Текст книги "Адский дом"
Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Лайонел?
Барретт оторвался от рукописи.
– Тебе помочь?
– Нет, я закончу через несколько минут.
Он посмотрел на сидящую на кровати Эдит. На ней была синяя пижама, а короткие волосы и хрупкая фигура придавали ей детский вид. Барретт улыбнулся жене.
– Ладно, это может подождать, – решительно сказал он, положил рукопись в ящик и взглянул на титульный лист: «Пределы человеческих возможностей. Автор: Лайонел Барретт, бакалавр естественных наук, магистр гуманитарных наук, доктор философии». Увиденное удовлетворило его. Все и правда шло чудесно. Есть возможность доказать свою теорию и пополнить пенсионный фонд, и к тому же книга почти готова. Возможно, он припишет эпилог о проведенной здесь неделе или даже сделает отдельное тоненькое приложение. С улыбкой Барретт потушил свечу на П-образном столе, встал и подошел к постели. На мгновение он представил себя эдаким бароном, идущим через дворцовые покои, чтобы пообщаться со своей леди. Это зрелище позабавило его, и он усмехнулся.
– Что? – спросила Эдит.
Он рассказал ей, и она улыбнулась:
– Это фантастический дом, правда? Музей сокровищ. Если бы им не владели темные силы...
Выражение лица Лайонела не дало ей договорить.
Барретт сел на ее постель и прислонил рядом трость.
– Ты тогда испугалась? – спросил он. – После того сеанса ты совсем притихла.
– Да, нервы расшатались. Особенно из-за холода. Никак не могу прийти в себя.
– Ты знаешь, что это. Организм медиума поглощает из воздуха тепло и преобразует в энергию.
– А что ты скажешь о ее словах?
Барретт пожал плечами.
– Не поддаются анализу. Чтобы проследить каждую ремарку и определить ее источник, могут понадобиться годы. А у нас всего неделя. Ответ лежит в физических эффектах.
Он замолк, когда Эдит, разинув рот, уставилась ему за спину. Обернувшись, Барретт увидел, как кресло-качалка пошевелилось.
– Что это? – прошептала Эдит.
Барретт встал и, хромая, пересек спальню. Встав рядом с качалкой, он смотрел, как она качается туда-сюда.
– Похоже, сквозняк, – сказал он.
– Она качается так, будто кто-то в ней сидит.
Эдит бессознательно прижалась спиной к подушкам.
– В ней никого нет, уверяю тебя, – успокоил ее Барретт. – Качалку легко раскачать. Вот почему такое явление часто видели в домах, одержимых темными силами. Достаточно небольшого давления.
– Но...
– Что прикладывает давление? – закончил за нее Барретт. – Остаточная энергия.
Эдит вся напряглась, когда он протянул руку, чтобы остановить качалку.
– Видишь? – Он убрал руку, и кресло осталось неподвижным. – Энергия рассеялась. – Он толкнул его, кресло несколько раз качнулось и остановилось. – Все исчезло.
Барретт вернулся к кровати и сел рядом с женой.
– Боюсь, я не очень хороший парапсихический материал, – сказала она.
Лайонел улыбнулся и потрепал ее по руке.
– А почему эта остаточная энергия вдруг раскачала кресло? – спросила Эдит.
– Никакой особой причины я выявить не могу. Хотя наше присутствие в комнате, несомненно, имеет к этому какое-то отношение. Это какая-то случайная механика, следующая по линии наименьшего сопротивления, – звуки и движения, часто случавшиеся в прошлом, устанавливают модель динамики: дуновения, хлопанье двери, стуки, шаги, покачивание кресла.
Она кивнула и потерла кончик носа.
– Тебе пора спать, Лайонел.
Барретт поцеловал ее в щеку, потом встал и перешел к другой кровати.
– Оставить свечку гореть? – спросил он.
– Ты не возражаешь?
– Нет. Пока мы здесь, будем пользоваться ночным светом. Это нам не повредит.
Они улеглись, и Эдит посмотрела на раковину, вырезанную на ореховых потолочных панелях.
– Лайонел, – позвала она.
– Что?
– Ты уверен, что никаких призраков не существует?
Барретт усмехнулся.
– Ни единого.
* * *
22 ч. 21 мин.
