Текст книги "Франклин"

Автор книги: Роберт Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Только в последний год Бенджамин должен был получать заработную плату взрослого работника. Он поступил в ученичество не к постороннему человеку, а к брату. Джемс и Бенджамин были сыновьями Джозайи Франклина от разных матерей. Это сулило какие-то более привлекательные перспективы по сравнению с обычным учеником. Брат, в частности, обещал каждую неделю отпускать его домой, а домашние могли часто навещать его в типографии Джемса.

Типографское производство в начале XVIII столетия находилось на очень низком уровне развития, особенно в Америке, где имелось всего несколько типографий. Примитивные печатные станки часто выходили из строя, не было запасных частей и приспособлений. И только хороший механик мог обеспечить более или менее бесперебойное функционирование такого оборудования.

Здесь Франклину очень пригодились его изобретательность, способность все делать своими руками. Он самостоятельно чинил оборудование, вносил усовершенствования в технику печатания, даже научился самостоятельно отливать новые шрифты. «За очень короткий срок, – вспоминал Франклин, – я достиг значительных успехов в этом деле и оказывал своему брату большую помощь.

Процесс познания нового ремесла доставлял большое удовлетворение молодому ученику. Удачно выполненная работа укрепляла уверенность в своих силах, рождала желание работать с еще большим упорством.

И, пожалуй, самое главное заключалось в том, что Франклин получил возможность читать много новых и интересных книг. Дома после ужина и вечерней молитвы вся семья ложилась спать, а в типографии никто не мешал юному ученику просиживать за книгами иногда ночи напролет. Характер работы позволил Франклину завести знакомства с учениками книготорговцев, а отсюда был прямой путь к книгам.

«Умный и здравомыслящий человек, – вспоминал Франклин, – по имени Мэтью Адаме, имевший прекрасное книжное собрание и часто навещавший нашу типографию, обратил на меня внимание, пригласил меня посмотреть его библиотеку и очень любезно предложил давать мне читать любые книги по моему выбору». Незаурядным людям часто нелегко бывает подбирать круг знакомых. Не сразу нашел себе интересного собеседника и Бенджамин. Таким человеком для него оказался Джон Коллинс, который был года на два старше Франклина и учился вместе с ним в грамматической школе. Когда Бенджамин поступил учеником в типографию, Джон Коллинс все еще продолжал учебу в грамматической школе. Так же, как и Франклин, Коллинс был страстным книголюбом и большим мастером полемики.

Уединившись от сверстников, друзья с увлечением обменивались мнениями по проблемам, которые для ребят их возраста обычно не представляли интереса. Например, однажды темой дискуссии явился вопрос о том, нужно ли женщинам давать образование и обладают ли они достаточной для этого силой интеллекта.

Стороны не пришли к взаимно приемлемой точке зрения. Франклин, занятый в типографии, не мог часто встречаться с другом и решил изложить свою точку зрения письменно. Коллинс ответил ему. Завязалась переписка, которая случайно попала в руки отца Бенджамина.

С интересом прочитав письма Джона и Бенджамина, Джозайа Франклин дал обстоятельный критический paзбор и формы и содержания этих писем. Отец отметил, что Бен оказался сильнее своего противника в правописании и пунктуации. Очевидно, сказались любовь Бенджамина к чтению и работа в типографии. Однако на ряде примеров отец показал, что его литературный слог оставлял желать много лучшего. Не хватало изящества выражений, последовательности и логичности аргументов.

Отец всегда был для Бенджамина авторитетом при решении всех вопросов, и уж очень убедительны были приведенные им примеры. «Я увидел, – вспоминал Франклин, – справедливость его замечаний и решил во что бы то ни стало улучшить свой стиль».

