Текст книги "Рассказы. Миры Роберта Хайнлайна. Том 24"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

Комбинированное табло высвечивало время с момента старта, скорость и расстояние – все, что нужно в безвоздушном пространстве. Ниже три других шкалы показывали, как эти данные должны выглядеть в идеале – это было нужно для управления факелом. Он был зажжен менее семи часов назад, скорость подошла к двум миллионам миль в час, корабль пролетел свыше шести миллионов миль. Третий ряд указателей корректировал все данные относительно гравитационного поля Солнца, но Джо не смотрел на них: на орбите Земли притяжение солнца составляло всего одну двухтысячную «же», сущие пустяки, пусть компьютер учитывает это в своих расчетах. Джо быстро установил, что идеал и полученные данные совпадают.

Тем временем замолчала лунная станция. Он крутил верньер до тех пор, пока луч радара не нащупал Марс и тогда передал сигнал: «Где я». Он не стал ждать ответа – Марс был в семнадцати радио-минутах. Вместо этого он взялся за ориентацию по звездам. Звезды едва сдвинулись, курс не требовал коррекции.

Он продиктовал данные в бортжурнал и тут навалилась слабость. Ребра болели, каждый вдох вызывал боль в межреберье. Руки и ноги онемели – им не хватало крови. Он подвигался взад и вперед и это вконец ослабило его. Он замер и стал наблюдать за скоростью. Каждую секунду она увеличивалась на двадцать семь миль в секунду, а каждый час – более чем на полмиллиона миль в час. Джо впервые позавидовал пилотам ракет: чтобы достичь своей цели, им требовалась вечность, но летали они с комфортом.

Без факельных кораблей человек никогда бы не осмелился забраться дальше Марса. При прямом переходе массы в энергию даже фунт песка дает пятнадцать миллиардов лошадиных сил в час. Атомный ракетный корабль использует только часть процента, а новейший факельный – более восьмидесяти процентов. Камера факела была маленьким солнцем, рвущиеся из нее частицы почти достигали скорости света.

Эплби гордился тем, что был факел-пилотом, но только не теперь. Затылок чудовищно болел. Он хотел подтянуть колено, но не смог, ему стало дурно от чудовищной тяжести в желудке. Проклятье! Клюгер еще умудрялся спать! Как можно требовать от человека, чтобы он выдерживал такое? Прошло лишь восемь часов, а он чувствовал себя так, словно его пропустили через жернова. Можно ли выдержать такое девять дней кряду?

Позже – время стало чем-то неопределенным – он услышал, что кто-то зовет его.

– Джо! Джо!

Разве нельзя дать человеку спокойно умереть? Взгляд Эплби пополз вверх, нащупал зеркало, он постарался что-нибудь разобрать.

– Джо! Вы должны меня сменить. Я словно пьяный.

– Я уже сменил вас, командир.

– Когда?

Взгляд Джо пополз вверх, к хронометру и ему пришлось закрыть один глаз, чтобы прочесть цифры.

– Э… примерно шесть часов назад.

– Что? Сколько же сейчас времени?

Джо не ответил, угрюмо пожелав Клюгеру испариться.

– Я, должно быть, потерял сознание, – неуверенно сказал Клюгер. – Как дела? Может быть, вы ответите мне?

– Что? О, все в порядке – все по схеме номер одиннадцать. Командир, моя левая нога не вывихнута? Я ее не вижу.

– Отстаньте вы со своей ногой! Какие данные вы получили?

– Что за данные?

– Что за данные? Мы летим вместе, Джо! Вы на службе!

«Он прав, – мрачно подумал Джо. – А я должен закрыть глаза и не обращать на него внимания».

Клюгер повторил:

– Данные, Джо!

– А? Черт побери, прочтите же их в бортовом журнале, если вам так интересно! – он ожидал взрыва в ответ, но ничего не произошло. Когда Джо очнулся в следующий раз, Клюгер лежал с закрытыми глазами. Джо осторожно потянул из мундштука и одна капля попала ему в дыхательное горло. Приступ кашля отозвался болью во всем теле и настолько ослабил его, что пришлось снова отдыхать.

