Текст книги "Агнец на заклание"

Автор книги: Роальд Даль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Руальд Даль
Агнец на заклание

Теплая, чистая комната, шторы задернуты, лампа у стола зажжена, одна рядом с ней, другая – у пустого стула напротив. Позади нее, на буфете два высоких бокала, содовая, виски. В ведерке-термосе – кубики свежего льда.

Мэри Мэлони дожидалась возвращения мужа с работы.

Она то и дело поглядывала на часы, но без всякой тревоги, просто ради удовольствия, которое доставляла ей мысль, что каждая проходящая минута приближала момент его возвращения. Ее облик, все, что она делала, пронизывала улыбка и медлительность. В повороте склоненной над шитьем головы чувствовался необычайный покой. Ее кожа – она была на шестом месяце беременности – приобрела великолепный, матовый блеск, рот был нежен, а глаза, с их новым, безмятежным выражением, казались больше и темнее, чем прежде.

Когда часы показали без десяти пять, она начала прислушиваться и несколько минут спустя, с безупречной, как всегда, точностью подъехала машина – она услышала шелест шин по гравию, стук дверцы машины, шаги под окном, поворот ключа в замке. Отложив в сторону шитье, она встала и пошла навстречу ему, чтобы поцеловать, когда он войдет.

– Хэлло, дорогой, – сказала она.

– Хэлло, – ответил он.

Она взяла его шинель и повесила в шкаф. Потом прошла в комнату и наполнила бокалы, ему покрепче, себе послабее; немного погодя, она вновь сидела в кресле со своим шитьем, а он в другом, напротив нее, и, сжимая высокий бокал обеими руками, встряхивая его так, что кубики льда звенели, ударяясь о стенки бокала.

Для нее это неизменно было блаженное время дня. Она знала, что покуда он не выпьет свой первый бокал, он не словоохотлив, она же со своей стороны любила посидеть в молчании, наслаждаясь его обществом после долгих часов одиночества. Ей нравилось то удовольствие, которое доставляло ей присутствие этого человека, нравилось ощущать – подобно тому, как, загорая, ощущаешь солнце, – то мужское тепло, которое струилось к ней от него, когда они были вдвоем одни. Она любила его за то, как он сидит, развалясь в кресле, как входит в дверь или медленно ходит по комнате большими шагами. Любила сосредоточенно отсутствующее выражение его глаз, когда они останавливались на ней, смешной изгиб губ и особенно то, что он не говорил о своей усталости, а неподвижно сидел, погрузившись в себя, и ждал пока виски немного не снимет утомления.

– Устал, дорогой?

– Да, – сказал он. – Устал.

И, говоря это, он сделал нечто необычное. Он поднял бокал и залпом осушил его до дна, хотя там было полбокала, во всяком случае не менее полбокала. Она собственно и не смотрела, но знала, что он сделал, так как слышала стук льда о дно пустого бокала, когда он опустил руку. Он подождал немного, подавшись в кресле вперед, потом встал и не спеша пошел за следующим бокалом.

– Я принесу, – воскликнула она, вскакивая.

– Сядь, – сказал он.

Когда он вернулся на место, она заметила, что на этот раз от количества влитого виски напиток был темноянтарного цвета.

– Принести тебе тапочки, дорогой?

– Нет.

Она смотрела, как он начал понемногу потягивать темножелтую жидкость и видела завихрения маслянистых струек – такая она была крепкая.

– Я считаю, что это возмутительно – сказала она, – что заставляют полицейских такого высокого ранга, как твой, ходить весь день на ногах.

Он не ответил, так что она вновь, склонив голову, принялась за шитье, но всякий раз, как он подносил бокал к губам, она слышала стук льда о его стенки.

– Дорогой, сказала она. – Хочешь я принесу тебе сыру? Я ничего не приготовила на ужин, потому что сегодня четверг.

– Нет, – сказал он.

– Если ты слишком устал для того, чтоб идти ужинать, еще не поздно. Холодильник забит мясом и прочими продуктами и ты можешь поужинать прямо здесь, не вставая с этого кресла.

