Текст книги "Средь звёзд и миров (СИ)"

Автор книги: Ричард Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

   Средь звёзд и миров

   Новелла

   Чтобы написать историю

   своей жизни, надо сначала

   прожить эту жизнь...

   Альфред де Мюссе

  Одиночество...

  Одиночество стало его судьбой. Ещё не зная истинной цены этому чувству он без всяких подозрений, с лихостью, ставил его синонимом действительной и полной свободы. Именно его он так когда– то желал, к чему стремился, стараясь быть совершенно независимым и не обременяться чужими требованиями. Именно тогда, в юности, всё казалось иным, новым, захватывающим. Страстное желание стать абсолютно самостоятельным толкало его на свершение многих поступков, которые были романтически наивными и совершенно глупыми. Многие речи взрослых людей казались фальшивыми и лицемерными подталкивая лишь к тому, чтоб постараться с лёгкостью приспособиться к настоящей жизни. И он яро не желал принимать этого, как инструменты творящие саму судьбу человека. Ведь должно же было существовать что– то ещё, то что приносило радость победы и волнение свершения. Жизнь есть ощущение счастья, пусть и кратковременного, но поддающегося закону частой периодичности.

  Так думалось. И так хотелось...

  Став искать, он откровенно полагал найти что– то новое. Да, ему по– настоящему хотелось стать свободным!

  Вспоминая прошедшее он только теперь с сожалением понимал, что скорее всего то был лишь способ избежать ответственности, принять её слишком тяжкое бремя. Ответственность за самого себя, за тот мир, который открывается перед тобой, а самое главное – за содеянное. Сейчас он уже не жалел о том, что произошло и продолжало происходить в его жизни, ясно понимая, что многое изменилось и стало иным. А его отличие от других лишь приобрело более чёткий характер. Вот только одно – одиночество, незаметно превратившееся из блага в тяжкую ношу теперь довлело и угнетало заставляя смириться с тем, что мучило. И совесть здесь не вызывалась строгим судьёй с неопровержимыми обвинениями в содеянном. То, что было сделано оставалось с ним – его опытом, его наработкой, его судьбой. Но вот, что было ещё не сделанным, не воплощённым, не доведённым до окончания более огорчало и сожалением металось от бессилия запертой в клетке птицей.

  Холодный ветер накинулся на него, взъерошил ещё пышную шевелюру, растрепал полы плаща и овеяв всего тут же поспешил далее. Приподняв воротник человек оглянулся вокруг. Улица была почти пустынна, лишь несколько прохожих неспешной поступью направлялись куда– то, болтая по пустякам и смеясь меж собой с задором. Ночь пока ещё блёклыми первыми звёздными огоньками начинала вступать в свои права. Холод ранней весны напомнил о себе мелкой моросью. Он не любил такую пору: ни промозглость дождя, ни порывистость погоды, ни здешней слякоти. Эта Земля и эти люди ему оказывались чуждыми. Всё здесь было непонятным, совсем не таким как там, в бескрайних широтах космоса...

  Детство его выпало на то время, когда Система только покорялась людям, и дальними считались уже лишь те посёлки, которые базировались вблизи внешних планет – гигантов. Многие тогда говорили о массовом исследовании облака Оорта, а о Поясе Койпера лишь с надеждой и удручённостью помалкивали. И почти чуть ли не каждый житель и работник освоенного Экстерра Солнечной системы потаённо надеялся на что– то, на тот исключительный случай, некое чудо, которое должно было вскорости произойти. Это обязательная необходимость, вызов, особым событием, своей сутью могло изменить всю последующую историю человечества. И конечно же оно не заставило себя ждать... Первые Звёздные экспедиции предвосхитили и наполнили энергией энтузиазма и воодушевления, топчущеюся на пороге своего дома, Цивилизацию. Но лишь на время...

  Проходили года за которыми потянулись десятилетия, а первые мастодонты звёздных далей тихоходно торопившиеся к намеченным целям, переставали давать о себе знать совершенно затерявшись в галактических просторах.

  Он только помнил из того времени одни названия легендарных судов, увозящих свои экипажи в неведомые миры далёких созвездий. И несколько имён капитанов, бывших ещё некоторое время героями – легендами для подрастающих мальчишек. Да, именно тогда, всё казалось незыблемым, волшебным и истинным. А на самом деле многое оказалось иным.