Собравшись с силами, Джо проверил приборы. Двенадцать часов и… нет, минутку! Сутки и двенадцать часов! Невероятно, но скорость превысила десять миллионов миль в час, до Земли теперь было свыше девятнадцати миллионов миль; они проскочили орбиту Марса.

– Командир! Эй! Лейтенант Клюгер!

Лицо Клюгера застыло оскаленной маской. Глухая паника охватила Джо, когда до него дошел смысл ситуации. Звезды показывали. что корабль разбалансирован. Либо он стабилизируется сам по себе, либо скорректировать курс должен был Клюгер. А может, он сам должен был сделать это? Джо решил прослушать бортовой журнал, он пошарил среди кнопок и нашел ту, что пускала магнитофонную ленту.

Джо бездумно перемотал ленту к самому началу и прослушал все записи, незаписанные места прокручивались с большой скоростью, записанные – медленнее. Он услышал только собственное сообщение о первом контроле, потом узнал, что со станции Фобос около Марса передали пожелание счастливого пути, а потом пошутили:

– Где огонь?

Да, несколько часов назад Клюгер корректировал баланс. Лента перемоталась, пошла медленнее. Клюгер наговорил сообщение сумбурно и бессвязно.

– Джо! Джо!

– Ох, заткнись! – услышал Джо собственный ответ. Сам он ничего об этом не помнил.

Нужно было что-то сделать, но он чувствовал себя слишком измотанным, чтобы еще и думать о чем-то. Все тело болело, кроме ног – их он больше не чувствовал. Джо закрыл глаза и попытался ни о чем не думать, а когда очнулся, со времени старта прошло уже три дня. Он снова закрыл глаза, по щекам покатились слезы.

Звонок дребезжал, не смолкая ни на секунду. Джо с усилием понял, что это общая тревога, но его ничего не интересовало, кроме одного – когда же это прекратится. Пальцы онемели, но он нашел выключатель и только собрался отдохнуть, как услышал окрик Клюгера:

– Джо!

– А?

– Джо, не засыпай больше, или я снова включу тревогу. Ты меня слышишь?

– Да.

– Джо, я должен с тобой поговорить. Я больше не выдержу.

– Чего ты больше не выдержишь? – у, дерьмо, врубить тревогу – на это его хватило!

– Я умираю, Джо. Я ослеп, ничего не вижу. В глазах полно крови. Джо, я должен сбросить ускорение. Я должен…

– Ну, а я разве против? – раздраженно ответил Джо.

– Разве ты не понимаешь, Джо? Ты должен прикрыть меня. Я один не могу… Мы должны оба диктовать в бортжурнал, тогда никто не придерется.

– Что говорить в бортжурнал?

– Проклятье, Джо, слушай внимательней. Я не могу долго говорить. Ты должен сказать, что напряжение стало невыносимым и что ты решил сбросить ускорение, а потом я отдам приказ и все будет в порядке, – Эплби с трудом разобрал его мучительный шепот.

Он не мог понять, что Клюгер хочет от него, не мог вспомнить, зачем Клюгеру понадобилось это чудовищное ускорение.

– Быстрее, Джо!

Но этого Джо уже не слышал. Нужно было просыпаться, прислушиваться – а, пусть все катится к дьяволу!

– Да засните же вы, наконец!

Джо задремал, но сигнал тревоги снова вырвал его из сна. На этот раз он быстро вспомнил, где расположен выключатель. Клюгер снова включил тревогу, Джо выключил. Клюгер сдался и Джо потерял сознание.

Очнулся Джо в невесомости. Невольно наслаждаясь легкостью во всем теле, он вспомнил, что летит в «Саламандре», летит к Плутону. Разве они уже долетели? Нет, табло показывало четыре дня и еще пару часов. Может, оборвалась лента курсового компьютера? Или перегорел автомат? И тут он вспомнил о своем последнем пробуждении.

Клюгер отключил факел. С лица командира исчезла напряженная гримаса, черты его стали вялыми, оно казалось совсем старым.

– Командир! Командир Клюгер! – крикнул Джо. Веки Клюгера затрепетали, губы шевельнулись, но Эплби ничего не услышал.

– Командир! Вы меня слышите?

