Текст книги "Обратный счет любви"

Автор книги: Рина Осинкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Лапин жестом указал ей на самый первый от его стола стул, Надя приблизилась и села.

«Не иначе повышение», – с сарказмом подумала она, красиво размещая локоток на краешке столешницы и тщательно контролируя поворот головы и осанку, одновременно с этим исподволь разглядывая руководство. На таком близком расстоянии ей это делать пока не приходилось.

Их президент был грузен и сутул. Хотя, возможно, его так не красил мешковатый костюм, серый в мелкую елочку, и неизбежная белая рубашка с невыразительным галстуком. Прямые темно-русые волосы президента уже сильно поредели и образовали две симметричные залысины, а усы «подковкой» под крупным хрящеватым носом по непонятной причине придавали всему облику какую-то унылую измятость. Или неряшливость? Да нет, шея-то у него чистая.

«Однако не орел», – вынесла свой приговор Киреева, и тут до нее наконец дошло, что президент все это время излагал, по какому делу ее сюда пригласил, а вернее, вызвал.

– Простите, – осторожно проговорила она, – я правильно вас поняла? Вы обратились ко мне, чтобы я сделала вид, что я ваша невеста? Я переспрашиваю не потому, что плохо слышу или неважно соображаю. Но ваше предложение настолько странно, что мне нужно убедиться в отсутствии недопонимания.

Она смотрела на хозяина всего, что тут вокруг, внимательно и без малейшего удивления на лице. И как бы даже проникновенно. Без тени издевки. И без идиотской ухмылки. Вполне серьезно и доброжелательно. Она надеялась, что у нее получилось смотреть на него именно так.

Она не поверила ни на минуту. Только надо срочно разобраться, в чем здесь прикол, как любит говорить ее сын Андрейка. Чего от нее хочет этот монстр, потому что Надя не сомневалась, что Лапин именно монстр. Не монстры не делаются владельцами таких корпораций и не остаются ими на протяжении почти двадцати лет, с маниакальным постоянством сметая конкурентов, отвоевывая рынок и до отрыжки наедая себе ка– питал.

Возможно, это проверка. Хотя данная версия сильно хромает. Если ее и заподозрили в том, что она торгует коммерческими тайнами, что, в принципе, возможно – в смысле, ее торговля тайнами возможна, то Надеждой занялся бы Петрас Берзин, руководитель их службы безопасности. Или кто-нибудь еще из его отдела. Но уж никак не президент компании.

Значит, это тест. Тест… на что? Что конкретно он хочет про нее узнать? Ее поведенческие реакции в неожиданных ситуациях увидеть? Или убедиться в наличии чувства юмора? Тогда этот тест она ни за что не пройдет. Не потому, что не дружит с юмором, напротив, крепко дружит. Но так рисковать Надежда сейчас не будет.

Потому что, возможно, она сию минуту проходит проверку на лояльность. На преданность и понимание. То есть требуется не заржать и не растрепать. Мракобесие какое-то, право слово.

Что делать-то, однако?

Лапин между тем молчал, поигрывая «Паркером», и объяснений давать не торопился. Он тоже исподволь рассматривал женщину, сидящую напротив.

Красива. Уже немолода, но красива. Шелковистые волосы цвета темного меда бликуют в свете ламп так, что тянет их осторожно потрогать. А стрижка у нее называется забавно, «большой боб».

Лапин подслушал ненароком, как Ираида, общаясь с кем-то по телефону, говорила с ядовитым торжеством, что у Киреевой на голове «большой боб», который был на пике тому лет десять назад. Лапин тогда уяснил, что это не круто, иметь на голове то, что уже лет десять никто не носит, но этой женской маниакальной озабоченности сверять жизнь по модным журналам он никогда не понимал и, рассматривая начальницу патентного отдела, сделал вывод, что с «большим бобом» она не прогадала.

Видно, что она изо всех сил отбивает у времени молодость, но отбивает по уму, без экстрима. Никаких зашпаклеванных тушью глаз, густо напомаженного рта и никакой демонстрации мясистых бесформенных коленей. Стильно и умеренно. Лет пяток всего сбрасывает, молодец. Причем даже свой возраст она обратила себе на пользу, непонятно как, но обратила, шарм в наличии. Хотя Лапин не очень понимал, что такое «шарм».

