Текст книги "'И построил он дом'"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Хайнлайн Роберт
'И построил он дом'

Роберт Хайнлайн

"И построил он дом..."

Во всем мире американцев считают ненормальными.

Они обычно в принципе соглашаются с этим обвинением, но источником инфекции называют Калифорнию. Калифорнийцы же упрямо твердят, что своей плохой репутацией они обязаны исключительно жителям округа Лос-Анджелес. Те, в свою очередь, когда им приходится обороняться от таких нападок, начинают поспешно объяснять: "Это все Голливуд. Мы не виноваты – мы не просили, чтобы его здесь построили, он сам вырос".

А обитателям Голливуда нет дела до всех этих пересудов; они живут себе на здоровье и купаются в лучах его славы. Захотите – повезут вас в машине на Лорэл Каньон ("здесь у нас живут самые необузданные"). Жители Каньона женщины с длинными загорелыми ногами и мужчины в трусах, постоянно занятые перестройкой и реконструкцией своих вечно неоконченных домов, – те не без доли презрения относятся к скучным созданиям, которые живут в респектабельных кварталах центра города. Они тешат себя тайной мыслью, что они – и только они – знают, как надо жить. Лукаут Маунтин Авеню – это название узкой боковой улочки, которая ответвляется от Лорэл Каньона. Каньонцы не любят, когда о ней упоминают; в конце концов, должны же быть какие-то границы?

В одном из верхних этажей дома N_8775 по Лукаут Маунтин жил Квинтус Тил, бакалавр архитектуры.

Здесь уместно напомнить, что даже архитектура Южной Калифорнии не такая, как в других штатах.

Запеченные в тесте сосиски, которые, как известно, американцы называют "горячими собаками", здесь продают в ларьках, по виду напоминающих – кого бы вы думали? – да, да, щенка. Такой ларек по продаже "горячих собак" так и называется: "Щенок". Мороженым здесь торгуют в огромных гипсовых фунтиках – они точь-в-точь как настоящие, вафельные, – а неоновые надписи, призывающие есть красный перец, сверкают на крышах сооружений, в которых без труда угадываются перечные стручки.

Внутри крыльев трехмоторных транспортных самолетов размещаются бензин и смазочное масло, на крыльях нарисованы дорожные карты – пользуйтесь на здоровье бесплатно! – а патентованные уборные, которые для вашего удобства проверяются каждый час, располагаются в кабине самого самолета.

Все это может удивить, даже повергнуть в изумление туриста, но местные жители, которые под знаменитым калифорнийским солнцем ходят в полдень с непокрытой головой, относятся к этим вещам как к делу обычному, само собой разумеющемуся.

Квинтус Тил считал архитектурную деятельность своих коллег слабыми, робкими, неумелыми и малодушными потугами.

– Что есть дом? – спросил как-то Квинтус у своего друга Гомера Бейли.

– Ну, в общем, в широком смысле слова, – начал тот осторожно, – я всегда считал, что дом есть устройство, предназначенное для защиты от дождя.

– Чушь! И ты туда же!

– Я ведь не сказал, что это исчерпывающее определение...

– Исчерпывающее! Да оно просто в корне неверно. Если встать на такую точку зрения, то нам и в пещерах бы прекрасно жилось. Но я не виню тебя, продолжал Тил с воодушевлением, – твои взгляды ничем не хуже, чем у тех умников профессионалов, которые считают, что архитектура – дело их жизни. Даже модернисты – в чем их заслуги? В том, что они убрали кое-какую мишуру да наляпали хромированных планок, вот и все. А в душе-то они такие же консерваторы и традиционалисты, как служащие окружного суда. Нейтра! Шиндлер! Ну что создали эти бездельники? Что такого есть у Фрэнка Ллойда Райта, чего нет у меня?

– Комиссионные, – коротко вставил его друг.