– Я должен был это сделать, – прошептал Клюгер. – Я спас нас обоих. Ты сможешь повернуть корабль, Джо? – глаза его были открыты, но, кажется, ничего не видели.

– Командир, вы меня слышите? Я должен снова включить факел.

– Что? Нет, Джо, нет!

– Я должен.

– Нет, Джо, это приказ!

Эплби взглянул на него, потом ударил в челюсть. Голова Клюгера бессильно мотнулась взад и вперед. Джо вытянулся между бассейнами, нашел позиционный переключатель и переставил его из положения «пилот и второй пилот» в положение «второй пилот». Теперь приборы Клюгера были мертвы. Он посмотрел на командира – его голова теперь бессильно лежала на воротнике – и забрался в свой бассейн. Он откинул голову на место и нащупал кнопку, которая включала курсовую ленту компьютера. Полет обязательно нужно было завершить, но он не мог вспомнить, почему. Джо нажал кнопку и тяжесть навалилась снова.

Очнулся он от приступа тошноты. Шла секунда за секундой, он задыхался. Когда приступ миновал, Джо посмотрел на приборы. «Саламандра» только что сделала сальто, сменив ускорение на торможение. Они прошли половину пути, приблизительно восемнадцать миллиардов миль. Скорость превышала три миллиарда миль в час, теперь они начали ее гасить. Джо решил, что об этом нужно сообщить командиру. О стычке он совсем не помнил.

– Эй, командир!

– Клюгер не шевельнулся. Джо снова позвал его, потом нажал кнопку тревоги. Но звонок разбудил не Клюгера, а воспоминания Джо. Он ужаснулся и отогнал их. Стыд, раскаяние и паника поднялись над физической немощью – он вспомнил все. Джо знал, что должен отметить конфликт в бортовом журнале, но не мог сообразить, что нужно сказать. Он сдался и попытался отдохнуть.

Он проснулся. Что-то точило подсознание… Он должен был что-то сделать для командира… это было как-то связано с автоматическим грузовым кораблем…

Да, точно! Если автоматический факельник достиг Плутона, они могут покончить с этим. Посмотрим – со времени старта прошло свыше пяти дней. И если автоматический факельник вообще добрался туда, тогда…

Он перемотал ленту назад и прослушал сообщение: «Станция Земля – «Саламандре»: нам ужасно неприятно это сообщать, но факельник – автомат не вышел на рандеву. Мы полагаемся только на вас. Беррио». Слезы разочарования, влекомые тройной тяжестью, заструились по его щекам.

На восьмой день Джо понял, что Клюгер мертв. Не из-за запаха – он не смог бы отличить его от запаха собственного тела. И даже не из-за того, что с момента второго старта командир не шевелился – чувство времени у Джо притупилось, он бы просто не осознал этого. Однажды ему почудилось, что Клюгер вскрикнул, вздрогнул и приподнялся.

– Поспеши, Джо! – но тяжесть примяла его. Это видение было так отчетливо, что Эплби, очнувшись, хотел ответить. Потом взглянул на Клюгера в зеркало. Лицо командира выглядело как обычно, но Джо с ужасом осознал, что Клюгер мертв. Все же он попытался разбудить его сигналом тревоги, но в конце – концов сдался; пальцы онемели, он не чувствовал тела ниже пояса. Джо спросил себя, не мертв ли и он сам, надеясь, что так оно и есть, потом соскользнул в привычную летаргию. Он не пришел в сознание даже после того, как через девять с лишним дней автопилот убавил факел. Очнулся он в невесомости посреди кабины, – должно быть, как-то выплыл из бассейна. Джо чувствовал блаженную расслабленность и сильный голод.

Окружающие предметы прояснили связь событий. Он спустился в бассейн, проверил приборы. Уже два часа в свободном полете! План предусматривал, что подход к станции нужно будет рассчитать, скорректировать курс в начале свободного полета, а уж потом передать компьютеру. Прошло уже два часа, а он еще ничего не сделал!

Джо скользнул между бассейном и консолью приборов, обнаружил при этом, что одна нога парализована. Плевать – ни в бассейне, ни в свободном полете она не пригодится. Руки действовали, хотя и не особенно хорошо. Джо вздрогнул, увидев труп Клюгера, но быстро пришел в себя и принялся за работу. Он не имел никакого представления, где находится корабль. Плутон мог оказаться в миллионах миль, а мог быть и прямо перед носом. Может, их уже обнаружили и передали полетные данные для подхода? Джо решил прослушать бортовой журнал.

