Текст книги "Только у своего логова"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Роберт Сальваторе
ТОЛЬКО У СВОЕГО ЛОГОВА

Много лет назад Маргарет Уэйс и Трэйси Хикмэн подали идею о том, чтобы каждому из нас, т. е. мне, Маргарет в паре с Трэйси, и Эду Гринвуду, написать книгу совместно. Каждый напишет по роману с участием своих собственных персонажей, которые должны пройти одни и те же испытания. Мне это казалось весёлой забавой, но по тем или иным причинам идея так и не воплотилась в жизнь.

И когда я вёл переговоры о книге «Драконы: Миры в огне», я уже почти охладел в этой затее. «Если бы они наткнулись на моё логово» был в ней единственным произведением, написанный мною, и должен признать, что мне нравится формат романа намного больше, чем формат короткого рассказа. Я всегда был поклонником романа Фрица Лейбера, а «Мёртвые» Джеймса Джойса является моим самым любимым произведением.

Поскольку проблемы, с которыми сталкивались наши персонажи, оказались в итоге разными, я смог снова вернуться к своим любимым злодеям, Энтрери и Джарлаксу.

Хоть они не участвуют в этом рассказе, происходящие в нём события определённо связаны с их приключениями в Ваасе и Дамаре, и вышло так, что снова я написал приложение к романам.

Я обожаю земли Кровавого Камня с тех пор, как прочёл игровые модули Дугласа Найлза. Многие персонажи, появившиеся в «Заклятии Короля-колдуна», произошли из этих модулей, и это не случайность. Я написал справочник по этому региону игры AD&D, и хотел внедрить мой «Монаший квинтет» в эти земли (но Монаший квинтет стал Клерикальным, и отправился на другие просторы Королевств). Вдобавок меня заинтриговал Король-колдун Женги – в основном потому что, насколько мне известно, в дни TSR была одна местная шутка по поводу создания лича, но никто меня в неё не посвятил.

Я лихо позабавился с драконами в «Свече без фитиля», так что мне было вполне комфортно, когда я выпустил этих созданий на главную сцену данного рассказа. Но то, что я взялся за драконов, вовсе не означает, что я не могу продолжить своё изучение другой темы, так заметно выделяющейся в Легендах о Дзирте: бессмертие.

«Драконы живут в Забытых королевствах давно, но как давно?» задаю себе я вопрос. Я то и дело слышу, как люди говорят: «Не хотел бы я жить вечно!», но я не очень-то им верю – не всем, во всяком случае. Уверен, для кого-то такое определение, как «когда мы избавим себя от этой мирской суеты, придут сны» представляется вполне искренним, и таково оно и останется до конца его дней. Думаю, многие могут так утверждать, но когда наступает момент истины, они отрекаются от своих убеждений, будто это что-то изменит.

Таково обещание Короля-колдуна, таково обещание вампиров и самых ярых приверженцев религии. Многое из того, что мы делаем в жизни, имеет отношение к страхам загробной жизни (или надежде на то, что она есть) или отсутствию таковой. Это дилемма разумных, мыслящих существ, вечный вопрос бытия или большая шутка. Есть ли нечто более значимое, чем мирская суета? Представляем ли мы собой нечто большее, чем случайную молекулярную комбинацию?

Дзирт утверждает, что его не беспокоят жалкие проблемы существования, потому что он знает, он реально осознаёт, что однажды умрёт. Как часто мы слышим, как выживший после тяжелой болезни утверждает, что эта болезнь – величайшее благословение его жизни, потому что заставляет задуматься о настоящем, напоминая, что каждый прожитый день – это и есть благословение.

Умереть, заснуть,

И спать, и может даже видеть сон?

В том камень преткновения.

Даже для драконов.

Роберт Сальваторе.

Изначально опубликован в сборнике «Драконы: миры в огне»

Wizards Of The Coast, 2006.

