Текст книги "Время для Звезд"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ноль запятая шесть девять три один.

– Это натуральный логарифм двойки.

– А чего бы ты хотел? Номер телефона Мейбл? Заткнись и слушай. А потом повторяй, три запятая один четыре один пять девять…

Так продолжалось какое-то время. Некоторые из чисел были знакомыми, вроде первых двух, остальные могли быть случайными, может, среди них был даже и номер телефона Мейбл – откуда мне знать? Потихоньку я затосковал и подумывал уже било издать боевой клич самостоятельно, когда услышал негромкий голос доктора Арно.

– Конец теста. Пожалуйста, оба полежите спокойно несколько минут и расслабьтесь. Мейбл, встретимся в кабинете обработки данных. – Я слышал, как она вышла, так что бросил мысль о боевом кличе и расслабился. Я несколько одурел от повторения всех этих цифр в полной темноте и вообще, как говаривал дядя Стив, когда представляется возможность отдохнуть, не отказывайся от нее, может, в следующий раз она представится нескоро. Потом я услыхал, как дверь снова открылась, и вдруг зажмурился от яркого света. Доктор Арно сказала:

– На сегодня все, Том… и большое вам спасибо. Мы хотели бы встретиться с вами и с вашим братом завтра в то же время.

Я еще немного поморгал и огляделся.

– А где Пэт? Что он говорит?

– Вы встретитесь с ним в приемной. Он сказал, что вы оба можете прийти завтра. Вы ведь можете, правда?

– Ну, наверное, да, если он согласен. – Мне было несколько совестно за тот фокус, который мы устроили, поэтому я добавил: – Доктор Арно, простите, если я вас обидел.

Она похлопала меня по плечу и улыбнулась.

– Ничего. Вы правы, что ведете себя осторожно, и вы оказались хорошим подопытным. Посмотрели бы вы на тех дикарей, которые иногда нам попадаются. До завтра.

Пэт ждал меня в той самой большой комнате, где мы видели рыжих. Он пошел за мной, и мы отправились к опускной шахте.

– Я поднял плату за завтрашний день, – произнес он с самодовольным видом.

– Поднял? Пэт, а стоит ли нам это делать? То есть я хочу сказать, что шутки шутками, но если они в конце концов выяснят, что мы просто дурачимся, то мало нам не покажется. Могут даже заставить нас вернуть то, что уже заплатили.

– А как это они нас заставят? Нам платили за то, что мы явились сюда и прошли тест. Именно это мы и сделали. Это уж их дело – организовать тесты так, чтобы результаты были надежными. Если бы я их организовывал, я бы сумел.

– Пэт, ты мошенник и жулик сразу.

Я вспомнил доктора Арно… Такая приятная женщина.

– Пожалуй, я завтра останусь дома.

Сказал я это в тот момент, когда Пэт нырнул в шахту. Весь путь вниз он был футов на десять ниже меня, и у него было сорок этажей на обдумывание ответа. Когда я приземлился рядом с ним, он ответил мне, сменив тему:

– Они делали тебе инъекцию?

– Да.

– Ты догадался заставить их дать подписку об ответственности или постеснялся?

– Ну, вроде того, – я пощупал конверт, лежащий в моем кармане; я уже успел забыть о нем. – Я заставил доктора Арно написать, что она нам вводила.

Пэт протянул руку к конверту.

– Мои извинения, маэстро. С помощью моих мозгов и твоей удачи мы сделали, что хотели. – Он начал вскрывать конверт. – Спорю, это был неопентотал – или что-нибудь из барбитуратов.

Я выхватил у него конверт.

– Это мой.

– Ну и открывай его сам, – ответил он, – и не задерживай уличное движение. Очень хочется поглядеть, каким это наркотиком они нас напичкали.

