Текст книги "Мальчик"

Автор книги: Рита Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Посвящается

отцу Антипову Александру Петровичу

и брату Жене...

нашей дорогой и любимой,

милой и трогательной Манечке...

Анечке Саперовой -

безвременно ушедшей girl-friend...

А также Андрею Лосюгину

* * *

Дом у дороги на перехлесте двух улиц -

Липовой и Тополиной,

с зелено-бурой крышей,

которая вот-вот "зацветет" травой,

с антенной-паутиной,

с красной кирпичной трубой

и беленым фасадом.

Вот такой он, наш дом!

Дом, в котором железо

называют колчеданом!*

Его построил мой дедушка,

и я безгранично благодарна ему за все чудеса,

которые он делает для меня,

а для меня он делает многое,

а для меня он не только дедушка, но и отец.

* * *

В этом доме есть комната -

самая маленькая из шести.

Это твоя комната,

которая никогда, по сути

и не была моей!

Я здесь, как гость.

Под белоснежным потолком

висит лампочка из фиолетового стекла,

на стенах – портреты девиц-красавиц

в исполнении художника Sara Moon.

* Из фильма "Дом, в котором мы живем". (Здесь и да-

лее примечания автора.)

Зеленый гипсовый аллигатор

купается в лучах желтого бра

на противоположной стороне стены.

Он уронил свою хрустальную голову

в изголовье кровати

и освещает прямоугольник

атласного покрывала.

За окном под майским солнцем

нежатся "степные голландцы":

красные, с черным сердцем

в глубине венчика.

Как хочется нырнуть носом

в душистую чашечку

и целовать,

целовать их шелковистые лепестки!

Многие таяли от твоих зеленых глаз.

Многие бывали в твоей спальне.

Старая няня грела в котельной

студеную колодезную воду,

затем стирала на заднем дворике

широкие полотна простыней.

Охая и причитая,

она отстирывала багровые следы,

напоминающие

о вчерашней ночи любви.

* * *

– Ангел мой, хранитель мой,

спаси, помилуй! -

стою я, наклонившись,

над не то иконой, не то портретом,

написанным каким-то

древним мастером на трех досках,

сколоченных позади крестом.

Мой ангел – он в латах,

со щитом и мечом,

за спиной у него огромные крылья.

Художник не следовал

никаким канонам иконописи,

кроме поста, разумеется.

В лице ангела нет ничего

от греко-латинского профиля.

В его лице я вижу знакомые черты.

Да-да, те же глаза на портрете

в золоченой гипсовой раме,

которые часто пугали меня,

потому что следили за тем,

как я играю на фортепиано!

А ещё на моей шее твой крест

из темно-зеленого камня,

обрамленный в металл.

Я его нашла среди других вещей

и сразу поняла, что он твой!

Няня сказала,

что нельзя носить чужой крест,

потому что возьмешь

"лишние" грехи на себя

и испытаешь судьбу человека,

его носившего.

Она по понятной причине

мне такой доли не желала

и велела мне снять

и выбросить эту проклятую вещь.

Мама поведала,

что вы обменялись крестами

со своим лучшим другом.

Этот "названый братец"

впоследствии совершил первый

и самый тяжкий

из семи смертных грехов -

УБИЙСТВО.

Ты же – мелкий,

но более "карательный"

со стороны людей -

воровство чужих сердец.

За что и был тягчайше наказан -

насильственно лишен жизни

своим лучшим другом.

Но это уже не по Ефрону

и даже не по Брокгаузу.

И тем более не по закону Божьему!

"Во всех преступлениях мира

виновата любовь!" -

вещает философ средневековья.

Наталья так любила тебя,

что не давала тебе проходу,

а ты охладел к ней.

"Как так охладел? Так легко?" -

плакала в телефон Наташа.

"Как у вас, у молодых, все просто!" -

ворчала добрая няня.

"Обиженная женщина

готова на многое, сынок!" -

остерегал тебя отец.

Тут девушка проявила

поистине женское коварство:

шепнула твоему лучшему другу,

мол, убьешь его – буду с тобой!

Просил ли он время на раздумье?

Испытывал ли муки совести?

Или его глаза застлала

безумная любовь к этой женщине

и слепая ревность к другу?

"Одному Богу известно!" -

говорила няня.

* * *

Мальчик сказал: хочу быть героем

И звезды чтоб только с неба хватать!

На календаре март, восьмое число.

Солнце плавит серый лёд,

птицы льют трели,

звенят весенние капели!

"Весенний праздник!

Кто же помнит о смерти?!" -

восклицает древнекитайский мудрец.

Ты ушёл из дома с самого утра,

сказал, что скоро будешь,

но что с тебя возьмёшь?!

