Текст книги "Год резонанса"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Хайнлайн Роберт
Год резонанса

1

Поначалу Потифар Брин не заметил девушку, которая начала раздеваться.

Она стояла на автобусной остановке всего лишь в десяти футах от него. Сам он сидел за столиком в аптеке, но это не помешало ему увидеть ее – между ней и Потифаром была лишь стеклянная витрина, да изредка проходил какой-нибудь пешеход.

Тем не менее, он не поднял взгляда, когда она начала разоблачаться. Перед Потифаром лежала открытая "Лос Анджелес Таймс"; рядом дожидались своей очереди «Херальд-Экспресс» и "Дейли Ньюс". Он внимательно изучал газету, передовицы удостоил лишь мимолетного взгляда, зато записал в черный аккуратный блокнот минимальную и максимальную температуру в Браунсвилле и Техасе, начальную и конечную цену акций на Нью-йоркской бирже, а также общее число акций, перешедших из рук в руки. Потом он начал быстро просматривать мелкие заметки о различных происшествиях, время от времени занося их краткое содержание в свой черный блокнотик; то, что он записывал, было не связано между собой – среди прочего, например, оказалась заметка о мисс Сырная Америка Недели, которая заявила, что выйдет замуж и родит двенадцать детей, причем ее избранником будет тот, кто сможет доказать, что он с малых лет вегетарианец, что он был свидетелем приземления летающей тарелки и, вдобавок, сумеет своими молитвами вызвать дождь в Южной Калифорнии.

Потифар как раз переписал адреса трех жителей Уаттса, штата Калифорния, которые были чудесным образом исцелены Преподобным Дикки Ботгомери, восьмилетним евангелистом, во время собрания Братьев Первейшей Правды, и уже намеревался приступить к изучению «Херальд-Экспресс», когда бросил взгляд поверх очков для чтения и увидел стриптизерку-любительницу, стоящую на углу напротив. Он встал, аккуратно положил очки в футляр, сложил газеты, засунул их в правый карман пиджака, отсчитал точную сумму по счету и добавил двадцать пять центов на чай. Затем снял свой плащ с крючка, перекинул его через плечо и вышел на улицу.

К этому моменту девушка успела раздеться догола. У Потифара Брина успело сложиться мнение, что ей было что показать. Тем не менее, она не сумела собрать большой аудитории. Мальчишка, продавец газет, перестал выкрикивать свою бесконечную сводку катастроф и, забыв закрыть рот, глазел на девушку: да еще парочка трансвеститов, которые, очевидно, поджидали автобус, смотрели на нее. Никто из прохожих не остановился. Они скользили по ней взглядом, а потом, – со столь характерным для истинных жителей Южной Калифорнии равнодушием ко всему необычному шли по своим делам дальше. А вот трансвеститы были очень заинтересованы. Мужская половина команды была одета в кружевную женскую блузку и в консервативный шотландский килт. Женская половина, гордо носившая деловой костюм и широкополую мужскую шляпу, наблюдала за происходящим с особенным интересом.

Когда Брин подошел к девушке, она как раз повесила легкую полоску нейлона на скамейку автобусной остановки и потянулась к туфлям. Полицейский офицер, потный и несчастный, дождался, когда загорится зеленый свет, и, перейдя через дорогу, направился к ней.

– Ладно, – сказал он усталым голосом, – этого вполне достаточно, леди. Наденьте на себя все эти штуки и уходите отсюда.

Женщина-трансвестит вынула изо рта сигару.

– Только вот, какое вам до всего этого дело, офицер? – вмешалась она.

Полицейский повернулся к ней.

– Держитесь-ка лучше отсюда подальше! – Он посмотрел на женщину, а потом перевел взгляд на ее спутника. – Мне бы следовало задержать вас обоих.

Женщина-трансвестит подняла брови.

– Вы собираетесь арестовать нас за то, что мы одеты, а ее за то, что она раздета. Мне это начинает нравиться. – Она повернулась к девушке, которая стояла совершенно неподвижно и молчала, словно сама была поражена тем, что происходит. – Я – адвокат, милочка. – Она достала визитку из кармана жилетки. – Если этот неандерталец в форме будет продолжать приставать к тебе, я с удовольствием займусь твоим делом.