Горячая струя воды упала Флоренс на ключицы и хлынула между грудями. Флоренс стояла под душем, закинув голову, зажмурив глаза, и чувствовала, как вода стекает по животу и бедрам.
Она думала о магнитной записи, сделанной во время сеанса. Важным казалось одно: этот безумный дрожащий голос, велевший всем убираться под угрозой смерти. Там что-то было. Что-то аморфное, едва начинающееся, но неодолимое. "Разве вы не видите, что я ничего не могу поделать? – услышала она жалобный голос у себя в голове. – Я не хочу вам вредить, но я должен!"
Здесь могла таиться часть ответа.
Флоренс закрутила краны и, толкнув дверь в душ, ступила на коврик. Поежившись от холода, она схватила с вешалки полотенце и быстро вытерлась, потом надела фланелевую ночную рубашку и засунула руки в длинные рукава. Почистив зубы, она со свечой в руке прошла в спальню, поставила свечу на столик и легла на ближайшую к двери ванной кровать. Чтобы согреть простыни, она подрыгала ногами, потом до подбородка натянула одеяло. Через некоторое время дрожь прошла Флоренс послюнила два пальца и, протянув руку, сжала пальцами фитиль свечи.
В доме стояла гнетущая тишина. «Интересно, что делает Бен», – подумала Флоренс и вздохнула. Бедный, заблуждающийся человек. Она отогнала эти мысли. Лучше оставить их на завтра. А сейчас нужно подумать о своей роли в проекте. Этот голос. Чей он был? Под его угрозой крылось такое отчаяние, такая терзающая мука!
Флоренс повернула голову к открывшейся двери в коридор и посмотрела на нее через темную комнату. Дверь тихо закрылась.
Послышались шаги: к постели кто-то шел.
– Да? – проговорила Флоренс.
Приглушенные ковром шаги приближались. Она потянулась к свечке, но отдернула руку, поняв, что пришелец – не кто-то из остальных троих. «Ладно», – прошептала она.
Шедший остановился. Флоренс прислушалась. Рядом с кроватью слышалось чье-то дыхание.
– Кто здесь? – спросила она.
Только дыхание. Флоренс вгляделась в темноту, но темнота была непроницаемая. Снова закрыв глаза, она ровным, без тени страха голосом спросила:
– Будьте добры, кто здесь?
Дыхание продолжалось.
– Вы хотите поговорить со мной?
Дыхание.
– Это вы предостерегали нас, велели убираться?
Дыхание участилось.
– Да, – сказала она, – это вы, верно?
Дыхание еще больше участилось. Это было дыхание молодого человека. Флоренс чуть ли не видела, как он стоит у кровати в напряженной позе с мукой на лице.
– Вы должны что-то сказать или дать мне знак, – сказала она и подождала.
Никакого ответа.
– Я жду вас с Божьей любовью. Позвольте мне помочь вам обрести покой, которого, я знаю, вы жаждете.
Послышался... всхлип? Флоренс напряглась.
– Да, я слышу, я понимаю. Скажите мне, кто вы, и я помогу вам.
Вдруг в комнате стало тихо. Приставив руки к ушам, Флоренс прислушалась.
Дыхания больше не слышалось.
С разочарованным вздохом она нащупала на комоде коробок спичек, зажгла свечу и оглядела комнату. Здесь по-прежнему что-то было.
– Мне погасить свечу? – спросила Флоренс.
Тишина.
– Хорошо. – Флоренс улыбнулась. – Вы знаете, как меня найти. В любое время, когда захотите...
Она не договорила и замерла, разинув рот: покрывало поднялось в воздух и проплыло в футе над кроватью, потом замерло и, колышась, опустилось вниз.
Под ним виднелась какая-то фигура.
К Флоренс вернулась способность дышать.
– Да, теперь я вас вижу. Какой вы высокий. – Ей припомнились слова Фишера, отчего по телу прошла дрожь. Его прозвали Рычащий Гигант. Уставившись на фигуру, она увидела, как вздымается и опускается широкая грудь, как будто от дыхания.
«Нет, – решительно сказала себе Флоренс. – Это не Беласко». Она скинула простыню и, глядя на фигуру, начала вставать.
Свесив ноги с постели, женщина встала и подошла ближе. Голова фигуры повернулась, словно следя за ней.
– Ведь вы не Беласко, верно? Он не мог испытывать такого страдания. А я чувствую его в вас. Скажите мне, кто...
