Текст книги "Око Мира"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

– Так вы думаете?.. – С восторженным криком Эгвейн обвила руками Айз Седай. – О, благодарю вас! Ранд, ты слышал? Я буду Айз Седай!

Глава 13
ВЫБОР

Перед тем как все легли спать, Морейн поочередно, стоя на коленях, возложила каждому руки на голову. Лан заворчал, что это ему не нужно и что ей следует поберечь силы, но остановить ее не пытался. Эгвейн самой хотелось новых впечатлений, Мэт и Перрин явно побаивались предстоящего, но в то же время и возразить боялись. Том дернулся было от руки Айз Седай, но она схватила его седую голову, одарив взглядом, не допускающим подобных глупостей. В течение всей процедуры менестрель хмурился. Убрав руки с его шевелюры, Морейн насмешливо улыбнулась. Менестрель нахмурился еще больше, но выглядел он посвежевшим. Как и все.

Ранд вжался в нишу между двумя стволами, надеясь, что его не заметят. Едва он привалился спиной к неровной стене, как глаза стали слипаться, и ему пришлось заставлять себя держать их открытыми. Поднеся кулак ко рту, юноша постарался скрыть зевок. Немножко сна, час-другой, и он будет в порядке. Тем не менее Морейн не забыла о нем и не пропустила.

Ранд вздрогнул от прикосновения к своему лицу ее прохладных пальцев и сказал:

– Мне не... – Глаза его изумленно расширились. Усталость вытекла из него, словно поток, бегущий по склону холма; тупая, тягостная боль отступила, растворясь в смутные воспоминания, и исчезла. Ранд ошарашенно уставился на Морейн. Та лишь улыбнулась и отняла руки.

– Вот и все, – сказала Морейн с усталым вздохом, и юноша вспомнил, что для себя она такое сделать не может. Да, она лишь выпила немного чая, отказавшись от хлеба и сыра, которые ей настойчиво предлагал Лан, а потом прикорнула подле костра. Казалось, она уснула сразу же, едва только завернулась в плащ.

Остальные, за исключением Лана, улеглись там, где нашлось достаточно места, чтобы вытянуться, хотя Ранд не мог представить, зачем это нужно. Себя он чувствовал так, словно уже провел целую ночь в мягкой постели. Но не успел он прислониться спиной к бревнам, как волной накатил сон. Когда часом позже Лан легким толчком разбудил его, у Ранда было такое ощущение, будто отдыхал он три дня подряд.

Страж разбудил всех, кроме Морейн, и строго шикал на любой звук, который мог бы потревожить ее сон. И все равно он не позволил им надолго задержаться в уютной древесной пещере. Солнце не успело высоко подняться над горизонтом, – всего на два своих диаметра, – а все следы ночевки были уничтожены и отряд уже верхом двигался в сторону Байрлона, – не спеша, чтобы поберечь лошадей. Глаза Айз Седай были затуманены, но в седле она сидела прямо и уверенно.

Над рекой по-прежнему висел густой туман, серая стена противилась попыткам тусклого солнца развеять ее и скрывала Двуречье. Ранд все посматривал через плечо, надеясь в последний раз увидеть родные места, пусть даже Таренский Перевоз, пока туманный вал на берегу реки не пропал из виду.

– Никогда не думал, что окажусь так далеко от дома, – произнес Ранд, когда река и туман спрятались за деревьями. – Помните, когда-то Сторожевой Холм казался неблизким путем? – Всего два дня назад. А кажется – вечность.

– Через месяц-другой мы вернемся, – сказал Перрин неестественно напряженным голосом. – Подумай, что дома говорить будем.

– Даже троллоки не могут гоняться за нами вечно, – сказал Мэт. – Сгореть мне, не могут. – Тяжело вздохнув, он привстал в стременах и тяжело опустился в седло, словно не поверив собственным словам.

– Тоже мне, мужчины! – фыркнула Эгвейн. – У вас на носу приключение, о котором вы все время болтали, а уже говорите о доме. – Она вздернула подбородок, однако Ранд уловил в ее голосе дрожь, уловил именно сейчас, когда Двуречья нельзя было увидеть.