Мы вышли из здания на пешеходный уровень, в совете Пэта определенно был смысл. Прежде чем вскрыть конверт, я, а затем и он, прошел по переходу на быструю западную полосу и встал за ветровым козырьком. Только я развернул лист, как Пэт начал читать вслух через мое плечо:

– Фонд Далеких Перспектив, и все такое прочее – для инъекций, введенных субъектам 7L 435 и 6 Т. П. Бартлету и П. Г. Бартлету (идентичные близнецы) использовалась дистиллированная вода с необходимым уровнем солей и дозировкой – каждая по одной десятой куб. см. Подпись «Доктор Арно. Доктор-Биолог. От имени Фонда». Том, нас надули!

Я уставился на бумагу, пытаясь как-то соотнести то, что со мной творилось, с тем, что было на ней написано. Пэт добавил с надеждой в голосе:

– А может быть, это и есть надувательство? А на самом деле нам ввели что-то другое, только они не хотят этого признавать?

– Нет, – медленно сказал я. Я был совершенно уверен, что доктор Арно не стала бы писать слово «вода», а в действительности вводить нам какой-нибудь из наркотиков – не такой она человек. – Пэт, дело не в наркотиках, а в гипнозе.

Он покачал головой.

– Этого не может быть. Допустим, что я поддаюсь гипнозу, но ведь ты не поддаешься. Нечего там гипнотизировать. И меня, дорогой ты мой, тоже никто не гипнотизировал. Никаких крутящихся светлых точек, никаких движений руками – да моя красотка Мейбл даже в глаза-то мне не глядела. Она просто сделала мне укол, велела расслабиться и наслаждаться происходящим.

– Ты, Пэт, совсем как маленький. Крутящиеся лампочки и все такие штуки – это для дураков. И какая разница, как это называть, гипнозом или рекламой. Они сделали нам по уколу, намекнули, что мы почувствуем сонливость – вот мы и уснули.

– Это я, значит, чувствовал сонливость? И вообще Мейбл делала совсем не так. Она сказала, чтобы я не засыпал, а уж если засну – проснулся, когда она меня позовет. Потом, когда они принесли тебя, она…

– Подожди секунду. Ты хотел сказать, когда они перенесли тебя в ту комнату, в которой был я…

– Да нет, ничего подобного я не хотел сказать. После того, как они принесли тебя, Мейбл дала мне этот самый список чисел, я продиктовал его тебе и…

– Да подожди ты, – сказал я. – Пэт, ты все путаешь. Каким образом ты мог читать эти числа, находясь в полной темноте? Наверное, это она их тебе прочитала. Я хочу сказать… – Тут я остановился, потому что у меня самого все как-то не сходилось. Вообще-то она могла диктовать их ему из другой комнаты. – На тебе были наушники?

– А какое это имеет значение? И вообще, там не было полной темноты, во всяком случае, после того, как внесли тебя. Она держала список на таком пюпитре, у которого была своя собственная лампочка, света было достаточно, чтобы видеть числа и ее руки.

– Пэт, перестань повторять эту чепуху. Загипнотизированный или нет, я не отключался настолько, чтобы совсем не замечать, что происходит. Меня никуда не перемещали, вероятно, они сумели перевезти тебя, совсем не потревожив. И в комнате, где мы сидели, было абсолютно темно, ни проблеска.

Пэт ответил не сразу, что было совсем на него не похоже. В конце концов он сказал:

– А ты уверен в этом, Том?

– Конечно, уверен.

Он вздохнул.

– Мне бы не хотелось говорить этого, зная, что ты мне ответишь. Но что прикажешь делать, если ни одна теория не сходится с фактами?

– Что? Это что, викторина? Значит, надо выбросить их на помойку и подыскать новую. Основы методологии, вводный курс.

– Ну что же, тогда примерь вот эту, только по размеру примерь, не беспокойся о том, как она сидит. Том, радость моя, держись крепче, – мы действительно читаем мысли.

Я примерил ее и так и сяк – результат меня не вдохновил.

– Пэт, то, что ты не можешь ничего объяснить, еще не повод уподобляться толстой старухе, которая ходит к гадалкам. У нас все перепуталось в голове, то ли от наркотиков, то ли от гипноза – с этим я согласен. Но все равно не может быть, чтобы мы читали мысли друг друга, а то мы давным-давно делали бы это. Мы обязательно заметили бы.