Ветреный мальчишка

сбежал на свидание!

Но случилось так,

что ушёл навсегда.

Вскоре пропала

и твоя любимая кошка.

Помню, что я совсем крохой

залезала под стол

и гладила её по чёрной

лоснящейся шерсти.

Кошка убегала,

не вынося цепких детских рук.

* * *

Книжный шкаф.

Боже мой, сколько интересного

стоит на его пыльных полках!

Книги в разноцветных

узорных переплетах

для меня пока делятся

на "сказки" и "не сказки".

Твой отец лежит на старом диване

и читает для меня сказки.

Мне очень хочется,

чтобы он почитал еще!

У него от усталости слезятся глаза,

он протирает очки

в роговой оправе

полой клетчатой рубашки.

– Ольга! Ну, хватит мучить деда!

Он устал, а тебе пора спать! -

вступается за него мама.

– Ну, еще одну сказочку на ночь! -

начинаю канючить я.

А еще я прошу деда

нарисовать мне что-нибудь.

Он берет ручку

и рисует "оловянных солдатиков".

Я так не умею,

у меня выходят одни каляки-маляки.

Иногда он учит меня игре в шахматы,

хотя мама говорит,

что в них играют

только взрослые дяденьки!

А мне забавно:

вот король, вот королева,

вот офицеры,

лошади, пушки... солдатики!

Все как в настоящей войнушке

у мальчишек!

А по телевизору другая война:

Влад Листьев.

Поцелуй в лоб контрольно.

Стоп-кадр: пешка утеряна

в лабиринте батареи

центрального отопления.

* * *

Еще не закончилась эра

"голубых" экранов,

социалистически

бумажно-красных гвоздик,

искусственных елок

с пластмассовыми овощами

и космонавтами на ветках,

сервантов с посудой из ГДР

в нежно-августовские астры,

люстр с "сосульками",

с салатно-зелеными коробочками

выключателей.

Думаете, что за бред?

А это целая эпоха бредовой мысли!

Фаянсовые фигурки -

тогда для меня просто

красивые игрушки,

но, как оказалось,

они довольно хрупкие.

Я грохнула одну из них,

а она оказалась из мела.

Все думали, что это фаянс,

а она была сделана из мела!

Склянки с мамиными духами.

Еще тогда, в детстве,

я питала страсть к французским духам!

Я любила выпускать

из этих флаконов

ароматных "джиннов",

а открывая, случайно проливала.

Благоухающие капли

предательски расползались

по полировке шкафа и по паркету,

оставляя удушливо липкие следы.

– Fidgi*! -

узнавала по следам мама

* Духи Fidgi Guy Laroche выпущены в 1966 году пар-

фюмером Жозефиной Катапано

Только не Ispahan*! -

сокрушалась она.

– Ольга! -

кричит мама в праведном гневе.

– Мама, я пробую мир на вкус! -

оправдываюсь я.

* * *

Вот в глубине

этого "сундука с сокровищами"

я и обнаруживаю

твой блокнот с терракотовой обложкой,

если перелистать странички

на максимальной скорости -

мышка Микки побежит

за мышкой Минни,

но не это

привлекло мой детский ум.

"Кто-то кого-то

кем-то как-то куда-то...

Мир на вкус волокнист,

как сладкая вата...

Я надеваю шинель

погибшего брата..."**

Я плыву по волнам

твоих строк и строф!

Я читаю твой дневник...

* Духи Ispahan Yves Rocher выпущены в 1977 году.

** Из стихотворения "Ракенрол" Яшки Казановой.

Богиня первая

Манечка Громова -

моя любимая нянюшка.

Была она из семьи

так называемых "раскулаченных".

Соседи бросали косые взгляды.

– Кулаки! – кричали им вслед.

Манечка испуганно озиралась на мать:

"Что же они им такое сделали?"

Ставни заколотили гвоздями,

со двора увели всю скотину.

Особенно больно

было смотреть на животину,

когда гнали колхозное стадо

мимо родных ворот.

Коровушки рвались домой

и получали от пастухов порцию кнутом.

Василиса – её мать – красивая

и статная женщина умерла,

когда Манечке было лет восемь,

говорят, сердце

не выдержало такого горя.

Старухи судачили наперебой.

– Я ей кричу, надевай всю одёжу на себя!

А Васёна-то стоит

ни жива, ни мертва, как сажа бела,

онемела, голубушка,

язык отнялся совсем! – начала, было, баба Фима.

– Так и помёрла в пути в Сызране! -

продолжила баба Сима.

– Ой, во чужой стороне

у чужих людей, ой! – заголосила первая.