– А? Что? Как ты сказал? – Тил не смог остановиться в потоке своих слов, захлебнулся, опомнился и ответил: – Комиссионные. Да, верно, комиссионные. А почему? Потому что я считаю, что дом – это не задрапированная пещера. Дом – это машина для жилья, это живая динамичная штука, это пространство, в котором происходит жизненный процесс, которое изменяется с настроением живущего в нем человека, а вовсе не мертвый статичный гроб большого размера. Почему же мы должны держаться за устаревшие догмы наших предков? Всякий дурак, обладающий зачатками знаний по элементарной геометрии, сможет спроектировать дом в его обычном понимании. Но разве статическая геометрия Эвклида – это все, чем располагает математика? Мы что же, совершенно должны игнорировать теорию Пикара – Вессиота? А модульные системы? А богатейшие возможности стереохимии? Так что же, разве в архитектуре уже нет места для трансформаций, для гомоморфологии, для действенных структур?

– О господи! – отвечал Бейли. – Ведь с таким же успехом ты мог бы говорить, например, о четвертом измерении в архитектуре.

– А почему бы и нет? Почему мы должны ограничивать себя... Послушай! Тил прервал себя и уставился в пространство. – Гомер, а ведь ты сейчас высказал чрезвычайно ценную мысль. Действительно, почему бы нам не использовать это? Подумать только о бесконечном богатстве выражения и взаимоотношений, таящемся в четырех измерениях. Какой дом, какой... – Он застыл на месте, его светлые выпуклые глаза задумчиво помаргивали.

Бейли подошел к нему и тронул его за руку.

– Брось ты все это. И что ты городишь, какие четыре измерения? Четвертое измерение – это время. В _него_ ведь гвоздя не вобьешь.

Тил сбросил руку друга.

– Да, да, конечно. Четвертое измерение – это время, но я-то думаю о четвертом пространственном измерении – таком же, как длина, ширина и высота. В целях экономии материалов и удобства размещения с этим ничто не может сравниться. А уже о том, что экономится площадь под фундамент, и говорить не приходится: на месте однокомнатного дома можно будет возвести дом в восемь комнат. Как, например, тессеракт...

– Какой еще тессеракт?

– Ты что, в школе не учился? Тессеракт – это гиперкуб, квадратное тело в четырех измерениях – ну, знаешь, как у куба три измерения, а у квадрата два. Давай-ка я лучше тебе покажу.

Тил побежал на кухню и принес оттуда коробку с зубочистками, которые он высыпал на стол, небрежно сдвинув в сторону стаканы и почти пустую бутылку из-под джина.

– У меня где-то завалялся пластилин – он нам понадобится.

Один из углов комнаты загромождал письменный стол. Почти засунув голову в один из его захламленных ящиков, Тил начал нетерпеливо рыться в нем. Наконец, он разогнулся, держа в руках кусок пластилина.

– Вот.

– Что ты хочешь делать?

– Сейчас узнаешь.

Тил торопливо отщипывал небольшие кусочки пластилина и скатывал из них шарики величиной с горошину. Потом воткнул в эти шарики четыре зубочистки и сделал квадрат.

– Видишь? Вот квадрат.

– Ну, вижу, а дальше что?

– Еще один такой же квадрат плюс еще четыре зубочистки – и у нас куб.

Теперь из зубочисток образовался каркас коробки с равными гранями куб, углы которого держались с помощью катышков пластилина.

– Теперь сделаем еще один куб, точно такой же, как первый. Эти кубы и будут служить двумя гранями тессеракта.

Бейли машинально стал катать пластилиновые шарики для второго куба, но мягкая податливость материала под пальцами отвлекла его от этого занятия, и он начал лепить, придавая кусочкам какую-то форму.

– Взгляни-ка, – сказал он, держа на ладони свое произведение миниатюрную человеческую фигурку. – Цыганка Роза Ли.

– Похожа на Гаргантюа; ей надо бы в суд на тебя подать за оскорбление. А теперь смотри внимательно. Открываем один угол первого куба, вставляем одним углом второй куб и закрываем угол первого куба. Теперь берем еще восемь зубочисток и соединяем нижнюю грань первого куба с нижней гранью второго куба – наклонно, понял? – и точно так же верхнюю грань первого с верхней гранью второго, – говоря это, Тил быстро манипулировал зубочистками.

– И что же получилось? – спросил Бейли с сомнением.

– Это и есть тессеракт – восемь кубов, образующих стороны гиперкуба в четырех измерениях.

