Текст книги "Небоскреб"

Автор книги: Роберт Бирн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Залиян рвался вверх изо всех оставшихся у него сил, убегая от разрастающегося обвала, который будто бы прогрызал себе путь к нему, словно огромная пасть. Его старые ноги уже не годились для такой задачи. Это чудовище побеждало. Он уже почти добрался до площадки пятого этажа, надеясь убраться с лестницы и попытаться найти какое-нибудь окно, чтобы выпрыгнуть наружу, когда под его правой ногой обвалилась ступенька, и от резкой нагрузки левая нога подогнулась. Он отчаянно вцепился в перила, изо всех сил пытаясь подняться, прищурившись из-за поднявшегося вокруг него облака пыли, и даже попытался избавиться от мысли, что это конец. Но даже если ему и удалось бы втащить себя на лестничную площадку, с ним все было бы кончено. Даже если бы его ноги, сердце и легкие были молоды и сильны, ему все равно бы не удалось обогнать стремительно развивающееся разрушение.

Площадка пятого этажа с сохранившейся частью ступенек под ней оторвалась цельным куском и упала вместе с Залияном на колеблющийся внизу завал. Огромные бетонные плиты оторвались от стен и упали сверху, словно могильные камни. Одна из них раздавила ноги Залияну, другая – бедра и туловище, а третья обрушилась на голову и плечи.

Глава 28

Мимо статуи Свободы, вверх по Ист-Ривер, через реку Гарлем, от одного берега до другого, потом под мост Джорджа Вашингтона и вниз по Гудзону таков последний этап экскурсии вокруг острова Манхэттен. Для прогулочного катера кольцевой линии сейчас было отличное время, он шел по течению Гудзона, направляясь к месту своего старта у 83-го пирса, рядом с 43-й улицей.

Неустанный монотонный голос из громкоговорителя не отвечал настроению шестидесяти насквозь промокших от дождя и не защищенных от ветра туристов. Но экскурсовод пытался развлечь их.

– Это самый лучший вид на Рокфеллеровский центр и на новые стеклянные небоскребы центра города, который мы можем вам предложить. Отличное зрелище, не так ли? В особенности, когда город омыт дождем и так весь и сияет на полуденном солнце. Бьюсь об заклад, вы сейчас рады, что не отказались от этой прогулки! Даже и не спорьте! Теиз вас, кто смотрит в сторону Джерси, могут взглянуть на юг и увидеть Хобокен, где родился Фрэнк Синатра. А со стороны Манхэттена, и тоже к югу, вы можете увидеть позолоченную пирамиду, венчающую здание нью-йоркской страховой компании, что может напомнить вам о древнем Египте... или о Юкатане, если среди вас есть представители племени майя. Когда мы отправлялись в путь, я уже это вам показывал, а следовательно, мы сделали круг и завершили плавание вокруг крупнейшего в мире скопления финансовых, культурных, галантерейных и, если угодно, гастрономических богатств. Сейчас слева, напротив нас, еще один небоскреб с позолоченной пирамидой наверху, здание Залияна. При таком освещении создается впечатление, будто оно тонет и опрокидывается. Пирамида Залияна показывает, что архитектура движется по кругу, совсем как наш прогулочный катер кольцевой линии. Разумеется, оно не на самом деле тонет и опрокидывается... или... или на самом деле? О мой Бог, да неужели? Леди и джентльмены, я... Боже мой, это невозможно... я думаю, что мы с вами наблюдаем... Бога ради, это же... я...

Шестьдесят туристов судорожно глотали воздух, а здание Залияна медленно клонилось на восток. Когда его верхние этажи столкнулись со стоящим позади него зданием, раздался величественный раскат грома, а крохотные огоньки, рожденные солнечными бликами в падающих осколках стекла, напоминали град из тысячи золотых монеток.