Его предупреждали, что баба – не дура, скорее, наоборот, умна как змея. Такая вслепую ничего делать не станет. Что ж, придется объяснять.

И тогда он, стараясь говорить кратко и по возможности бесстрастно, обрисовал ситуацию.

– Если подвести черту, то вам не хочется чувствовать себя униженным на свадьбе вашей дочери, потому что править балом там будет ваша бывшая жена с ее теперешним мужем. Правильно? И чтобы продемонстрировать, что в вашей жизни все о’кей, вам необходимо явиться туда вместе с подругой, почти невестой.

Лапин как-то не по-доброму хмыкнул, давая понять, что Киреева оценила ситуацию правильно, и неприязненным тоном проговорил:

– Естественно, эта… услуга будет оплачена. В случае вашего согласия я обговорю с вами мои требования, и мы заключим сделку. Если хотите, можем оформить ее юридически. Непременным условием является ее неразглашение. В случае несоблюдения вам грозит… впрочем, это мы обговорим позже. Ваша цена? Только сильно не задирайте.

Надежда не знала, как ей ко всему этому отнестись и, что важнее, как ей отреагировать. Наличествует во всем этом оскорбление или не наличествует?

Если наличествует, то в чем оно конкретно состоит? Ведь не интимные же услуги он от нее требует. Или интимные тоже? Да нет, не может быть.

Надежда, конечно, себя никогда не принижала, но, чтобы соперничать с молодыми профессионалками… Это надо быть не наглой, а чисто идиоткой, чтобы подумать, что в конкурентной борьбе с холеной двадцатипятилетней эскорт-леди преимущество будет на Надиной стороне. Вот если хотя бы лет десять назад…

И она сказала:

– Есть множество агентств. Они вам предложат массу вариантов для сопровождения на банкет. И расценки у них, я уверена, твердые и вам по карману.

Лапин раздраженно проговорил, швырнув в сторону ручку:

– На них печать на каждой!.. Их легко вычислить. И если кто-нибудь пронюхает, что я девку представил невестой, вообще позор будет. Позор! И вообще я не понимаю, почему вы мне задаете такие вопросы?! Мне про вас говорили, что вы женщина умная, а вы такие вопросы мне задаете!.. Мне нужно, чтобы сопровождала меня привлекательная, хорошо одетая дама средних лет, умеющая уверенно держать себя в обществе незнакомых людей и при этом не идиотка! А вы бестолковыми вопросами сыплете! Вы идиотка?

Лапин начал подпсиховывать, это Надя сразу определила. Но она уже выяснила все, что ей было нужно, осталось только принять решение.

– Вы позволите мне подумать? – спросила она.

– Нет! – рявкнул Лапин.

Надя быстро ответила:

– Я согласна.

Когда она выскочила из его кабинета и включила мобильник, то на дисплее высветилось сообщение о пропущенных четырех звонках одного и того же абонента.

Валерия Бурова обладала могучим и труднопереносимым характером. Она за собой это знала и на работе всячески свой характер обуздывала, понимая, что за минутный кайф во время построения персонала она может расплатиться долгими и нудными поисками даже не компетентных, а хотя бы просто вменяемых подчиненных, поскольку такими деньгами, которые положил Лапин отделу маркетинга, вряд ли можно соблазнить выпускника МГУ с опытом работы от пяти лет.

Собственно, выражать свой характер не являлось для нее некоей самоцелью. Стремление верховодить было ее естественной, так сказать, врожденной потребностью. Конечно, для руководителя эта черта никогда не бывает лишней, ведь не мямля и не рохля должен рулить отделом. Но если уж Бурова прессовала, то не знала удержу, поэтому с некоторых пор она старательно блокировала свои естественные реакции. Спокойный размеренный голос, а также доводы логики и корысти – вот те инструменты, которыми здравомыслящая Валерия приучила себя воздействовать на подчиненных.