  Что– то дернулось внутри, где– то около сердца. Странным волнующим теплом охватило душу растревоженное воспоминание. «Почему именно сейчас? Зачем именно здесь, посреди засыпающего города и заливающегося слезами неба?». Ведь он не любил Землю...

  Всё то была ложь и глупая надуманность предков, веривших, что каждый покидающий отчий дом стремиться вернуться назад, обожествляя его. С ним всё было не так, без ностальгии и пафоса. Его влекли звёзды, с самого детства. Его окружало пространство и безграничность, глубина и тьма космоса. Так о какой Земле тогда стоило мечтать лично ему, о каких голубых просторах океанов и зелёных далях лесов и полей? Вся эта планетарная живописность претила и навевала ограниченность. Для него настоящая жизнь всегда оставалась там, в освещённой бесконечной россыпью звёзд тьме.

  Он уже не был первым, и далеко не последующим, а лишь очередным – одним из тех, кого уже привычно и обыденно именовали соляриями. Дети внеЗемли, рождавшиеся и возраставшие в безграничье, не ведавшие понимания чёткости границ планетарного горизонта. Для них поверхность родного планетойда становилась нерукотворной сценой волшебного театра под названием Космос, где шла потрясающая постановка с действием светил, комет, астеройдов и неповторимой сменой небесного свода. А далее судьба их заносила на стационары, базы и поселковые модули Дальнего Экстерра носящиеся по глубоким орбитам и предоставляющие им совершенно иные, красочные и сумасшедшие, просторы, которые стоило бы назвать родным пристанищем. Там, именно там они проводили своё детство и юность. Там, именно там они впитывали понимание дома, точно так, как все дети обычно живущие на дне атмосферного океана главной планеты. Вот в этом была истина, настоящая истина для тех, кто кичился незыблемостью колыбели Цивилизации. Для них же, соляриев Земля превращалась из карикатурной иконы в что– то совершенно мифическое.

  В наступающей тьме тротуар начинал сверкать отблесками огней покрываясь тонкой пеленой небесной влаги. И в этом зеркале человек видел лишь звёзды, то, что всегда любил и чему был рад...

  Одиночество...

  Может быть оно было необходимо? Раньше, скорее всего без сомнения, а вот теперь?.. Неизвестно. Он не знал, как нужно было ответить на такой вопрос сейчас. Не мог и предположить...

  Ему припомнился самый первый прилёт на Землю. Странный запах вокруг, крайне резкий и густой, ограниченность небосвода и этот жутко рассеянный и режущий глаза солнечный свет, казалось заполнявший собой всё вокруг. А самое главное – постоянное притяжение сковывающее обычные движения. Он тогда упал, попытавшись бежать и свалившись носом в зелёные заросли этого приторного запаха. Однако же, родителей совсем не напугал плачь, а только обрадовал. Они смеялись над его неуклюжестью и полным непринятием окружающего. Откровенно восхищались и объясняли ему неповторимую красоту и величие местной природы. А он лишь сопел и никак не желал разжимать сцепленные ладони на крепкой шеи отца или держась на нежных руках матери. Так и провёл почти всю неделю стараясь капризами и плачем не покидать родительских объятий.

  Всё его детство и юность проходили в вылазках на совершенно диких астероидах. Они имели в астрономических каталогах и лоциях лишь безликие номера, но в его жизни всё подлежало названию. И цифры превращались в звучные и эпические имена, мёртвые космические горы в невообразимые земли. Тогда одиночество не казалось ему ненавистным бременем, а рисовалось прекрасным другом сопутствующим безобидным играм. Он покорял миры, исследовал и обживал целые планеты, выслеживал и наказывал злодеев и сам становился злодеем, захватывая чужие корабли и базы. И рядом всегда был кто– то, воображаемый, верный и преданный. Одиночество радовало и делало его чувства лёгкими и открытыми.

  Возвращаясь через несколько дней, голодный и уставший, он выслушивал надрывный голос матери, с плачем и угрозами, что поступать так не стоит, это опасно и весьма опрометчиво. А по отношению к ней – жестоко и эгоистично. Он откровенно жалел её, обещал не повторять подобного, а потом – убегал опять. Может быть это был особый протест, способ стать таким, как и ушедший в дальнюю экспедицию к ближайшей звездной системе, отец. Но помнилось лишь то, что жажда быть искателем других миров была в нём огромной и жила, наверное, всегда.