Из окон квартиры в башне Галакси на джерсийском берегу Коретте Кантрелл тоже открывался отличный вид на центр города. Равно как и шоферу такси, стоявшему рядом с ней с двумя чемоданами в руках, которые она только что закончила упаковывать. Они стояли, не в силах оторваться от окна, наблюдая, как здание милях в двух от них медленно оседает и скрывается из виду, словно шест, воткнутый в зыбучий песок. В ошеломленном молчании они смотрели, как на их глазах меняется силуэт города. Это было невероятно, но привычный ориентир куда-то улетучивался, будто существовал только в их воображении. Он исчезал, словно отлетающая наклейка, словно сорняк, утягиваемый сусликом в свою нору.

Чемоданы выскользнули из рук таксиста и грохнулись на пол.

– Спятил я, что ли? Или выжил из ума, черт побери?

Коретта медленно опустилась на колени.

– Кажется, я только что потеряла работу.

– О, ну это... О Господи! Вы представляете, что теперь станет с уличным движением?

Грибовидная туча пыли поднялась над горизонтом.

Направление крена объяснило Митчеллу, что нижние этажи, не способные выдержать угловые нагрузки, рушились сами на себя. Как та дымовая труба, подумал он, они опускались, когда крошилось основание. Сначала Митчелл замедлил шаг, потом остановился, обхватив рукой талию Кэрол. Даже если бы они мчались сломя голову, то смогли бы спуститься еще на два-три этажа, прежде чем здание перейдет в свободное падение, и, возможно, прибежали бы прямо к тому разрушению, которое пожирало здание внизу.

– Что... что случилось? – спросила Кэрол.

Ее голос тонул в грохоте, но он разобрал это по губам.

– Дальше мы не сможем идти.

– А где мы?

– На одиннадцатом этаже.

Этаж-то был 11-й, но если его предположение верно, то, возможно, на самом деле оставалось всего четыре-пять этажей до земли, и это расстояние все время сокращалось. Он подумал об измерительной аппаратуре внутри той обвалившейся дымовой трубы, которая почти не была повреждена, потому что находилась близко к оси вращения. Они с Кэрол тоже воспользуются этим.

Пол уже накренился градусов на двадцать – двадцать пять. Митчелл повел Кэрол вниз по склону, к восточной стене. Когда здание ударится о землю, восточная стена станет полом, и их бросит на него. Но воздействие удара будет сильно уменьшено из-за сокращения расстояния до нуля. Он снял с себя куртку и сделал из нее что-то вроде подушки, а потом помог Кэрол сделать то же самое. Он отдал ей свой носовой платок и велел дышать через него, чтобы защитить легкие от пыли, которая, безусловно, окутает их.

Когда они прижались к стене, уткнувшись головами в свои самодельные подушки, вращение усилилось. Митчелл прикрыл голову Кэролл руками и плечами насколько смог: если при ударе о землю обрушится противоположная стена и упадет на их спины, то, возможно, ей удастся выжить.

– Держись покрепче, – сказал он, – мы уже поехали!

И почувствовал, как пальцы Кэрол сжали его руку.

Обхватив руками и ногами шпиль на верхушке пирамиды и плотно закрыв глаза, Рон Ярагоски прислушивался к свисту ветра в ушах. С головокружительной скоростью его несло куда-то на восток. Когда здание Залияна столкнулось с башней Гарнера, Рона катапультировало в пространство, словно камень из рогатки. По траектории, направленной под углом вниз, он пролетел над более низким зданием, потом над театром Гершвина и врезался в стену здания кинокомпании «Парамаунт» на уровне 38-го этажа. Выбив телом стекло, он заскользил по полу с силой пушечного ядра, оставляя за собой прямую, как стрела, полоску крови и разбрасывая конторскую мебель во всех направлениях. И тем не менее сила инерции оказалась так велика, что, пролетев всю комнату насквозь, он вылетел в окно на противоположной стороне. И теперь его тело парило на высоте 35-го этажа над театром «Зимний сад», занимавшим коротенький отрезок квартала между Бродвеем и 7-й авеню. Упав, он пробил крышу и рухнул прямо на сцену. Если измерять только по горизонтали, то комок плоти и раздробленных костей, который когда-то был Роном Ярагоски, проделал путь в 900 футов.