– Да не причитай ты, дура-баба! -

огрызнулась вторая.

– Ой!.. – отозвалась Серафима.16 17

– А где Степан-то был? – вдруг спросила

Евсимия.

– Незнамо где! Неведомо!

Да, и здесь он не кажется!

За Манькой-то Суклетинья смотрит, -

отвечает баба Фима.

– Да не за Манькой, а Манька за Марусей ходит,

нянькается! – разъясняет другая бабка.

– А вчерась у Дуньки Манька полы мыла! -

припоминает Серафима.

Степан – ее отец – занялся подработками

и был в вечных разъездах,

потом сбедил где-то ногу

и она запылала "антоновым огнем".

Тот "огонь" и погубил его.

Он не дал врачам отнять конечность.

Манечку взяла к себе

на воспитание тетка.

Та помогала родственнице

по домашнему хозяйству

и нянчилась с ее маленькой дочкой.

– За Марусей ходила,

доченькой их ней, вроде как нянька.

Полы мыла.

Косорезом сначала скребла,

потом полоскала тремя водами.

Сижу, реву,

слезы с лица полушалком утираю! -

пускалась в рассказы Манечка.

Потом, с достижением совершеннолетия

и до пенсии, она работала в колхозе.

Тяжело было видеть

в колхозных оглоблях животину,

которая содержалась

в их родном доме.

–Узнала я "своего" рысака,

своего Соколика!

Понурый, с седой гривой,

стоял он, привязанный к столбу,

и жевал узду, -

говорила она,

а по щекам текли скорые слезы.

В матушкиных нарядах

расхаживали жены начальства.

– Таких шелковых кофт,

шерстяных юбок,

кружевных сарафанов

и цветных полушалков

не было ни у кого в округе!

Господь все видел!

Как эта "одёжа"

не сожрала этих паскуд? -

негодовала порой нянюшка.

К нам в дом

Манечка попала по совету

хорошей знакомой

в качестве няни для меня

и моей младшей сестренки.

Я любил слушать ее рассказы

про "то время"

еще при том "горошенном" царе.

Нянюшка дарила свою любовь,

заботу и ласку нам и...

кошкам, которых,

шибко осерчав,

называла "полосатыми чертями".

* * *

Еще нянюшка рассказывала

про свою сельскую жизнь.

По вечерам

она, бывало,

сидела с прялкой на завалинке.

В летнем, еще не остывшем от зноя воздухе

кружилась мошкара,

на окне "кудрявилась"

розовая герань,

приходила кошка

и терлась о ноги

своей мягкой шерсткой.

Иногда наведывалась подруга Дунька.

– Красивая, как пасхальное яичко! -

смеялась Манечка.

Девушка была видной, но неграмотной.

Она считала, что "маленькие книги" -

так в народе называли письма -

пишут только "князья",

и вместо подписи в "бюллетене"

ставила крестик.

Когда становилось тошно

Манечка затягивала

старинную русскую песню:

Ты святая Варвара, молю я тябе.

Ты нявеста Христова, услышь ты мяне.

У делах моих блудных мяне обличи.

И молиться ты Богу мяне научи.

Научи ты молиться, избавь от сеты.

И любить мне Бога, как любила ты.

За Яго страдания, за Яго любовь

Ты терпела муки, проливала кровь.

Диаскор в то время правителем был.

Он святую веру страшно не любил.

За купца хотел ён Ваврвару отдать.

Если нет, то дочь свою на муки отдать.

Варвара сказала на яго вопрос:

Мне никто не надо, только свят Христос.

Он Создатель мира, Царь Он и Отец.

Он мне даст нябеснай нятлённый вянец.

Лишь Святую Троицу чту отныне я.

И к зямному счастью непричастна я.

Отец Диаскор жа тут от зла задрожал.

Святую Варвару на муки отдал.

Воловьими жилами раны выбивал.

И жесткаю шерстью кровь он вытирал.

Варвара тярпела и молила Христа,

Чтоб Ён дал тярпения тярпеть до конца.

Варвара охотно в тямницу пошла.

Скоро утяшение в тямнице нашла.

Христос своим светом ее озарил.

Кровавые раны тотчас исцалил.

За её страдания, за её любовь."*

* * *

Прихожу как-то домой,

а Манечка сидит на кухне,

"радиво" слушает и плачет.

Из динамика доносится:

Красивая девчонка,

кричат мне вслед,

красивая девчонка, а счастья нет...**

Я спрашиваю:

"Ты чего плачешь?"

А она:

"Красивая, а счастья нет,

ну, прям как я,

в чужой сторонушке

у чужих людей...

Сииротинушка!"