Мужчина в килте сказал:

– Грейс! Пожалуйста!

Она стряхнула его руку со своего плеча, как надоедливую муху.

– Успокойся, Норман. Это наше дело. – Она снова принялась за полицейского. – Ну, вызывайте машину. А в настоящий момент мой клиент не будет отвечать ни на какие ваши вопросы.

Полицейский выглядел таким несчастным, что казалось, он сейчас заплачет, а его лицо сделалось опасно красным. Брин молча шагнул вперед и накинул свой плащ на плечи девушки. Она с удивлением посмотрела на него и в первый раз за все это время открыла рот:

– Э-э…благодарю. – Она запахнулась в плащ. Женщина-адвокат посмотрела на Брина, а потом перевода взгляд обратно на полицейского.

– Ну, офицер? Вы готовы арестовать нас?

Он приблизил свое лицо к ее шляпе.

– Я не доставлю вам такого удовольствия! – Он вздохнув и добавил: Благодарю вас, мистер Брин. Вы знаете эту леди?

– Я позабочусь о ней. Вы можете забыть эту историю, Ковански.

– Меня бы это вполне устроило. Если она с вами, то я именно так и поступлю. Только, пожалуйста, уведите ее отсюда, мистер Брин!

Тут женщина-адвокат снова встряла.

– Одну минуточку, это не в интересах моего клиента.

– А вам уже давно следует заткнуться! – выпалил Ковански. – Вы слышали, что сказал мистер Брин – она с ним. Верно, мистер Брин?

– Ну… да. Я ее друг. Я позабочусь о ней.

Трансвестит с подозрением заявила:

– Что-то я не слышала, чтобы она это подтвердила.

Ее спутник потянул женщину за рукав и умоляюще произнес:

– Грейс, пожалуйста! Вон идет наш автобус.

– А я не слышал, как она подтверждала, что вы ее адвокат, – отпарировал полицейский. – Вы выглядите как… – Его слова потонули в визге тормозов автобуса. – …а кроме того, если вы сейчас же не сядете в автобус и не уедете с моей территории, то я… то я…

– То вы что?

– Грейс! Мы опоздаем на автобус.

– Подожди минутку, Норман. Милочка, этот человек действительно ваш друг? Вы пойдете с ним?

Девушка с сомнением посмотрела на Брина и тихонько проговорила:

– Э-э, да. Это правда.

– Ну… – Спутник адвоката снова потянул ее за рукав. Она сунула свою визитную карточку в руки Брина, и странная парочка уселась в автобус и укатила прочь.

Брин машинально сунул карточку в карман. Ковански со вздохом вытер лоб.

– Зачем вы это сделали, леди? – раздраженно спросил он.

Девушка казалась удивленной.

– Я…я не знаю.

– Вы это слышали, мистер Брин? Они все так говорят. И если посадить ее за решетку, то завтра на этом месте появится шесть других. Шеф сказал… – Он вздохнул. – Шеф сказал – ну, если бы я ее арестовал, как того хотела эта женщина-адвокат, меня бы с завтрашнего дня перевели в простые патрульные, с тем чтобы я всерьез подумал о выходе на покой. Так что заберите ее отсюда, ладно?

– Но… – возразила было девушка.

– Никаких «но», леди. Вам только и остается радоваться, что такой джентльмен, как мистер Брин, согласился помочь вам. – Ковански собрал всю ее одежду и вручил ей. Когда она потянулась, чтобы взять ее, плащ распахнулся и перед глазами смутившихся мужчин вновь предстало обнаженное бедро; Ковански торопливо протянул одежду Брину, который быстро рассовал ее по карманам.

Девушка дала Брину отвести себя к его машине, которая стояла неподалеку, села в нее и запахнула полы плаща, так что теперь она выглядела вполне прилично. Только после этого она повернулась к Брину и внимательно посмотрела на него.

Она увидела ничем не примечательного мужчину, которому было уже явно больше тридцати пяти. В его глазах было кроткое и какое-то беззащитное выражение человека, привыкшего носить очки, но в данный момент оказавшегося без них; волосы на висках поседели, а на макушке уже намечалась лысина. Его костюм в елочку, черные туфли, белая рубашка и аккуратный галстук больше подходили жителю Восточного побережья, нежели Калифорнии.