Правду сказать, подчиненных было немного, трое всего, тем более не хотелось никого из них терять. Вот психанут они после очередной взбучки, и всё, аривидерчи. Сиди, Лера, потом над рассылками сама, если такая умная.

К величайшей Лериной досаде, и дома не получалось оттянуться, поскольку муж Лерочке достался тот еще экземпляр, настоящий бульдозер.

Муж владел небольшой строительно-ремонтной компанией, с которой самолично управлялся на протяжении немалого количества лет. Понятно, что в семье он тоже не собирался пребывать в подчиненном состоянии. Авторитарные выступления жены он пропускал мимо ушей, будучи твердо убежденным, что знает значительно лучше нее, как следует поступать в том или ином случае. А также, как его жене следует поступить в том или ином случае. А чтобы его девочка не чувствовала себя несчастной, он купил ей автомобиль.

Он мог бы купить ей изящную француженку «Пежо» или послушную кореянку «Киа», но он не стал этого делать. Для своей жены он выбрал чудовищный черный джип с затемненными стеклами, шестифарной «люстрой» на крыше и массивным кенгурятником над передним бампером.

Это было именно то, что нужно. Неизрасходованная агрессия и неутоленная жажда побед теперь легко находили выход, когда Валерия Бурова пробивалась на своем танке по магистралям безумной Москвы. Свой внедорожник хозяйка ласково называла Михой.

– Пристегнитесь только, – невнятно пробурчала она, зажав в зубах сигарету, и Надежда послушно потянула на себя ремень безопасности.

Надежда ненавидела обращаться с просьбами. Ни к кому. Не то чтобы это было ее жизненным кредо. Скорее, по жизни предосторожностью. Но Андрей позвонил, и ей ничего не оставалось делать. Ехать на электричке не хотелось еще сильнее, чем просить Лерку.

А кроме Буровой, просить-то и некого. В смысле из девчонок. У Алинки Росомахиной ключи от машины отобрал муж сразу же после двух полосок на тесте. И на метро ездить запретил. Теперь каждый вечер после работы за ней заезжает, перестраховщик и зануда.

А Демидова Катя так и не собралась сдать на права.

Несколько лет назад, когда Надежда Михайловна только нащупывала с ними контакты, все трое казались ей молоденькими и глупенькими девчонками, а она уже тогда была женщиной многоопытной и взрослой. Почти другого поколения, а это в любых взаимоотношениях – серьезная проблема.

Они и сейчас оставались для нее смешными и самоуверенными мартышками. Хотя Валерии уже тридцать девять, а самой юной в их компании, Алине, скоро стукнет тридцатник. Катя Демидова была посередине со своими тридцатью пятью.

Все они работали на капиталиста Лапина в его корпорации «Микротрон НИИРТ». Валерия Бурова руководила отделом маркетинга, Катя Демидова была превосходным сисадмином, Алина стояла на страже юридической безопасности, выполняя обязанности юрисконсульта. И неизвестно еще, сдружились бы они, такие разные, каждая со своими амбициями и взглядами на жизнь, если бы Киреева не приложила к тому массу усилий.

В этом крылась немалая ее корысть, однако природа данной корысти была необычна. Надежда открыла свой эликсир молодости, вернее, выдвинула гипотезу и решила, что будет ее проверять. Мысль была очень простой – если она будет держаться своих молодых подружек, то старость не сможет ее так запросто одолеть.

Если ухватиться покрепче за этих мартышек, не дадут они ей сверзиться на покатую насыпь самодвижущейся ленты шоссе, которое равнодушно убегает все быстрее и дальше, унося тебя от того самого дня в календаре за прошлый век, когда ты, Надя, появилась на свет. Если за них ухватиться, ты не окажешься вдруг на пыльной обочине в окружении таких же ископаемых, как ты сама, горько сознавая, что уже приехала, приехала окончательно.

Надежда не являлась вампиром в абсолютном смысле этого слова. Конечно, она никогда не призналась бы даже самой себе, что любит этих дурешек, однако ни от кого не скрывала, что за них переживает, и даже несколько кичилась этим, временами выставляя напоказ.