Ни Морейн, ни Лан не пытались успокоить ребят, ни единым словом уверить, что они, конечно же, вернутся домой. Ранд гнал от себя мысли о том, что это могло означать. Даже отдохнув, он был слишком полон разных сомнений, чтобы искать еще лишнюю причину для беспокойства. Сгорбившись в седле, юноша принялся грезить, как он бок о бок с Тэмом пасет овец, ухаживает за ними на пастбище с густыми сочными травами, как поют весенним утром жаворонки. О поездке в Эмондов Луг, о Бэл Тайне, – какой он обычно бывает: с танцами на Лужайке, нисколько не думая о том, что можно запутаться в своих ногах. Ранд ухитрялся уходить в такие мысли надолго.

Дорога в Байрлон заняла почти неделю. Лан ворчал что-то о медлительности путешествия, но именно он задавал темп и заставлял остальных держать его. Себя же и своего жеребца, Мандарба, – Лан сказал, что это имя на Древнем Языке означает «Клинок», – он не очень щадил. Страж покрывал расстояние вдвое больше, чем они, галопом посылал своего вороного вперед, – меняющий цвет плащ кружился и вился на ветру, – ведя разведку местности впереди, или отставал, чтобы осмотреть оставленные отрядом следы. Однако как только кто-либо другой пытался чуть ускорить бег своей лошади, тут же раздавалось резкое напоминание беречь животных и язвительное замечание о преимуществах пешего хода при нападении троллоков. Даже Морейн доставалось от Стража, когда она позволяла белой кобыле прибавить шаг. Кобыла звалась Алдиб; на Древнем Языке – «Западный Ветер», ветер, что приносит весенние дожди.

Рейды Стража ни разу не выявили никакого признака погони либо засады. Об увиденном он сообщал лишь Морейн, и так тихо, что подслушать не было никакой возможности, а остальным Айз Седай говорила только то, что, по ее мнению, им следовало знать. Поначалу Ранд оборачивался не переставая. И не он один. Не раз Перрин проводил пальцами по топору, а Мэт скакал со стрелой, наложенной на тетиву, – на первых порах. Но на дороге не появлялось ни троллоков, ни фигур в черных плащах, а в небе не пролетал Драгкар. Понемногу Ранду начинало казаться, что они, наверное, и в самом деле ускользнули от преследователей.

Лес, даже там, где деревья росли гуще, не был таким уж хорошим укрытием. К северу от Тарена своей цепкой хватки зима не ослабляла с тем же упорством, что и в Двуречье. Купы сосен, елей, болотного мирта, тут и там островки лавра и других пахучих кустарников ярко выделялись на фоне голых серых ветвей. Даже почек на ветвях не было. Кое-где лишь отдельные побеги новой поросли пробивались на бурых лугах, лежавших под гнетом зимних снегов. Да и то, по большей части здесь пускали ростки жгучая крапива, грубый чертополох, резко пахнущие травы. На обнаженной почве лесного настила до сих пор тенистыми заплатами-сугробами под низкими ветвями вечнозеленых деревьев упорно держался последний снег. Все постоянно кутались в плащи: скудное солнце совсем не грело, а ночной холод пробирал до костей. Птиц, даже воронов, здесь было едва ли больше, чем в Двуречье.

Ничего неправильного в медлительности их движения не было. Северный Большак – Ранд продолжал называть дорогу именно так, хотя и подозревал, что тут, к северу от Тарена, у нее может быть другое название, – все так же бежал прямо на север, но по настоянию Лана их путь огибал тракт и шел через лес столь же часто, как и по самой наезженной дороге. Деревня, или ферма, или любой признак человека или поселения, хоть их и попадалось немного, заставляли отряд сворачивать в сторону и делать крюк, обходя их. За весь первый день Ранд не заметил никаких свидетельств того, что в этих лесах когда-то бывали люди, – не считая самой дороги. Ему пришло на ум, что, даже когда он добирался до подножий Гор Тумана, он не был так далеко от человеческого жилья, чем в этот день.

Первая ферма, что он увидел, – большой каркасный дом и высокий амбар с остроконечной, крытой соломой крышей, над каменной трубой поднимается завиток дыма, – стала для него потрясением.

– Она ничем не отличается от наших, – сказал Перрин, хмуро глядя на отдаленные строения, еле различимые между деревьями. По двору фермы ходили люди, пока не ведающие о путниках.