  Свет вечерних фонарей незаметно приобретал яркую отчётливость из– за того, как небесное покрывало всё более погружалось в ночь. Жёлтые глаза окон огромных пилар– высоток сливались в сплошные абстрактные мозаичные рисунки. Их сияние было чуждо холодно и совершенно равнодушно к нему, впрочем, как и он к ним. И ничем этот искусственный отблеск не напоминал свет самой доброй звезды в Галактике, такого близкого и родного Солнце. Всё на этой планете было чужим: ветер с запахом влажной земли, ограниченный горизонт, угрожающе низко нависающее небо с загадочными образованиями в виде облаков и туч. А главное – люди, спешащие, бредущие, вышагивающие нестройным бесконечным потоком из ниоткуда в никуда. Его подобное всегда утомляло, а вот родителей более утешало, проявляясь в их настроении ностальгическими нотками по оставленному когда– то родному миру. Точно так, как и чувства отца, умчавшегося на старфлае к звёздам и присылавшим всё реже и реже свои видеописьма оставленной семье.

  Явление гипертранспозитации открыли спустя несколько лет после того, как корабль очередной Звёздной, в экипаж которой был включён и его отец, ушёл в долгий рейд по Галактике к своей цели. А уже буквально через восемь месяцев в Системе смогли запустить первую экспериментальную сцепку двух приёмо– передающих стационаров отстоящих друг от друга на полторы астрономических единицы. И пусть всё это были лишь переброска мёртвой материи, да и то с ограниченной возможностью в несколько килограммов, но зато начальный потенциал заставлял очень многих оптимистичнее смотреть на потенциальное освоение звёздных далей всего Экстерра. Не ошиблись в своих предположениях тогда лишь те, кто с прагматичным сомнением снобов отвергали «подобную глупость» транспортировки, как долгожданный и единственный способ покорить невозможные расстояния. Подкреплялось это ещё и тем, что подобные станции гипер– ТП имели ограниченность в монтаже финишной точки. Всё утыкалась в пресловутые и недостижимые расстояния, где изначальный пункт отправки находился в пределах освоенного землянами космоса, а в конечную точку финишный терминал необходимо было доставлять всё тем же старым и надёжным способом опираясь на транспорты с субсветовой черепашьей скоростью.

  То время он не любил вспоминать, оно было наполнено тоской по отцу и странной тревогой за постоянно грустящей матерью. Часто его сон прерывался только от того, что она подолгу засиживалась в одиночестве на кухне, или болтала с очередной подругой за бокалом вина, доверяя свои душевные мучения. Неяркий свет добегал к раскрытой двери его комнаты и пугал не меньше страшных детских историй.

  А потом всё это прошло...

  Все перелёты и частая смена жилищно – бытовых пространств уводили память об отце туда, где терялся, смазывался ясный образ оставаясь теперь лишь на фото. И в начале, он, как и мать, скучал по нему. Но со временем, стал не то, чтобы обвинять в совершённом выборе, в том, что отец поступил как– то уж не всё приняв и обдумав. Возникла простая ненависть к когда– то близкому человеку и сожаление в родстве. Он жалел мать и старался как мог поддерживать её вынужденное одиночество, уже тогда свыкаясь с ним. И совершенно не замечал, что постепенно становился копией отца, отнюдь не внешне, а тем выбором, который совершал каждый день. Он особо даже и не стоял перед ним – космос всегда оставался самым привычным местом. И когда встала необходимость стать кем– то большим, чем просто обычным парнем, он не слишком раздумывая предпочёл звёзды.

  Линии гиперпространственных лучей прочерчивали путь уже намного далее границ пояса Койпера и мобильные гигантские терминалы основанные на ГТП принципе отживая свой короткий век передавали эстафету новым, мощным и более маневренным бортам Космофлота – гиперсветовикам, способных действовать независимо и автономно. И профессия десантника вновь стала приобретать ту актуальность и популярность, что и при начальных этапах освоения Экстерра Системы. Мальчишки с романтическим рвением жаждали попасть в Даль – разведку, а девчонки умилённо вздыхали лишь только завидев строгую форму с броскими нашивками, причислявшими их обладателя к элите Флота. Всё было именно так, или примерно так. По крайней мере тогда многое казалось идеалистичным, вычурно героическим. Вот только сейчас, спустя долгие годы он стал понимать, что поступил тогда весьма беспечно, чуть ли не в абсолютной точности повторяя выбор отца...