– Откровенно говоря, мне твое сооружение напоминает кошачью колыбель. И все равно у тебя получилось только два куба. А где остальные шесть?

– А где твое воображение? Берем верхнюю грань первого куба по отношению к верхней грани второго – вот тебе куб номер три. Дальше: две нижние грани обоих кубов по отношению друг к другу, потом два передние, две задние, две боковые – слева и справа – вот тебе все восемь. – И он показал их на модели.

– Ну хорошо, вижу я их. Но все-таки это не кубы; как бы ты ни тщился доказать другое, это призмы, а не кубы. У них грани не квадратные, а наклонные.

– Так это ведь в перспективе, с твоего угла зрения. Когда рисуешь куб на бумаге, боковые грани пойдут косо, так? Это перспектива. Когда смотришь на четырехмерную фигуру в трех измерениях, ничего удивительного, что она кажется кривой. Но это дела не меняет – все равно все это кубы.

– Я не спорю, друг, может быть, для тебя они такие, как ты говоришь, но мне они все равно кажутся кривыми.

Тил не обратил никакого внимания на возражения Бейли и продолжал:

– Будем считать, что это каркас восьмикомнатного дома; на цокольном этаже – одно помещение; здесь разместятся службы, коммунальное хозяйство, гараж. От него идут другие комнаты: гостиная, столовая, ванная, спальни и так далее. А на самом верху, совершенно изолированно от всех, находится кабинет – в нем окна на четыре стороны. Представляешь? Ну как?

– Представляю. Ванна будет свисать с потолка гостиной. Комнаты-то все переплелись, как щупальца осьминога.

– Только в перспективе – не более того. Смотри, я покажу тебе по-другому.

На этот раз Тил сделал один куб из целых зубочисток, а второй – из половинок, вставил второй в центр первого и прикрепил его к вершинам короткими палочками от надломанных зубочисток.

– Видишь? Большой куб – это цоколь, малый куб внутри – твой кабинет на верхнем этаже, а шесть прилежащих кубов – это комнаты. Ну, понял?

Бейли внимательно изучил фигуру и покачал головой:

– Что хочешь со мной делай, а только не вижу я тут никаких кубов, кроме большого и малого. Остальные шесть штук на этот раз напоминают не призмы, а пирамиды, но никак не кубы.

– Ну конечно, ты же видишь их в разных перспективах. Неужели не понятно?

– Что ж, возможно, и так. Но вот эта комната, в середине. Ведь она со всех сторон окружена другими штуковинами. А ты говорил, у нее окна на четыре стороны.

– Так ведь это только так кажется. В том-то и дело, что в доме-тессеракте каждая комната совершенно изолирована от других и все стены – наружные, но при этом каждая стена служит для двух комнат, а восьмикомнатному дому достаточно основания одной комнаты. Это же революция!

– Слишком мягко сказано. Ты просто безумец. Такой дом построить нельзя. Эта самая внутренняя комната находится внутри, и там она и останется, что бы ты ни придумывал.

Сдерживая негодование, Тил посмотрел на друга.

– Такие вот, как ты, держат архитектуру в зачаточном состоянии. Ответь мне, сколько граней имеет куб?

– Ну, шесть.

– Какие из них внутренние?

– Как какие? Никакие. Они все наружные.

– Так. Слушай дальше. Тессеракт имеет восемь кубических граней – и все они наружные. Теперь смотри внимательно. Сейчас я разверну наш тессеракт представь, будто мы раскладываем картонную коробку. Тогда тебе станут видны все восемь кубов.

Говоря это, Тил торопливо соорудил четыре куба и поставил их друг на друга – получилась довольно шаткая башенка. К боковым граням второго куба башенки он прикрепил еще четыре куба. Сооружение немного покачивалось пластилиновые шарики держали не очень крепко, но все же не развалилось. Оно представляло собой как бы опрокинутый двойной крест, с четырех сторон основания которого торчало еще четыре куба.

– Ну вот, видишь? Основанием здесь служит комната цокольного этажа, остальные шесть кубов – это жилые комнаты, а на самом верху твой кабинет. Здорово?

