Текст книги "Робби Кригер о группе "Doors""

Автор книги: Робби Кригер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Робби Кригер
Робби Кригер о группе «Doors»

(интервью)

Робби Кригер вспоминает те времена, когда он был творческим партнером Джима Моррисона, которого считают одним из выдающихся поэтов, вокалистов, секс – символов и оригиналов за всю историю рок – музыки. «Было бы просто здорово работать с таким человеком, как Стинг, – задумчиво говорит Кригер. – То есть с нормальной, исключительно одаренной личностью, которая не находится каждую секунду на грани жизни и смерти».

Гитаристу самому смешно от этой фантазии. Кому, как не ему лучше всех известно, что именно бесы, так часто вырывавшиеся из Моррисона, и сообщали группе ту неистовую энергетику. Но если Моррисон, несомненно, был одной из самых ярких личностей на рок – сцене, то вклад других участников «Doors» в успех и уникальный саунд группы часто недооценивается. Гипнотическая музыка, создаваемая Кригером, органистом Рэем Манзареком и барабанщиком Джоном Денсмором органично соединялась с ярким, чувственным вокалом и чарующей лирикой Моррисона. И именно Кригер был автором многих известных хитов группы, среди которых «Light My Fire», «Love Me Two Times» и «Touch Me».

Кстати, когда Кригер в 1965 г. присоединился к "Doors", ему было 18 лет, причем на гитаре он играл всего два года, а на электрогитаре вообще только шесть месяцев. "По настоящему играть на гитаре я начал учиться уже в "Doors", – замечает он. – Я пытался звучать оригинально, поэтому сознательно не копировал Чака Берри или Би Би Кинга. Я старался сделать подходящую партию гитары к песне и сыграть что-то такое, что могло бы дополнить вокал Джима. Должно быть, у меня кое-что получилось. Как мне кажется, мы довольно неплохо поработали".

Да, действительно. Довольно неплохо, если учесть место в "Зале Славы Рок-н-ролла", а также одноименный фильм знаменитого режиссера Оливера Стоуна. А главное то, что их музыка в 90-е остается такой же актуальной и интересной для слушателей, как и в 60-е.

Группа прекратила свое существование в 1971 г., одновременно со смертью Моррисона, тем не менее, Робби Кригер никуда не может уйти от своего прошлого с "Doors". И хотя он впоследствии записал семь альбомов, в основном инструментальных, и продолжает регулярно выступать, но… "Я довольно быстро понял, что у меня никогда не будет такой группы как "Doors". Теперь музыка для меня – просто хобби, точно такое – же, как живопись".

Альбом “The Doors” (январь 1967)

– Каково было Ваше первое впечатление о Джиме Моррисоне?

– Я познакомился с ним, когда они пришли ко мне вместе с Джоном Денсмором. Тогда он показался мне вполне нормальным. Я вообще не замечал за ним ничего особенного до конца нашей первой репетиции. Сначала все было отлично. Затем зашел парень, который искал Джима. Они не договорились о цене на наркоту, и Джим просто сорвался с цепи. У него будто поехала крыша. Помню, я подумал про себя: “У этого парня не все дома”.

– Правда, что вас уволили из клуба “Whisky-A-Go-Go” за исполнение песни “The End”?

– Ну, это слишком сильно сказано. У нас была стычка с владельцем этого заведения, и нас просто выкинули на улицу, но не уволили. Мы продолжали играть в клубе и после этого инцидента.

– Сегодня многие превозносят шутовство Джима. Было ли это на самом деле так смешно?

– Обычно это был пьяный бред. Мы все знали, что у нашей группы есть все возможности добиться чего-то большего, однако Джим саботировал это всеми возможными способами. Мы назначали репетицию, Джим не являлся, а потом звонил из Блайта (шт. Айова) и сообщал нам, что он в тюрьме.

– Тем не менее, вы трудились достаточно продуктивно. За три или четыре года вы записали шесть студийных альбомов. Не верится, что Джим не мог нормально работать?

– Да нет. Он жил одной только музыкой. Часто он торчал в офисе, даже когда нас там не было. Временами он просто жил там, потому что в этом была вся его жизнь. У нас у всех было что-то кроме «Doors», но только не у него. В отличие от нас, Джим чувствовал, что живет все 24 часа в сутки. И он был прав. Студийная работа очень утомляла его. Мы бесконечно искали правильный звук для барабанов и все такое, так что я его не виню. Пол Ротшильд, наш продюсер, был очень взыскательным человеком.