  Как жаль, что в отношении себя люди часто ошибаются и слишком поздно осознают произошедшее. То, что ты совершаешь в молодости кажется мимолётным и незначительным. И лишь после, спустя прожитые годы ясно осознаёшь, как многое, если не всё произошедшее могло помочь тебе стать иным, ведя к счастью.

  «Мысли старика, а не умудрённого судьбой человека. Жалею о содеянном и оплакиваю утерянные возможности», – подумалось с горечью. Ведь мудрый не сожалеет, а понимает верность и нужность прожитого, правильность и необходимость ошибочности принятых решений. А что же он?..

  Подняв голову человек уже не замечал этих маленьких небесных огоньков под названием звёзды. Там в вышине плыли быстрые растянутые тёмно – сизые покрывала закрывая светящуюся мозаику далёких сфер. Мелкий невесомый пух начинал всё сильнее сыпать с неба и обжигающими холодными крупинками ложиться на его лицо.

  Он...

  Он вспоминал себя и... её.

  Со временем Земля стала пугать бередя его память, возвращая вновь и вновь всё то, что когда– то взяла с лихвой. Ведь там, в индивидуальном рейде, где– нибудь в секторе Крайних звёзд, осматривая и картографируя затерянную планетку, он погружался в свою истинную свободу, в своё одиночество. Именно там он чувствовал себя, как когда– то в своём истаявшем детстве – единственным и полновластным хозяином огромного мира. Каждый его шаг был девственен, вся планета приветствовала человечество в его лице. И никого вокруг... А она вспоминалась лишь тут, на поверхности, среди ограниченности неба и пространства.

  Это был её мир. Она была молодым специалистом по биологии морских млекопитающих, занималась ихтиологией и до безумия любила море. Покидать Землю в ближайших перспективах не входило в её планы. Вспоминая начало их сентиментального романа он отчасти поражался тому, что же могло связать двоих настолько разных людей. Ведь для него даже минимальная отдалённость берега или колебания под ногами водной бездны вызывал настоящую панику. А её это только забавляло и подталкивало к некоему наставничеству, определённому покровительству, сродни материнской помощи. Попытки обучаться плавать, частые занятия акванавтикой, не единожды погружения на исследовательские комплексы и хождения под парусом развлекали его, но совершенно не избавляли от назойливого страха воды. Её частый смех и совершенно юные глуповатые шутки умиляли, а сменяющие их грусть и уныние объяснялись простой усталостью.

  Они много и интересно проводили время вдвоём, всё чаще стараясь быть наедине с друг другом. Время, казалось, исчезало вовсе и переставая властвовать над ними, когда они были вместе. Хотя именно его всегда так и не хватало. Он проводил с ней на Земле все свои резервные недели, отпущенные ему, как новобранцу администрацией Десантного корпуса, прилетая на пока ещё малорентабельных ТПК – ССД (сверх скоростной транспозитационный корабль). Эти первенцы гиперпространственных просторов довольно уверенно бороздившие Экстерр всей Системы, уже полноценно освоившись с большей половиной промежуточного пути к Альфе Центавра.

  «Вот только получалось у нас как– то всё всплесками, спонтанно, слишком быстро затухая, приедаясь и превращаясь в скуку», – сожалел он. Первые впечатления приугасли, она перестал радоваться его прилётам привыкнув к их размеренной периодичности. И последний год его учебной практики в Корпусе базировавшемся на Хароне оказался последним годом и любовной идиллии с ней. Далее становилась необходимость отправляться в разведывательные рейды комплексных экспедиций в дальние сектора Галактики на новых и перспективных гиперсветовиках.

  Она просто... не захотела становиться для него пунктом, предметом выбора между чувством и долгом. Земля и собственная судьба уже без него ей была важнее того, что он все три года ощущал к ней.

  Какая непонятная странность вдруг открылась ему, что человечество перешагнув уже более полувековую данность в освоении глубоких просторов космоса всё ещё не желало отказываться от так называемого Стандарта времени. Жизнь вне Земли продолжала до сих пор привязывать новые поколения соляриев рождавшихся уже даже вне Солнечной системы мерить старыми и отживающими своё мерками. А те кто работал в Пространстве и вовсе начинали теряться в исчислении собственной жизни, преодолевая множество световых лет за весьма короткие сроки. Иногда даже хватало всего одной декады, чтоб покинув родную планету и вернуться через несколько земных месяцев назад к своим близким без всяких парадоксов.