– Совсем не обязательно. В твоей голове никогда не было особого изобилия мыслей, так что там было замечать?

– Ну, это надо еще разобраться…

– Чему равен натуральный логарифм двойки?

– Ноль запятая шесть девять три один, как ты сказал, хотя я почти не пользуюсь четырехзначными таблицами. А в чем, собственно, дело?

– Логарифм четырехзначный потому, что она мне его таким дала. Ты помнишь, что она сказала перед тем, как я продиктовал тебе это число?

– Чего? Кто?

– Мейбл. Доктор Мейбл Лихтенштейн. Что она сказала?

– Никто ничего не говорил.

– Том, сенильный ты мой симбиот, она сказала мне, что я должен делать, в частности, диктовать тебе числа. Сказала она мне это чистым, пронзительным сопрано. Ты ее слышал?

– Нет.

– В таком случае, тебя не было в этой комнате. Тебя не было нигде в пределах слышимости, несмотря даже на то, что я готов был поклясться на Библии, что они пристроили тебя рядом со мной. Я точно знал, что рядом. Но в действительности тебя не было. Значит, это телепатия.

Все это меня ошарашило. Я не ощущал в себе телепатических способностей. Вот голод – его я ощущал.

– Согласен и с тем, и с другим, – поддержал меня Пэт, – так что давай сойдем у Беркли и перехватим по бутерброду.

Я последовал за ним, чувствуя себя уже не таким голодным и еще более ошарашенным. Пэт ответил на то, что я не решился произнести вслух.

Глава 3
Проект Лебенсраум

Хотя меня и просили не торопиться и подробно описать, как все было, сделать этого я не могу. Несколько дней у меня не было ни минуты, чтобы продолжить эти записи и, кроме того, если бы мне даже не нужно было работать, все равно рассказать «все» я бы не смог, так как, чтобы записать все, что случилось за день, надо больше одного дня. И чем больше стараешься, тем сильнее отстаешь. Так что я и стараться не буду, а просто пройдусь по самым заметным эпизодам.

Вообще, суть проекта Лебенсраум знакома каждому. Мы не стали рассказывать маме и отцу про тот первый день. Нельзя подвергать родителей такому сильному испытанию, они обязательно станут волноваться и начнут навязывать свою волю. Мы просто сказали им, что тесты продолжатся и завтра, а также, что результатов нам не сообщили.

Казалось, доктор Арно ничуть не удивилась, когда мы ей сказали, что все знаем, и даже тогда, когда я выпалил, что мы думали, что жульничаем, но, видимо, все было наоборот. Она только кивнула и сказала, что так было надо – создать у нас впечатление, что все, как обычно, хотя при этом все, и они и мы, немного хитрили.

– Видите ли, у меня были ваши личностные характеристики; они подсказывали мне, как себя вести с вами, – добавила она, – к истине в психологии иногда приходится идти кружным путем.

– А сегодня мы попробуем прямой путь, – продолжала доктор Арно. – Мы посадим вас спиной к спине, но настолько близко, чтобы вы беспрепятственно могли друг друга слышать. Однако я буду использовать звукопоглощающий экран, чтобы время от времени частично или полностью разделять вас, не предупреждая об этом.

На этот раз все было гораздо труднее. Конечно, мы старались изо всех сил и, конечно же, у нас не получалось. Но доктор Арно была само терпение, и доктор Лихтенштейн-Пэтова – «Доктор Мэйбл» – тоже. Она хотела, чтобы ее называли «доктор Мэйбл», и была она низенькой толстушкой, помладше, чем доктор Арно, и хорошенькой, насколько это возможно для девушки, пухлой, как подушка. Это уже позднее мы узнали, что она – руководитель исследовательской группы и мировая знаменитость. «Смешливая толстенькая девочка», – это была такая роль, чтобы обычные – вроде нас с Пэтом – люди чувствовали себя раскованнее. Думаю, это еще одно свидетельство тому, ВРН не надо обращать большого внимания на внешний вид, и есть смысл читать, что там на ней напечатано мелким шрифтом.

