Текст книги "Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

16

Женщин следует любить, но не понимать.

Оскар Уайльд (1854–1900)

Я смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду, затем медленно пошел сам. Идти казалось легче, чем стоять, а сесть было совершенно некуда. Моя культя ныла, и все тяготы последних дней снова навалились на меня. Голова словно занемела. Я продолжал брести по направлению к отелю «Раффлз», запрограммированный именно на это…

«Раффлз» оказался еще обшарпаннее, чем я помнил. Но наверняка рабби Эзра знал, что говорил: или здесь, или нигде больше. В любом случае, хотелось поскорей уйти с глаз людских. Мне было необходимо самое неприхотливое убежище, лишь бы закрыть за собой дверь!

Сказав человеку за стойкой, что меня послал рабби Эзра, я спросил, есть ли свободный номер. Думаю, он захотел всучить мне самый дорогой из номеров: восемнадцать фунтов.

Я вступил в обычный ритуал торга, но сердце мое в нем не участвовало. Выторговав цену в четырнадцать крон, я заплатил и получил ключи. Клерк положил передо мною большую книгу.

– Распишитесь здесь. И покажите квитанцию о воздухе.

– А? С каких пор у вас завелась эта гадость?

– С приходом новой администрации, приятель. Мне такое нравится не более, чем вам, но либо заполнять эти графы, либо вылететь отсюда вон.

Я задумался. Так кто же я? «Ричард Эймс»? А почему бы тогда полиции не изойти слюной при мысли о вознаграждении? Колин Кэмпбелл? Но кто-нибудь с долгой памятью может среагировать и на это имя и подумать об «Уокере Эвансе»!

Поэтому я написал: «Ричард Кэмпбелл, Новилен».

– Спасибо, gospodin! Номер «Л» в конце прохода слева. Ресторана здесь нет, но есть кухня, откуда в номера по подъемнику подается еда. Если захотите поужинать здесь, учтите – кухня закрывается в двадцать один час. И кухонный лифт после этого подает только напитки и лед. Но неподалеку есть закусочная «Слоппи Джо», примерно в пятидесяти метрах, через улицу-коридор. В номерах готовить запрещается.

– Спасибо.

– Не желаете ли компанию? Прямо по стрелке, подняться на лифте. Девочки всех возрастов и темпераментов. Рассчитаны на клиентов высшего класса.

– Еще раз благодарю. Но я слишком устал.

Комната оказалась вполне сносной, а ее убогий вид меня вовсе не смутил. В ней находилась единственная кровать с уже разобранной постелью, освежитель, небольшой, но со всеми необходимыми устройствами и неограниченной подачей воды. Я пообещал себе горячую ванну, но попозже, попозже! Полка-консоль в спальне-гостиной, похоже, предназначалась для терминала связи, но теперь пустовала. Рядом с ней в скальную стену была встроена латунная пластинка с выгравированной надписью:

«В этой комнате во вторник 14 мая 2075 года Адам Селен, Бернарда де ла Паз, Мануэль Дэвис и Вайоминг Нотт разработали план, легший в основу свободы Луны. Здесь они объявили Революцию!»

На меня эта надпись особого впечатления не произвела. Да, эти четверо были героями Революции, но в год, когда я похоронил Колина Кэмпбелла и создал Ричарда Эймса, мне довелось побывать в дюжине с лишним гостиничных номеров Луна-Сити. В большинстве из них висели такие же таблички. Да что там говорить, и в моей родной стране повсюду натыканы надписи «Вашингтон ночевал в этой гостинице» или вроде того! Всего лишь наживка для туристов, путающих «счастливый случай» с истиной!

Меня, в конце концов, эта тема вовсе не занимала. Отстегнув протез, я лег на постель и попытался ни о чем не думать.

Гвен! О черт, черт, черт!

Что же я такой упрямый, несгибаемый болван! Но к черту, всему есть предел! Не стану же я потакать Гвен во всем! Разумеется, в ряде случаев ей позволялось принимать решение за нас обоих, и это оказывалось оправданным. Но она не должна разрешать этому иждивенцу оказывать мне сопротивление, не так ли? И я с этим мириться не должен. Жить дальше так было нельзя…

Но ведь и без нее я жить не смогу!