Ее глаза задержались на нем, дожидаясь ответа, улыбки, легкого кивка, но он не сделал ни малейшего движения.

– Во всяком случае, – продолжала она, – пойду принесу тебе для начала сыру и крекеров.

– Мне не хочется, – сказал он.

Она неловко поерзала на кресле. все еще не отрывая больших глаз от его лица. – Но ты должен поужинать. Я легко могу сготовить и дома. Мне бы хотелось сготовить что-нибудь. Можем сделать бараньи котлеты. Или свинину. Что тебе хочется. В холодильнике есть все.

– Хватит об этом, – сказал он.

– Но, дорогой, ты должен есть! Во всяком случае я приготовлю, а там уж ты как захочешь.

Она встала и положила шитье на стол у лампы.

– Сядь, – сказал он. – Сядь хоть на минуту.

Только тут она испугалась.

– Ну давай, – сказал он. – Садись же.

Она медленно опустилась в кресло, ни на миг не сводя с него больших, недоумевающих глаз. Он выпил и второй бокал и хмуро уставился в него.

– Послушай, – сказал он. – Я должен кое-что тебе сказать.

– О чем, дорогой? В чем дело?

Он застыл в полной неподвижности, понурив голову так, что свет от горевшей рядом с ним лампы падал лишь на верхнюю часть его лица, оставляя рот и подбородок в тени. Она заметила, что у уголка его левого глаза дергается крошечная мышца.

– Боюсь, это будет для тебя некоторым шоком, – сказал он. – Но я много об этом думал и решил, что единственное, что я могу сделать, это сказать тебе сразу. Надеюсь, ты не станешь слишком сурово судить меня.

И он рассказал ей. Это отняло немного времени, самое большее – четыре-пять минут, она выслушала все это абсолютно безмолвно, глядя на неги в каком-то ошеломлении и ужасе, по мере того, как он с каждой фразой уходил от нее все дальше и дальше.

– Так что, вот так, – добавил он. – Я знаю, что сейчас неподходящее время, чтобы говорить тебе об этом, но другого выхода просто не оставалось. Конечно, я буду давать тебе деньги и позабочусь, чтобы за тобой присматривали. Но, право, не надо устраивать скандала. Во всяком случае надеюсь. Это может порядком повредить мне на работе.

Ее первым импульсом было не верить ничему, отмахнуться. Ей даже пришло в голову, что, может, он и не говорил вовсе, что это она сама все это вообразила. Быть может, если заняться своим делом и держаться так, как будто она ничего не слышала, потом, когда она как бы очнется, она быть может, увидит, что ничего этого не случилось.

– Я соберу ужин, – выдавила она шепотом, и на этот раз он ее не останавливал.

Проходя через комнату, она не чувствовала, как ноги касаются пола. Она вообще ничего не чувствовала, кроме легкой тошноты и позыва на рвоту. Она делала все механически – вниз по ступенькам в погреб, выключатель, морозильный шкаф, рука достает из морозилки первый предмет, на который она наткнулась. Мэри извлекла его оттуда и рассмотрела. Он был обернут в бумагу, так что она развернула бумагу и вновь посмотрела на него.

Баранья нога.

Хорошо, значит у них на ужин будет баранья нога. Она понесла ее наверх, сжимая в обеих руках тонкий ее конец; проходя через гостиную, она увидела, что он стоит у окна, спиной к ней, и остановилась.

– Ради бога, – произнес он, услышав ее, но не обернувшись. – Не надо для меня ничего готовить. Я пойду.

В этот момент Мэри Мэлони просто подошла к нему сзади, не помедлив, размахнулась, высоко подняв огромную замороженную баранью ногу, и изо всех сил ударила его по затылку.

С таким же успехом она могла бы хватить его стальной дубинкой.

Она отступила на шаг назад, выжидая, а он, как ни странно, продолжал стоять еще не меньше четырех-пяти секунд, мягко покачиваясь из сторону в сторону. Потом рухнул на ковер.

Сила удара, шум, грохот перевернувшегося столика вывел ее из состояния шока. Она медленно приходила в себя, чувствуя холод и удивление, и какое-то время простояла, глядя на тело и не веря своим глазам, все еще крепко сжимая в руках нелепый кусок мяса.