– Какова была роль Пола?

– Она менялась от альбома к альбому. Во время записи первого он просто включал микрофон и отходил в сторону. На втором альбоме, когда мы уже имели бюджет, он участвовал и в работе над звуком. Записывая первый альбом, никто из нас не имел ни малейшего понятия о том, что же должно получиться. Например, нас очень волновал тот момент, что мы не можем включить звук настолько громко, насколько нам бы хотелось.

– Создается впечатление, что вы играли, позабыв обо всем.

– Это потому, что все вещи были нами сыграны уже помногу раз. Все было записано за один или два дубля.

– На протяжении многих лет мало кому было известно, что именно вы сочинили песню “Light My Fire”. Ситуацию изменил фильм Оливера Стоуна “The Doors”, в котором режиссер показал процесс создания песни. Все так и было: Вы достали из заднего кармана клочок бумаги и показали ребятам?

– Это довольно близко к истине. Обычно все песни писал Джим, но однажды мы обнаружили, что песен не хватает, и тогда он сказал: “Ребята, почему бы вам не попробовать самим?” В эту же ночь я сочинил “Light My Fire” и принес ее на следующую репетицию. Между прочим, это я предложил включить эту сцену в фильм. Кстати, именно потому, что очень многие не знали, кто на самом деле является автором этой песни.

– Соло в “Light My Fire” является одним из самых ярких моментов Вашей музыкальной биографии. Вы расстроились, когда узнали, что оно не попало в сингловую версию?

– Немного. Мы и не собирались его вырезать. Наш первый сингл “Break On Through” провалился, а все радиостанции твердили нам, что “Light My Fire” станет хитом при условии, что мы ее отредактируем. У нас просто не было выбора. FM – это не круто, а чтобы попасть на AM, нужно было иметь короткую песню.

– Соло в “Light My Fire” было сымпровизировано прямо в студии?

– Это было соло, которое я всегда играл, только оно каждый раз получалось по-разному. Честно говоря, в студии у меня не получился не самый лучший вариант. У меня было всего две попытки. Однако, несмотря на это, я доволен результатом.

– У Вас остались какие-нибудь особые воспоминания об этой студийной сессии?

– Да, есть известная история о записи композиции “The End”. Наш инженер Брюс Ботник принес в студию телевизор, чтобы смотреть бейсбол, а Джим, который уже наелся наркоты, просто обалдел от этого. Бейсбол никак не вязался с настроением песни “The End”. В результате Джим выбросил злополучный телевизор через окно операторской. Этот эпизод привлек всеобщее внимание. Я также помню, как Джим сидел за столиком в буфете и бубнил всякую похабщину. А мы ему сказали: “Все клево, Джим, но нам пора работать. Как насчет немного попеть?” К счастью, тогда нам удалось затащить его в студию на пару дублей, и мы все закончили. Слава богу, потому что мы видели, больше он просто не выдержит.

– Весь альбом был записан живьем?

– Нет. Джим всегда пел с нами, однако они редко записывали такой вокал. Исключение составляет композиция “The End”.

– Вас не беспокоил тот факт, что в группе нет басиста?

– Определенно. Мы всегда думали об этом. Нам был нужен басист, мы прослушали несколько человек, но так и не решились сделать окончательный выбор. Оглядываясь назад, я даже рад этому, потому что саунд “Doors” во многом определяли простые басовые линии Рэя, которые придавали музыке это гипнотическое ощущение. Кроме того, отсутствие басиста сказывалось и на моей игре. Мне приходилось играть больше басовых нот, чтобы заполнить нижнюю часть звукового спектра. Отсутствие ритм-гитариста заставляло меня иначе мыслить и ритмически. Кроме того, играя еще и соло, я чувствовал порой, что работаю за троих.

– “Light My Fire”, первая Ваша песня, сразу же стала хитом. От такого успеха могла закружиться голова.

– Это произошло далеко не сразу. Для нас этот период был целой вечностью. Группа собралась в 1965, и целых два года ничего не происходило. Нас это просто бесило. Наконец после того, как нас все отшили, фирма “Electra” взялась работать с нами. Наш первый сингл провалился и до “Light My Fire” прошло целых 6 месяцев. Нам они показались очень долгими. Мы чувствовали себя уже ветеранами.

– В студии Вы использовали свой стандартный комплект оборудования? Вы играли на “Gibson SG”?

– Да, хотя моя первая красная гитара была на самом деле “Melody Maker”. В “Doors” у меня было несколько красных “SG”, но теперь их нет. Какие-то были украдены, какие-то просто пропали. А что касается усилителей, то в студии я обычно играл через “Twin Reverb”.

Альбом “Strange Days” (ноябрь 1967)

– На второй альбом после его выхода обрушился поток критики за то, что он повторял собой предыдущий. Вы считаете эту критику справедливой?

– Только в одном. Я признаю, что композиция “When The Music Is Over” по длине и структуре похожа на “The End”, ну и что из этого? Если что-то сработало, то, наверное, это можно и повторить. Между прочим, “When The Music Is Over” – одна из моих самых любимых песен.

– Кстати, поэтический рэп Моррисона в этой композиции ничем не лучше, чем в “The End”.

– Да, это так. Разве можно превзойти “The End”? Я люблю композицию “When The Music Is Over” в основном из-за своего соло. Я считаю его лучшим.

– Это соло состоит из двух партий, которые играются одновременно. Они обе сымпровизированы?

– В основном – да. В дальнейшем мне никогда не удавалось их повторить. Это соло было очень трудным из-за статичной гармонии. Я должен был 56 тактов играть под один и тот же рифф, что довольно непросто. Гораздо легче обыгрывать какую-нибудь интересную аккордовую последовательность. Однако для нас это было привычно, потому что мы слушали Колтрейна, который был пионером модального джаза и великолепно солировал на статичные или самые простейшие гармонии. Я всегда пытался играть что-то в этом роде, и композиция “When The Music Is Over” – наиболее яркий пример такого подхода.

– Вы записали “Strange Days” вскоре после выхода первого альбома. Фирма “Electra” оказывала на вас давление?

– Нет, мы и так были готовы. Для первых двух альбомов у нас было предостаточно материала; проблемы возникли при записи третьего. Песни кончились, а Джим не просыхал от ликера, и работать с ним было просто невозможно. Именно тогда я и стал делать больше своих песен. Во время турне сочинять было довольно сложно, поэтому творческий процесс протекал, как правило, в студии.

– Какова была гастрольная жизнь группы “Doors”?

– Не такая уж сумасшедшая, как вы можете подумать. Поначалу вокруг нас крутились подростки, группиз (девушки-поклонницы, сопровождающие музыкантов во время турне) и разные местные придурки. Однако через несколько лет, когда люди поняли, кто мы такие, к нам стала приходить настоящая популярность. Должен сказать, что она сохраняется и по сей день. Ко мне постоянно приходят желающие стать вторым Моррисоном, причем каждый из них обязательно хочет что-нибудь спеть.

– В песне “People Are Strange” довольно интересная аккордовая последовательность. Ее придумали именно Вы?

– Да. Однажды ночью Джим в совершенно подавленном настроении приехал ко мне домой в Лорел Каньон. И Джон, чтобы отвлечь его, предложил сходить посмотреть на закат. Мы поднялись на вершину Лорел Каньон, и нам открылось удивительное по красоте зрелище – мы смотрели вниз на солнце, которое отражалось в верхушках плывущих под нами облаков. Настроение у Джима резко изменилось в противоположную сторону: “Уау! Теперь мне все понятно. Люди странные тогда, когда странен ты сам!” И он тут же придумал текст песни. Я предложил музыку, и после этого мы вернулись в долину.

Альбом “Waiting For The Sun” (август 1968)

– Создалось такое впечатление, что у группы наступил творческий спад, и альбом делался под давлением. Вы, наверное, знаете, что группа “Pearl Jam” пережила нечто подобное?

– У них была совсем другая ситуация, хотя и есть некоторое сходство. Я знаю Эдди Веддера, он пел с нами во время церемонии в “Зале Славы Рок-н-ролла” и очень хотел быть похожим на Джима. Он замучил меня вопросами, как Джим среагировал бы на ту или иную ситуацию. Он очень беспокойный и в то же время очень серьезный парень, совсем как Джим. Но я не думаю, что в этой группе есть настолько чокнутые люди, которые способны сочинить хороший материал. Конечно, они не самые простые ребята в этом мире, однако это все же не наша ситуация, когда один из нас был просто вне контроля. Эдди же вполне осознает то, что делает.

– Вас не раздражает, когда кто-то имитирует человека, чье саморазрушение происходило на Ваших глазах?

– Разумеется. Я всегда говорю: “Не пейте только потому, что так делал Джим. Это было ошибкой. Выпивка его доконала”. Если бы не пьянство, он и сейчас бы сочинял свои песни.

– Во время записи “Waiting For The Sun” он стал пить еще больше?

– Определенно. Именно тогда ликер стал для нас проблемой. С ЛСД вопросов не возникало, потому что это положительно сказывалось на творческом процессе. А в ликере ничего хорошего не было, он просто опрокидывал, что само собой разумеется после такого количества принятых “колес”.

– Песня “Hello, I Love You” стала хитом номер один, а “Waiting For The Sun” возглавил списки самых популярных альбомов. Этот успех помог вам преодолеть творческий спад?

– Да, помог, причем существенно. Мы как раз собирались в турне, когда “Hello, I Love You” возглавила хит-парады. И наше настроение значительно улучшилось. Считается, что мы содрали эту песню с композиции “The Kinks” “All Day And All The Night”, однако это совсем не так. Единственное, что я позаимствовал, это рисунок ударных; я попросил Джона сыграть что-то в духе “Sunshine Of Your Love”. Так что если мы кого-то ободрали, то “Cream”, а никак не “The Kinks”.

– У Вас сохранились какие-то особые воспоминания о записи этого альбома?

– Ужасные воспоминания. В этот момент Джим связался со своими поклонниками. Он приводил их в студию, а Ротшильда просто бесило, когда по рабочему помещению слонялись всякие пьяные идиоты. Джим пил с кем попало, как раз потому, что мы не составляли ему компанию. Они просто убивали его, ведь им было все равно, в каком он состоянии. Его даже оставляли совершенно пьяным у кого-нибудь на пороге.

– Как Вы отказались с ним выпивать?

– Я никогда не пил с ним, потому что не люблю напиваться, а он обычно надирался до потери пульса. Я всегда знал, чем это кончится, и просто не мог спокойно на это смотреть. Поэтому, никогда не дожидаясь “занавеса”, уходил. Джон и Рэй реагировали примерно также.

– Зато вы втроем, наверное, увлекались наркотиками?

– Нет. Совсем нет. Именно потому, что Джим просто сидел на них, нам пришлось практически отказаться от этого зелья. Иногда Джим предлагал мне, как это и показано в фильме, однако крайне редко.

Альбом “The Soft Parade” (январь 1969)

– На этом альбоме мы встречаем несколько оркестрованных и тщательно аранжированных песен. Вы пошли по такому пути, следуя за “Beatles”?

– Да, в те времена всем приходилось равняться на “Beatles”. Хотя, честно говоря, мне не нравятся оркестрованные песни. И сама идея была не моя – это предложил Пол Ротшильд. Сам я никогда бы не стал этого делать.

– Теперь Вы изменили свое отношение?

– Действительно, со временем это слушается лучше. Но я никогда не считал, что это плохо – просто это звучало не по-нашему. “Doors” просто потерялись. Вы слышите Джима в сопровождении оркестра.

– Это был первый альбом, где Вы являетесь единственным автором некоторых песен.

– Так и есть. Сначала Джим хотел приписывать авторство группе “Doors”, чтобы все выглядело более таинственно. Однако все считали, что единственным автором является именно он. Джим понимал, что все это не справедливо и хотел, чтобы наши имена также были указаны.

– Он действительно сочинил музыку тех песен, авторство которых принадлежит ему одному?

– Конечно, нет. Он мог услышать песню у себя в голове, но не сыграть ее. Поэтому он пропевал вокальную линию, а мы уже сами решали, что нам нужно делать. Однако довольно часто он приносил на клочке бумаги одни только стихи, а остальное приходилось придумывать мне. Бывало и так, что я предлагал мелодию, а он сочинял к ней текст.

– Во время турне в поддержку альбома “The Soft Parade” ваш концерт в Майами был прерван и отменен. Позднее Джиму было предъявлено обвинение в непристойном поведении. Что Вы можете рассказать об этом случае?

– Во-первых, Джим ничего такого не делал. Просто вокруг был полный бедлам, публика просто сходила с ума. Все билеты были распроданы, тысячи людей рвались к сцене, и ситуация вышла из-под контроля. Я помню, как Джим оказался в самом центре толпы, а у нас создалось впечатление, что живыми нам оттуда не выйти. В фильме все показано достаточно достоверно, они здорово воспроизвели этот момент.

– Вы, наверное, и не предполагали, что этот эпизод выльется в такой серьезный инцидент?

– Конечно, нет! Хорошо, концерт сорвался, мы его не закончили, однако никто не обиделся и не попросил вернуть деньги за билеты. И полицейские были довольно дружелюбны – после шоу они сидели вместе с нами и пили пиво. И целую неделю ничего не было, пока кто-то не надумал раздуть из мухи слона. Какие-то политики решили за наш счет сделать себе карьеру. И они поставили нас на уши. Мы целый год нигде не могли играть. На этот период для ассоциации менеджеров мы просто перестали существовать.

– Джим чувствовал, что он подвергается гонениям?

– Я думаю, что да. Однако это его не удивило. Джим знал, что давит на мозоли властям. Мы осознавали, что ходим по острию ножа, и развязка не за горами.

Альбом “Morrison Hotel” (март 1970)

– “Roadhouse Blues” и несколько других песен с этого альбома обозначили изменения, которые привели к “L. A. Woman” – имеется в виду блюзовое, более прямолинейное направление.

– Я думаю, что это была реакция на альбом “The Soft Parade”. Нас потянуло назад к основам. “Roadhouse Blues” – одна из моих самых любимых песен. Я горжусь ею, потому что, несмотря на то, что она очень проста, она не является тривиальным блюзом. Этот небольшой рифф делает ее оригинальной песней, и именно в этом заключается вся сущность “Doors”.

– “Peace Frog” Вы сочинили вместе с Джимом?

– Да. Я придумал музыку, мы ее отрепетировали, и так получилось, что слов не было, а Джим оказался тут как тут. Мы просто сказали: “Черт с ним, давай запишем. Он что-нибудь придумает”. И он придумал. Он достал свою записную книжку и нашел стихотворение, которое как раз нам подошло. Однако, честно говоря, это мне всегда казалось надуманным ходом.

– Ходили слухи, что Джим был более близок с Рэем, однако именно Вы сочинили с ним больше всего композиций.

– В самом начале у Рэя с Джимом сложились самые теплые отношения; Джим буквально жил в доме Рэя. Он великолепно относился к его сыну, в тот период он вообще не пил. Однако Джима почему-то раздражало, что отцом был именно Рэй. В результате все кончилось скандалом. После этого я присоединился к группе, и мы кое-что успели сделать с Джимом. Рэй сочинил с Джимом много песен, практически все то, что вошло в первый альбом. Затем больше работал с Джимом именно я, еще до того, как я начал сочинять самостоятельно, именно эти песни вошли во второй и третий альбомы.

– Вы когда-нибудь обсуждали с Джимом тексты его песен?

– Не так часто. Он не пытался пояснять свои стихи, считая, что люди должны интерпретировать их самостоятельно. Однако он часто задумывался над этим. Джим стремился к полному экспрессионизму – именно это и нравилось ему в моих песнях.

Альбом “L. A. Woman” (июнь 1971)

– Ходят слухи, что альбом “L. A. Woman” был записан практически живьем.

– Конечно, не целиком, но в большей степени, а сама песня “L. A. Woman” была записана “живьем”. Я думаю, что в ней заключена квинтэссенция группы “Doors”, и было удивительно именно то, как мы ее делали. Мы стали играть, и она получилась сама собой. Джим многое придумал прямо на ходу, что удивительно, и я считаю эту песню одной из самых поэтичных. Помню, как Джим сидел в ванне с микрофоном и пел, и нам всем было очень весело.

– На этом альбоме вы впервые воспользовались услугами ритм-гитариста – Марка Бенно.

– Именно поэтому нам многое и удалось сделать живьем. У меня были развязаны руки. Кроме того, мы считали, что это придаст музыке новые оттенки. Меня эта ситуация полностью устраивала, потому что мне не пришлось делать лишних наложений.

– Тем не менее, наложений на запись достаточно. В песне “I’ve Been Down So Long” слышны по крайней мере четыре гитарных партии.

– Видимо, так он и есть. Рэй и Бенно сыграли на гитарах, а еще два трека записал я. Помнится, что я наложил также пару фрагментов со слайдом.

– Это соло со слайдом просто какое-то сумасшедшее.

– Все верно. Я просто пытался передать настроение, совершенно не думая о технике.

– Самое ценное в Вашей слайдовой, и вообще блюзовой игре то, что Вы совершенно не имитируете первоисточники. И Вы никогда не стерилизуете свой блюз, он у Вас всегда какой-то хаотичный. А некоторые белые музыканты стараются быть очень аккуратными.

– Вы правы. Именно это мне и не нравится в Майке Блумфилде – он слишком совершенен. Я всегда старался играть что-то свое. Я могу играть слайд и в традиционной блюзовой манере, однако всем больше нравится мой собственный слайдовый стиль. Собственно, это и привело меня в группу. Джиму очень нравился мой слайд, он хотел, чтобы я так и играл.

– Джим когда-нибудь критиковал вашу игру?

– Он всегда говорил, что я самый недооцененный гитарист. Это может показаться смешным, однако мы никогда не критиковали друг друга, и даже ничего друг другу не подсказывали. Мы так хорошо работали вместе, что лишних слов и не требовалось. Каждый просто вовремя делал то, что в данный момент было нужно.

– Как появилась песня “Riders Of The Storm”?

– Мы дурачились с песней “Ghost Riders In The Sky” и в один прекрасный момент она превратилась в “Riders Of The Storm”. Рэй играл не на своем органе, а на клавишах “Fender Rhodes”.

– Другой отличительной чертой альбома “L. A. Woman” стало отсутствие реверберации, которой было много на первых альбомах. Особенно это относится к вокалу Джима.

– Студия “Sunset Sound”, на которой мы сделали два первых альбома, имела лучшие в мире помещения с эхо. Это была реальная комната, воспроизвести которую им впоследствии больше не удалось. В ней получался такой великолепный звук, что мы воспользовались ей в большей степени, нежели планировали. А альбом “L. A. Woman” был записан на восьмидорожечник на нашей репетиционной базе, причем в отсутствие Пола Ротшильда. Именно поэтому мы так веселились, ведь надсмотрщика не было.

– Даже после всех ваших успехов у вас оставались такие отношения с продюсером, когда он стоял над вами с кнутом.

– Да, мы сразу смирились с тем, что если мы все будем делать, как он говорит, то успех нам будет обеспечен. А в самом конце он сбежал, как крыса с тонущего корабля. Я думаю, он прочувствовал тот момент, когда надо отваливать.

– У вас действительно было такое ощущение, что группа “Doors” стала тонущем кораблем?

– Да. После того инцидента в Майами мы нигде не могли играть. Альбом “Morrison Hotel” не оправдал возложенных на него ожиданий. Джим плохо выглядел и начал толстеть. Учитывая все это, я просто рад, что альбом “L. A. Woman” удался. Я думаю, что он получился таким естественным именно потому, что на нас не оказывали давления.

– Через несколько недель после того, как альбом попал в первую десятку, Джима не стало. Вы помните тот момент, когда узнали об этом?

– Мне позвонили, но я не поверил, потому что мы часто слышали всякую ерунду, к примеру, что Джим прыгнул с утеса и т. д. Поэтому мы отправили нашего менеджера в Париж, уже оттуда он позвонил и сказал, что все так и есть.

– Существует мнение, что Джим непременно должен был умереть молодым. Что Вы думаете по этому поводу?

– Это неверно. Я думал, он будет жить вечно. Я считал, что он переживет всех нас, как те ирландские пьянчуги, которые каждый день выпивают по бутылке виски и живут до 80 лет. Он казался неуязвимым, ведь он мог выпрыгнуть из окна и остаться невредимым. Сам я этого никогда не видел, однако узнавал об этих приключениях буквально на следующий день. По какой-то причине со мной он вел себя нормально. Слава богу, наши отношения развивались в совершенно спокойном русле.

– Говорят, после смерти Джимми Хендрикса и Джэнис Джоплин Джим якобы сказал, что будет третьим, кто умрет в возрасте 27 лет. Вы слышали это из его собственных уст?

– Да. Он был просто помешан на смерти. Он все время только и говорил об этом.

– Есть такая версия, что Джим вовсе не умер, и Рэй иногда поддерживает эти слухи. Что Вы на это скажете?

– Иногда я позволяю себе помечтать. Однако я уверен, что если бы он был жив, то никуда бы от нас не делся. Я часто думаю о нем, о том, что мы снова играем вместе. Однако это только мечты.