Покрывало вдруг упало, под ним никого не было. Флоренс какое-то время вглядывалась в темноту, потом наклонилась поднять его.
Она вскрикнула, ощутив, как чья-то рука гладит ее ягодицы, и в гневе обернулась. Послышался смешок – низкий, озорной. Флоренс с трудом набрала в грудь воздуха.
– Во всяком случае, вы выдали свой пол, – сказала она.
Хихиканье усилилось. Флоренс с жалостью покачала головой.
– Если вы такой умный, почему же оказались пленником этого дома?
Хихиканье прекратилось, и все три одеяла слетели с кровати, как будто кто-то сердито сдернул их. Следом полетели простыни, подушки, потом матрац. Через несколько секунд вся постель валялась кучей на ковре, рядом лежал матрац.
Флоренс подождала и, ничего не дождавшись, спросила:
– Теперь вам легче?
Улыбнувшись себе, она стала собирать постель, но что-то пыталось вырвать из рук одеяло. Она дернула.
– Хватит! Не смешно! – Флоренс отвернулась к кровати. – Уходите и не возвращайтесь, пока не научитесь вести себя прилично.
Когда она начала вновь стелить постель, дверь в коридор открылась, но Флоренс даже не обернулась посмотреть, как она закроется.
22 декабря 1970 г.
7 ч. 01 мин.
– Боюсь, что нет. – Барретт вынул ногу из воды. – Возможно, завтра утром будет потеплее. – Он вытер ногу и, снова надев шлепанец, с виноватой улыбкой посмотрел на Эдит. – Я мог бы дать тебе выспаться.
– Ничего.
Барретт огляделся.
– Интересно, работает ли парилка.
Эдит толкнула тяжелую металлическую дверь и придержала для него. Барретт проковылял внутрь и обернулся посмотреть, идет ли жена за ним. Дверь с шумом захлопнулась. Барретт поднял выше свечу и осмотрелся, а потом, скосив глаза, наклонился.
– А!
Положив трость и поставив свечу, он опустился на колени, чтобы открутить вентиль пара.
Эдит села напротив и прислонилась к кафельной стене, но отпрянула, когда холод от стены проник сквозь халат. Она сонно наблюдала за Лайонелом. Колеблющееся пламя двух свечей и колышущиеся тени на стенах и потолке словно пульсировали у нее перед глазами. Она ненадолго закрыла их, а открыв снова, заметила, что начинает оценивать размеры нависшей над Лайонелом тени на потолке. Тень словно каким-то образом расширялась. Как это возможно? Воздух в помещении был недвижим, и свечи теперь горели ровно. На стенах и потолке виднелась лишь тень Барретта, возящегося с вентилем.
Эдит снова зажмурилась и покачала головой. Она могла поклясться, что края тени расползаются, как клякса. Она подвинулась на скамье. В помещении было тихо, слышалось лишь дыхание Барретта. «Ладно», – подумала Эдит и попыталась сказать это громко, но что-то удержало ее.
Она всмотрелась в тень. Ведь раньше она не доходила до угла? Надо убираться отсюда. Может быть, ничего страшного, но лучше уйти.
Эдит ощутила, как цепенеет. Она увидела, точно увидела, как участок освещенной стены темнеет.
– Лайонел!
Ее возглас был еле слышен, горло словно ослабло. Она с трудом глотнула.
– Лайонел!
Голос наконец прорвался, и Барретт, вздрогнув, резко обернулся.
– В чем дело?
Эдит захлопала глазами. Тень на потолке снова выглядела нормально.
– Эдит?
Она набрала в легкие воздуха.
– Пойдем отсюда!
– Нервы?
– Да, мне... видится что-то.
Она слабо улыбнулась. Ей не хотелось говорить ему. И все же надо было. Если это что-то значит, он должен знать.
– Мне показалось, что тень растет.
Барретт встал, взял трость и подсвечник и подошел к жене.
– Это возможно, но после бессонной ночи в этом необычном доме я склонен думать, что у тебя разыгралось воображение.
Они вышли из парилки и пошли вдоль бассейна. «Это воображение», – уверяла себя Эдит. Она даже улыбнулась. Слыханное ли дело – привидение в парилке?
* * *
7 ч. 33 мин.
Флоренс тихонько постучала в дверь комнаты Фишера. Не услышав ответа, она постучала снова.