Хорошо, сказала она себе. Значит, я его убила.

Она отнесла мясо в кухню, положила на противень, включила на полную мощность плиту и сунула его в духовку. Потом вымыла руки и взбежала наверх в спальню. Сев перед зеркалом, привела в порядок лицо, подкрасила губы, лицо. Попробовала улыбнуться. Получилось довольно странно. Она попробовала еще раз.

– Хэлло, Сэм, – сказала она громко и весело.

Голос тоже звучал странно.

– Пожалуйста, Сэм, я хотела бы взять картошки. Да, и еще, пожалуй, банку горошка.

Это получилось получше. И улыбка, и голос вышли теперь лучше. Она повторила это еще несколько раз. Потом сбежала вниз, надела пальто, вышла через заднюю дверь и, пройдя через сад, очутилась на улице.

Еще не было шести, и в продуктовой лавке все еще горел свет.

– Хэлло, Сэм, – сказала она весело, улыбнувшись человеку за прилавком.

– Ах, добрый вечер, миссис Мэлони. Как вы?

– Пожалуйста, Сэм, я хотела бы взять картошки. Да, и еще пожалуй, банку горошка.

Человек обернулся и протянул руку вверх, чтобы взять с полки горошек.

– Патрик решил, что он сегодня устал и не желает никуда идти ужинать, – сказала она ему. – Знаете, по четвергам мы всегда куда-нибудь идем, а теперь вот он меня подловил – в доме нет никаких овощей.

– А как насчет мяса, миссис Мэлони?

Нет, мясо-то у меня есть, спасибо. Чудесная баранья нога, в морозилке.

– О.

– Я не особенно люблю готовить из мороженого мяса, но на этот раз решила рискнуть. Как думаете, хорошо получится?

– Лично я, – сказал хозяин лавки, – считаю, что разницы никакой. Как вы насчет этой крупной картошки?

– О да, прекрасно. Пару таких.

– Что-нибудь еще? – Хозяин склонил голову набок, внимательно и учтиво глядя на нее. – А что потом? Что вы дадите ему после этого?

– Ну, а что бы вы посоветовали, Сэм?

Хозяин обвел лавку взглядом.

– Как насчет хорошего куска творожного пудинга. Я знаю, он его любит.

– Превосходно, – сказала она. – Он его любит.

Когда все было завернуто и она расплатилась, она улыбнулась самой ослепительной своей улыбкой и сказала:

– Благодарю, Сэм. Доброй ночи.

– Доброй ночи, миссис Мэлони. И благодарю вас.

А теперь, сказала она себе, поспешно пускаясь в обратный путь, единственное, что она делает, это возвращается домой, к мужу, который дожидается своего ужина; она должна приготовить его хорошо, постараться, чтоб вышло как можно вкуснее, потому что бедняга устал; если, когда она войдет в дом, обнаружится что-то необычное, или трагическое, или ужасное, тогда, естественно, это будет шок, и она обезумеет от горя и ужаса. Заметьте, она не ожидала ничего обнаружить. Она просто возвращалась домой, несла овощи. Миссис Патрик Мэлони шла домой и несла овощи вечером в четверг, чтобы сготовить ужин мужу.

Вот так, говорила она себе. Делай все естественно и правильно. Пусть все идет совершенно естественно, и тогда совсем не понадобится ничего разыгрывать.

Поэтому, когда она вошла в кухню через заднюю дверь, она напевала про себя какую-то песенку и улыбалась.

– Патрик! – позвала она. – Как ты там, дорогой?

Она положила пакет на стол и прошла в гостиную, и когда увидела, как он лежит на полу, с согнутыми ногами и как бы вывернутой рукой, придавленной всем телом, это был действительно шок. Вся прежняя любовь и тяга к нему нахлынула на нее, она бросилась к нему, опустилась на колени и горько зарыдала. Это было легко. Никакой игры не понадобилось.

Через несколько минут она встала и направилась к телефону. Она знала номер полицейского участка и, когда ей ответили с другого конца, прокричала:

– Скорее! Приезжайте скорее! Патрик умер!

– Кто говорит?

– Миссис Мэлони. Миссис Патрик Мэлони.

– Вы хотите сказать, что умер Патрик Мэлони?

– Мне кажется, – прорыдала она. Он лежит на полу, и мне кажется, что он умер.

– Будем немедленно, – ответил тот.

Машина прибыла очень скоро; когда Мэри отворила парадную дверь, вошли двое полицейских. Она знала обоих – она всех почти знала на этом участке – и с истерическим плачем упала на руки Джека Нунена. Он бережно усадил ее в кресло, потом пошел к другому полицейскому, его звали О’Мэлли, стоявшему на коленях рядом с телом.

– Умер? – воскликнула она.

– Боюсь, да. Что случилось?

Она вкратце рассказала историю о том, как она ходила в лавку, а, возвратившись, нашла его распростертым на полу. Пока она говорила, перемежая рассказ слезами, Нунен обнаружил на голове умершего сгусток запекшейся крови. Он показал его О’Мэлли, который тотчас же встал и направился к телефону.

Вскоре начали прибывать и остальные. Сначала врач, затем два детектива, одного из которых она знала по имени. Потом прибыл полицейский фотограф и сделал снимки, и человек, занимавшийся отпечатками пальцев. Они долго шептались и вполголоса переговаривались над трупом, и детективы без конца задавали ей всякие вопросы. Но они неизменно обходились с ней заботливо. Она опять рассказала свою историю, на этот раз с самого начала, когда Патрик вернулся домой и она шила, а он был усталый, такой усталый, что не захотел никуда идти ужинать. Рассказала, как она поставила мясо в духовку – «оно сейчас там, жарится», – и как выскочила в лавку, купить овощей, а вернувшись, нашла его на полу.

– В какую лавку? – спросил один из детективов.

Она назвала, и он обернулся и что-то шепнул другому детективу, который тотчас же вышел на улицу.

Через пятнадцать минут он вернулся с листком, испещренным пометками, они снова пошептались: сквозь рыданья до нее долетели обрывки произнесенных шепотом фраз: «… держалась абсолютно нормально. очень веселая. хотела угостить его хорошим ужином. горошек. творожный пудинг. невозможно, чтобы она.»

Какое-то время спустя фотограф и доктор удалились, пришли еще двое и на носилках унесли тело. Потом ушел специалист по отпечаткам пальцев. Остались два детектива, а также два полицейских. По отношению к ней они проявляли исключительную заботу, и Джек Нунен спросил, не хочет ли она пойти куда-нибудь, к сестре, например, или к нему домой, где его жена позаботится о ней и устроит на ночь.

Нет, сказала она. Ей кажется, что в данный момент она не смогла бы сделать ни шагу. Не будут они очень возражать, если она просто посидит тут, пока ей не станет лучше. Сейчас она не слишком-то хорошо себя чувствует, право, не слишком.

Тогда не лучше ль ей прилечь, спросил Джек Нунен.

Нет, сказала она, ей хочется остаться на том месте, где она сидит, в этом вот кресле. Может, немного погодя, когда ей станет лучше, она сможет сдвинуться.

Так что они оставили ее там, а сами занялись делом – обыском дома. Время от времени какой-нибудь из детективов задавал ей новые вопросы. Иногда, проходя мимо, Джек Нунен говорил ей что-нибудь ласковое. Ее муж, сообщил он ей, был убит ударом в затылок, нанесенным тяжелым тупым инструментом, почти несомненно большим металлическим предметом. Они ищут оружие. Убийца мог забрать его с собой, но, с другой стороны, мог и выбросить или спрятать его где-нибудь в доме, или поблизости.

– Старая история, – сказал он. – Найди оружие, и ты нашел преступника.

Потом к ней подошел один из детективов и сел с ней рядом. Не знает ли она такого предмета в доме, которым можно было воспользоваться для этого? Не откажется ли она посмотреть, может, чего-то не хватает, скажем, большого гаечного ключа или тяжелой металлической вазы.

У них нет тяжелых металлических ваз, сказала она.