Бейли оглядел это сооружение с некоторым одобрением. По сравнению с другими оно показалось ему заслуживающим внимания.

– По крайней мере, мне это хоть как-то понятно. Говоришь, и это тессеракт?

– В том-то и дело: это тессеракт, развернутый в четырех измерениях. Чтобы снова сложить его, помещаем верхний куб в нижний, складываем боковые кубы, пока они не сойдутся с верхним, – и готово. Эта операция, естественно, осуществляется посредством четвертого измерения, и при этом форма ни одного куба не нарушается, и ни один из них не вкладывается в другой.

Бейли снова внимательно осмотрел шаткую конструкцию.

– Послушай-ка, – сказал он наконец. – А что, если оставить в покое операцию складывания этой штуковины посредством четвертого измерения – все равно ничего не выйдет – и просто выстроить такой вот дом?

– Как это ничего не выйдет? Да это элементарная математическая задача, которую...

– Ладно, ладно, не психуй. Может, в математике это и просто, но такой проект в строительстве никто не утвердит. Четвертого измерения не существует, забудь о нем, ясно? А вот что касается такого дома – возможно, он будет иметь кое-какие преимущества.

Тил, бурно разыгравшаяся фантазия которого вдруг натолкнулась на здравые суждения Бейли, стал критически изучать модель.

– Гм... Может быть, в этом есть какой-то смысл. Получаем то же количество комнат, сэкономив на площади фундамента. Так, средний крестообразный этаж можно будет расположить на северо-восток, юго-запад и так далее – и в каждой комнате весь день будет солнце. В центральную ось прекрасно вписывается центральное отопление. Столовая будет выходить на северо-восток, а кухня – на юго-восток. В каждой комнате окна от пола до потолка. О'кэй, Гомер, я это сделаю! Где ты хочешь его построить?

– Минуточку, минуточку. Я вроде не говорил, что ты будешь строить такой дом для меня...

– А для кого же? Ведь твоей жене нужен новый дом? Так вот он, пожалуйста.

– Но миссис Бейли хочет дом в стиле Георга III.

– Это ей просто кажется. Женщины сами не знают, чего хотят.

– Это не относится к миссис Бейли.

– Какой-то выживший из ума отсталый архитектор убедил ее в этом. Ведь она водит автомобиль самой новейшей марки, а? Одевается по последней моде – так? Почему же, спрашивается, она должна жить в доме, выстроенном по образцу восемнадцатого века? Мой дом – это даже не завтрашний день архитектуры. Он принадлежит будущему. А о твоей жене будет говорить весь город.

– Все это... Я должен с ней поговорить.

– Это еще зачем? Мы ей преподнесем сюрприз. Давай еще выпьем.

– В общем, пока что это дело все равно придется отложить. Завтра мы с женой едем в Бакерсфильд. Там вводятся в строй две скважины.

– Вот и прекрасно. Именно то, что нам нужно. К вашему возвращению она получит сюрприз. Ты мне только чек сейчас выпиши, об остальном не беспокойся.

– Я не могу совершить такой шаг, не посоветовавшись с ней. Она будет недовольна.

– В конце концов, кто в вашей семье мужчина?

Чек был выписан, когда они приканчивали вторую бутылку.

В южной Калифорнии дела вершатся быстро. Ординарные дома обычно возводят за месяц. Под нетерпеливым руководством Тила дом-тессеракт подымался кверху не по дням, а по часам. Тил петушился, подгонял строителей, давал им указания, осыпал их градом критических замечаний – и вот уже на четыре стороны света от взметнувшейся вверх центральной части повисли четыре куба крестообразного второго этажа.

Эти висящие в воздухе четыре комнаты не внушали доверия инспекторам, осуществлявшим надзор за строительством, но в конце концов прочные балки решили дело, а деньги довершили его. Инспектора перестали сомневаться в прочности сооружения, возводимого по проекту Квинтуса Тила.

И вот в одно прекрасное утро – Бейли вернулись в город лишь накануне вечером – Тил, договорившись с другом, подкатил к его дому. Он продудел на своем гудке в два тона сигнал собственного сочинения. В двери показалась голова Бейли.

