Текст книги "Черно-зеленый лес, или Шофер оранжевого грузовика"

Автор книги: Роальд Даль

Соавторы: Алиса Клин,Мак Моррис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Альберт перенес колыбельку наверх. Супруга шла следом с младенцем на руках; сменив пеленки, она аккуратно уложила девочку на постель, затем прикрыла ее простынкой и одеялом.

– Посмотри, Альберт, какая она милая, – прошептала женщина. – Ну разве это не самый прекрасный ребенок, которого ты когда-нибудь видел за всю свою жизнь?

– Давай оставим ее пока, Мейбл, – сказал он. – Пошли вниз, и ты приготовишь нам хороший ужин. Мы оба заслужили его.

Покончив с едой, родители устроились в креслах в гостиной: Альберт с журналом и трубкой, миссис Тейлор со своим вязанием. По сравнению со вчерашним вечером, картина была совсем иной. Все напряжение неожиданным образом улетучилось. Милое овальное лицо миссис Тейлор светилось радостью, ее щеки порозовели, глаза ярко сияли, а на губах застыла мечтательная полуулыбка – свидетельство неподдельного удовлетворения. Время от времени она отрывала глаза от своего вязания и устремляла влюбленный взгляд на мужа. Иногда на несколько секунд она переставала пощелкивать спицами и застывала в неподвижности, обращая взор к потолку и вслушиваясь в малейший звук, который мог донестись сверху. Однако там все было спокойно.

– Альберт? – обратилась она к мужу спустя некоторое время.

– Да, дорогая?

– А о чем ты хотел сказать мне вчера, когда столь стремительно ворвался в спальню? Ты еще сказал, у тебя возникла какая-то идея насчет ребенка.

Альберт Тейлор опустил журнал на колени и одарил жену долгим лукавым взглядом.

– Я правда так сказал?

– Да, – жена ждала продолжения, но его не последовало.

– Что за грандиозную шутку ты задумал? – спросила она.

– Чего ты так улыбаешься?

– Это действительно шутка, – сказал он.

– Дорогой, расскажи мне о ней.

– Не знаю даже, стоит ли это делать, – ответил он. – А то еще вруном назовешь.

Ей редко приходилось видеть мужа таким самодовольным, как теперь, а потому она ответила ему взаимной улыбкой, явно поощряя к продолжению разговора.

– Мейбл, мне просто хочется увидеть выражение твоего лица, когда ты услышишь об этом, вот и все.

– Альберт, о чем все-таки речь?

Он медлил, явно не желая, чтобы его торопили.

– Ты ведь считаешь, что ребенку действительно стало лучше? – спросил он.

– Ну конечно же.

– Ты согласна со мной, что вот так неожиданно она стала великолепно себя чувствовать, да и внешне изменилась чуть ли не на все сто процентов?

– Ну да, Альберт, естественно.

– Это хорошо, – сказал он, расплываясь в улыбке. – Видишь ли, все это устроил именно я.

– Что устроил?

– Я вылечил наше дитя.

– Да, дорогой, я уверена, что так оно и было, – миссис Тейлор, продолжала заниматься своим вязанием.

– Но ты ведь не веришь мне, так?

– Ну что ты, Альберт, конечно же, я верю тебе. Все это, абсолютно все, лишь благодаря тебе.

– Но как же я все это устроил?

– Ну, – проговорила женщина, чуть задумавшись, – я полагаю, здесь сказалось твое мастерство приготавливать смеси. Как только ты стал этим заниматься, она чувствует себя лучше и лучше.

– Ты считаешь, что все зависит от искусства делать смеси?

– Очевидно, так оно и есть, – проговорила женщина, продолжая вязание и улыбаясь про себя при мысли о том, какие же все-таки странные эти мужчины.

– Я открою тебе секрет, – сказал он. – Ты абсолютно права. Хотя, должен заметить, главное – не как готовить смесь, а из чего ее составлять. Мейбл, ты понимаешь, что я хочу сказать?

Миссис Тейлор, прекратив вязание, бросила резкий взгляд на мужа: «Альберт, ты ведь не хочешь сказать, что подмешиваешь что-то к молоку ребенка?»

Улыбка не сходила с его лица.

– Скажи, это так или нет?