  Он улетел к новооткрытой планете лелея слабую надежду, что любовь между ними сможет сохранится, пусть и теперь уже небольшим, но всё ещё таким тёплым и уютным огоньком. И после его возвращения они встретятся как прежде, радуясь, крепко обнимаясь и прижимаясь к друг дружке так сильно, что можешь ощущать стук её сердечка. Но где– то там, наверху, далее самой далёкой звезды, силы управляющие судьбами человеческими решили всё по– иному...

  Яркие карие глаза, улыбка мягких губ, тонкие брови и запах её волос потом ещё часто надоедал в его снах. И этот образ ушедшей юности долго преследовал слишком медленно источаясь в памяти. Особенно во время подлёта к планете со странным женским именем. Глупая, как на его взгляд, привычка называть чужой мир мифологическими именами земных богинь. Красоты в этом совершенно не было, скорее в подобном преобладал пафос и особый прагматичный цинизм. Что– то кощунственное слышалось ему в этих названиях, нагло навязанное земной администрацией Высшего Совета совершенно иной биосфере с учётом ограниченных субъективных взглядов и исходя из сырьевых потребностей земного социума.

  Рутинные недели нахождения на орбите и редкие десантные операции и без того утомляли его, полностью погрузившегося в сентиментальные переживания. Он обвинял себя во всём: в том, что не столь сильно любил её, в том, что не был внимателен и особо податлив, в том, что был беспечен и поверхностен в отношении между ними, да и ещё бог его знает каких вещах. И только лишь более менее пришёл в себя, когда корабль взял обратный курс на Систему.

  ... Их поднял из гибернации по тревоге, в спешном порядке выводя из искусственного сна. Было совсем непонятно зачем понадобилось будить представителей десантного Корпуса специфика работы которых сводилось к операциям по разведке определённых локальных участков на поверхности планет и мониторинг малоизведанных объектов, от астероидов до циклопических искусственных баз. Но что случилось в данный момент никто из них толком ответить не мог, лишь строили вычурные предположения для хохмы и бравад.

  Корабль пересекающий курс гиперсветовика оказался земным тихоходом первых Звёздных экспедиций. Со своей субсветовой скоростью он забрался в такие дали, в которых по расчётам спецов из навигационного мостика гиперсветовика, он никак не мог бы проникнуть и за несколько сот лет, а тут...

  Старфлай представлял собой многокилометровую стреловидную сигару с дополнительными обвесами топливных баков, двигательных соленойдов и энергетических преобразователей. На конце носовой части идеально ровно по вектору кильваторной оси корпуса словно парус возвеличивался шестигранный ледяной щит корпускулярной защиты радиусом не менее полсотни километров. Скорость корабля составляла в половину световой, но по непонятной иронии он слишком явно напоминал неуправляемый камень запущенный невиданной катапультой в бездну пространства совершенно неясно куда. Ведь подобные экспедиции не отличались особо расчётливой целесообразностью, а лишь нацеленностью на достижение цели находящейся в перспективе. Во многих первых Звёздных преобладал лишь один единственный фактор – это случайность. Отчётливое понимание того, что ты уже никогда не вернёшься и вряд ли сможешь достичь конечной цели превращали подобные экспедиции в отчаянный полёт. Гарантия в конце концов добраться спустя несколько сот лет до намеченного пункта своего вояжа напрочь отсутствовала. Так что подобные экспедиции не зря безапелляционно сравнивали с медленным и неминуемым суицидом для тех, кто в них участвовал. Что уж тут поделаешь? Благо, что человечество смогло найти выход начав строить автономные корабли основанные на принципе транспозитации, способные преодолевать гигантские просторы необъятного космоса в относительно короткие сроки. Звёзды и мечты многих поколений людей стали намного ближе.

  Состыковаться с космической черепахой не стоило большого труда. Вот только вызывало сомнения сама эта операция. Ведь вся загвоздка заключалась лишь в том, что подобное мероприятие имело под собой весьма серьёзную психологически – моральную подоплёку. Как– никак там, внутри этого рукотворного мастодонта, ползущего к неизвестной звездной системе, находились люди прошедших эпох. И подобное вмешательство предполагало вызвать среди встреченных «предков» совершенно излишний психологический диссонанс, обусловленный так называемым барьером поколений. О необходимости обязательной адаптации говорить и не приходилось. Конечно же, всё это учитывалось, как надлежащая к исполнению директива. Но кого подобное волновало и уж тем более останавливало.