Итак, Мэйбл хихикала, а доктор Арно хранила серьезный вид так, что мы не могли понять, читаем мы мысли или нет. Я слышал шепот Пэта – они сказали нам, чтобы мы продолжали перешептываться – а он слышал мой; иногда шепот стихал. Я был уверен, что у нас ничего не получается – я имею в виду телепатию – ведь все происходило точно так же, как в школе, когда мы с Пэтом потихоньку перешептывались, чтобы нас никто не слышал. В конце концов Мэйбл опять глуповато хихикнула и сказала:

– Думаю, на сегодня хватит. Не правда ли, доктор?

Доктор Арно согласилась, после чего мы с Пэтом сели и посмотрели друг на друга. Я сказал:

– Пожалуй, вчера это получилось как-то случайно. Вероятно, мы вас разочаровали.

У доктора Мэйбл был вид удивленного котенка. Доктор Арно очень серьезно ответила:

– Не знаю, чего вы ожидали, Том, но в течение последнего часа вы и ваш брат не имели возможности слышать друг друга каждый второй тест.

– Но я же слышал его!

– Конечно же слышали. Но не ушами. Мы записывали все, что говорилось по каждую сторону от звуконепроницаемого барьера. Пожалуй, нам стоит прокрутить часть этой записи.

Доктор Мэйбл опять хихикнула.

– Хорошая мысль, – сказала она. Так они и сделали. Запись началась с наших четырех голосов, когда они объясняли, что от нас требуется, затем шептали только мы с Пэтом, читая друг другу куски из «Комедии ошибок». Видимо, они использовали направленные на нас параболические микрофоны, так как шепот наш звучал, словно ураган. Шепот Пэта понемногу стих. Но мой продолжал звучать… один в гробовой тишине.

Мы подписали контракт с Фондом, и отец, после некоторого спора, заверил его своей подписью. Он считал, что все это чтение мыслей – чушь собачья, и мы с ним на эту тему не спорили. Главным доводом было то, что с деньгами у нас было так же плохо, как и всегда, а здесь нам платили лучше, чем на любой другой летней работе, какую мы только могли себе найти; платили вполне прилично, чтобы мы смогли потом поступить в колледж, если даже нам не дадут стипендии.

Но в самом конце лета они объяснили нам, что связывает «Генетические исследования» и «Проект Лебенсраум». Это уже была лошадка другой масти – совершенно черная, с точки зрения наших родителей.

Уже задолго до этого мы с Пэтом могли общаться при помощи телепатии так же свободно, как говорить, и так же разборчиво, безо всякой подготовки и на любом расстоянии. Видимо, мы занимались этим уже многие годы, сами того не зная. Доктор Арно как-то записала, нас о том не предупреждая, одно из наших перешептываний (когда мы не пытались перешептываться, а просто имели сугубо приватную беседу) и доказала нам, что ни один из нас не мог разобрать этот записанный шепот, когда он воспроизводился достаточно тихо, чтобы не было слышно окружающим.

Она объяснила нам, что теоретически возможно, что каждый является потенциальным телепатом, но продемонстрировать это оказалось крайне трудно, за исключением идентичных близнецов – да и то в десяти процентах случаев.

– Мы не знаем, почему так получается: но давайте предположим нечто аналогичное настройке радиоприемника на нужную станцию.

– Волны мозга? – спросил я.

– Не надо заводить аналогию слишком далеко. Это ни в коем случае не те волны мозга, которые мы записываем на энцефалографе, иначе мы давным-давно запустили бы в серийное производство телепатическое оборудование. И мозг человека не является радиостанцией. Но чем бы это ни было, у двух человеческих особей, развившихся из одной яйцеклетки, шансов быть взаимно «настроенным» несравненно больше, чем у них. Я не могу читать ваши мысли, а вы – мои, вероятно, это никогда не будет возможным. Во всей истории психологии известно всего несколько случаев, когда человек был способен «настраиваться» на кого угодно по своему желанию, да и эти случаи обычно плохо документированы.