Если она и была вампиром, то дань за свой вампиризм платила немалую. Ее постоянно заботила сверхважная задача, возведенная в степень сверхнеобходимой, – быть им нужной, полезной и интересной. И ее постоянно изводило беспокойство, что в один треклятый момент, надоев им своим нудным жужжанием и однообразными приколами, она услышит сдержанно-холодное:

«Мы с понедельника на строгой диете, поэтому кофе, Надежда Михайловна, теперь пейте без нас».

Но никогда ни жестом, ни необдуманным глупым словом не дала она им шанса хотя бы заподозрить в ней таковую постыдную фобию. Да и сама Надежда фобией это не считала. Желание покрасоваться, вот что. Вполне естественное и понятное. А никакая не фобия.

– Дачка трехэтажная? С витыми колоннами и «писающими мальчиками» со стороны старого сада? – ехидно нарушила молчание Бурова, расчистив себе крайний левый ряд и удовлетворенно поэтому расслабившись.

– Скоро увидишь, дорогая, скоро увидишь, – улыбнулась загадочно Надежда, мысленно подбирая слова, которые выскажет Андрею по поводу его «обстоятельств».

Дачей у Киреевой условно называлась покойной тети квартира в рабочем поселке под городом Гжель. Квартира, одна из восьми в этом доме, была на первом этаже двухэтажной одноподъездной кирпичной коробочки, построенной, по слухам, еще пленными немцами после войны. Но воздух в той местности чистый, и старая лесополоса рядом, значит, дача.

Надя летом изредка там бывала, впрягая мужа порулить. Все думала продать да купить нормальную, где-нибудь в хорошем дачном поселке, но на вырученные деньги нормальную купить бы не получилось, а добавить было особенно неоткуда.

Леркин джип уверенно несся по трассе, распугивая дорожную мелочь.

«Этак мы через полчаса будем на месте, – подумала Надя. – Только что за причуды у сына? Девку какую-то туда привез… Зачем? Что за существо? Главное, чтобы Бурова потом не проболталась. Хотя она нетреплива».

– Спасибо, Лерочка, это уже здесь, – проворковала она, тыча пальцем в лобовое стекло, – можно тут остановиться, вот наш домик. Без колонн, но писающих мальчиков иногда можно увидеть. Хочешь, подожди в машине. Чего тебе мотаться? Ну, как хочешь.

Буровой было любопытно. И не лень выбираться наружу…

Вошли в полутемный подъезд, подошли к двери.

Киреева решила проявить милосердие и для начала тренькнула дверным звонком, а лишь потом сунула ключ в замочную скважину.

В квартире было тихо. На вешалке висело невразумительное пальтецо с пятнистым искусственным мехом, купленное на распродаже в каком-нибудь магазине «Одежда для всей семьи». А вот сапожки… И сумочка…

«Фигасе», – подумала Надежда, которая о такой сумке только мечтала.

Что касается Буровой, то она оставалась безмятежна.

Киреева предположила, что неискушенная Валерия восприняла данную кожгалантерею как имитатор, купленный в переходе.

Странно, но на шум так никто и не вышел, в глубине квартиры тоже было тихо. Дамы осторожно продвинулись по коридорчику на кухоньку, а потом в единственную комнату, довольно просторную, кстати.

Девица полулежала на диване, укутанная старым Надиным пледом, с закрытыми глазами и в наушниках, нитками проводов тянущихся к портативному аудиоплееру. Ее рука безвольно повисла, почти касаясь кончиками пальцев архаичной дорожки, выполнявшей здесь роль прикроватного коврика, однако ступни ног, торчащие из-под пледа, ритмично подрагивали.

Надя подошла поближе. Некоторое время рассматривала бледное личико в обрамлении рыжеватых крашеных волос, хмыкнула, а потом из одного уха наушник аккуратно извлекла.

Дашка испуганно вздрогнула и распахнула глаза. Над ней возвышалась какая-то ухоженная фрау и по-змеиному улыбалась. Блин. Кто хоть это?

– Здравствуй, деточка, – приторно произнесла фрау, – нас за тобой прислал Андрей. Ты помнишь Андрея, дорогая?