– Ты почему не звонишь?

– Слишком долго, – ответил Тил бодрым голосом. – Я человек действия. Миссис Бейли готова? А, вот и вы, здравствуйте, миссис Бейли. Добро пожаловать в новый дом! Давайте сюда! Мы вам припасли сюрприз!

– Дорогая, ты ведь знаешь Тила, – сказал Бейли извиняющимся тоном.

Миссис Бейли фыркнула.

– Да уж знаю. Только мы, Гомер, поедем в своей машине.

– Конечно, конечно, дорогая.

– Прекрасно, – с готовностью согласился Тил. – У вашей мотор более мощный, скорее доберемся. Поведу я – дорогу хорошо знаю.

Он взял у Бейли ключи, сел на водительское место, и не успела миссис Бейли усесться, как машина рванула с места.

– Уж когда я за рулем, будьте спокойны, – заверил он миссис Бейли, повернувшись к ней, и одновременно на огромной скорости поворачивая на бульвар Сансет. – Все дело в мощности и управлении. Динамичный процесс, моя стихия. Никогда не попадал ни в одну серьезную аварию.

– Она будет единственной и последней, – язвительно заметила миссис Бейли. – Будьте так добры, смотрите на дорогу.

Он попытался объяснить ей, что дело совсем в другом, что дорожная ситуация оценивается водителем не с помощью зрения; она интуитивно ощущается совокупностью направлений, скоростей и вероятностей, но Бейли прервал его:

– Где дом. Квинту с?

– Дом? – спросила миссис Бейли подозрительно. – Какой дом, Гомер? Разве ты мне говорил что-то о доме?

Тил пустил в ход все свое дипломатическое искусство.

– Ну да, миссис Бейли, дом. И какой! Это вам сюрприз от любящего мужа. Вот погодите, вы его увидите...

– Увижу, – сказала миссис Бейли мрачно. – В каком же он стиле?

– Этот дом станет родоначальником нового стиля. Самого нового, какой себе только можно представить. Чтобы оценить этот дом, его нужно увидеть. Между прочим, – Тил быстро перескочил на другую тему, отводя всякую возможность возражений, – сегодня ночью вы почувствовали землетрясение?

– Землетрясение? Какое землетрясение? Гомер, разве было землетрясение?

– Так себе, небольшое, – продолжал Тил, – часа в два ночи. Я как раз не спал в это время, а то и не почувствовал бы ничего.

Миссис Бейли передернуло.

– Ну и местность! Слышишь, Гомер? Нас могло спокойно убить, пока мы спали в своих постелях, и мы даже не узнали бы об этом. И зачем только я поддалась на твои уговоры и уехала из Айовы?

– Но, дорогая, – запротестовал муж (безнадежная попытка), – ведь ты хотела переехать в Калифорнию; тебе не нравился Де-Мойн.

– Этого мы обсуждать не станем, – отрезала жена. – Ты мужчина – ты должен был все предвидеть. Подумать только: землетрясение!

– В вашем новом доме этого опасаться не придется, – сказал Тил. – Дом абсолютно антисейсмичен. Все его части находятся в совершенном динамическом равновесии по отношению друг к другу.

– Что же, спасибо и на этом. Так где дом?

– Осталось совсем немного. Вон за тем поворотом – видите знак?

На огромном рекламном щите (из тех, что нравятся агентам по продаже недвижимости) буквами, которые казались слишком крупными и яркими даже в ко всему привыкшей южной Калифорнии, красовалась надпись:

ДОМ БУДУЩЕГО!!!

Колоссально! Поразительно! Революционно!

Не проходите мимо – так будут жить ваши внуки!

Кв.Тил, архитектор.

– Как только вы въедете, это мы, конечно, уберем, – торопливо добавил Квинтус, заметив выражение лица миссис Бейли.

Он круто свернул за угол и, заскрежетав тормозами, остановил машину перед Домом Будущего.

– Votla! – Он выжидательно уставился на супругов: ему не терпелось узнать, какое впечатление произведет на них его детище. На лице мистера Бейли выразилось недоумение, на лице миссис Бейли Тил прочел нескрываемое раздражение. Перед ними громоздилось примитивное геометрическое тело, в котором имелись окна и двери, но ничего от архитектуры. Единственным украшением служил затейливый математический орнамент.