– Конечно же, отличается, – сказал Мэт. – Просто мы не так близко, чтобы что-то заметить.

– Да говорю тебе, никакой разницы, – настаивал Перрин.

– А должна быть. В конце-то концов, мы севернее Тарена.

– Тихо, вы, оба, – рыкнул Лан. – Нам не нужно, чтобы нас заметили, запомнили? Сюда! – Он свернул в чащу, на запад, направляясь в обход фермы.

Оглянувшись, Ранд решил, что Перрин прав. Ферма во многом походила на любую из ферм вокруг Эмондова Луга. Маленький мальчик тащил от колодца ведро, а ребята постарше возились с овцами за изгородью. Даже сарай для сушки табака. Но Мэт тоже прав. Мы севернее Тарена. Она должна чем-то отличаться.

На ночевку они всегда останавливались, когда последний свет дня еще цеплялся за небо, и выбирали поляны с уклоном – для стока воды и защиты от ветра, который только менял направление, но стихал очень редко. Всегда небольшой, их костерок был заметен не ближе, чем всего с нескольких ярдов, и как только заваривался чай, пламя гасили, а угольки и золу прикалывали.

На первом привале, до захода солнца, Лан начал обучать юношей обращению с оружием, что те взяли с собой. Начал он с лука. Проследив, как Мэт с сотни шагов выпустил три стрелы в нарост размером с человеческую голову на потрескавшемся стволе сухого мирта, Страж велел ребятам стрелять по очереди. Перрин повторил достижение Мэта, а Ранд, призвавший пламя и пустоту, полное спокойствие, которое позволило луку стать частью его или ему стать частью лука, уложил свои три стрелы так тесно, что их наконечники почти касались друг друга. Мэт одобрительно похлопал Ранда по плечу.

– Теперь, если у вас всех будут луки, – холодно сказал Страж, когда парни начали было ухмыляться, – и если троллоки согласятся не подходить близко и дадут вам воспользоваться этим оружием... – Ухмылки разом исчезли. – Дайте-ка мне посмотреть, чему я могу вас научить, на случай, если они подойдут вплотную.

Лан показал Перрину несколько приемов обращения с топором, оснащенным огромным лезвием; поднять топор на кого-то имеющего оружие – совсем не похоже на то, как рубить дрова или размахивать им просто так, из забавы. Продемонстрировав подмастерью кузнеца серию уклонений, блоков, парирований, атакующих ударов, он занялся потом, обучением Ранда. Не дикие прыжки кругом, рубя вокруг мечом, что было на уме у Ранда, а мягкие движения, плавно перетекающие одно в другое, почти танец.

– Махать клинком – это еще не все, – сказал Лан, – хотя некоторые считают именно так. Разум – часть клинка, причем большая. Очисти свой разум, овечий пастух. Освободи его от ненависти или страха, от всего. Выжги их дотла. И вы тоже послушайте. Применить это можно и для топора, и для лука, для копья или для посоха, даже действуя голыми руками.

Ранд уставился на него.

– Пламя и пустота, – удивленно произнес он. – Вы это имеете в виду, правда? Мой отец учил меня очень похоже.

В ответ Страж окинул его бесстрастным взглядом.

– Держи меч, как я тебе показал, овечий пастух. Я не могу за час превратить туповатого деревенского парня в мастера клинка, но, может, мне удастся добиться, чтобы ты не настрогал ломтиками свои ноги.

Ранд вздохнул и сжал меч перед собой обеими руками. Морейн наблюдала за ними без всякого выражения на лице, но следующим вечером она предложила Лану продолжать занятия.

По вечерам путники ели то же самое, что и днем, и на завтрак: лепешку, сыр и сушеное мясо; кроме того, вместо воды вечером был горячий чай. И вечерами всех развлекал Том. Лан ни за что не разрешил бы менестрелю играть на арфе или флейте – Страж говорил, что нет нужды будить всех окрест, – но Том жонглировал и рассказывал предания. «Мара и три глупых короля», или какой-нибудь из сотен рассказов об Анле – Мудрой Советнице, или что-то иное, о доблестях, о приключениях, вроде Великой Охоты за Рогом, но всегда со счастливым концом и радостным возвращением домой.

Однако хоть местность вокруг была мирной, хоть между деревьев не мелькали троллоки, хоть среди облаков не показывался Драгкар, Ранду казалось, что напряжение все возрастает, неважно, исчезла уже опасность или нет.

Однажды утром Эгвейн проснулась и принялась расплетать свои волосы. Краешком глаза Ранд наблюдал за ней, укладывая свое одеяло. Каждый вечер, когда тушили костер, каждый заворачивался в одеяла, кроме Эгвейн и Айз Седай. Две женщины всякий раз отходили в сторону от остальных, беседовали час или два и возвращались, когда все уже засыпали. Эгвейн расчесывала свои волосы, сто раз проводя по ним гребнем; Ранд специально считал, пока приторачивал переметные сумы и скатку позади седла. Потом девушка спрятала гребень, перебросила распущенные волосы через плечо и натянула капюшон плаща.

Потрясенный, он спросил:

– Что ты делаешь?

Она, искоса взглянув на него, ничего не ответила. Ранд вдруг сообразил, что впервые заговорил с ней за те два дня, что минули с ночи в убежище под стволами деревьев на берегу Тарена, но это его не остановило.

– Всю жизнь ты только и ждала дня, чтобы заплести волосы в косу, а теперь отказалась от этого? С чего бы? Потому что она свои не заплетает?

– Айз Седай не заплетают своих волос, – просто сказала она. – По крайней мере, пока не захотят.

– Ты же не Айз Седай. Ты – Эгвейн ал'Вир из Эмондова Луга, и у всего Круга Женщин случился бы припадок, увидь они тебя сейчас.

– Дела Круга Женщин тебя не касаются, Ранд ал'Тор. И я буду Айз Седай. Как только приеду в Тар Валон.

Ранд хмыкнул.

– Как только приедешь в Тар Валон! Зачем? Ради Света, скажи мне. Ты же никакой не Друг Темного.

– А по-твоему, Морейн Седай – Друг Темного? Да? – Эгвейн, сжав кулаки, резко повернулась к нему лицом, и он был почти уверен, что она вот-вот ударит его. – После того как она спасла деревню? После того как она спасла твоего отца?

– Я не знаю, кто она есть, но кем бы она ни была, это ничего не говорит об остальных. Сказания...

– Да когда же ты повзрослеешь, Ранд! Забудь всякие россказни и разуй пошире глаза.

– Мои глаза видели, как она потопила паром! Попробуй возрази! Раз вбив себе что-то в голову, ты и с места не сдвинешься, даже если сказать, что ты пытаешься стоять на воде. Если бы ты не была такой ослепленной Светом дурой, то поняла бы!..

– Дура, я? Дай-ка я скажу тебе кое-что, Ранд ал'Тор! Ты – самый упрямый, самый тупоголовый, набитый шерстью!..

– Эй, вы, двое, вы что, пытаетесь поднять на ноги всех на десять миль окрест? – вопросом оборвал перепалку Страж.

Замерев на месте с открытым ртом, с трудом пытаясь улучить момент, чтобы вставить хоть слово. Ранд вдруг понял, что кричит во все горло. Что орут они оба.

Лицо Эгвейн заалело до бровей, она отбежала в сторону, коротко бросив: «Мужлан!» – что, казалось, относилось в равной мере и к Стражу, и к Ранду.

Осторожно обернувшись, Ранд оглядел лагерь. На него смотрели все, не только Страж. Мэт и Перрин – с побледневшими лицами. Том – весь напряженный, будто готовый бежать или драться. Морейн. Лицо Айз Седай не выражало ничего, но глаза, казалось, просверлили его насквозь. В отчаянии Ранд попытался точно вспомнить, что он такого нагородил об Айз Седай и Друзьях Темного.

– Пора в путь, – сказала Морейн. Она повернулась к Алдиб, и Ранд поежился, будто его выпустили из капкана. Чему он был очень удивлен.

Через две ночи, сидя у неярко горящего костерка, Мэт слизнул с пальцев последние крошки сыра и сказал:

– Знаете, по-моему, мы от них отделались.

Лан растворился в ночи, в последний раз осматривая лес. Морейн и Эгвейн отошли в сторону для одной из своих бесед. Том со своей трубкой клевал носом, и юноши у костра оказались предоставлены самим себе.

Перрин, бесцельно вороша палкой чуть тлеющие угольки, ответил Мэту:

– Если мы от них отделались, то почему Лан все еще ездит на разведку?

Почти заснув, Ранд перекатился на бок, повернувшись спиной к костру.

– Они потеряли нас у Таренского Перевоза. – Мэт лежал на спине, закинув руки за голову, уставясь в лунное небо. – Даже если на самом деле гнались за нами.

– Ты думаешь, Драгкар преследовал нас потому, что мы ему понравились? – спросил Перрин.

– Я говорю, пора бросить беспокоиться о троллоках и прочем, – продолжал Мэт, словно Перрин ничего и не говорил, – и начать подумывать о том, чтобы посмотреть мир. Мы там, откуда приходят сказания. Как по-вашему, на что похож настоящий город?

– Мы и идем в Байрлон, – сонно произнес Ранд, но Мэт фыркнул.

– Байрлон – всяко очень хорошо, но мне доводилось видеть ту старую карту мастера ал'Вира. Если мы повернем на юг, когда достигнем Кэймлина, то дорога приведет прямо в Иллиан, а там и дальше.

– А что такого особенного в Иллиане? – зевая, спросил Перрин.

– Во-первых, – ответил Мэт, – в Иллиане нет на каждом шагу Айз Седай...

Пала тишина, и Ранд разом проснулся. Морейн вернулась раньше обычного. С ней была Эгвейн, но именно Айз Седай, стоящая на краю светового круга от пламени костра, приковала к себе всеобщее внимание. Мэт так и лежал на спине, открыв рот и уставясь на нее. В глазах Морейн, словно в темных полированных камнях, плясало пламя. У Ранда мелькнула в голове мысль: а как долго она там стоит?

– Парни просто... – начал Том, но Морейн заговорила, перекрывая его слова.

– Несколько дней передышки, и вы готовы все забыть. – Ее тихий ровный голос резко контрастировал с огнем в глазах. – День или два спокойствия, и вы уже забыли о Ночи Зимы.

– Мы не забыли, – сказал Перрин. – Просто...

По-прежнему не повышая голоса, Айз Седай обошлась с ним так же, как и с менестрелем.

– Вы все так считаете? Вы все просто сгораете от нетерпения, чтобы удрать в Иллиан и забыть о троллоках, о Полулюдях, о Драгкаре? – Она окинула всех троих взглядом – от холодного блеска глаз вкупе с обычным тоном ее голоса Ранд почувствовал себя очень неуютно, но Морейн не дала никому и рта раскрыть. – За вами троими гонится Темный, за одним или за всеми, и если я позволю вам удрать, куда взбредет в ваши головы, то он вас схватит. Чего бы ни добивался Темный, я буду противиться этому всеми силами, поэтому послушайте и запоминайте: это – правда. Я не позволю Темному заполучить вас, прежде я сама вас уничтожу.

Было нечто такое в ее голосе, сухая прозаичность, которая убедила Ранда. Айз Седай сделает в точности то, что сказала, – если сочтет необходимым. Этой ночью сон не шел к нему, и не к нему одному. Даже храп менестреля раздался не раньше, чем погас последний уголек. На этот раз Морейн никому не предложила помочь уснуть.

Все эти вечерние беседы Эгвейн с Айз Седай камнем лежали на душе у Ранда. Когда бы они ни исчезали во тьме, немного отойдя подальше, уединившись от остальных, ему хотелось узнать, о чем они говорят, что делают. Что Айз Седай делала с Эгвейн?

Однажды вечером Ранд дождался, пока все улеглись, а Том захрапел, словно пила, что вгрызается в дубовый сук. Тогда он, прижав к себе одеяло, скользнул в сторону. Пользуясь каждой крохой ловкости, что он приобрел, подбираясь к кроликам, юноша двигался вместе с лунными тенями, пока не притаился между ветвей высокого болотного мирта с плотными, широкими листьями стоявшего недалеко от Морейн и Эгвейн, которые сидели на упавшем стволе, поставив рядом небольшой зажженный фонарь.

– Спрашивай, – говорила Морейн, – и если я смогу ответить тебе сейчас, то отвечу. Дело в том, что есть многое, к чему ты не готова, есть вещи, которые ты не сможешь понять, пока не изучишь другие, которые, в свою очередь, требуют знания третьих. Но спрашивай о чем хочешь.

– Пять Сил, – задумчиво сказала Эгвейн. – Земля, Ветер, Огонь, Вода и Дух. Наверное, несправедливо, что мужчины могут быть самыми сильными во владении Землей и Огнем. Почему они обладают наиболее могучими Силами?

Морейн рассмеялась.

– Ты так думаешь, дитя мое? Есть ли скала столь несокрушимая, чтобы ветер и вода не смогли бы сточить ее до основания, а огонь столь сильный, что его не может загасить вода или задуть ветер?

Эгвейн замолчала ненадолго, рассеянно ковыряя носком башмака лесной мох.

– Это они... они – те, кто... пытался освободить Темного и Отрекшихся, разве нет? Мужчины Айз Седай? – Она глубоко вздохнула и торопливо заговорила: – Женщины не принимали в этом участия. Это мужчины сошли с ума и разломали мир.

– Ты испугана, – сурово сказала Морейн. – Если бы ты осталась в Эмондовом Лугу, то со временем стала бы Мудрой. Ведь таковы были намерения Найнив? Или же ты сидела бы в Круге Женщин и заправляла делами Эмондова Луга, хотя Совет Деревни считал бы, что это делает он. Но ты поступила немыслимо. Ты ушла из Эмондова Луга, покинула Двуречье в поисках приключений. Ты хотела этого, но боялась. И упорно не позволяешь своим страхам взять над тобою верх. Иначе ты не спрашивала бы меня о том, как женщина может стать Айз Седай. Иначе ты не перевернула бы свою жизнь, отбросив обычаи и условности за забор.

– Нет, – возразила Эгвейн. – Я не боюсь. Я просто хочу стать Айз Седай.

– Для тебя лучше, если бы ты боялась, но надеюсь, ты будешь держаться своей уверенности. В эти дни немногие женщины обладают даром, чтобы стать посвященными, намного меньше имеют желание ими стать. – Голос Морейн звучал так, будто она принялась размышлять вслух. – Наверняка никогда раньше не бывало двоих в одной деревне. Да, древняя кровь по-прежнему сильна в Двуречье.

Ранд пошевелился в тени. Под его ногой хрустнула ветка. Он тут же застыл на месте, покрывшись холодным потом и почти не дыша, но ни одна из женщин не оглянулась.

– Двоих? – воскликнула Эгвейн. – А кто еще? Это Кари? Кари Тэйн? Лара Айеллин?

Морейн в досаде прищелкнула языком, потом строго сказала:

– Забудь о том, что я сказала. Боюсь, ее дорога лежит в другую сторону. Пусть тебя беспокоит твое собственное положение. Ты избрала нелегкий путь.

– Я не поверну обратно, – сказала Эгвейн.

– Пусть будет так, как будет. Но тебе по-прежнему нужны уверения, а я не могу дать их тебе так, как ты того хочешь.

– Я не понимаю.

– Ты хочешь узнать, что Айз Седай – добрые и безгрешные, что именно порочные и злые мужчины из легенд вызвали Разлом Мира, а не женщины. Да, это были мужчины, но они были не более порочны, чем любые другие мужчины. Они были безрассудны, но не воплощали собой зло. Айз Седай, которых ты встретишь в Тар Валоне, – те же люди, они ничем не отличаются от любых других женщин, кроме того дара, что выделяет нас. Они – смелые и малодушные, сильные и слабые, добрые и жестокие, сердечные и холодные. То, что ты станешь Айз Седай, не изменит твоей сути.

Эгвейн тяжело вздохнула.

– Наверное, я и была этим испугана – тем, что Сила изменит меня. Этим и троллоками. И Исчезающими. И... Морейн Седай, во имя Света, почему же троллоки явились в Эмондов Луг?

Айз Седай резко обернулась и посмотрела прямо на прячущегося под ветвями мирта Ранда. У того перехватило дыхание; взгляд ее был столь же безжалостным, как тогда, когда она угрожала юношам, и у Ранда появилось такое чувство, что ее взор может проникнуть сквозь толстые листья болотного мирта. Свет, что она сделает, когда обнаружит меня здесь подслушивающим?

Стараясь слиться с самыми глубокими тенями, Ранд двинулся назад. Не сводя взгляда с женщин, он ненароком зацепился за сучковатую корягу и чуть не свалился в сухой кустарник, который непременно выдал бы его треском ломающихся ветвей – звуком взрывающегося фейерверка. Тяжело дыша, Ранд пополз назад на четвереньках, не хрустнув ни единой веточкой, – то ли из-за везения, то ли благодаря старанию. Сердце колотилось так, что своим стуком могло само выдать Ранда. Дурень! Подслушивать Айз Седай!

Пробравшись к месту, где спали остальные, он ухитрился беззвучно скользнуть между ними. Лан пошевелился, когда Ранд улегся и натянул на себя одеяло, но Страж со вздохом перевернулся на спину. Он всего-навсего ворочался во сне. Ранд беззвучно и облегченно выдохнул.

Минутой позже из сумрака появилась Морейн, она остановилась, внимательно рассматривая фигуры спящих. Лунное сияние ореолом разливалось вокруг нее. Ранд зажмурился и задышал ровно, все время напряженно прислушиваясь, не раздадутся ли приближающиеся шаги. Никто не подходил. Когда он открыл глаза, Морейн уже ушла.

Когда Ранд наконец уснул, сон его был тревожен и полон сновидениями, от которых бросало в пот: в них все мужчины Эмондова Луга объявляли себя Возрожденными Драконами, а у всех женщин в прическах сверкали голубые камни, такие же, какой носила Морейн. Подслушивать Морейн и Эгвейн Ранд больше не решался.

Неторопливое путешествие тянулось шестой день. Негреющее солнце тихо скользило к верхушкам деревьев, а горсточка облаков-перьев высоко в небе медленно плыла на север. На миг ветер дунул сильнее, и Ранд натянул плащ на плечи, что-то пробурчав. Ему хотелось знать, доберутся ли они когда-нибудь до Байрлона. Расстояния, которое преодолел отряд после переправы, уже вполне хватило бы, чтобы доехать от Таренского Перевоза до Белой Реки, но Лан, когда бы Ранд ни спрашивал у него, отвечал, что это просто коротенькая прогулка и она вряд ли заслуживает того, чтобы называться путешествием. От таких замечаний настроение юноши ничуть не улучшалось.

Впереди между деревьев показался Лан, возвращающийся из своей очередной вылазки. Он придержал коня и поехал рядом с Морейн, склонив к ней голову.

Ранд поморщился, но спрашивать ничего не стал. Лан попросту пропускал все подобные вопросы мимо ушей.

Одна Эгвейн, едва заметив возвращающегося Лана, немного отстала от Морейн, как будто они условились об этом заранее. Айз Седай могла вести себя так, будто Эгвейн за старшую среди двуреченцев, но все равно она ни слова не говорила девушке о том, что докладывал Страж. Перрин вез лук Мэта, погрузившись в глубокое, задумчивое молчание, которое, похоже, охватывало его все больше и больше, по мере того как они все дальше и дальше оказывались от Двуречья. Неспешная поступь лошадей позволяла Мэту тренироваться в жонглировании тремя маленькими камешками под зорким присмотром Тома Меррилина. Менестрель, как и Лан, тоже каждый вечер давал уроки.

Лан закончил свой доклад Морейн, и она повернулась в седле, оглянувшись на отряд. Ранд постарался расслабиться, чтобы не одеревенеть под ее взглядом. Не задержался ли на нем ее взгляд на миг дольше, чем на ком-то другом? Его чуть не замутило при мысли, что Морейн известно, кто подслушивал во мраке той ночью.

– Эй, Ранд, – окликнул Мэт, – а я могу жонглировать четырьмя! – Ранд махнул в ответ рукой и не посмотрев в сторону друга. – Говорю тебе, я раньше тебя научился четырьмя. Я... Гляньте-ка!

Они въехали на вершину низкого холма, а под ними, в какой-то миле, проглядывая между окоченевшими деревьями и вытянувшимися вечерними тенями, раскинулся Байрлон. Захлопав глазами, Ранд разинул рот, пытаясь одновременно и улыбнуться.