Бенджамин работал над своим литературным стилем с таким же упорством и настойчивостью, как и при выполнении любой другой работы. Взяв прозаический текст, который ему казался шедевром литературного стиля, он кратко записывал смысл каждой фразы. Через несколько дней Бенджамин возвращался к своим записям и пытался столь же совершенным литературным языком пересказать содержание оригинала. Затем он сравнивал свой текст с оригиналом и правил обнаруженные ошибки. Нельзя сказать, чтобы молодой литератор пришел в восторг от своего творения. «Оказалось, – вспоминал Франклин, – что мне не хватало то ли запаса слов, то ли сноровки в их употреблении».

Бенджамину казалось, что последний недостаток можно будет преодолеть путем стихосложения. Он вновь возвращался к первоначальному оригиналу и излагал содержание прочитанного в стихах. Спустя значительное время, когда основательно забывался текст, Бенджамин переводил свои вирши в прозу, пытаясь хорошим литературным языком и логично изложить содержание оригинала.

Тренируя память и отрабатывая логичность изложения материала, Франклин тасовал, как колоду карт, свои каждодневные записи, а спустя несколько недель вновь возвращался к ним. И вновь – в который раз! – он находил ошибки и исправлял их.

Так, перебирая «словесную руду», молодой Франклин оттачивал свой слог и способ выражения мысли. Это была кропотливая и далеко не всегда приносящая удовлетворение работа, так как сравнение оригинала с собственным текстом чаще всего было далеко не в пользу последнего. «Но иногда я льстил себя мыслью, – писал Франклин, что в некоторых незначительных деталях мне удалось улучшить изложение или язык, и это заставляло меня думать, что со временем я, пожалуй, стану неплохим писателем, к чему я всячески стремился».

Эти слова были написаны Франклином, когда ему было около семидесяти лет и когда он действительно давно уже стал блестящим мастером художественного слова. Литературное наследство Франклина огромно. И как всякий настоящий большой писатель, он умел даже об опытах по электричеству или о философских проблемах писать ярко, захватывающе и, что особенно важно, очень доходчиво, понятно.

За сто пятьдесят – двести лет, которые отделяют произведения Франклина от наших дней, английский язык претерпел значительные изменения. И тем не менее работы Франклина и сегодня как по художественности выражения, так и по доходчивости, ясности изложения значительно выигрывают по сравнению со многими трудами о его жизни, написанными в наши дни.

Поражает целеустремленность молодого Франклина, его готовность пожертвовать всем ради знаний, книг. Работа в типографии и многочисленные хлопотливые обязанности ученика занимали почти все время. Оставались ночь, утренние часы до работы и воскресенья. Особенно удобными были для самостоятельных занятии воскресные дни. Франклин писал о воскресных днях: «Я старался оставаться один в типографии, избегая, насколько возможно, посещать общественное богослужение, чего от меня неуклонно требовал отец, когда я находился на его попечении… я не мог позволить себе тратить на это время».

Был еще один резерв времени, который Франклин решил использовать в интересах самообразования. В шестнадцать лет под влиянием прочитанных книг он решил стать вегетарианцем. Очередное увлечение Бенджамина создало серьезную проблему для хозяина типографии. Джемс не имел семьи и вместе со всеми подмастерьями столовался в соседнем доме. Хозяйка дома не могла приноровиться к вегетарианским вкусам молодого ученика и была не в состоянии готовить для него блюда отдельно.

Вопрос был решен на чисто деловой основе. Бенджамин предложил, чтобы Джемс выплачивал ему половину тех денег, которые шли на его питание, с тем чтобы столоваться самостоятельно. Джемс с готовностью принял это предложение. Бенджамин стал готовить себе различные вегетарианские кушанья и обнаружил, что может укладываться в половину той суммы, которая ему выплачивалась. Так у него появились дополнительные деньги на покупку книг.

Помимо этого, в обеденный перерыв все уходили из типографии, и Бенджамин, быстро приготовив свою немудреную снедь и пообедав, брался за книги. Круг интересов молодого типографа быстро расширялся. Арифметика, геометрия, риторика, логика – книги по этим и другим отраслям знании привлекали теперь его внимание.