Дашка неторопливо выбралась из-под пледа и свесила ноги на пол.

«Пора сваливать, что ли?»

Тут до нее дошло, что это, вероятно, и есть хозяйка царских хором и одновременно киреевская мамашка.

Она поморщилась, кивнула торопливо, сказала:

– Я сейчас уйду. Извините, если что-то не так. Вроде чашку я помыла, сейчас проверю. Я только чай пила и сушки ела. Но мне Андрей разрешил, можете его спросить.

Надежда хмыкнула.

– Ну, ела и ела. Чашку можешь не мыть. Меня зовут Надежда Михайловна, я мама Андрея. Это моя подруга Валерия Львовна. Андрей попросил приехать за тобой, сам он не может. Что-то там у тебя дома случилось, а мобильник твой не отвечает. Ты что, потеряла свой мобильник?

– Вроде того, – сказала Дашка и отправилась в сторону санузла.

Когда они устроились с ней вдвоем на заднем сиденье джипа и Бурова порулила к выезду на шоссе, стало заметно, что девочке невесело. Девочка переживала неизвестность, и Киреева молча протянула ей свой телефон.

Сначала Надежда напряглась, так как Дашка первым делом позвонила Андрею. А потом успокоилась, потому что Дашке нужен был не сам Андрей, а номер сотового, который продиктовал секретарше Верочке некто назвавшийся родственником Врублевских.

А потом Дашка позвонила этому родственнику. Всего несколько вопросов и ответов – и отбой.

– Блин, да что же это такое… – сорвавшимся голоском пропищала Дашка, возвращая Наде мобильник, и всхлипнула.

– Что-то серьезное? – спросила Надежда сочувственным голосом.

Дашка всхлипнула еще горше, ее глаза налились влагой, и, вконец умученная событиями последних дней, она все выложила Андрюхиной мамаше.

Вообще-то Дашка человек сдержанный, не привыкла окружающих грузить, просто навалилось все сразу. Только что она узнала, что вчера, в то самое время, когда ехала в электричке к ним дачу, а может, немножко позже, когда уже сидела в тепле, отогреваясь горячим чаем, ее брату позвонили из полиции и выразили требование, чтобы он с утречка пораньше прибыл на опознание трупа.

То есть ее трупа. Нормально, а?

А требование объяснили тем, что час назад в одной из подворотен была обнаружена мертвая девчонка, убитая острым колющим предметом. И при этом в кармане ее пальто имелось редакционное удостоверение на имя Дарьи Врублевской.

С братом случился приступ. У него вообще здоровье слабое. Часто повышается внутричерепное давление, а с сердцем вообще беда, шунтирование в прошлом году делали. Он из-за этого и Дашку постоянно изводит, говорит, уходи из своего дурацкого журнала, начинай вникать, мне свой человек рядом нужен.

А не хочет Дашка вникать в его торговые заморочки! Тупо все там, не прикольно. Ей на симпозиумы прикольно ездить, на всякие бизнес-мероприятия, интервью интересно брать, а не с дурацким ассортиментом разбираться. Игорь на нее всегда злился за это.

Вообще он хороший, Игорь, они вместе давно живут, никогда не расставались, вернее. Просто раньше с родителями жили в Редникино, это под Москвой город, а потом родителей не стало, и Игорь Дашку в Москву увез, поменял квартиру на меньшую, и перебрались они в Москву. А потом у него бизнес пошел, он новую квартиру купил, Дашка МГУ закончила, работать в редакцию пошла.

А Игорь все долбит и долбит, займись делом да займись делом!.. Достал уже. Ну вот. А вчера, когда ему про Дашку такое сообщили, он сразу сознание потерял, хорошо, что «неотложка» быстро приехала. Сейчас он в больнице. И Феликс говорит, что в себя пока не пришел.

Дашка все-таки заплакала. Надя погладила ее по руке.

– Погоди, девочка, не расстраивайся. Съездишь в больницу, поговоришь с врачами. Может, заплатишь кому надо. Все будет хорошо, брат поправится. Ты с этим Феликсом связь держи. Он кто тебе? Дядя?

Дашкино лицо сквозь слезы скривила презрительная гримаска.