Город окружал бревенчатый частокол, высотой футов в двадцать, по всей его длине возвышались деревянные сторожевые вышки. За стенами, в лучах заходящего солнца, ярко сверкали шиферные и черепичные крыши, и над ними из труб медленно плыли вверх перышки дымков. Сотни труб. Ни одной крытой соломой крыши не было видно. Широкая дорога бежала из города на восток и еще одна – на запад, и на каждой из них виднелось не меньше дюжины фургонов и вдвое больше запряженных волами повозок, все они направлялись к палисаду. Вокруг города были разбросаны фермы, их было больше к северу, тогда как на юге считанные единицы нарушали однообразие леса, но Ранду бы хотелось, чтобы их там вообще не было. Он же больше, Эмондова Луга, Сторожевого Холма и Дивен Раин вместе взятых! А может, вдобавок еще и Таренского Перевоза!

– Вот это, значит, и есть город, – выдохнул Мэт, наклоняясь вперед к шее лошади и изумленно всматриваясь в открывшуюся картину.

Перрин лишь покачал головой:

– Как может столько людей жить в одном месте?

Эгвейн просто удивленно разглядывала город.

Том Меррилин глянул на Мэта, затем закатил глаза и распушил усы:

– Тоже мне, город! – фыркнул он.

– А ты, Ранд? – сказала Морейн. – О чем ты подумал, впервые увидев Байрлон?

– Я подумал, что он очень далеко от моего дома, – медленно произнес он, вызвав язвительный смешок Мэта.

– Однако вам предстоит идти дальше, – сказала Морейн. – Намного дальше. Но иного выбора нет, кроме как бежать и прятаться. И опять бежать – всю свою оставшуюся жизнь. И жизни ваши будут коротки. Вам нужно помнить об этом, когда путешествие станет тяжелым. Иного выбора у вас нет.

Ранд обменялся взглядами с Мэтом и Перрином. Судя по их лицам, они думали о том же, о чем и он сам. Как она может говорить о каком-то выборе после того, что раньше сказала? За нас сделала выбор Айз Седай.

Морейн продолжала так, словно их мысли не были ей совершенно понятны:

– Здесь снова начинаются опасности. В пределах этих стен следите за тем, что вы говорите. Прежде всего – ни слова о троллоках, Полулюдях и тому подобном. Вы даже думать не должны о Темном. В Байрлоне кое-кто любит Айз Седай гораздо меньше, чем в Эмондовом Лугу, здесь могут оказаться и Друзья Темного. – Эгвейн ойкнула, а Перрин что-то пробурчал. Мэт побледнел, но Морейн спокойно продолжила: – Мы должны привлекать как можно меньше внимания. – Лан уже сменил свой плащ, переливающийся серым и зеленым, на другой, обычного темно-коричневого цвета, хотя и превосходного покроя и тонкой пряжи. Меняющий цвета плащ стал большой выпуклостью в одной из его переметных сум. – Своими собственными именами мы здесь не пользуемся, – говорила Морейн. – Тут я известна как Элис, а Лан – как Андра. Запомните. Хорошо. Пока нас не догнала ночь, нужно оказаться за этими стенами. От заката и до восхода солнца ворота Байрлона закрыты.

Лан во главе отряда направился вниз по холму, через лес, к бревенчатой стене. Дорога вела мимо полудюжины ферм, – близко к ней не было ни одной, и никто из фермеров, заканчавающих свои дневные работы, путников не замечал, – и упиралась в тяжелые деревянные ворота, обитые широкими полосами кованого железа. Они были плотно закрыты, хотя солнце еще не село.

Лан подъехал к стене вплотную и дернул за обтрепанную веревку, болтающуюся рядом с воротами. По ту сторону частокола брякнул колокол. Сразу же над срезом стены появилось сморщенное лицо под мятой суконной шапкой и уставилось в проем между двумя обтесанными концами бревен.

– Ну и что это все такое, а? Чересчур поздно в эти дни, чтобы открывать ворота. Слишком поздно, говорю я. Идите в обход, к Воротам на Беломостье, если хотите... – Кобыла Морейн отделилась от отряда, чтобы человек на стене мог ясно разглядеть всадницу. Неожиданно морщины сложились в щербатую улыбку, и человек, казалось, чуть не разорвался между разговором и исполнением своих обязанностей. – Я не знал, что это вы, госпожа. Подождите. Я сейчас спущусь. Только подождите. Я иду. Уже иду!