Пэт ухмыльнулся и подмигнул доктору Мэйбл:

– Так что мы с ним – пара уродов.

Она посмотрела на нас широко раскрытыми глазами и хотела было ответить, но доктор Арно ее опередила.

– Совсем нет, Пэт. Для вас это вполне нормально. Но у нас тут есть пары, не являющиеся идентичными близнецами. Некоторые из них – супруги, некоторые – братья и сестры; есть даже пары, образовавшиеся в результате наших исследований. Вот они и вправду являются – в каком-то смысле – «уродами». Если бы нам удалось понять, каким образом это получается у них, мы смогли бы, возможно, создать условия для того, чтобы это мог делать кто угодно.

Доктор Мэйбл поежилась.

– Какая ужасная идея! У нас и так осталось слишком мало сокровенного.

Все это я пересказал Моди (Пэт перебивал меня и поправлял), так как журналисты уже раскопали, какие дела творятся в «Генетических исследованиях», и, само собой, мы – «читающие мысли» – получили уйму дурацкого паблисити и, само собой, под влиянием глупого подзуживания со стороны Хедды Стейли, Моди начала задумываться, и вправду, может ли девушка быть уверена в приватности своих мыслей? Может, конечно же, может, я и с ордером на обыск не смог бы залезть к ней в голову, равно так же и Пэт. Моди поверила бы нам, не зуди ей Хедда все время на эту тему. В какой-то момент она почти сумела рассорить нас с Моди, но вместо этого мы прогнали в шею ее саму и стали устраивать свидания втроем до того времени, пока Пэта не услали.

Но это произошло уже к концу лета после того, как нам рассказали про Проект Лебенсраум.

Около недели до того, как окончился срок нашего контракта, нас, близнецов, собрали вместе, чтобы побеседовать с нами. В тот достопамятный первый день нас были сотни, на второй – десятки, а к концу лета – едва ли достаточно, чтобы заполнить большой конференц-зал. Рыжие были среди продержавшихся, однако мы с Пэтом не сели рядом с ними, хотя место там было: от них по-прежнему несло холодом, как от сосулек, и они оставались, как и раньше, закороченными на себя, подобно устрицам. Остальная компания к этому времени давно перезнакомилась.

Некий мистер Говард был представлен нам как уполномоченный Фонда. Он развел обычную пустую болтовню про то, как он счастлив со всеми нами познакомиться, какая это для него честь и все такое. Пэт сказал мне:

– Том, береги кошелек, этот тип вешает нам лапшу на уши. – Теперь, зная точно, что мы делаем и как, Пэт и я переговаривались в присутствии посторонних даже чаще, чем раньше. Мы уже больше не шептали, ведь нам доказали, что шепот этот мы не слышим. Но мы все же «произносили» беззвучно слова, так как это помогало быть понятым. В самом начале лета мы пытались обойтись без слов, а прямо читать мысли, однако из этого ничего не вышло. Конечно же, я мог подключиться к Пэту, но идиотское, нечленораздельное бормотание, звучавшее в его голове вместо мыслей, только смущало и раздражало. Наверное, также бессмысленно было бы вдруг оказаться в чужом сне. Так что я выучился не слушать, если только он не «разговаривал» со мной; то же самое делал и Пэт. «Разговаривая», мы пользовались словами и фразами, так же как и все остальные. Но здесь не было и следа той фантастической, невозможной, всем известной чуши о способности схватывать на лету мысли другого человека; мы просто «разговаривали». Меня только все время тревожил вопрос, почему телепатический «голос» Пэта звучал в точности, как настоящий. Пока я не знал, что именно мы делаем, меня это не беспокоило, но как только я осознал, что эти звуки – совсем не звуки, этот вопрос начал меня тревожить. Я стал задумываться, в своем ли я уме, и на протяжении недели я вовсе не мог слышать Пэта – доктор Арно назвала это психосоматической телепато-глухотой.