– Бен!
Он сидел на кровати с закрытыми глазами, прислонившись головой к стене. На столе справа от него оплыла свеча. Флоренс двинулась через комнату, загородив ладонью пламя своей свечи. «Бедняга», – подумала она, остановившись у кровати. Лицо его осунулось и побледнело. Флоренс подумала, что он, наверное, почти не спал в эту ночь. Бенджамин Франклин Фишер – величайший американский медиум столетия. Его пребывание в доме профессора Гэлбрета в Марксовском колледже явилось самым невероятным проявлением парапсихических способностей со времен расцвета Хоума и Палладино[5]5
Даниэль Дуглас Хоум и Юзэпия Палладино – знаменитые медиумы XIX века.
[Закрыть]. Она с жалостью покачала головой. Теперь это эмоциональный калека, бывший Самсон, сам лишивший себя силы.
Флоренс вернулась в коридор и, как можно тише закрыв за собой дверь, посмотрела на дверь комнаты Беласко. Вчера они с Фишером ходили туда, но атмосфера там была на удивление спокойной, совсем не такой, как она ожидала.
Она пересекла коридор и снова вошла туда. Это были единственные двухкомнатные апартаменты в доме, гостиная и ванная располагались внизу, а к спальне на антресолях вела изогнутая лестница. Флоренс направилась туда и стала подниматься по ступеням.
Кровать была сделана еще в шестнадцатом веке, во французском стиле, с замысловатыми резными колоннами, толстыми, как телеграфные столбы, и вырезанными на спинке в изголовье инициалами «Э. Б.». Сев на нее, Флоренс закрыла глаза и отдалась впечатлениям, желая убедиться, что это не Беласко был ночью у нее в комнате. Она открыла свое сознание насколько возможно, не позволяя себе, однако, войти в транс.
И в голове начали тесниться образы. Ночь, комната, горят лампы. Кто-то лежит на кровати. Какая-то фигура усмехается. Календарь за 1921 год. Человек в черном. Чувствуется резкий запах ладана. На кровати мужчина и женщина. Картина. Слышны ругательства. У стены валяется бутылка из-под вина. Женщина с рыданиями бросается через перила балкона. В тиковый паркет впитывается кровь. Фотография. Детская кроватка. Нью-Йорк. Календарь за 1903 год. Беременная женщина.
Рождение ребенка. Мальчик.
Флоренс открыла глаза. «Да, – кивнула она. – Да».
Она спустилась по лестнице и вышла из комнаты, а через минуту уже входила в обеденный зал, где завтракали Барретт с женой.
– Вы уже встали? Хорошо, – сказал Барретт. – Завтрак только что принесли.
Флоренс села за стол и взяла себе маленькую порцию омлета и кусочек тоста; днем ей не удастся устроить сеанс, так как надо дождаться, пока установят кабинет. Она обменялась несколькими ремарками с миссис Барретт, ответила на вопросы самого Барретта, сказав, что, по ее ощущению, лучше дать Фишеру поспать и не будить его, а потом наконец проговорила:
– Кажется, я отчасти получила ответ, кто вселился в этот дом.
– Да ну?
Барретт посмотрел на нее с интересом, явно скорее вежливым, чем искренним.
– Тот голос, что предостерегал нас. Тот стук по столу. Личность, что ночью явилась мне в комнате. Молодой человек.
– И кто же это? – спросил Барретт.
– Сын Беласко.
Они молча посмотрели на нее.
– Помните, мистер Фишер говорил о нем.
– Но разве он не сказал, что сам не уверен, был у Беласко сын или нет?
Флоренс кивнула.
– Но он был. И теперь он здесь, мучается и страдает. Должно быть, он стал духом в ранние годы – мне ощущается, чуть за двадцать. Он очень молод и очень напуган – а поскольку напутан, то очень зол и враждебен. Я верю, что, если мы убедим его войти с нами в контакт, часть темных сил исчезнет.
Барретт кивнул. «Не верю ни слову», – подумал он и сказал:
– Это очень интересно.
«Я знаю, что он мне не верит, – подумала Флоренс, – но все равно лучше сказать ему, что я думаю».
Она уже хотела сменить тему, когда послышался громкий стук в дверь. Пившая кофе Эдит вздрогнула и облилась. Барретт улыбнулся ей.