– Вёдра наполни, рыбы налови, – ворчал Ринго Хеффенстоун, дворф, обладавший исключительно широкими, даже для дворфа, плечами и большой квадратной головой. В группе дворфов, рискнувшей отравиться в грязные земли северо-восточной Ваасы, Ринго заметно выделялся отсутствием бороды. Неудачное столкновение с гномьим огненным снарядом несколькими годами ранее на холмах северо-западной Дамары, южной и более цивилизованной территории, соседствующей с Ваасой, оставило участок обезображенной шрамом кожи на подбородке Ринго, на котором не росли волосы.

Этот шрам безусловно огорчал дворфа, но с присущей ему практичностью и стоицизмом Ринго просто перестал обращать на него внимание, и соответствующим образом подравнял растительность на лице. Больше Ринго ничто не беспокоило.

Само собой он мог брюзжать и ворчать, как и любой другой дворф по поводу всякой унизительной работы, как, например, его нынешние обязанности водоноса в отряде дворфов, но, в конечном счёте, высказав вслух все свои мысли, он почувствовал себя намного легче.

Он вышел на берег пруда. Его друзья в паре сотен шагов позади прикладывались к пиву и с возраставшей громкостью пересказывали свои самые бурные приключения.

Услышав взрыв безудержного смеха, Ринго почувствовал досаду и посмотрел на юг. Они находились недалеко от Палищука, города полуорков. Собственно говоря, они уже там побывали, спокойно переночевав в таверне. Полуорки с радостью приняли членов отряда и их монеты. И хотя полуорки не были врагами дворфов, отряд решил по возможности миновать палищукцев. Ринго и остальным не особенно нравился запах его обитателей. Несмотря на то, что поведение полуорков больше соответствовало их человеческому происхождению, всё же у них сохранялся присущий их чистокровным сородичам специфический запах.

Очередной взрыв смеха заставил Ринго обернуться и посмотреть на лагерь. Когда несколько подвыпивших друзей безуспешно попытались утихомирить наиболее громко гоготавших компаньонов, Ринго покачал головой.

Он повернулся обратно к пруду, свежему водоёму, который образовывался каждую весну и лето, когда промёрзшая тундра оттаивала. Он заметил движение рыбок, мелькавших в полосах тени и света, и вновь покачал головой, поражаясь их способности выживать в таких условиях. Если они смогли выжить во время продолжительной вааской зимы, в тени самого Великого Ледника, то, как он мог прийти сюда с намерением поймать их?

– Ба, вы ещё живы, маленькие рыбки, – произнес дворф. – Вы одержали победу над этим местом и старый Ринго не столь бессердечен, чтобы убить вас и съесть.

Он потянулся и снял кусочек своего обеда, большой мякиш хлеба, с левой стороны усов. Он оставлял его себе напоследок, но вместо этого взглянул на него и бросил мякиш рыбкам.

Дворф улыбнулся, когда одна из них схватила мякиш, потревожив поверхность воды. Тут же подплыло ещё несколько, издавая булькающие звуки и производя круги ряби на воде.

Ринго некоторое время наблюдал за этим представлением, затем взял одно из своих вёдер и поднёс к кромке воды. Он встал на колени и наклонил ведро к полоске тени, намереваясь его наполнить.

Как только он стал доставать ведро обратно, нахлынула волна, и вода из ведра выплеснулась, намочив дворфу руки и волосатые предплечья.

– Ба! – фыркнул Ринго, отступая от ледяной воды.

Он упал на пятую точку лицом к пруду и поджал ноги так, чтобы их не окатило холодной волной. Его взгляд устремился на воду, где образовалось ещё больше кругов, и их восточные гребни катились к нему.

Ринго почесал голову. Пруд был небольшим, ветер слабым. Поблизости не было холмов, откуда с вершины могли бы упасть камень или дерево. Не видел он и тени падавшей птицы.

– Волны?

Дворф встал, уперев руки в бока, как только вода успокоилась. Взгляд, брошенный в сторону, показал ему, что рыба исчезла.

Вода замерла, и волосы у Ринго на загривке встали дыбом от нервного предчувствия.

– Давай поскорее там с водой! – позвал один из дворфов в лагере.