Она расставила все по местам, объяснив нам, что такое – «слышать». Ты слышишь не ушами, ты слышишь мозгом; ты видишь не глазами, ты видишь мозгом. Когда ты дотрагиваешься до чего-нибудь, то ощущаешь предмет не пальцами, все ощущения сконцентрированы внутри твоей головы. Уши, глаза, пальцы – это просто датчики, собирающие информацию; но только мозг вносит упорядоченность в этот хаос информации и придает ей смысл:

– Новорожденный ребенок в действительности ничего не видит, – сказала она. – Понаблюдайте за его глазами, и вы увидите, что это так и есть. Его глаза функционируют, но мозг еще не научился видеть. Как только мозг приобретает навыки выделять, такие как «видеть» и «слышать», они тотчас же становятся прочными. Каким собственно образом вы ожидаете «слышать» то, что вам телепатирует ваш близнец? Думаете, это похоже на позвякивание маленьких колокольчиков? Или на танцующие огоньки? Ни в коем случае. Вы ждете слов, и ваш мозг «слышит» слова; это такой процесс, к которому он привык и с которым он умеет управляться.

Больше я не беспокоился по этому поводу. Я слышал голос Пэта гораздо отчетливее, чем голос обращавшегося к нам мистера Говарда. Вне всяких сомнений, в комнате одновременно шло еще с полсотни разговоров, но я не слышал никого, кроме Пэта, и не было ничего удивительного в том, что оратор никого из нас не слышит (и, к тому же, вообще не слишком много понимает в телепатии), так как он продолжал:

– Вполне возможно, что многие из вас, людей с такими волшебными способностями, – (Тут он очень неприятно улыбнулся), – прямо сейчас читают мои мысли. Я надеюсь, что нет, а если даже и так, надеюсь, что вы выслушаете меня, пока я не скажу все, что хотел.

– Что я тебе говорил? – вставил Пэт. – Не подписывай никаких бумаг, пока я не проверю.

– (Заткнись), – сказал я ему. – (Я хочу послушать). – Обычно голос его звучал как шепот; теперь он прямо заглушил настоящие звуки. Мистер Говард продолжал:

– Вполне возможно, вы задавались вопросом, чего это ради Фонд Далеких Перспектив финансирует эти исследования. Фонд всегда беспокоит судьба любого исследования, которое может внести вклад в сокровищницу человеческих знаний. Однако есть еще одна, значительно более важная причина, причина величайшей важности… и великая цель, для достижения которой вы можете иметь решающее значение.

– Вот видишь? Получше пересчитай сдачу.

– Да тихо ты, Пэт.

– Позвольте мне, – продолжал мистер Говард, – кое-что процитировать из устава Фонда Далеких Перспектив: «Во благо наших потомков.» – Тут он сделал театральную паузу – думаю, таково было его намерение. – Леди и джентльмены, что для наших потомков является наибольшей необходимостью?

– Предки, – не задумываясь, ответил Пэт. На секунду мне показалось, что он сделал это при помощи своих голосовых связок. Но никто ничего не заметил.

– Ответ может быть только один – жизненное пространство. Пространство, чтобы расти, пространство, чтобы создавать семьи, чтобы растить пшеницу; пространство для парков, школ, домов. Сейчас на этой планете пять миллиардов человеческих душ. Сто лет тому назад, при половине нынешнего населения она уже была перенаселена до предела, за которым лежит голод. И все равно нас сейчас на четверть миллиона больше, чем в то же самое время вчера – на девяносто миллионов людей больше каждый год. Только гигантские усилия, приложенные для сохранения и восстановления земель, в сочетании с мерами по контролю над рождаемостью – мерами, которые день ото дня все труднее осуществлять – смогли отодвинуть наступление голода. Мы создали море в Сахаре, мы растопили ледяную шапку Гренландии, мы оросили продуваемые всеми ветрами степи, и все равно год от года ощущаем все большее и большее давление, требующее все больше и больше пространства для бесконечно растущего числа людей.

Мне наплевать на речи, да и вообще все это – давно известная чепуха. Черт, если уж кто все это знал, так это мы с Пэтом; мы – котята, которых надо было вовремя утопить: отец ежегодно платил штраф только за то, что мы существуем.