– Наверное, привезли генератор. И надеюсь, плотника тоже.
Он встал, взял трость и подсвечник и двинулся к большому залу, потом остановился и оглянулся на Эдит.
– Полагаю, нет никакой опасности в том, чтобы оставить вас на время одних, пока я открою дверь, – помолчав, проговорил он.
Проковыляв через большой зал и вестибюль, Барретт открыл входную дверь и увидел на крыльце представителя Дойча с поднятым воротником и зонтиком в руке. Оказалось, что на улице дождь.
– Я доставил вам генератор и плотника, – сказал пришедший.
Барретт кивнул.
– А кошку?
– И кошку.
Барретт удовлетворенно улыбнулся. Тетерь можно начинать.
* * *
13 ч. 17 мин.
Зажегся свет, и все четверо в унисон издали радостный возглас.
– Будь я проклят, – сказал Фишер, и все не удержались от улыбки.
– Никогда не думала, что электрические лампы могут быть такими красивыми, – призналась Эдит.
Залитый светом, большой зал совершенно преобразился. Теперь его размеры казались не зловещими, а царственными. Больше не маячили черные тени, и он представлялся огромным музейным залом, а не населенной призраками пещерой. Эдит взглянула на Фишера. Он был очевидно обрадован: его осанка изменилась, настороженность в глазах исчезла. Она посмотрела на Флоренс, сидевшую с кошкой на коленях, и с улыбкой подумала: «Горит свет. Мирно сидит кошка. Теперь это совсем не похоже на дом с привидениями».
Вдруг лампы замерцали и погасли, и, хотя они тут же зажглись вновь, Эдит обмерла. «Только не это», – прошептала она.
– Спокойно, – проговорил Барретт. – С этим разберутся.
Через минуту лампы горели ровно и ярко. Когда ничего не изменилось и еще через минуту, он улыбнулся.
– Ну вот, видишь?
Эдит кивнула. Но облегчение не вернулось. После успокоения в нее снова вкрался страх, что вот-вот все снова может погрузиться в темноту.
Флоренс посмотрела на Фишера и, поймав его взгляд, улыбнулась. Он не улыбнулся в ответ. «Идиоты, – думал он. – Загорелось несколько лампочек, и все решили, что опасность миновала».
* * *
13 ч. 58 мин.
Кабинет соорудили в самом северном конце большого зала. В углу между стен там установили восьмифутовую круглую деревянную перекладину и на нее на кольцах повесили тяжелые шторы, так что образовалось треугольное отгороженное помещение в семь футов высотой, а внутрь поставили деревянное кресло с высокой спинкой.
Барретт раздвинул шторы, оставив посредине промежуток, чтобы поставить маленький деревянный столик, который попросил принести Фишера. Пододвинув столик ко входу, он положил на него тамбурин, маленькую гитару, колокольчик и кусок веревки и несколько мгновений оценивающе осматривал кабинет, а потом повернулся к остальным.
Все наблюдали, как Барретт роется в деревянном сундуке, откуда раньше достал веревку, колокольчик, гитару и тамбурин. Теперь он вынул пару черных колготок и черную блузу с длинными рукавами и протянул их Флоренс.
– Надеюсь, вам будет впору.
Флоренс уставилась на него.
– Вы не возражаете? – спросил Барретт.
– М-м-м...
– Вы же знаете, это стандартная процедура.
– Да, но... – Она поколебалась. – Как предосторожность против мошенничества.
– Главным образом.
Флоренс смущенно улыбнулась.
– Вы, конечно, не думаете, что я жульнически изменила тип своей способности медиума, о котором сама не знала до прошлой ночи.
– Я не имел этого в виду, мисс Таннер. Просто я должен соблюдать стандарт. Если я не буду соблюдать стандарт, результаты сеанса будут научно неприемлемы.
– Что ж, ладно, – в конце концов вздохнула она, взяла колготки и блузу, огляделась и вошла в кабинет, чтобы переодеться.
Барретт обернулся к Эдит.
– Ты не проверишь ее, дорогая?
Нагнувшись к ящику, он достал катушку черных ниток с иголкой и протянул ей.
Эдит в замешательстве двинулась к кабинету. Ей всегда была противна эта процедура, хотя она никогда не показывала этого Лайонелу. Остановившись рядом с кабинетом, Эдит кашлянула.