Потифар же увидел лицо, которое он для себя классифицировал, скорее как «хорошенькое» и «цветущее», чем «красивое» и «очаровательное». Лицо обрамляли пышные каштановые волосы. Он дал ей лет двадцать пять или около того.

Брин мягко улыбнулся и, не говоря ни слова, завел машину.

Он свернул на Дохени Драйв, а потом поехал на восток, в сторону Сансет. Подъезжая к Ла Чинега, он притормозил.

– Ну как? Вам лучше?

– Пожалуй, да. Мистер… Брин?

– Называйте меня Потифар. А как вас зовут? Если не хотите, можете не отвечать на мой вопрос.

– Меня? Я… я Мид Барстоу.

– Куда вас отвезти, Мид? Домой?

– Наверное, да. Я… ой, нет! Я не могу приехать домой в таком виде! – Она еще плотнее запахнула плащ.

– Родители?

– Нет. Моя домохозяйка. У нее будет инфаркт, если она меня увидит в…

– Тогда, куда мы можем доехать?

Она немного подумала.

– Может, остановимся на заправочной станции, а там я смогу незаметно проскользнуть в туалет?

– М-м-м… может быть. Послушайте, Мид, мой дом находится в шести кварталах отсюда, в него можно попасть через гараж. Вы войдете так, что этою никто не заметит. – Он вопросительно посмотрел на нее.

Она вздохнула и оценивающе взглянула на Брина.

– Потифар, вы, кажется, не очень-то похожи на серого волка?

– О, вот уж нет! Я самый настоящий волчище. – Он присвистнул и оскалил зубы. – Видите? Но среда у меня выходной день.

Она улыбнулась, и на щеках у нее появились ямочки.

– Ну, ладно. Лучше уж я буду бороться с вами, чем с миссис Мигат. Поехали.

Он свернул в сторону холмов. Его холостяцкое жилище представляло собой небольшой каркасный дом – один из многих, облепивших, как грибы, коричневые склоны холмов Санта Моника. Гараж был пробит в самой горе; дом находился над ним. Он заехал в гараж, выключил зажигание и провел Мид по скрипучей лестнице в гостиную.

– Проходите сюда, – сказал он, указывая на дверь и протягивая одежду, которую уже успел вытащить из карманов.

Она покраснела, взяла одежду и юркнула в спальню. Он услышал, как поворачивается ключ в замке. Потифар устроился в кресле, достал свой черный блокнот и раскрыл «Херальд-Экспресс».

Он уже заканчивал изучение "Дейли Ньюс" и смог добавить несколько заметок к своей коллекции, когда Мид вышла из спальни. Она успела привести себя в порядок – тщательно причесалась, подкрасила губы, ей даже удалось разгладить почти все складки на юбке. Свитер ее был ни слишком облегающим, ни слишком низко вырезанным, но выглядела она в нем очень симпатично. А еще Мид почему-то напомнила ему наполненный водой колодец и завтрак на ферме. Он забрал у нее плащ, повесил его и сказал:

– Садитесь, Мид.

– Мне, наверное, уже пора идти, – неуверенно проговорила она.

– Идите, конечно, если у вас дела – но мне хотелось поговорить с вами.

– Ну… – Она присела на краешек дивана и осмотрелась. Комната была небольшой, но аккуратной, как галстук Потифара, и чистой, как его воротничок. Камин вычищен, пол вымыт и натерт. Все стены заняты полками, на которых громоздились книги. В углу потрепанный письменный стол; все бумаги на нем тщательно сложены. Рядом, на отдельной подставке, электрический калькулятор. Справа от него двухстворчатое окно выходило на крошечный балкончик прямо над гаражом. Дальше открывался вид на город; кое-где уже начали загораться неоновые огни реклам. Она уселась поглубже.

– Очень симпатичная комната, Потифар. Она похожа на вас,

– Будем считать, что это комплимент. Спасибо, – она ничего не ответила, и он продолжал: – Хотите что-нибудь выпить?