– Тил, – медленно спросил Бейли, – что это значит?

Тил перевел взгляд на дом. Его гордость, нелепая башенка с торчащими комнатами второго этажа, исчезла. От семи комнат, расположенных над первым кубом, не осталось и следа. Не осталось ничего, кроме одной-единственной комнаты, покоящейся на фундаменте.

– Шакалы! – завопил Тил. – Ограбили среди бела дня.

Он сорвался с места и кинулся к дому. Но беги не беги – все осталось как было: остальные семь комнат пропали, исчезли, сгинули без следа. Бейли догнал Тила, схватив его за руку.

– Объясни, что все это значит. Кто тебя ограбил? Как получилось, что ты построил совсем не то, о чем мы договорились?

– Да не строил я ничего подобного. Сделано было все по проекту: восьмикомнатный дом в виде развернутого тессеракта. Это саботаж, открытый саботаж! Зависть! Она всему причина! Да разве у архитекторов этого города могло хватить духу дать мне завершить работу! Как же! Ведь тогда бы всем стало ясно, что они за бездари!

– Когда ты в последний раз был здесь?

– Вчера во второй половине дня.

– И все было в порядке?

– Да. Садовники заканчивали работы вокруг дома.

Бейли осмотрелся: участок у дома был в безукоризненном состоянии.

– Не знаю, как это можно было ухитриться в одну ночь разобрать и увезти отсюда семь комнат и совершенно не повредить сада.

Тил тоже огляделся вокруг.

– Действительно странно. Ничего не понимаю.

Тут к ним присоединилась миссис Бейли.

– Так как? Мне что, самой себя развлекать? Мы могли бы сразу же начать осмотр дома, но я тебя заранее предупреждаю, Гомер: он мне не нравится.

– Конечно, – тотчас согласился Тил и вытащил из кармана ключи, которыми открыл входную дверь, пропуская вперед супругов.

– Может быть, здесь нам удастся найти ключи к разгадке тайны.

Холл был в полном порядке, раздвижные перегородки, отделявшие гараж от холла, были открыты, так что помещение просматривалось целиком.

– Здесь как будто все нормально, – заметил Бейли. – Давайте поднимемся на крышу и попытаемся выяснить, что же все-таки произошло. Где тут лестница? Или, может быть, ее тоже украли?

– Нет, – возразил Тил, – смотрите...

Он нажал кнопку под выключателем – и панель, вмонтированная в потолок, откинулась, а вниз бесшумно спустился легкий, изящный лестничный пролет. Его несущие элементы были выполнены из отливающего холодным серебристым блеском дюраля, а ступеньки – из прозрачного пластика. Тил пританцовывал на месте, как мальчишка, которому удался карточный фокус, – по лицу миссис Бейли он понял, что лестница произвела на нее впечатление.

Это и в самом деле было очень красиво.

– Ловко придумано, – согласился и сам Бейли. – Впечатление такое, будто она не ведет никуда.

– А, ты об этом, – Тил проследил за взглядом Бейли. – Когда мы поднимемся по ней, площадка сама откинется. Лестничные клетки открытого типа – это анахронизм. Ну, пошли.

И действительно, когда они поднялись наверх, крышка лестничной клетки исчезла, убралась с дороги; они рассчитывали, что она выведет их на крышу комнаты верхнего этажа, но не тут-то было. Они обнаружили, что очутились в средней из пяти исчезнувших комнат, которые первоначально составляли второй этаж здания.

Впервые Тил не нашелся, что сказать. Бейли тоже молчал, пожевывая свою сигару. Все было в идеальном порядке. Перед ними через раскрытую дверь и прозрачную перегородку виднелась кухня – мечта любого шеф-повара, оснащенная по последнему слову техники: вращающаяся никелированная стойка, скрытое освещение, функциональное размещение оборудования. Слева от них располагалась строго, но изящно убранная столовая, как будто приветливо поджидавшая гостей: мебель выстроилась как на параде.