– А большого гаечного ключа?

Она не думала, чтоб у них был большой гаечный ключ. Но, вероятно, подобные есть в гараже.

Поиски продолжались. Она знала, что в саду, вокруг всего дома ведут поиски другие полицейские. Она слышала шаги по гравию, а иногда в щелку между шторами видела луч фонарика. Время было довольно позднее, она заметила, что часы на каминной полке показывали около девяти. Те четверо, что обыскивали комнаты, казалось, устали, были почти что в раздражении.

– Джек, – сказала она, когда сержант Нунен проходил мимо в следующий раз. – Вы не откажитесь дать мне чего-нибудь выпить?

– Конечно, дам. Вы имели в виду этот виски?

– Да, пожалуйста. Только капельку. Может, мне от него станет легче.

Он подал ей бокал.

– Отчего бы вам и самому не выпить? – сказала она. – Вы, должно быть, ужасно устали. Пожалуйста, прошу вас. Вы были так добры ко мне.

– Что ж, – сказал он. – Строго говоря, это запрещается, но каплю можно – для поддержания сил.

Один за другим подошли и другие, их тоже уговорили выпить самую малость. Они стояли довольно нескладно, с бокалами в руках, чувствуя себя неловко в ее присутствии, пытаясь сказать ей что-нибудь в утешение. Сержант Нунен зашел в кухню и тотчас же вышел обратно со словами:

– Послушайте, миссис Мэлони. Знаете, у вас все еще горит духовка и мясо все еще там.

– Ах, Боже мой! – воскликнула она. – Так и есть!

– Может, лучше мне ее выключить, а, как?

– Пожалуйста, Джек. Большое спасибо.

Когда сержант вернулся во второй раз, она посмотрела на него большими, темными, полными слез, глазами.

– Джек Нунен, – проговорила она.

– Да?

– Вы не сделаете мне небольшого одолжения – вы и все другие?

– Мы постараемся, миссис Мэлони.

– Хорошо, – сказала она. – Вы все собрались здесь, добрые друзья дорогого Патрика, и все помогаете поймать человека, который его убил. Время ужина давно прошло и вы, наверное, ужасно проголодались. Я знаю, Патрик, упокой господь его душу, ни за что меня не простил бы, если бы я не приняла вас в его доме с достойным гостеприимством. Почему бы вам не съесть той баранины, что стоит в духовке? Она как раз должна быть сейчас готова.

– Даже и не подумаем, – сказал сержант Нунен.

– Пожалуйста, – умоляла она. – Пожалуйста, поешьте. Лично я ни к чему не могу прикоснуться и уж подавно к тому, что находилось в доме, когда он был здесь. Но вам это не повредит. Вы окажете мне большую услугу, если ее съедите. А потом вы сможете снова вернуться к своей работе.

Четверо полицейских все еще сильно колебались, но были явно голодны и в конце концов поддались уговорам пойти на кухню и подзаправиться. Женщина по-прежнему сидела на своем месте, прислушиваясь к их разговору, долетавшему сквозь открытую дверь. Ей было слышно, как они переговариваются между собой глухими, невнятными – из-за набитого мясом рта – голосами.

– Возьми еще, Чарли?

– Нет. Лучше, если мы не все прикончим.

– Она хочет, чтоб мы прикончили. Сама так сказала. Окажем большую услугу.

– Тогда ладно. Положи мне еще.

– А чертовски здоровая, видно, была дубина, которой он трахнул нашего Патрика, – сказал один из них. – Док говорит ему размозжили весь череп, точно кувалдой.

– Поэтому она должна легко найтись.

– Вот и я то же самое говорю.

– Кто бы это ни сделал, он не станет таскать такую штуковину с собой дольше, чем она ему нужна.

Один из них рыгнул.

– Лично я считаю, что она где-то здесь, в доме.

– Может, прямо у нас под самым носом. Как по-твоему, Джек?

В соседней комнате на Мэри Мэлони напал смех.

Roald Dahl

Издательства Майкл Джозеф Лимитед и Пэнгуин Букс Лимитед

Журнал «Англия» – 1980 – № 3(75)