Текст книги "Око Мира (др.изд.)"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Глава 2
ЧУЖАКИ

К тому времени, когда Ранд и Мэт понесли первые бочки через общий зал, мастер ал'Вир уже наполнил пару кружек лучшим темным элем своего собственного приготовления, из одного из бочонков, уложенных подле стены. На верху бочонка, прикрыв глаза и обернув хвост вокруг себя, примостился Царапыч – рыжий гостиничный кот. Тэм стоял перед огромным очагом, сложенным из речного камня, и набивал трубку с длинным чубуком табаком из полированной табакерки, что хозяин гостиницы всегда держал на каминной полке. Камин занимал добрую половину стены большой квадратной комнаты, его верхняя перемычка находилась на высоте человеческого плеча, и тепло от яркого, потрескивающего в очаге пламени вытеснило холод за дверь.

Ранд предполагал, что в этот час полного забот дня накануне Праздника в общей зале не окажется никого, за исключением Брана, отца и кота, но перед огнем, в креслах с высокими спинками, расположились еще четыре члена Совета Деревни, считая и Кенна. Они держали в руках кружки, а головы сидящих окутывал голубовато-серый дым. На сей раз перед ними не лежали доски для игры в камни, и все книги Брана стояли на своих местах, на полочке напротив камина. Мужчины даже не разговаривали, молча уставившись в эль или постукивая в нетерпении чубуками трубок по зубам, словно ждали, когда к ним присоединятся Бран и Тэм.

Заботы не были редкостью в эти дни для Совета Деревни, ни в Эмондовом Лугу, ни в Сторожевом Холме, ни в Дивен Райд. И даже для Совета в Таренском Перевозе, хотя кто знает, думают ли о чем-либо люди из Таренского Перевоза. Лишь двое мужчин у камина, кузнец Харал Лухан и мельник Джон Тэйн, мельком глянули на вошедших парней. Мастер Лухан, однако, не просто глянул. Могучие, в буграх мускулов, руки кузнеца были с ляжку обычного человека. Он до сих пор не снял длинный кожаный фартук, словно его срочно позвали на собрание прямо от кузнечного горна. Кузнец смерил ребят хмурым взглядом, неторопливо выпрямился в кресле, полностью сосредоточившись на тщательном уминании табака в трубке.

Ранд, заинтригованный, приостановился, но затем едва сдержал взвизг, когда Мэт лягнул его, угодив по лодыжке. Он требовательным кивком указал Ранду на дверь в дальней части общей залы и заторопился туда, не ожидая ответа. Чуть прихрамывая, Ранд, не так быстро, поспешил следом.

– В чем дело-то? – спросил Ранд, едва оказавшись в коридоре, ведущем в кухню. – Ты мне чуть ногу не...

– В старом Лухане, – сказал Мэт, вглядываясь через плечо Ранда в общий зал. – По-моему, он подозревает, что именно я... – Он вдруг оборвал фразу, когда из кухни торопливым шагом вышла миссис ал'Вир, распространяя вокруг себя запах свежеиспеченного хлеба.

На подносе, который она несла в руках, стояли тарелки с соленьями и сыром и лежало несколько караваев с хрустящей корочкой, которыми она славилась в Эмондовом Лугу. Вид и запах еды напомнил вдруг Ранду, что этим утром, перед выходом с фермы, он съел лишь краюху хлеба. В животе у Ранда, к его смущению, заурчало.

Миссис ал'Вир, стройная женщина с толстой седеющей косой, перекинутой через плечо, по-матерински улыбнулась:

– На кухне всего этого с избытком, если вы оба проголодались; впрочем, я никогда не встречала мальчиков вашего возраста, которые бы не были голодны. Или любого другого возраста, если уж об этом речь. Правда, если вам захочется, – этим утром я пеку медовые пряники.

Она была одной из немногих замужних женщин в округе, которые не набивались Тэму в свахи. Ее по-матерински доброе отношение к Ранду проявлялось в теплых улыбках и небольшом угощении всякий раз, когда бы он ни зашел в гостиницу, но таким же образом она поступала и по отношению ко всем молодым парням в округе. Если же она порой поглядывала на него с более далеко идущими намерениями, то дальше взглядов она, по крайней мере, не заходила, за что Ранд был глубоко ей признателен.

Не дожидаясь ответа, миссис ал'Вир умчалась в общий зал. Немедленно раздался скрежет отодвигаемых кресел, когда мужчины повставали с мест, и похвалы хозяйке. Бесспорно, она стряпала лучше всех в Эмондовом Лугу, и на мили вокруг не было человека, который бы с радостью не ухватился за подвернувшуюся возможность оказаться у нее в гостях за обеденным столом.

– Медовые пряники, – облизываясь, сказал Мэт.

– После, – твердо ответил ему Ранд, – или мы никогда не закончим.

Над лестницей в погреб, как раз рядом с дверью на кухню, висела лампа, другая ярко освещала сам погреб с каменными стенами. Лишь в самых дальних его углах притаилась полумгла. На деревянных полках, протянувшихся вдоль стен и поперек комнаты, стояли бочонки с бренди и сидром, а также бочки с элем и вином, в некоторые из них вместо затычек были вбиты краны. На многих бочках имелись собственноручные пометки Брана ал'Вира, который мелом надписывал год, когда они были куплены, у какого торговца и в каком городе изготовлено содержимое. Но весь эль и все бренди были от фермеров Двуречья или же сделаны самим Браном. Торговцы и даже купцы продавали иногда бренди или эль из других краев, но они никогда не были так же хороши, как местные, стоили кучу денег, и их никто не просил больше одного раза.

– Ну, – сказал Ранд, когда они поставили свои бочонки на полки, – что ты такого натворил, раз тебе приходится прятаться от мастера Лухана?

Мэт пожал плечами:

– Да так, вообще-то ничего. Сказал Адану ал'Каару и паре его дружков-сопляков – Ивину Финнгару и Дагу Коплину, – что фермеры видели гончих-призраков, изрыгающих пламя, которые бежали через лес. Они скушали это за милую душу, как топленые сливки.

– И за это мастер Лухан на тебя осерчал? – с сомнением в голосе спросил Ранд.

– Не совсем. – Мэт помолчал, затем тряхнул головой. – Видишь ли, я обсыпал двух его собак мукой, так что они стали совсем белые. Потом выпустил их возле дома Дага. Откуда мне было знать, что они рванут прямо домой? Это уж точно не моя вина. Не оставь миссис Лухан двери открытыми, собаки не забежали бы внутрь. Я вовсе не думал вывалять в муке весь ее дом. – Мэт хохотнул. – Смешно, она выгнала из дома старого Лухана и собак, всех троих, – веником.

Ранд одновременно смеялся и морщился.

– На твоем месте я бы больше беспокоился из-за Элсбет Лухан, чем из-за кузнеца. Она почти так же сильна, а характер у нее намного хуже. Хотя это все равно. Может, если ты, пройдешь быстро, он тебя и не заметит.

По лицу Мэта можно было понять, что шутки Ранда он воспринимает более чем серьезно.

Тем не менее, когда они направились через общий зал обратно, торопиться нужды не было. Шестеро мужчин сдвинули свои кресла перед камином тесным кружком. Тэм, сидя спиной к огню, говорил тихим голосом, а другие наклонились к нему, слушая его так внимательно, что навряд ли заметили бы даже стадо овец, прогони его мимо них. Ранду захотелось подойти поближе, чтобы услышать, о чем идет разговор, но Мэт дернул его за рукав и посмотрел умоляющим взглядом. Со вздохом Ранд пошел за Мэтом к двуколке.

Вернувшись, на верху лестницы ребята обнаружили поднос с горячими медовыми пряниками, заполнившими коридор своим ароматом. Там же оказались две кружки и кувшин горячего сидра с пряностями. Вопреки собственному решению подождать со сладким, Ранд, как до него вдруг дошло, две последние ходки от повозки в подвал пытался жонглировать бочонком и горячим, с пылу с жару, пряником.

Пока Мэт отводил душу пряниками, Ранд установил последнюю бочку на полку, смахнул крошки с губ и сказал:

– Ну, что там о мене...

По лестнице простучали шаги, и в погреб торопливо скатился Ивин Финнгар, его толстощекое лицо просто-таки светилось от желания поделиться новостями.

– В деревне чужаки! – Он с трудом перевел дыхание и искоса глянул на Мэта. – Никаких гончих-призраков я не видал, но слышал, что кто-то обсыпал мукой собак мастера Лухана. И слышал еще, что у миссис Лухан есть кое-кто на примете, кого надо искать.

Тех лет, что разделяли Ранда и Мэта с Ивином, которому исполнилось всего четырнадцать, обычно хватало, чтобы быстренько разобраться со всем, что тот скажет. На этот раз парни переглянулись и затем почти одновременно заговорили.

– В деревне? – спросил Ранд. – Не в лесу?

– Его плащ был черным? Ты разглядел его лицо? – перебивая друга, сказал Мэт.

Ивин непонимающе переводил взгляд с одного на другого, потом, когда Мэт угрожающе шагнул к нему, быстро заговорил:

– Конечно же, я разглядел его лицо. И плащ у него – зеленый. Или, может, серый. Все время меняется. Кажется, он будто исчезает там, где встанет. Иногда, если он не шевелится, его даже не заметишь, хоть и глядишь прямо на него. А ее плащ – голубой как небо, и в десять раз наряднее, чем любые праздничные одежды, что я видел. И к тому же она в десять раз красивее всех, кого я в жизни встречал. Она высокородная леди, как в сказках. Наверное, так.

– Ее? – сказал Ранд. – О ком ты говоришь?

Он уставился на Мэта, который заложил руки за голову и зажмурился.

– О них-то я и хотел рассказать тебе, – проворчал Мэт, – до того как ты втянул меня... – Он оборвал фразу и открыл глаза, чтобы пронзить взглядом Ивина. – Они прибыли прошлым вечером, – продолжил Мэт через мгновение, – и сняли комнаты в гостинице. Я видел, как они прискакали. А их лошади, Ранд! Я никогда не видывал таких высоких лошадей или таких холеных. Они выглядели так, будто могут скакать вечно. По-моему, он у нее в услужении.

– На службе, – вмешался, не утерпев, Ивин. – В сказаниях это называется – быть на службе.

Мэт продолжал, словно не слыша Ивина:

– Во всяком случае, он ей подчиняется, делает все, что она приказывает. Только он не похож на наемного слугу. Может, воин. Ты бы видел, как он носит меч, кажется, что меч – его часть, рука или нога. По сравнению с ним купеческие охранники просто шавки. А она, Ранд! Я никогда и вообразить себе не мог никого похожего на нее. Она точно из менестрелевых преданий. Она словно... словно... – Он умолк, окидывая Ивина сердитым взглядом. – Словно высокородная леди, – закончил он со вздохом.

– Но кто они такие? – спросил Ранд. Не считая купцов, раз в год приезжающих закупать табак и шерсть, и торговцев, чужеземцы никогда, или почти никогда, не появлялись в Двуречье. Может, в Таренском Перевозе, но не так далеко к югу. К тому же большинство купцов и торговцев наезжали сюда многие годы подряд, так что их не считали на деле чужаками. Просто нездешними. Минуло добрых пять лет с той поры, как в последний раз в Эмондовом Лугу появлялся настоящий чужак, да и тот пытался скрыться от какой-то неприятности, приключившейся с ним в Байрлоне, а от какой – никто в деревне не понял. Он надолго не задержался. – Чего им надо?

– Чего им надо? – воскликнул Мэт. – Мне все равно, чего им надо. Чужаки, Ранд, и такие чужаки, какие тебе и не снились. Вдумайся в это!

Ранд открыл было рот, но так ничего и не сказал. Всадник в черном плаще действовал ему на нервы так же, как на нервы кошке бегущая за ней собака. Выглядело же все зловещим совпадением: трое чужаков рядом с деревней в одно и то же время. Трое, если только плащ того, о ком говорил Ивин, – плащ, меняющий цвет, – никогда не становится черным.

– Ее зовут Морейн, – сказал Ивин, воспользовавшись возникшей паузой. – Я слышал, как он обращался к ней. Морейн, так он ее называл. Леди Морейн. А его имя – Лан. Мудрой она, может, и не нравится, а мне понравилась.

– С чего ты взял, что Найнив ее невзлюбила? – спросил Ранд.

– Она спрашивала дорогу у Мудрой этим утром, – ответил Ивин, – и назвала ее – «дитя». – И Ранд, и Мэт тихо присвистнули, а Ивин затараторил, торопясь рассказать. – Леди Морейн не знала, что Найнив – Мудрая. Она извинилась, когда это выяснилось. Да, извинилась. И стала говорить о травах, о том, кто есть кто в Эмондовом Лугу, и с тем же уважением к Найнив, как и все женщины в деревне, и вопросов было много. Она о жителях узнавала: о том, сколько человеку лет, долго ли он тут прожил, и... да я всего и не упомню. В любом случае, Найнив отвечала ей так, словно раскусила недозрелую ягоду-сладину. Потом, когда леди Морейн отошла, Найнив смотрела ей вслед, будто... будто... ну, не очень одобрительно, я бы так сказал.

– Это все? – сказал Ранд. – Ты же знаешь характер Найнив. Когда в прошлом году Кенн назвал ее «дитя», она стукнула его по голове своим посохом, а он все-таки из Совета Деревни и, кроме того, по летам ей в дедушки годится. Она же вскипает по любому поводу, но долго не сердится, если только добивается своего.

– По мне, так слишком... Слишком долго, – пробормотал Ивин.

– Мне нет дела до того, кого бьет Найнив, – фыркнул Мэт, – до тех пор пока это не я. Судя по всему, наш Бэл Тайн будет самым лучшим из всех. Менестрель, леди – чего можно еще пожелать? Кому нужен фейерверк?

– Менестрель? – Ивин едва не заверещал от восторга.

– Пойдем, Ранд, – продолжал Мэт, не обращая внимания на мальчишку. – Тут мы уже закончили. Тебе надо бы взглянуть на того приятеля.

Он взбежал по лестнице, следом карабкался Ивин, канюча:

– Что, и в самом деле менестрель, а, Мэт? Это не как те гончие-призраки, правда? Или лягушки?

Ранд задержался только для того, чтобы потушить лампу, потом поспешил за Мэтом и Ивином.

В общем зале к группе у камина присоединились Рауэн Хэрн и Сэмил Кро, и в результате тут собрался Совет Деревни в полном составе. Теперь говорил Бран ал'Вир, его обычно грубовато-добродушный голос был сейчас так тих, что от тесно сдвинутых кресел доносился лишь приглушенный рокот. Свои слова мэр подчеркивал, ударяя толстым указательным пальцем по ладони другой руки и поочередно вглядываясь каждому в лицо. Все кивали, соглашаясь со всем, что он говорил, хотя Кенн, в отличие от остальных, кивал с большой неохотой.

То, каким тесным кружком они расположились, говорило о теме обсуждения больше, чем ярко раскрашенная вывеска. О чем бы ни шла речь, дело касалось исключительно Совета Деревни, по крайней мере пока. Члены Совета могли бы не понять Ранда, попытайся тот подслушать. Юноша неохотно отошел в сторону. Еще оставался менестрель. И те чужаки.

На дворе Белы и двуколки не было – о них позаботились Хью или Тэд, конюхи гостиницы. Мэт и Ивин стояли в нескольких шагах от парадной двери гостиницы, уставившись друг на друга, ветер трепал их плащи.

– Говорю в последний раз, – рявкнул Мэт, – я не пытаюсьодурачить тебя. Менестрель здесь.А теперь вали отсюда! Ранд, скажи этой бараньей башке, что я говорю правду, может, тогда он от меня отвяжется!

Поплотнее закутавшись в плащ, Ранд шагнул вперед на помощь Мэту, но слова замерли у него на языке, а на затылке зашевелились волосы. За ним опять наблюдали. Это ощущение не походило на то чувство, какое возникло от всадника в капюшоне, но радости от этого все равно было мало, особенно так скоро после той неожиданной встречи.

Быстрый взгляд на Лужайку, и Ранд увидел то же, что и раньше, – играющая ребятня, люди, занятые подготовкой Празднества, и никого, кто смотрел бы в его сторону. Одиноко возвышался ожидающий праздника Весенний Шест. Суета и ребячьи крики заполняли боковые улочки. Все было так, как и должно было быть. Если не считать того, что за Рандом наблюдали.

Тогда что-то подсказало юноше повернуться кругом и взглянуть вверх. На крало черепичной крыши гостиницы расселся большой ворон, порывы ветра с гор чуть покачивали его. Ворон склонил голову набок, блестящий черный глаз смотрел прямо... как почудилось Ранду, прямо на него. Он почему-то поверил в это, и внезапно жаркая волна гнева захлестнула юношу.

– Мерзкий пожиратель падали, – пробормотал он.

– Мне уже смотреть надоело, – пожаловался Мэт, и Ранд понял, что его друг подошел к нему и тоже неодобрительно рассматривает ворона.

Друзья переглянулись, затем, как один, потянулись за камнями.

Два камня летели точно... но ворон отшагнул вбок; камни просвистели там, где только что стояла птица. Захлопав крыльями, ворон опять склонил голову набок, без всякой боязни уставившись на юношей мертвенно-черным глазом, ничем не выказывая, что произошло.

Ранд, оцепенев от ужаса, уставился на птицу.

– Ты видел когда-нибудь ворона, который вел бы себя так? – спросил он негромко.

Мэт, не отрывая взгляда от птицы, покачал головой:

– Никогда. Да и вообще ни у какой птицы таких повадок не припомню.

– Скверная птица, – раздался позади женский голос, мелодичный, несмотря на нотки отвращения, звучащие в нем, – ворону не доверяли и в лучшие времена.

С пронзительным карканьем ворон так резко взмыл в воздух, что с кромки крыши на землю опустились два черных пера.

Пораженные, Ранд и Мэт развернулись, провожая взглядами ворона, стремительно пролетевшего над Лужайкой и направившегося в сторону Гор Тумана, которые поднимались за Западным Лесом и, как обычно, упирались своими вершинами в облака. Птица превратилась в темное пятнышко на западе и вскоре исчезла из виду.

Ранд перевел изумленный взгляд на женщину. Она тоже следила за полетом птицы, но теперь уже повернулась, и ее глаза встретились с глазами юноши. Ранд не мог вымолвить ни слова, он мог только смотреть. Это, должно быть, и есть леди Морейн, и она во всем оказалась такой, как ее описывали Мэт и Ивин, во всем и даже больше.

Когда Ранд услышал, как она назвала Найнив «дитя», то представил ее старой, что на поверку оказалось совсем не так. Он вообще не мог определить возраст незнакомки. На первый взгляд ему показалось, что она так же молода, как и Найнив, но чем дольше он смотрел, тем больше склонялся к мысли, что она старше Найнив. Вокруг больших темных глаз лежала печать зрелости, намек на то знание, которое никому не суждено обрести молодым. На миг Ранду почудилось, что ее глаза – глубокие омуты, в которые он погружается с головой. И стало понятным, почему Мэт и Ивин назвали ее леди из преданий менестреля. Женщина держала себя с таким достоинством и властностью, от которых испытываешь чувство неловкости и от которых ноги становятся словно ватные. Хотя она была едва по грудь Ранду, но осанка делала ее рост таким, каким ему и следовало бы быть, и поэтому высокий Ранд чувствовал себя не в своей тарелке.

Женщина совершенно не походила ни на кого, с кем Ранд встречался раньше. Широкий капюшон плаща обрамлял ее лицо и мягкие локоны темных волос. Он никогда не видел взрослую женщину с волосами, не заплетенными в косу; в Двуречье каждая девушка с нетерпением ждала того дня, когда деревенский Круг Женщин объявит, что она уже взрослая и может носить косу. Одежды незнакомки тоже были необычными. Плащ, сшитый из небесно-голубого бархата, с богатым серебряным шитьем – листья, виноградные лозы, цветы шли по его краям. Платье, по сравнению с плащом более темного синего оттенка, в разрезах которого проглядывала кремовая ткань, переливалось, когда женщина двигалась. Шею ее обвивало ожерелье из тяжелых золотых звеньев; еще одна золотая, изящной работы цепочка, лежащая на волосах, поддерживала маленький сверкающий голубой камень на лбу. Широкий пояс плетеного золота охватывал талию леди, а на указательном пальце левой руки блестело золотое кольцо в виде змея, пожирающего собственный хвост. Ранду никогда не доводилось видеть подобного кольца, хотя он сразу узнал Великого Змея – символ еще более древний, чем само Колесо Времени.

Наряднее, чем любые праздничные одежды, сказал Ивин, и он был прав. В Двуречье никто и никогда так не одевался. Никогда.

– Доброе утро, миссис... э-э... леди Морейн! – Кровь бросилась Ранду в лицо из-за того, что он произнес это так неловко.

– Доброе утро, леди Морейн! – эхом вторил ему Мэт, более благополучно, но не намного.

Она улыбнулась, и в Ранде проснулась готовность что-нибудь сделать для нее, все, что в его силах, лишь бы это могло оправдать то, что он стоит рядом с нею. Он понимал, что она улыбается им всем, но, казалось, улыбка предназначалась только ему одному. На самом деле все походило на то, что менестрелевы сказки обернулись былью. На лице Мэта застыла глупая улыбка.

– Вы знаете мое имя, – сказала она довольным тоном. Как будто о ее приезде, сколь бы краток он ни был, не будут толковать в деревне целый год! – Но вы должны звать меня просто Морейн, а не леди. А как зовут вас?

Прежде чем кто-то из юношей успел сказать хоть слово, вперед выскочил Ивин:

– Меня зовут Ивин Финнгар, леди. Это я сказал им ваше имя, вот потому-то они его и знают. Я слышал, как его произносил Лан, но я не подслушивал. Никто вроде вас раньше не приезжал в Эмондов Луг. И еще в деревне будет на Бэл Тайн менестрель. А сегодня – Ночь Зимы. Вы зайдете ко мне в дом? Моя мама печет яблочный пирог.

– Надо будет заглянуть, – ответила Морейн, положив руку Ивину на плечо. Ее глаза блеснули радостным удивлением, хотя больше оно ни в чем не проявилось. – Я не знаю, насколько мне удастся сравниться с менестрелем, Ивин. Но вы все должны звать меня Морейн. – Она выжидающе взглянула на Ранда и Мэта.

– Я – Мэтрим Коутон, ле... э-э... Морейн, – сказал Мэт и деревянно поклонился, затем, пунцовый от смущения, выпрямился.

Ранд подумал, стоит ли ему делать что-нибудь такое наподобие того, как поступают мужчины в сказаниях, но, по примеру Мэта, лишь произнес свое имя. По крайней мере, сейчас язык у него не заплетался.

Морейн перевела взгляд с него на Мэта и обратно. Ранд подумал, что ее улыбка – едва заметная, уголками губ – была теперь похожа на ту, которая обычно бывала у Эгвейн, когда та скрывала какой-нибудь секрет.

– Пока я буду в Эмондовом Лугу, у меня, видимо, найдутся кое-какие небольшие поручения, – сказала Морейн. – Может, вы пожелаете помочь мне?

Она засмеялась, услышав, как они заторопились согласиться.