Неправда, неправда! До этой недели, да нет же, до этих трех с небольшим дней, я ведь жил без нее? Ну, обойдусь и дальше!

Живу же я без одной ноги! Правда, это не значит, что мне нравится не стоять на двух здоровых ногах и что я не ощущаю потери… Да, без Гвен ты обойтись сможешь и вряд ли умрешь от одиночества, но пойми наконец, кретин, – за последние тридцать лет ты был счастлив только в этот короткий промежуток, начавшийся с того момента, как Гвен пришла к тебе и вы поженились! Это были часы, полные опасности и вульгарной несправедливости, часы борьбы и преодоления, но все это ничего не значило по сравнению с тем искристым счастьем, причиной которому было ее присутствие и то, что она – на твоей стороне! И ты сам прогнал ее!

Ну-ка, раскинь своими глупыми мозгами, запусти-ка свои шарики-ролики, ибо теперь вряд ли сможешь обходиться без них!

Но я же, все-таки, прав!

Да неужели? А что означает «быть правыми» и при этом состоять в браке?

Я, наверное, все же заснул, так как смертельно устал, но мне стали мерещиться кошмары вроде того, что Гвен изнасилована и убита в Донной Алее… Но ведь в Луна-Сити изнасилования крайне редки, в противоположность Сан-Франциско, где они – явление обыденное! Восемь лет прошло со времени последнего случая, виновником которого оказался землянин. Он даже не успел оправдаться: местный житель, заслышав вопли женщины, разорвал обидчика на куски.

Потом выяснилось:она орала из-за того, что ей не доплатили. Но какая разница? Для луниан отношение к любой женщине столь же благоговейно, как к Деве Марии. Я хоть и приблудный лунни, но в глубине души приветствую такое. Единственное достойное наказание за изнасилование – смерть, немедленная и беспощадная!

На Земле, бывало, применялись смягчающие формулировки, типа «неполноценный субъект» или «невиновен ввиду психической ненормальности». Такие аргументы приводят в недоумение. В Луна-Сити каждый помышляющий об изнасиловании уже считается психически неполноценным, и его выселение – строжайшее условие сохранения психического здоровья общества. И никому не придет в голову сострадать насильнику, даже если тот ненормален! Лунни не проводят над насильниками психоаналитических исследований, их попросту уничтожают. Тут же. Быстро. Беспощадно.

Сан-Франциско должен бы поучиться у Луны. То же относится к любому городу, где женщине небезопасно ходить в одиночку. Леди на Луне мужчин не боятся, будь это родственники, друзья или чужаки. И мужчина на Луне не смеет причинить вред женщине – иначе он умрет!

Я проснулся от собственных горьких рыданий: Гвен умерла, Гвен изнасилована и убита – и все по моей вине!

Даже полностью вернувшись к реальности, я все еще всхлипывал, понимая, что это всего лишь сон, отвратительный, кошмарный… Но ощущение вины не уменьшилось. Я же в самом деле лишил свою дорогую защиты, предложив ей «уйти и не оглядываться». Ох, идиот, идиот!

Так что же мне теперь делать?

Да разыскать ее! Может быть, она меня простит? У женщин ведь безграничные запасы терпения. (Поскольку в прощении нуждаются, как правило, мужчины, то в этом свойстве женщин, возможно, заключается залог выживания рода человеческого?)

Но прежде должно найти ее.

Я почувствовал вдруг острую необходимость в том, чтобы тут же начать поиски. «Оседлать коня и помчаться сразу же во всех направлениях!» Но ведь это типичная задача, приводимая во всех математических учебниках. Пример неправильного решения при поисках пропажи. Пока что я не имею понятия, где искать Гвен, между тем как она знает, что я, скорее всего, в «Раффлзе» (на случай, если ей вдруг захочется меня найти!). Поэтому надо торчать здесь, а не бросаться куда-то наобум!

Впрочем, условие задачи можно усовершенствовать. Скажем, позвонить в «Дейли лунатик», поместить объявление, а может, и не одно. Развесить призывы к Гвен в витринах с объявлениями или, что даже лучше, заплатить за коммерческую информацию по всем каналам терминалов одновременно с публикацией в бюллетене «Новостей» из «Лунатика»!

А если и это не сработает, что же тогда?

Ох, да заткнись ты и давай пиши объявления!

«Гвен, позвони мне в «Раффлз»! Ричард».