– Ну, еще бы! – Она вздрогнула. – Меня всю трясет.

Он встал.

– Ничего удивительного. Что вы предпочитаете?

Мид выбрала виски с водой, без льда; он же был любителем бурбона и имбирного пива. Она молча выпила половину своего бокала, поставила его на стол, расправила плечи и сказала:

– Потифар?

– Да, Мид?

– Послушайте, если вы привезли меня сюда, чтобы начать приставать, те не тяните с этим. У вас, конечно, ничего не выйдет, но я все время нервничаю и жду этого.

Он молчал. Его лицо продолжало сохранять серьезное выражение. Она, немного смущенно, продолжала:

– У меня не будет никаких оснований винить вас – учитывая обстоятельства, при которых мы познакомились. И я вам благодарна. Но… ну… дело в том, что я не…

Он подошел к ней и взял обе ее руки в свои.

– Моя дорогая, у меня и в мыслях не было приставать к вам. Да и у вас нет причин испытывать благодарность ко мне. Я это сделал потому, что меня заинтересовал ваш случай.

– Мой случай? Ты доктор? Психиатр?

Он покачал головой.

– Я математик. Точнее, статистик.

– Кто? Я не поняла.

– Ну, это не существенно. Но мне хотелось бы задать несколько вопросов. Можно?

– Ну, конечно! Я у вас в долгу.

– Вы мне ничего не должны. Еще выпить хотите?

Она допила виски и протянула ему бокал, а потом прошла за ним на кухню. Он тщательно отмерил следующую порцию и вернул ей бокал.

– А теперь скажите мне, почему вы начали раздеваться?

Она нахмурилась.

– Я не знаю, не знаю, не знаю. Наверное, на меня нашло какое-то затмение. Она округлила глаза и добавила: – Но я совершенно не чувствую себя сумасшедшей. Могла я свихнуться и сама этого не заметить?

– Вы не свихнулись… во всяком случае, не более, чем все остальные, уточнил он. – Скажите мне, вы видели, чтобы кто-нибудь делал такое?

– Что? Нет, никогда не видела.

– Ну, тогда читали где-нибудь?

– Да нет же. Хотя подождите минутку. Эти люди в Канаде. Дуко…духо… в общем что-то в этом роде.

– Духоборы. И больше ничего? Никогда не участвовали в заплывах нагишом? Покер на раздевание?

Она покачала головой.

– Нет. Вы можете мне не верить, но я всегда была из тех девочек, которые раздеваются под ночной рубашкой. – Она покраснела и добавила: – Я и сейчас так делаю, если только не вспоминаю, как это глупо.

– Я вам верю. И вы никогда не слышали упоминаний о чем-нибудь подобном в выпусках новостей?

– Нет. Хотя подождите! Кажется, это было недели две назад. Какая-то девушка, в театре, при большом скоплении народа. Но тогда я думала, что это было сделано ради рекламы. Ну, вы знаете, они специально придумывают такие штуки.

Он покачал головой.

– Тут дело не в этом. Третье февраля, в Гранд Опера, миссис Элвин Копли. Судебное дело решили не возбуждать.

– Да? А вы откуда знаете?

– Извините, пожалуйста. – Он подошел к письменному столу и набрал номер Городского Бюро Новостей.

– Альф? Это Пот Брин. Они по-прежнему занимаются той историей?.. Да, да, дело цыганки Розы. Сегодня были какие-нибудь новые случаи? – Он подождал. Мид показалось, что она слышит, как в трубке кто-то ругается. – Не надо так переживать, Альф, – жара не будет продолжаться бесконечно. Девять случаев, да? Ну, можешь добавить еще один – бульвар Санта Моника, сегодня после полудня. Нет, никого не арестовали. – После короткой паузы он добавил: Нет, никто не успел узнать ее имени – женщина средних лет, косящая на один глаз, я случайно оказался неподалеку… Кто, я? Ну, зачем мне было ввязываться в подобную историю? Однако получается очень любопытная картина. – Он положил трубку.

– Значит, косит на один глаз, да? – проворчала Мид.

– Может быть, мне стоит позвонить им и сообщить ваше настоящее имя?

– О, нет!