– Исполнилось уже сто лет с того дня, как начались межпланетные полеты; человек расселился по всей Солнечной системе. Можно было бы подумать, что девять планет – вполне достаточное место для племени, чересчур плодовитого, чтобы поместиться на одной. Но все вы прекрасно знаете, что это не так. Изо всех дочерей Солнечного Отца лишь прекрасная Терра воистину создана для Человека.

– Готов спорить, он пишет тексты для рекламных объявлений.

– (Слабенькие), – согласился я.

– Конечно же, мы колонизовали и остальные, но какой ценой? Даже упорные голландцы в своих усилиях отодвинуть назад море не встретились с такими жестокими и безнадежными проблемами, какие встают перед поселенцами Марса, Венеры, Ганимеда. Человечеству нужны – и оно должно их получить – не эти смерзшиеся или раскаленные, или лишенные воздуха отбросы творения. Нам нужны планеты, подобные той, прекрасной, на которой мы с вами сейчас находимся. И они есть, их много. – Он воздел руки к потолку и поднял лицо в том же направлении. – Их десятки, сотни, тысячи, бесчисленные множества… ТАМ. Леди и джентльмены, настало время. Пора к звездам!

– Сейчас последует захват, – тихо произнес Пэт. – Стремительный поворот, и в точку.

– Пэт, куда это он клонит?

– Он – агент по продаже недвижимости.

Пэт был недалек от истины, но я не собираюсь пересказывать вам остальную часть речи мистера Говарда. Когда мы познакомились с ним поближе, оказалось, что он вполне приятный человек, вот только его завораживал звук собственного голоса. Итак, остальное я изложу вкратце. Он напомнил нам, что корабль «Авангард» шесть лет тому назад стартовал к Проксиме Центавра. Мы с Пэтом знали про это не только из хроники, но еще и потому, что брат нашей мамы, дядя Стив, подавал туда заявление – его не взяли, но некоторое время мы купались в лучах славы только из-за того, что находились в родстве с человеком, который был в списке – подозреваю, что мы в школе производили такое впечатление, будто дядя Стив непременно окажется в списке отобранных. Никто с того времени ничего не слышал об «Авангарде», может, он вернется лет через пятнадцать-двадцать, а может, и не вернется никогда. Причина того, что от «Авангарда» не приходило вестей, заключалась в том, что, как рассказал нам мистер Говард, и как все знали об этом и без него, бессмысленно посылать радиограммы с корабля, находящегося на расстоянии световых лет и летящего почти со скоростью света. Даже если предположить, что на корабле может поместиться силовая установка, достаточно мощная для того, чтобы послать радиограмму на расстояние в несколько световых лет (что, вероятно, возможно в каком-то космическом смысле, однако совершенно невозможно в смысле современной техники) – даже если так, какой толк от посланий, летящих всего чуть быстрее корабля, с которого они были посланы? «Авангард» вернется домой почти так же быстро, как любое донесение, посланное им по радио.

Некий умник задал вопрос о специальных почтовых ракетах. Мистер Говард с измученным видом попытался ответить, но я его не слушал. Если уж радиоволны недостаточно быстры, как ракета может быть быстрее? Спорю, доктор Эйнштейн завертелся в своей могиле волчком.

Мистер Говард поторопился продолжить, пока кто-нибудь еще не прервал его очередной глупостью. Фонд Далеких Перспектив предложил разослать во все стороны еще дюжину космических кораблей, с тем чтобы обследовать планетные системы типа Солнечной и планеты, схожие с Землей, пригодные для колонизации.

– Именно поэтому, леди и джентльмены, вы незаменимы для этого великого проекта поисков жизненного пространства, так как именно вы и будете средством, благодаря которому капитаны этих кораблей доложат о том, что им удалось найти.

Тут затих даже Пэт.

Тогда где-то в задних рядах поднялся человек. Он был одним из старейших в нашей компании; ему и его брату было лет по тридцать пять.

– Простите, пожалуйста, мистер Говард, но можно мне задать Вам вопрос?

– Конечно.