Тил уже понял, что, повернув голову направо, он увидит гостиную и салон для отдыха. Исчезнувшие, как и другие комнаты, снаружи, они непостижимым образом остались в целости и сохранности изнутри.

– Ну что ж, я должна признаться, все это и правда просто прелесть, сказала миссис Бейли одобрительно, – а кухня такая, что слов нет. Вот уж никогда бы не подумала, что такой непрезентабельный с виду дом может оказаться таким просторным. Конечно, в нем придется кое-что переделать. Секретер нужно будет передвинуть вон туда, а скамью поставить сюда...

– Помолчи-ка, Матильда, – бесцеремонно прервал ее Бейли. – Что все-таки произошло, Тил?

– Ты что, Гомер Бейли? Ты отдаешь ее...

– Замолчи, сказано тебе! Так как же, Тил?

Тело архитектора выразило нечто неопределенное.

– Боюсь говорить. Давайте лучше поднимемся выше.

– Каким образом?

– Очень просто.

Он нажал еще одну кнопку. К светлому мостику, по которому они попали в эту часть дома снизу, подсоединилась точно такая же лестница, но более глубокого тона. Доступ на следующий этаж был открыт. Они поднялись по лестнице – миссис Бейли шла последней, осыпая мужа упреками, – и оказались в спальне. Как и в комнатах, расположенных ниже, окна были зашторены, но мягкий свет появлялся автоматически. Тил не мешкая включил регулятор, контролирующий функционирование еще одного лестничного пролета, и они поспешили наверх, в кабинет, который, по идее, располагался на самом последнем этаже.

– Слушай, Тил, – предложил Бейли, переведя дух, – а можно выбраться на крышу? Оттуда осмотрим, что делается вокруг.

– Ну, конечно, крыша представляет собой площадку для обозрения.

Они поднялись по четвертому лестничному пролету, но когда крышка верхнего этажа откинулась, пропуская их на следующий уровень, они очутились – не на крыше, нет! – ОНИ СТОЯЛИ на первом этаже, в комнате, откуда начали осмотр дома.

Лицо мистера Бейли посерело. "Страсти господни! – закричал он. – В доме призраки! Скорее прочь отсюда!"

Схватив жену, он распахнул входную дверь и ринулся на улицу.

Тил не заметил бегства супругов: он был слишком занят своими мыслями. Так вот где крылась отгадка всему происходящему, – отгадка, в которую трудно было поверить! Однако ему пришлось прервать свои размышления: откуда-то сверху до него донеслись хриплые крики. Тил спустил лестницу и бросился наверх. В центральной комнате второго этажа над лежащей без чувств миссис Бейли склонился мистер Бейли. Тил моментально оценил обстановку, кинулся к бару, встроенному в стене гостиной, налил тройную порцию виски, мигом вернулся к Бейли и протянул ему бокал:

– Вот, пусть выпьет. Это приведет ее в чувство.

Бейли залпом выпил.

– Это я для миссис Бейли принес, – запротестовал Тил.

– Не валяй дурака, – огрызнулся тот. – Неси ей еще.

На этот раз Тил не забыл позаботиться и о себе: прежде чем возвратиться с порцией виски, отмеренной для жены своего заказчика, он опрокинул такую же порцию в себя. Когда Тил подошел к миссис Бейли, она приоткрыла глаза.

– Ну вот, миссис Бейли, – сказал он успокаивающе, – выпейте-ка это, вам сразу станет лучше.

– Не пью спиртного, – запротестовала она и залпом осушила бокал.

– А теперь расскажите, что случилось. Я думал, вы ушли из дому.

– Так и было – мы вышли через входную дверь и очутились здесь, в салоне.

– Черт возьми, не может этого быть! Гм... минуточку.

Тил вышел в салон. Здесь он обнаружил, что большое, от пола до потолка окно было открыто. Он осторожно выглянул в него. Перед ним лежал не сельский пейзаж Калифорнии, а помещение нижнего этажа или его точная копия. Ничего не сказав, он подошел к оставленному открытым лестничному пролету и заглянул вниз. Комната нижнего этажа была на своем месте. Получалось, что она каким-то образом одновременно существовала в двух различных местах на разных уровнях.