Ринго знал, что должен крикнуть им об опасности или повернуться и побежать в лагерь, но он стоял, уставившись на замершую воду тёмного водоёма. Тонкий солнечный луч пробивался сквозь облака на западе и отбрасывал полосы света на гладкую поверхность пруда. Он знал, что за ним наблюдают. Он знал, что должен потянуться и отстегнуть свой тяжёлый деревянный щит и боевой топор. Ведь он был воином, закалённым годами походов и сражений.

Но он стоял и смотрел. Ноги не реагировали на его призывы вернуться в лагерь, руки не слушались его безмолвных криков выхватить оружие и щит.

Он видел огромную тень под поверхностью воды вдали от берега, чёрное пятно в серой глуби. Ничто не нарушало покой водной глади, но Ринго инстинктивно понял, что тёмная фигура поднимается из глубин.

Столь плавно, даже не создавая волн, из поверхности пруда в десяти метрах от берега возникла пара рогов. Рога продолжали подниматься вверх на полтора метра … два … и вот меж ними появилась чёрная макушка головы рептилии.

Ринго начало трясти. Руки сползли с боков и безвольно повисли.

Он понимал, что происходит, но разум отказывался в это верить, не давая ни закричать, ни убежать, ни схватить оружие, несмотря на всю его бесполезность.

Рога поднимались выше, и прямо вслед за ними из-под воды показалась чёрная голова. Он увидел ряды остроконечных пластин, чёрных, как мрак пещеры, покрывавших голову чудища бронёй лучшей, чем любой кузнечный мастер дворф мог бы изготовить. Затем он увидел глаза – жёлтые зрачки, как у ящерицы – и чудище остановилось.

Он знал, что внушавшие ужас глаза тоже смотрели на него и знали о его присутствии задолго до того, как чудище себя показало. Они впились в него, окружая своим внутренним светом, сиявшим отчётливо, будто луч сигнального фонаря.

– Скорее там с водой! – крикнули снова.

– Я хочу попить и отлить, пока не стемнело.

Но ответа не поступило.

– Ринго?

– Скалонос, ты болван! – присоединился другой дворф, использовав прозвище, которое они дали их главному носильщику.

Шутливое оскорбление не достигло разума Ринго, его мысли были захвачены внушающими ужас глазами рептилии.

«Бежать!» беззвучно кричал Ринго себе и остальным.

Но ноги будто глубоко увязли в засасывающей грязи. Он не побежал, когда вода, мягко расступившись, открыла сужающуюся длинную морду, такую же длинную, как и его тело, только изящную и грациозную. Из воды показались раздувающиеся ноздри, из которых выходил пар. Затем появилась огромная пасть. Вода с обеих сторон стекала по зубам – клыкам, размером с ногу бедного дворфа. Над серой поверхностью водоёма поднялась голова и с застрявших между зубами водорослей, свисавших из пасти, сбегали капли воды.

Как только это произошло, чудище двинулось вперёд медленно и тихо, так что буквально через несколько мгновений голова дракона возвышалась над парализованным дворфом в каких-то трёх метрах от илистого берега.

Дыхание Ринго перешло в короткие вдохи. Его собственная голова, захваченная силой внушавших ужас глаз рептилии, опрокинулась назад, когда голова чудища поднялась на чешуйчатой змеиной шее. Дракон медленно покачнулся, и Ринго покачнулся вместе с ним, совершенно не отдавая себе в этом отчёта.

Великолепен, подумал он, не в силах сопротивляться мощи и грации змея.

Было что-то сверхъестественное, какая-то сила, свободная от известных простым смертным ограничений, что-то богоподобное и находящееся за пределами чувств дворфа. Мысли о том, чтобы поднять оружие против столь величественного существа, испарились. Как он мог позволить себе бросить вызов богу? Кто он такой, чтобы даже осмелиться просить такое существо считать его достойным битвы?

Прикованный к месту, зачарованный, поражённый мощью и красотой, Ринго едва заметил движение, змеиную скорость удара, когда голова дракона метнулась вперёд, и челюсти распахнулись и сомкнулись на своей жертве.

Дракон находился в заводи, методично покачиваясь.

Было темно.

Больше Ринго ничего не знал.