Столкновение двух зданий, разрушившее верхние этажи обоих и заставившее здание Залияна слегка повернуться вокруг своей оси, катапультировало в пространство не только Рона Ярагоски: в полет ушла и цистерна с водой на 10 тысяч галлонов, находившаяся на крыше. Этот стальной сосуд диаметром двадцать футов и высотой пять прорвал оболочку пирамиды, словно папиросную бумагу, и теперь громоздкий, нескладный и неуправляемый летательный аппарат падал на землю. Цистерна кувыркалась, как камень, брошенный в воду, пока не рухнула в середине квартала.

Старик, стоя с распростертыми руками, словно распятый на невидимом кресте, по-прежнему обращался к толпе, бежавшей мимо него через перекресток Бродвея и 50-й улицы.

– Будьте же мужчинами, проявите твердость! – кричал он, и слезы счастья потоками лились из его глаз. – От Божьего суда нет спасения! Из воды мы вышли и в воду должны вернуться!

Гигантская тень нависла над ним, увеличиваясь одновременно с усилением громовых раскатов, заполнивших воздух. Ветер устремился сквозь образовавшееся ущелье, кусая его распухшие ноги и ударяя в спину с такой силой, что ему стоило больших усилий удержаться на месте. Ветер становился все сильнее и сильнее, сметая и гоня перед собой все подряд: комья грязи, обрывки газет, обломки и осколки здания. Нет, это был вовсе не простой ветер, это был какой-то ураган, посланный Господом, перед концом света, как будто Он намеревался вычистить землю до самых глубин, прежде чем отправить ее на дно морское. Гигантская, устремленная в небеса волна кружащихся в вихре обломков пронеслась мимо старика, оторвала его от земли... а цистерна с водой налетела на него сзади и прокатилась над ним. Долгие годы он знал, что этот потоп придет, и вот он поднял его вверх, опрокинул и навсегда сомкнулся над его головой. Он был прав! Он был прав! Ну, так кто же на самом деле оказался клоуном, сумасшедшим, а, кретины? Чтобы сказать все это, он открыл рот, и его легкие наполнились водой.

Здание Залияна падало прямо на северо-западный угол башни Гарнера, сорокашестиэтажного небоскреба, стоявшего к нему фасадом на противоположной стороне 8-й авеню. Медленное тяжелое соприкосновение двух крыш было почти величественным, словно столкновение супертанкеров или встреча двух китов. И будто пытаясь уклониться от удара, башня Гарнера в верхней своей части отклонилась назад футов на пятнадцать и согнулась градусов на десять, а потом медленно двинулась обратно. Это изломанное движение привело к тому, что стальной каркас здания отделился от своей облицовки, которая упала на землю, словно серебряный занавес. Со всех четырех сторон вертикальными каскадами посыпалось цветное стекло.

Аннет Вайман, от ужаса сжавшаяся в комочек на восточной стороне 40-го этажа, была уверена, что это столкновение сшибет ее здание, как вторую костяшку домино в падающем ряду. Ее швырнуло на четвереньки, и она почувствовала, что скользит вниз по внезапно круто наклонившемуся полу в сторону внешней стены, которой больше не существовало. Сумев ухватиться за дверной косяк, она повисла на нем и стала ждать самого худшего. Это был жуткий момент колебания, когда небоскреб, словно океанский лайнер, сбитый набок гигантской волной, балансировал в неизвестности: то ли сумеет выровняться, то ли опрокинется совсем.

Сопротивляться соскальзыванию вниз по этой горке на высоте сорока этажей было невозможно. В течение следующих тридцати секунд, когда здание раскачивалось и изгибалось, отчаянно стараясь восстановить равновесие, миссис Вайман довольно сильно изранилась. Пол коридора, словно гигантские качели, вернулся на прежний уровень и даже чуть выше него, поднимаясь так быстро, что ее подбросило почти до потолка. Даже стоя на четвереньках, Аннет не могла удержать равновесия: сначала пол уходил вниз, потом поднимался, одновременно сгибаясь и разгибаясь, а ее швыряло от одной стены к другой.

Наконец качка прекратилась, и она обнаружила, что находится в здании, лишившемся трети своего пола. Падая, здание Залияна, как клешня, распороло башню Гарнера сверху донизу, выдирая из ее нутра лифты и лестницы с той же уверенностью, с какой мясник удаляет кость из куска мяса. Беспомощная женщина оказалась на высоте четырехсот восьмидесяти футов в здании, которое без особого преувеличения можно было назвать грудой костей без кожи и позвоночника.

Она пролежала, сжавшись в комочек, несколько часов, прежде чем нашла в себе силы доползти до края пропасти, откуда ее можно было увидеть.

Отступая назад через центр перекрестка 51-й улицы, Лузетти, не отводя глаз, смотрел на столкновение в вышине. Он видел, как два небоскреба сдирали друг с друга кожу, как угол башни Гарнера был сокрушен устремившимся вниз зданием Залияна, как Чарльз Кэстльман безмятежно стоял на самой середине улицы, ожидая, пока заполнившая небо громада стекла и бетона обрушится на него. Лузетти надо было бы бежать на восток или на запад по 51-й улице и попытаться спрятаться от смертельного дождя рикошетом летящих обломков под каким-нибудь другим зданием, но он никак не мог оторвать глаз от зрелища опрокидывавшегося восьмисотфутового небоскреба, падавшего, падавшего, падавшего, словно громадный топор.

Когда здание Залияна обрушилось на улицу, его мгновенно окутала кипящая туча пыли. Всем телом Лузетти почувствовал страшный удар насыщенного песком ветра, заставивший его зажмуриться и прикрыть голову руками. Еще прежде, чем он услышал грохот падения, он ощутил какое-то волнообразное движение под ногами. Если бы он не закрыл глаза, то, возможно, сумел бы как-то подготовиться к тому, что за этим последовало: мощный толчок буквально вздыбил мостовую, выгнув ее дугой. Как и припаркованные поблизости автомобили, его подбросило в воздух футов на пять и швырнуло на кучу гранитных обломков. Он поднялся на ноги и был сбит снова, на этот раз сильной звуковой волной. Грохот достиг такой невыразимой силы, что Лузетти захлопал руками по ушам и закричал. Внутри собственной головы он услышал какие-то хлопающие звуки и ощутил двойной удар боли, после которого уже вообще ничего не слышал. Лузетти вновь попытался встать, но ноги подогнулись, и он упал лицом вниз. Приподнявшись на локтях, он увидел картину продолжающегося разрушения. Из зданий выпадали окна, обрушивались карнизы, улицы были заполнены водой и клубящимся паром, а люди, наполовину ослепленные поднимающейся пылью, бежали, обезумев от ужаса.

Где-то далеко впереди квадрат света, обозначавший станцию «50-я улица», увеличивался по мере приближения к нему поезда. Мануэль Роза прищурился. Что-то там было не в порядке. Огни светофора, который он только что миновал, вообще не горели, а когда он взялся за радиомикрофон, чтобы доложить об этом, вагон начал вибрировать так сильно, что ему пришлось положить микрофон обратно и сосредоточиться на контрольных приборах. Рельсовая колея казалась волнообразной, и пелена пыли просачивалась вниз из темного устья туннеля. Передний вагон вдруг стал взбрыкивать, словно молодой бычок на бойне.

Боясь, как бы поезд не сошел с рельсов, Роза сначала притормозил, а потом и почти совсем остановил поезд. Он уже подъехал к станции достаточно близко и мог кое-что разглядеть: стальные колонны у края платформы отклонились в направлении какой-то неясной точки в четырехстах футах от него. Бог мой, да там же, в туннеле, люди! Они шли, держась за стены, а поезд медленно приближался к ним.

– Что это с вами такое? – прокричал им Роза, проезжая мимо. – Вы что, рехнулись? Убирайтесь отсюда!

– Стойте! Стоп! – закричали они в ответ.

– Почему мы останавливаемся? – услышал Роза из громкоговорителя голос кондуктора, находившегося в середине состава.

– Тут люди...

Человек из транспортной полиции бежал к нему вдоль края платформы, размахивая руками над головой. Поезд остановился, втащив на станцию только два передних вагона, словно змея, высунувшая голову из норы. Для середины дня платформа, как ни странно, была пустынной. Роза видел, как несколько неясных фигур спрыгнули с платформы прямо на пути и побежали в туннель, к южному концу станции. Вагон подземки трясся на своих рессорах, а в воздухе стоял приглушенный гул.

– Назад! – прокричал полицейский, поравнявшись с кабиной машиниста. Уводи поезд назад...

– А что случилось-то? – Роза нажал на кнопку своего радиопередатчика, чтобы кондуктор мог слышать их разговор.

– Там какое-то здание падает... Давай, пускай его задним ходом... в туннеле будет безопаснее...

– Задним ходом? Да там же другие поезда на подходе, ты понимаешь!

– Их остановили... возвращайся в туннель... это самый надежный способ, чтобы...

Громкий треск заставил их повернуть головы. В сотне ярдов от них от третьего рельса полыхнул град голубых искр. Казалось, что вся станция пришла в движение. Искры тут же были накрыты камнями, падавшими сверху. Роза попытался сдвинуть поезд с места, но не смог.

– Издох! Тока нет!

– Пусть люди идут через вагоны состава. – Гром стал таким сильным, что полицейскому пришлось кричать, чтобы Роза услышал его. – Они могут дойти пешком до Пятьдесят седьмой улицы.

И, к изумлению Розы, полицейский спрыгнул с платформы и бросился бежать вдоль состава, прямо в глубь туннеля. Роза продел большой палец под золотую цепочку на своем жилете и, вытащив часы, взял их в руку. Точное время может пригодиться для отчета, который ему придется представить. Выбираясь из кабины, он нажал на крошечную запорную петельку. Крышка часов с легким щелчком поднялась так же плавно и негромко, как делала это всегда. Ручная работа высочайшего уровня. В прежние времена знали, как надо делать вещи.

Пассажиры уже вскочили на ноги. Одни уставились на него со страхом и смятением на лицах, а другие уже ожесточенно проталкивались к концу вагона. Один мужчина ухитрился раздвинуть двери настолько, что смог наполовину протиснуться в них.

– Дамы и господа, нас просят покинуть поезд в организованном порядке через задний вагон. Не бегите. Если все мы просто проявим хладнокровие...

Он замолчал, осознав, что никто не слышит его голоса, как и голоса кондуктора из громкоговорителя. Все перекрывал приближающийся рев.

Повернувшись, он посмотрел через дверь вниз, на пути. Рельсы изогнулись влево, словно спагетти, а с потолка сползал пласт старинной кладки. Огни на платформе потускнели и погасли, но он еще успел увидеть, как дальний конец станции, секция длиной по меньшей мере в сто футов, исчезает, словно его расплющивает кузнечный молот. В темноте он слышал грохот обрушивающихся сводов и обваливающихся стен – сначала в отдалении, а потом совсем рядом. Вагон, тускло освещенный автономными батареями, швырнуло сначала в одну сторону, потом в другую, прежде чем окончательно погрести под общим обвалом.

Тело Розы было обнаружено спустя четыре дня, последним из всех. Его пальцы с трудом оторвали от часов, которые показывали 11.35. Точно по расписанию.

Глава 29

Крушение здания Залияна было зарегистрировано сейсмографами в Вашингтоне, что в округе Колумбия, в Бостоне и в Чикаго, и глубокий, хриплый, перекатывающийся взрыв слышали даже в международном аэропорту Ньюарка, в десяти милях к юго-западу, а также в Хакенсаке, штат Нью-Джерси, в десяти милях к северо-западу. Из-за того, что небоскребы в центре города сыграли роль своего рода щита, крушение было едва слышно в Бруклине, в Куинзе и даже в Бронксе. Даже в здании ООН, в двух милях от места катастрофы, на 1-й авеню, был заметен лишь короткий, резкий толчок, за которым последовало то, что приняли за гул самолета при переходе звукового барьера.

Вся западная сторона Манхэттена, от Линкольновского центра на севере до станции «Пенн» на юге, временно оказалась нежизнеспособной. В этом районе находилось примерно сто восемьдесят зданий. Телефон, электричество, пар, вода, газ – все коммуникации были разрушены, три туннеля подземки блокированы провалами, а гигантская автомобильная пробка вынудила машины «скорой помощи» и полицейские автомобили двигаться по тротуарам.

Благодаря предварительному предупреждению – звонку Митчелла по номеру 911 за тридцать одну минуту до катастрофы – многие рабочие городских и коммунальных служб уже находились на месте происшествия. Спасательные работы, прежде всего, осложнялись ранениями самих спасателей, которые они получали от падающих обломков: с новых зданий сыпался дождь стекла, а со старых – карнизы, кирпичи и даже пожарные лестницы.

На площади Залияна организовали командный пункт, и оборудование для обеспечения связи доставили туда на вертолете. Ответственными за его работу вначале были высшие офицеры полиции из главного управления северного округа, что на западной стороне 54-й улицы, но вскоре они передали весь контроль комиссару полиции, комиссару пожарной службы и мэру города. Быстрый осмотр полученных повреждений привел к решению окружить кордонами и эвакуировать все здания в десяти кварталах, непосредственно прилегающих к месту катастрофы. Предварительные оценки числа пострадавших, поступившие на командный пункт, были ужасными и становились все хуже по мере того, как тянулся бесконечный день. 200 – 400 погибших, раненых же доставили в три-четыре раза больше. Эти цифры могли бы оказаться еще больше, если бы башня упала по диагонали, попав не на улицу, а на дома одного из прилегающих кварталов: ведь полиция просто физически не могла завершить эвакуацию близлежащих зданий за предоставленные ей двадцать с небольшим минут. Ущерб, нанесенный собственности, оценивался примерно в два миллиарда долларов, а более точная цифра зависела от завершения обследования каждого здания, на что ушли бы недели. Шести– и восьмиэтажные многоквартирные дома по 49-й улице с другой стороны площади выглядели так, словно по ним прошелся торнадо. Фасады зданий от одного конца квартала до другого были разрушены, выставив на всеобщее обозрение внутренности квартир. Это зрелище в основном стоящих на своих местах диванов, стульев, ламп, столов на фоне оклеенных обоями стен очень напоминало выставку кукольных домиков. И не было никакой возможности установить, сколько людей оказалось погребено под уличными завалами.

В двух кварталах, ограниченных 8-й авеню, Бродвеем, 49-й и 51-й улицами, вылетели все стекла, а в прилегающем кольце кварталов оценка потерь приблизилась к пятидесяти процентам. Пришли сообщения о разбитых окнах, осыпавшейся кладке, треснутых фундаментах с мест, отстоящих оттуда на милю. Куски парапета с залияновской крыши обнаружили у входа в мюзик-холл городского радиоцентра на углу 6-й авеню и 50-й улицы, в трех кварталах к востоку. Отлетевшая от крыши пирамида приземлилась за перекрестком 7-й авеню, втиснувшись, подобно огромному куску алюминиевой фольги, в пространство между гостиницами «Тафт» и «Уолворт».

С трудом устоявшую башню Гарнера и здание кинокомпании «Парамаунт», получившее удар по касательной линии, спасатели обходили стороной до тех пор, пока инженеры из городского управления не дали заключения, что нет угрозы их падения. Большой ущерб был нанесен таким известным зданиям, как церковь Святого Малахии, театр Гершвина, гостиница «Мэнсфилд-холл», театр «Риволи», а также гостиница «Тафт». Станция подземки «8-я авеню», протянувшаяся от 49-й до 52-й улицы, полностью разрушилась, и все ее входы и выходы были заблокированы. Спасательные команды транспортного ведомства направили туда с прилегающих станций через туннели.

Все палаты и коридоры в больнице Святой Клары, в трех кварталах от места катастрофы, вскоре были заполнены до предела. Раненых начали доставлять в больницу спустя считанные минуты после крушения – некоторые добредали сами, других приводили под руки посторонние люди. Все транспортные средства срочно мобилизовали, чтобы компенсировать первоначальную нехватку машин «скорой помощи»: такси, частные автомобили, грузовики, велосипеды, грузовые тележки и даже – по меньшей мере в одном случае – двухколесную ручную тележку для покупок.

Обломки здания Залияна, в значительной степени заполнившие проходы между расположенными поблизости домами, стали причиной фантастической неразберихи в районе 50-й улицы. Общий завал поднимался от площади до уровня 12-го этажа башни Гарнера на 8-й авеню, а потом сужался книзу изломанными ступеньками до огромной кучи высотой в пять этажей у Бродвея. Именно на Бродвее, куда и рухнули верхние этажи, сила столкновения была самой мощной, именно там двадцать или даже тридцать футов изогнутой стали, начисто отодранной от полов, стен и потолков, вздымались, словно кости, над пластом битого камня глубиной в тридцать футов. В средней части здания стальной строительный каркас, жестоко покореженный и перекошенный, все же как-то устоял. Он поднимался значительно выше и все еще поддерживал часть пола и внутренних стен. Некоторые из нижних этажей, высота падения которых была меньше и которые, как позднее вспоминали очевидцы, опустились довольно мягко, на вид понесли не такой значительный ущерб. Из-за постепенной осадки здания оказались полностью раздробленными и раздавленными нижние уровни, вестибюль, аркада-пассаж, антресоли, равно как и первые пять надземных этажей. Шестой и седьмой этажи были полуразрушены, а восьмой и девятый оказались в основном нетронутыми, их стальное обрамление было только слегка повреждено, сохранилась большая часть пола, устояли и многие стены. На фотографии, которой суждено было обойти газеты всего мира, была запечатлена какая-то картинка в рамке на стене одного из кабинетов девятого этажа. Она все еще висела на своем крючке, только под прямым углом от своего нормального положения.

Единственное, что можно было сразу использовать для раскапывания завала, были три грузовика возле котлована на противоположной стороне площади, у одного из которых прорвало покрышки во время первоначального обвала. И только спустя несколько часов, когда рассосалась транспортная пробка, начало прибывать дополнительное оборудование, включая большие грузовые колесные краны, способные поднимать тяжелые стальные балки и рушить вызывающие опасение стены и фасад здания.

Каждые несколько минут от останков здания Залияна отрывались и падали какие-нибудь новые куски, и в недрах этой путаницы перевернутых этажей и стен что-то громыхало и трещало. Несколько раз вся груда стонала и содрогалась, словно пытаясь поглубже устроиться в своей могиле. Глядя на руины, трудно было представить, что там, внутри, мог хоть кто-нибудь уцелеть. Официальные лица, руководившие спасательными работами, могли лишь надеяться, что все успели вовремя покинуть здание, и потому сосредоточили спасательную технику в полуквартале оттуда или даже дальше, где риск новых ранений был не так велик.

Кори Хейл не считала убедительной подобные доводы. Сама еще до конца не оправившись, она оказывала пострадавшим первую помощь и через два часа работы начала наводить справки о Брайане Митчелле. Кори была уверена, что такой человек был бы непременно замечен в ходе спасательных работ, если бы он покинул здание. Однако ни сама она его не видела, ни кто-либо другой, кого бы она ни спрашивала. Никто также не слышал, чтобы его имя называли по радио. Какой-то мужчина в каске и с наушниками не знал ничего ни о каком Митчелле и не мог объяснить ей, почему никто не раскапывает само рухнувшее здание. Весь мокрый от пота ремонтник в рабочем комбинезоне посоветовал ей обратиться на командный пункт, а там капитан полиции сказал ей, что фамилия Митчелла ему незнакома, а другой полицейский сказал, чтобы она не мешала и прекратила указывать, что надо делать, а не то он ее арестует.

И в этот момент Кори увидела мэра, стоящего у вагончика связи. Расталкивая людей, она подбежала к нему и схватила за руку.

– Почему никто не разыскивает мистера Митчелла? – накинулась она на него, как рассерженная мамаша. – Он дал сигнал тревоги... да если бы не он, мы бы там все погибли... он-то все еще там...

Мэр медленно, но твердо перехватил ее запястье и подозвал одного из своих одетых в гражданское телохранителей. Но, увидев эмблему залияновской корпорации, поднял руку, давая знак, чтобы ее не уводили.

– Вы были в здании?

– Ну а как же? Это же моя работа! Я-то думала, что вышла последней, но мистер Митчелл все еще там внутри, а может быть, и мистер Залиян тоже. Почему никто не ищет их? Почему вы не прикажете, чтобы кто-нибудь сделал это?!

– Мы не можем делать все одновременно, – терпеливо объяснил мэр. – Мы поищем их, как только это будет безопасно. Нет никакого смысла губить спасателей. А теперь, если вы не возражаете...

Какой-то высокий мужчина появился в дверях вагончика.

– Она сказала, что Митчелл все еще в здании? Я верно расслышал?

– Кто такой Митчелл? – спросил мэр с раздражением, оглядывая лица своих помощников.

Мужчина шагнул вперед и протянул Кори Хейл руку.

– Я Джордж Делла из строительного департамента. Митчелл все еще внутри? Брайан Митчелл?

Кори Хейл энергично закивала.

– Он дал сигнал тревоги и сказал, чтобы мы все покинули здание. Он говорил, что там еще остались люди на шестьдесят шестом, и пошел за ними. Я сама посадила его в грузовой лифт.

– И он не спустился вниз?

– Джерри Коутс и тот не добрался, а он ведь пошел только на двадцатый. А я на десятый и едва-едва выскочила. Я вам точно говорю, что мистер Митчелл находился выше, поэтому и не успел, он все еще там, я уверена. – Ее уже окружили какие-то люди, старающиеся подойти поближе, чтобы расслышать ее слова. Внезапно смутившись оттого, что так самонадеянно побеспокоила массу важных людей, Кори понизила голос и пожала плечами. Мне кажется, что вы по меньшей мере обязаны проверить, так ли это.

– Да кто такой этот Митчелл? – снова спросил мэр.

– Инженер, который обследовал здание, – ответил Делла. – Если он жив, то лучше, чем кто-либо другой, знает, почему оно упало.

Мэр поднял вверх руки.

– А не можем ли мы проверить сообщение этой леди?

– Очень уж опасно, – сказал Делла, внимательно оглядывая картину крушения. – Оно все еще рушится.

– Черт вас побери, – вздохнула Кори Хейл, – да вы дайте мне каску и какой-нибудь топор, и я сама пойду в здание.

Мэр повернулся к комиссару полиции.

– И что ты думаешь, Бен? Найдешь кого-нибудь желающего отправиться туда?

– Нужны добровольцы. Я должен буду объяснить им ситуацию и сказать, чтобы возвращались, если это окажется слишком рискованно.

– Ну так давай. Похоже, что этот парень Митчелл как минимум заслуживает внимания к себе.

И снова мэр был захвачен врасплох: прежде чем он успел увернуться, руки Кори Хейл обвились вокруг его шеи, и она чмокнула его в щеку.

– Я счастлива, что голосовала за вас, – воскликнула она.

Сержанты Пол Маккинни и Джордж Фелс из 1-го взвода экстренной службы департамента полиции решили проникнуть в разрушенное здание примерно в его середине. Бетонированный подсобный ход, снабженный лестницей, пронизывал все здание от основания до крыши, словно вертел высотой в 800 футов. В верхней трети здания ход был изуродован до неузнаваемости, в средней трети – довольно сильно поврежден. Однако в нижней трети, в особенности между тем, что когда-то было 9-м и 15-м этажами, он все еще оставался на своем месте, в центре развороченных этажей, пронизанный трещинами, но все-таки целый.