– Да никто мне этот Зубов. Игорь с ним дружил, когда мы еще в Редникино жили. Не знаю, зачем ему такие друзья. Гнусный тип. Каждое слово с улыбочкой, и всё с подтекстом, гадости одни. Игорь считает, что у него такой юмор, саркастический. А я вижу, что сволочь. Век бы его не видеть. Он сказал, что ключи должен вернуть, поэтому придется встречаться. Они вчера с Игорем вместе ужинали у нас дома. Хотя хорошо, что этот Табаки возле брата оказался. А то некому было бы и «неотложку» вызвать.

Дашка протяжно вздохнула, а Надя подумала, что вот и успокаивается девочка, выговорилась и успокаивается.

Они довезли ее до дома и, не заезжая на охраняемую территорию огромного двора, полюбовались издали на гигантскую спираль эстакады, ведущей к трехуровневому гаражу, оценили масштабы жилого комплекса и, прежде чем ехать на остаток рабочего дня руководить вверенными им подразделениями, отправились перекусить в кафешку.

Аккуратно подъедая из фарфоровой мисочки салат «Цезарь», Киреева запоздало вспомнила, что так и не спросила свою новую знакомую, каким образом ее удостоверение попало в пальто убитой и зачем, кстати, Андрею понадобилось везти Дашу к ним в загородный дом.

А потом подумала:

«Так ведь у Андрейки все и спрошу. Он мне расскажет. Наверное».

Даша знала, каким образом оказалось удостоверение в пальто убитой. Знала и кляла себя последними словами. Ведь могла же позвонить Игорю, и не позвонила!.. Всего один звонок, минутный, не больше, и с братом не случилось бы беды. Позвонить и сказать, что ксиву эту долбаную где-то потеряла, да и мобильник тоже, что домой только завтра придет, как и договаривались!

Хотя, может, и права киреевская мамаша. Поправится брат, все будет хорошо. И ни к чему тогда Игорю знать, что Дашка могла ему позвонить, должна была ему позвонить после того, как наткнулись они с Андреем на мертвую Ксюху, лежащую в темном проулке. Ну, пусть не сразу, пусть позже, когда, обессилев, она закончила свой панический бег. Должна была она вспомнить про удостоверение, так и оставшееся лежать в кармашке на молнии. Даже мобильник – не главное, а главное – документ. Но не вспомнила вчера об этом Даша, а если бы и вспомнила, то вряд ли сообразила, какой бедой это может обернуться.

Она всегда была немножко пофигисткой. Или тот, кто не думает, как его поступок может отразиться на близких, эгоист? Ну ладно, она всегда была немножко эгоисткой. Но не циником, нет, конечно, не циником. И брата она любила.

В квартире было пусто и тихо.

Дашка прошла в ванную, вымыла руки, недовольно фыркнула, осмотрев себя в зеркало, потом отправилась на кухню. Кухня напоминала кулинарный цех в дорогом ресторане. Не слишком уютно, но просторно и функционально. Здесь чаще бывали не они с братом, а их экономка, которая бойко управлялась со всей этой навороченной спецтехникой и весьма прилично готовила им еду.

Даша вспомнила, что Эльвира третьего дня приболела и вместо себя прикомандировала повара из их агентства, чтобы не страдали хотя бы от голода, ну, а пыли за неделю много не наберется.

Интересно, есть что пожевать? У Андрюхи в его загородной резиденции, кроме сушек и сахарного песка в керамической сахарнице, и правда ничего не было.

Она обнаружила в холодильнике лоточки с чем-то мясным и вкусно пахнущим. Повеселела. Пивка бы… Нет, пока не до пива. Первым делом звонок в клинику. Узнать, как там дела и не нужно ли чего срочно предпринять.

Или все-таки поехать прямо сейчас? А толку? К нему не пустят, он в реанимации, Табаки так сказал. Хотя мало ли что сказал Табаки?..

С другой стороны, Дашка что-то такое об этом слышала, в смысле о том слышала, что если кто в реанимации, то к нему не пускают. Да и врачи все уже по домам разошлись.