«Прозерпина» – «Саламандре»: слава богу, вы добрались. Передаем программу для торможения…» – он прослушал данные по времени, направлению и скорости, потом повторные данные. И еще сообщение:

«Передаем уточненные данные. «Саламандра», поторопитесь!» И, наконец, пару минут назад было еще одно: «Саламандра», почему медлите с подходом? Может быть, нам рассчитать баллистику?»

Дикость идеи, что кто-то другой, кроме факел-пилота, может рассчитать баллистику подхода, до него не дошла. Он попытался работать быстрее, но руки плохо слушались. Он вводил неправильные данные и был вынужден их пересчитывать. Через полчаса до него дошло, что в этом виноваты не только пальцы. В баллистических расчетах он разбирался не хуже, чем во флирте с девушками, но сейчас в мозгу все перепуталось. Он не мог вычислять.

«Саламандра» – «Прозерпине»: пожалуйста, дайте баллистические расчеты для выхода на орбиту вокруг Плутона».

Ответ пришел быстро, он понял, что они не сомневались в его согласии. С тяжеловесной тщательностью он оторвал ленту и скормил ее компьютеру. Потом увидел, какое ускорение они должны развить… четыре и три сотых «же». Четыре «же»…

А он-то рассчитывал на нормальный полет. Так бы и было, если бы не пропущенные часы. Но так случилось и это было уже слишком. Он выругался про себя и, улегшись, устроив поудобнее воротник, нажал кнопку, передающую управление на автопилот. У него была в запасе пара минут, он провел их, что-то бормоча про себя. Черт побери, они могли бы рассчитать ему лучшую баллистику. Он сам должен был рассчитать ее! Но они все время торопили его. Добрый старый Джо, ты снова куль с песком! Этот чертов Клюгер ухмыляется как дурак, сбагрив ему всю работу – если бы только он не был до такой степени мертв…

Навалилось ускорение и Джо потерял сознание.

Когда корабль подошел к точке рандеву, с него сняли мертвеца, полумертвеца, а в грузовом отсеке нашли бак с кровью.

Корабль обеспечения доставил новых пилотов для «Саламандры» и забрал домой Эплби. Он не выходил из госпитального отсека, пока его не отправили лечиться на Луну. Там его навестили Беррио и врач станции. Коммодор весело сообщил Джо, что он хорошо, дьявольски хорошо справился с заданием.

Когда все было сказано, врач помог Джо подняться.

– Эй, коммодор! – вдруг сказал Эплби.

– Да, сынок?

– Э-э… есть еще одно, чего я никак не пойму, э-э… да, не пойму: э-э… вот что: почему мне нужно лечиться в геронтологической клинике Луна-Сити? Это же, э-э… для старичков, да? Так я всегда думал – я правильно понимаю, коммодор?

– Я уже говорил вам, Джо, – вмешался врач, – что здесь дают самую лучшую физиотерапию. Для вас мы получили особое разрешение.

– Правда, коммодор? – Джо казался озадаченным. – Разве не смешно, что я буду лежать в лечебнице для престарелых?

– Все в полном порядке, сынок.

– Хорошо, коммодор, – слабо усмехнулся Джо. – Если вы так говорите… – Они пошли к двери.

– Доктор, задержитесь на минуточку. Ординарец, помогите господину Эплби.

– Джо, вы сможете двигаться?

– О, конечно, конечно, коммодор. Моей ноге уже много лучше. Вы же сами видите, – он оперся на ординарца и они медленно вышли.

– Доктор, – спросил Беррио, – давайте открытым текстом. Джо выздоровеет?

– Нет, коммодор.

– Поправится ли он, по крайней мере?

– Может быть, немного. Небольшое лунное притяжение поможет активировать силы, заложенные в природе человека.

– Умственные способности восстановятся?

Доктор помялся.

– Значит так, коммодор: большое ускорение – это ускорение процессов старения. Ткани рвутся, тонкие сосуды лопаются, а сердце выполняет практически непосильную работу. Начинается распад нервной ткани, потому что мозг получает недостаточно кислорода.