«Гвен, пожалуйста, позвони мне! Я в «Раффлзе». Люблю, Ричард».

«Дорогая моя Гвен! Во имя того, что у нас было, пожалуйста, позвони мне. Я в «Раффлзе». Вечно любящий Ричард».

«Гвен, я был неправ. Дай мне шанс! Я в «Раффлзе». Со всей любовью. Ричард».

Я лихорадочно просмотрел сочиненные варианты, придя к выводу, что «номер два» – лучший, потом передумал: нет, в четвертом больше звучания. Нет, краткость второго все же лучше. Или даже первого. Да ну тебя, дурак, ты просто помести объявление, и все! Попроси ее позвонить. Если есть хоть какая-нибудь надежда ее вернуть, она не станет придираться к словам.

Позвонить прямо из отеля? Нет, оставить у портье записку для Гвен, указав, куда и зачем, а также примерное время возвращения. Попросить ее (пожалуйста!) подождать… а затем поспешить в редакцию газеты и через них передать текст в терминалы. Для следующего же выпуска «Новостей». И поторопиться назад…

Итак, я нацепил свою искусственную ногу, написал записку, чтобы оставить ее у портье, схватил трость – но в этот самый момент, как бы отделившийся от времени, у меня в уме промелькнула масса случаев из собственной жизни… что заставило меня вдруг понять: этот безумный мир все же задуман по какому-то плану, он не есть хаос! И я ощутил это, как никто другой на свете…

Стук в дверь…

Я бросился открывать. Передо мной стояла Гвен. Слава тебе, Всевышний!

Она показалась мне еще миниатюрнее, чем я представлял. С огромными круглыми вопрошающими глазами. Она держала в руках маленькое деревце в горшке, похожее на вестника любви, а может, и было им!

– Ричард, можно войти? Пожалуйста!

Все произошло так внезапно: я взял деревце, поставил его на пол, поднял ее на руки, прикрыл дверь ногой, отнес ее к постели, и мы оба зарыдали, заговорили наперебой, мешая слезы со словами!

Но когда мы немного успокоились, я умолк и услышал ее слова:

– Прости меня, Ричард, за то, что не поддержала тебя. Но я была обижена и зла и не сумела побороть гордыню, чтобы сразу вернуться и сказать тебе… А когда ты ушел, я уже не знала, как быть. О господи, дорогой мой, никогда не позволяй мне снова уйти от тебя, заставь меня остаться! Ты же мудрее меня, и если я когда-нибудь разозлюсь и надумаю уйти, ты просто схвати меня за шиворот и верни! Не позволяй мне уйти от тебя!

– Никогда больше не позволю, никогда! Я был неправ, родная! Нечего было раздувать ту историю, не дело так утверждаться в любви! Я сдаюсь, слезаю с коня!Ты можешь баловать Билла как душе угодно: не услышишь от меня ни слова. Давай, потакай ему, разлагай, сколько хочешь!

– Да нет же, Ричард, нет! Я сама виновата во всем. Биллу нужен суровый урок. И надо было, чтобы ты проучил его. Однако…

Гвен дотянулась до своей сумки, открыла ее. Я предупредил:

– Не забудь об аллигаторе. Осторожнее!

Она впервые улыбнулась.

– А ведь бедняжка Адель попалась на удочку! Заглотнула мою наживку!

– Ты уверена, что там нет аллигатора?

– Господи, миленький, неужто ты думаешь, что я эксцентрична до такой степени?

– О, само Небо этого не знает!

– Там просто лежала мышеловка, да еще сработало ее собственное воображение. Вот… – Гвен выложила на постель кучкумонет и несколько купюр. – Я заставила Билла вернуть деньги. Это все, что у него, наверное, осталось, поскольку я дала ему втрое больше. Боюсь, что Билл транжира и сразу кинулся тратить деньги! Я еще не придумала, как сделать, чтобы такое не повторялось впредь. А пока что он никаких денег не получит, если не заработает сам…

– Но пока он сам заработает деньги, ему обеспечен бесплатный воздух в течение девяноста дней, да и все остальное… – заметил я. – Гвен, голубушка, я в самом деле озабочен Биллом. Не тобой и не нашими расходами, а им самим. Его идеи насчет бесплатного воздуха… Впрочем, прости, я снова соскальзываю на неприятную тему.