И Дашка, решив, что для начала она просто позвонит в справочную больницы, отправилась искать трубку «Панасоника».

Правда, у нее в комнате должен был где-то валяться простенький корпоративный cотовый. Она его частенько забывала дома и постоянно пользовалась своим собственным мобильником, поскольку такой чепухой, как деньги на счету, заморачивалась мало.

И вот этот мобильник сейчас, скорее всего, находится в полиции.

Если мертвую Ксюху не обшмонали какие-нибудь подонки-мародеры и не присвоили Дашкин аппарат.

Даше опять стало тошно. Интересно, есть у Ксюхи родственники? Дашка даже не знает, из какого города бескрайней Сибири Ксения Ульянова приехала в Москву в поисках интересной насыщенной жизни и денег – то ли из Новосибирска, то ли из Новокузнецка.

Корпоративный сотовый нашелся довольно быстро в пузе панды, которую подарили ей на прошлый день рождения девчонки с работы. Они тогда прикольнулись, что в ее напузном кармане удобно припрятывать презервативы, и все ржали, но Дашка только притворялась, что ей смешно. Парня тогда у нее не было, да и сейчас тоже нет.

Но лучше все-таки найти трубку. Вечно Игорь ее засовывает куда попало, а сваливает на нее, на Дашку. Если и в кабинете она ее не обнаружит, то тогда просто наберет с мобильника свой домашний номер и пойдет на звук.

Она не проделала и половину пути, как трубка сама дала о себе знать. Ее сиплое пиликанье донеслось откуда-то со стороны холла, сама же трубка была обнаружена среди перчаток в нише тумбочки, стоящей у зеркала.

Дашка трубку схватила, вглядываясь в дисплей определителя. Номер был незнакомый. Оказалось, звонят из полиции. Вот, блин, докопались.

Звонивший дядька представился длинно, Дашка не успела разобрать и запомнить. Попросил к телефону ее, Дашку, и задал тот самый вопрос. Не может ли Дарья Павловна ответить, хотя бы предположительно, кому в последнее время она отдавала свое редакционное удостоверение и мобильный телефон? А если эти предметы были ею утеряны, то не могла бы она сообщить, когда и при каких обстоятельствах.

Ей очень не хотелось говорить – кому, а, наоборот, хотелось сочинить какие-нибудь обстоятельства. Но она подумала, что тогда Ксюха так и будет в полицейском морге значиться как неизвестный труп и Ксюхины родители никогда не узнают, как именно их дочь погибла. И не заберут ее тело, и не похоронят.

Она вяло рассказала историю с переодеванием, добавив, что с работы они вышли вместе, а потом Ксения свернула во дворы, после чего Даша ее не видела. Она чуть было не забыла спросить, а в чем дело. Но сообразила, что спросить все же надо.

Вопрос вышел какой-то неуверенно-вымученный, но полицейский чин, кажется, этого не заметил. Ответил коротко, что был обнаружен женский труп, что сначала решили, что это труп ваш, извиняюсь, Дарьи Врублевской, по документам, а сегодня утром точно установили, что это не так. Поэтому вот звоним, проясняем ситуацию. Потом чин поблагодарил за помощь и предупредил, что, возможно, она им еще понадобится. Дашка помочь согласилась и повесила трубку.

«Нужно сейчас Кирееву позвонить и предупредить, – подумала она, – может, всех в редакции теперь будут расспрашивать. Но сначала в больницу».

Зажав трубку в руке, Дашка направилась в Игорев кабинет. Там на его огромном письменном столе стоит большой монитор, она включит мощный компьютер и найдет в Интернете телефоны справочной службы больницы. И, наконец, туда позвонит.

Дашка открыла дверь кабинета и застыла от неожиданности на месте. Потому что в узком проходе между Игоревым письменным столом и стеллажом с книгами, спиной к Дашке, уверенно и споро просматривал содержимое томов то ли Бальзака, то ли Теккерея их временный повар. Он откладывал одну книгу и брал в руки следующую, раскрывал ее страницами вниз и тряс над столешницей, а затем брался за новую. Сбоку от него уже высилась приличная стопка отбракованных книг.

