, облеченное в материальную форму, можно поразить материальным же оружием, какой бы отвратительный вид оно ни имело.

Движение когтистой руки сбило с головы киммерийца шлем. Чуть ниже, и с плеч наземь полетела бы его голова. Но Конана охватила свирепая радость, когда его меч по рукоять вошел в пах чудовищу. Он сумел отступить вбок, уходя от падающего удара, и вырвал свой меч. Когти прошлись по его груди, вспарывая кольчугу с такой легкостью, словно та была бумажной. Однако Конан прыгнул вперед с быстротой голодного волка. В мгновение ока он проскочил под беспорядочно размахивающими руками и вонзил меч в живот монстру, ощутив, как руки того сомкнулись и когти разрывают кольчугу у него на спине, стараясь добраться до жизненно важных органов. Холодное, как лед, зеленое пламя слепило его – а потом он яростным рывком высвободился из объятий слабеющих рук, и меч его описал в воздухе сверкающую дугу.

Демон пошатнулся и рухнул набок. Голова его держалась на тонкой жилке. Окутывающее его пламя злобно рванулось кверху, уже кроваво-красное, скрывая его силуэт. В ноздри Конану ударил запах горелой плоти. Стряхивая с глаз кровь и пот, он повернулся и побежал, слепо натыкаясь на деревья. Многочисленные раны и порезы на его теле кровоточили. Он машинально отметил, что в нескольких милях к югу виднеется зарево; должно быть, это горит какая-то хижина. А за спиной у него нарастал злобный вой, придающий ему сил.

8. Конайохары больше нет

На Грозовой реке разыгралось настоящее сражение; битва шла и под стенами Велитриума; война огнем и мечом прошлась по обоим берегам, и многие хижины поселенцев сгорели дотла, прежде чем орда размалеванных демонов отхлынула.

За штормом наступило непривычное затишье, и люди собирались в кучки и разговаривали приглушенными голосами, а мужчины с окровавленными повязками молча пили пенный эль в тавернах вдоль реки.

В одной из них к Конану Киммерийцу, мрачно глотающему вино из высокой пивной кружки из просмоленной кожи, подсел худощавый охотник с забинтованной головой и рукой на перевязи. Он единственный уцелел после падения форта Тускелан.

– Ты ходил с солдатами на развалины форта?

Конан кивнул.

– А я не смог, – пробормотал его собеседник. – Драки не было?

– Пикты отступили на ту сторону Черной реки. Что-то подкосило их боевой дух, хотя что именно – одному дьяволу известно.

Охотник посмотрел на свою забинтованную руку и вздохнул.

– Мне говорили, что там не осталось ни одного тела, которое стоило бы хоронить.

Конан покачал головой.

– Только пепел. Пикты сложили их кучей в форте и подожгли, прежде чем отступить за реку. И своих мертвецов, и людей Валанна.

– Валанн погиб одним из последних – в рукопашной схватке, когда они прорвались через стены. Они попытались взять его живым, но он вынудил их убить себя. Нас десятерых они взяли в плен; мы настолько ослабели от ран, что больше не могли сражаться. Девятерых они зарубили на месте. И только когда умер Зогар Заг, я сумел вырваться и убежать.

– Зогар Заг мертв?! – воскликнул Конан.

– Да. Я сам видел, как он умер. Вот почему пикты атаковали Велитриум уже не так яростно, как форт. Причем в бою он не получил ни царапины. Он приплясывал над трупами павших, размахивая топором, которым только что вышиб мозги последнему из моих товарищей. Он подскочил ко мне, завывая по-волчьи, – а потом зашатался, выронил топор и закружился на месте, крича так, как при мне никогда не кричало человеческое существо. Он повалился на землю между мной и костром, который пикты развели, чтобы поджарить меня; изо рта у него пошла пена, а потом он вдруг оцепенел, и пикты закричали, что он умер. В возникшей суматохе я распутал узлы на веревках и убежал в лес.

Он поколебался, но потом наклонился к Конану и заговорил приглушенным голосом:

– Я видел его лежащим на земле в отблесках костра. Его не коснулось оружие. Но в паху, на животе и шее у него появились раны, словно оставленные мечом, – и голова его едва держалась на ниточке. Что ты на это скажешь?

Конан промолчал, и охотник, зная, что в некоторых вопросах варвар отличается крайней немногословностью, продолжал:

– Он жил с помощью магии и умер от магии. Именно загадка его смерти подорвала боевой дух пиктов. Ни один из тех, кто видел его смерть, не сражался под Велитриумом. Они поспешили вернуться на другой берег Черной реки. А на Грозовой реке воевали те, кто ушел вперед еще до того, как умер Зогар Заг. Но их было слишком мало, чтобы взять город. Я шел по дороге вслед за главными силами, и от самого форта меня больше никто не преследовал. Я пробрался сквозь их боевые порядки и проник в город. Ты вовремя привел туда поселенцев, а вот их жены и дети едва успели попасть за ворота перед самым носом у размалеванных дьяволов. Не задержи их юноша по имени Бальт и старина Забияка, женщины Конайохары погибли бы все до единой, вместе с детьми. Я проходил мимо того места, где Бальт с собакой дали свой последний бой. Вокруг них грудой валялись мертвые пикты – я насчитал семерых, которым он раскроил головы топором, а пес выпустил кишки своими клыками, и наткнулся еще на нескольких на дороге, утыканных стрелами. Боги, там была настоящая бойня.

– Он был мужчиной, – сказал Конан. – Я пью за его дух и за дух пса, который не ведал, что такое страх. – Он глотнул вина, а остальное вылил на пол, сделав странный языческий жест, и смял кружку. – Головы десяти пиктов станут платой за него, и еще семерых – за пса, который оказался лучшим воином, чем многие мужчины.

И охотник, глядя в глаза собеседника, горящие свирепым синим огнем, понял, что варвар сдержит свою клятву.

– Они не будут восстанавливать форт.

– Нет. Конайохара потеряна для Аквилонии. Граница стала ближе. Теперь последним рубежом служит Грозовая река.

Охотник вздохнул и опустил взгляд на ладонь, загрубевшую от прикосновений к топорищу и рукояти меча. Конан потянулся к кувшину с вином. Охотник смотрел на него, мысленно сравнивая его с мужчинами вокруг, мужчинами, погибшими на потерянной реке; сравнивая его с дикарями, обитающими по ту ее сторону. Конан, похоже, не замечал его изучающего взгляда.

– Варварство – естественное состояние человечества, – сказал охотник, мрачно глядя на киммерийца. – Цивилизация искусственна. Она – всего лишь прихоть обстоятельств. А варварство будет торжествовать всегда.