– Вполне возможно, – ответил он.

– Я тебе не верю.

Теперь в его улыбке, обнажившей зубы, появилось что-то жестокое.

– Альберт, пожалуйста, не шути со мной так.

– Хорошо, дорогая, хорошо.

– Так ты действительно ничего не подмешивал в ее молоко? Ответь мне, Альберт. Для такой крошки это может иметь самые серьезные последствия.

– Мой ответ – да, Мейбл.

– Альберт Тейлор! Как ты мог?

– Не надо так волноваться, – сказал он. – Я все тебе расскажу, если ты действительно этого хочешь, только ради всего святого держи себя в руках.

– Пиво! – воскликнула она. – Я знаю, это было пиво!

– Мейбл, пожалуйста, не говори глупости.

– Что же тогда?

Альберт аккуратно положил трубку на столик рядом с собой и откинулся на спинку кресла.

«Скажи, – проговорил он, – тебе никогда по какой-нибудь случайности не приходилось слышать от меня ничего относительно того, что называется маточное молочко?»

– Нет.

– Это волшебство, – сказал он. – Чистое волшебство. И вчера вечером мне неожиданно пришла в голову мысль о том, что если я подмешаю небольшое его количество к молоку ребенка…

– Да как ты посмел!

– Но послушай, Мейбл, ты даже не знаешь, что это такое.

– Меня не интересует, что это такое, – ответила женщина. – Ты не можешь подмешивать посторонние продукты в молоко такого крохотного младенца. Да ты с ума сошел.

– Оно абсолютно безвредно, Мейбл, иначе я никогда бы не пошел на это. Его производят пчелы.

– Я так и поняла.

– Кроме того, оно настолько дорогое, что практически никто не может позволить себе им воспользоваться. Но даже если и могут, то только по капле.

– Могу я спросить, сколько же ты дал нашему младенцу?

– Так вот, – проговорил он, – в этом-то как раз весь вопрос. Именно здесь основное различие. Я полагаю, что за последние четыре кормления наш ребенок проглотил маточного молочка примерно в пятьдесят раз больше, чем любой из когда-либо живших на земле людей. Ну, как тебе это?

– Альберт, может ты прекратишь разыгрывать меня?

– Я клянусь в этом, – с гордостью произнес он.

Она сидела и смотрела на него, ее бровь надломилась, рот слегка приоткрылся.

– Мейбл, тебе известно, сколько стоит это вещество, если бы ты вздумала купить его? Одно предприятие в Америке прямо сейчас предлагает купить у него это молочко по цене пятьсот долларов за однофунтовую банку! Пятьсот долларов! Это же дороже золота, понимаешь ты это?

Она не имела ни малейшего представления, о чем он говорит.

– Я докажу это, – сказал он и, выскакивая из кресла и бросаясь к книжным полкам, где хранилась его литература о пчелах. На самой верхней полке были аккуратно сложены номера «Американского журнала о пчелах», рядом лежали экземпляры «Британского журнала о пчелах и пчеловодстве», а также другие наименования. Он взял последний номер американского журнала и нашел страницу с маленьким рекламным объявлением.

– Вот, – сказал он. – Как я тебе и говорил. «Мы продаем маточное молочко – оптовая цена 480 долларов за однофунтовую банку».

Он протянул жене журнал, чтобы та сама прочла объявление.

– Сейчас-то ты веришь мне? Такой магазин действительно существует в Нью-Йорке, Мейбл. Об этом так и говорится.

– Но здесь ничего не говорится о том, что ты можешь добавлять его в молоко практически новорожденного младенца. Я не понимаю, Альберт, что такое нашло на тебя, просто не понимаю.

– Но ведь оно помогло ей, не так ли?

– Сейчас я уже в этом не уверена.

– Мейбл, только не веди себя так глупо. Все-то ты прекрасно знаешь.

– Почему же другие люди не дают его своим младенцам?

– Еще раз повторяю, – сказал он. – Оно слишком дорого. Практически никто на свете не может позволить себе покупать маточное молочко для еды – разве что один-два мультимиллионера. Его покупают лишь крупные компании, производящие косметические кремы для лица и тому подобное. Они используют его как приманку. Добавляют малую капельку молочка к большой банке крема и потом продают по баснословным ценам. Говорят, это разгоняет морщины.