– Вот и прекрасно. Итак, Мид, нам, наконец, удалось выяснить, каким образом вы столкнулись с подобной идеей – театр, миссис Копли. А сейчас мне хотелось бы узнать, что вы чувствовали, о чем думали, когда проделывали все это?

Она сосредоточенно наморщила лоб.

– Подождите минутку, Потифар – правильно ли я поняла, что еще девять других девушек учинили подобную штуку?

– О, нет – девять девушек сделали это сегодня. А вы были… – Он на несколько секунд задумался. – …триста девятнадцатой в Лос-Анджелесе с начала нового года. У меня нет цифр по всей стране, но некоторое время назад, когда первые репортажи об аналогичных случаях появились в наших газетах, с Восточного побережья пришло предложение не раздувать подобные истории. Из этого следует, что такие проблемы возникают не только у нас.

– Вы хотите сказать, что женщины по всей стране начали раздеваться в общественных местах? Но это же просто ужас!

Он ничего не сказал. Она покраснела, но продолжала настаивать.

– Да, это ужасно, хотя в данном случае разоблачалась я.

– Нет, Мид. Один случай может шокировать; но более трехсот представляют немалый интерес с точки зрения статистики. Именно поэтому я и хочу, чтобы вы рассказали мне, что с вами происходило в это время.

– Но… ладно, я попробую. Я уже говорила вам, что не знаю, почему я так поступила; я и сейчас не знаю. Я…

– Вы помните, как все происходило?

– О, да! Я помню, как встала со скамейки и начала стягивать с себя свитер. Помню, как расстегивала молнию на юбке. Помню, что подумала: мне надо торопиться – мой автобус остановился всего в двух кварталах, Я помню, как мне стало хорошо, когда я, наконец, м-м-м… – Она замолчала, и на лице у нее появилось недоуменное выражение. – Но я до сих пор не понимаю, почему я это сделала.

– А о чем вы думали непосредственно перед тем, как встали?

– Я не помню.

– Представьте себе улицу. Кто проходил мимо? Где вы держали руки? Сидели ли вы, скрестив ноги, или нет? Находился ли кто-нибудь рядом с вами? О чем вы думали?

– Ну… на скамейке рядом со мной никого не было, Я держала руки на коленях. Эти типы в перепутанной одежде стояли неподалеку, но тогда я не обратила на них внимания. Я ни о чем таком не думала, у меня болели ноги, и мне хотелось побыстрее вернуться домой – и еще я почувствовала, что мне стало ужасно душно. А потом… – В ее глазах появилось отсутствующее выражение, – … неожиданно я поняла, что мне нужно сделать. Более того, я почувствовала, что мое это просто необходимо сделать. И тогда я встала и… и я… – В ее голосе появились истерические нотки.

– Успокойтесь, успокойтесь! – вмешался Брин. – Только не делайте этого опять.

– Что? Мистер Брин! Я и не собиралась делать ничего подобного.

– Конечно, конечно. А что было потом?

– А потом вы накинули мне на плечи свой плащ – все остальное вам известно не хуже меня. – Она посмотрела на него. – Скажите, Потифар, почему вы носите с собой плащ? Дождя нет уже несколько недель – такого сухого и жаркого сезона не было уже много лет.

– Точнее, шестьдесят восемь лет.

– Неужели?

– И все же я ношу с собой плащ. У меня есть такое ощущение, что когда дожди, наконец, пойдут, то спасения от них не будет. Может быть, они будут идти сорок дней и сорок ночей.

Она решила, что Брин пошутил, и рассмеялась.

– А вы можете вспомнить, как у вас появилась эта идея? – продолжил Брин свои расспросы.

Она покрутила в ладонях бокал и немного подумала.

– Нет, не могу сказать.

Он кивнул.

– Я так и думал.

– Я вас не понимаю – если только вы не думаете, что я спятила. Вы так не думаете?

– Нет. Я думаю, что вы должны были это сделать, но почему и зачем, вы не знаете и не можете знать.

– Но вы знаете! – Она обвиняюще ткнула в него пальцем.

– Может быть. Во всяком случае, я располагаю некоторыми цифрами. Вы когда-нибудь интересовались статистикой, Мид?