– Меня зовут Грегори Грэхем; это – мой брат Грант Грэхем. Мы с ним физики. Мы не считаем себя экспертами в области космических явлений, но в теории коммуникаций несколько разбираемся. Так вот, даже взяв за исходную ту предпосылку, что телепатия возможна на межзвездных расстояниях – я не думаю, что это так, но у меня нет и доказательств обратного – так вот, даже если предположить это, я все равно не понимаю, какой от нее будет толк. Телепатия, свет, радиоволны, даже гравитация – все это ограничено скоростью света. Эта скорость заложена в самые основы физического мира, она – предельная скорость передачи любых сигналов. Любая иная точка зрения приводит к древнему философскому противоречию, к действию на расстоянии. Есть крохотная вероятность того, что вы сумеете использовать телепатию для того, чтобы доложить о том, что нашли, после чего корабль отправится дальше исследовать вселенную – но все равно, посланию потребуются годы, чтобы достичь цели. Двусторонняя связь между кораблем и Землей, хотя бы и посредством телепатии, абсолютно невозможна, она противоречит хорошо известным физическим законам. – Со смущенным, извиняющимся видом он сел. Я думал, что здесь-то Грэхем его и поймал. У нас с Пэтом по физике всегда были хорошие оценки, и то, что сказал Грэхем, было слово в слово по учебнику. Однако Говард не проявил ни малейшего беспокойства.

– Я попрошу, чтобы вам ответил эксперт. Доктор Лихтенштейн? Если вы не возражаете…

Встала доктор Мэйбл. Выглядела она суетливо. Она покраснела, хихикнула и сказала:

– Я страшно сожалею, мистер Грэхем, правда, сожалею, только с телепатией все совсем не так. – Она хихикнула еще раз и продолжила:

– Конечно, мне не стоило так говорить, ведь это вы телепаты, а не я, только телепатия не обращает ни малейшего внимания на скорость света.

– Но она же обязана. Физические законы…

– Господи! Неужели мы оставили у вас впечатление, что телепатия – физическое явление? – Она всплеснула руками. – Скорее всего, это не так.

– Все подчиняется законам физики. Здесь же я имею в виду и физиологию.

– Подчиняется? И физиология? О, как бы я хотела быть в этом уверенной… но физика всегда была для меня слишком глубокой наукой. Только я не понимаю, как можно быть уверенным в том, что телепатия – физический эффект: мы никогда не могли зарегистрировать ее каким-либо прибором. Господи, да мы даже не понимаем, каким образом сознание сцеплено с материей. Является ли сознание физическим явлением? Я в этом совершенно не уверена. Но мы знаем, что телепатия быстрее света, так как измерили это.

Пэт резко выпрямился.

– Слушай внимательно, старик. Пожалуй, мы посмотрим второй спектакль.

Вид у Грэхема был ошарашенный. Доктор Мэйбл торопливо добавила:

– Это сделала не я, это доктор Абернети.

– Горацио Абернети? – вскричал Грэхем.

– Да, его зовут именно так, хотя я никогда не решалась называть его по имени. Он – довольно важная персона.

– Ну, всего лишь лауреат Нобелевской премии, – мрачно произнес Грэхем, – в области теории поля. Ну так что же дальше? Что он обнаружил?

– Дело в том, что мы послали этого самого близнеца на Ганимед – это очень далеко. А затем мы использовали параллельно радиотелефонную и телепатическую связи. Близнец, бывший на Ганимеде, разговаривал по радио, и одновременно прямо – телепатически, то есть – со своим братом, который находился в Буэнос-Айресе. Телепатическое послание всегда обгоняло радиосообщение примерно на сорок минут. Ведь так и есть, не правда ли? Точные цифры вы можете посмотреть у меня в кабинете.

Грэхем с трудом закрыл разинутый рот.

– А когда это было? Почему это еще не опубликовано? Кто держит это в тайне? Это же самый важный эксперимент со времен опыта Майкельсона-Морли – это же потрясающе.

Доктор Мэйбл выглядела расстроенной, и тут в разговор вступил мистер Говард. Он произнес успокаивающее: