Текст книги "Око Мира. Новый пролог "

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Око Мира. Новый пролог

Автор Administrator

26.06.2006 г.

Здесь, много ниже по течению Винного ручья от

Эмондового Луга, на полпути к Мокрому Лесу, берега плотно обступали деревья. Большей частью

это были ивы. Их густые ветки образовывали

тенистый лиственный полог над водой у берега.

Лето кончилось совсем недавно, да и солнце

стояло почти в зените, но все же здесь, в тени, мягкий ветерок остудил пот на коже Эгвейн.

Подвязав юбки коричневого шерстяного платья выше

колен, она вошла на мелководье, чтобы наполнить

деревянное ведро. Мальчишки входили в воду

просто, не заботясь о том, что их удобные штаны

намокнут. Некоторые девчонки и мальчишки, наполнявшие ведра, смеялись и поливали друг

друга водой из деревянных черпаков, но Эгвейн

полностью сосредоточилась на журчании потока

вокруг голых ног, и когда она взбиралась обратно

на берег, ее пальцы рыхлили песчаное дно. Она

пришла сюда не за играми. В свои девять лет она

носила воду впервые, но собиралась стать лучшим

водоносом среди всех ребят.

Помедлив на берегу, она поставила ведро, чтобы

оправить юбки, и позволить им упасть до

щиколоток. И еще чтобы перевязать темно-зеленый

платок, которым были подвязаны ее волосы у

затылка. Ей хотелось, чтобы ей разрешили

отрезать их по плечи, или даже короче, как у

мальчишек. В конце концов, ей еще долгие годы не

потребуются длинные волосы. Почему что-то всегда

приходится делать только потому, что так

делалось всегда? Но она знала свою мать, и

знала, что ее волосы останутся длинными.

На сотню шагов ниже по течению в воде по колено

стояли мужчины, и купали черномордых овец, которых позже должны будут стричь. Они очень

внимательно следили, чтобы блеющие животные

входили и выходили из воды в целости и

сохранности. Винный ручей здесь был не так быстр

как в Эмондовом Лугу, но и назвать течение

ленивым было нельзя. Овца, снесенная течением, мола утонуть раньше, чем у нее хватит сил

добраться до берега.

Через реку перелетел крупный ворон и уселся на

высокой ветке белого дерева поблизости от места, где мужчины мыли овец. Почти тут же вокруг

ворона громко чирикая начал летать красный

хохолок, словно красный сполох. Наверное, у

красного хохолка было неподалеку гнездо. Однако, вместо того чтобы взлететь, и, быть может, напасть на птичку, ворон просто оглядывался по

сторонам, сквозь просвет между ветками. Он

смотрел вниз, на работавших мужчин.

Вороны иногда беспокоили ягнят, но полное

игнорирование вороном красного хохолка и попыток

напугать его было более чем необычным. Более

того, у нее возникло странное чувство, что

черная птица наблюдает именно за мужчинами, а не

за овцами. Это было глупо, разве что… она

слышала, что люди говорят, будто вóроны и ворóны

являются глазами Темного. От этой мысли у нее по

спине и даже по рукам побежали мурашки. Это была

глупая мысль. Что могло понадобиться Темному в

Двуречье? В Двуречье никогда ничего не

происходит.

– Чем ты тут занимаешься, Эгвейн? – спросил

Кенли Ахан, остановившись рядом. – Ты сегодня не

можешь играть с детьми. – Он был на два года

старше, и держался очень прямо, стараясь

выглядеть выше, чем был на самом деле. Это был

последний год, когда он носил воду для стрижки

овец, и вел себя так, словно это придавало ему

какой-то авторитет. Она смерила его взглядом, но

это сработало не так, как она надеялась. Его

квадратное лицо скривилось. – Если тебе плохо, то сходи к Мудрой. Если нет… что ж…

занимайся своим делом. – Быстро кивнув, словно

решил проблему, он поспешил вперед, выпендриваясь, что несет свое ведро всего одной

рукой, отставив его от себя как можно дальше.

“Едва скроется с глаз, он не станет продолжать в

том же духе”, – кисло подумала она. Ей придется

поработать над этим взглядом. Она видела, как

это делают девушки постарше. Ручка черпака

соскользнула с края ведра, едва она подняла его

двумя руками. Ведро было тяжелым, а она была

маленькой для своего возраста, но она поспешила

за Кенли так быстро, как только могла. Не из-за

его слов, конечно. У нее было еще много работы, и она собиралась стать лучшим водоносом. Ее лицо

приобрело выражение решительности.

Прошлогодние листья хрустели под ногами, пока

она шла под тенистым пологом деревьев навстречу

солнечному свету. Жара была не сильной, но

несколько крохотных белых облачков в небе, казалось, подчеркивали яркость солнца.

Окруженный деревьями луг Вдовы Айнал – так его

все называли, столько могли припомнить, хотя

никто уже не помнил, в честь какой именно вдовы

Айнал его назвали – стоял пустым большую часть

года, но сегодня его целиком заполнили люди и

овцы. Конечно, овец было больше, чем людей.

То тут, то там из земли торчали большие камни, некоторые были ростом с человека, но они не

мешали кипевшей на лугу работе. Сюда съехались

фермеры со всей округи Эмондова Луга, и

деревенские тоже пришли на помощь родственникам.

У всех на фермах были хоть какие-то

родственники. Стрижка проходила по всему

Двуречью, и ниже – в Дивен Райд, и выше – в

Сторожевом Холме. Но, конечно же, не в Таренском

Перевозе.

Многие женщины носили на плечах шали и цветы в

волосах, как и несколько девушек постарше, хотя

еще и не заплетали косы. Некоторые даже были в

платьях с вышивкой, словно сегодня и впрямь был

праздник. С другой стороны, большая часть мужчин

и мальчишек пришли без курток, и у кое-кого даже

рубашки были не заправлены.

Эгвейн не понимала, почему им это разрешали.

Женщинам работать было ни капельки не холоднее, чем мужчинам.

В одних из больших загонов, содержались уже

остриженные овцы, в других – только ожидающие

своей очереди купаться. Их сторожили мальчишки

от двенадцати лет и старше. Овчарки, небрежно

развалившиеся рядом, совершенно не подходили для

подобной работы. Группы старших мальчишек

деревянными посохами сгоняли овец к речке, а

затем этими же посохами не давали им ложиться на

землю, чтобы снова испачкаться, пока они не

высохнут, и мужчины на этой стороне луга начнут

их стричь. Как только овца была острижена, мальчишки отгоняли ее обратно в загон, пока

мужчины относили шерсть к длинным накрытым

столам, где женщины сортировали шерсть и

складывали ее для упаковки. У них были разметки, потому что приходилось следить, чтобы шерсть не

перемешалась с чужой.

Вдоль деревьев, слева от Эгвейн, другие женщины

уже начинали выкладывать еду для обеда на

длинные столы. Если она будет достаточно хорошо

носить воду, то на следующий год, а не через

два, ей может быть разрешат помогать с едой или

сортировать шерсть. Если она всегда будет делать

все лучше всех, то никто никогда не назовет ее

снова малявкой.

Она начала пробираться сквозь толпу, неся свое

ведро то двумя руками, то перебрасывая его из

одной руки в другую, останавливаясь, когда

кто-либо просил глоток воды. Скоро она вновь

вспотела, на шерстяном платье выступили темные

пятна. Возможно, мальчишки, расшнуровавшие свои

рубашки, были не так уж глупы. Она старалась не

замечать малышей, бегавших вокруг с обручами, игравших с мячиками или в догонялки.

В году было всего пять дней, когда собиралось

столько народу: во-первых – на Бэл Тайн, который

уже прошел; во-вторых, на стрижку; потом, когда

за шерстью приезжали купцы, но до этого еще был

еще месяц; затем следовал урожай табака, и снова

купцы; и на День Дураков, осенью. Были и другие

праздники, конечно, но ни одного, когда

собирались все вместе.

Ее глаза продолжали шарить по толпе. Среди всех

этих людей было бы очень просто наткнуться на

одну из ее четырех сестер. Она всегда их

избегала, насколько это было возможно. Беровин, самая старшая, была хуже всех. Прошлой осенью

она овдовела из-за огневицы-костоломки, и весной

вернулась домой. Было трудно не сочувствовать

Беровин, но она так суетилась, стараясь одеть

Эгвейн и причесать ее волосы. Иногда она рыдала

и говорила Эгвейн как замечательно, что

лихорадка не забрала также и ее малышку-сестру.

Сочувствовать Беровин было бы легче, если бы

Эгвейн могла перестать думать, что иногда

Беровин видит в ней младенца, которого она

потеряла вместе со своим мужем. И может быть, не

только иногда.

Она просто высматривала в толпе Беровин. Или

кого-то из трех остальных. Вот и все.

Около загонов она остановилась, чтобы стереть со

лба пот. Ее ведро полегчало, и теперь его можно

было легко нести одной рукой. Она осторожно

покосилась на ближайшую собаку, стоящую перед

загоном. Это была здоровенная зверюга, с плотной

вьющейся шерстью серого окраса и умными глазами, которая, казалось, знала, что Эгвейн не

представляет опасности для овец. И все же, она

была огромной – почти по пояс взрослому

человеку. В основном собаки помогали охранять

стада на пастбищах, охраняя их от волков, медведей и больших горных котов.

Она постаралась держаться от собаки подальше.

Мимо по направлению к реке прошли трое

мальчишек, гнавших пару дюжин овец. Они были на

пять-шесть лет старше, и даже не посмотрели в ее

сторону, все их внимание поглощали овцы. Это

была простая задача, она уверена, что даже она

бы справилась, но они должны были следить, чтобы

ни одна овца не успела пощипать травы. Овца, поевшая перед стрижкой, могла задохнуться и

умереть. Быстрый взгляд вокруг подтвердил, что

среди стоящих поблизости мальчишек, не было ни

одного, с кем ей хотелось бы поговорить. Не то, чтобы она хотела поговорить с кем-то конкретным.

Она просто посмотрела.

В любом случае, скоро снова надо будет наполнять

ведро. Пора было двигаться к Винному ручью. На

сей раз, она решила пойти по дороге, вдоль

которой стояли столы. Запахи вызывали танталовы

муки. Как на любом празднике здесь было все, начиная с жареного гуся, и заканчивая медовыми

пирожками. Дразнящий запах пирожков казался

самым привлекательным из всех яств. Все хозяйки

к стрижке овец наготовили все самое лучшее.

Пока она шла мимо столов, Эгвейн предлагала воду

женщинам, расставлявшим еду, но они только

улыбались ей и качали головами. Она, однако, продолжала, и это было не только из-за запахов.

У них была вода для чая, которую кипятили на

огне позади столов, но кому-то могло захотеться

холодной воды из реки. Ну, может теперь уже не

такой холодной, но все же…

Впереди у стола сгорбился Кенли, который больше

не пытался казаться выше. Если уж на то пошло, то сейчас он старался казаться поменьше. В одной

руке у него все еще было ведро, но, судя по

тому, как оно гремело, оно было пустым, и он уже

не мог никому дать воды. Эгвейн нахмурилась.

Он… подкрадывался. Вот что он делал. Но что он

затевает…?

Внезапно его рука метнулась вперед и схватила со

стола один из медовых пирожков. Эгвейн негодующе

открыла рот. И он смел говорить с ней о

ребячестве? Да он такой же, как Ивин Финнгар!

Прежде чем Кенли успел сделать второй шаг, госпожа Айеллин соколом набросилась на него, одной рукой выкручивая ухо, а другой -

выхватывая пирожок. Это были ее пирожки.

Стройная женщина с толстой седой косой, достававшей до самых бедер, Корин Айеллин пекла

лучшие сладости во всем Эмондовом Лугу. “Кроме

моей матери”, – подумала Эгвейн. Но даже ее мать

говорила, что Корин все делает лучше. Но только

сладости, конечно. Госпожа Айеллин щедрой рукой

раздавала хрустящие пирожки и куски пирога, если

только не было время обеда или чья-нибудь мать

просила ее не делать этого, но она была очень

строга с мальчишками, которые пытались стащить

их у нее за спиной. Кто бы это ни был. Она

называла это воровством, а воровства она не

терпела.

Она удерживала Кенли за ухо и грозила ему

пальцем, приговаривая вполголоса. Лицо Кенли

сморщилось, словно он был готов заплакать, и он

постепенно съеживался, пока не стал казаться

ниже Эгвейн. Она удовлетворенно кивнула. По

крайней мере, в ближайшее время он не будет

задаваться, пытаясь командовать. Проходя мимо, она отодвинулась от госпожи Айеллин и Кенли

подальше, чтобы никто не смог заподозрить, что

она пытается стащить сладости. Такая мысль даже

не приходила ей в голову. Ну, может быть, не

всерьез.

Внезапно она бросилась вперед, ныряя между

снующими перед ней людьми. Да. Это был Перрин

Айбара, коренастый мальчик, который был выше

большинства своих сверстников. И он был другом

Ранда. Она устремилась сквозь толпу, больше не

обращая внимания на просьбы попить, и не

задерживаясь, пока не оказалась в нескольких

шагах от Перрина.

Он был со своими родителями. Его мать держала на

руках младенца – Петрама, а маленькая сестренка

Перрина – Деселле – одной рукой цеплялась за ее

юбку, с интересом рассматривая окружающий мир, людей и даже только что остриженных овец. Адора, его вторая сестра, стояла, скрестив на груди

руки с обиженным лицом, которое пыталась скрыть

от матери. Адоре, чтобы получить разрешение

подавать воду, придется ждать до следующего

года, и она, вероятно, хотела отправиться

поиграть с друзьями. Последним в маленькой

компании оказался мастер Лухан. Это был самый

высокий человек во всем Эмондовом Лугу, с

мощными руками, каждая, что твой ствол дерева, а

на его грудь налезла бы не всякая рубашка. Рядом

с ним мастер Айбара казался не просто худым, а

даже хрупким. Он беседовал с мастером и госпожой

Айбара. Это озадачило Эгвейн. Мастер Лухан был

кузнецом в Эмондовом Лугу, но никто не ходить

просить выковать что-нибудь всей семьей. Еще он

был членом Совета Деревни, но и тут выходило то

же самое. Кроме того, госпожа Айбара стала бы

вмешиваться в дела Совета Деревни не раньше, чем

мастер Айбара вмешался бы в дела Круга Женщин.

Эгвейн, может, и было всего девять, но это она

знала точно. О чем бы они ни разговаривали, они

уже почти закончили, и это было хорошо. Ей не

было дела до того, о чем они говорят.

– Он хороший паренек, Джослин, – сказал мастер

Лухан. – Хороший паренек, Кон. Он отлично

справится.

Госпожа Айбара довольно улыбнулась. Джослин

Айбара была красивой женщиной, и когда она

улыбалась, казалось, что солнце готово признать

поражение. Отец Перрина мягко рассмеялся, и

взъерошил ему кудрявые волосы на голове. Перрин

сильно покраснел, но ничего не сказал. Он вообще

был стеснительным и говорил мало.

– Сделай, чтобы я полетала, Перин, – попросила

Деселле, протягивая к нему руки. – Сделай, чтобы

я полетала.

Перин едва успел вежливо поклониться взрослым, прежде чем повернуться и взять сестру за руки.

Они отошли на несколько шагов от остальных, а

потом Перин начал все быстрее и быстрее

кружиться, пока ноги Деселле не оторвались от

земли. Он крутил ее все выше и выше, большими

рывками, а она довольно хохотала. Через

несколько минут миссис Айбара сказала: – Довольно, Перрин. Опусти ее, пока ее не

замутило. – Но сказала это мягко, с улыбкой.

Как только ноги Деселле коснулись земли, она

обеими руками схватилась за руку Перрина, слегка

пошатываясь, и, возможно, уже близкая к тому, чтобы ее стошнило. Однако она продолжала

смеяться, и требовала, чтобы ее еще немножко

покружили. Покачав головой, он наклонился, чтобы

с ней поговорить. Он всегда был очень серьезным.

И смеялся нечасто.

Внезапно Эгвейн поняла, что за Перрином

наблюдает кто-то еще. Силия Коул, розовощекая

девчонка, всего на пару лет старше нее, стояла

всего в нескольких футах с глупой улыбочкой на

лице, глядя на него телячьими глазами. Все что

ему надо было сделать, чтобы ее увидеть, это

повернуть голову! Эгвейн скривилась от

отвращения. Она никогда не будет такой дурой, чтобы строить глазки мальчишке, словно у нее

голова набита шерстью.

Все равно, Перрин был старше Силии меньше, чем

на год. Лучше, если бы он был старше года на

три-четыре. Может у сестер Эгвейн и не хватало

времени на разговоры с ней, но она слышала, что

говорили другие старшие девочки, достаточно

взрослые, чтобы знать. Кое-кто говорил, что

хорошо бы, чтобы было и больше, но большинство

сходилось на том, что три-четыре года разницы в

самый раз.

Перрин взглянул на Эгвейн и Силию, и продолжил

разговор с Деселле. Эгвейн покачала головой.

Может, Силия и дурочка, но он же должен был хотя

бы заметить. Ее внимание привлекло какое-то

движение в ветвях большого водяного дуба позади

Силии, и она посмотрела туда. Там сидел ворон, и

похоже все еще наблюдал за ней. И на той высокой

сосне был еще один ворон, и на следующей, и

еще… Она смогла заметить девять или десять

воронов, и все они, казалось, наблюдали за ними.

Должно быть, это ее воображение. Всего лишь

ее…

– Почему ты на него пялишься?

От неожиданности Эгвейн подпрыгнула и ударилась

коленкой о ведро. Хорошо еще, что оно было почти

пустым, а то она могла бы пораниться. Она убрала

ногу, жалея, что не может потереть коленку.

Адора с удивленным выражением на лице стояла, глядя на нее, но Эгвейн была удивлена не меньше

нее.

– О чем ты говоришь, Адора?

– О Перрине, конечно. Почему ты пялишься на

него? Все говорят, что ты выйдешь замуж за Ранда

ал’Тора. Я имею в виду, когда вырастешь и

сможешь заплетать косу.

– Кто это все? – с угрозой в голосе сказала

Эгвейн, но Адора только усмехнулась. Это

раздражало. Все сегодня шло наперекосяк.

– Перрин, конечно, симпатичный. По крайней мере, я слышала, что так говорят многие девчонки. И

многие девчонки пялятся на него, прямо как ты и

Силия.

Эгвейн моргнула, и выкинула последнюю фразу из

головы. Она вовсе не пялилась на него. И ни

капельки не так, как Силия! Перрин симпатичный?

Перрин? Она оглянулась через плечо, чтобы

посмотреть, что могло в нем показаться

симпатичного. Однако, его там уже не было! Его

отец все еще был там вместе с его матерью, Петрамом и Деселле, но Перрина видно не было.

Проклятие! Она же собиралась за ним проследить!

– Тебе не одиноко без твоих кукол, Адора?

–спросила она медовым голосом. – Я думала, ты не

выходишь из дома без парочки-другой. – Адора

оскорблено уставилась на нее, открыв рот, что ее

вполне удовлетворило. – Прости, – сказала

Эгвейн, прошествовав мимо нее. – но кое-кто из

нас уже достаточно взрослый, чтобы работать.

Ей удалось не хромать, пока она пробиралась

обратно к реке. На этот раз она не

останавливалась, чтобы посмотреть, как мужчины

моют овец, и очень старалась не смотреть на

ворона. Она осмотрела колено, но там не было

даже синяка. Неся полное ведро назад на луг, она

просто отказывалась хромать. Это был просто

небольшой ушиб.

Неся воду, она продолжала внимательно

высматривать своих сестер, останавливаясь только

для того, чтобы позволить кому-нибудь сделать

глоток. И высматривала Перрина. Мэт подошел бы

не хуже Перрина, но его она тоже не видела.

Проклятая Адора! Она не имела права говорить

подобные вещи!

Проходя мимо столов, за которыми женщина

сортировали шерсть, она остановилась как

вкопанная, увидев младшую из своих сестер. Она

замерла, надеясь, что Луиза посмотрит в другую

сторону, просто для разнообразия. Вот что она

получила за то, что высматривала Мэта и Перрина.

Луизе было всего пятнадцать, но она, уперев руки

в бока, с кислым выражением на лице

противостояла Дагу Коплину. Эгвейн никогда не

удавалось заставить себя называть его мастером

Коплином, кроме как вслух из вежливости. Ее мать

всегда говорила, что надо быть вежливой со

всеми, даже с кем-то вроде Дага Копмлина.

Даг был морщинистым стариком с седыми волосами, которые он мыл не очень-то часто. Если вообще

мыл. Ярлык, свисавший со стола, означал, что

здесь была шерсть с его овец.

– Это хорошая шерсть, а ты ее откладываешь, -

рычал он на Луизу. – Меня не провести на моей

собственной стрижке. Отойди, я покажу тебе, как

надо делать!