  Разработанная в ВКС программа по поиску всех рассеянных по космосу ковчегов, давно ушедших в безвозвратные рейсы, затерявшихся и переставших давать о себе знать, превратилась в анахронизм и памятник бессмысленности самого документа. И вспоминали о ней функционеры и референты Космофлота с большой неохотой внося её последним пунктом в задачи текущих дальних и сверхдальних рейдов. Отдел Исследования и разведки подходил к такому поиску с огромным скепсисом и опаской, более отмежёвываясь от навязываемого. Исполнялось указанное, как некая сиюминутность, ограниченная временем обязательного выполнения главных целей экспедиций. И пока, как это не парадоксально, многим капитанам гиперсветовиков и начальникам возглавлявшим дальние экспедиции несказанно везло – обнаружение давних кораблей первых Звёздных равнялось абсолютному нулю.

  То, что произошло после высадки на постаревший старфлай, он вспоминал с трепетом и стыдом. Обнаруженное на борту разбудило в нём всё то, что давно стало лишь размытой картинкой отвергнутых воспоминаний. И во многом способствовало этому его собственная глупость и беспечность.

  Стародавний гигант перевозил в своих трюмах не только грузы необходимого и полезного назначения, а так же оборудования для исследования планет и монтажа на их поверхности жилых модулей, как первых, возможных, поселений. Большая часть помещений была укомплектована капсулами для анабиоза, в которых находились пассажиры, специалисты и исследователи, и сама команда корабля. Ребятам из его группы, как стажирующимся новобранцам поручили самую «ответственную» работу: провести сравнительную проверку всего списка гибернируемых. Он постарался не отставать, и сменившись очередной вахтой, с пылким интересом и молодой лихостью, вызвался помочь...

  Теперь же, происходи всё сейчас, он прежде поостерегся бы делая упор на логику и степенно рассуждая о необходимости и целесообразности. Принятое решение могло оказаться простым и заурядным – просто свалиться в корабельном кубрике спать после дежурства, перестав мечтательно расписывать себе красоты старого старфлая, легендами будоражащими его фантазии. Но, как ни жаль, опыт приносит знания лишь по прошествии времени, оставляя за собой года, смирение и сомнения. Сомнение в том, поступил бы ты как и тогда, произойди всё вновь или совершенно по– иному?...

  Снежинки щекотали ему лицо скатываясь к уголкам губ холодными слезинками. И... да, он не любил отца. Именно в тот момент, когда он обнаружил капсулу с её пассажиром и сравнив данные начал рассматривать сквозь матовое стекло молодое лицо, в памяти всплывали какие– то совершенно глупые, малозначимые ситуации детства. Человеческая психика построена странным образом, и даже негативный опыт исчезая в прошлом ещё маячит блёклым светом редких приятных воспоминаний. В его же случае это перестало работать. Пустые разговоры родителей, их ссоры пред отлётом отца, и тягостная напряжённость в общении с сыном. А ещё, неоправданная детская озлобленность за совершённый выбор, который не хотелось ни прощать, ни оправдывать простой логикой человека, исполненного чувством долга перед своей мечтой.

  Вернувшись на гиперсветовик, он долго не мог заснуть и намеренно пропустил несколько дежурств, пытаясь прийти в себя. Совершенно однозначно и очевидно он теперь понимал свою потребность в одиночестве. То, что найденных обязательно выведут из гибернационного сна не поддавалось никакому сомнению. Многие будут распределены по специфике и профессиональным навыкам для работы в Космофлоте. И как само собой разумеется, отец будет там. Вот только как теперь стоило жить дальше, его бывшей семье, постаревшей жене и сыну ставшему на несколько лет старше собственного отца?

  Настойчивыми и банальными вопросами о предположительном родстве начальство экспедиции стало донимать его ещё на корабле. А все те обязательные выяснения подробностей абордажа и поверхностного изучения автономного старфлая уже после прилёта на Землю, всё больше ввергали в депрессию. Дома он молчал, не желая огорчать мать оглушающей новостью и день ото дня становился всё более скрытным и угрюмым. И вслед этому начинал понимать всю иронию своего положения, когда желание исчезнуть, раствориться в неописуемых звёздных далях становилось всё более навязчивым. Необходимость же принять одиночество теперь ничуть не останавливало, а лишь подталкивало к действию. Именно в нём ощущалось спокойствие и уверенность, именно в нём пряталась та свобода, в которой он тогда так нуждался. Теперь же, спустя световые года и преграды проблем пришло понимание того, что это было всего лишь побегом от реальности, самым лёгким и самым быстрым.