Коммодор треснул кулаком по столу. Врач тихо сказал:

– Не усложняйте все это еще больше, коммодор.

– Проклятье, доктор! Вспомните, каким он был раньше! Почти ребенок и такой жизнелюб, а теперь? Старик!

– Попробуйте посмотреть на это под другим углом, – сказал врач. – Вы потеряли одного человека, а спасли двести семьдесят.

– «Потерял одного человека?» Если вы говорите о Клюгере, то он посмертно получит медаль, а его жена – пенсию. Большего мы не в силах сделать. Только я думал не о Клюгере.

– Я тоже, – ответил врач.

АКВАРИУМ С ЗОЛОТЫМИ РЫБКАМИ

Над горизонтом неподвижно висело облако, которое словно шапкой накрывало невиданных размеров водяные колонны, известные как Гавайские Столбы.

Капитан Блейк опустил бинокль.

– Они там, джентльмены.

Кроме вахтенной команды, на мостике гидрографического корабля «Махан» военно-морского флота США находились двое штатских. К ним и были обращены слова капитана. Один из них, постарше и поменьше ростом, пристально смотрел в подзорную трубу, взятую им на время у рулевого.

– Нет, не вижу, – пожаловался он.

– Попробуйте разглядеть в бинокль, – предложил Блейк, потом повернулся к вахтенному офицеру и добавил: – Будьте добры, поставьте людей к дальномеру переднего обзора, мистер Мотт.

Лейтенант Мотт кинул взгляд на помощника боцмана, следившего издали за их разговором, и поднял вверх большой палец.

Старшина шагнул к микрофону, пропела боцманская дудка, и металлический голос громкоговорителя разнесся по кораблю.

– Кома-а-а-нду к дальномеру один! Готовьсь!

– Так лучше видно? – спросил капитан.

– Думаю, теперь я вижу их, – ответил Джекобсон Грейвз. – Две темные вертикальные полосы, идущие из облака к горизонту.

– Это они.

Второй штатский, Билл Айзенберг, взял подзорную трубу, которую Грейвз сменил на бинокль.

– Я тоже их вижу, – заявил он. – С трубой все в порядке, док. Но я ожидал, что они значительно больше.

– Они все еще скрыты за горизонтом, – объяснил Блейк. – То, что вы видите, – лишь верхняя их часть. Высота их около одиннадцати тысяч футов от поверхности воды до облака. Если только ничего не изменилось.

Грейвз быстро взглянул на него.

– А почему вы сделали эту оговорку? Они что, уже менялись?

Капитан Блейк пожал плечами.

– Конечно. Их ведь там вообще не должно быть. Четыре месяца назад они просто не существовали. Откуда мне знать, что с ними произойдет сегодня или завтра?

Грейвз кивнул.

– Я понимаю вас. А можем мы оценить их высоту на расстоянии?

– Посмотрим, – Блейк заглянул в рубку. – Арчи, есть показания?

– Минутку, капитан, – штурман приблизил лицо к переговорной трубе и крикнул: – Дальномер! Приглушенный голос ответил:

– Дальномер один – за пределом чувствительности.

– Расстояние больше двадцати миль, – ободряюще сказал Грейвзу Блейк. Придется подождать, доктор.

Пробило три склянки; капитан покинул мостик, оставив распоряжение известить его, как только корабль достигнет критического расстояния в три мили до Столбов. Грейвз с Айзенбергом неохотно спустились вниз вслед за ним. Нужно было еще успеть переодеться к обеду.

Капитан Блейк был человеком со старомодными манерами. Он никогда не позволял заводить разговоры на профессиональные темы до тех пор, пока обед не переходил в заключительную стадию – с кофе и сигарами.

– Ну, джентльмены, – сказал он, закуривая, – какие будут предложения?

– Разве вам ничего не сообщили из вашего министерства?! – спросил Грейвз, коротко взглянув на него.

– Почти ничего. Я получил приказ предоставить корабль и команду в ваше распоряжение для проведения исследований, связанных с Гавайскими Столбами. Да еще – депешу два дня назад, в которой сообщалось, что вас нужно принять на борт сегодня утром. Без всяких подробностей.