– Но ты же абсолютно прав, дорогой! Высказывания Билла относительно воздуха отражают его общие представления о жизни. Я, наконец, их постигла. Мы сидели в Старом Храме и о многом поговорили. Ричард, он отравлен социалистическими идеями в их наихудшем виде! Полагая, что мир обязан его содержать, он искренне поведал мне, что каждый, несомненно, имеет право на наилучшую медицинскую помощь – разумеется, бесплатную. И вообще, за все должно платить государство. Все надо делить поровну. И он даже не утруждает себя простыми подсчетами, во что это должно обойтись. Ничуть не задумываясь над нереальностью своих притязаний, он считает, что бесплатным должно быть все, чего он пожелает, – Гвен передернуло. – И главное, его уверенность ничто не может поколебать!

– «Дорожная песня бандарлогов»…

– Что ты сказал?

– Это написал один поэт, живший пару столетий назад, Редьярд Киплинг. «Бандарлоги» – это обезьянье племя, считавшее, что стоит только пожелать, и все будет им доступно!

– Вот-вот, Билл точно такой же. Он со всей серьезностью объяснил мне, каким должен быть мир… и что дело правительства это обеспечить. Затем он стал рассуждать о законах. Ричард, правительство для него – какой-то идол. Или… о, я даже не могу понять, как устроены его мозги. До него не дошло ни слова из того, что я говорила. Он свято верит в свои бредни! Ричард, мы совершили ошибку, вернее, я ее совершила. Нам не нужно было его спасать…

– Чушь, милая девочка!

– Нет, родной. Мне казалось, что я сумею его перевоспитать. Но увы…

– Нет, я говорю не о твоем заблуждении, а о… Вспомни-ка крыс!

– О-о!

– И не гляди так понуро. Мы взяли Билла с собой, так как побоялись, что его убьют или даже заживо скормят крысам. Гвен, мы оба помним о том брошенном котенке и понимаем, что уж коли его подняли, то несем за него ответственность. Знаменитое китайское правило «о долге». И мы именно так и поступили, правда ведь? – Я взял ее за подбородок и поцеловал. – Даже зная о последствиях, мы все равно поступили бы так же, и даже в эту самую минуту.

– Ричард, я люблю тебя!

– И я тебя люблю, самым сладостным и даже… вульгарным образом!

– Ты… прямо сейчас?

– Мне нужен душ.

– Но мы можем принять его вместе!

Я занес остальные вещи, оставленные Гвен за дверью номера и, по счастью, никем так и не украденные. Она подняла маленькое деревце, поставила его на полку-столик кухонного лифта и что-то вытащила из глубины горшка.

– Для тебя есть подарок, Ричард!

– О-о! Девочки? Напитки?

– Ни то ни другое. Впрочем, понимаю, тебе они пришлись бы по вкусу. Тот портье даже хотел сократить мне плату, когда я брала ключ для Билла…

– А что, Билл тоже здесь?

– На одну ночь, в самом дешевом номере. Ричард, я совершенно не знаю, как быть с Биллом дальше. Мне даже захотелось после разговора с ним предложить ему заночевать в Донной Аллее, но тут я вспомнила слова рабби Эзры насчет крыс… Да ну его, здесь не может быть никаких крыс! Иначе Луна-Сити стал бы сплошной трущобой.

– Боюсь, что ты не так уж далека от истины.

– Я его покормила тоже, тут неподалеку, в «Слоппи Джо». А ты заметил, что он ест за четверых?

– А как же!

– Но не могла же я оставить его без еды и надежного ночлега. А вот завтра – другое дело. Я поговорю с ним всерьез – еще до завтрака.

– Гм-м. Он тебе наврет все что угодно ради яичницы с беконом. Он же просто босяк, Гвен! Самый что ни на есть босяк!

– Да нет, не думаю, что он способен на убедительную ложь. Во всяком случае, сегодня я дала ему шанс подумать. Он знает, что я презираю его взгляды и сердита на него. И что «дармовым ланчам» приходит конец. Надеюсь, он проведет бессонную ночь, – Гвен снова покопалась в горшочке и что-то вытащила из-под деревца. – Для Ричарда. Но отмой их почище!

И она протянула ше шесть патронов марки «шкода», калибром шесть с половиной миллиметров. Может, они были и не «шкодой», а подделкой, но какая разница!