Он вернулся в центральную комнату и уселся напротив Бейли в низкое глубокое кресло. Из-за острых, худых коленок виднелось его лицо, с напряженным вниманием смотревшее на Бейли.

– Гомер, – многозначительно начал он, – ты знаешь, что произошло?

– Нет, пока не знаю. Но если не выясню, в чем тут дело, и чем скорей, тем лучше, случится еще кое-что! Кое-что похуже, да, да!

– Гомер, ведь это подтверждение моих теорий. Этот дом действительно является тессерактом.

– О чем это он толкует, Гомер?

– Погоди ты, Матильда. Тил, да ведь это просто нелепо. Ты чего-то тут понакрутил, всякие штучки-дрючки – не надо мне этого. Миссис Бейли до смерти перепугал, да и мои нервы не выдерживают. Я хочу лишь поскорее выбраться отсюда, и все твои двери-ловушки и дурацкие шуточки мне ни к чему.

– Говори только за себя, Гомер, – перебила его миссис Бейли. – Я нисколько не испугалась. У меня просто немного закружилась голова. Это у нас в роду – мы все очень чувствительные и нервные. Что вы там такое интересное объясняли про какую-то тесси-штуку, мистер Тил? Прошу вас, продолжайте.

Тил рассказал ей самым доступным образом, хотя его тысячу раз перебивали, теорию, благодаря которой родился проект дома.

– Видите ли, миссис Бейли, – закончил свое объяснение Тил, – я теперь понял, что этот дом, будучи совершенно устойчивым в трех измерениях, оказался неустойчивым в четырех измерениях. Я построил дом в виде развернутого тессеракта; что-то с ним произошло – какое-то сотрясение или боковой толчок, – и он свернулся, сложившись в свою обычную форму. – Его вдруг осенило, он даже пальцами щелкнул: – Понял! Вчерашнее землетрясение!

– Землетрясение?!

– Ну да, тот небольшой толчок, который я ощутил сегодня ночью. С точки зрения четырех измерений наш дом можно сравнить с плоскостью, балансирующей на ребре, – небольшой толчок, и он упал, рухнул по своим естественным, так сказать, сочленениям, превратившись в устойчивое четырехмерное тело.

– Мне показалось, что ты хвастался насчет прочности дома.

– Конечно, это так и есть. Он вполне прочен – в трех измерениях.

– Я бы не рискнул называть прочным дом, который рушится от малейшего легкого толчка.

– Я не согласен! – запротестовал Тил. – Взгляни вокруг себя. Хоть что-нибудь сдвинулось с места? Разбилось? Да ты и трещинки нигде не сыщешь! Вращение посредством четвертого измерения не может оказать никакого воздействия на трехмерное тело. Это все равно что пытаться стряхнуть буквы с отпечатанной страницы. Да если бы вы находились здесь сегодня ночью, вы бы даже не проснулись.

– Как раз этого-то я и боюсь больше всего. Кстати, подумала ли твоя гениальная голова о том, как мы выберемся из этой ловушки?

– А? Да, да, конечно, понимаю. Ты и миссис Бейли хотели выйти и снова очутились здесь, так? Но я уверен, это пустяки – раз мы вошли, то сможем и выйти. Я сейчас же попробую.

Договаривая на ходу, он поспешил по лестнице вниз, распахнул входную дверь, переступил порог и снова очутился в салоне второго этажа, лицом к лицу со своими спутниками.

– Да, кажется, действительно возникла небольшая проблема, – признался он вежливо. – Техническая сторона дела, не более. И вообще можно выбраться через окно.

Он дернул в стороны длинные шторы, закрывавшие большие, во всю стену, окна салона и застыл на месте.

– Да-а-а... Любопытно. Весьма любопытно.

– Что там? – спросил, присоединяясь к нему, Бейли.

– Да вот.

Окно выходило не на улицу, а прямо в гостиную. Это было так невероятно, что Бейли направился в тот угол, где под прямым углом салон и гостиная соединялись с центральной комнатой.

– Как же так, – сказал он, – смотри, это окно находится на расстоянии пятнадцати-двадцати футов от гостиной.