Грейвз неуверенно посмотрел на Айзенберга, потом перевел взгляд на капитана, прочистил горло и сказал:

– Э-э, мы предлагаем, капитан, подняться по Столбу Канака и спуститься по Уахини.

Блейк резко вскинул на него глаза, начал что-то говорить, передумал и начал говорить снова:

– Доктор, я надеюсь, вы извините меня. Не хочу быть грубым, но то, что вы предлагаете, – полнейшее безумие. Весьма своеобразный способ совершить самоубийство.

– Это, возможно, немного опасно…

– Х-м-м!

– …но у нас есть способ сделать это. Если, конечно, верно наше предположение, что вода, поднимаясь вверх, формирует столб Канака, а на обратном пути – столб Уахини.

И Грейвз изложил суть способа.

У них с Айзенбергом за плечами двадцатипятилетний опыт погружений в батисфере: у Айзенберга – восемь, а у него, Трейвза, – семнадцать. С ними вместе на борт «Махана» прибыла улучшенная модель батисферы, которая сейчас находится на корме, упакованная в ящик. Снаружи это обычная батисфера без якорного устройства, а изнутри она больше похожа на одно из тех сложных сооружений, в которых любители острых ощущений проделывают зрелищный, но бессмысленный трюк – спуск с Ниагарского водопада.

Батисфера могла нести 48-часовой запас воздуха; запас воды и концентрированной пищи, рассчитанный на такой же срок; необходимые средства гигиены.

Но самая главная особенность батисферы заключалась в наличии противоударного механизма, «спасательного жилета», который с помощью стальных пружин и сетки из гидеонова шнура позволял тому, кто находился внутри батисферы, висеть, не касаясь стен. «Жилет» надежно защищал при огромных ударных нагрузках. Батисферу можно было выстрелить из пушки, сбросить с горы – человек все равно выжил бы, избежав переломов и повреждений внутренних органов.

Блейк ткнул пальцем в рисунок, которым Грейвз иллюстрировал свое описание.

– Вы действительно намереваетесь подняться по Столбам в этой штуковине?

Айзенберг ответил:

– Не он, капитан. Я.

Грейвз покраснел.

– Ах вы, чертов карьерист…

– …с помощью вашей команды, – добавил Айзенберг. – Видите ли, капитан, Грейвзу не занимать храбрости, но у него неважное сердце, слабые сосуды и больные уши от частого пребывания под водой. Поэтому институт направил меня присматривать за ним.

– Но послушайте, Билл, – запротестовал Грейвз. – Не будьте занудой. Я старый человек, такого шанса мне никогда больше не представится.

– Ничего не выйдет, – отрезал Айзенберг. – Капитан, я должен поставить вас в известность, что Институт передал право владения аппаратом мне, чтобы эта «старая боевая лошадка» не натворила глупостей.

– Дело ваше, – раздраженно ответил Блейк. – Мне приказано обеспечить исследования, проводимые доктором Грейвзом. Итак, один из вас желает совершить самоубийство в этом стальном гробу. Как вы намерены добираться до Столба Канака?

– Это ваша работа, капитан. Вы доставите батисферу к подножию колонны с восходящим водным потоком и поднимете аппарат на борт, когда он опустится вниз по другой колонне.

Блейк сжал губы и медленно покачал головой.

– Я не могу этого сделать.

– Но почему?

– Я не стану подводить корабль к Столбам ближе, чем на три мили. «Махан» крепкое судно, но он не рассчитан на движение с большой скоростью. Мы можем делать не более двенадцати узлов. В некоторых местах трехмильной зоны скорость течения превышает это значение. Я абсолютно не горю желанием узнать, что это за места, потеряв свой корабль. За последнее время в этом районе пропало невероятное количество рыболовных судов. Не хочу, чтобы «Махан» пополнил их список.

– Вы полагаете, что они были затянуты в колонну?

– Да.

– Но послушайте, капитан, – предложил Билл Айзенберг. – Вам не придется вести туда корабль. Можно запустить батисферу с катера.

Блейк покачал головой.