* Старинная песня "Ты святая Варвара, молю я

тябе", последнее упоминание – в исполнении Ольги

Трушиной.

** Из песни Т. Овсиенко "Игрушка".

* * *

"Белая гвардия – белая стая...

здесь похоронены лучшие-лучшие...

Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа" -

хрипит и трескает виниловая пластинка.

Я повторяю за нянюшкой,

как молитву, их имена:

Акулина, Левонтий,

Авдотья, Степан, Василиса,

Саклетина, Матрена, Степанида.

Она красит оградки в белый цвет.

Только в белый,

потому что

если в какой иной,

то мертвые не простят!

Вдруг начинается гроза.

Гром. Молния. Светопреставление.

Кульминационно-театрально.

Дождь из темно-фиолетовых туч

сыплет на голову

холодными свинцовыми пулями.

Нянюшка просит у Бога пощады,

читает "Богородицу",

хватает меня за руку

и мечется меж надгробий.

Я-то знаю, как она боится грозы!

Боится, что молния попадет в нее и убьет.

Она выключает все электроприборы в доме,

повязывает "полушалку"

и садится подальше от окна.

Мы ищем укрытие,

но среди мертвых его не так просто найти!

Вдруг нам попадается не то беседка, не то склеп.

Пахнет сыростью,

мокрой древесиной и смертью.

Воцаряется мертвая тишина.

И только дождь

барабанит по крыше в такт сердцу,

как будто, если он прекратится,

и сердце тоже остановится

и мы прекратим свое существование!

И не будет ничего.

Только белый цвет! Белый свет! Небытие.

Богиня вторая

Из пены родилась морской,

Ступила на брег,

Покорила навек

Сердца людей!

Ты, моя Любовь!

Как известно

из римской мифологии,

Венера – богиня любви.

Конечно, моя Венера

не сошла с небес

и не ходила по морским волнам.

Повстречались мы,

я бы сказал, волей случая!

И земля не ушла из-под наших ног,

как бывает у влюбленных

с первого взгляда.

Письма, километры строк к тебе,

несу слова,

несу улыбки,

поцелуи несу,

но как мне вынести

прощание с тобой!

– Сегодня ничего! -

сочувствующе говорит мне почтальон.

И завтра, и послезавтра тоже.

Пишу на магнитную ленту слова,

тебе должно понравиться,

ведь ты так любишь

мой "янтарный" голос!

Но ответа не последовало.

Молчание,

как будто мои слова уходят

в сливное отверстие канализации,

как вода!

У меня такая пустота внутри,

и мне нечем ее заполнить!

Я вою волком ночами!

Я все решил, решился,

хватит, устал!

Сегодня был у тебя.

Просто сел на электричку

и поехал в неизвестном направлении.

Вот так просто:

измучил, истерзал себе душу,

бросил все

и порезал

на мелкие кусочки расстояния.

Под стук колес

я несколько раз прокручивал в голове

нашу встречу.

Какая ты теперь?

Как живешь?

Чем дышишь?

Но знал одно,

что ты будешь рада,

рада мне!

В старом деревянном доме

я застал лишь твою мать,

которая была, конечно,

не в восторге

от невесть откуда

свалившегося гостя.

Но весьма благосклонно

обмолвилась о тебе парой фраз

и предложила остаться на ночь.

Я, в свою очередь, поблагодарив,

направился к выходу.

Дверь оказалась

неподатливой и тяжелой,

словно она,

сговорившись с тобой,

не пускала меня обратно.

Я шёл по узкой проселочной дороге,

а из моих глаз дождем

лились слезы.

Сердце мое было

переполнено отчаянием.

Рядом со скамейкой

на вокзале,

где я дожидался поезда,

сидел пес

и жалобно смотрел на меня.

Я выпотрошил

внутренности своего рюкзака

в поисках хлеба,

зрелище голодных собачьих глаз

для меня было невыносимым!

А ты в Москве и ничего не знаешь...

* * *

Иногда моя память

позволяет мне вспомнить тебя,

но воспоминания

всегда такие обрывочные.

Они как осколки от снаряда

в моей голове:

Ты сидишь на скамейке в парке,

я подхожу и сажусь рядом.

"Привет!" – улыбаешься мне ты.

Я хочу поцеловать тебя,

но вокруг так много людей.

Жаркий день,

медленно переходящий

в удушливый вечер.

На твой вспотевший лоб

налипли золотистые пряди.

Ах, как ты прекрасна

и похожа на "Данаю"

Густава Климта!

Мы разговариваем, смеемся

и заранее грустим

о том, что надо будет прощаться.

В разговоре ты,

жестикулируя руками,

задеваешь сережку

и теряешь ее в траве.