Она покачала головой.

– Цифры всегда смущали меня. Черт с ней, со статистикой – меня интересует, почему я это сделала!

Он очень серьезно посмотрел на нее.

– Я думаю, что мы лемминги, Мид.

Сначала на ее лице появилось удивление, которое постепенно сменилось ужасом.

– Вы хотите сказать, что мы – эти маленькие мохнатые существа, похожие на мышей? Те, которые…

– Да. Те, которые периодически совершают миграции самоуничтожения, миллионы, сотни миллионов леммингов гибнут в море. Спроси у лемминга, почему он это делает. Если бы удалось заставить его чуть приостановить свой марш к смерти, тогда любой ученик знал бы ответ на этот вопрос. Он делает потому, что должен, – в точности, как и мы.

– Это ужасная мысль, Потифар.

– Может быть. Идите сюда, Мид. Я покажу вам цифры, которые смущают и меня. – Он подошел к своему письменному столу, вытащил ящик и достал из него пачку карточек. – Вот, например. Две недели назад какой-то человек подал в суд на законодательную власть штата за то, что по ее, якобы, вине его разлюбила жена – и судья принял дело к производству! Или вот это – патент на смещение оси вращения Земли с тем, чтобы растопить лед на полюсах. Патент был отклонен, но изобретатель успел собрать триста тысяч долларов за земельные участки на южном полюсе, прежде чем власти остановили его. Теперь он подал на них в суд, и создается впечатление, что вполне может выиграть процесс. А вот еще – известный священник предлагает ввести в высших учебных заведениях курс загробной жизни. – Он торопливо отложил в сторону эту карточку, словно она жгла ему руки. – А это просто чудо: закон, который рассматривался в нижней палате штата Алабама, – в нем предлагалось отменить действие законов атомной энергии, не принципы ее использования или производства, а природные законы! Текст документа не оставляет никаких сомнений. – Он пожал плечами. – Где предел глупости и есть ли он?

– Они все с ума посходили.

– Нет, Мид. Один такой тип – сумасшедший. А когда их превеликое множество это марш леммингов к смерти. И даже не пытайтесь со мной спорить – я нанес все эти данные на график. Когда у нас в прошлый раз возникла схожая ситуация, ее назвали "Эрой Замечательной Чепухи". Но сейчас все гораздо хуже. – Он засунул руку в нижний ящик и достал большой лист бумаги. Амплитуда уже почти в два раза больше, чем тогда, а мы еще не достигли максимума. Что будет, когда мы его достигнем, мне, честно говоря, даже не хочется думать. Три различных кривые одновременно достигнут наибольшего значения.

Она посмотрела на графики.

– Вы хотите сказать, что тот паренек, с его бреднями про поворот оси, находится на одной из этих кривых?

– Он ее увеличивает. Здесь же отражены любители сидеть с поднятыми флажками, глотатели золотых рыбок, участники танцевальных марафонов, а также тот тип, который закатил земляной орех на вершину пика Пайке, толкая его носом. Вы находитесь на гребне новой волны – во всяком случае, будете находиться после того, как я вас помещу туда.

Она скорчила гримасу.

– Мне это не нравится.

– И мне тоже. Но это очевидно, как банковский чек. В этом году человечество перестало стричь волосы и, сидя на солнышке, ухмыляется с засунутым в рот пальцем и бессмысленно лопочет: «Бу-бу-бу».

Она вздрогнула.

– Как вы считаете, не выпить ли еще стаканчик на дорожку? Мне уже пора.

– У меня есть идея получше. Вы ответили на мои вопросы, и теперь я должен угостить вас обедом. Выбирайте ресторан, а уж там мы сможем выпить еще по коктейлю.

Она покусала губы:

– Вы никому ничего не должны. И мне сейчас не хочется показываться на людях. Я могу… я могу…

– Нет, этого не может быть, – резко возразил Брин. – Молния не ударяет дважды в одно и то же дерево.

– Вы уверены? Но, все равно, мне совсем не хочется оказаться в толпе. – Она посмотрела в сторону кухонной двери. – У вас там есть какая-нибудь еда? Я могу сготовить.