– Ба, Скалонос, ты там будешь шевелиться? – простонал Нордвиннил Молотобой, сидевший со скрещенными ногами у костра. Он начал подниматься. – Мои губы уже…

Слова застряли у Нордвиннила в горле, когда он обернулся посмотреть на пруд и Ринго… или пару ног-половинок от колен до пят, стоявших в сапогах Ринго там, где только что был сам Ринго. Зрачки Нордвиннила расширились, челюсть отвисла, когда одна из этих ног опрокинулась и со шлепком упала в грязь.

– Да, у меня уже горло… – произнес другой дворф и также внезапно оборвал собственную фразу, как только повернулся в сторону пруда и увидел гигантского чёрного дракона, притаившегося в воде недалеко от берега.

Чудище чавкнуло, и одна из рук Ринго со всплеском упала в воду.

– Д-д-д-д-дракон! – завопил Нордвиннил.

Он попытался броситься в сторону, но повернулся так резко, что ноги переплелись, и он рухнул головой прямо в палатку позади себя. Пока он молотил руками и ногами, пытаясь выкарабкаться, остальные дворфы стали кричать. Он услышал глухой удар и узнал в нём звук, с которым по деревянному щиту демонстративно бьют топором.

Земля задрожала, когда чудище вышло из пруда, и Нордвиннил задёргался сильнее, ещё больше запутавшись в брезенте.

Его ушей достигли другие крики, вопли ужаса и вызывающий рык. Он услышал звук спускового рычага арбалета и последовавший за ним резкий щелчок вылетевшего болта, шипение змея, оборвавшийся крик арбалетчика и небрежный хруст смыкающихся клыков дракона, перекусившего дворфа пополам.

Нордвиннил поджал ноги и пополз вперёд, когда дождь из дворфийской крови окропил его вместе с брезентом.

Наконец он вылез с противоположной стороны и стал пробираться дальше, ползя на четвереньках.

Комок в горле не дал ему закричать, когда он слышал вопли ужаса товарищей позади. У него не хватало мужества оглянуться назад, и он чуть не потерял сознание от страха, когда почувствовал шлепок по спине.

Но это был дворф, старый добрый Перджисс МакРингл, схвативший его за шиворот и потащивший за собой.

Старый добрый Перджисс! Перджисс не оставил его.

Пока друг тащил его, Нордвиннил умудрился подтянуть под себя ноги и встать. Они побежали. Или скорее попытались, потому что земля задрожала так, будто началось землетрясение. Дракон наступил на ещё одного дворфа, втаптывая беднягу в мягкую землю. Перджисс и Нордвиннил споткнулись, упали и отчаянно пытались подняться на ноги.

Нордвиннил обернулся назад, и в тот же момент дракон посмотрел в их строну. Внушавшие ужас глаза обездвижили дворфа.

– Ну же, вставай, болван! – закричал Перджисс, но Нордвиннил не мог пошевелиться.

Перджисс оглянулся, когда дракон широко раскрыл огромные кожистые крылья, закрывая их безупречной чернотой остатки дневного света.

– О, боги, – едва выговорил Перджисс.

Голова дракона метнулась вперёд всего на пару метров, челюсти раскрылись и оттуда вылетели брызги чёрно-зёленой кислотной слюны.

Нордвиннил и Перджисс подняли перед собой руки, пытаясь защититься от смертоносного дождя, но липкая, обжигающая субстанция покрыла их полностью.

Они кричали. Кислота сжигала их. Оба были сожжены настолько, что любой, кому случилось бы наблюдать эту сцену, не смог бы понять, где начинался Перджисс и где заканчивался Нордвиннил.

И вновь над неподвижным прудом недалеко от Палищука наступила тишина. С интересом наблюдавшие за происходящим грифы не осмелились издать ни звука.

Он был Казимилом-уршулой-келлоакизилианом. Он был Уршулой, чёрным змеем Ваасы, Чудищем Болот, погибелью для всех, кто пытался принести цивилизацию в эти неукротимые земли. В молодости он стирал с лица земли целые деревни. Он так разрушал города, что посещавшие те места впоследствии не могли даже сказать, что некогда там были строения.