Луиза не сдвинулась ни на дюйм.

– Шерсть с брюха, зада и хвоста нужно мыть еще

раз, мастер Коплин. – она лишь слегка выделила

слово “мастер”. Она казалась разозленной. – Вы

не хуже меня знаете, что если купцы найдут хоть

в одном тюке дважды мытую шерсть, то все за

стрижку получат меньше. Может быть, мой отец

сможет объяснить вам это лучше меня.

Даг опустил подбородок и проворчал что-то себе

под нос. Он знал, что лучше не связываться с

отцом Эгвейн.

– Я уверена, что и моя мать сможет вам это

объяснить так, чтобы вы поняли, – ничуть не

смягчившись, сказала Луиза.

У Дага задергалась щека, и он болезненно

позеленел. Пробормотав, что он доверяет Луизе

сделать все как надо, он отступил назад и

поспешил прочь, почти срываясь на бег. Он не был

настолько глуп, чтобы привлекать к себе внимание

Круга Женщин, если мог этого избежать. Луиза

проводила его взглядом, полным удовлетворения.

Уловив момент, Эгвейн получила возможность

отступить назад, облегченно вздохнув, раз Луиза

не стала на нее кричать. Луиза решила

сортировать шерсть вместо того, чтобы помогать

расставлять угощения, но с гораздо большим

удовольствием она полазала бы по деревьям или

поплавала в Мокром Лесу, даже не смотря на то, что большинство девчонок ее возраста уже не

занимались подобными вещами. Если бы ей выпал

хоть малейший шанс, она бы с радостью переложила

свою работу на Эгвейн. Ей хотелось бы пойти

плавать вместе с Луизой, но та явно считала ее

компанию малоприятной, а сама Эгвейн была

слишком гордой, чтобы напрашиваться. Все ее

сестры относились к ней как к малявке. Даже

Алена, в те моменты, когда она ее вообще

замечала. Большую часть времени Алена проводила, уткнувшись носом в книгу, читая и перечитывая

библиотеку их отца. У него было почти сорок

книг! Любимой книгой Эгвейн были “Странствия

Джейина Далекоходившего”. Она мечтала

когда-нибудь увидеть все те необычные страны, о

которых он писал. Но если она читала книгу, а

она была нужна Алене, та всегда говорила, что

книга слишком “сложная” для Эгвейн, и забирала

ее! Проклятие на всех четверых!

Она увидела, что некоторые из разносчиков воды

устроили себе перерыв, чтобы посидеть в тени или

переброситься друг с другом парой слов, но

продолжала ходить, хотя у нее уже болели руки.

Эгвейн ал’Вир не станет отлынивать от работы.

Она по-прежнему продолжала высматривать своих

сестер. И Перрина. И Мэта. Будь проклята Адора!

Все – будьте вы прокляты!

Она задержалась, услышав Мудрую. Дорал Барран

была самой старой в Эмондовом Лугу женщиной, а

может, и во всем Двуречье, седая и хрупкая, но

по-прежнему ясноглазая, и совершенно не сутулая.

Ученица Мудрой, Найнив, стояла на коленях спиной

к Эгвейн, ухаживая за Биллом Конгаром, перебинтовывая ему ногу. Его брючина была

коротко отрезана. Билл, сидевший на бревне, был

еще одним взрослым, которому Эгвейн было трудно

выказывать должное уважение. Он всегда делал

глупости и получал увечья. Он был примерно

одного возраста с мастером Луханом, но выглядел

по меньшей мере на десять лет старше, с вечно

отвисшими щеками и впалыми глазами.

– Ты уже достаточно валял дурака, Билл Конгар, -

жестко говорила госпожа Барран. – Но напиться во

время стрижки овец – это хуже, чем просто валять

дурака. – Странно, но при этом она смотрела не

на него, а на Найнив.

– Я всего лишь выпил немного эля, Мудрая, -

прохныкал он. – Из-за жары. Всего глоточек.

Мудрая фыркнула, не поверив, но словно коршун

продолжала следить за Найнив. Это было

неожиданно. Госпожа Барран часто прилюдно

хвалила Найнив за то, что та все схватывает на

лету. Она взяла Найнив в ученицы три года назад, когда ее предыдущая ученица умерла от какой-то

болезни, которую даже сама госпожа Барран не

смогла распознать. Найнив недавно осиротела, и

многие говорили, что после смерти матери Мудрой

следовало отослать ее к родственникам в другую

деревню, и взять в ученицы кого-нибудь постарше.