Я взял их, повертел, поизучал.

– Чудная женщина, ты продолжаешь меня изумлять! Где? Когда? Как?

Похвала сделала ее солнечно-счастливой, словно двенадцатилетнюю девочку.

– Сегодня утром. В Конге. Конечно, на черном рынке и приложив некоторые усилия, чтобы выйти на него от «Старины Монтгомери». Я спрятала «мийако» под деревом-сан перед походом в магазин, затем, перед броском за тобой к Мао, сунула туда же и патроны. Ведь я не знала, мой миленький, какой оборот примут события в Конге. Да и вряд ли они развивались бы по-доброму, не будь тетушки Лилибет!

– …А… готовить ты умеешь?

– Я вполне приличная кухарка!

– Ты умеешь стрелять, можешь вести вездеход, управлять космолетом, готовить… Ну ладно, я тебя нанимаю. А другими ремеслами ты тоже владеешь?

– Ну да, немного знаю технику, немного юриспруденцию (хотя давненько не практиковалась), – она задумалась и добавила: – А еще я могу свистеть сквозь зубы!

– Супердевочка! А ты, вообще-то, принадлежишь к человечьей расе? Отвечай осторожно: твои показания записываются!

– Мне бы хотелось давать показания в присутствии моего адвоката… Давай-ка закажем ужин, пока не закрыли кухню.

– Мне показалось, ты не прочь еще помыться?

– Не прочь. У меня уже лунный зуд. Но если мы сейчас же не закажем еду, то нам придется пойти в «Слоппи Джо»… Меня отпугивает не «Слоппи», а то, что надо одеваться. Ведь впервые за много лет я расслабилась, оказавшись наедине с собственным супругом! В твоей квартире на «Золотом правиле» нам досаждало то глупое выселение.

– Три дня…

– Всего? Правда?

– Восемьдесят часов. Чертовски заполненные делами. Я подарил их тебе!

В «Раффлзе» оказалась неплохая кухня, если положиться на выбор шефа. В ту ночь нам подали тефтели со шведскими оладьями в соусе из пива с медом. Довольно странное, но вполне приемлемое сочетание! Свежие листья салата, заправленные маслом и уксусом. Сыр и свежая малина. Черный чай.

Мы наслаждались всем этим, но, учитывая, сколько времени мы не ели, то показался бы вкусным даже тушеный старый башмак! Да и жареный скунс сошел бы, я бы и не заметил, что ем, ибо общество Гвен было для меня лучшей из приправ!

Мы блаженно жевали уже целых полчаса, даже не пытаясь делать это пристойным, но тут моя любимая заметила латунную дощечку на камне стены. Раньше, понятное дело, мы были слишком заняты.

Гвен поднялась и всмотрелась в табличку, потом произнесла, понизив голос:

– Вот так голливудский трюк! Это же то самое место! Ричард, здесь самая что ни на есть колыбель Революции! А я-то сижу здесь, словно это самый обычный номер в отеле! Я ведь тоже с ними взахлеб царапала свои каракули!

– Сядь на место и кончай ужин, дорогуша. В каждых трех из четырех гостиничных номеров в Луна-Сити такие же надписи!

– Да нет, не такие же! Ричард, какой номер у этой комнаты?

– Не номер, она обозначена буквой «Л». Комната «Л».

– Ну да, комната «Л»! То самое место! Ричард, у каждой нации на Земле перед подобной святыней всегда горит вечный огонь! И выставляется почетный караул. А здесь кто-то укрепил маленькую латунную пластинку, и все позабыли об этом! Даже в День Независимости Луны! Что поделаешь, таковы лунни. Самая странная публика во всей Вселенной! Честное слово!

Я ответил:

– Дорогая девочка, если тебе доставляет удовольствие думать, что эта комната – подлинноисторическое место, как сказано на дощечке, прекрасно! И все же сядь на место и ешь. Или ты не боишься, что я съем всю малину?

Гвен не ответила, но села. Она замолчала, задумчиво перебирая пальцами ягоды и кусочки сыра. Я заметил:

– Милая, тебя что-то озаботило?

– Да, хотя и не до смерти.

– Рад слышать. Ну ладно, когда тебе захочется говорить, я весь превращусь в слух. Но ты не торопись, не к спеху!