Мы долго ползаем

на четвереньках.

Отчего ладони и коленки зеленеют,

но так ничего и не находим.

Ты, торопясь домой,

огорченно бросаешь:

"Ну и черт с ней!"

Я остаюсь стоять на коленях,

решаю не сдаваться

и через битых полчаса,

нахожу невесомый серебряный шарик,

сотканный ювелиром,

будто кружево.

Это была моя маленькая победа!

* * *

Вчера встретил

твою подругу Юльку.

Та еще стерва,

ну да ладно,

речь сейчас не об этом!

– Пойдем, выпьем,

Дорогой, за встречу! -

раскокетничалась она.

Юлька с жаром рассказывала,

что была недавно

в столице и видела тебя.

Да в таком неприглядном виде,

что ни в сказке сказать,

ни пером описать!

Меня распалила досада.

Я с трудом сдерживал слезы

негодования.

Ты, моя любимая, -

девочка на Тверской?

Пили огненную воду,

как полагается, студеной.

Наутро я заболел ангиной.

Я понимал,

что это не болезнь

сковала горло,

а мое чувство,

которое уже не может

держаться внутри,

а рвется наружу!

Я ведь люблю тебя

и поэтому ревную!

Ревную тебя даже к воздуху,

которым ты дышишь!

"Кто не ревнует,

тот не любит!" -

вспомнил я изречение

старой доброй няни.

Но только сейчас понял,

что не тогда человек ревнует,

когда любит,

а когда хочет быть любимым!

* * *

Спустя пару лет

я по делам оказался в Первопрестольной,

где меня встретил мой давний приятель

и рассказал мне планы на вечер.

Нагулявшись вдоволь

по широким московским проспектам,

мы решили скрепить дружбу

крепкими напитками.

Зашли в кафе-бар

"Московские дворики"

раздавить южные коньяки

и вспомнить былое,

а вспомнить, уж поверьте, было что!

В завершение вечера

друг предложил позвонить девочкам

и поехать в сауну.

Я тоже был не против,

потому что был свободен,

как ветер в поле.

Пока мы спорили

кто будет платить по счету,

прозвенел дверной колокольчик,

и в заведение

под стук собственных шпилек

продефилировали

две гогочущие ночные нимфы.

Передо мной предстала ты.

Брюнетка с небрежными локонами,

с ярким вызывающим макияжем,

то ли в коротком платье,

то ли в длинном свитере,

в пошлых черных сапожищах.

Мне почему-то представилась картина

испанского художника Диего Веласкеса,

изображающая

полулежащую обнажённую Венеру.

Она смотрится в зеркало,

которое держит перед ней Амур.

Если сказать точнее,

то перед глазами появилось

демоническое отражение в том зеркале.

Меня передернуло,

и эта судорога сознания

отразилась на моем спокойном лице.

Нет, любовная рана уже затянулась,

остался только шрам от сигареты,

которую я притушил о свою руку.

Случилось это почти машинально.

Раскуренная сигарета

тлела у меня в руке,

огонь жадно ел папиросную бумагу,

пепельный снег

падал мне на брюки.

Я промахнулся,

целясь сигаретным столбом

в пепельницу,

но ожог,

который получило тогда

мое сердце

был болезненнее.

* * *

Неожиданный звонок

посреди ночи спустя несколько дней.

На заднем фоне орут "чурки",

и твой смеющийся

бархатистый голос в трубке:

– Милый, это ты, милый?

Я тебя сразу узнала!

– Кто тебе номер мой дал? -

как можно спокойнее говорю я.

– Твой друг,

с которым ты в "Двориках" сидел,

помнишь?

Ты так быстро ушел!

Согрей меня, милый,

у меня в душе сквозняки гуляют!

Ты меня уже не любишь? -

продолжаешь ворковать ты.

– Не звони мне больше! -

как можно холоднее говорю я.

Потом достаю

с верхней полки книжного шкафа

белый конверт с надписью,

сделанной когда-то твоей рукой:

"С ЛЮБОВЬЮ,

ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ!"

Я разорвал конверт,

и из него выпал цветок,

но он был настолько хрупкий и ветхий,

что рассыпался у меня в ладони.

* * *

И я не знаю кто ты мне!

И слов обидных

не бросай на ветер!

Больней не будет!

Все равно

земля и небо,

когда горит

торф на болотах.

И я не знаю кто ты мне!

Ты тень из прошлого,

прости,

всего хорошего!

Богиня третья

Ага, вот и твой подъезд.

Все парадные

посадили на замки,

запоры, засовы и захламили их.

Пересекаю энное количество

лестничных пролетов и...

у тебя!

Уже стою перед дверью

и жму указательным

пальцем на кнопку звонка.