Мать Эгвейн подобного не говорила, но она знала, что та так думает.

Закончив бинтовать, Найнив выпрямилась и

удовлетворенно кивнула. К удивлению Эгвейн, госпожа Барран опустилась на колени, и снова

распустила бинт, даже сняв хлебную припарку, чтобы посмотреть на рану на бедре Билла, а затем

начала снова накладывать повязку на ногу. Она

выглядела… разочарованной. Но почему? Найнив

принялась вертеть свою косу, дергая ее, как она

обычно делала, когда нервничала, или хотела

привлечь внимание к тому факту, что она теперь

уже взрослая женщина.

“Когда же она из этого вырастет?” – подумала

Эгвейн. Прошел уже почти год с тех пор, как Круг

Женщин позволил Найнив заплетать волосы.

Ее внимание привлекло движение в воздухе, и она

обернулась, чтобы посмотреть. На деревьях вокруг

луга теперь сидело еще больше воронов. Дюжины и

дюжины. И все наблюдали. Она знала, что

наблюдали. Ни один не попытался стащить

что-нибудь с тарелок с едой. Это было просто

неестественно. Если подумать, птицы вообще не

смотрели на обеденные столы. Или на столы, где

сортировали шерсть. Они наблюдали за

мальчишками, гонявшими овец. И за мужчинами, стригущими овец и таскающими шерсть. И за

мальчишками, носящими воду тоже. Не за девочками

или женщинами, только за мужчинами и

мальчишками. Она бы поспорила, даже если бы ее

мать сказала, что она не должна спорить, все

равно поспорила бы. Она открыла рот, чтобы

спросить у Мудрой, что это значит.

– Разве у тебя нет дел, Эгвейн? – спросила

Найнив, не оборачиваясь. Эгвейн подпрыгнула

против собственного желания. Найнив начала

делать это с прошлой осени – знать, что Эгвейн

рядом, даже не глядя, и Эгвейн очень хотелось, чтобы он прекратила.

Найнив повернула голову и посмотрела на нее

через плечо. Это был суровый взгляд, вроде того, который Эгвейн пробовала на Кенли. Но она не

обязана была бояться гнева Найнив так же, как

Мудрой. Найнив просто старалась проявить себя

перед госпожой Барран, которая сомневалась в ее

работе. Эгвейн подумала было, не сказать ли ей, что госпожа Айеллин хотела поговорить с ней о

пироге. Однако, поглядев на лицо Найнив, решила, что это, пожалуй, не такая уж хорошая идея. Как

бы там ни было, она занималась тем, что

пообещала себе не делать: отлынивала от работы, стояла и пялилась на Мудрую и Найнив. Сделав

реверанс, насколько смогла с ведром в руках, но

не Найнив – она отвернулась, а Мудрой, она

развернулась и пошла прочь. Она подскакивала

вовсе не потому, что Найнив посмотрела на нее.

Конечно, нет. И не спешила тоже. Просто быстро

шла, чтобы вернуться к работе. И все же, она шла

достаточно быстро, чтобы оказаться, прежде чем

сама поняла это, около столов, где женщины

сортировали шерсть. И лицом к лицу через стол

столкнулась со своей сестрой Элизой. Та

складывала шерсть для упаковки, и у нее

получалось из рук вон плохо. Она казалась

задумчивой, едва замечая Эгвейн, и Эгвейн знала

почему. Элизе было восемнадцать, но ее волосы

длиной до талии все еще были перехвачены голубым

шарфом. Не то чтобы ей очень хотелось замуж -

большинство девушек обычно выжидали еще пару лет

– но она была на год старше Найнив. Элиза часто

вслух возмущалась тем, что Круг Женщин все еще

считал ее слишком молодой. Было трудно ей не

сочувствовать. Особенно с тех пор как Эгвейн

начала задумываться над этой ситуацией. Ну, не

совсем над Элизиной проблемой, но это заставило

ее задуматься.

С другой стороны столов Калли Коплин болтала с

каким-то молодым человеком с ферм, хихикая и

теребя юбки. Она всегда болтала с каким-нибудь

мужчиной, но предполагалось, что она должна была

упаковывать шерсть. Однако она привлекла

внимание Эгвейн не по этой причине.