– В самом деле?

– Ну откуда, Мейбл, я могу это знать? В любом случае, – проговорил он, возвращаясь к креслу, – речь идет не об этом. Речь о другом. Буквально за несколько последних часов оно принесло нашему ребенку такую пользу, что по-моему мы и впредь должны давать ему его. Мейбл, пожалуйста, не перебивай, дай мне закончить. Сейчас у меня двести сорок ульев, и если я хотя бы сто из них пущу на производство маточного молочка, то тем самым наверняка удовлетворим потребности нашей дочки.

– Альберт Тейлор, – проговорила женщина, устремляя на мужа взгляд широко раскрытых глаз, – ты что, с ума сошел?

– Но ты только послушай меня, прошу, послушай.

– Я запрещаю тебе это, – сказала жена, – раз и навсегда. Ты больше не даешь моему ребенку ни единой капли этого мерзкого молочка, ты меня понял?

– Но, Мейбл…

– Помимо всего прочего, в прошлом году мы собрали как никогда мало меда, так что если ты немедленно не прекратишь свои дурацкие эксперименты с ульями, я даже сама не знаю, что может произойти.

– Мейбл, с моими ульями полный порядок.

– Но тебе прекрасно известно, что в прошлом году мы сняли только половину обычного урожая.

– Пожалуйста, окажи мне услугу, – проговорил он. – Позволь объяснить тебе, какие чудеса способно проделывать это вещество.

– Но ты до сих пор даже толком не сказал мне, вообще что это такое.

– Хорошо, Мейбл, я сделаю и это. Но ты станешь меня слушать? Дашь мне возможность объяснить тебе кое-что?

Она вздохнула и снова взяла в руки вязанье.

«Я полагаю, Альберт, ты давно уже мог мне все рассказать. Ну, давай, говори».

Он немного помедлил, не зная, с чего и начать. Не так уж просто объяснить подобные вещи человеку, детально не знакомому с пчеловодством.

– Ты ведь знаешь, не так ли, – писал он, – что в каждой колонии имеется одна-единственная пчеломатка?

– Да.

– И что эта самая пчеломатка занимается кладкой всех яиц?

– Да, дорогой. Это даже я знаю.

– Хорошо. Итак, матка откладывает яйца двух видов. Этого ты, видимо, не знала, но это действительно так. Мы называем это одним из чудес улья. Из одного сорта яиц вылупляются трутни, из другого – рабочие пчелы. Если это не чудо, то я вообще не знаю, какие бывают чудеса.

– Да, Альберт, конечно.

– Трутни – это мужские особи. Нас они сейчас не интересуют. Рабочие же пчелы – особи женские; матка, естественно, также принадлежит к их числу. Однако рабочие пчелы являются, если так можно выразиться, бесполыми женскими особями. Их половые органы совершенно неразвиты, тогда как матка, напротив, неимоверно плодовита. За один-единственный день она может отложить столько яиц, сколько весит ее тело.

Он чуть замешкался, собираясь с мыслями.

– Итак, происходит следующее. Матка ползает по сотам и откладывает яйца в то, что мы называем ячеей. Ну, ты видела эти маленькие отверстия в сотах? Так вот, гнездовые соты – это почти тоже самое, с той лишь разницей, что меда в них нет – одни яйца. Матка откладывает по одному яйцу в каждую ячею, и за три дня каждое яйцо превращается в крохотную личинку. Мы называем ее черва.

Теперь, как только появляется эта самая черва или личинка, пчелы-кормилицы – это молодые рабочие пчелы – собираются кругом и как сумасшедшие начинают ее кормить. И ты знаешь, чем они ее кормят?

– Маточным молочком, – терпеливо сказала Мейбл.

– Правильно! – воскликнул он. – Именно им-то они их и кормят. Вещество это вырабатывается специальной железой, расположенной у них в голове, и именно его они закачивают в ячейки в качестве продукта питания личинок. А что происходит потом?

Он сделал драматическую паузу, глядя на нее своими помаргивающими, маленькими, серовато-водянистыми глазками. Затем он неторопливо повернулся в кресле и достал журнал, тот самый, что читал накануне вечером.

– Хочешь знать, что происходит потом? – спросил он, облизывая губы.

– Жду не дождусь.

– «Маточное молочко, – прочитал он вслух, – является веществом с необыкновенно питательными свойствами, ибо на одной лишь подобной диете личинка рабочей пчелы всего лишь за пять дней увеличивается в весе до полутора тысяч раз!»

– Сколько?

– Полторы тысячи раз, Мейбл. Представляешь себе, что это значит применительно к человеку? Так вот, – он понизил голос и подался вперед, вперив в нее взгляд своих маленьких бледных глаз, – это означает, что за пять дней ребенок с начальным весом в семь с половиной фунтов достигает веса в пять тонн!

Мисс Тейлор во второй раз прекратила свое вязание.

– Но, Мейбл, не надо воспринимать все это так буквально.

– Это почему же?

– Ну, просто так принято выражаться в научных кругах.

– Очень хорошо, Альберт, продолжай.

– Но это лишь половина моего рассказа, – сказал он. – Самое интересное впереди. Я еще не рассказал тебе про поистине поразительное свойство маточного молочка. Сейчас я тебе объясню, каким образом оно может превратить бесцветную и некрасивую маленькую рабочую пчелу, практически лишенную половых органов, в прекрасную, большую и способную к размножению пчеломатку.

– Ты хочешь сказать, что наш ребенок бесцветен и некрасив? – резко спросила она.

– Мейбл, пожалуйста, не надо говорить за меня. Ты только послушай. Известно ли тебе, что и пчеломатка, и рабочая пчела, несмотря на их абсолютную непохожесть во взрослом возрасте, вылупляются из одного и того же вида яиц?

– Я не могу в это поверить, – сказала жена.

– Мейбл, это так же верно, как и то, что я сейчас сижу перед тобой, честное слово. И всякий раз, когда пчелам надо, чтобы из яйца вылупилась пчеломатка, они вполне могут это сделать.

– Каким образом?

– О, – проговорил он, покачивая пальцем в ее направлении. – Именно к этому я и веду. В этом-то весь секрет. Итак, Мейбл, как ты считаешь, благодаря чему становится возможным подобное чудо?

– Благодаря маточному молочку, – ответила женщина. – Ты мне уже говорил.

– Вот именно, маточному молочку! – воскликнул он, хлопая в ладоши и подпрыгивая в кресле. Сейчас его большое круглое лицо сияло от возбуждения, а на верхней части щек проступили ярко-красные пятна.

– Вот как все это происходит. Я постараюсь изложить все это тебе с максимальной простотой. Пчелам требуется новая матка. Тогда они строят особенно большую ячею, мы ее называем маточной ячеей, и делают так, чтобы старая матка отложила туда одно из своих яиц. Остальные тысячу девятьсот девяносто девять яиц она откладывает в обычные рабочие ячеи. Далее. Как только из этих яиц вылупляются личинки, пчелы-кормилицы начинают суетиться и подносить туда маточное молочко. Его получают все – как рабочие пчелы, так и матка. Но здесь, Мейбл, есть одно крайне важное обстоятельство, поэтому слушай внимательно. В этом и заключается вся разница. Червы рабочих пчел получают это особое чудесное питание лишь в течение первых трех дней своей жизни в стадии личинки. Затем их диета полностью меняется. Их, в сущности, отлучают от этой пищи, хотя этот процесс весьма специфичен, поскольку происходит резко, внезапно. По истечении трех дней их сажают на более или менее регулярную пчелиную диету – смесь меда и цветочной пыльцы – и примерно две недели спустя они покидают улей уже как взрослые рабочие пчелы.

Совершенно иначе обстоят дела с маточной ячеей! В нее маточное молочко поступает на протяжении всей стадии личиночного развития. Пчелы-кормильцы попросту закачивают его в ячею, в результате чего маленькая черва буквально плавает в нем. И именно благодаря этому она превращается в пчеломатку!

– Ты не можешь этого доказать, – сказала жена.

– Мейбл, пожалуйста, не говори глупости. Тысяча людей многократно уже доказали это, известные ученые едва ли не всех стран мира подтвердили данный факт. Все, что требуется проделать, это извлечь черву из рабочей ячеи, поместить ее в маточную ячею – мы называем это прививкой – и, если пчелы-кормилицы в достаточной степени снабжают ее маточным молочком, мы получаем– гоп-ля! – ее превращение в пчеломатку! Но все это выглядит еще более поразительным потому, что между взрослыми рабочими пчелами и пчеломаткой существуют громадные, невероятные различия. У них совершенно разная конфигурация брюшка, разное жало, разные ноги, разн…

– А что с ногами? – спросила она, явно проверяя его.

– С ногами? Ну, у рабочих пчел на ножках имеются маленькие «корзиночки», в которых они переносят пыльцу. У матки таких «корзиночек» нет. Но это не все. У пчеломатки имеются вполне развитые половые органы, которые отсутствуют у рабочих пчел. Но самое поразительное из всего этого, Мейбл, это то, что пчеломатка в среднем живет от четырех до шести лет, а жизнь рабочей пчелы не насчитывает даже такого числа месяцев. И все эти различия имеют место лишь потому, что кто-то получал маточное молочко, а кто-то нет!

– Трудновато поверить, – заметила женщина, – что все это происходит исключительно из-за разницы в питании.

– Ну конечно же – трудно в это поверить. Это еще одно из чудес улья. По сути дела, это самое значительное и яркое из этих чудес. Масштабы этого чуда столь грандиозны, что оно на многие сотни лет сбивало с толку величайшие научные умы. Подожди минутку, побудь здесь, никуда не уходи.

Он снова вскочил с кресла и бросился к книжным полкам, где начал копаться среди лежащих на них книг и журналов.

– Я хочу показать тебе несколько подобных статей. Вот, нашел. Это одна из них. Послушай, – он начал читать вслух статью из «Американского журнала о пчелах»:

«Проживая в Торонто и возглавляя прекрасную исследовательскую лабораторию, предоставленную ему канадским народом в знак признания его поистине грандиозных заслуг перед человечеством благодаря открытию инсулина, доктор Фредерик Бантинг заинтересовался проблемой маточного молочка. Он поручил своим сотрудникам провести всесторонний фракционный анализ…»

Он сделал паузу.

– Ну, все это читать незачем, однако что из этого вышло? Доктор Бантинг и его сотрудники взяли пробу маточного молочка из маточных ячей, в которых находились двухдневные личинки, и подвергли его анализу. И как ты считаешь, что они обнаружили?

– Они обнаружили, – продолжал он, – что маточное молочко содержит фенолы, стеролы, глицерины, декстрозу и – вот это место – и от восьмидесяти до восьмидесяти пяти процентов неидентифицированных кислот!

Он стоял с журналом в руках рядом с книжной полкой, на его губах гуляла забавная полуулыбка торжества; жена с изумлением смотрела на него.

Он не был высоким мужчиной; его толстое, пухлое, мясистое тело крепилось невысоко над землей на коротких и к тому же кривоватых ножках. Голова была громадной и круглой, покрытой жесткими, коротко остриженными волосами, а значительную часть лица – он совсем перестал бриться – покрывал коричневато-желтый пушок примерно в дюйм толщиной. Едва ли можно было отрицать тот факт, что вид у него, с какой стороны ни посмотреть, был довольно нелепый.

– От восьмидесяти до восьмидесяти пяти процентов, – повторил он, – неидентифицированных кислот, фантастика! – Он повернулся к полкам и стал снова копаться в стопках журналов.

– Что это значит – неидентифицированные кислоты?

– В этом-то все и дело! Этого никто не знает! Даже Бантингу не удалось это выяснить. Ты слышала о Бантинге?

– Нет.

– Пожалуй, сейчас он является самым известным из живущих на свете докторов, вот и все.

Глядя сейчас на него, снующего перед книжными полками, на его жесткие волосы, волосатое лицо и толстое, пухлое тело, она не могла избавиться от мысли, что каким-то странным образом этот человек напоминает ей пчелу. Ей часто приходилось видеть женщин, походивших на лошадей, на которых они ездили, и она замечала, что люди, разводившие птиц, бультерьеров или болонок нередко имели в своей внешности пусть небольшое, но разительное сходство со своими питомцами. Однако до настоящего момента ей как-то не приходила в голову мысль о том, что ее муж может походить на пчелу. Это даже немного потрясло ее.

– А Бантинг не пытался принимать внутрь это вещество? Ну, маточное молочко? – спросила женщина.

– Знаешь что? – проговорила она, продолжая смотреть на него с легкой улыбкой. – Ты и сам чуточку похож на пчелу, ты этого не замечал?

Он повернулся и посмотрел на жену.

– Наверное, это в основном из-за бороды, – сказала жена. – Мне бы хотелось, чтобы ты ее сбрил. У нее даже цвет какой-то пчелиный, ты не находишь?

– Что за чертову ерунду ты несешь, Мейбл?

– Альберт, следи за своей речью.

– Ты будешь слушать дальше или нет?

– Да, дорогой, извини меня. Я просто пошутила. Продолжай.

Он снова повернулся, вытянул с полки еще один журнал и принялся листать страницы.

«А теперь, Мейбл, послушай вот это. В 1939 году Хейл проводил эксперименты с трехнедельными крысами, вводя им различные количества маточного молочка. В итоге ему удалось обнаружить преждевременное фолликулярное развитие яичников, степень выраженности которого находилась в прямой зависимости от количества введенного вещества».

– Вот! – воскликнула женщина. – Я знала это!

– Что ты знала?

– Знала, что произойдет нечто ужасное.

– Ерунда. В этом нет ничего необычного. А вот, Мейбл, еще: «Стилл и Бердетт обнаружили, что мужские особи крыс, которые до этого оказывались неспособными к размножению, после ежедневных мельчайших инъекций маточного молочка в дальнейшем неоднократно давали потомство».

– Альберт, – воскликнула женщина, – но это слишком сильное вещество, чтобы давать его младенцу! Не нравится мне все это.

– Чепуха, Мейбл.

– Но тогда скажи мне, почему они опробовали его только на крысах? Почему никто из этих выдающихся ученых сам не попробовал принять его внутрь? Просто они слишком умные, вот и все. Ты что, действительно думаешь, что доктор Бантинг стал бы 28 рисковать своими драгоценными половыми органами? Только не он.

– Но они давали его людям, Мейбл. Вот статья, целиком посвященная этому. Послушай. – Он перевернул страницу журнала. – «В 1953 году в Мехико группа известных физиологов стала использовать мельчайшие дозы маточного молочка при лечении таких болезней как церебральный неврит, артрит, диабет, табачная интоксикация, импотенция, астма, круп и подагра. Имеется масса официальных свидетельств. Известный биржевой маклер из Мехико заболел крайне трудноизлечимой формой псориаза. Это пагубно отразилось на его внешности, клиентура перестала иметь с ним дело, он терпел убытки в своем бизнесе. В отчаянии он обратился к маточному молочку – по одной капельке к каждому приему пищи – и о чудо! – уже через две недели он полностью выздоровел. Официант из кафе „Иена“ из того же Мехико сообщил, что его отец, принимавший это чудесное вещество в минимальных дозах в капсулах, в девяностолетием возрасте зачал вполне здорового ребенка. Импрессарио бычьих боев из Акапулько, обнаруживший, что ему достался довольно-таки вялый, сонного вида бык, ввел ему один грамм маточного молочка (избыточно большая доза) перед самым выходом на арену. В результате этого животное стало вести себя столь энергично и агрессивно, что быстро расправилось с двумя пикадорами, тремя лошадьми, матадором, а под конец…»

– Послушай! – сказала миссис Тейлор, прерывая мужа. – Кажется, наше дитя плачет.

Альберт оторвал взгляд от журнала. Да, несомненно, из спальни наверху доносились громкие крики.

– Проголодалась, наверное, – предположил он.

Жена посмотрела на часы.

«Боже праведный! – воскликнула она, вскакивая на ноги. – Чуть не прозевали очередное кормление! Альберт, быстренько приготовь смесь, а я пока пойду принесу ее! Только поспеши! Не хочу, чтобы она ждала».

Уже через полминуты миссис Тейлор вернулась обратно, неся на руках кричащего младенца. Сейчас она снова волновалась, поскольку не успела еще привыкнуть к этому ужасному, непрекращающемуся крику, который издает проголодавшееся дитя. «Альберт, быстрее! – позвала она, усаживаясь на кресло и укладывая младенца себе на колени. – Пожалуйста, быстрее!»

Из кухни появился Альберт и протянул ей бутылочку с теплым молоком.

«Все в порядке, – сказал он, – можешь не проверять температуру».

Она чуть приподняла головку ребенка, после чего поднесла резиновую соску бутылочки к широко распахнутому, горланящему рту. Ребенок ухватил соску и принялся сосать. Вопли прекратились. Миссис Тейлор чуть расслабилась.

– О, Альберт, ты только посмотри, какая она прелестная, правда ведь?

– Она восхитительна, Мейбл – и все благодаря маточному молочку.

– Послушай, дорогой, мне бы не хотелось ни слова больше слышать об этом отвратительном веществе. Оно меня до смерти пугает.

– Ты совершаешь большую ошибку, – сказал он.

– Ну, посмотри еще.

Младенец продолжал сосать.

– Альберт, мне кажется, что она опять выпьет целую бутылку.

– Уверен, что так оно и будет.

Спустя несколько минут от молока ничего не осталось.

– Ну какая же ты чудесная девочка! – воскликнула миссис Тейлор, начиная осторожно извлекать соску изо рта ребенка. Тот почувствовал, что она собирается делать, и засосал еще стремительнее, стремясь удержать соску. Женщина сделала небольшой короткий рывок и – хлоп, – соска выскочила.

– Уааа! Уааа! Уааа! – снова раздались вопли младенца.

– Вот ведь чертенок какой, – проговорила миссис Тейлор, чуть подкидывая ребенка себе на плечо и несильно шлепая его по попке.

Тот дважды быстро отрыгнул.

– Ну вот, моя хорошая, теперь все будет в порядке.

На несколько секунд крики смолкли, но потом начались снова.

– Пусть еще срыгнет, – сказал Альберт. – Она слишком много попила.

Жена снова подняла девочку на плечо, потерла ей спинку, затем уложила ребенка на живот к себе на колени, наконец усадила. Однако девочка больше не срыгивала, тогда как вопли ее становились с каждой минутой все громче и настойчивее.

– Хорошо для ее легких, – проговорил Альберт с улыбкой. – Именно так они упражняют свои легкие, Мейбл. Ты знала об этом?

– Ну, ну, ну, – приговаривала женщина, покрывая поцелуями лицо девочки. – Ну, ну, ну.

Они прождали еще минут пять, однако крики ни на миг не прекратились.

– Смени ей подгузник, – сказал Альберт. – Мокрый, наверное, вот и все. – Он принес с кухни свежие пеленки, и миссис Тейлор сменила прежние.

Это не произвело на младенца никакого впечатления.

– Уааа! Уааа! Уааа! – орало дитя.

– Мейбл, может, ей булавкой где-нибудь колет? Ты проверила?

– Ну конечно же проверила, – ответила жена, для верности ощупывая пеленку пальцами.

Родители с нервозными улыбками на лицах сидели в креслах друг против друга и глядели на лежащего на коленях матери младенца, дожидаясь, когда же он наконец утомится кричать.

– А знаешь что? – наконец спросил Альберт.

– Что?

– Готов поспорить, что она хочет есть. Клянусь, ей хочется еще раз приложиться к этой бутылочке. Может, сходить и принести еще?

– Альберт, я думаю, не надо этого делать.

– Но это же поможет, – сказал он поднимаясь с кресла. – Пойду подогрею второю порцию.

Он прошел на кухню и отсутствовал несколько минут. Когда он вернулся, в руках у него была наполненная до краев бутылочка с молоком.

– Я приготовил двойную дозу, – объявил он. – Восемь унций – так, на всякий случай.

– Альберт! Ты с ума сошел! Тебе что, неизвестно, что перекормить младенца так же плохо, как и недокормить?

– Мейбл, но тебе же не обязательно давать ей все это. Можешь остановиться, когда захочешь. Ну, давай, – сказал он, становясь рядом. – Дай ей попить.

Миссис Тейлор стала пощекотывать соском верхнюю губку младенца. Крохотный ротик мгновенно, как ловушка, захлопнулся вокруг резинового соска, и в комнате воцарилась тишина. Все тело ребенка расслабилось, едва он начал сосать, и по его лицу разлилось выражение безмерного блаженства.

– Ну вот видишь, Мейбл! Что я тебе говорил?

Женщина ничего не ответила.

– Она просто изголодалась, вот и все. Посмотри только, как она сосет.

Миссис Тейлор поглядывала на уровень молока в бутылочке. Он быстро понижался, и совсем скоро три или четыре унции из восьми бесследно исчезли.

– Ну вот, – сказала она, – Хватит.

– Но, Мейбл, ты не можешь сейчас отнять ее.

– Да, дорогой, я должна.

– Да брось ты. Пусть выпьет все до конца, а ты не волнуйся.

– Но, Альберт…

– Она вся изголодалась, ты разве не видишь? Ну, давай, моя красавица. Прикончи эту бутылочку.

– Не нравится мне все это, Альберт, – промолвила жена, но бутылочку все же отнимать не стала.

– Мейбл, она просто наверстывает упущенное в прошлые разы, вот и все.

Пять минут спустя бутылочка опустела полностью. Миссис Тейлор медленно извлекла соску, и на сей раз ребенок не выказал никакого протеста, не издал ни звука. Он мирно возлежал на коленях матери, глазенки блестели от удовлетворения, рот был полуоткрыт, губы перепачкались молоком.

– Двенадцать полных унций, Мейбл! – сказал Альберт Тейлор. – В три раза больше нормы! Это просто поразительно!

Женщина внимательно смотрела на дитя. Прежнее выражение – встревоженное, со сжатыми губами, матери стало постепенно возвращаться на ее лицо.

– Что это с тобой? – спросил Альберт. – Все это встревожило тебя, да? Но нельзя же рассчитывать на то, что она войдет в норму на каких-то паршивых четырех унциях. Не смеши меня.

– Альберт, подойди-ка сюда.

– Что?

– Я сказала, подойди сюда.

Он подошел и встал рядом с ней.

– Посмотри повнимательнее и скажи, ты не замечаешь никакой разницы?

Он присмотрелся к ребенку.

«Мне кажется, Мейбл, она покрупнела, если ты это имеешь в виду. Покрупнела и потолстела».

– Возьми ее, – приказала жена. – Иди, подними ее.

Он протянул руки и поднял ребенка с материнских коленей.

«Боже мой! – воскликнул он. – Да она весит целую тонну».

– Вот именно.

– Но разве не чудесно это! – воскликнул он, просияв. – Готов биться о заклад, сейчас она уже пришла в полную норму!

– Это-то и пугает меня, Альберт. Слишком все это быстро.

– Глупости, женщина.

– А все это из-за твоего мерзкого молочка, – проговорила миссис Тейлор. – Ненавижу его.

– В маточном молочке нет ничего мерзкого, – с оттенком возмущения ответил муж.

– Альберт, не будь дураком! Ты что, считаешь, что это нормально, когда ребенок с такой скоростью набирает вес?

– На тебя никогда не угодишь! – воскликнул он. – Ты цепенеешь от страха, когда она худеет, а сейчас, когда девочка стала набирать вес, тебя охватил ужас! Что с тобой, Мейбл?

Женщина с ребенком на руках встала с кресла и направилась в сторону двери.

«Единственное, что я могу сказать, – промолвила она, – это то, что мне повезло, что я нахожусь здесь и могу проследить, чтобы ты больше не давал ей этого, вот и все». Она вышла, и через открытую дверь Альберту было видно, как она пересекла холл, подошла к нижней ступеньке лестницы и стала подниматься. На третьей или четвертой ступеньке она внезапно остановилась и так простояла несколько секунд, словно что-то припоминая. Затем она повернулась, довольно быстро спустилась и снова вошла в комнату.

– Альберт, – сказала она.

– Да?

– Я полагаю, в той последней бутылочке, что мы дали ей только что, не было ни капли твоего маточкина молочка?

– Не понимаю, с чего бы тебе так полагать, Мейбл.

– Альберт!

– Что случилось? – спросил он мягким, невинным тоном.

– Как ты посмел! – прокричала женщина.

На крупном бородатом лице Альберта Тейлора появилось страдальческое и озадаченное выражение.

«Я полагаю, тебе бы надо радоваться, что она получила новую большую дозу этого вещества. Лично я радуюсь этому. А это действительно большая доза, Мейбл, поверь мне».