– Можно войти?
Возникла короткая пауза, прежде чем Флоренс ответила:
– Да.
Эдит проскользнула между штор и вошла в кабинет.
Флоренс сняла юбку и джемпер и наклонилась, снимая нижнюю юбку. Выпрямившись, она повесила ее на спинку кресла. Когда она стала расстегивать лифчик, Эдит подошла к ней.
– Извините, – прошептала она. – Понимаю, это...
– Не смущайтесь, – сказала Флоренс. – Ваш муж совершенно прав. Это стандартная процедура.
Эдит кивнула, не отрывая глаз от лица Флоренс. Та повесила лифчик на спинку кресла, а когда наклонилась, чтобы снять трусы, Эдит опустила глаза. Ее удивила полнота груди медиума, и она быстро отвела взгляд.
– Порядок, – сказала Флоренс, выпрямившись.
Эдит увидела, как на руках у нее появляется гусиная кожа.
– Мы быстро, чтобы вы могли снова одеться, – сказала она. – Ваш рот?
Флоренс открыла рот, и Эдит заглянула. Она чувствовала себя смешной.
– Ну, если у вас нет пустого зуба или чего-нибудь в этом роде...
Флоренс закрыла рот и улыбнулась.
– Это все техническая сторона дела. Ваш муж знает, что я ничего не скрываю.
Эдит кивнула.
– Ваши волосы?
Флоренс подняла руки, чтобы вынуть из волос шпильки. От этого движения ее груди дернулись, и затвердевшие сосцы коснулись свитера Эдит. Та отшатнулась, глядя на распущенные рыжие волосы, которые волной упали вниз и рассыпались по кремовым плечам Флоренс. Никогда еще она не осматривала такую красивую женщину.
– Готово, – сказала Флоренс.
Эдит пальцами проверила ее волосы. На ощупь они были мягкие и шелковистые, и на нее нахлынул исходящий от них аромат духов. «Баленсиага», – подумала Эдит и поглубже втянула в себя воздух. Она чувствовала, как груди Флоренс прижались к ее груди, и хотела отступить назад, но не могла. Она посмотрела в зеленые глаза медиума и тут же быстро опустила взгляд. Повернув голову Флоренс, Эдит заглянула ей в ухо. «В нос смотреть не буду», – подумала она и сказала:
– Под мышками?
Флоренс подняла руки, и ее груди снова подались вперед. Эдит отступила и, осмотрев выбритые подмышки, кивнула. Флоренс опустила руки, и Эдит ощутила сердцебиение. В кабинете было слишком тесно. Она с несчастным видом посмотрела на Флоренс. Казалось, для обеих остановилось время. Потом она заметила, что Флоренс смотрит вниз, и тоже опустила глаза. Увидев, что та ладонями подняла груди, Эдит вздрогнула. «Это смешно, – подумала она и кивнула, разрешая убрать руки. – Достаточно. Я просто скажу, что проделала и все остальное. Ясно, она не собирается мошенничать».
Флоренс села на кресло и, поежившись от холода, посмотрела на Эдит. «Я просто скажу, что проделала и остальное», – подумала та.
Наклонившись вперед, Флоренс раздвинула ноги.
Эдит сверху смотрела на тело медиума: на колыхание тяжелой, округлой груди, выпуклость живота, молочно-белые бедра и раздвоенный пучок лоснящихся волос между ними, и не могла оторваться. В животе возник тянущий жар.
Она так резко отвернулась, что ощутила боль в шее.
– В чем дело? – спросила Флоренс.
Эдит глотнула, взглянув вверх за деревянную перекладину. Там был лишь потолок. Она снова посмотрела на Флоренс.
– Что там? – спросила медиум.
Эдит покачала головой.
– Думаю, мы можем позволить себе... – Она прервалась и сделала дрожащей рукой неопределенный жест, а потом повернулась и выскочила из кабинета.
Кивнув Лайонелу, Эдит поспешила к камину. Она не сомневалась, что все заметили ее смущение, но надеялась, что никто не спросит, чем оно вызвано.
Эдит уставилась в огонь. В руке ее что-то было. Она взглянула и увидела, что это катушка ниток. Придется отнести ее назад. Эдит зажмурилась. Ее шея все еще болела от резкого рывка. Неужели она в самом деле увидела какое-то движение? Там ничего не было. И все же она могла поклясться, что кто-то заглядывал в кабинет.