– Элиза, тебе не стоит так волноваться, – мягко

сказала она. – Возможно, Беровин и Алене и

получили право на косу в шестнадцать… -

Большинство девушек получают, подумала она. Она

не только сочувствовала. У Элизы была привычка

всюду вставлять поговорки. “Потерянный час не

найти снова” или “с улыбкой работается легче”, до тех пор, пока у вас не начинали от них болеть

зубы. Эгвейн знала по опыту, что улыбка ни на

глоток не облегчит ее ведра. – Но Калли

двадцать, и ее именины уже через несколько

месяцев. У нее волосы не заплетены, и что-то не

видно, чтобы она их заплетала.

Руки Элизы все еще двигались по шерсти, лежащей

перед ней на столе. Почему-то женщины на другой

стороне столов прикрыли рты ладонями, чтобы

скрыть смех. Почему-то, Элиза густо покраснела.

Очень густо.

– Дети не должны… – быстро проговорила Элиза и

запнулась. Ее лицо могло полыхать, но, несмотря

на запинку, голос был холоден, словно снег в

середине зимы. – Ребенок, который разговаривает, когда… Дети, которые… – Джилли Левин, девчонка на год младше Элизы, с волосами

заплетенными в толстую косу, которая спускалась

ниже талии, упала на колени, настолько весело

она смеялась в ладонь. – Убирайся, девчонка! -

рявкнула Элиза. – Взрослые пытаются тут

работать!

С возмущенным взглядом Эгвейн отвернулась и

пошла прочь от сортировочных столов, при каждом

шаге ведро било по ноге. “Постарайся кому-то

помочь, попробуй поддержать одну из сестер, и

что ты в итоге получишь? Надо было ей сказать, что она не взрослая”, – гневно думала она. -

“Пока Круг не разрешит заплетать волосы, не

взрослая”. Вот что надо было сказать. Гнев

держался, пока ведро снова не опустело. Наполнив

его вновь, она расправила плечи. Если

собираешься что-то сделать, надо это делать.

Направившись прямо к загонам для овец, она шла

быстро, как только могла, и не обращала внимания

на тех, кто просил попить. Это не значило, что

она отлынивает от работы. Мальчишкам тоже надо

попить. Около загонов дюжина, или около того

мальчишек вытаращились на нее, когда она

предложила воды, а некоторые заявили, что могут

напиться, когда сами пойдут к реке, но она

продолжала. И всем задавала один и тот же

вопрос.

– Вы не видели Перрина? Или Мэта? А где мне их

найти?

Некоторые отвечали, что Мэт с Перрином сгоняли

овец к реке, а другие утверждали, что видели

этих двоих пасущими уже остриженных овец, но она

не собиралась бегать за ними туда-сюда, только

для того, чтобы узнать, что они уже ушли.

Наконец, большеглазый парень по имени Вил

ал’Син, с одной из ферм южнее Эмондова Луга, подозрительно посмотрел на нее и спросил: – А зачем они тебе? – некоторые девчонки считали

его симпатичным, но Эгвейн считала, что у него

смешные уши. Она собиралась смерить его

взглядом, но потом передумала.

– Мне надо кое-что у них спросить. – Сказала

она. Это отчасти было правдой. Она и вправду

надеялась, что один из них даст ей кое-какие

ответы. Он долго молчал, изучая ее, и она ждала.

“Терпение всегда вознаграждается”, – часто

говорила Элиза. Слишком часто. Ей хотелось

забыть все пословицы Элизы. Но пинок в голень не

помог бы ей получить от Вила то, что ей было

надо. Даже если он этого заслуживал.

– Они где-то вон за тем загоном, – наконец

сказал он, кивая головой в сторону восточной

части луга. – За тем, в котором овцы с клеймом

Пайта ал’Каара. – Мальчишки, гонявшие овец

должны были говорить именно так, хотя это могло

быть и не слишком вежливо, но иначе никто бы не

понял, говорили ли они об овцах Пайта ал’Каара, или Джака ал’Каара, или об овцах кого-то еще из

дюжины разных других ал’Кааров. – Помни, они

всего лишь отдыхают. И не вздумай подставить их, сказав кому-то что-то иное.