– Об этом не может быть и речи, – мрачно сказал он. – Даже если бы корабельные шлюпки и были приспособлены для этого, я никогда не соглашусь подвергнуть риску членов своей команды. Мы все же не на войне.

– Может быть, и нет, – тихо сказал Грейвз.

– Что вы имеете в виду?

Айзенберг усмехнулся.

– У дока есть романтическая идея, что все таинственные события, происшедшие в последнее время, составляют единое целое и вызваны к жизни одной зловещей силой. Все – от Столбов до шаров Лагранжа.

– Шаровые молнии Лагранжа? Но какое отношение они имеют к делу? Это же просто статическое электричество, тепловая молния. Я сам их видел.

Оба ученых с интересом посмотрели на него, забыв про свои разногласия.

– В самом деле? Где? Когда?

– В прошлом году, в марте, на площадке для гольфа в Хило. Я был…

– Это тот случай, связанный с исчезновением!

– Верно. Но дайте мне рассказать. Я стоял на песке у тринадцатой лунки и случайно взглянул вверх…

Был ясный теплый денек. Никаких туч, барометр показывал нормальное давление, дул легкий бриз. Ничто не предвещало необычных атмосферных явлений – не было ни повышенной солнечной активности, ни радиопомех. Внезапно в небе появилось с полдюжины гигантских шаров – шаровых молний невиданных размеров. Они пересекли площадку для гольфа, выстроившись цепью, как идущие в атаку солдаты. Некоторые наблюдатели говорили потом, что между ними были математически точные интервалы. Впрочем, не все с ними соглашались. Одна из игравших – женщина, туристка с материка – закричала и бросилась бежать. Ближайший к ней шар, нарушив линию построения, покачиваясь, двинулся за ней. Неизвестно, коснулся он женщины или нет. Блейк не разглядел. Но когда шар прошел мимо, женщина лежала на траве без признаков жизни.

Местный врач, известный бонвиван, настаивал, что он обнаружил в организме умершей следы коагуляции и электролиза, но жюри, рассматривавшее это дело, предпочло последовать совету коронера и вынести вердикт, что смерть была вызвана сердечным приступом. Решение было горячо одобрено местной торговой палатой и туристским бюро.

Человек, который исчез, не пытался бежать. Судьба сама нашла его. Это был подносчик мячей для гольфа, парень смешанного японско-португальско-канадского происхождения. Родственников его так и не удалось разыскать. Благодаря этому факту имя его могло вообще не попасть в сводки новостей, если бы не один дотошный газетчик.

– Он стоял на площадке не более чем в двадцати пяти ярдах от меня, рассказывал Блейк, – когда шары приблизились к нам. Два из них прошли слева и справа от меня. Я почувствовал зуд на коже, волосы встали дыбом. Запахло озоном. Я стоял неподвижно…

– Это спасло вас, – заметил Грейвз.

– Чепуха, – сказал Айзенберг. – Его спасло то, что он стоял на сухом песке.

– Билл, не говорите ерунды, – устало возразил Грейвз. – Эти шары действуют, как разумные существа.

Блейк прервал рассказ.

– Почему вы так думаете, доктор?

– Неважно, потом объясню. Продолжайте.

– М-м-м. Шары прошли рядом со мной. Тот парень стоял прямо на пути одного из них. Думаю, он не заметил опасности, потому что находился к ним спиной. Шар подплыл к нему, обволок, – и парень исчез.

Грейвз кивнул.

– Ваш рассказ совпадает с отчетами, которые читал. Но почему ваше имя не упоминалось в списке очевидцев?

– Я предпочел остаться в тени, – коротко ответил Блейк. – Не люблю репортеров.

– Гм-м. Скажите, вы можете что-нибудь добавить опубликованным сообщениям? Может быть, там были ошибки?

– Насколько я помню, ошибок не было. А в отчетах упоминалась сумка с клюшками, которая была у парня?

– По-моему, нет.

– Ее нашли на берегу в шести милях от места исчезновения.

Айзенберг оживился.

– Это новость, – сказал он. – Скажите мне, можно ли предположить, с какой высоты они упали? Хотя бы по степени повреждений.

Блейк покачал головой.

– На песке не осталось никаких следов. Клюшки без единой царапины, но холодные как лед.