– Вот, – сказала Морейн, и удивленный Ранд почувствовал, как она вложила ему в ладонь монету и крепко сжала его кулак своими пальцами.

– Не нужно, – начал было Ранд, но она отмахнулась от его возражений, одаряя монетой Ивина, а затем и Мэта, сжав ему руку точно так же, как и Ранду.

– Конечно, нужно, – сказала она. – Вы же не можете работать за просто так. Примите это на память и храните у себя – и будете помнить, что согласились явиться ко мне, когда я попрошу об этом. Теперь между нами – узы.

– Никогда не забуду, – пискнул Ивин.

– Позже нам нужно будет поговорить, – сказала она, – и вы мне расскажете все о себе.

– Леди... я хотел сказать, Морейн... – нерешительно начал Ранд, когда она повернулась. Женщина остановилась и взглянула через плечо, и он проглотил комок в горле, прежде чем продолжить: – Зачем вы приехали в Эмондов Луг? – Выражение ее лица не изменилось, но Ранду вдруг захотелось, чтобы он не задавал этого вопроса, хотя юноша и не понимал, почему у него возникло такое ощущение. Поэтому он сам поспешил все объяснить: – Прошу прощения, я не хотел показаться невежливым. Просто дело в том, что в Двуречье никто не приезжает, не считая купцов и торговцев, которые появляются, когда снег не слишком глубок и можно сюда добраться из Байрлона. Почти никто. И уж точно никто, кто был бы похож на вас. Люди из купеческой охраны говорят порой, что здесь самая глухомань, и, по-моему, так и должно казаться любому нездешнему. Мне просто интересно.

Улыбка Морейн медленно исчезла, будто она что-то припомнила. Минуту она молча смотрела на Ранда.

– Я изучаю историю, – произнесла Морейн наконец, – собираю старые сказания. Место, которое вы зовете Двуречьем, всегда интересовало меня. Когда могу, я посвящаю свое время изучению историй о том, что случилось когда-то, здесь и в других местах.

– Историй? – сказал Ранд. – Что вообще происходило в Двуречье, что заинтересовало бы кого-то вроде... я хочу сказать, что могло здесь когда-то случиться?

– А как же еще называть наши места, если не Двуречьем? – добавил Мэт. – Так всегда его называли.

– Когда вращается Колесо Времени, – сказала Морейн, наполовину про себя и устремив взор вдаль, – страны меняют множество названий. Человек носит множество имен, множество лиц. Различных лиц, но всегда это один и тот же человек. Однако никому не ведом Великий Узор, что плетет Колесо, даже Узор Эпохи. Мы можем лишь наблюдать, и изучать, и надеяться.

Ранд изумленно уставился на нее, не в силах вымолвить ни слова, даже спросить, о чем она сказала. Он не был уверен, что эти слова предназначались для них. Как отметил про себя Ранд, Ивин и Мэт будто онемели, а Ивин вдобавок стоял, разинув рот.

Морейн опять посмотрела на ребят, и все трое чуть встряхнулись, словно проснувшись.

– Мы побеседуем позже, – сказала она. Никто не сказал в ответ ни слова. – Позже.

Морейн направилась к Фургонному Мосту, не ступая по траве, а словно скользя над ней. Плащ ее раздался в стороны, словно крылья.

Когда она отошла, высокий мужчина, которого Ранд не замечал, пока тот не шагнул от парадной двери гостиницы, последовал за Морейн, положив руку на большую рукоять своего меча. Темное его одеяние имело серо-зеленый цвет, оно сливалось с листвой или тенью, а его плащ, который трепал ветер, принимал разные оттенки серого, зеленого, бурого цветов. Плащ этот временами, казалось, исчезал, сливаясь с тем, что было за ним. Длинные волосы мужчины, тронутые на висках сединой, были схвачены узким кожаным ремешком. На его обветренном лице, словно высеченном из камня, – сплошные грани и углы, – морщин, вопреки седине в волосах, не было. Когда он двинулся, то Ранду он сразу напомнил волка.