  Поисковую службу не очень– то праздновали в Космофлоте, считая второстепенной и не столь особо важной в исследовании Дальнего Экстерра Галактики. Располагая лишь флотилией малых служебно – разъездных судов администрация КПС старалась максимально следовать функции и статусу изыскательного и реестрового подразделения. Предельно используя возможности транзитных транспортов иных служб Управления космофлота, размеренно вышагивая вслед за поспешной Даль– разведкой, поисковики исследовали и подвергали частичному анализу все те миры, которые были оставлены в тылу уже открытого космоса. Они каталогизировали открытые звёзды и старались тщательно осматривать поверхность планет и попутно картографируя актуальные местности. И сами же работники этой службы всегда кротко, но горделиво улыбались в ответ на насмешки заявляя, что именно они открывают для человечества новые звёзды и просторы Галактики, а отнюдь не десант и разведка, с их горячей торопливостью и постоянным авралом в далёких рейдах, опирающихся на всемогущий потенциал всего Космофлота.

  Причины для перехода в Поисковую службу у него нашлись несколько и при этом в один момент. Сослуживцы же и не старались его отговаривать, так как видели в поступке обычную инфантильность и незрелость характера. Да, он пытался скрыться, убежать, найти уединённость в таком огромном и надоевшем ему мире. Хоть где– то в огромных просторах космоса должно было существовать именно то место, где не будет ни потерь, ни предательства, где можно чувствовать себя спокойно, наслаждаясь в конце концов блаженным одиночеством и свободой.

  Но только сейчас с высоты прожитых лет и опираясь на собственный опыт он сокрушённо понимал, как тогда был наивен. Всё, что по началу воспринималось, как долгожданное благо постепенно превратилось в проклятие, сродни дару Мидаса.

  Поддаваясь предрассудкам и обидам ты перестаёшь контролировать свою жизнь скатываясь в пропасть обычной рефлексии. А выбираться оттуда гораздо сложнее, чем попасть.

  Тогда он без сомнения знал, что звёзды его никогда не придадут. Он верил в то, что их свет остаётся постоянен и неизменен пока он существует, пока исследует их миры. Он любил их смиренно укутываясь в своё одиночество, и они отвечали ему взаимностью. Он наслаждался тем, что ступал на их миры и вновь, как в детстве, был единственным и полновластным их хозяином. Он пел и провозглашал целые долгие монологи во весь голос, чтоб слышали те планеты, где он оставлял свой первый и единственный след разумного существа. Он радовался долгожданной свободе и одиночеству, даже тогда, когда анализируя данные мониторинга, пытаясь обнаружить развитые цивилизации аборигенов, терпел неудачу. Став поисковиком, он казалось, обрёл долгожданное счастье собственной жизни. Надежды на что– то ещё постепенно переставали беспокоить. Уже став счастливым человек избавляется от многих меркантильных потребностей, превращаясь либо в идиота, либо в гения. Так выходило и с ним...

  Прожитые годы отнюдь не всегда наполнены теми знаниями, которые конденсируясь превращается в мудрость. Но лишь опыт и стремление к познанию, пониманию окружающего способствуют развитию. Перейдя в поисковики он отстранялся от обычной жизни становясь тем, кем хотел быть всегда, забывая о повседневности.

  Маленькая прихожая мобильной квартиры – модуля встретила его теплом, приглушённым светом и сладким запахом сандалового дерева. Он прошёл не раздеваясь в полукруглую комнату, обозрел строгий стандартный интерьер, в котором не было ни капли домашнего уюта и усевшись в полутьме на застеленный диван высветил полукольцо широкого окна – стены напротив пытаясь насладиться видом ночного города. Весенний снег быстро таял на одежде и противной влагой стекал за шиворот. Но его это уже не так беспокоило, до отлёта с Земли в очередной рейд оставалось совсем чуть– чуть, каких– то десять – двенадцать часов. Он удовлетворённо потянулся, встал и подошёл к окну...