За дверью раздаются

соловьиные трели

и стук каблуков.

Твоя мать в прозрачном белом пеньюаре,

на высоких шпильках

открывает дверь с видом хищной кошки,

но осекается, бросая смущенные улыбки.

Ты по обыкновению

стоишь с радиоприемником у окна

и ловишь волну.

Песен так много

и они, конечно, все о любви...

* * *

Ты пришла

ко мне на день рождения

и принесла горсть фейхоа.

Маленькие, зеленые,

с укропным вкусом

больше похожим на фенхель.

Хотя мне и понравилась

эта пряность вкуса,

но позже я познал

истинный вкус фейхоа -

Нежный, незрело клубничный,

но полноценный

в своей зеленой молодости.

Ты говорила мне,

что вы с матерью остались одни,

что у тебя умер отец.

А этот "новопреставленный"

гуляет по вещевому рынку

с какой-то молодой особой!

Ты говорила мне,

что тебя жестоко

избили местные гопницы,

а под бинтами и пластырем

ни синяка, ни царапины!

Ты говорила,

говорила, и опять это были

только слова.

Слова, ничего не значащие!

* * *

"Всего одна осталась

ночь у нас с тобой..." -

плакала в динамике певица*.

– Я ревную тебя! -

ты кидаешь мне в спину,

словно дротиком в мишень.

– Нет, не попала,

сердце, оно только

на одну четверть слева,

задела, но не попала! -

смеюсь я.

Потому и смеюсь,

что не попала!

Ведь ты надеешься,

что я кинусь к тебе в объятия.

* Из песни Т. Булановой "Не плачь")

О, как это глупо!

Ты хочешь погреть

свои заледенелые руки

на костре моей любви к ней!

Нет, не дам, ни за что, не смей!

Не смей! Не тронь! Не тронь!

Гитара, моя гитара!

Я же умру без нее!

Нет! Нет!

Можешь забрать все,

гитару не тронь!

* * *

Моя любимая, проститутка,

продажная женщина,

Божия тварь!

Стоит на морозе

в короткой юбке,

стоит и смотрит,

но не в глаза,

Я из машины за ней наблюдаю

Больно мне, плохо,

тошнота, отравление.

Ты променяла меня

на этих породистых сук

на шелест купюр,

на мыльный пузырь, звук.

Богиня четвертая

Ты такая кукольная!

У тебя даже ресницы

какие-то запредельно сказочные!

Они, как крылья бабочки,

трепещут.32 33

А цвет глаз уходит

в глубокий адулярово-голубой.

Не девочка, а Мальвина какая-то!

И о любви мечтаешь сказочной.

Непременно о принце

на белом "мерседесе"!

Мы с тобой немало соли съели,

щеки от слез горели,

грела мое сердце в своих руках

и удивлялась мне

и моей любви к ней.

Я был для тебя

каким-то космическим,

нереальным, диковинным!

И что бы я ни делал,

все было для тебя эпатажным,

причудливым,

воспалением

моей творческой натуры.

Я жил в фиолетовом настоящем,

ты – в романтично-кружевном прошлом

и мечтательно-розовом будущем!

Ты клялась мне в верности

и неделимости расстояния!

А что на деле?!

Мамин запрет,

табу на меня,

двойное табу

на всех моих чертиков из табакерки.

* * *

Не пускай чужих

в свою постель!

Не рви, не мни белья

из синеглазого льна!

Не вари чистотела

из белого тела!

Не гаси дыханием свечи,

а поцелуями речи!

Не подавляй сопротивляемость тела,

чтобы стать единым целым!

Не................................................

Не................................................

Не................................................

Да что я тут перечисляю?

Сама можешь продолжить этот список!

Богиня пятая

Горячие точки.

Армейская гать.

Мой сапог утопает

в вонючей грязи.

Будь на связи, связист,

будь на связи!

С тобой

нас повяжет красная нить.

Мы столкнулись с тобой

на теле войны

так стремительно,

что оказались в плену

пылких чувств.

Мы столкнулись с тобой

на теме войны.

Мы запутались в проводах.

Мы упали на мартовский лед.

* * *

Дорогая,

как мало я тебя,

оказывается, знаю!34 35

Ты стремительно ворвалась

в мою жизнь

бумажным самолетиком в окно,

неся на крыльях любовь!

Твое имя

для меня звучало, как мантра,

как поток, рвущийся наружу!

Я хотел достать

до твоего звенящего Ом!

Но...

как много в жизни

бывает этих "но"!

Но словно сама судьба

мчит тебе навстречу

в колеснице,

все больше и больше,

понуривая лошадей:

"Но! Но!"