С особым интересом читал Франклин работы, посвященные жизни Сократа. В этих трудах его привлекал, в частности, Сократов метод ведения полемики. Бенджамин в совершенстве овладел им. Серией умело подобранных вопросов Франклин загонял в тупик своих собеседников и добивался признания ими правоты своей точки зрения. В течение ряда лет он шлифовал этот метод и в конце концов стал непревзойденным мастером полемики.

Однако постепенно приобретаемый жизненный опыт подсказывал Франклину, что категорические суждения не убеждают, а раздражают собеседника, настраивают его на агрессивный, несговорчивый лад. В своей автобиографии он вспоминал: «Я предпочитал говорить: „Мне представляется, или думается, что дело обстоит так-то“, или: „В силу таких-то причин я бы сказал, что…“, „Если я не ошибаюсь, то…“ Такая привычка, как я полагаю, сослужила мне хорошую службу, когда впоследствии мне не раз приходилось убеждать людей в своей правоте и получать их согласие на осуществление тех мер, которые я стремился провести».

Спор ради спора Франклин считал не только пустым, но и вредным времяпрепровождением; такая привычка, по его мнению, делала человека невыносимым в обществе.

Отвращение к пустой трате слов исходило у Франклина, очевидно, и из чисто деловых соображений. Обозревая жизненный путь этого человека, поражаешься, откуда он брал время и силы, чтобы добиться столь многого на поприще науки, изобретательства, литературной и общественной деятельности, дипломатии и прочего и прочего.

Жизненный путь Франклина убедительное доказательство того, что талант – это способность, помноженная на трудолюбие. И у него была поистине поразительная работоспособность.

Деловой, практический подход к решению всех вопросов был характерен для класса нарождавшейся в Америке буржуазии. Первые уроки такого отношения к жизни Франклин получил еще в раннем детстве. Огромная семья была задавлена нуждой, и деньги в руках у детей были столь редким событием, что Франклин запомнил на всю жизнь случай, когда отец дал ему деньги и разрешил купить на ярмарке любую игрушку, которая ему понравится.

Семилетнего ребенка восхитила дудка, из которой можно было извлекать самые замысловатые трели. С детской непосредственностью Бен отдал торговцу все имевшиеся у него деньги и был несказанно рад, когда дудка оказалась у него в руках. Гордый своей покупкой, он вернулся домой, где его ждало страшное разочарование. Оказывается, он уплатил за дудку во много раз больше того, что она стоила; ему разъяснили дома, что нужно было не только узнать, сколько стоит дудка, но и основательно поторговаться.

Урок пошел впрок, Франклин запомнил этот случай на всю жизнь. В письме к одному из своих друзей, семидесятитрехлетний Франклин, вспоминая об этом эпизоде, писал: «С тех пор всякий раз, когда мне хотелось купить какую-либо бесполезную вещь, я говорил себе: „Не плати слишком дорого за дудку!“ – и деньги оставались у меня в кармане. Познавая жизнь, наблюдая за поведением людей, я видел, что многие слишком дорого платят „за дудку“. Когда я встречал честолюбца, который не жалел ни здоровья, ни труда, лишь бы только получить высокое звание или добиться милости знатных, я задумывался: „Этот человек платит слишком дорого за дудку!“ Когда я видел несчастного, который в погоне за деньгами отказывает себе в удовольствии иметь друзей, делать добро, добиваться всеобщего уважения, я говорил: „Бедняга! Как дорого платит он за дудку!“ Когда я встречал тщеславного мота, который все свое состояние спускал за вкусную пищу, роскошную квартиру, за красивую одежду и за пустячные развлечения, я думал: „Дорого платит он за свою дудку!“ Одним словом, можно сказать: значительная часть человеческих несчастий вызвана тем, что люди не знают настоящей цены вещам и платят слишком дорого „за дудки“».

В конце 1719 года Джемс Франклин приступил к изданию «Бостонской газеты» и отпечатал сорок экземпляров этого издания. После чего печатание «Бостонской газеты» было передано другому типографу, а в августе 1721 года Джемс начал издавать свою собственную газету – «Нью-Ингленд курант». Издание этой газеты было довольно крупным событием в истории американской журналистики и в политической жизни всех колоний, так как это была вторая газета в Америке. Пятнадцатилетний Бенджамин принимал самое деятельное участие в издании газеты. Он набирал и печатал очередной номер, а потом разносил газету подписчикам.

Вокруг газеты довольно быстро сложился круг людей, которые были не только читателями и подписчиками нового издания, но и авторами. Постоянно присутствуя при беседах этих людей, собиравшихся в типографии, слушая их высказывания о достоинствах и недостатках того или иного материала, опубликованного в газете, Франклин сам загорелся желанием испробовать свои силы в журналистике.

Опыт авторской работы – правда, не очень удачный – он уже имел. Джемс обратил внимание на то, что Бенджамин пишет стихотворения. Хозяин типографии был деловым человеком и решил сделать на этом небольшой бизнес. Джемс предложил Бенджамину написать в стихах пару баллад; что им и было сделано. В первой балладе «Трагедия у маяка», рассказывалось о кораблекрушении, жертвами которого стали капитан судна и две его дочери. Во второй – о пирате «Черная борода». Позднее Франклин писал: «Это была жалкая стряпня в духе уличных баллад, а когда они были напечатаны, он (брат) отправил меня продавать их по городу».

Обе баллады были посвящены любимой теме Франклина – морю. Раскупались они нарасхват, и это приятно щекотало самолюбие автора. Все шло хорошо, пока отец не вылил на молодого стихотворца ушат холодной воды, с беспощадной правдивостью показав, что с литературной точки зрения этим виршам грош цена. «Так, – писал Франклин, – я избежал опасности сделаться поэтом, да к тому же, вероятно, плохим».

Урок, преподнесенный отцом, пошел на пользу. Бен очень тщательно готовил свою первую корреспонденцию, неоднократно зачеркивал и правил написанное. Когда статья, наконец, была закончена, он переписал ее измененным почерком и, подписав «Молчальница», подсунул ночью под дверь типографии. Он обратился к испытанному средству – укрылся за псевдонимом.

С огромным нетерпением ждал Бенджамин, какое впечатление произведет статья на брата и на автора газеты, которые были частыми гостями владельца типографии. Оценка превзошла все ожидания. Восторгам не было конца, все восхищались блестящим литературным стилем и глубиной затронутых вопросов. В газете впервые появилась публикация неизвестного корреспондента, и все терялись в догадках: кто же в городе мог написать такую блестящую статью?

Ободренный столь лестной оценкой, Бенджамин таким же путем опубликовал еще несколько материалов, которые были приняты столь же восторженно.

Статья Франклина за подписью «Молчальница» была напечатана в газете 2 апреля 1722 года – это первое известное прозаическое произведение Бенджамина Франклина. Показательно, что уже первая работа шестнадцатилетнего юноши была посвящена серьезным проблемам, которые волновали колонистов. Это во многом и определило ее успех. Автор писал: «Я враг порока и друг добродетели. Я сторонник безбрежного милосердия и активно выступаю за прощение людских недостатков». Таково было моральное кредо шестнадцатилетнего Франклина. Оно не выходило за общепризнанные каноны, освященные церковью и гражданскими законами – отрицание пороков, поощрение добродетели, милосердия и терпимости.

Однако далее содержание и тон статьи приняли иной характер. «Молчальница» выступала с резкой критикой в адрес религиозных ханжей, которые, прикрываясь маской благочестия, использовали религию в личных карьеристских целях.

Особым успехом пользовалась его статья в тринадцатом номере с резкой критикой вульгарной ночной жизни Бостона. Франклин бичевал пьянство, как один из наиболее распространенных и опасных пороков современной ему Америки. «Молчальница», – писал один из биографов Франклина, – была по-американски грубовата, так же как «Спектейтор»11
  Очень популярный английский нравственно-сатирический журнал, издававшийся в 1711—1712 годах.


[Закрыть] был по-английски элегантен».

Когда же «Молчальница» переходила к изложению своих политических взглядов, это не могло не вызвать восторга радикально настроенных читателей и резко отрицательной реакции власть имущих. Автор без обиняков заявлял, что он «смертельный враг деспотического правительства и неограниченной власти». И, наконец, следовало программное заявление: «Я полна решимости на протяжении всего пути, который предстоит мне пройти, сделать все, чтобы служить интересам моих соотечественников».

Франклин выполнил это заверение, данное в шестнадцатилетнем возрасте. Он действительно посвятил всю свою жизнь борьбе за интересы своих соотечественников, выступая с позиций зарождавшейся американской буржуазии.

Франклин мечтал учиться, получить образование. И он считал вопиющей социальной несправедливостью, что неимущие американцы были лишены этой возможности. В своей первой статье он в аллегорической форме рассказывал о том, что «Молчальница» стремилась поступить в Гарвардский колледж, но ее мечтам не суждено было сбыться.

Автор начертал довольно своеобразную картину системы образования в Америке. Вход в храм Науки ограждают Богатство и Бедность. Бедность решительно поворачивает от входа в этот храм тех, кого не рекомендует Богатство. Внутри храма Науки на высоком троне восседает Ученость. Большинство поклоняющихся ей «довольствуются тем, что сидят возле ног Учености с Мадам Бездельем и ее прислужницей Невежеством».

Все это было написано образным языком, в сатирической манере и не могло не привлечь внимания самых широких кругов читателей.

Вспоминая нелегальное появление своих корреспонденции на страницах газеты брата, Франклин писал:

«Я хранил свою тайну до тех пор, пока мое маленькое вдохновение на произведения такого рода не иссякло; тогда я раскрыл тайну, после чего знакомые брата стали несколько больше со мной считаться.

Брату же это не понравилось…»

С самого начала ученичества между братьями сложились отнюдь не идиллические отношения. Деловой расчет в отношениях между колонистами традиционно брал верх над родственными связями, и Франклины ни в коей мере не были исключением. Ножовщик Сэмюэль Франклин заломил несусветную сумму за обучение своего двоюродного брата Бенджамина Франклина и лишил его возможности приобщиться к этому ремеслу. Бесправное положение ученика Франклина в типографии усугублялось и домостроевскими замашками брата.

Между братьями часто возникали резкие ссоры, арбитром в таких случаях выступал отец, который чаще всего принимал сторону младшего брата. Но даже большого авторитета отца было недостаточно, чтобы полностью нормализовать отношения. Джемс при всяком удобном и не очень удобном случае оскорбительно подчеркивал, что он хозяин, а Бенджамин только бесправный подмастерье.

И вдруг Джемс был поставлен перед фактом, что Бенджамин уже не мальчик на побегушках. Незаметно из ученика вырос серьезный, полностью сформировавшийся человек, с определившимися взглядами на важные социальные и политические вопросы, блестящий литератор, статьи которого украсили его газету, и он сам создавал рекламу брату, восхищаясь статьями неизвестного автора.

Джемс был взбешен. После успешного дебюта Бенджамина в качестве журналиста отношения между братьями еще более обострились. Франклин писал о своем ученичестве: «Мой брат был очень вспыльчив и часто бил меня… Мне думается, что его суровое и тираническое обращение со мной вызвало во мне то отвращение ко всякой деспотической силе, которое сопутствовало мне на протяжении всей моей жизни».

«Нью-Ингленд курант», издававшаяся Джемсом Франклином, пользовалась большим успехом в Бостоне и за его пределами. В отличие от других изданий, носивших скучно-деловой информационный характер, эта газета отвечала духу времени и тем антибританским настроениям, которые все больше распространялись в колониях.

Колония Массачусетс, главным городом которой был Бостон, управлялась губернатором, назначавшимся английским правительством. От губернатора, как верховного правителя колонии, тянулась цепочка к судьям и многочисленным чиновникам, которые им назначались. В Массачусетсе, как и в других колониях, имелось законодательное собрание, или ассамблея. Однако акты, принятые собранием, получали силу закона только после утверждения их губернатором. Последний имел неограниченное право вето, предоставленное ему королем в отношении любого решения собрания.

Деспотическая власть британской короны вызывала все более растущее сопротивление колонистов. Особенно это было заметно в городах, которые являлись средоточием развития ремесел, торговли, нарождавшейся промышленности. Молодой буржуазии колоний было тесно в жестких рамках законодательной и исполнительной власти, установленной британской короной в своих североамериканских владениях.

Борьба, развертывавшаяся в колониях, отнюдь не носила чисто экономический характер – это не было движение за создание лучших условий для развития местных ремесел, торговли, промышленности. Колонисты требовали демократизации политической и общественной жизни, расширения своих избирательных прав, добивались свободы вероисповедания. Важную роль в нараставшем освободительном движении играли демократически настроенные круги иммигрантов. К ним принадлежали люди, не побоявшиеся уехать на край земли в поисках свободы, счастья, лучшей доли. Они бежали от эксплуатации, политической деспотии, религиозной нетерпимости не для того, чтобы вновь столкнуться со всем этим в Америке.

Северная Америка была особой, не похожей на остальные колонии территорией. В других колониях белый был колониальным чиновником, судьей, миссионером, торговцем или военным. Выходцы из Европы были привилегированной, господствующей и очень небольшой частью населения колоний, подавляющее большинство жителей которых состояло из местного туземного населения.

Здесь же уже к началу XVIII столетия в результате политики истребления индейцев значительную часть населения составляли белые переселенцы, далеко не однородные по своему классовому составу. Но подавляющее большинство белого населения североамериканских колоний по экономическим и политическим причинам было заинтересовано в ослаблении связей с короной, если не в полном разрыве отношений с ней.

Центробежные силы, действовавшие на североамериканской периферии Британской империи, усиливались политикой, которую проводила по отношению к Америке британская корона. В Лондоне не хотели или не могли понять, что белые колонисты Америки не будут терпеть бесправное экономическое и политическое положение, с которым вынуждены были мириться туземцы в других колониях.

Британская империя находилась в зените своего могущества, и высокомерный Лондон считал ниже своего достоинства относиться с должным вниманием к интересам населения североамериканских колоний. Но и у метрополии были свои трудности и проблемы, у нее было немало врагов, и достаточно сильных, на международной арене.

Великобритания была огромной колониальной империей. Она обладала самой мощной в мире промышленной базой, и ее по праву называли «промышленной фабрикой мира». Мощный флот Англии связывал разбросанные по всему миру огромные колонии в единое целое с метрополией.

Казалось, ничто не могло противостоять колоссальной мощи этого гиганта. Во всяком случае, трудно было поверить, что рост национального самосознания в американских колониях, сопровождавший процесс формирования североамериканской буржуазной нации, завершится движением, которое через 200 лет приведет к краху одну из крупнейших в мировой истории колониальных держав.

События в Америке между тем развивались. Брожение, начавшееся в американских колониях, должно было находить какие-то формы для своего выражения. Вот почему достаточно радикально настроенная газета Джемса Франклина нашла широкий круг читателей. Газета остроумно высмеивала тупость и бюрократизм чиновников, корыстолюбие богачей, лицемерие служителей многочисленных церквей, существовавших в Америке.

Образчиком таких выступлений явился один из номеров газеты, в котором утверждалось, что «лицемерные поборники религии» приносят больший вред интересам общества, чем «открытые богохульники. Многие лица, которые внешне выглядят очень религиозными, со многих точек зрения хуже тех, кто совершенно не претендует на то, чтобы быть религиозным». В другом номере утверждалось, что особенно опасен для общества лицемер, «тем более если он занимает пост в правительстве».

Подобные выступления газеты привлекали к ней читателей, расширяли круг ее почитателей и создавали вместе с тем определенные трудности в работе. Не только колониальное чиновничество, но и некоторые влиятельные граждане Бостона считали, что своими выпадами против властей и священнослужителей газета подрывает «устои» общества.

Репрессии были неизбежны, и они последовали. «Одну из статей в нашей газете, – вспоминал Франклин, – по какому-то политическому вопросу, по какому именно, я уже забыл, ассамблея сочла для себя оскорбительной. Брата арестовали и посадили на месяц в тюрьму». Произошло это 12 июня 1722 года.

По единодушному мнению всех друзей газеты Бенджамин был единственным человеком, который мог в отсутствие издателя выпускать ее. Молодой наборщик теперь не только верстал, набирал текст, печатал, но и выполнял обязанности редактора, корректора, автора. Показателем его успешной работы являлось то, что увеличился тираж, расширился круг читателей, газета стала приносить большие прибыли.

После окончания краткосрочного тюремного заключения Джемс вышел на свободу. Он продолжал публиковать резко критические материалы, что неизбежно должно было привести к новым репрессиям. После опубликования очередной антирелигиозной статьи власти приняли решение, что отныне Джемс Франклин должен каждый номер газеты, брошюры или какого-либо другого издания, появляющегося от его имени, визировать у секретаря провинции.

Выход из затруднительного положения был найден, и довольно своеобразный. Решили издавать «Нью-Ингленд курант» от имени Бенджамина Франклина. В связи с тем, что подмастерье не мог иметь собственного дела, Бенджамину вернули контракт, на обороте которого было написано, что он получил полный расчет. Одновременно был составлен тайный контракт, в котором повторялись все условия старого договора между учеником и его хозяином.

В январе 1723 года шестнадцатилетний Бенджамин Франклин стал издателем газеты. Очевидно, это был самый молодой в мире издатель. Дела в газете шли хорошо, но, как писал один из биографов Франклина: «Газета не была достаточно большой, чтобы в ней хватило места для двух Франклинов! Джемс, женившийся в феврале 1723 года на Анне Смит, был способным типографом и журналистом, а Бенджамин в своя семнадцать лет был самым умным человеком Бостона и самым лучшим учеником в мире».

Столкновения между братьями продолжались. Джемс никак не мог примириться с мыслью, что младший брат способней и талантливей его во всех отношениях. В глазах Джемса Бен по-прежнему оставался мальчишкой-учеником, который только в силу счастливо сложившихся для него обстоятельств стал издателем газеты, да и то номинально; соответствующим образом Джемс и относился к своему младшему брату.

После нескольких резких столкновений с Джемсом для Бенджамина стало очевидным, что разрыв неизбежен, тем более что в ссорах между братьями отец принимал теперь сторону старшего брата. Бенджамин попытался найти работу в какой-либо другой типографии. Но Джемс сорвал эти попытки, переговорив со всеми владельцами типографий. Как удачно отметил один из исследователей жизни и деятельности Франклина: «Хозяева должны стоять друг за друга даже тогда, когда этого не делают братья».

Отныне в пределах Бостона Франклин оказывался на положении человека, живущего по волчьему билету. Так отомстили работодатели города строптивому юноше, который осмелился в своих статьях выступить с резкими нападками на «сильных мира сего» и, самое главное, нарушил писаные и неписаные законы делового мира, разорвав контракт со своим хозяином.

Оставался один выход – бежать. «Я продал часть своих книг, – писал Франклин, – чтобы иметь немного денег, меня тайно взяли на борт шлюпа, ветер был попутный, и через три дня я очутился в Нью-Йорке, почти в трехстах милях от своего родного дома, в возрасте семнадцати лет (6 октября 1723 г.), не имея никаких рекомендаций, не зная здесь ни одной живой души и почти без гроша в кармане».