– Ричард… – произнесла она потрясенно.

Я с изумлением увидел, как по ее щекам медленно скатываются слезинки.

– Да, дорогая?

– Ричард, я… наговорила тебе целую кучу лжи! Я…

– Постой, постой! Моя любовь, моя горячая маленькая девочка! Я всегда полагал, что женщины могут лгать столько, сколько им нужно, и никогда не подлежат осуждению. Ложь, быть может, единственный для них способ противостоять враждебному миру. Я же никогда не лез в твое прошлое, не так ли?

– Да, но…

– Подожди еще чуть-чуть. Я не делал этого. Ты пыталась кое-что мне рассказать, но я дважды пресекал твои попытки пагубной для нас исповеди. Гвен, я женился на тебе не из-за твоих денег, или твоего социального статуса, или твоего ума, или даже постельных талантов!

– Даже не из-за них? Не много же ты мне оставил!

– О нет, кое-что оставил. Я ценю твою сноровку в горизонтали и твой энтузиазм в этой позиции. Но компетентные «постельные плясуньи» – дело не редкое. Вот Ксия, к примеру. Я полагаю, она еще более искушена и вдохновенна…

– Возможно, вдвое искушеннее меня, но будь я проклята, если она вдохновенна!

– Правильно делаешь, оставляя себе резервы. Но не перебивай меня. Хочешь знать, что тебя делает особенной в моих глазах?

– Да, думаю, что хочу знать! Если это только не подвох!

– Нет, не подвох. Моя госпожа, твое особое и неповторимое качество заключается вот в чем: когда я рядом с тобой, я счастлив!

– Ричард!

– Кончай рыдать! Я не могу устоять перед женщиной, которая слизывает слезы с верхней губы!

– Грубиян! А вот и буду плакать потому, что… мне надо поплакать. И потому, что я так счастлива, и потому, что я люблю тебя, Ричард!

– А я весь полон тобой, ты, обезьянка! И я сказал тебе то, что сказал, вот почему, если твоя «куча лжи» теперь стала чуточку меньше, не берись за возведение новой, наполняя ее торжественными заверениями в том, что это правда, полная правда и ничего, кроме правды. Забудь это. Я не собираюсь заглядывать в провалы и выискивать несовпадения, меня они не заботят.Я просто желаю жить с тобой, держать тебя за руку и слушать твое похрапывание.

– Я не храплю! Или… храплю?

– А я не знаю. За последние восемьдесят часов мы не успели столько спать, чтобы этот вопрос встал на повестку дня. Спроси меня через пятьдесят лет.

Я перегнулся через стол, пощекотал ее грудь и посмотрел, как становится торчком ее сосок.

– Я хочу держать тебя за руку, слушать твое похрапывание, и иногда… о, раз или два в месяц…

– Раз или два в месяц?

– А что, это слишком часто?

Она вздохнула.

– Я должна была знать, на что иду! Или пуститься в загул?

– Загул? Какой еще загул? Я хотел всего лишь сказать, что мы раз или два в месяц могли бы посещать вместе рестораны, смотреть шоу, бывать в ночных клубах… Я бы покупал тебе цветок в волосы. Но если ты будешь настаивать, можем ходить и чаще, хотя такая ночная жизнь помешает мне писать. Я намерен тебя содержать, любовь моя, несмотря на то, что ты сама накопила кучу мешков с золотом… Так что, дорогая, какие проблемы? Программа не подходит? Что за выражение лица?

– Ричард Колин. Ты, несомненно, способен меня разъярить, как ни один из моих бывших мужей… или тех, с кем я спала когда-либо!

– А ты разве давала им спать?

– Ох… твою мать! Я не должна была спасать тебя от Гретхен. «Раз или два в месяц»! Сперва ты потряс меня этой фразой, затем загнал в ловушку.

– Мадам, ума не приложу, о чем вы толкуете!

– Так уж и не приложишь? Ты полагаешь, что я маленькая нимфоманка?

– Ну, не сказал бы, что слишком уж маленькая!

– Перестань. Попробуй меня разозлить, и я заведу еще одного мужа. Я знаю, что Чоу-Му совсем не против того, чтобы присоединиться к нашему дому.

– Чоу-Му – настоящий друг, это точно! И, думаю, был бы не прочь на тебе жениться. И в голове у него мыши не водятся, так что, если склонишься к такому варианту, я попытаюсь его одобрить. Хотя я не предполагал, что ты его знаешь так близко. Ты это всерьез?

– Да нет же, черт возьми! Я никогда не состояла во множественном браке. С меня всегда хватало одного мужа. Конечно, капитан Мэрси – парень красивый, но для меня слишком молод. Я вовсе не хочу сказать, что отказалась бы провести с ним ночку или несколько (если бы он вежливо попросил!), но это было бы лишь забавой, ничего серьезного…

– Ну что ж, и я не хочу, чтобы ты его отвергала. Но поставь меня в известность заранее, если ты решишь, чтобы я выбрал: покинуть тебя с благодарностью или стать рогоносцем. Или умыть руки. На выбор леди…

– Ричард, как бесконечно ты любезен!

– А тебе хотелось бы сцен ревности? Но ведь здесь Луна, и сам я тоже лунни. Правда, приблудный, не настоящий. Но я и не землянин, который будет биться головой об стенку… – я поцеловал ей руку. – Моя очаровательная госпожа, ты и вправду не велика и не толста. Но сердце у тебя большое. Ты можешь насытить им, как хлебами и рыбами, стольких мужей и любовников, сколько пожелаешь сама. Я буду счастлив состоять первым среди равных (если удостоюсь)!

– А то, что я сейчас вижу, это кинжал?

– Нет, сосулька.

– Правда? Давай схватим ее, пока она не растаяла!

Мы «схватили», но она быстро «растаяла»: я был слишком утомлен. После я спросил:

– Гвен, почему ты хмуришься? Я оказался не на высоте?

– Нет, любовь моя, не потому. Но у меня в голове все та же куча лжи… И в этот раз, пожалуйста, не меняй тему разговора. Я знаю, что надпись на латунной пластинке правдива, так как тех четверых, что на ней упомянуты, я знала лично. И знала оченьхорошо. Двое из них меня удочерили. Мой любимый, я имею непосредственное отношение к «отцам-основателям» Свободного Штата Луна!

Я ничего не ответил, ибо иногда ответить бывает нечего. Гвен заерзала на месте и проговорила чуть ли не с яростью:

– Не гляди на меня так! Я знаю, о чем ты подумал: 2070 год был так давно! Да, ты прав. Но если ты оденешься, я отведу тебя в Старый Храм и покажу мою собственную закорючку и отпечаток большого пальцана Декларации Независимости. Ты можешь не верить, что закорючка принадлежит мне… но отпечаток пальца ведь подделать нельзя! Мы пойдем туда посмотреть?

– Нет!

– Но почему? Хочешь знать, сколько мне лет? Я родилась на Рождество 2063 года и мне было двенадцать с половиной, когда я подписала Декларацию. Ну и подсчитай, сколько мне сейчас!

– Голубушка, когда я решил стать коренным лунианином и получить убедительные документы, я изучил историю Луны, чтобы не сбиться. Так вот, среди подписавших Декларацию не было Гвендолин! Подожди секунду, я не хочу сказать, что ты врешь, просто у тебя, видимо, было другое имя.

– Да, разумеется! Хэйзел. Хэйзел Мийд Дэвис.

– Хэйзел… Впоследствии взятая замуж в банду Стоуна. Руководитель детской запасной дружины… Да, но Хэйзел была яркорыжей…

– Была. Если я прекращу пользоваться одними противными пилюлями, то мои волосы обретут натуральный цвет. Или ты предпочитаешь этот оттенок?

– Цвет волос значения не имеет. Но… Хэйзел, зачем ты вышла за меня?

Она вздохнула.

– Из любви, дорогой, и это святая правда. Чтобы помочь тебе, когда ты оказался в беде… и это тоже правда! Потому, что неизбежно должна была так поступить… и это тоже правда. И все это записано в исторической летописи, созданной в другом месте и в другом времени: Хэйзел Стоун вернулась на Луну, будучи женой Ричарда Эймса, также известного под именем Колина Кэмпбелла. И эта пара спасла Адама Селена, Председателя Революционного Комитета.

– Так уж и написано? Заранее предопределено?

– Не совсем, мой любимый! В другой исторической книге сказано, что мы потерпели неудачу и погибли при попытке…