А ты,

чтобы она тебя,

не дай бог, не придавила,

отстраняешься

и обескураженно смотришь ей вслед.

Ты испугалась меня,

ты захотела домой!

Маленькая девочка,

пускающая пузыри в стакане.

Янтарь,

горсточка солнца в моих руках!

Будет тошно – жги его ночами!

Будет тошно – кричи!

Море же рядом,

оно тебя обязательно услышит

и позовет!

* * *

Не рассказывай мне

сказки о Кенигсберге,

о янтарном бреге

и соленом море.

Синие реки

заперты на небесах!

Увидел небо в окно -

ударил по стеклу молотком.

Пошли круги по воде,

и я чуть было не задохнулся!

И что за дело юному телу

сидеть в темнице

и дуть на воду,

Когда внутри парное молоко?!

Богиня шестая

Людмила,

а для своих по-простому

Милочка, Мила.

Никто про тебя

слова худого не скажет,

ты нравишься всем абсолютно!

Ты вошла в мою жизнь

с откровенным признанием:

"Я тебя люблю",

совершенно не спросив меня

о взаимных чувствах.

Я, конечно, возмутился

такому нахальству,

но решил посмотреть

на все это со стороны.

Посмотрел, ничего не скажешь,

живу уже с ней в съемной квартире,46 47

прыгали на скатерть стола,

нагло лакая из сливочника сметану,

умывались, сладко облизывая усы.

– А я знаю, зачем ты здесь, Гений!

Сердце твоей возлюбленной

холодеет медленно, но верно!

Ты понимаешь,

что без меня

тебе ее, увы, не удержать! -

словно по книге, "читает" меня она.

Из ее уст это звучит,

как "Здравствуй, Иванушка-дурачок,

до чего ж ты,

друг сердечный, докатился!"

– Я вижу, как ты изводишь себя,

дурные мысли терзают твою голову,

сердце не находит покоя! -

все продолжала она.

– Только сделай все так,

как я тебе скажу,

и все будет по-твоему!

Принеси мне до заката солнца

плод граната.

Гений, ты же помнишь?

Прозерпина не покинула Плутона

лишь только потому,

что он упросил ее

разделить с ним пополам гранат! -

говорит она наставляюще.

До заката оставались считанные минуты,

я избегал все фруктовые лавки в округе,

наконец нашел!

Перелетая через черные столбы

с большими цепями,

вдруг цепляюсь за них

носком ботинка.

И ах!

В мгновение оказываюсь

на коленках на каменной брусчатке.

Так и надо!

Коленки в кровь,

больно – значит жив!

Мне больно,

а я улыбаюсь небу и солнцу!

Я бегу, бегу, бегу,

а люди смотрят на меня!

И никуда не деться от их взглядов:

"Вот дурррак!!!"

Да! А я и не спорю!

Я – влюбленный дурак!

* * *

Ты – цветок, каждый день разный,

то прекрасный и колючий,

то нежный и ранимый.

Рыжая бестия

с глазами цвета травы осоки,

я утопаю в них, как в болоте!

Боже, Боже, я теряю разум!

В доме нет света.

А нам он и не нужен, этот желтый,

мертвый, электрический.

Везде расставлены свечи.

Мне тепло от вина

и от твоей любви,

по телу разлилась

пленительная нега.

Я никуда не хочу идти,

тем более домой,

но что назвать домом?

Квартиру,

в которой меня никто не ждет?

Решено: остаюсь у тебя!48 49

Ты жаркая и влажная,

ты таешь у меня в ладонях.

Еще секунда – и все закончится.

Телефон заливается трелью.

Ты нервно срываешь трубку,

роняя многострадальный аппарат.

Заискиваешь,

оправдываешься, плачешь.

Твой франт потребовал объяснений

и вызвал меня на дуэль!

Орбитальная станция "Мир".

Прерванный полет.

Стоп-кадр:

орбитальная станция входит

в верхние слои атмосферы.

Я принял этот вызов

и пришел в назначенное время и место.

Но это было не нужно

ни тебе, ни ему, ни тем более мне!

* * *

Утро. Солнце на горизонте

брызнуло

разрезанным напополам грейпфрутом.

Золотисто-розовый свет

озарил твое лицо,

и я понял,

что вчера это была лишь маска.

Маска, маска, маскарад какой-то!

К чему этот колоритный типаж?

А ты дрянь, всего лишь дрянь!

Меня бросает в жар, горечь во рту,

грейпфрутовый сок

сочится у меня изнутри.

* * *

Не я падал к твоим ногам

и умолял: "Пойдем домой!"

Не я катался по жухлой траве

и утопал в твоем вранье.