Грейвз ожидал продолжения рассказа, но, увидев что капитан не собирается продолжать, спросил:

– И что вы обо всем этом думаете?

– Я? Ничего.

– А как вы это можете объяснить?

– Никак. Неизвестное науке электрическое явление. У меня есть одна догадка – очень грубая гипотеза. Шар представляет собой статическое поле высокого напряжения. Оно накрыло парня, поджарило, как на электрическом стуле, и зашвырнуло невесть куда, словно мячик. А когда заряд рассеялся, парень упал в море.

– Вы так считаете? Но описан аналогичный случай в Канзасе, а это довольно далеко от моря.

– Тело, возможно, просто не смогли найти.

– Их никогда не находят. Но даже если вы правы, как объяснить, что клюшки так аккуратно были спущены вниз? И почему они были холодными?

– Черт возьми, я не знаю! Я не теоретик. Я морской инженер по профессии и эмпирик по характеру. Может, вы мне объясните?

– Хорошо. Но вы должны учитывать, что мои гипотезы очень приблизительны и являются лишь базой для дальнейшего исследования. Во всех феноменах я вижу свидетельства вмешательства разума. Это и Столбы, и гигантские шаровые молнии, и другие непонятные явления, включая случай, происшедший к югу от Боулдера, штат Колорадо, когда сама по себе вдруг стала плоской вершина горы. – Он пожал плечами. – Назовем это разумное начало икс-фактором. Его поисками я как раз и занимаюсь.

Айзенберг изобразил на лице сочувствие.

– Бедного старого дока прорвало, наконец, – вздохнул он.

Никто не обратил внимания на его остроту.

– Но вы же ихтиолог по специальности, да? – спросил Блейк.

– Да.

– А почему вы начали заниматься этими вопросами?

– Не знаю, наверное из любопытства. Мой юный невежливый друг, например, считает, что все ихтиологи ужасно любопытны…

Блейк повернулся к Айзенбергу.

– Вы разве не ихтиолог?

– Черт возьми, конечно, нет! Я океанограф. Занимаюсь экологией.

– Он уходит от ответа, – заметил Грейвз. – Расскажите капитану Блейку про Клео и Пата.

Айзенберг покраснел.

– Они ужасно милые создания, – сказал он смущенно.

У Блейка был озадаченный вид. Грейвз объяснил:

– Он смеется надо мной, но его тайной страстью являются две золотые рыбки. Золотые рыбки! Они сейчас плавают в раковине у него в каюте.

– Научный интерес? – невозмутимо спросил Блейк.

– О, нет. Просто он считает, что они ему преданы.

– Они очень милые, – настаивал Айзенберг. – Не лают, не кусаются, не царапаются, не переворачивают все вверх дном. А Клео вообще ведет себя как разумное существо.

Несмотря на первоначальное сопротивление, Блейк принял живейшее участие в поиске возможностей проведения предложенного эксперимента так, чтобы не подвергать риску команду или корабль. Он любил этот корабль, любил своих людей. Блейк хорошо понимал присущую им безоглядную смелость, которую они удивительным образом сочетали с крайней осторожностью, как и он сам. Они были профессионалами в высоком смысле этого слова. Материальные стимулы не имели для них первостепенного значения.

Для проверки снаряжения Блейк предложил ученым помощь опытного мичмана-водолаза и его команды.

– А знаете, – сказал он, – я склоняюсь к мысли, что ваша батисфера способна совершить круговое путешествие – если, конечно, исходить из предположения, что то, что поднимается по одному столбу, опускается по другому. Вы знаете историю «Ви-Джей-14»?

– Это гидросамолет, который исчез в самом начале исследований?

– Да, – Блейк поманил юнгу. – Пусть мой секретарь принесет папку с материалами о «Ви-Джей-14», – приказал он.

Первые попытки провести воздушную разведку странного неподвижного облака и колоссальных водяных столбов были предприняты вскоре после их появления. Однако узнать удалось очень мало. Самолет проникал в облако, и у него тут же отказывали двигатели. Как только он вылетал наружу, целый и невредимый, двигатели начинали работать. Снова в облако – двигатели глохли. Верхняя граница облака находилась на высоте, превышающей возможности любого из самолетов.