Проходя мимо троих ребят, он окинул каждого острым взглядом голубых глаз, холодным, как зимний рассвет. Он словно оценивал их в уме, и ни одна черточка его лица не выдала того, каким оказался итог. Мужчина ускорил шаг, чтобы догнать Морейн, затем пошел у нее за плечом, наклонившись к ней и что-то говоря. Ранд перевел дыхание, которое невольно сдерживал.

– Это был Лан, – хрипло, как будто тоже старался не дышать, произнес Ивин. – Готов поспорить, что он – Страж.

– Не будь дураком. – Мэт засмеялся неуверенным дребезжащим смехом. – Все Стражи – в сказках. Так или иначе, у Стражей доспехи и мечи все в золоте и драгоценностях, и они проводят жизнь на севере, в Великом Запустении, сражаясь со злыми тварями, и все такое прочее.

– Он можетбыть Стражем, – упорствовал Ивин.

– Ты что, видел на нем золото или драгоценные каменья? – иронически спросил Мэт. – У нас в Двуречье водятся троллоки? У нас же овцы! Знать бы, что могло такого интересного для нее случиться здесь.

– Что-то да могло, – медленно произнес Ранд. – Поговаривают, гостиница стоит здесь тысячу лет, а может, и больше.

– Тысячу лет одни овцы, – сказал Мэт.

– Серебряная монета! – воскликнул Ивин. – Она мне дала серебряную монету! Подумать только, что я могу купить, когда появится торговец!

Ранд разжал руку и увидел монету, которую ему вручила Морейн, и от удивления чуть не выронил ее. Он не сразу узнал толстую серебряную монету с выпуклым изображением женщины, удерживающей на высоко поднятой ладони язычок пламени, но он не раз наблюдал за тем, как Бран ал'Вир взвешивал монеты, что купцы привозили из дюжины стран, и имел представление о ее ценности. На такую уйму серебра в Двуречье можно вполне купить хорошего коня, и еще останется.

Ранд посмотрел на Мэта и увидел то же ошеломленное выражение, что наверняка было сейчас и на его лице. Повернув ладонь так, чтобы монету мог заметить только Мэт, но никак не Ивин, он вопросительно поднял бровь. Мэт кивнул, и с минуту они обалдело глядели друг на друга.

– Что за работу она имела в виду? – в конце концов промолвил Ранд.

– Не знаю, – с твердостью в голосе сказал Мэт, – мне все равно. И я не истрачу ее. Даже когда появится торговец.

С этими словами он засунул монету в карман куртки.

Кивнув, Ранд медленно сделал то же самое со своей монетой. Он решил, что Мэт прав, хотя и не был уверен почему. Нельзя, раз монета досталась от нее. Он не смог сообразить, на что еще может пригодиться серебро, но...

– По-твоему, я тоже должен сохранить свою? – Муки нерешительности ясно читались на физиономии Ивина.

– Не должен, если не хочешь, – успокоил его Мэт.

Ивин всмотрелся в монету, покачал головой и запихнул серебро в карман.

– Я оставлю ее, – печально произнес он.

– Еще остается менестрель, – сказал Ранд, и мальчишка встрепенулся.

– Если он уже проснулся, – добавил Мэт.

– Ранд, – спросил Ивин, – менестрель здесь?

– Увидишь, – со смехом ответил Ранд. Ясное дело, Ивин все равно не поверит, пока собственными глазами не увидит менестреля. – Рано или поздно он спустится из своей комнаты.

По ту сторону Фургонного Моста раздались радостные возгласы, и, когда Ранд увидел, что послужило поводом для них, он уже засмеялся от всей души. К мосту, сопровождаемый беспорядочной толпой деревенских – от седовласых стариков до только-только научившихся ходить малышей, – двигался высокий фургон, который тащила восьмерка лошадей. Округлый парусиновый верх был увешан снаружи множеством узелков и котомок, смахивающих на гроздья винограда. Наконец-то прибыл торговец. Чужаки и менестрель, фейерверк и торговец. Судя по всему, намечался самый лучший Бэл Тайн из всех.