Не я тащил тебя в постель,

а после -

разборки, мужской разговор.

Не я наутро хватался за нож

и разделял "Инь-Ян"

на "Я", "Ты", "Любовь" и "Ложь"!

Не я просил не у тебя:

"Официант, налей вина!" -

и там, на улице, на углу,

представляешь?

Не я был, не я!

* * *

Банная жара,

в междурамье металась бабочка,

ее крылья цвета павлиньего глаза.

Я ничем не мог ей помочь!

Сосновая смола растаяла

и теперь растеклась по стенам.

Темная горькая березовая вода

поднялась к горлу:

Я не люблю тебя!

Такая мысль

повисла у меня в голове.

Мне вдруг вспомнилось,

как вещала пушкинская Наина:

"Герой, я не люблю тебя!"

Просто ты -

не героиня моего романа!

Ты подсела на меня,

как на наркотик!

Героиня на героине!

Я ничем не могу тебе помочь!

* * *

– Не сокрушайся, Гений,

так бывает, перегорел! -

пытается успокоить меня Мила.

И добавляет, лукаво улыбаясь:

– Значит, фанатеет от тебя,

как от любимых конфет?

– Вот именно! Она фанатеет,

а мне уже надоедает это.

Хочу, чтоб на равных

была любовь!

В домино играем,

я доминирую,

"рыбой"

даже и не пахнет! -

тихо взрываюсь я

от негодования.

* * *

Полночь. Сознание глохнет.

Все в сравнении с Богом

полумерки.

Истин искать-

словно играть в наперстки.

Я спасовал

перед фактом

быть мародером

кроваво-марким!

Души твоей

нутро потрошить...

Богиня девятая

Имя тебе Ирука.

Ты так похожа

на мифическую русалку!

У тебя нет

ни рыбьего "кольчужного" хвоста,

ни длинных саргассовых волос.

Зато такие чарующие зеленые глаза!

Кот лакает молоко,

позвякивая фарфоровым блюдцем.

Мое сердце замирает,

когда я слышу стук

каблуков в парадной.

Ты, как всегда, несешь с собой

утренний аромат свежесрезанных роз.

У меня перехватывает дыхание:

– Дай, я угадаю что у тебя за духи?

– Ну же! – весело щебечешь ты.

– Так пахнет влюбленная женщина! -

восклицаю я.

– А вот и нет!

Это яд, чистый яд! – ты хохочешь.

– Любовный яд,

который, попадая в кровь, убивает! -

дружно подхватываю я.

– Ну привет, а чего такой грустный? -

будто опомнившись

от каких-то своих мыслей,

произносишь ты.

– Я? Я не грустный,

я влюбленный! – отвечаю я.

– Влюбленный, ты хоть завтракал? -

интересуешься заботливо.

– Я голоден и никуда не годен...-

улыбаясь, декламирую я.

– Ну, конечно, а сейчас ты скажешь,52 53

что художник должен быть голодным! -

беззлобно ехидничаешь ты.

В твоей дамской сумочке

мелькает непочатый квадрат картона.

– А что это? Что? -

нежно допытываюсь у тебя я.

"Изделие чулочной мануфактуры,

размер 44", – читаю я на упаковке.

Русское лото.

"Номер четыре -

провозглашает ведущий -

"Стульчик"!"

Боюсь, одного стульчика

маловато будет,

чтобы усидеть!

* * *

Темнота

такая томная опускается,

когда выключается свет.

Свечи дрожат в тон дыханию.

Слышно,

как в кране капает вода.

Я вспоминаю цитату

из произведения Милорада Павича:

Ты моя пашня.

Женщина – это пашня.

Женщина – это и кровь, и молоко.

Враждующие кровь и молоко,

несмешивающиеся.

Только мужское семя

может их примирить

и смешать,

я покажу тебе как*.

* из произведения

М.Павича "Звездная мантия".

Где-то посреди ночи

я просыпаюсь

в жутком ознобе:

– Ты слышишь плач за стеной?

Это твой ребенок

плачет или моя душа?

– Милый, тебе показалось,

иди ко мне -

пытаешься успокоить ты.

– Ты... ты бесчувственная стерва! -

бросая слова,

я натягиваю штаны.

Пол обжигает

босые ноги холодом.

Я ухожу курить на кухню.

* * *

Ирука работала

переводчиком с японского.

Ты взяла себе имя

на самурайский манер

для удобства в общении

с зарубежными партнерами.

Ты улетала

в свою очередную командировку

я провожал тебя

в Страну восходящего солнца

с нелегким сердцем.

Ты уверяла меня в том,

что ничего страшного

не случится,

что ты будешь звонить,

и пусть не каждый день,