Племена гоблинов платили ему дань, совершали жертвоприношения и наносили его изображение на свои тотемы.

В молодости, столетия назад, Уршула господствовал на территории от гор Галены на юге и вплоть до восточной границы основания Великого Ледника, очерчивающего северный край Ваасы.

Но с возрастом его пыл угас. Возраст принес удовлетворённость и груды сокровищ, запах и вкус которых – как и магическая энергия – создавали блаженное ложе. Очень редко дракон выбирался из мягкого торфа и холодных камней своего подземного логова.

Время от времени, однако, запах свежего мяса, дворфа, человека, орка или даже случайного эльфа, доносился до него, и когда он сопровождался звоном магии и металлическим вкусом монет, Уршула просыпался.

Он сидел перед своими трофеями, все дворфы были убиты и съедены. Его передние лапы, столь смертоносные и вместе с тем изящные, перебирали сокровища, в то время как он размышлял, понравился ли ему больше вкус сырого дворфа, как тот, что был убит первым у пруда, или же сожжённого кислотой, как парочка неподалёку. Большой раздвоенный язык выскальзывал меж клыков, пока он обдумывал варианты, в поисках кусочка-другого, чтобы помочь своим внутренним дебатам.

В скором времени все ценные вещи были сложены в один мешок. Он подцепил его одним когтем и обратил свои чувства на юг, откуда доносился едкий запах орка. На самом деле Уршула уже не был голоден, да и мысли о сне были довольно притягательны, однако он расправил огромные кожистые крылья и поднялся вверх на задних лапах, вытягивая свою змеиную шею, позволявшую ему видеть далеко на юг.

Глаза дракона сузились, как только он заметил столб дыма, поднимавшийся от отдалённого города. Конечно, он знал о поселении, он слышал, как его начинали строить, но никогда не придавал ему особого значения. Запах орков был сильным, но, как известно, последние не были богаты ни магией, ни монетами.

Дракон оглянулся на пруд и посмотрел на туннели под тёмной водой, ведущие к его дому. Затем обратил взгляд на юг и снова согнул крылья.

Все еще держа мешок, Уршула подпрыгнул в воздух.

Огромные крылья развернулись параллельно земле с лёгким наклоном и поймали под собой воздух, поднимая змея вверх. Он смотрел на город с высоты, и был удивлён его размерами. Не одна тысяча жителей обитала в нём, во всяком случае, так казалось из-за стен, протянувшихся далеко и широко на юг. Внутреннее пространство было усеяно десятками строений, некоторые из них были большими и многоэтажными.

В звере поднялась волна ненависти. Уршула почти поддался порыву и ринулся вниз, взбешённый дерзким вторжением. Как они посмели построить такое на его земле!

Однако затем он услышал звуки горнов и увидел чёрные точки – стражей отдаленного города, карабкающихся по стенам.

Когда-то однажды Уршула напал на этот город – не на поселение, а на обустроенный и защищённый город.

Крыло, правая задняя нога и нижняя часть туловища всё ещё ныли от воспоминаний о той жгучей боли.

Тем не менее, эти чужаки не могли остаться безнаказанными.

Уршула поднялся выше в темнеющее небо. Он издал рёев, желая, чтобы его нападению предшествовал ужас.

Пройдя сквозь облака, он выровнялся и представил себе этих жалких глупцов, выстроившихся вдоль городской стены и в отчаянии всматривающихся в небо.

Некоторое время он летел на юг и затем нырнул. Всей своей мощью устремившись вниз, он на полной скорости вылетел из облака. Ветер свистел, обтекая его распростёртые крылья. Он слышал крики. Он видел мельтешение. Он чувствовал крошечные стрелы, настигавшие его.

Он пересёк стену и атаковал их кислотным дыханием, прочертив опустошающую линию в центре города. Несколько стрел задело его. Одно копьё поднялось достаточно высоко, чтобы достать Уршулу в воздухе.

Но он ушёл, пролетев над южной стеной.

Лёгкий наклон крыльев позволил дракону снова взмыть вверх.

Дракон знал, что ко второму заходу они подготовятся лучше, но второго захода не было.

Уршула поднялся ещё выше. Он вновь взял курс на север и пролетел высоко над городом за пределами досягаемости крошечных стрел.

Он заскользил вниз, пролетая над остатками лагеря дворфов, затем нырнул и погрузился в пруд, подняв стену воды высоко в воздух.

Опускаясь, он сложил крылья, и теперь огромное тело дракона, извиваясь, проталкивалось сквозь холодное течение подземной реки, несшей талые воды с Великого Ледника.

Уршуле всегда хватало воздуха, чёрные драконы прекрасно приспособлены к подобным условиям. Несколькими минутами позже он повернул в боковой проход. Лавовый туннель древнего вулкана постепенно поднимался, так что спустя довольно длительный промежуток времени дракон вылез из воды.

Он безошибочно следовал сетью поземных путей, пересекая коридоры столь широкие, что порой мог развернуть крылья, и столь узкие, что чешуйки задевали червей и корни деревьев, когда он проползал по ним. В одном из узких коридоров Уршула остановился и принюхался, затем кивнул, поняв, что находится параллельно своему логову.

Повернув голову к мягкой земле, дракон выпустил кислотное дыхание и, постепенно распыляя его, стал плавить и разрыхлять почву перед собой, продвигаясь вперёд.

Он попал в южный край боковой комнаты своего логова, прополз вперёд и стряхнул торф и землю с прилегавших друг к другу чешуек. Он остановился, хлопнул длинным толстым хвостом по земляной стене, обрушивая оставшийся позади туннель, и издал рык, больше похожий на кошачье урчание. Его светящийся взор обратился на ложе из монет и драгоценностей, наборов кольчуги и оружия. Он бросил свежий мешок сокровищ поверх кучи и скользнул вперёд.

Дракон лёг с приятными мыслями о разрушении, вновь поразмышлял над вкусом дворфа, сырого и приготовленного. Язык проскальзывал между огромных клыков в поисках остатков и сладких воспоминаний.

Затем светящиеся глаза дракона закрылись, логово погрузилось в непроглядную тьму, и Казимил-уршула-келлоакизилиан, Чудище Болот, уснул.

– Незначительный ущерб от слабого змея, – произнесла Байфаст Ледяная Смерть. По своему обыкновению она появилась в облике эльфа, при этом волосы её светились серебром, в отличие от обычного золотого или чёрного, а кожа была немного более бледной. Глаза же вообще не соответствовали остальному облику, они являли собой холодный оттенок жёлтого с чёрной полосой по центру, как глаза охотящейся змеи. – У Палищука начинают появляться шрамы, о которых ты предсказывал несколько лет назад, но это лишь несущественные последствия.

В комнате находился некто, сидевший за небольшим столом перед тремя большими книжными шкафами, медленно повернувший голову в сторону Байфаст. Ткань его серого плаща была разделена на полосы, приоткрывавшие бархатно чёрную мантию под ним. Его широкие рукава свисали с края стола, и когда фигура повернулась, стали видны пальцы.

Костяные пальцы. Живой скелет.

Под объёмным капюшоном мантии была лишь тьма, и Байфаст была этому рада.

Но её облегчение длилось не долго, так как Женги поднял одну из своих костяных рук и откинул капюшон назад.

Её глазам предстал серовато-белый череп. Куски гниющей плоти и нечеловеческие, потусторонние глаза – точки красно-жёлтого огня – заставили Байфаст отвернуться. И запах, эссенция самой смерти, практически гнал её прочь из комнаты.

Женги полностью снял капюшон, открыв клочья седых волос, слипшихся со всех сторон костяной головы. Если большинство людей ухаживало за волосами, чтобы выглядеть более привлекательно, то Женги, видимо, делал обратное.

Как большинство людей и большинство существ наслаждались жизнью, так же Женги наслаждался смертью. Он вышел за пределы своей человеческой формы, став нежитью. Среди всего разнообразия ходячих мертвецов Торила не было никого более мерзкого и отвратительного, чем лич. Вампир мог очаровывать, мог даже быть красивым, но лич не был существом утончённым. Лич не заключал сделку со смертью, как это делал вампир. Его состояние не было невольным, как в случае с обычными скелетами, зомби и упырями. Лич был сознательным существом, волшебником, чьи мощные чары и невероятное усилие воли победили саму смерть, который отказался уступать разум и самосознание или склоняться перед каким-либо потусторонним божественным существом.

Даже Байфаст Ледяная Смерть, величайший белый дракон Великого Ледника, неловко переступила с ноги на ногу в присутствии Женги. Ей хотелось, чтобы коридоры Замка Гибели были шире и выше, и она могла бы встретиться с Женги в облике внушающего ужас дракона.

Хотя в действительности Байфаст знала, что даже такое не впечатлит лича. Женги не испытывал ни малейшего страха, идя по ледяным коридорам логова Байфаст, чтобы встретиться с ней лицом к лицу непосредственно в её сокровищнице. Он прошёл через впадину реморхазов, охранявшуюся несколькими полярными червями, слугами белой драконицы. Её могущество было столь велико, что ледяные тролли, выставленные Байфаст в роли часовых, даже не предупредили своё божество-дракона о приближении Женги.

– Скажи мне, Байфаст, а какой продолжительный урон могло бы причинить твоё собственное смертельное дыхание стенам Палищука? – наконец произнес в ответ лич.

Глаза рептилии Байфаст сузились. Её дыхание было замораживающим, разумеется, достаточно мощным, чтобы превратить в лёд плоть и кровь живых врагов, но практически бесполезным против камня.

Или против лича.

– Плевок чёрного дракона сконцентрирован, – ответила Байфаст, стиснув зубы. Она чувствовала приступы ярости, прокатывавшиеся по её эльфийской форме, кричавшие ей вернуться к естественному облику. – Черные, конечно, могут сеять опустошение, но на меньшем пространстве. Дыхание белого дракона распространяется дальше и смертельно даже на периферии. И более эффективно. Я могу убить всех, не разрушая сам город. Люди погибнут, строения останутся. Какой выбор мудрее, Король-колдун?

– Ты же знаешь, я на твоей стороне, – ответил Женги, скудные лоскуты засохшей кожи в уголках рта поднялись в застывшей улыбке.

Байфаст скрыла отвращение.

– И я владею мощными заклинаниями за пределами возможностей Уршулы Чёрного, – добавила она.

– Ты не хотела бы видеть в нём союзника?

Байфаст отклонилась назад, показывая удивление.

– Он появился несколько лет назад, – продолжил Женги, позволив вопросу остаться без ответа. – Он под прудом севернее города, в этом я уверен.

– Когда Женги хочет найти дракона… – пробормотала Байфаст.

– Я покорю Дамару, мой друг. Трофеи будут грандиозны и мои союзники драконы будут хорошо вознаграждены.

Глаза Байфаст снова сузились, блеснув пылающим в них энтузиазмом.

– Уршула не кажется тебе достойным нашей войны? – спросил лич.

– Уршула отец всех чёрных драконов в Землях Кровавого Камня, – ответила Байфаст. – Завербуй его, и можешь не сомневаться, стая чёрных к твоим услугам. Они наиболее эффективны в ослаблении стен замка, перед тем как выдвинется твоя пехота.

– О, я завербую его, – пообещал Женги. – Помни, у меня есть величайшее из всех сокровищ.

Глаза Байфаст расширились и снова сузились.

Это на самом деле было так.

– Уршула не владеет заклинаниями? – спросил Женги. Он постучал костяным пальцем по месту, где раньше была его губа, и повернулся к небольшому письменному столу и стоявшему на нём хрустальному шару.

– Он чёрный.

– А ты белая, – ответил Женги, оглянувшись назад. – Когда я впервые узнал о Байфаст, я задал тот же вопрос Хонорингасту Красному.

Глаза Байфаст сузились при упоминании о высокомерном красном драконе, сильнейшем из союзников Женги. Почти никто из существ во всём мире не вызывал отвращение у Байфаст сильнее, чем красный дракон. Но она была не настолько глупа, чтобы мериться силами и способностями с Хонорингастом, считавшимся могучим даже по меркам его красночешуйчатых сородичей. И красные драконы были самыми большими, за исключением, к счастью неуловимых, редких и надменных золотых.

– «Она белая», таков был его ответ, и тон не менее пренебрежителен, чем твой собственный, – продолжал Женги. – И всё же, к моему большому удовольствию и ещё большей выгоде, позже я выяснил, что ты достаточно искусна в магии.

– Во всяком случае, за все столетия я ни разу не слышала, чтобы Уршула пользовался заклинаниями. – сказала Байфаст. – Я столкнулась с ним лишь раз, у основания Великого Ледника. Покончив каждый со своим лагерным кормом, мы разошлись.

– Ты боишься его?

– Даже самый слабый дракон способен нанести серьёзный ущерб, Король-колдун. И тебе следовало бы помнить об этом общеизвестном факте.

Смех Женги больше походил на хрип.

– Должна ли я сопроводить тебя к Уршуле? – произнесла Байфаст, как только Король-колдун сел лицом к хрустальному шару и скинул с плеч плащ.

Байфаст не могла сказать наверняка, зачем он это сделал.

Насколько она понимала, они должны были отправиться в логово Уршулы с минуты на минуту.

– Или ты призовёшь Хонорингаста? Без сомнения появление красного и белого драконов на твоей стороне запугает Уршулу куда сильнее.

– Мне не понадобятся ни Хонорингаст, ни даже Байфаст, – объяснил Женги. – Если Уршула недостаточно мудр, чтобы понимать силу колдовства, было бы неразумно рисковать в его логове.

– Если он не владеет заклинаниями, он не столь страшен как я, – прорычала Байфаст.

– Верно, но не ты ли меня предупреждала о самом слабом из драконов?

– И, тем не менее, меня ты не боялся?

Женги посмотрел на неё, и она поняла, как нелепо, наверное, выглядела она в тот момент со скрещенными на груди руками.

– Я не боялся тебя, потому что знал, что ты поймёшь ценность того, что я предлагаю, – объяснил лич. – Байфаст, достаточно мудрая, чтобы пользоваться мощными магическими заклинаниями, была достаточно мудра, чтобы признать величайшее из всех сокровищ. И даже если бы ты не приняла моё предложение, ты была не настолько глупа, чтобы испытывать мои силы в том месте и в то время.

– Ты много предполагаешь.

– Колдовство требует дисциплины. И если Уршула не дисциплинирован, лучше я появлюсь у него так, чтобы его импульсивность не повлекла за собой разрушительные последствия.

Женги нагнулся над столом и стал вглядываться в хрустальный шар. Он провел над ним рукой, и внутри появился клубящийся и закручивающийся голубовато-серый туман. Мгновение спустя Король-колдун кивнул и плавно отодвинул стул назад. Он встал, залез в один из карманов мантии и достал маленький аметист, выполненный в форме черепа дракона.

Байфаст втянула воздух; она очень хорошо знала один подобный камешек.

– Ты нашёл Уршулу?

– Точно там, где я сказал, – ответил Женги. – В торфяном логове недалеко от весенней заводи.

– Ты пойдешь к нему без меня?

– Наблюдай, пожалуйста, – сказал Женги. – По крайней мере, ты можешь находиться там в виде духа.

Закончив, он стал совершать перед собой медленные пассы руками. Широкие рукава его мантии гипнотически раскачивались, будто пара змей с раскрытыми капюшонами.

Он нараспев произносил словесную часть заклинания.

Байфаст знала заклинание и с интересом наблюдала, как Женги начал превращаться. Кожа стала появляться на костях пальцев и лице. Волосы выросли на всех обнаженных местах его черепа, но не седые, как те клочки, а густого каштанового цвета. Седые волосы также стали темнеть. Мантия растягивалась, пока Женги значительно увеличивался в объеме, и его белый оскал исчезал под пухлыми красными губами.

Он выглядел таким, каким был при жизни, здоровым и полным. Чёрная борода отросла на подбородке и щеках.