Более нелепого и возмутительного зрелища Дашка увидеть не могла.

– Ты что здесь делаешь, урод? – взвилась она, а когда повар к ней обернулся, продолжила свой глупый наезд: – Вали отсюда живо, ты понял? Ты вообще уволен! Я прямо сейчас в полицию звоню!

Повар был примерно ровесник Игоря, лет под сорок, но какой-то мужланистый. Да и фиг с ним, главное, чтобы готовил прилично и подавал вовремя. Другой отличительной чертой сменного повара была немота. Слышал он нормально, а вот речевой аппарат не действовал. По какой причине – и Игорю, и Дашке было неинтересно.

Немой повар по имени Слава положил на стол толстый том Генриха Манна, который до этого собирался подвергнуть то ли обыску, то ли досмотру, а потом тяжелыми шагами обошел письменный стол. И схватил Дашку за локоть. Больно схватил и как-то безжалостно.

Дашка пискнула, дернувшись безо всякого результата. До нее наконец дошло, какая же она дура.

– Сейчас сюда придут, – пропищала она ему в живот, когда он толкал ее кресло, стоящее возле двери.

– Значит, так, слушай сюда! – сипло пролаял ей в лицо их временный немой повар, и это было страшнее всего. – Сейчас ты мне расскажешь, куда ты дела одну вещь. Иначе…

Твердая, как разделочная доска, ладонь отвесила Дашке увесистую пощечину.

– Ну и денек, – устало пробормотала Надежда Михайловна после того, как дверь за полицейским оперуполномоченным была закрыта на два замка и щеколду.

Она проверила запоры и прошла в спальню. Плюхнулась в кресло. Как была в твидовой «двойке», так и плюхнулась. Есть расхотелось. Нужно Андрюху накормить. Иначе он за своим компьютером до трех утра просидит, а потом примется потрошить холодильник, пальцами выуживая со сковороды холодные котлеты.

Но Надя не пошла в комнату сына. Ей хотелось подумать. Сейчас она посидит минуточку, соберет мысли в кучку, а потом уж приступит к обязанностям. Ужином займется, стиркой, глажкой, уборкой… Хорошо, что уроки проверять уже не нужно.

Опер пожаловал всего минут через пять после того, как Надежда пришла с работы. Она только и успела, что скинуть сапоги и повесить в шкаф дубленку. Видимо, поджидал ее в засаде, прячась в подъезде напротив или сидя в каком-нибудь невзрачном авто.

Он позвонил, она спросила через дверь:

– Кто?

– Из полиции.

– Вызывайте повесткой.

Угу, я сейчас тебя впущу, а ты окажешься маньяком или грабителем.

Он сказал:

– Надежда Михайловна, а вы позвоните в отделение, вам подтвердят.

– Фильм «Рожденные революцией» смотрели?

Он вздохнул тяжело. Похоже, смотрел.

– Значит, мое удостоверение вас тоже не убедит? – даже не спросил, а как бы констатировал опер.

Надежда хмыкнула. Да в любом переходе метро…

Тем более что дверь на цепочку она открывать не станет. Знаем мы эти бокорезы из легированной стали.

Она не ждала полицию, не вызывала «неотложку» и не заказывала пиццу на дом. Зачем же ей тогда открывать дверь своей квартиры? Даже если Андрейка дома?.. Она откроет для одного опера, а ввалятся четверо головорезов. Рисковать жизнью сына она не желала. Да и своей, кстати, тоже.

Но опер, набрав побольше воздуха в легкие, реванул в голос, на радость соседям: «Инесса Николаевна Киреева вам кем приходится?», и Надя открыла. Не потому, что разволновалась из-за Инессы, а просто поняла, что он и вправду из полиции, и еще ей немного стало беспокойно. Из-за Инессы.

Вчера, когда после тяжких выяснений, вылившихся в вульгарный бабий скандал, Надежде удалось ее вытолкать на лестничную площадку, Инка отправилась домой даже более взбешенной, чем явилась к ней на разборку. Скандал не принес ей ни облегчения, ни каких-либо практических результатов, если она на них вообще рассчитывала. Только сорванные голосовые связки.