– Х-м-м, ну кое-что там должно быть. Кажется, в морозилке есть мясо. И еще я купил свежую булку. Иногда, когда не хочется выходить из дома, я делаю себе гамбургеры.

Она направилась в кухню.

– Трезвая или пьяная, полностью одетая или… голая, я умею готовить. Вы увидите.

И он действительно увидел. Роскошные, сочные, горячие бутерброды с мясом, залитым острым, удивительно пахучим соусом, украшенные золотистыми кружочками жареного лука; салат, сделанный из остатков овощей, которые она сумела отыскать в его холодильнике; жареная румяная картошка. Они ели все это, сидя на маленьком балкончике, и запивали, холодным пивом.

Он вздохнул и вытер салфеткой рот.

– Да, Мид, ты умеешь готовить.

– Когда-нибудь я приду к тебе, захватив с собой необходимые продукты тогда-то ты и узнаешь, что значит настоящая готовка.

– Тебе больше ничего не нужно доказывать. Тем не менее, я согласен. Однако в третий раз повторяю: ты мне ничто не должна.

– Не должна? Да если бы не ты, сегодняшний вечер я бы провела за решеткой.

Брин покачал головой.

– Полиция получила указание любой ценой не привлекать к подобным происшествиям внимания – считается, что тогда их рост постепенно прекратится. Ты же сама видела. К тому же, моя дорогая, тогда ты не была дли меня личностью. Я даже не видел твоего лица; я…

– Зато ты видел много чего другого.

– Честно говоря, я даже не смотрел. Ты была просто – статистика.

Она покрутила в руках нож и медленно проговорила:

– Я не уверена, но мне кажется, что меня только что оскорбили. За все мои двадцать пять лет, в течение которых я успешно сражалась с мужчинами, меня называли разными именами – но «статистикой» никогда – поэтому мне просто совершенно необходимо взять твою логарифмическую линейку и избить тебя до смерти.

– Моя дорогая юная леди…

– Я не леди – это уж точно. И никакая я не «статистика»!

– Что ж, дорогая Мид, тогда я должен тебя предупредить, прежде чем ты решишься на что-нибудь слишком рискованное, что в колледже я был капитаном команды борцов и выступал в среднем весе.

Она улыбнулась, и у нее на щеках снова появились очаровательные ямочки.

– Ну, вот такой разговор мне больше по душе. А я уже начала побаиваться, что тебя собрали на фабрике счетных машин. Потти,[1]1
  Роt (англ.) – горшок


[Закрыть] ты ужасно милый.

– Если это уменьшительное от моего имени, то мне оно нравится. Но если это намек на мою талию, то я просто возмущен.

Она наклонилась к нему и похлопала его по животу.

– Мне нравится твоя талия – со стройными и голодными мужчинами трудно иметь дело. Если бы я регулярно готовила для тебя, то твоя талия округлилась бы еще сильнее.

– Это можно считать предложением?

– Пока не будем об этом – послушай, Потти, ты действительно считаешь, что вся страна сходит с катушек?

Он моментально протрезвел.

– Все обстоит значительно хуже.

– То есть?

– Пойдем со мной, я тебе покажу. – Они собрали тарелки и сложили их в раковину. Все это время Брин, не смолкая, говорил.

– Когда я был еще совсем ребенком, цифры завораживали меня. Цифры замечательная вещь, и они складываются в такие разнообразные конфигурации! Конечно же, я избрал своей специальностью математику. Потом я начал работать для одной страховой компании. Это было ужасно забавно – никто не может предсказать, когда данный человек может умереть, но, несомненно, определенный процент людей из определенной возрастной группы умрет к определенному сроку. Кривые графиков были такими изящными – и они всегда приводили меня к правильным выводам. Всегда. И не надо знать почему, но можно с удивительной точностью предсказать, когда и что произойдет. Выкладки были верными, кривые никогда, не обманывали.