Смотрел на нее.
* * *
14 ч. 19 мин.
– Не жмет? – спросил Барретт.
– Нет, все хорошо, – тихо ответила Флоренс.
Барретт затянул перчатки у нее на запястьях, и Флоренс оглянулась на Эдит, которая сидела за столом с оборудованием, на коленях у нее примостилась кошка.
– Приложите ладони к пластинам кресла, – велел Барретт.
Перчатки, что он затянул на руках Флоренс, имели металлические пластины на ладонях, и когда она приложила их к таким же пластинам, прибитым на подлокотниках кресла, на столе с оборудованием загорелись две крохотные лампочки.
– Пока вы держите руки на месте, лампочки будут гореть, – сказал ей Барретт. – А разорвете контакт... – Он поднял ее руки, и лампочки погасли.
Флоренс видела, как Барретт размотал провода и подвел их к пластинам на туфлях. Ее встревожило, что Эдит в кабинете так взглянула вверх, хотя сама она ничего не заметила.
– И пластины на ногах зажигают те же две лампочки? – спросила она.
– Другие.
– Не слишком ли много света?
– Совокупная мощность всех четырех меньше десяти ватт, – ответил Барретт, подключая ножные пластины.
– Меня заверили, что мы будем в темноте.
– Я не считаю темноту обязательным условием теста. – Он взглянул на нее. – Попробуйте ножные пластины.
Флоренс приложила прикрепленные к подошвам пластины к другим, которые Барретт установил на полу. На столе с оборудованием загорелись еще две лампочки. Он встал и поморщился.
– Не беспокойтесь, света будет в самый раз, чтобы наблюдать.
Флоренс кивнула, но слова Барретта не успокоили ее. «С чего это я так разволновалась?» – подумала она.
Фишер смотрел на медиума, ее роскошную фигуру подчеркивала плотно облегающая одежда. Этот вид, впрочем, не возбудил его. «Чертова черная униформа», – подумал он. Сколько раз ему приходилось надевать подобные костюмы? Воспоминания о годах детства, когда ему было чуть больше десяти и они с матерью переезжали на автобусе из города в город от одного испытания к другому, были полны подобных сеансов.
Он закурил новую сигарету и стал смотреть, как Барретт подводит провода к рукам и бедрам Флоренс, привязывает ее к креслу и накрывает усеянной колокольчиками противомоскитной сеткой. Встряхнув, Барретт прикрепил сетку к деревянному шесту, чтобы она свисала на пространство, не покрытое шторами, и пододвинул к себе столик. Теперь сетка заполнила весь промежуток между столом и Флоренс, и грузила на нижнем краю держали ее натянутой.
Барретт направил инфракрасные фонари так, чтобы они светили через пространство стола перед кабинетом. Включив эти невидимые огни, он провел рукой по столу в кабинете. Послышался щелчок – включились синхронизированные затворы двух фотокамер. Удовлетворенный, Барретт проверил динамометр и шар телекинетоскопа. Он выставил на стол модельную глину и быстро помешал расплавленный парафин в горшке на маленькой электроплитке, после чего проговорил:
– Готово.
Словно поняв его, кошка вдруг спрыгнула с коленей Эдит и прошла через помещение, направляясь в вестибюль.
– Разве не обнадеживает? – сказала Эдит.
– Это ничего не значит, – возразил Барретт.
Настроив красные и желтые фонари на минимум, он подошел к выключателю на стене и выключил лампы. Большой зал погрузился во тьму. Барретт занял свое место за столом и, включив магнитофон, проговорил в микрофон:
– Двадцать второе декабря тысяча девятьсот семидесятого года На сеансе присутствуют: доктор и миссис Лайонел Барретт, мистер Бенджамин Франклин Фишер. Медиум – мисс Флоренс Таннер. – Он быстро перечислил подробности, касающиеся подготовки и предосторожностей, и, откинувшись на спинку, сказал: – Приступим.
Трое сидели молча, а Флоренс произнесла призыв к Богу и запела гимн. Закончив, она глубоко задышала. Вскоре ее руки и ноги начали дергаться, словно ее подвергли серии электрических разрядов. Голова стала раскачиваться из стороны в сторону, лицо покраснело. В горле завибрировали низкие стоны.
– Нет, – пробормотала она, – нет, не сейчас.
Постепенно ее голос затих, потом она издала хриплый вздох и снова замолкла.
– Четырнадцать часов тридцать восемь минут; мисс Таннер, очевидно, в трансе, – продиктовал в микрофон Барретт. – Пульс восемьдесят пять. Дыхание: пятнадцать. Поддерживаются четыре электрических контакта. – Он проверил самопишущий термометр. – Изменения температуры не наблюдается – стоит на семидесяти трех и двух десятых по Фаренгейту. Показания динамометра – тысяча восемьсот семьдесят.
Через двадцать секунд он заговорил снова: – Показания динамометра снизились дотысячи восьмисот двадцати трех. Температура снижается, теперь она составляет шестьдесят шесть и шесть десятых по Фаренгейту. Частота пульса – девяносто пять с половиной и продолжает повышаться.
Эдит подтянула ноги и сжала их, ощутив холод под столом Фишер сидел неподвижно. Даже закрывшись, он ощущал собирающиеся вокруг силы.
Барретт снова проверил показания термометра.
– Температура упала до двенадцати и трех десятых по Фаренгейту. Показания манометра отрицательные. Электрические контакты поддерживаются. Дыхание учащается. Пятьдесят... пятьдесят семь... шестьдесят; возрастание ровное.
Эдит смотрела на Флоренс. В слабом свете видны были лишь лицо и руки; закрыв глаза, женщина прислонилась к спинке кресла. Эдит глотнула. В животе собрался холодный комок, и даже уверенный тон Лайонела не помогал успокоиться.
Она вздрогнула от щелчка фотокамеры.
– Инфракрасные лучи прервались, сработали камеры, – сказал Барретт. Он посмотрел на темно-синий прибор и в возбуждении напрягся. – Очевидно, начинается ЭМИ.
Фишер взглянул на него. Что еще за ЭМИ? Очевидно, для Барретта это было очень важно.
– Частота дыхания медиума – двести десять, – диктовал Барретт. – Динамометр – тысяча четыреста шестьдесят. Температура... – Он прервался, услышав вскрик Эдит, и продолжил: – В воздухе чувствуется присутствие озона.
«Замечательно», – подумалось ему.
Прошла минута, потом две; запах и холод постоянно усиливались. Вдруг Эдит зажмурилась, подождала, потом снова открыла глаза и посмотрела на руки Флоренс. Нет, не померещилось.
С кончиков пальцев сочилось белесое, вязкое вещество.
– Формируется телеплазма, – проговорил Барретт. – Отдельные нити соединяются в единую пленку. Воля старается вызвать проникновение материи. – Он подождал, пока ленты телеплазмы удлинятся, после чего велел Флоренс: – Поднимите колокольчик, – потом немного подождал и повторил свою команду.
Вязкие щупальца медленно, как змеи, начали загибаться вверх. Эдит откинулась на своем стуле, глядя, как они плывут в воздухе вперед, проникают сквозь сетку и тянутся к столу.
– Телеплазма проходит сквозь сетку и движется к столу, – проговорил Барретт. – Показания динамометра: тысяча триста сорок, быстрое падение. Электрические контакты по-прежнему поддерживаются.
Для Фишера его слова превратились в расплывчатые бессмысленные звуки, он смотрел, как влажные блестящие щупальца, словно огромный червь, дюйм за дюймом ползут по столу. В голове на мгновение вспыхнул фотоснимок: он сам, четырнадцатилетний, пребывает в глубоком трансе, и нечто схожее тянется у него изо рта. Он содрогнулся, когда поблескивающее щупальце обвилось вокруг ручки колокольчика и стало медленно утолщаться. Вдруг оно дотянулось до колокольчика, и ноги Фишера судорожно дернулись, когда колокольчик затрясся.
– Спасибо. Положите его, пожалуйста, – сказал Барретт.
Эдит смотрела на него, изумленная его непринужденным тоном. Ее взгляд вернулся к столу, а серая конечность положила колокольчик, разжав свои извивы вокруг ручки.
– Попытайтесь оставить образец, – сказал Лайонел. Он встал и поставил на стол в кабинете фарфоровую чашу, и при его приближении щупальце отдернулось, словно в испуге. – Оставьте часть его в чаше, пожалуйста, – сказал Барретт, возвращаясь на свое место.