– Потом я заинтересовался астрономией, – продолжал Брин. – В этой науке цифры тоже работали безошибочно, давая результат с точностью погрешности приборов. По сравнению с астрономией остальные науки, как малые дети. Однако мне удалось обнаружить такие области в астрономии, для которых обычные расчеты не годились. Здесь ко мне на помощь и пришла статистика – и стало еще интереснее, Я вступил в Ассоциацию Астрономов и, возможно, даже сделался бы профессиональным астрономом – тогда я так и не стал бы консультантом по бизнесу – если бы не заинтересовался еще кое-чем.

– Консультантом по бизнесу? – повторила Мид. – Борьба с налоговой инспекцией?

– Вовсе нет. Это слишком просто. Я работаю для фирмы, которая занимается самыми различными проектами. Например, я могу совершенно точно предсказать фермеру, сколько его телят окажутся стерильными. Или я могу посоветовать кинопродюсеру, на какую сумму ему стоит застраховаться от дождя. Или выяснить, какова вероятность оползня при строительстве на новом участке. И я всегда оказываюсь прав.

– Подожди минуточку. Я всегда думала, что большим компаниям просто необходимо страховаться.

– Как раз наоборот. По-настоящему крупная компания начинает напоминать статистическую вселенную.

– Это еще что такое?

– Неважно. Меня заинтересовало нечто другое – циклы. Циклы это все, Мид. Они повсюду и везде. Приливы и отливы. Времена года. Войны. Любовь. Всем известно, что при приближении весны многие молодые люди начинают задумываться о том, о чем девушки никогда не перестают думать, но знаешь ли ты, что тут дело в восемнадцатилетнем цикле? И что девушка, рожденная в неподходящее время, имеет гораздо меньше шансов на успех, чем ее младшая или старшая сестра?

– Что? Так вот, значит, почему я осталась несчастной старой девой.

– Тебе двадцать пять? – задумчиво спросил Брин. – Может быть, – но сейчас твои шансы заметно улучшаются, – кривая начинает подниматься вверх. Тем не менее, нельзя забывать: ты всего лишь один случай в общей статистике, а кривая характеризует всю группу в целом. Какие-то девушки все-таки выходят замуж в любой год.

– Не называй меня статистикой.

– Извини. Количество браков хорошо коррелирует с объемами площадей, засеянных пшеницей, причем увеличение площадей предшествует увеличению числа браков.

– Звучит довольно глупо.

– Это действительно глупо. Сама по себе идея о причинно-следственных связях, скорее всего, предрассудок. Однако всякий раз после наступления пика свадеб следует резкое увеличение строительства домов.

– Ну да, понятно.

– Разве? Многие ли из новобрачных, которых ты знала, могли себе позволить построить новый дом? С тем же успехом количество свадеб можно соотнести и с увеличением посевов пшеницы. Мы не знаем почему – просто так происходит, и все тут.

– Может быть, все дело в пятнах на солнце?

– Можно соотнести пятна на солнце с ценами на бирже ценных бумаг, или с популяциями речного лосося, или с длиной женских юбок. Можно винить длину юбок в появлении пятен на солнце – и ты с тем же успехом появление солнечных пятен можешь считать причиной увеличения количества лососей в данной реке. Мы не знаем. Однако кривые существуют, и от них не отмахнешься.

– Но должно же что-то стоять за всем этим?

– Разве? Это только предположения. Для свершившегося факта не существует «почему». Факт самодостаточен – он свершился. Почему ты начала раздеваться?

Она нахмурилась.

– Это нечестно.

– Может быть. Но я хочу показать тебе, что меня беспокоит. – Он пошел в спальню и вернулся оттуда с большим рулоном бумаги. – Расстелем бумагу на полу. Здесь я изобразил все. Пятидесятилетний цикл – вот, здесь отмечена Гражданская война. Видишь, как она вписывается в общую картину? Цикл имеет длину 18 и 1/3 года, другой имеет продолжительность в девять лет, а этот в 41 месяц, три разных цикла образования солнечных пятен, все собрано здесь, на этом графике. Наводнения на Миссисипи, добыча меха в Канаде, цены на акции, свадьбы, эпидемии, перевозки на грузовых автомобилях, банкротства банков, нашествия саранчи, разводы, рост деревьев, войны, количество выпавших осадков, изменение магнитного поля Земли, количество заявок на новые патенты, убийства – все, что только поддается учету.

Она смотрела на странные извивы множества линий.